Путь неблизкий, километр, а может и все два. Возле открывшейся «Пятёрочки» тоже толклись местные синчуры. Эти вели себя шумно и непристойно, и, пройдя немного вперёд, я оглянулся. Двое из «Натальи» на некотором удалении следовали моим курсом.
Логику их понять было нетрудно, и я оставался спокоен. Нападать в населённом пункте, среди людей, под окнами домов, на обочине довольно таки оживлённой дороги не будут. Глупо. Значит, дадут дойти дотуда, где оживлённая часть посёлка закончится. Это метров триста-пятьсот. Что у меня есть, чем я рискую? Денег мало. Они этого видеть не могли, и не знают, если, конечно, продавщица не сдала. Получается, что охотятся за водкой. Сигареты, естественно, тоже заберут. Если получится. Ну, плюс телефон. И всё. Это мелочь, этим можно пренебречь. Но как быть, если всё же завяжется драка? Игорян учил не рисковать понапрасну. Но какой тут был риск? Двое задохликов с трясущимися руками и желанием выпить. У меня две бутылки. Первый сразу же получит одной из них по жбану. Если повезёт, она не разобьётся и останется мощным дробящим оружием. Разобьётся – колюще-режущим. Против розочки, потерявший преимущество численности негодяй, думаю, скиснет, будь он даже с ножом. Тогда, что потом? Самому придётся ноги уносить, что в корне противоречит плану мирных действий на сегодня. Лучше всего в подобной ситуации – развернуться и пойти на них, посмотреть, как отреагируют, а дальше по ситуации, захватив инициативу. Но вот незадача, мне ж обратно идти не надо, мне надо вперёд. Значит, - подумал я, - подождём.
Я ждал и ждал, но ничего не происходило. Я пересёк ещё одни пути и свернул налево, на гравийную дорогу, ведущую к колонии. Момент истины приближался. Лучшего места лихим людям не найти. Дорога извилистая, ездят по ней нечасто, вдоль неё канавы, за ними - кусты, за кустами - лес. Я снова оглянулся. Они всё также тащились за мной на значительном расстоянии. Вдруг из-за очередного поворота вырулил ментовский УАЗик. Я несколько раз энергично махнул рукой. Автомобиль остановился, дверь распахнулась, из неё наполовину вывалился молодой сержант.
- Что такое? – спросил он.
- Товарищ сержант, - быстро залепетал я, надеясь придать себе выражение испуганности, - те двое преследуют меня от самой станции, боюсь, что они что-то замышляют, задержите их ненадолго, документы проверьте, все дела. А мне бы только до садоводства дойти, а там уж сами разберёмся.
- Вас там ждут?
- Где? В садоводстве?
- Ну да, - ответил сержант.
- Ага, - соврал я, и поспешил от него отделаться. – Спасибо огромное, буквально пару минут и всё. Ещё раз спасибо.
Я прибавил ходу. Ещё раз обернулся. Менты действительно остановили моих преследователей, а что они с ними делали, я уж разглядывать не стал.
Садоводство было самое обычное, с одной главной дорогой и множеством ей параллельных и перпендикулярных. Быстро сориентировавшись, я запетлял по второстепенным направлениям, чтобы побыстрее скрыться из вида возможных преследователей. Андрюхина дача была далеко, на самом краю, возле леса, и дом его долго оставался мною незамеченным, хотя и был очень ярким. Я помнил, как проехать до него на машине, а пешим порядком, да по задворкам, заплутал, и решил идти по самой крайней линии.
Двухэтажное строение с голубыми стенами, острой зелёной крышей и такого же цвета дверями и оконными рамами узнал сразу. В памяти что-то кольнуло, и по телу расплылось приятное и спокойное чувство. Но на территории было тихо. Его машины за воротами не было, и следы на сырой грязи при подъезде отсутствовали. Зато на соседнем участке среди грядок кто-то копошился. Заметив скрюченную фигуру, я негромко поздоровался. Фигура замерла, разогнулась, повернулась и недоверчиво уставилась на меня.
