— Ориенты есть? — еле слышно спросил старик.
— Я в провале всего год. При мне ни один ориент не попался.
Командир посмотрел Хлысту за спину. Он обернулся. С пригорка неспешно спускался ещё один боец, и до того он походил на Бурнуса (яма ему пухом), что Хлыст чуть не подавился слюной: такой же крепко сбитый, невысокого роста, с серыми, как сталь, глазами. Даже черты лица такие же правильные, тонкие, и брови точно крылья ворона, вразлёт. Только волосы не чёрные, а нечто среднее между смолью и конским каштаном.
Боец прошуршал сапогами по траве, поникшей на солнцепёке. Нырнув в тень Великкамня, уселся рядом с Криксом.
— Что скажешь, Драго? — обратился к нему командир.
— Он один. Хвоста нет.
— В этом грёбаном провале я стал твоими глазами и ушами, Крикс, — прошипел Хлыст. — Я стал сукой, но не овцой.
— Ладно, продолжим, — на удивление спокойно проговорил командир. — Сколько времени ракшады проводят в лагере?
— Когда нет алмазов и новых пленников, дают нам по мору, чтобы с голоду не сдохли, и сразу уходят.
— На завтра алмазы есть?
— Есть малость.
— А новых пленников нет.
— Откуда им взяться? Вы ж лагерь со всех сторон обложили.
Бойцы переглянулись.
— Значит, ракшады надолго не задержатся, — сказал командир.
— Выходит, так, — согласился Хлыст.
— Иди, погуляй чуток.
Он отошёл к высохшему ручью, опустился на корточки. Вроде бы в мелком, как порох, песке ковыряется, а сам на бойцов зыркает. Сидят, перекидываются невнятными фразами. Старик сцепил на животе пальцы, уронил голову на грудь и будто уснул.
Хлыст вдохнул раскалённый воздух. Вытер рукавом пот с лица. Рубаху расстегнул. Сколько он живёт, а такого пекла в начале лета не помнит. Направил взгляд на горный кряж с другой стороны долины, прислушался. Грохочут родимые, грохочут за отвесной стеной водопады, и от далёких и глухих раскатов даже прохладнее стало.
— Асон! — крикнул командир.
Хлыст юркнул в тень Великкамня. Мазнул взглядом по бойцам, а те как ни в чём не бывало рассматривают свои сапоги.
— С тобой пойдёт Драго, — проговорил Крикс.
— Ещё чего!
— Скажешь: поймал в долине.
— Посмотри на него и посмотри на меня. Я не мог его поймать.
— Тогда скажешь: заманил.
— Да у него на роже написано, что он из вашей братии. Я не мог его заманить. — Хлыст повозил по земле ботинком, поинтересовался вкрадчиво: — Чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы мой человек побывал в лагере.
— Меня тебе мало?
— А ночью поможешь ему сбежать.
— Какого хрена, Крикс? — возмутился Хлыст. — Ты велел прийти, я пришёл. Прикажешь рассказать всё заново, я расскажу. Задашь вопросы, я отвечу. Большего от меня не жди.
— Значит, отказываешься.
— Даже если я слеплю легенду, его тут же пришьют.
— Не пришьют. У вас скоро будет некому добывать алмазы.
— Там всё на страхе держится. А такого разве запугаешь? Нет, Крикс, братва рисковать не будет. И я не буду. Я и так по лезвию хожу.
Командир сорвал худосочную травинку, закусил в уголке губ:
— Ладно. Ступай.
— Ты не забыл, что обещал мне?
— Не забыл.
Подхватив вёдра, Хлыст попятился. А просил он немногое: Осу отправить обратно в «Котёл», а его куда угодно, но только не с Осой. И просил так, на всякий случай, если задуманное дельце не выгорит.
— Поклянись, что завтра не забудешь.
Командир еле заметно кивнул. Хлыст повернулся к нему спиной и побежал по шуршащей траве. Сверху припекало солнце, в лицо хлестал пышущий зноем ветер, а внутри от нестерпимого жара шипела кровь.
Глядя Асону в спину, Крикс выплюнул травинку, вытер рот.
— Ты дашь ему уйти? — прозвучал голос Драго.
— Сегодня — да.
