Мне вспомнился один университетский знакомый, очень на этого типа похожий. Уж не знаю как в деле, а в общении с женщинами он был страстен, нежен и мило забавен одновременно, отчего, вкупе со странноватостью походки и некоторой суетливостью движений, походил на енота-полоскуна.
Столкнувшись с этим воспоминанием, я невольно улыбнулся и отступил на шаг в сторону. Это не осталось незамеченным, и впервые с момента моего появления в магазине мы с девушкой встретились взглядами. Она меня узнала, я это сразу понял, но, как ни в чём не бывало, продолжила общение с этим наглецом. Их беседа шла на приятном для неё поле – пока пиво сифонилось по бутылкам, они обсуждали закуски. Кальмары, осьминоги, мидии, копчёный тунец и прочие морские черти навевали на меня уныние похуже самих пивососов; она же с упоением рассказывала, как всё это любит и чего и сколько может съесть. Несмотря на низкую калорийность морепродуктов, любовь к еде находила отражение в её внешности. Щёки – не аргумент, но вот руки… когда я обратил внимание на припухлость её рук, всё очарование щекастенькой блондинки сдулось. Руки - это важно, а у неё совсем не те были руки, в которые хочется вложить самое дорогое.
Забрав свой набор любителя телевизора и неразборчивых женщин, парень, не прощаясь, вышел. Мы остались в магазине одни. Озадаченный своим открытием, я затерялся в дебрях неловкости, позабыв, чего именно ожидал от этой встречи.
- Здравствуйте, - сказала девушка, - давненько вас не было видно.
- А я знал, что вы меня не забыли. Здравствуйте, - ответил я. – Я вас тоже помню, но вот имя позабыл.
- А знали? – улыбнулась она.
- И не знал, - честно признался я, - но если бы спросил, вы могли бы подумать, будто я хочу познакомиться.
- А вы не хотите?
- Да я думаю, что и без меня желающих хватает, - перехотев, ответил я.
- Что есть, того не отнять.
- А я, значит, не буду. Дайте мне, пожалуйста, «Эскорт» жёлтый, бумажки «ОСВ» чёрные, две, и шестимиллиметровые «Маскот».
Расплатившись, я собрал свои покупки, кивнув головой, попрощался и направился к выходу.
- А меня Женя зовут, - бросила она мне вслед.
- Не поверите, но меня тоже, - ответил я, уже твёрдо решив никогда больше сюда не возвращаться.
***
На седьмой день я возомнил себя маленьким Господом Богом и устроил себе выходной. Процесс сотворения персонального нового мира был завершён. Оставалось дождаться и посмотреть, как будет развиваться его жизнь. Зрелище предстояло быть интересным.
Делать было нечего с самого утра, а ведь ещё вчера, на шестой день трудов праведных, я был целеустремлён, полон планов и надежд. Но запланированная на шестой день встреча с Йогой, хоть и дала свой результат, а всё ж прошла не так, как было задумано. Возглавить нашу службу безопасности он отказался, и даже убедил меня в нецелесообразности данной затеи. Не нужна, мол, она нашей конторе вообще, куда проще и дешевле будет доверить все дела организации сторонней, специализирующейся на вопросах безопасности уже давно и имеющей сильные оперативные позиции в регионе. Поскольку он в такой организации занимал один из ведущих постов, спорить с ним я не стал. Весомых аргументов для этого просто не нашлось. На том и порешили.
В разгар утра я вызвонил Жигалова. Встретились, обсудили всё ещё раз, теперь уже более обстоятельно. Я рассказал ему про свою жизнь в течение последнего года, про Ирку, про нашу встречу. Разговор вышел долгий. Он слушал внимательно, но постоянно перебивал, интересуясь исключительно личностью самой Ирки. Ну, бабник, что с него взять?
После обеда я зашёл к Кестнерам, но их не оказалось дома. Звонить по телефону не стал, отложив разговор на вечер. Вечерняя же беседа никакой новизны в наше будущее не привнесла.
