Несмотря на это, странное тепло разливалось у него внутри, когда она говорила что-то вроде: «дорогой Тимоша, ты так меня выручаешь» или «милый мой мальчик, что бы я без тебя делала». На фоне выбранной линии взаимоотношений, странными казались ему эти слова, то и дело подкрепляемые не менее тёплыми мимолётными взглядами. Вдруг скажет, посмотрит, и тут же глаза отводит. Вот как это было понимать? По вечерам Тима часто об этом думал.
Теперь он вяло брёл вниз по набережной, и мысли его терзали совсем иные. Солнце светило в спину. Навстречу шли влюблённые парочки. В каскадах канала сновали пожирающие тину утки. Размышления тянули ко дну. Теряясь между злобой и бессильной ревностью, свойственной всем интеллигентам и слабакам, Тима, не помня себя, доплёлся до дома.
На лавочке во дворе сидело счастье. У счастья было имя – Вика. Издали заметив его, она манила его рукой. Собрав на лице остатки воли, он присел рядом с ней.
- Вот сколько тебя можно ждать? – с упрёком, но ехидно, спросила она.
- Давно ждёшь?
- Сколько надо. Ты давно уже должен был прийти.
- Да я чего-то в пути задержался, залюбовался закатными пейзажами.
- Ты пошлый романтик. Чего ты там не видел только, в этих пейзажах?
- Если часто смотреть на красоту, можно увидеть вечность, - ответил Тима, сам удивившись своему философскому высказыванию.
- А если смотреть долго, можно стать идиотом.
- Даже спорить не стану, только хочу заметить, что идиотом жить легче. А ты чего меня ждёшь-то?
- У тебя завтра день рожденья, и я хочу тебя поздравить. И отметить уже сегодня. Ты не против?
- Точно, а я и забыл совсем.
Слева зашевелились кусты и из них с шуршанием вылезла Кайса. Маленькая белая собачонка породы «какой-то там терьер», виляя коротким хвостиком и забавно фыркая, подбежала к ним, обнюхала Тимины мокасины и пулей влетела на скамейку, усевшись между ним и хозяйкой. Он потрепал собаку за ухом. Вика спросила:
- Так против или нет?
- Ну конечно нет. Только у меня дома пусто и отмечать нечем. Мама в отпуск уехала, поэтому и жрать тоже, наверное, нечего. Я не помню.
- Мои тоже уехали, только на дачу. Зато у меня есть шампанское, и пиццу закажем. Давай?
- Давай, только пойдём к тебе, а то мне домой идти что-то не очень охота.
- Можно и ко мне, мне так даже спокойнее, - ответила Вика.
Прямолинейность этого высказывания Тима пропустил мимо ушей.
Викина квартира была такая же, как его собственная, даже обстановка на кухне, где они сидели, была похожа. Из крана капала вода, барабаня по нержавеющей мойке. В открытое окно влетали звуки проезжающих мимо дома машин.
- Что-то ты какой-то невесёлый, - заметила Вика, не сводя глаз с его лица. – На работе проблемы?
- Да не то чтобы, - отмахнулся Тима, - просто, как-то… в общем, неприятно всё сложилось.
Вика давно уже рассталась с очередным парнем, с которым жила где-то на Васильевском острове, и когда учеба завершилась, с дипломом на руках вернулась в отчий дом. Училась она на вечернем, поэтому работала давно, ещё со второго курса. Коллектив был чисто женский. В университете же парней было не очень много, но, если сильно не придираться и очень хотеть, выбрать было можно, чем она и пользовалась. Знакомиться самой, первой, выбирая – было её принципом. Теперь же, лишённая выбора, она не знала куда податься и, как многие девушки, страдала от одиночества. Почти два месяца поисков успехом не увенчались. С Тимой она специально встреч не искала, но по-соседски виделась часто и была в курсе всех его трудовых и творческих перипетий.
- Что, с этой женщиной так ничего и не вышло?
- Да я и не хотел.