- Здравствуйте, - повторил я. Фигура в ответ промолчала. – А ваши соседи, - я кивнул на голубой дом, - давно были?
- А вам какое дело? – с подозрением ответила пожилая фигура женского пола.
- Я ищу хозяина. Не знаю, где он живёт, и телефон отключён, вероятно, он сменил номер. Вот я и приехал сюда, в надежде…
- Он умер, - ответила женщина, воткнула лопату в землю и направилась ко мне.
- Как это - умер? – удивился я.
- От старости умер, милый мой, не знаешь, что ли, как люди умирают?
- От какой такой старости? Ему едва за сорок перевалило.
- А-а-а, - протянула старуха и хрипло рассмеялась. – Тьфу, твою мать. Так ты про Андрея, что ли? А я-то уж подумала. Андрей-то не хозяин, он его зять. А дед Николай, хозяин, весной ещё помер. Тьфу, на его могилу! Ох и вредный же был старик, скажу я тебе, милок.
Передо мной стояла женщина лет шестидесяти. Не знаю даже, по каким признакам я это определил, но выглядела она на все семьдесят. Может, виной тому были седые пряди, выбившиеся из под по-крестьянски повязанного на голову платка, грязные морщинистые руки, грубоватый, старческий голос, или что ещё, но только очевидно было, что глаза меня обманывают. Отсмеявшись, она будто помолодела.
- Тебя как звать-то?
- Паша, - ответил я.
- А меня называй тётя Надя, - сказала она и указала рукой на калитку, - ты проходи, проходи, не стесняйся.
Мы шли вдоль забора. Я по одну сторону, она – по другую.
- А как вас по отчеству?
- Не люблю по отчеству. Это старит. Просто тётя Надя. А зачем тебе Андрей?
- Мы работали вместе. А потом я долго жил за границей, теперь вот вернулся, узнал, что он тоже уволился, и хочу предложить ему работу. Раньше он меня в коллектив принимал, а теперь вот я хочу его зазвать.
- Гиблое дело задумал, Паша. Он за бугор работать не поедет, я давно его знаю. Точно не поедет.
- Так никто его туда и не зовёт. Здесь трудиться будем, на родных просторах, так сказать.
Мы остановились. Тётя Надя щёлкнула шпингалетом, калитка скрипнула и сама собой распахнулась. Я прошёл на территорию. Утоптанная, усыпанная гравием дорожка вела прямо к дому. По обе её стороны тянулись узкие цветники, густо утыканные подпорками, сложив головы на которые умирали высокие белые цветы.
- Георгины выращиваете, - сказал я, назвав первое пришедшее на ум название, чтобы возродить заглохший разговор, и остановился.
- Молодец, разбираешься, - заметила тётя Надя. – Чего встал? Проходи в дом, поговорим, чайку попьём.
- Да я, собственно, только про Андрея хотел спросить.
- Вот и проходи. Я тебе как раз про него расскажу.
Дом у неё был плохонький, старый и бедный, хотя ещё довольно крепкий. Крыльцо немного покосилось, первая ступенька прогнила и провалилась. Сразу за дверью оказался узкий проход, слева – лестница на второй этаж, справа - холодильник, а за ним небольшой и тоже узкий лежак. В дальнем углу, между двух окон, стояли застеленный клеёнкой стол и два стула. На столе ваза с живыми ещё цветами, несколько пачек пакетированного чая с добавками, сахарница, буханка серого хлеба в целлофановом пакете. У другой стены тоже стол, только кухонный, с обшарпанными дверцами. На этом столе стояли электроплитка и чайник. Больше в этой кухне-прихожей ничего не было, если не считать стены-перегородки, отделявшей две трети первого этажа под жилую, видимо, зону.
Не снимая куртки, я сел у окна. Склонившись над столом, понюхал белые бутоны.
- Цветы, значит, любишь? – спросила тётя Надя, суетливо заряжая чайник.
- Да, однажды я даже подарил девушке пышный букетик жёлтых тюльпанов.
- Почему жёлтых? – удивилась старушка.
- Других не было. А продавщица сказала: «Дарите на радость», - усмехнулся я.