Ира сказала – Ира сделала. Конечно, мы не созванивались каждый день, но она сама позвонила ровно неделю спустя после начала моей «трудовой» деятельности.
Она застала меня врасплох. Нет, я не был с другой женщиной. Нет, я не был пьян. Окружённый кафелем, я сидел и читал. Когда раздался звонок, Роберт Джордан сжимал под столом рукоятку револьвера. «Ну и переводчики, гуманитарии, мать их так, - подумал я в тот момент, - в тридцать седьмом году у Роберта наверняка был пистолет». Но телефон ожил, и я от неожиданности вздрогнул, будто Джордан действительно выстрелил, причём рядом, причём случайно и в мою сторону.
Я поспешил в комнату, схватил телефон и вернулся в читальню.
- Привет, - на выдохе, как мог томнее, произнёс я.
- Как у тебя дела? – ответила Ира. В этом равнодушном вопросе отчётливо слышался деловой звон, но я решил повалять дурака.
- Всё нормально. Падаю.
- Не поняла.
- Покоряю новые глубины.
- Что?
- Опускаюсь всё ниже.
- В смысле?
- Вся квартира в дыму, борода уже нависает над горлом водолазки, закончилась водка.
- И что это значит? – спросила Ира. Кажется, своим тупоумием мне удалось пошатнуть её мыслительное равновесие.
- Это значит, что впереди кроется всё самое интересное.
- А именно?
- Страх и болезненная неизвестность. А ты о чём подумала?
- А я подумала, что ты в самом деле снова пьёшь. Но теперь понимаю, что с настроением у тебя всё в порядке. А пить, я прошу тебя, не надо.
Это её «прошу» зацепило меня. Я балагурил от слабости, чтобы прикрыть свою беззащитную неудачливость. Но Ира одним лишь словом заставила вновь почувствовать себя сильным и нужным. И я стал чуточку серьёзнее.
- Знаешь Ира, я по-прежнему верю в этих людей. Но не в их силу. Сдаётся мне, что ничего не выйдет.
- В рискованных началах нельзя полагаться на одну только силу. Если у твоих друзей жизнь состоялась, сложилась, то они не обязаны всё бросить и с головой уйти в неизведанное. Авантюризм – это про тебя. Но и ты не такой крутой, как можешь о себе думать. Просто тебе терять нечего.
- Вот спасибо, подбодрила.
- Я не о том, - ответила Ира. – Я хочу сказать, что прекрасно понимаю, что ты помогаешь из-за своих чувств ко мне. Я это ценю. Для меня это важно и нужно, ведь меня никто не любил по-настоящему и не стремился помочь. Все хотели только одного. Ну, ты понимаешь.
- Понимаю, - выдохнул я.
Это была неприятная тема, а другой она быть и не может. «Как уж тут не хотеть, когда ты рядом? Другое дело – что тебя рядом нет. С момента нашего расставания я и думал-то о тебе раза полтора, не больше. Да и как тебе сказать, радость моя длинноногая, что все мои чувства всегда заканчиваются безапелляционным ничем? Не знаю, как сказать, не знаю. Да и надо ли говорить? Наверное, надо…».
- Когда ты приедешь? Я жду.
- Мы увидимся уже завтра, ближе к вечеру, - ласково ответила она. Мне отчего-то вдруг стало грустно. – У нас будет два дня, мы всё обсудим и решим. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. До завтра, любимый.
- Ага, - промямлил я. «Любимый» окончательно выбил меня из колеи, и я не нашёл для неё ласкового слова. – До завтра.
Может быть, она сказала бы мне что-то ещё, но я быстро повесил трубку. Как же это страшно, чёрт возьми, когда женщина признаётся тебе в любви. Тем более, если ты в этот момент сидишь на унитазе. Было грустно, ведь я знал, что не смогу сегодня больше читать, и не узнаю, пристрелит Джордан Пабло в пещере, или нет. Я знал, что весь этот день и большую часть дня завтрашнего буду думать о другом.