- Да ладно, не хотел он. Ты же совсем один, всегда.
- К ней у меня чувства совсем другого порядка.
- Чувства чувствами, а остальное?
Тима посмотрел на неё с недовольством. Она улыбнулась.
- Прости, - сказала Вика, - что-то меня несёт не туда. Кушать хочется. Может, не будем ждать, и откроем шампанское уже сейчас?
- Давай.
- Шампанское в холодильнике, холодильник у тебя за спиной. Открывай, это дело мужское.
Тима встал и обернулся с таким задумчивым видом, будто двухметровый холодильник мог потеряться на маленькой кухне и его, если что, предстояло ещё найти. Достав из дверцы пузатую бутылку «Gancia ASTI» Тима вернулся за стол и принялся изучать этикетку.
- Это не шампанское, а игристое, - заметил, наконец, он.
- Не умничай, открывай уже. Я так хочу холодненького после этой чёртовой жары.
Звучно чпокнув пробкой, сдувая лёгкий дымок, он подул на горлышко, как это делают крутые парни в старых американских фильмах, после стрельбы обдувая стволы своих револьверов.
- А из чего пить будем? – спросил Тима, оглядываясь вокруг и не находя подходящей посуды.
- Холодненькое я предпочитаю из горла, - сказала Вика и отняла у него бутылку. – Ну, за тебя!
Она сделала большой глоток. Газы ударили в нос, и она, поморщившись, протянула бутылку Тиме. Умиляясь её гримасе, он тоже присосался к бутылке долгим глотком. Газики покарали и его. Он икнул.
- Тебе тоже нравится этот момент, когда в нос шибает? – спросила Вика.
- Не очень. Мне больше нравится, когда спирт по мозгам бьёт, - признался Тима. – А ещё лучше, когда после пива совсем уж невтерпёж и торопишься отлить – вот тогда мощь.
- Ты просто животное, - разлилась смехом Вика.
- А ты… - Тима не придумал, как бы её обозвать покультурнее, и замолчал.
Тут раздался гудок домофона, и Вика со словами «пицца приехала» поспешила к двери. Доставщик что-то мямлил; она, в привычной для себя манере, отвечала бойко, весело и многословно. Вернулась Вика с огромной коробкой, пышущей жаром и благоухающей горячим тестом, грибами, беконом и паприкой.
Они ели быстро и жадно, не откусывая – отрывая зубами большие куски. Смотрели друг на друга и молчали, усиленно работая челюстями и по очереди отпивая из бутылки сладкое игристое. Вика была сама на себя не похожа. Умяв третий кусок без корочек, она не дала доесть Тиме, отняв у него огрызок и швырнув его обратно в коробку. Взяв салфетку, она аккуратно промокнула губы. Другой салфеткой, как слюнявого младенца, утёрла Тиму. Оробевшего от неожиданного натиска, Вика потянула его к себе, крепко ухватив за ворот рубашки-поло. Сама, через угол стола, подалась ему навстречу и поцеловала. Её тонкие губы были горячи и солоноваты, глаза смотрели прямо и грубо. Глубоко дыша, Вика встала, взяла его за руку и потянула за собой, вглубь квартиры. Тима подался легко, успев прихватить с собой недопитую бутылку.
- Ты уверена? – глупо спросил он, едва поспевая за ней.
- Не глупи, - сказала, как отрезала, Вика.
Алиса погибла осенью 2012-го. Это произошло на трассе «Скандинавия», где-то между поворотами на Гаврилово и Лейпясуо. Она всегда ездила быстро, уверяя, что медленно ползущие за окном пейзажи её удручают. Тем вечером, уже затемно, она возвращалась из Выборга, где жила её мама. После смерти мужа Алиса навещала её особенно часто. Она много раз говорила, что хочет забрать её оттуда к себе, что так всем будет лучше, но та сопротивлялась, парируя, что за полвека привыкла к этому городу и покидать его не собирается. К тому же Выборг был ей дорог тем, что там она познакомилась со своим мужем, и там же его схоронила. Та же история была и у Алисы, только в Пушкине. Такая вот преемственность поколений. Такая вот вечная любовь и верность.