- А чего тут смешного? – не поняла она.
- Я шёл проститься с ней. Другого повода увидеться, просто не было. Я только тогда придал значение тому, что раньше ей цветов не дарил. А день был хороший - солнечный и глупый. Мы так и стояли, говорили всякую чушь, знали, что последний раз видимся, и никто так и не сказал этого прекрасного слова «прощай».
Слушая, тётя Надя поставила на стол две кружки, придвинула сахарницу, приказала выбирать чай, какой нравится, и спросила:
- А цветы-то ей понравились?
- Она сказала, что да. А мне всё равно. Я ведь эту историю рассказал потому, что я эгоист. Я просто хотел подарить именно цветы, именно в тот день. А кроме неё у меня не было никого, кто бы правильно воспринял такой жест доброй воли. И я подарил именно цветы, именно такие, какие нравились мне.
«Зачем я обманываю эту бабушку? – подумал я. – Вовсе не по той причине я при случае рассказываю эту историю всем незнакомым людям».
Вода вскипела, и мы принялись чаёвничать. На столе образовались сушки и конфеты. Мне очень хотелось есть, но я не наглел, что бы не объедать старушку, и не сразу заметил, как ловко она втянула меня в диалог, и я неволей рассказал ей то, чего ещё никому на Родине не рассказывал. А когда беседа совершила круг и вернулась к цели моего визита, старушка, до сих пор слушавшая внимательно и с улыбкой, посерьёзнела.
- Да, - сказала она, - повертела тебя жизнь, но бывает и хуже. А я, знаешь, тебя таким себе и представляла.
- Не понял, - не понял я.
- Они с дедом Николаем самогону как напьются, ещё и моего деда затащат, да и я, бывало, выпивала с ними, так Андрей всё про тебя рассказывал, ту историю вспоминал, как вы Новый год отмечали, и ты сотрудницу соблазнял. Мастер он на такие истории. Очень уморительно у него это выходит. Мне всё интересно было, какой ты из себя. Худой, высокий, со шрамом, молодой небритый пьяница – это понятно. А вот какая подача всего этого должна быть, чтобы женщину соблазнить – это очень интересно.
- Было дело, было, - ответил я, не зная, радоваться мне или нет. – Так, а с Андреем-то что?
- Андрей-то здесь теперь нечасто бывает. Как дед Николай помер, так много мороки с участком стало, а он земляных дел не любит. Вы-то, интеллигенты, от земли оторваны. Ладно ещё сажать и растить, это не каждому дано и вообще интересно. Но ухаживать-то за участком надо. Кусты подрезать, яблони белить, да хоть траву-то косить надо. А что Андрей, что Любаня, жена его, лентяи. Шашлыки, баня, это для них. А остальное… - старуха махнула рукой, посмотрела в окно и замолчала.
Мне этот разговор не нравился, и я вернул его в прежнее русло.
- А где он сейчас работает?
- В издательстве каком-то редактором трудится.
- А в каком, вы не знаете?
- Не знаю. Я книжек-то уж не читаю, зрение не то. Всё больше телевизор смотрю.
- Ну, а телефончик его у вас есть? Ведь должен быть, соседи всё ж, мало ли чего.
- Да, конечно, номер его я тебе дам…
Мы поговорили ещё немного. Мне приходилось быть культурным и проявлять свою воспитанность. Старушка вновь оживилась. Ей было приятно, что я интересуюсь цветами, люблю огурцы и крыжовник. Она сетовала на своего деда, который всё продолжает работать, несмотря на инвалидность и больные ноги, который выпивает каждый вечер, и который должен приехать в пятницу; выражала недовольство садоводческой управой, налогами и суммами за электричество. Мне всё это было уже неинтересно, и я спешил откланяться. На прощанье она сказала, чтобы мы обязательно приезжали с Андреем вместе, уж больно ей интересно послушать, как мы наперебой будем рассказывать ту новогоднюю историю. А я оставил ей водку и пообещал, что мы обязательно приедем, будем её пить, и тогда уж непременно расскажем, как всё было на самом деле.