Вечером следующего дня мы с Ирой приехали в «Уно кафе». Я не мазохист, и хрен бы прибыл туда добровольно. Но так хотела Ира. Она там бывала раньше, но это было давно и ей очень хотелось снова. А мне даже не было неинтересно, с кем она туда ходила. И чего только этих женщин туда так тянет? Я был там однажды, и до сих пор по минутам помню тот вечер. Тогда заведение тоже выбирал не я. Игорян вот тоже водил туда баб, и очень его нахваливал. И бабы, говорил он, тоже от этого кафе без ума. Видимо, в этой жизни я не понимаю большего, чем могу себе представить.
Мы приехали на Игоряновской «Альфа Ромео». «Красная бестия», так он называл её, лихо влетела на парковку, урча породистым шестицилиндровым «Буссо», едва не наскочив на цветочную клумбу. Вчера я получил права и переоформил машину на себя. Номера остались старые, с красивой комбинацией цифр 721, за что я переименовал тачку в «Счастливую щуку». В этом не только крылся смысл понятный любителям советского кинематографа, но это ещё и в полной мере соответствовало её длинному хищному профилю. И хотя я едва ли не целые сутки провёл за рулём, приноровиться к буйному итальянскому нраву не успел, а бодрая отзывчивость на газ так и подстёгивала притопить тугую педаль.
Наше резкое появление, несомненно, обратило на себя внимание курящих перед входом. Я нажал кнопочку на брелоке, машина моргнула поворотниками, и мы, не сговариваясь, молча, красуясь, прошли в заведение.
Как и в прошлое моё посещение, внутри было шумно. Все столики стоящие вдоль высоких окон были заняты, на других, что в центре, стояли таблички «Reserved». Пройдя мимо них и не смотря на других посетителей, мы заняли стол у дальней от входа стены. Стол беспонтовый, но других не было. Проявляя наигранную галантность, я отодвинул стул, приглашая Иру присаживаться. Она, едва улыбнувшись, благородно кивнула. Я сел напротив, чтобы видеть вход. Это было бессмысленно, ибо опасности ждать не приходилось, но так учил Игорян. Тут же появилась официантка, положила перед нами меню и винную карту, и спросила, не желаем ли мы заказать что-нибудь сразу.
- Апельсиновый сок, - ответил я.
- И два абсента, - добавила Ира. – Оба мне.
Глаза официантки загадочно блеснули и она исчезла.
- А ты не теряешь формы, - усмехнулся я.
- У тебя учусь.
- Похвально и приятно. Что будешь есть? – спросил я, пролистывая меню, хотя и знал, на чём остановлюсь.
- То же что и ты.
- А на второе?
- И на второе.
- И на десерт. А потом напьёшься… - дразнил я.
- Сегодня особенный вечер. Сегодня можно.
- И чем же он особенный? – я был не на шутку взволнован, потому что поведение Иры было каким-то странным, и с момента входа в кафе менялось на глазах.
- Я долго его ждала…
- А я буду жаркое из баранины. А в нём лук, и чеснок, и перец. Женщины такое не едят.
- Только когда хотят понравиться, - парировала Ира. – А мне уже можно.
- Хрен поспоришь с таким аргументом. Тогда, может, закажем сразу четыре порции?
- А ты осилишь две?
- Меня больше интересует, осилишь ли ты три.
Ира поняла, на что я намекал, и засмеялась. Звонко и нескромно. Нам принесли наши жидкости. Мы сделали основной заказ. Чокнувшись, выпили, и полился неспешный разговор о делах. Мне этого не хотелось. Такой разговор был скучен и не соответствовал моменту. Я лениво пересказывал неделю своего бытия, выслушивал поддакивания, замечания, короткие наставления. Происходило что-то неведомое, незримое, что-то такое, чего никогда прежде испытывать не приходилось.
Я не мог понять себя. Мне и прежде не нравилось это заведение, и за прошедшие годы ничего в нём не изменилось, но ожидаемые воспоминания, которые я столько раз прокручивал в памяти, не атаковали. Передо мной сидела шикарная женщина, но она не волновала меня. Я знал, чем закончится вечер и чем продлится ночь, я даже ждал этого, но не конкретно от неё, а вообще. При этом женщина смотрела на меня влюблёнными глазами.