— Завтра.
— Этот гад измывался над моим племянником. Такое не прощают. И обещал убить детей Анатана. А такие, как он, слов на ветер не бросают.
Крикс вытащил из-за голенища сапога охотничий нож, принялся точить о Великкамень.
Ещё неделю назад он мог заставить Асона подсыпать дружкам в еду снотворное и без трудностей освободил бы пленников (с бoльшим удовольствием дал бы отраву, если бы бандиты и жертвы не ели из общего котла). А потом с ребятами устроил бы ракшадам засаду. Но Асон сказал, что кое-кто из братков выходит воинам навстречу и ждёт их где-то в горах. Враньё? Возможно. Однако ублюдков пока лучше не трогать.
Была ещё одна причина для сомнений и тревог.
До поисков правителя Крикс никогда не бродил по горам. Даже когда разыскивал двоюродного брата и племянника, шёл вдоль подножия гряды, уверовав в благоразумие кузена. Сейчас приходилось полагаться на компетентность Анатана, точнее, на его рассказ о посещении лагеря и на примитивную карту, найденную им в сейфе друга детства, ныне покойного Лабичи.
Анатан перерисовал небольшой участок цепи скал, через который пролегают две отдалённые друг от друга тропы. В наивысшей точке они сужаются настолько, что идти можно лишь глядя попутчику в затылок. За узкими перешейками тропки вновь расширяются и бегут вниз, в котлован, похожий на перекошенную пивную кружку с отломанным краем со стороны моря. Крутые склоны и дорожки хорошо просматриваются сверху, с утёса, где сидит дозорный или, как его называет Асон, верхогляд, у которого тонкий слух, острый глаз и своеобразный свист. Где-то там, возле тропок, прячутся сторожевые.
В бандитское логово никто незамеченным не пройдёт. Но стоит перекрыть оба входа, останется единственный выход — с обрыва, с головокружительной высоты в море. Верная смерть! И этим лагерь беглых искупленцев напоминал лагерь смертников. Сравнение «Провала» с «Котлом» не давало Криксу покоя. Может, существует ещё одна тропа, которую не разглядел Анатан, а Лабичи умышленно не нанёс на карту. Может, именно по ней приходят ракшады. И не потому ли тёртый калач по кличке Хлыст отказался провести в лагерь Драго? Но если есть тайный путь, почему отморозок до сих пор не сбежал?
Асон взбирался на пригорок. Глядя ему в спину, Крикс прикоснулся к лезвию ножа, слизнул с пальца рубиновую каплю.
С самого начала всё пошло не так, как он представлял себе. Пять дней назад, направляясь к морскому народу, Крикс надеялся, что сможет уговорить Йола дать хотя бы с десяток человек. Но старик оставался непреклонным. Тогда Крикс замыслил обратиться с этой просьбой непосредственно к молодым и сильным мужчинам уже в лагере ориентов. Каково же было его изумление, когда Йола оказался главным старейшиной всех племён, разбросанных по побережью. С таким не поспоришь и через голову такого не прыгнешь.
К Криксу ориенты отнеслись с опаской. В полном молчании отвели его в дальнюю неглубокую пещеру. Туда же притащили плоский матрас и подушку, набитые сухими водорослями. Принесли скудный ужин — несколько печёных рыбёшек и пресный блин.
Не притронувшись к еде, Крикс улёгся на матрас. Закатное солнце освещало стены грота, покрытые, словно чешуёй, беловатыми наростами. С моря тянуло приятной прохладой, доносились крики чаек и ласковый шёпот волн. Если бы Крикс не проходил час назад мимо шатров и обжитых пещер, мимо белья на верёвках и вытянутых на песок лодок, мимо распяленных между кольями сетей и костров с кипящими котелками, если бы не видел толпы ориентов, занятых своим делом, то решил бы, что находится один на всём побережье.
Заложив руки за голову, Крикс рассматривал каменный свод, уходящий в кромешный мрак, и думал о товарищах, которые уже несколько дней и ночей прячутся на тропах, ведущих к горному провалу. Они ждут его с подкреплением и чётким планом действий. А плана, как и подкрепления, нет.