Обратный путь вызывал у меня некоторые опасения. Драться мне совершенно не хотелось. Но опасения оказались напрасны. Едва я вышел на центральную улицу садоводства, то услышал сзади шум мотора, махнул рукой и машина остановилась. Не старый ещё мужик, попыхивая дешёвой вонючей сигаретой, охотно согласился подбросить меня до Павловска, причём совершенно бесплатно, хотя я просился в попутчики только до станции.
В запасе у меня было ещё полдня. Предстояло навестить Нину Блотнер и стариков Игоряна. Корыстные цели ведь никто пока не отменял, а его красная «Альфа» была очень уж мне нужна.
Настроение было испорчено.
Родителей Игоряна я давно не видел. Его отец совсем поседел, лицо осунулось, голос осип. Он всегда много курил, и теперь всем телом содрогался, заходясь нездоровым кашлем. Выглядел он прескверно. Тяжёлые веки нависали на глаза и придавали ему вид очень усталого человека, ко всему равнодушного и недоверчивого. Он был немногословен, и больше спрашивал, чем отвечал. С матерью было ещё хуже. Увидев меня на пороге, она сразу расплакалась, потом схватилась за лицо руками и, причитая, поспешила в дальнюю комнату, громко, с ненавистью, захлопнув за собой дверь. Вышедший с кухни отец стоял в коридоре. Сжав и без того тонкие губы, он полу-отвернулся, будто хотел, но не решался, посмотреть ей в след. Затем быстро взглянул на меня и попросил пройти в кухню. От всего этого я чувствовал себя нежеланным гостем, будто это я принёс в их дом страшную весть.
На кухне царила стабильность. За прошедшие годы там ничего не изменилось. Всё тот же столетник на подоконнике, рядом с ним хлебница и банка с чайным грибом. В углу по-прежнему бухтел старый «Индезит». Только раньше отец выходил курить на улицу, а теперь на столе стояла банка от растворимого кофе наполовину забитая окурками «Союз Аполлон».
- За рулём? – спросил старый Михаил Афанасьевич. Не дожидаясь ответа, он порылся в холодильнике и выставил на стол бутылку «Столичной» и банку шпрот.
- Пока нет, - ляпнул я.
- Знаю. Если б не машина, ты бы и не пришёл, наверное.
- Я бы пришёл.
- Должен был прийти.
- Должен, - согласился я. – И пришёл.
- Тогда пей.
Он поставил на стол две большие ребристые советские стопки, налил в них до краёв, открыл консервы, жестом указал мне достать хлеб. Я заметил, с каким трудом далась ему современная банка с колечком, которым сначала надо проткнуть крышку, а затем тянуть за него, эту крышку отрывая. Рука его выглядела крепкой, но силы в ней было мало. Старик сильно сдал.
Мы выпили, закусили рыбками и зажевали их «Бородинским», по краюшке отломив от одного куска. Михаил Афанасьевич посверлил меня своим тяжёлым взглядом и спросил:
- Подробности знаешь?
Я сразу понял, о чём речь.
- Так, в общих чертах.
- Рассказывай, - ответил старик и налил ещё по одной. Мы снова выпили, закусили, зажевали. Закурили.
- Хохлы диверсию готовили. Их группа хотела линию соприкосновения пересечь, но нарвалась на боевое охранение. Игорян там командиром был. Завязался бой. А ночь, не видно ни черта. Стреляли на звук, на вспышку. Скоротечный контакт вышел, но без особого ожесточения. А потом вдруг с той стороны стрельба смолкла, и кто-то кричит: «Кончай палить, суки, по своим же долбите». Игорян своим крикнул: «Не стрелять!», а тем «свои все здесь! Автоматы за спину, руки поднять, выходи по одному!». А они далеко от основных сил были, да и ночь же, спят все. Пока подтянутся… а тут каждая секунда на счету. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут же первый с той стороны показался. Идёт, руки подняты, а больше ничего и не видно, во тьме-то. А Игорян, нет, чтобы бойцам приказать, сам зачем-то ему навстречу пошёл. Тут длинная очередь из темноты ударила и скосила и «своего» и Игоряна. Ну, наши по ним в ответ со всех стволов.