Всё же по-разному действует на людей разлука.
Я сидел напротив, и думал, и слушал, и что-то отвечал, и снова думал, противопоставлял, отмечал. Что-то хотел сказать и о чём-то молчал. А время шло, и мы ели, пили, ходили курить, снова ели, опять пили. Всё шло кругом, повторяясь вновь и вновь, будто уже было когда-то, будто мы живём вечно. Даже странно, что это происходило со мной на трезвую голову.
И вдруг всё сломалось.
В огромном стекле отражалась обстановка кафе, и я не мог видеть деталей того, что происходило снаружи. Я заметил лишь появившиеся на парковке фары, и как они погасли. Прошли секунды, и в дверях появились двое. Она и он. Он – в коротком стёганом пуховичке, как подобие гусеницы, она – в приталенном и подпоясанном пальто длиной чуть выше колен. Она была ниже его сантиметров на двадцать, килограмм на тридцать легче, и судя по его лицу, процентов на сорок умнее. Парень был симпатичный, но ничем не примечательный. А её я узнал бы из тысячи. Из сотен тысяч. Из миллиона. Она не изменила своей манере держаться, но изменилась сама, для меня же оставаясь неизменной.
Нелепость и трагизм ситуации сложились прямо-таки кинематографические. Им не оставалось другого выбора, кроме как занять соседний столик, а у меня не было шансов скрыться. Это был ужас. Провал. Фиаско.
Это была la femme fatale. Катя.
- В общем, нам нужен круглый стол, - сказала Ира, подводя итог своего стратегического плана.
- Полагаю, что мои друзья не очень походят на рыцарей тевтонского ордена, - ответил я, искоса заглядывая ей в глаза, чуть наклонив голову, чтобы боковым зрением отмечать поведение Кати.
- От них этого и не требуется. Ты их только собери всех вместе, а я уже покажу тебе, как убеждать и работать с возражениями.
- Только не пробуй их купить. А то я боюсь, что ещё кто-нибудь продастся.
- Ты в них не уверен? В ком именно?
- Прежде всего, я не уверен в самом себе. Много времени прошло с тех пор как мы готовы были драться друг за друга. Теперь Земля не кажется мне такой уж плоской и стоящей на трёх китах.
Ира недовольно насупилась, но то была гримаса сострадательного смеха. Я казался ей наивным и полным юношеских идеалов. Тем временем, я давно уже заметил, что всё в мире держится на противопоставлениях: дружба и предательство, измена и любовь, богатство и нужда, централизованная власть и сепаратизм. Пока каждый держится за своё – ничего ещё не кончено. А Игорян вот, например, сдался, и поэтому его убили.
Но ничего из этого я не сказал. Ира всё равно бы не поняла. Или просто не признала мою правоту. А эта неделя стала хорошим сроком для осмысления. Она отлично смыла романтический флёр, оставив за собой лишь лёгкий шлейф понятной привязанности, свойственной всем отчаянно влюблённым.
Я посмотрел на неё и сказал:
- По этой причине ты и мне доверять не должна. Я ненадёжен.
- Хочешь включить обратку?
- Нет.
- Тогда в чём дело?
«В чём дело, в чём дело, - думал я. – Во мне, в тебе, в этом чёртовом мире, забывшем все заповеди Христовы. Впрочем, подставлять другую щёку – это уже перебор».
Тут я заметил как Катя, что-то сказав своему кавалеру, поднялась, резанула по мне быстрым взглядом, развернулась, пошла в сторону бара и свернула за угол. Я помнил, что там была уборная.
- Что там? – спросила Ира и сама на мгновение обернулась. – Кого-то увидел?
- Нет.
- А глаза так и вспыхнули.
- Показалось, что знакомый, тот, в углу у окна. Но это не он, у того нос сломан, и его ни с кем не спутаешь.
- А я думала, что опять на официанток пялишься, - сказала Ира, и по её тону я не понял, шутка это или нет.