Незадолго до своей гибели она начала особенно часто вспоминать мужа. Всё говорила о нём и говорила, а потом вдруг замолкала. Иногда она плакала. Тима не понимал, что вдруг такое и почему на неё находит. В эти моменты он тоже молчал, не пытаясь успокоить её словами, и лишь обняв легонько, поглаживал по волосам. Успокаиваясь, она снова называла его «милый Тимоша» и целовала в висок, а спустя несколько минут, как ни в чём не бывало, становилась прежней, какой он видел её только при первых встречах, и к которой не успел привыкнуть.
Купив машину, Тима часто ездил туда, где она погибла, но точного места отыскать не смог. Кенотафом родственники не озаботились. Может быть, оно и правильно. Во время поездок он всегда останавливался на обочине в одном и том же месте, куда его инстинктивно влекло. Остановившись, он выходил из машины и курил. На глаза наворачивались слёзы. Утеревшись, он ехал обратно и сворачивал к станции Лейпясуо. Там у него был иной интерес. Туда тоже влекло. Тоже инстинктивно.
Похоронили Алису в Выборге, рядом с могилой отца. На похороны Тима не поехал. Самому себе было стыдно признаться, но просто не хватило духу. Не хотел он видеть мёртвой женщину, подарившую ему столько новых и противоречивых, но всегда исключительно тёплых чувств. В музее-заповеднике из-за этого на него стали посматривать искоса. Понятное дело - думали, молодой любовник. Стали думать – сволочь, свинья неблагодарная.
Его экскурсии в скором времени отменили, сославшись на то, что тема уж больно невесёлая, праздничной атмосферы не создаёт, более того – навевает дурные впечатления, а китайским туристам непонятна вовсе. К тому же, мол, эта суета и денег-то особенно не приносит. В общем, Тимофей, идите на хрен.
То же самое случилось и с музеем. ИХ музеем. Алиса так и говорила – «он наш». Не считая матери, это была первая женщина, с которой у него было что-то «наше», а значит, было «мы». Это важно. Всё те же её родственники музей закрыли, имущество вывезли и, наверное, распродали. Что же ещё с ним делать? По крайне мере, Тима точно знал, что в дар выборгскому музею «Зимней войны» никто ничего существенного не передавал. О потере своей коллекции он не жалел. В музее он всё равно никем не числился и никаких прав на экспонаты предъявить бы не смог. Да и не хотел. Думать о таких мелочах на фоне потери было больно.
Свято место пусто не бывает. Вскоре на том же месте открылся новый музей той же тематики. Тима никогда не заходил туда. Мотивы – понятны.
Из интеллигентного экскурсовода пришлось переквалифицироваться в грязного автослесаря.
С Викой всё было проще.
В 2010-ом они ещё встречались, почти две недели, каждый день. Преимущественно у него. Потом вернулась его мать, и в Вике что-то сломалось. Он успел привязаться к ней, а она…
Она его предала. Продала, связавшись с Димоном. Лишила друга, наделённого собственным жильём и новой дорогой машиной. Был, конечно, вариант, что это не она продалась, а её купили. Но Тима истины не знал, и гнал эту мысль, не в силах возложить такую ответственность на своего друга.
Нет, в нём не было злости, он не прекратил с ними общаться, но контакты свёл к минимуму. Через несколько лет они поженились. Тут что-то сломалось и в Тиме. Он понял, что теперь остался по-настоящему один. Совсем.
Казалось, что навсегда.
Замуж – раз, замуж – два
Семейная жизнь бывает разной. Тут вариантов столько, что все и не перечислишь. С семейным счастьем дело обстоит иначе: оно или есть, или его нет. Вот у Димона оно было, правда, не долго, но ему хватило.