Логику их понять было нетрудно, и я оставался спокоен. Нападать в населённом пункте, среди людей, под окнами домов, на обочине довольно таки оживлённой дороги не будут. Глупо. Значит, дадут дойти дотуда, где оживлённая часть посёлка закончится. Это метров триста-пятьсот. Что у меня есть, чем я рискую? Денег мало. Они этого видеть не могли, и не знают, если, конечно, продавщица не сдала. Получается, что охотятся за водкой. Сигареты, естественно, тоже заберут. Если получится. Ну, плюс телефон. И всё. Это мелочь, этим можно пренебречь. Но как быть, если всё же завяжется драка? Игорян учил не рисковать понапрасну. Но какой тут был риск? Двое задохликов с трясущимися руками и желанием выпить. У меня две бутылки. Первый сразу же получит одной из них по жбану. Если повезёт, она не разобьётся и останется мощным дробящим оружием. Разобьётся – колюще-режущим. Против розочки, потерявший преимущество численности негодяй, думаю, скиснет, будь он даже с ножом. Тогда, что потом? Самому придётся ноги уносить, что в корне противоречит плану мирных действий на сегодня. Лучше всего в подобной ситуации – развернуться и пойти на них, посмотреть, как отреагируют, а дальше по ситуации, захватив инициативу. Но вот незадача, мне ж обратно идти не надо, мне надо вперёд. Значит, - подумал я, - подождём.
Я ждал и ждал, но ничего не происходило. Я пересёк ещё одни пути и свернул налево, на гравийную дорогу, ведущую к колонии. Момент истины приближался. Лучшего места лихим людям не найти. Дорога извилистая, ездят по ней нечасто, вдоль неё канавы, за ними - кусты, за кустами - лес. Я снова оглянулся. Они всё также тащились за мной на значительном расстоянии. Вдруг из-за очередного поворота вырулил ментовский УАЗик. Я несколько раз энергично махнул рукой. Автомобиль остановился, дверь распахнулась, из неё наполовину вывалился молодой сержант.
- Что такое? – спросил он.
- Товарищ сержант, - быстро залепетал я, надеясь придать себе выражение испуганности, - те двое преследуют меня от самой станции, боюсь, что они что-то замышляют, задержите их ненадолго, документы проверьте, все дела. А мне бы только до садоводства дойти, а там уж сами разберёмся.
- Вас там ждут?
- Где? В садоводстве?
- Ну да, - ответил сержант.
- Ага, - соврал я, и поспешил от него отделаться. – Спасибо огромное, буквально пару минут и всё. Ещё раз спасибо.
Я прибавил ходу. Ещё раз обернулся. Менты действительно остановили моих преследователей, а что они с ними делали, я уж разглядывать не стал.
Садоводство было самое обычное, с одной главной дорогой и множеством ей параллельных и перпендикулярных. Быстро сориентировавшись, я запетлял по второстепенным направлениям, чтобы побыстрее скрыться из вида возможных преследователей. Андрюхина дача была далеко, на самом краю, возле леса, и дом его долго оставался мною незамеченным, хотя и был очень ярким. Я помнил, как проехать до него на машине, а пешим порядком, да по задворкам, заплутал, и решил идти по самой крайней линии.
Двухэтажное строение с голубыми стенами, острой зелёной крышей и такого же цвета дверями и оконными рамами узнал сразу. В памяти что-то кольнуло, и по телу расплылось приятное и спокойное чувство. Но на территории было тихо. Его машины за воротами не было, и следы на сырой грязи при подъезде отсутствовали. Зато на соседнем участке среди грядок кто-то копошился. Заметив скрюченную фигуру, я негромко поздоровался. Фигура замерла, разогнулась, повернулась и недоверчиво уставилась на меня.
- Здравствуйте, - повторил я. Фигура в ответ промолчала. – А ваши соседи, - я кивнул на голубой дом, - давно были?
- А вам какое дело? – с подозрением ответила пожилая фигура женского пола.