Крикс мысленно держал в руках весы: на одной чашке — клятва стоять на защите чести династии Карро, на другой — жизни пяти верных, испытанных армией друзей. Чашки поочерёдно опускались и поднимались. Наконец, лишив окончательно самообладания, замерли на одном уровне. Скрипя зубами, Крикс перевернулся на живот и закусил уголок подушки, пропахшей рыбой и солью.
С наступлением темноты за стенами грота воцарилась другая, странная тишина. Заглушая дыхание моря, она звенела на самой высокой ноте, доступной слуху человека. Крикс поднялся, надавил на уши; монотонный звук не исчез. Выглянул из пещеры.
На берегу, неподалеку от его временного пристанища, горел костёр. Языки пламени лизали низкое ночное небо, снопы искр смешивались со звёздами. Вокруг костра сидели люди. Подогнув ноги под себя и уронив головы на грудь, они находились в другом, недоступном Криксу мире. Он попытался сосчитать их, но звенящее безмолвие и завораживающий полёт мерцающих брызг огня сбивали с толку.
Вдруг высочайшая нота оборвалась. Ориенты еле заметно пошевелились. Крикс неосознанно сделал шаг назад, во мглу пещеры. Это дребезжала не тишина! Этот невообразимый звук издавали люди!
Зазвучала речь, незнакомая, подобная шуршанию гальки под отступающей волной. Сначала говорил Йола: долго, с расстановкой, перемежая слова тяжёлыми вздохами. Когда он умолк, заговорили его соплеменники. Люди были явно не довольны. Их фразы раздавались резко, отрывисто, без плавных переходов. Выслушав братьев по крови, Йола задал вопрос, и над костром повисло долгое молчание.
Крикс на ощупь добрался до матраса. Улёгся. Ворочаясь, прислушивался к тишине. И уже проваливаясь в сон, решил: он никого не будет ни упрашивать, ни убеждать (помощники по принуждению ему не нужны), и на рассвете отправится к своим ребятам.
Рано утром Крикс сложил несъеденный ужин в котомку и вышел из грота. Безлюдное побережье было скрыто от солнца крутым каменистым откосом, взирающим на запад. Шатры тонули в чём-то среднем между светом и тьмой. Море возле берега казалось чёрным.
Сзади раздался голос:
— Сколько командир даёт Йола времени?
Оглянувшись, Крикс заметил старика, сидящего возле грота:
— Смотря на что тебе надо время.
— Собрать людей.
Со вспыхнувшей надеждой Крикс вернулся к пещере:
— Они пойдут со мной?
Старик подкинул на ладони круглый чёрный камешек:
— С командиром пойдёт Йола. Ориенты спрячутся в море.
— Что они будут делать? — повторил Крикс вопрос правителя.
— Кричать.
Определённо старик помешался рассудком. Теперь стали понятны и недовольство соплеменников, и их упорное молчание.
— Мне надо идти, — сказал Крикс. Присел перед Йола на корточки, сжал ему колено. — Я слышал твою речь. Возле костра. Не понял ни слова, но то, как ты говорил… Спасибо за поддержку.
— Дай Йола время.
— Ваш крик не поможет. Скорее, помешает. Нам не нужен лишний шум.
Старик спрятал камешек в нагрудный карман:
— Йола сказал кричать, а не шуметь.
— Не вижу разницы.
— Командир ничего не знает о морском народе и потому боится.
— Я боюсь не выполнить приказ правителя и потерять товарищей в неравной схватке. Если бы ты отправил со мной десять человек…
Старик издал смешок:
— Десять? Стайка рыб против стаи акул.
Крикс покачал головой. Йола прав. Ориенты с рождения спорят с морем, а не противостоят убийцам и насильникам. Их мускулистые руки привычны к вёслам и сетям, а не к рукопашному бою. Они обычные люди, а не бойцы.
Крикс похлопал старика по колену:
— Мне пора.
— Командир должен довериться Йола.
— Не могу. Я не знаю, что ты задумал.
— Дай Йола время.
Крикс посмотрел на лениво кружащих над морем чаек; там уже хозяйничало солнце. Вдохнул солёный влажный ветер и опустился на прохладный песок рядом со стариком. Он даст время, но только не Йола, а себе, чтобы обдумать новый план дальнейших действий.