Поначалу всё шло неплохо. Жизнь била ключом. Свадебное путешествие на Мальорку, помпезное возвращение домой с продолжением гуляния, клуб стритрейсеров, новизна половой жизни, обострённой новым статусом. На работе (фирма-то серьёзная!) к женатым сотрудникам относились с должным почтением, и перед носом замаячило первое повышение.
Жена тоже изменилась в лучшую сторону, что редко случается с добившимися своего женщинами. Вика стала важной. Её взгляд наполнился чрезмерной уверенностью, голос стал мягче, а манера общения – снисходительнее. Она покровительственно взирала на окружающих, особенно на незамужних подруг. Даже походка её переменилась, обретя невиданную прежде размеренность широкого шага. И только её маникюр стал ещё глупее в своей разнообразности.
Жизнь кипела и бурлила. Жизнь проходила мимо. Кабаки сменились ресторанами, прогулки в парке сменились ресторанами, непринуждённые беседы в обнимку на диване тоже сменились ресторанами. И скоро неизведанных ресторанов в округе не осталось, а уютные семейные вечера всё не наступали. Им хотелось движения, но не прежнего беззаботного веселья, а чего-то принципиально нового. Билось в истерике неуёмное желание выйти в свет, показать себя. Где-то в районе копчика зудело, чесались руки, и туманилось в глазах от предвкушения очередных жизненных перемен. Но не тут-то было, ибо если ты не родился в свете, то никому ты там и не нужен: ни богатый, ни женатый, никакой.
На этом этапе семейной жизни и вылезла первая проблема. Название она носила простое и порочное – круг общения. Этот самый круг, ранее осязаемый и обоняемый, стремительно сузился, как очко в момент подкравшейся непредвиденной опасности. Первыми, что было особенно удивительно, отсеялись другие женатые пары. Затем их примеру последовали те, кто в ЗАГС не стремился. А дольше всех продержались одиночки, - и идейные и несчастные, - громко вопившие о свободе и что никто им не нужен, да и женится-то не на ком, и замуж выходить не за кого, обвинявшие женщин в меркантильности, а мужчин – в инфантильности и кобелизме.
С парами всё было более-менее ясно. Женатые ждали потомства, либо уже обзавелись им. Этим было не до мечтаний и гуляний, их заботили совершенно иные проблемы. Неженатые, ещё не накушавшиеся любовной романтики, тоже встали под парус и отчалили к другим берегам. Их понять было сложнее, но тоже можно. Одиночки же, как и в былые времена, снова стали самыми интересными собеседниками. В их жизни ещё что-то происходило, им всегда было о чём рассказать, а если нет, то бедолаг всегда можно было отбомбардировать глупыми вопросами и высокопарными наставлениями о пользе второй половинки и вреде полового воздержания. К тому же, одиночки – прекрасные собутыльники. Лучшие. Превосходные. Неподражаемые.
Так для Вики и Димона алкоголь стал верным спутником и единственным спасением в пучинах и водоворотах необузданного женатства.
Первым отдушину для себя нашёл Димон. В окружении алкогольных паров он открыл в себе тайную страсть к философским суждениям и неуёмное стремление к их записыванию. Вика, считавшая, что мужчина имеет право на безобидное увлечение, относилась к этому благосклонно. Но только поначалу. Всё начало меняться, когда она прочла в карманном блокноте мужа: «ЗАГС – это такое место, куда ушлые шлёндры ведут своих оленей, чьи кустистые рога густо увешаны переваренной слипшейся лапшой».
А за день до этого…
… Они шли по Павловскому шоссе.
День стоял прекрасный – погожий, сентябрьский. Солнце ныряло в кучевые облака. Решили прогуляться и отметить. Часы показывали полтретьего пополудни, календарь – первое сентября. Дата знаменательная: начало учебного года и ровно полгода со дня их свадьбы. На школьников и студентов им, конечно же, было начхать. Димон, в общем-то, и полугодие свадьбы послал бы в те же степи, но жена настояла. Спорить с ней он не хотел, вызвать её недовольство – тоже. Странное дело, но с тех самых пор как снюхались у Тимы за спиной, они ни разу не ругались.