- Я ищу хозяина. Не знаю, где он живёт, и телефон отключён, вероятно, он сменил номер. Вот я и приехал сюда, в надежде…
- Он умер, - ответила женщина, воткнула лопату в землю и направилась ко мне.
- Как это - умер? – удивился я.
- От старости умер, милый мой, не знаешь, что ли, как люди умирают?
- От какой такой старости? Ему едва за сорок перевалило.
- А-а-а, - протянула старуха и хрипло рассмеялась. – Тьфу, твою мать. Так ты про Андрея, что ли? А я-то уж подумала. Андрей-то не хозяин, он его зять. А дед Николай, хозяин, весной ещё помер. Тьфу, на его могилу! Ох и вредный же был старик, скажу я тебе, милок.
Передо мной стояла женщина лет шестидесяти. Не знаю даже, по каким признакам я это определил, но выглядела она на все семьдесят. Может, виной тому были седые пряди, выбившиеся из под по-крестьянски повязанного на голову платка, грязные морщинистые руки, грубоватый, старческий голос, или что ещё, но только очевидно было, что глаза меня обманывают. Отсмеявшись, она будто помолодела.
- Тебя как звать-то?
- Паша, - ответил я.
- А меня называй тётя Надя, - сказала она и указала рукой на калитку, - ты проходи, проходи, не стесняйся.
Мы шли вдоль забора. Я по одну сторону, она – по другую.
- А как вас по отчеству?
- Не люблю по отчеству. Это старит. Просто тётя Надя. А зачем тебе Андрей?
- Мы работали вместе. А потом я долго жил за границей, теперь вот вернулся, узнал, что он тоже уволился, и хочу предложить ему работу. Раньше он меня в коллектив принимал, а теперь вот я хочу его зазвать.
- Гиблое дело задумал, Паша. Он за бугор работать не поедет, я давно его знаю. Точно не поедет.
- Так никто его туда и не зовёт. Здесь трудиться будем, на родных просторах, так сказать.
Мы остановились. Тётя Надя щёлкнула шпингалетом, калитка скрипнула и сама собой распахнулась. Я прошёл на территорию. Утоптанная, усыпанная гравием дорожка вела прямо к дому. По обе её стороны тянулись узкие цветники, густо утыканные подпорками, сложив головы на которые умирали высокие белые цветы.
- Георгины выращиваете, - сказал я, назвав первое пришедшее на ум название, чтобы возродить заглохший разговор, и остановился.
- Молодец, разбираешься, - заметила тётя Надя. – Чего встал? Проходи в дом, поговорим, чайку попьём.
- Да я, собственно, только про Андрея хотел спросить.
- Вот и проходи. Я тебе как раз про него расскажу.
Дом у неё был плохонький, старый и бедный, хотя ещё довольно крепкий. Крыльцо немного покосилось, первая ступенька прогнила и провалилась. Сразу за дверью оказался узкий проход, слева – лестница на второй этаж, справа - холодильник, а за ним небольшой и тоже узкий лежак. В дальнем углу, между двух окон, стояли застеленный клеёнкой стол и два стула. На столе ваза с живыми ещё цветами, несколько пачек пакетированного чая с добавками, сахарница, буханка серого хлеба в целлофановом пакете. У другой стены тоже стол, только кухонный, с обшарпанными дверцами. На этом столе стояли электроплитка и чайник. Больше в этой кухне-прихожей ничего не было, если не считать стены-перегородки, отделявшей две трети первого этажа под жилую, видимо, зону.
Не снимая куртки, я сел у окна. Склонившись над столом, понюхал белые бутоны.
- Цветы, значит, любишь? – спросила тётя Надя, суетливо заряжая чайник.
- Да, однажды я даже подарил девушке пышный букетик жёлтых тюльпанов.
- Почему жёлтых? – удивилась старушка.
- Других не было. А продавщица сказала: «Дарите на радость», - усмехнулся я.
- А чего тут смешного? – не поняла она.