Рыбацкий посёлок проснулся: послышались голоса; где-то заплакал младенец; потянуло дымком костров; на верёвках затрепетали покрывала и тонкие матрасы, успевшие отсыреть за ночь; неподалёку сгрудились детишки, будто выводок любопытных птенцов, разглядывающих незнакомца, как диковинного жука. А Крикс сидел рядом с Йола и мысленно отметал один план за другим.
Вскоре возле кромки воды расположились несколько десятков молодых мужчин. Крикс рассматривал загорелые хмурые лица и продолжал изводить себя размышлениями.
С каждым часом толпа увеличивалась. Люди стекались с севера и юга. Кто-то добирался до лагеря вплавь. Ближе к обеду песчаный берег превратился в бурливое людское море. Крикс настороженно наблюдал за ориентами и задавался вопросом: как поведут себя бандиты, услышав доносящийся с моря вопль из сотен глоток? Должно быть, переполошатся. Возможно, ненадолго оцепенеют, потом ринутся к краю обрыва посмотреть. В любом случае ориенты отвлекут внимание от его ребят. Теперь задумка Йола не казалась лишённой смысла.
А ещё через час Крикс уже не замечал ни слепящего солнца, ни горячего ветра, ни прилипшей к телу рубахи. Он ощущал себя одним целым с бронзовой армадой и трепетал от смутного ожидания чего-то таинственного, способного перевернуть его разум.
Наконец к Йола приблизился юноша, что-то сказал на своем наречии и протянул нечто замотанное в лоскут парусины.
Старик спрятал свёрток в карман широких штанов и обратился к Криксу:
— Морской народ собрался.
— Сколько их?
— Тысяча.
— Тысяча… — эхом повторил Крикс.
Йола встал перед людьми, указал в ту сторону, где находился горный провал, и заговорил. На этот раз его тон был требовательным, фразы короткими, будто старик провозглашал лозунги. Как только он произнёс последнее слово, ориенты вскочили на ноги. Тут же на берегу скинули с себя рубахи и обувь и с криком «Йола!» ринулись в воду. Выплюнув брызги в знойное небо, море закипело...
Взвалив на плечи котомки с провизией и мотками верёвки, Крикс и Йола побрели вдоль кромки воды к пологому склону, наверху которого их ждал автомобиль. Крикс оглянулся. В лучах закатного солнца поселение выглядело тихим, мирным. Женщины помешивали в котелках варево, детишки возились в песке, старики грели косточки, восседая на перевёрнутых лодках. И море… поглотив тысячу человек, море выглядело тихим и мирным.
Асон скрылся за обломками скалы.
Крикс посмотрел на спящего Йола. Пока ветер дул с моря, старик крепился. Ветер сменил направление, и ориент стал похож на человека, утомлённого продолжительной болезнью. Ему бы умыться, смочить бы платок. Но старику придётся потерпеть. Покидая лагерь морского народа, они позаботились о съестных припасах, а вот воду не взяли — понадеялись на бойкий ручей с кристально чистой ледяной водой. А тот, оказывается, высох. И изнурённые жарой и ожиданием ребята экономили каждый глоток.
Крикс пробежался взглядом по задумчивым лицам товарищей. Их руки ещё не запачканы кровью, для них разговор об уничтожении бандитов пока что остаётся разговором. Они прошли нелёгкий путь от рядовых до офицеров и оправданно гордятся погонами — символом моральной чистоты и безупречной репутации. Ими движет высокое чувство — мужская дружба. Но о чём они будут думать завтра, чем будут гордиться на исходе дня? Тем, что вопреки букве закона сами вынесли приговор горстке беглых преступников и выступили в роли палачей? О чём будут вспоминать, собравшись по поводу или без всякого повода? И все ли соберутся?
— Пойду, сменю Лайса, — сказал один из бойцов.
— Подожди. Я хочу кое-что сказать, — отозвался Крикс. Перехватив дубовую рукоятку ножа, направил клинок вниз. — Я никогда не убивал. Я всегда считал, что только Бог вправе лишить человека жизни, какой бы мерзкой и позорной она ни была. Даже когда я потерял двух самых близких мне людей, я ещё верил, что Бог непременно покарает виновных. Но месяц назад произошло то, что заставило меня задуматься.