Прогулявшись, они хотели зайти в тот ресторан, где праздновали начало семейной жизни, но до туда ещё надо было дойти.
Теперь он вяло брёл вниз по набережной, и мысли его терзали совсем иные. Солнце светило в спину. Навстречу шли влюблённые парочки. В каскадах канала сновали пожирающие тину утки. Размышления тянули ко дну. Теряясь между злобой и бессильной ревностью, свойственной всем интеллигентам и слабакам, Тима, не помня себя, доплёлся до дома.
На лавочке во дворе сидело счастье. У счастья было имя – Вика. Издали заметив его, она манила его рукой. Собрав на лице остатки воли, он присел рядом с ней.
- Вот сколько тебя можно ждать? – с упрёком, но ехидно, спросила она.
- Давно ждёшь?
- Сколько надо. Ты давно уже должен был прийти.
- Да я чего-то в пути задержался, залюбовался закатными пейзажами.
- Ты пошлый романтик. Чего ты там не видел только, в этих пейзажах?
- Если часто смотреть на красоту, можно увидеть вечность, - ответил Тима, сам удивившись своему философскому высказыванию.
- А если смотреть долго, можно стать идиотом.
- Даже спорить не стану, только хочу заметить, что идиотом жить легче. А ты чего меня ждёшь-то?
- У тебя завтра день рожденья, и я хочу тебя поздравить. И отметить уже сегодня. Ты не против?
- Точно, а я и забыл совсем.
Слева зашевелились кусты и из них с шуршанием вылезла Кайса. Маленькая белая собачонка породы «какой-то там терьер», виляя коротким хвостиком и забавно фыркая, подбежала к ним, обнюхала Тимины мокасины и пулей влетела на скамейку, усевшись между ним и хозяйкой. Он потрепал собаку за ухом. Вика спросила:
- Так против или нет?
- Ну конечно нет. Только у меня дома пусто и отмечать нечем. Мама в отпуск уехала, поэтому и жрать тоже, наверное, нечего. Я не помню.
- Мои тоже уехали, только на дачу. Зато у меня есть шампанское, и пиццу закажем. Давай?
- Давай, только пойдём к тебе, а то мне домой идти что-то не очень охота.
- Можно и ко мне, мне так даже спокойнее, - ответила Вика.
Прямолинейность этого высказывания Тима пропустил мимо ушей.
Викина квартира была такая же, как его собственная, даже обстановка на кухне, где они сидели, была похожа. Из крана капала вода, барабаня по нержавеющей мойке. В открытое окно влетали звуки проезжающих мимо дома машин.
- Что-то ты какой-то невесёлый, - заметила Вика, не сводя глаз с его лица. – На работе проблемы?
- Да не то чтобы, - отмахнулся Тима, - просто, как-то… в общем, неприятно всё сложилось.
Вика давно уже рассталась с очередным парнем, с которым жила где-то на Васильевском острове, и когда учеба завершилась, с дипломом на руках вернулась в отчий дом. Училась она на вечернем, поэтому работала давно, ещё со второго курса. Коллектив был чисто женский. В университете же парней было не очень много, но, если сильно не придираться и очень хотеть, выбрать было можно, чем она и пользовалась. Знакомиться самой, первой, выбирая – было её принципом. Теперь же, лишённая выбора, она не знала куда податься и, как многие девушки, страдала от одиночества. Почти два месяца поисков успехом не увенчались. С Тимой она специально встреч не искала, но по-соседски виделась часто и была в курсе всех его трудовых и творческих перипетий.
- Что, с этой женщиной так ничего и не вышло?
- Да я и не хотел.
- Да ладно, не хотел он. Ты же совсем один, всегда.
- К ней у меня чувства совсем другого порядка.
- Чувства чувствами, а остальное?
Тима посмотрел на неё с недовольством. Она улыбнулась.