- Я шёл проститься с ней. Другого повода увидеться, просто не было. Я только тогда придал значение тому, что раньше ей цветов не дарил. А день был хороший - солнечный и глупый. Мы так и стояли, говорили всякую чушь, знали, что последний раз видимся, и никто так и не сказал этого прекрасного слова «прощай».
Слушая, тётя Надя поставила на стол две кружки, придвинула сахарницу, приказала выбирать чай, какой нравится, и спросила:
- А цветы-то ей понравились?
- Она сказала, что да. А мне всё равно. Я ведь эту историю рассказал потому, что я эгоист. Я просто хотел подарить именно цветы, именно в тот день. А кроме неё у меня не было никого, кто бы правильно воспринял такой жест доброй воли. И я подарил именно цветы, именно такие, какие нравились мне.
«Зачем я обманываю эту бабушку? – подумал я. – Вовсе не по той причине я при случае рассказываю эту историю всем незнакомым людям».
Вода вскипела, и мы принялись чаёвничать. На столе образовались сушки и конфеты. Мне очень хотелось есть, но я не наглел, что бы не объедать старушку, и не сразу заметил, как ловко она втянула меня в диалог, и я неволей рассказал ей то, чего ещё никому на Родине не рассказывал. А когда беседа совершила круг и вернулась к цели моего визита, старушка, до сих пор слушавшая внимательно и с улыбкой, посерьёзнела.
- Да, - сказала она, - повертела тебя жизнь, но бывает и хуже. А я, знаешь, тебя таким себе и представляла.
- Не понял, - не понял я.
- Они с дедом Николаем самогону как напьются, ещё и моего деда затащат, да и я, бывало, выпивала с ними, так Андрей всё про тебя рассказывал, ту историю вспоминал, как вы Новый год отмечали, и ты сотрудницу соблазнял. Мастер он на такие истории. Очень уморительно у него это выходит. Мне всё интересно было, какой ты из себя. Худой, высокий, со шрамом, молодой небритый пьяница – это понятно. А вот какая подача всего этого должна быть, чтобы женщину соблазнить – это очень интересно.
- Было дело, было, - ответил я, не зная, радоваться мне или нет. – Так, а с Андреем-то что?
- Андрей-то здесь теперь нечасто бывает. Как дед Николай помер, так много мороки с участком стало, а он земляных дел не любит. Вы-то, интеллигенты, от земли оторваны. Ладно ещё сажать и растить, это не каждому дано и вообще интересно. Но ухаживать-то за участком надо. Кусты подрезать, яблони белить, да хоть траву-то косить надо. А что Андрей, что Любаня, жена его, лентяи. Шашлыки, баня, это для них. А остальное… - старуха махнула рукой, посмотрела в окно и замолчала.
Мне этот разговор не нравился, и я вернул его в прежнее русло.
- А где он сейчас работает?
- В издательстве каком-то редактором трудится.
- А в каком, вы не знаете?
- Не знаю. Я книжек-то уж не читаю, зрение не то. Всё больше телевизор смотрю.
- Ну, а телефончик его у вас есть? Ведь должен быть, соседи всё ж, мало ли чего.
- Да, конечно, номер его я тебе дам…
Мы поговорили ещё немного. Мне приходилось быть культурным и проявлять свою воспитанность. Старушка вновь оживилась. Ей было приятно, что я интересуюсь цветами, люблю огурцы и крыжовник. Она сетовала на своего деда, который всё продолжает работать, несмотря на инвалидность и больные ноги, который выпивает каждый вечер, и который должен приехать в пятницу; выражала недовольство садоводческой управой, налогами и суммами за электричество. Мне всё это было уже неинтересно, и я спешил откланяться. На прощанье она сказала, чтобы мы обязательно приезжали с Андреем вместе, уж больно ей интересно послушать, как мы наперебой будем рассказывать ту новогоднюю историю. А я оставил ей водку и пообещал, что мы обязательно приедем, будем её пить, и тогда уж непременно расскажем, как всё было на самом деле.