— Я в провале всего год. При мне ни один ориент не попался.
Командир посмотрел Хлысту за спину. Он обернулся. С пригорка неспешно спускался ещё один боец, и до того он походил на Бурнуса (яма ему пухом), что Хлыст чуть не подавился слюной: такой же крепко сбитый, невысокого роста, с серыми, как сталь, глазами. Даже черты лица такие же правильные, тонкие, и брови точно крылья ворона, вразлёт. Только волосы не чёрные, а нечто среднее между смолью и конским каштаном.
Боец прошуршал сапогами по траве, поникшей на солнцепёке. Нырнув в тень Великкамня, уселся рядом с Криксом.
— Что скажешь, Драго? — обратился к нему командир.
— Он один. Хвоста нет.
— В этом грёбаном провале я стал твоими глазами и ушами, Крикс, — прошипел Хлыст. — Я стал сукой, но не овцой.
— Ладно, продолжим, — на удивление спокойно проговорил командир. — Сколько времени ракшады проводят в лагере?
— Когда нет алмазов и новых пленников, дают нам по мору, чтобы с голоду не сдохли, и сразу уходят.
— На завтра алмазы есть?
— Есть малость.
— А новых пленников нет.
— Откуда им взяться? Вы ж лагерь со всех сторон обложили.
Бойцы переглянулись.
— Значит, ракшады надолго не задержатся, — сказал командир.
— Выходит, так, — согласился Хлыст.
— Иди, погуляй чуток.
Он отошёл к высохшему ручью, опустился на корточки. Вроде бы в мелком, как порох, песке ковыряется, а сам на бойцов зыркает. Сидят, перекидываются невнятными фразами. Старик сцепил на животе пальцы, уронил голову на грудь и будто уснул.
Хлыст вдохнул раскалённый воздух. Вытер рукавом пот с лица. Рубаху расстегнул. Сколько он живёт, а такого пекла в начале лета не помнит. Направил взгляд на горный кряж с другой стороны долины, прислушался. Грохочут родимые, грохочут за отвесной стеной водопады, и от далёких и глухих раскатов даже прохладнее стало.
— Асон! — крикнул командир.
Хлыст юркнул в тень Великкамня. Мазнул взглядом по бойцам, а те как ни в чём не бывало рассматривают свои сапоги.
— С тобой пойдёт Драго, — проговорил Крикс.
— Ещё чего!
— Скажешь: поймал в долине.
— Посмотри на него и посмотри на меня. Я не мог его поймать.
— Тогда скажешь: заманил.
— Да у него на роже написано, что он из вашей братии. Я не мог его заманить. — Хлыст повозил по земле ботинком, поинтересовался вкрадчиво: — Чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы мой человек побывал в лагере.
— Меня тебе мало?
— А ночью поможешь ему сбежать.
— Какого хрена, Крикс? — возмутился Хлыст. — Ты велел прийти, я пришёл. Прикажешь рассказать всё заново, я расскажу. Задашь вопросы, я отвечу. Большего от меня не жди.
— Значит, отказываешься.
— Даже если я слеплю легенду, его тут же пришьют.
— Не пришьют. У вас скоро будет некому добывать алмазы.
— Там всё на страхе держится. А такого разве запугаешь? Нет, Крикс, братва рисковать не будет. И я не буду. Я и так по лезвию хожу.
Командир сорвал худосочную травинку, закусил в уголке губ:
— Ладно. Ступай.
— Ты не забыл, что обещал мне?
— Не забыл.
Подхватив вёдра, Хлыст попятился. А просил он немногое: Осу отправить обратно в «Котёл», а его куда угодно, но только не с Осой. И просил так, на всякий случай, если задуманное дельце не выгорит.
— Поклянись, что завтра не забудешь.
Командир еле заметно кивнул. Хлыст повернулся к нему спиной и побежал по шуршащей траве. Сверху припекало солнце, в лицо хлестал пышущий зноем ветер, а внутри от нестерпимого жара шипела кровь.
***
Глядя Асону в спину, Крикс выплюнул травинку, вытер рот.
— Ты дашь ему уйти? — прозвучал голос Драго.