- Прости, - сказала Вика, - что-то меня несёт не туда. Кушать хочется. Может, не будем ждать, и откроем шампанское уже сейчас?
- Давай.
- Шампанское в холодильнике, холодильник у тебя за спиной. Открывай, это дело мужское.
Тима встал и обернулся с таким задумчивым видом, будто двухметровый холодильник мог потеряться на маленькой кухне и его, если что, предстояло ещё найти. Достав из дверцы пузатую бутылку «Gancia ASTI» Тима вернулся за стол и принялся изучать этикетку.
- Это не шампанское, а игристое, - заметил, наконец, он.
- Не умничай, открывай уже. Я так хочу холодненького после этой чёртовой жары.
Звучно чпокнув пробкой, сдувая лёгкий дымок, он подул на горлышко, как это делают крутые парни в старых американских фильмах, после стрельбы обдувая стволы своих револьверов.
- А из чего пить будем? – спросил Тима, оглядываясь вокруг и не находя подходящей посуды.
- Холодненькое я предпочитаю из горла, - сказала Вика и отняла у него бутылку. – Ну, за тебя!
Она сделала большой глоток. Газы ударили в нос, и она, поморщившись, протянула бутылку Тиме. Умиляясь её гримасе, он тоже присосался к бутылке долгим глотком. Газики покарали и его. Он икнул.
- Тебе тоже нравится этот момент, когда в нос шибает? – спросила Вика.
- Не очень. Мне больше нравится, когда спирт по мозгам бьёт, - признался Тима. – А ещё лучше, когда после пива совсем уж невтерпёж и торопишься отлить – вот тогда мощь.
- Ты просто животное, - разлилась смехом Вика.
- А ты… - Тима не придумал, как бы её обозвать покультурнее, и замолчал.
Тут раздался гудок домофона, и Вика со словами «пицца приехала» поспешила к двери. Доставщик что-то мямлил; она, в привычной для себя манере, отвечала бойко, весело и многословно. Вернулась Вика с огромной коробкой, пышущей жаром и благоухающей горячим тестом, грибами, беконом и паприкой.
Они ели быстро и жадно, не откусывая – отрывая зубами большие куски. Смотрели друг на друга и молчали, усиленно работая челюстями и по очереди отпивая из бутылки сладкое игристое. Вика была сама на себя не похожа. Умяв третий кусок без корочек, она не дала доесть Тиме, отняв у него огрызок и швырнув его обратно в коробку. Взяв салфетку, она аккуратно промокнула губы. Другой салфеткой, как слюнявого младенца, утёрла Тиму. Оробевшего от неожиданного натиска, Вика потянула его к себе, крепко ухватив за ворот рубашки-поло. Сама, через угол стола, подалась ему навстречу и поцеловала. Её тонкие губы были горячи и солоноваты, глаза смотрели прямо и грубо. Глубоко дыша, Вика встала, взяла его за руку и потянула за собой, вглубь квартиры. Тима подался легко, успев прихватить с собой недопитую бутылку.
- Ты уверена? – глупо спросил он, едва поспевая за ней.
- Не глупи, - сказала, как отрезала, Вика.
***
Алиса погибла осенью 2012-го. Это произошло на трассе «Скандинавия», где-то между поворотами на Гаврилово и Лейпясуо. Она всегда ездила быстро, уверяя, что медленно ползущие за окном пейзажи её удручают. Тем вечером, уже затемно, она возвращалась из Выборга, где жила её мама. После смерти мужа Алиса навещала её особенно часто. Она много раз говорила, что хочет забрать её оттуда к себе, что так всем будет лучше, но та сопротивлялась, парируя, что за полвека привыкла к этому городу и покидать его не собирается. К тому же Выборг был ей дорог тем, что там она познакомилась со своим мужем, и там же его схоронила. Та же история была и у Алисы, только в Пушкине. Такая вот преемственность поколений. Такая вот вечная любовь и верность.