- Скажу по секрету, что пока мы с тобой не виделись, я уже вдоволь напялился, - ответил я. – А, между прочим, были варианты. Извини, я на минутку.
Столкнувшись с этим воспоминанием, я невольно улыбнулся и отступил на шаг в сторону. Это не осталось незамеченным, и впервые с момента моего появления в магазине мы с девушкой встретились взглядами. Она меня узнала, я это сразу понял, но, как ни в чём не бывало, продолжила общение с этим наглецом. Их беседа шла на приятном для неё поле – пока пиво сифонилось по бутылкам, они обсуждали закуски. Кальмары, осьминоги, мидии, копчёный тунец и прочие морские черти навевали на меня уныние похуже самих пивососов; она же с упоением рассказывала, как всё это любит и чего и сколько может съесть. Несмотря на низкую калорийность морепродуктов, любовь к еде находила отражение в её внешности. Щёки – не аргумент, но вот руки… когда я обратил внимание на припухлость её рук, всё очарование щекастенькой блондинки сдулось. Руки - это важно, а у неё совсем не те были руки, в которые хочется вложить самое дорогое.
Забрав свой набор любителя телевизора и неразборчивых женщин, парень, не прощаясь, вышел. Мы остались в магазине одни. Озадаченный своим открытием, я затерялся в дебрях неловкости, позабыв, чего именно ожидал от этой встречи.
- Здравствуйте, - сказала девушка, - давненько вас не было видно.
- А я знал, что вы меня не забыли. Здравствуйте, - ответил я. – Я вас тоже помню, но вот имя позабыл.
- А знали? – улыбнулась она.
- И не знал, - честно признался я, - но если бы спросил, вы могли бы подумать, будто я хочу познакомиться.
- А вы не хотите?
- Да я думаю, что и без меня желающих хватает, - перехотев, ответил я.
- Что есть, того не отнять.
- А я, значит, не буду. Дайте мне, пожалуйста, «Эскорт» жёлтый, бумажки «ОСВ» чёрные, две, и шестимиллиметровые «Маскот».
Расплатившись, я собрал свои покупки, кивнув головой, попрощался и направился к выходу.
- А меня Женя зовут, - бросила она мне вслед.
- Не поверите, но меня тоже, - ответил я, уже твёрдо решив никогда больше сюда не возвращаться.
***
На седьмой день я возомнил себя маленьким Господом Богом и устроил себе выходной. Процесс сотворения персонального нового мира был завершён. Оставалось дождаться и посмотреть, как будет развиваться его жизнь. Зрелище предстояло быть интересным.
Делать было нечего с самого утра, а ведь ещё вчера, на шестой день трудов праведных, я был целеустремлён, полон планов и надежд. Но запланированная на шестой день встреча с Йогой, хоть и дала свой результат, а всё ж прошла не так, как было задумано. Возглавить нашу службу безопасности он отказался, и даже убедил меня в нецелесообразности данной затеи. Не нужна, мол, она нашей конторе вообще, куда проще и дешевле будет доверить все дела организации сторонней, специализирующейся на вопросах безопасности уже давно и имеющей сильные оперативные позиции в регионе. Поскольку он в такой организации занимал один из ведущих постов, спорить с ним я не стал. Весомых аргументов для этого просто не нашлось. На том и порешили.
В разгар утра я вызвонил Жигалова. Встретились, обсудили всё ещё раз, теперь уже более обстоятельно. Я рассказал ему про свою жизнь в течение последнего года, про Ирку, про нашу встречу. Разговор вышел долгий. Он слушал внимательно, но постоянно перебивал, интересуясь исключительно личностью самой Ирки. Ну, бабник, что с него взять?
После обеда я зашёл к Кестнерам, но их не оказалось дома. Звонить по телефону не стал, отложив разговор на вечер. Вечерняя же беседа никакой новизны в наше будущее не привнесла.
***
Ира сказала – Ира сделала. Конечно, мы не созванивались каждый день, но она сама позвонила ровно неделю спустя после начала моей «трудовой» деятельности.