Обратный путь вызывал у меня некоторые опасения. Драться мне совершенно не хотелось. Но опасения оказались напрасны. Едва я вышел на центральную улицу садоводства, то услышал сзади шум мотора, махнул рукой и машина остановилась. Не старый ещё мужик, попыхивая дешёвой вонючей сигаретой, охотно согласился подбросить меня до Павловска, причём совершенно бесплатно, хотя я просился в попутчики только до станции.
В запасе у меня было ещё полдня. Предстояло навестить Нину Блотнер и стариков Игоряна. Корыстные цели ведь никто пока не отменял, а его красная «Альфа» была очень уж мне нужна.
***
Настроение было испорчено.
Родителей Игоряна я давно не видел. Его отец совсем поседел, лицо осунулось, голос осип. Он всегда много курил, и теперь всем телом содрогался, заходясь нездоровым кашлем. Выглядел он прескверно. Тяжёлые веки нависали на глаза и придавали ему вид очень усталого человека, ко всему равнодушного и недоверчивого. Он был немногословен, и больше спрашивал, чем отвечал. С матерью было ещё хуже. Увидев меня на пороге, она сразу расплакалась, потом схватилась за лицо руками и, причитая, поспешила в дальнюю комнату, громко, с ненавистью, захлопнув за собой дверь. Вышедший с кухни отец стоял в коридоре. Сжав и без того тонкие губы, он полу-отвернулся, будто хотел, но не решался, посмотреть ей в след. Затем быстро взглянул на меня и попросил пройти в кухню. От всего этого я чувствовал себя нежеланным гостем, будто это я принёс в их дом страшную весть.
На кухне царила стабильность. За прошедшие годы там ничего не изменилось. Всё тот же столетник на подоконнике, рядом с ним хлебница и банка с чайным грибом. В углу по-прежнему бухтел старый «Индезит». Только раньше отец выходил курить на улицу, а теперь на столе стояла банка от растворимого кофе наполовину забитая окурками «Союз Аполлон».
- За рулём? – спросил старый Михаил Афанасьевич. Не дожидаясь ответа, он порылся в холодильнике и выставил на стол бутылку «Столичной» и банку шпрот.
- Пока нет, - ляпнул я.
- Знаю. Если б не машина, ты бы и не пришёл, наверное.
- Я бы пришёл.
- Должен был прийти.
- Должен, - согласился я. – И пришёл.
- Тогда пей.
Он поставил на стол две большие ребристые советские стопки, налил в них до краёв, открыл консервы, жестом указал мне достать хлеб. Я заметил, с каким трудом далась ему современная банка с колечком, которым сначала надо проткнуть крышку, а затем тянуть за него, эту крышку отрывая. Рука его выглядела крепкой, но силы в ней было мало. Старик сильно сдал.
Мы выпили, закусили рыбками и зажевали их «Бородинским», по краюшке отломив от одного куска. Михаил Афанасьевич посверлил меня своим тяжёлым взглядом и спросил:
- Подробности знаешь?
Я сразу понял, о чём речь.
- Так, в общих чертах.
- Рассказывай, - ответил старик и налил ещё по одной. Мы снова выпили, закусили, зажевали. Закурили.
- Хохлы диверсию готовили. Их группа хотела линию соприкосновения пересечь, но нарвалась на боевое охранение. Игорян там командиром был. Завязался бой. А ночь, не видно ни черта. Стреляли на звук, на вспышку. Скоротечный контакт вышел, но без особого ожесточения. А потом вдруг с той стороны стрельба смолкла, и кто-то кричит: «Кончай палить, суки, по своим же долбите». Игорян своим крикнул: «Не стрелять!», а тем «свои все здесь! Автоматы за спину, руки поднять, выходи по одному!». А они далеко от основных сил были, да и ночь же, спят все. Пока подтянутся… а тут каждая секунда на счету. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут же первый с той стороны показался. Идёт, руки подняты, а больше ничего и не видно, во тьме-то. А Игорян, нет, чтобы бойцам приказать, сам зачем-то ему навстречу пошёл. Тут длинная очередь из темноты ударила и скосила и «своего» и Игоряна. Ну, наши по ним в ответ со всех стволов.