Незадолго до своей гибели она начала особенно часто вспоминать мужа. Всё говорила о нём и говорила, а потом вдруг замолкала. Иногда она плакала. Тима не понимал, что вдруг такое и почему на неё находит. В эти моменты он тоже молчал, не пытаясь успокоить её словами, и лишь обняв легонько, поглаживал по волосам. Успокаиваясь, она снова называла его «милый Тимоша» и целовала в висок, а спустя несколько минут, как ни в чём не бывало, становилась прежней, какой он видел её только при первых встречах, и к которой не успел привыкнуть.
Купив машину, Тима часто ездил туда, где она погибла, но точного места отыскать не смог. Кенотафом родственники не озаботились. Может быть, оно и правильно. Во время поездок он всегда останавливался на обочине в одном и том же месте, куда его инстинктивно влекло. Остановившись, он выходил из машины и курил. На глаза наворачивались слёзы. Утеревшись, он ехал обратно и сворачивал к станции Лейпясуо. Там у него был иной интерес. Туда тоже влекло. Тоже инстинктивно.
Похоронили Алису в Выборге, рядом с могилой отца. На похороны Тима не поехал. Самому себе было стыдно признаться, но просто не хватило духу. Не хотел он видеть мёртвой женщину, подарившую ему столько новых и противоречивых, но всегда исключительно тёплых чувств. В музее-заповеднике из-за этого на него стали посматривать искоса. Понятное дело - думали, молодой любовник. Стали думать – сволочь, свинья неблагодарная.
Его экскурсии в скором времени отменили, сославшись на то, что тема уж больно невесёлая, праздничной атмосферы не создаёт, более того – навевает дурные впечатления, а китайским туристам непонятна вовсе. К тому же, мол, эта суета и денег-то особенно не приносит. В общем, Тимофей, идите на хрен.
То же самое случилось и с музеем. ИХ музеем. Алиса так и говорила – «он наш». Не считая матери, это была первая женщина, с которой у него было что-то «наше», а значит, было «мы». Это важно. Всё те же её родственники музей закрыли, имущество вывезли и, наверное, распродали. Что же ещё с ним делать? По крайне мере, Тима точно знал, что в дар выборгскому музею «Зимней войны» никто ничего существенного не передавал. О потере своей коллекции он не жалел. В музее он всё равно никем не числился и никаких прав на экспонаты предъявить бы не смог. Да и не хотел. Думать о таких мелочах на фоне потери было больно.
Свято место пусто не бывает. Вскоре на том же месте открылся новый музей той же тематики. Тима никогда не заходил туда. Мотивы – понятны.
Из интеллигентного экскурсовода пришлось переквалифицироваться в грязного автослесаря.
С Викой всё было проще.
В 2010-ом они ещё встречались, почти две недели, каждый день. Преимущественно у него. Потом вернулась его мать, и в Вике что-то сломалось. Он успел привязаться к ней, а она…
Она его предала. Продала, связавшись с Димоном. Лишила друга, наделённого собственным жильём и новой дорогой машиной. Был, конечно, вариант, что это не она продалась, а её купили. Но Тима истины не знал, и гнал эту мысль, не в силах возложить такую ответственность на своего друга.
Нет, в нём не было злости, он не прекратил с ними общаться, но контакты свёл к минимуму. Через несколько лет они поженились. Тут что-то сломалось и в Тиме. Он понял, что теперь остался по-настоящему один. Совсем.
Казалось, что навсегда.
Часть 2
Замуж – раз, замуж – два
***
Семейная жизнь бывает разной. Тут вариантов столько, что все и не перечислишь. С семейным счастьем дело обстоит иначе: оно или есть, или его нет. Вот у Димона оно было, правда, не долго, но ему хватило.
Поначалу всё шло неплохо. Жизнь била ключом. Свадебное путешествие на Мальорку, помпезное возвращение домой с продолжением гуляния, клуб стритрейсеров, новизна половой жизни, обострённой новым статусом. На работе (фирма-то серьёзная!) к женатым сотрудникам относились с должным почтением, и перед носом замаячило первое повышение.