Она застала меня врасплох. Нет, я не был с другой женщиной. Нет, я не был пьян. Окружённый кафелем, я сидел и читал. Когда раздался звонок, Роберт Джордан сжимал под столом рукоятку револьвера. «Ну и переводчики, гуманитарии, мать их так, - подумал я в тот момент, - в тридцать седьмом году у Роберта наверняка был пистолет». Но телефон ожил, и я от неожиданности вздрогнул, будто Джордан действительно выстрелил, причём рядом, причём случайно и в мою сторону.
Я поспешил в комнату, схватил телефон и вернулся в читальню.
- Привет, - на выдохе, как мог томнее, произнёс я.
- Как у тебя дела? – ответила Ира. В этом равнодушном вопросе отчётливо слышался деловой звон, но я решил повалять дурака.
- Всё нормально. Падаю.
- Не поняла.
- Покоряю новые глубины.
- Что?
- Опускаюсь всё ниже.
- В смысле?
- Вся квартира в дыму, борода уже нависает над горлом водолазки, закончилась водка.
- И что это значит? – спросила Ира. Кажется, своим тупоумием мне удалось пошатнуть её мыслительное равновесие.
- Это значит, что впереди кроется всё самое интересное.
- А именно?
- Страх и болезненная неизвестность. А ты о чём подумала?
- А я подумала, что ты в самом деле снова пьёшь. Но теперь понимаю, что с настроением у тебя всё в порядке. А пить, я прошу тебя, не надо.
Это её «прошу» зацепило меня. Я балагурил от слабости, чтобы прикрыть свою беззащитную неудачливость. Но Ира одним лишь словом заставила вновь почувствовать себя сильным и нужным. И я стал чуточку серьёзнее.
- Знаешь Ира, я по-прежнему верю в этих людей. Но не в их силу. Сдаётся мне, что ничего не выйдет.
- В рискованных началах нельзя полагаться на одну только силу. Если у твоих друзей жизнь состоялась, сложилась, то они не обязаны всё бросить и с головой уйти в неизведанное. Авантюризм – это про тебя. Но и ты не такой крутой, как можешь о себе думать. Просто тебе терять нечего.
- Вот спасибо, подбодрила.
- Я не о том, - ответила Ира. – Я хочу сказать, что прекрасно понимаю, что ты помогаешь из-за своих чувств ко мне. Я это ценю. Для меня это важно и нужно, ведь меня никто не любил по-настоящему и не стремился помочь. Все хотели только одного. Ну, ты понимаешь.
- Понимаю, - выдохнул я.
Это была неприятная тема, а другой она быть и не может. «Как уж тут не хотеть, когда ты рядом? Другое дело – что тебя рядом нет. С момента нашего расставания я и думал-то о тебе раза полтора, не больше. Да и как тебе сказать, радость моя длинноногая, что все мои чувства всегда заканчиваются безапелляционным ничем? Не знаю, как сказать, не знаю. Да и надо ли говорить? Наверное, надо…».
- Когда ты приедешь? Я жду.
- Мы увидимся уже завтра, ближе к вечеру, - ласково ответила она. Мне отчего-то вдруг стало грустно. – У нас будет два дня, мы всё обсудим и решим. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. До завтра, любимый.
- Ага, - промямлил я. «Любимый» окончательно выбил меня из колеи, и я не нашёл для неё ласкового слова. – До завтра.
Может быть, она сказала бы мне что-то ещё, но я быстро повесил трубку. Как же это страшно, чёрт возьми, когда женщина признаётся тебе в любви. Тем более, если ты в этот момент сидишь на унитазе. Было грустно, ведь я знал, что не смогу сегодня больше читать, и не узнаю, пристрелит Джордан Пабло в пещере, или нет. Я знал, что весь этот день и большую часть дня завтрашнего буду думать о другом.
***
Вечером следующего дня мы с Ирой приехали в «Уно кафе». Я не мазохист, и хрен бы прибыл туда добровольно. Но так хотела Ира. Она там бывала раньше, но это было давно и ей очень хотелось снова. А мне даже не было неинтересно, с кем она туда ходила. И чего только этих женщин туда так тянет? Я был там однажды, и до сих пор по минутам помню тот вечер. Тогда заведение тоже выбирал не я. Игорян вот тоже водил туда баб, и очень его нахваливал. И бабы, говорил он, тоже от этого кафе без ума. Видимо, в этой жизни я не понимаю большего, чем могу себе представить.
Мы приехали на Игоряновской «Альфа Ромео». «Красная бестия», так он называл её, лихо влетела на парковку, урча породистым шестицилиндровым «Буссо», едва не наскочив на цветочную клумбу. Вчера я получил права и переоформил машину на себя. Номера остались старые, с красивой комбинацией цифр 721, за что я переименовал тачку в «Счастливую щуку». В этом не только крылся смысл понятный любителям советского кинематографа, но это ещё и в полной мере соответствовало её длинному хищному профилю. И хотя я едва ли не целые сутки провёл за рулём, приноровиться к буйному итальянскому нраву не успел, а бодрая отзывчивость на газ так и подстёгивала притопить тугую педаль.
Наше резкое появление, несомненно, обратило на себя внимание курящих перед входом. Я нажал кнопочку на брелоке, машина моргнула поворотниками, и мы, не сговариваясь, молча, красуясь, прошли в заведение.
Как и в прошлое моё посещение, внутри было шумно. Все столики стоящие вдоль высоких окон были заняты, на других, что в центре, стояли таблички «Reserved». Пройдя мимо них и не смотря на других посетителей, мы заняли стол у дальней от входа стены. Стол беспонтовый, но других не было. Проявляя наигранную галантность, я отодвинул стул, приглашая Иру присаживаться. Она, едва улыбнувшись, благородно кивнула. Я сел напротив, чтобы видеть вход. Это было бессмысленно, ибо опасности ждать не приходилось, но так учил Игорян. Тут же появилась официантка, положила перед нами меню и винную карту, и спросила, не желаем ли мы заказать что-нибудь сразу.
- Апельсиновый сок, - ответил я.
- И два абсента, - добавила Ира. – Оба мне.
Глаза официантки загадочно блеснули и она исчезла.
- А ты не теряешь формы, - усмехнулся я.
- У тебя учусь.
- Похвально и приятно. Что будешь есть? – спросил я, пролистывая меню, хотя и знал, на чём остановлюсь.
- То же что и ты.
- А на второе?
- И на второе.
- И на десерт. А потом напьёшься… - дразнил я.
- Сегодня особенный вечер. Сегодня можно.
- И чем же он особенный? – я был не на шутку взволнован, потому что поведение Иры было каким-то странным, и с момента входа в кафе менялось на глазах.
- Я долго его ждала…
- А я буду жаркое из баранины. А в нём лук, и чеснок, и перец. Женщины такое не едят.
- Только когда хотят понравиться, - парировала Ира. – А мне уже можно.
- Хрен поспоришь с таким аргументом. Тогда, может, закажем сразу четыре порции?
- А ты осилишь две?
- Меня больше интересует, осилишь ли ты три.
Ира поняла, на что я намекал, и засмеялась. Звонко и нескромно. Нам принесли наши жидкости. Мы сделали основной заказ. Чокнувшись, выпили, и полился неспешный разговор о делах. Мне этого не хотелось. Такой разговор был скучен и не соответствовал моменту. Я лениво пересказывал неделю своего бытия, выслушивал поддакивания, замечания, короткие наставления. Происходило что-то неведомое, незримое, что-то такое, чего никогда прежде испытывать не приходилось.
Я не мог понять себя. Мне и прежде не нравилось это заведение, и за прошедшие годы ничего в нём не изменилось, но ожидаемые воспоминания, которые я столько раз прокручивал в памяти, не атаковали. Передо мной сидела шикарная женщина, но она не волновала меня. Я знал, чем закончится вечер и чем продлится ночь, я даже ждал этого, но не конкретно от неё, а вообще. При этом женщина смотрела на меня влюблёнными глазами.
Всё же по-разному действует на людей разлука.