Жена тоже изменилась в лучшую сторону, что редко случается с добившимися своего женщинами. Вика стала важной. Её взгляд наполнился чрезмерной уверенностью, голос стал мягче, а манера общения – снисходительнее. Она покровительственно взирала на окружающих, особенно на незамужних подруг. Даже походка её переменилась, обретя невиданную прежде размеренность широкого шага. И только её маникюр стал ещё глупее в своей разнообразности.
Жизнь кипела и бурлила. Жизнь проходила мимо. Кабаки сменились ресторанами, прогулки в парке сменились ресторанами, непринуждённые беседы в обнимку на диване тоже сменились ресторанами. И скоро неизведанных ресторанов в округе не осталось, а уютные семейные вечера всё не наступали. Им хотелось движения, но не прежнего беззаботного веселья, а чего-то принципиально нового. Билось в истерике неуёмное желание выйти в свет, показать себя. Где-то в районе копчика зудело, чесались руки, и туманилось в глазах от предвкушения очередных жизненных перемен. Но не тут-то было, ибо если ты не родился в свете, то никому ты там и не нужен: ни богатый, ни женатый, никакой.
На этом этапе семейной жизни и вылезла первая проблема. Название она носила простое и порочное – круг общения. Этот самый круг, ранее осязаемый и обоняемый, стремительно сузился, как очко в момент подкравшейся непредвиденной опасности. Первыми, что было особенно удивительно, отсеялись другие женатые пары. Затем их примеру последовали те, кто в ЗАГС не стремился. А дольше всех продержались одиночки, - и идейные и несчастные, - громко вопившие о свободе и что никто им не нужен, да и женится-то не на ком, и замуж выходить не за кого, обвинявшие женщин в меркантильности, а мужчин – в инфантильности и кобелизме.
С парами всё было более-менее ясно. Женатые ждали потомства, либо уже обзавелись им. Этим было не до мечтаний и гуляний, их заботили совершенно иные проблемы. Неженатые, ещё не накушавшиеся любовной романтики, тоже встали под парус и отчалили к другим берегам. Их понять было сложнее, но тоже можно. Одиночки же, как и в былые времена, снова стали самыми интересными собеседниками. В их жизни ещё что-то происходило, им всегда было о чём рассказать, а если нет, то бедолаг всегда можно было отбомбардировать глупыми вопросами и высокопарными наставлениями о пользе второй половинки и вреде полового воздержания. К тому же, одиночки – прекрасные собутыльники. Лучшие. Превосходные. Неподражаемые.
Так для Вики и Димона алкоголь стал верным спутником и единственным спасением в пучинах и водоворотах необузданного женатства.
Первым отдушину для себя нашёл Димон. В окружении алкогольных паров он открыл в себе тайную страсть к философским суждениям и неуёмное стремление к их записыванию. Вика, считавшая, что мужчина имеет право на безобидное увлечение, относилась к этому благосклонно. Но только поначалу. Всё начало меняться, когда она прочла в карманном блокноте мужа: «ЗАГС – это такое место, куда ушлые шлёндры ведут своих оленей, чьи кустистые рога густо увешаны переваренной слипшейся лапшой».
А за день до этого…
***
… Они шли по Павловскому шоссе.
День стоял прекрасный – погожий, сентябрьский. Солнце ныряло в кучевые облака. Решили прогуляться и отметить. Часы показывали полтретьего пополудни, календарь – первое сентября. Дата знаменательная: начало учебного года и ровно полгода со дня их свадьбы. На школьников и студентов им, конечно же, было начхать. Димон, в общем-то, и полугодие свадьбы послал бы в те же степи, но жена настояла. Спорить с ней он не хотел, вызвать её недовольство – тоже. Странное дело, но с тех самых пор как снюхались у Тимы за спиной, они ни разу не ругались.
Прогулявшись, они хотели зайти в тот ресторан, где праздновали начало семейной жизни, но до туда ещё надо было дойти.