Я сидел напротив, и думал, и слушал, и что-то отвечал, и снова думал, противопоставлял, отмечал. Что-то хотел сказать и о чём-то молчал. А время шло, и мы ели, пили, ходили курить, снова ели, опять пили. Всё шло кругом, повторяясь вновь и вновь, будто уже было когда-то, будто мы живём вечно. Даже странно, что это происходило со мной на трезвую голову.
И вдруг всё сломалось.
В огромном стекле отражалась обстановка кафе, и я не мог видеть деталей того, что происходило снаружи. Я заметил лишь появившиеся на парковке фары, и как они погасли. Прошли секунды, и в дверях появились двое. Она и он. Он – в коротком стёганом пуховичке, как подобие гусеницы, она – в приталенном и подпоясанном пальто длиной чуть выше колен. Она была ниже его сантиметров на двадцать, килограмм на тридцать легче, и судя по его лицу, процентов на сорок умнее. Парень был симпатичный, но ничем не примечательный. А её я узнал бы из тысячи. Из сотен тысяч. Из миллиона. Она не изменила своей манере держаться, но изменилась сама, для меня же оставаясь неизменной.
Нелепость и трагизм ситуации сложились прямо-таки кинематографические. Им не оставалось другого выбора, кроме как занять соседний столик, а у меня не было шансов скрыться. Это был ужас. Провал. Фиаско.
Это была la femme fatale. Катя.
- В общем, нам нужен круглый стол, - сказала Ира, подводя итог своего стратегического плана.
- Полагаю, что мои друзья не очень походят на рыцарей тевтонского ордена, - ответил я, искоса заглядывая ей в глаза, чуть наклонив голову, чтобы боковым зрением отмечать поведение Кати.
- От них этого и не требуется. Ты их только собери всех вместе, а я уже покажу тебе, как убеждать и работать с возражениями.
- Только не пробуй их купить. А то я боюсь, что ещё кто-нибудь продастся.
- Ты в них не уверен? В ком именно?
- Прежде всего, я не уверен в самом себе. Много времени прошло с тех пор как мы готовы были драться друг за друга. Теперь Земля не кажется мне такой уж плоской и стоящей на трёх китах.
Ира недовольно насупилась, но то была гримаса сострадательного смеха. Я казался ей наивным и полным юношеских идеалов. Тем временем, я давно уже заметил, что всё в мире держится на противопоставлениях: дружба и предательство, измена и любовь, богатство и нужда, централизованная власть и сепаратизм. Пока каждый держится за своё – ничего ещё не кончено. А Игорян вот, например, сдался, и поэтому его убили.
Но ничего из этого я не сказал. Ира всё равно бы не поняла. Или просто не признала мою правоту. А эта неделя стала хорошим сроком для осмысления. Она отлично смыла романтический флёр, оставив за собой лишь лёгкий шлейф понятной привязанности, свойственной всем отчаянно влюблённым.
Я посмотрел на неё и сказал:
- По этой причине ты и мне доверять не должна. Я ненадёжен.
- Хочешь включить обратку?
- Нет.
- Тогда в чём дело?
«В чём дело, в чём дело, - думал я. – Во мне, в тебе, в этом чёртовом мире, забывшем все заповеди Христовы. Впрочем, подставлять другую щёку – это уже перебор».
Тут я заметил как Катя, что-то сказав своему кавалеру, поднялась, резанула по мне быстрым взглядом, развернулась, пошла в сторону бара и свернула за угол. Я помнил, что там была уборная.
- Что там? – спросила Ира и сама на мгновение обернулась. – Кого-то увидел?
- Нет.
- А глаза так и вспыхнули.
- Показалось, что знакомый, тот, в углу у окна. Но это не он, у того нос сломан, и его ни с кем не спутаешь.
- А я думала, что опять на официанток пялишься, - сказала Ира, и по её тону я не понял, шутка это или нет.
- Скажу по секрету, что пока мы с тобой не виделись, я уже вдоволь напялился, - ответил я. – А, между прочим, были варианты. Извини, я на минутку.