— Сегодня — да.
— Завтра.
— Этот гад измывался над моим племянником. Такое не прощают. И обещал убить детей Анатана. А такие, как он, слов на ветер не бросают.
Крикс вытащил из-за голенища сапога охотничий нож, принялся точить о Великкамень.
Ещё неделю назад он мог заставить Асона подсыпать дружкам в еду снотворное и без трудностей освободил бы пленников (с бoльшим удовольствием дал бы отраву, если бы бандиты и жертвы не ели из общего котла). А потом с ребятами устроил бы ракшадам засаду. Но Асон сказал, что кое-кто из братков выходит воинам навстречу и ждёт их где-то в горах. Враньё? Возможно. Однако ублюдков пока лучше не трогать.
Была ещё одна причина для сомнений и тревог.
До поисков правителя Крикс никогда не бродил по горам. Даже когда разыскивал двоюродного брата и племянника, шёл вдоль подножия гряды, уверовав в благоразумие кузена. Сейчас приходилось полагаться на компетентность Анатана, точнее, на его рассказ о посещении лагеря и на примитивную карту, найденную им в сейфе друга детства, ныне покойного Лабичи.
Анатан перерисовал небольшой участок цепи скал, через который пролегают две отдалённые друг от друга тропы. В наивысшей точке они сужаются настолько, что идти можно лишь глядя попутчику в затылок. За узкими перешейками тропки вновь расширяются и бегут вниз, в котлован, похожий на перекошенную пивную кружку с отломанным краем со стороны моря. Крутые склоны и дорожки хорошо просматриваются сверху, с утёса, где сидит дозорный или, как его называет Асон, верхогляд, у которого тонкий слух, острый глаз и своеобразный свист. Где-то там, возле тропок, прячутся сторожевые.
В бандитское логово никто незамеченным не пройдёт. Но стоит перекрыть оба входа, останется единственный выход — с обрыва, с головокружительной высоты в море. Верная смерть! И этим лагерь беглых искупленцев напоминал лагерь смертников. Сравнение «Провала» с «Котлом» не давало Криксу покоя. Может, существует ещё одна тропа, которую не разглядел Анатан, а Лабичи умышленно не нанёс на карту. Может, именно по ней приходят ракшады. И не потому ли тёртый калач по кличке Хлыст отказался провести в лагерь Драго? Но если есть тайный путь, почему отморозок до сих пор не сбежал?
Асон взбирался на пригорок. Глядя ему в спину, Крикс прикоснулся к лезвию ножа, слизнул с пальца рубиновую каплю.
С самого начала всё пошло не так, как он представлял себе. Пять дней назад, направляясь к морскому народу, Крикс надеялся, что сможет уговорить Йола дать хотя бы с десяток человек. Но старик оставался непреклонным. Тогда Крикс замыслил обратиться с этой просьбой непосредственно к молодым и сильным мужчинам уже в лагере ориентов. Каково же было его изумление, когда Йола оказался главным старейшиной всех племён, разбросанных по побережью. С таким не поспоришь и через голову такого не прыгнешь.
К Криксу ориенты отнеслись с опаской. В полном молчании отвели его в дальнюю неглубокую пещеру. Туда же притащили плоский матрас и подушку, набитые сухими водорослями. Принесли скудный ужин — несколько печёных рыбёшек и пресный блин.
Не притронувшись к еде, Крикс улёгся на матрас. Закатное солнце освещало стены грота, покрытые, словно чешуёй, беловатыми наростами. С моря тянуло приятной прохладой, доносились крики чаек и ласковый шёпот волн. Если бы Крикс не проходил час назад мимо шатров и обжитых пещер, мимо белья на верёвках и вытянутых на песок лодок, мимо распяленных между кольями сетей и костров с кипящими котелками, если бы не видел толпы ориентов, занятых своим делом, то решил бы, что находится один на всём побережье.
Заложив руки за голову, Крикс рассматривал каменный свод, уходящий в кромешный мрак, и думал о товарищах, которые уже несколько дней и ночей прячутся на тропах, ведущих к горному провалу. Они ждут его с подкреплением и чётким планом действий. А плана, как и подкрепления, нет.
Крикс мысленно держал в руках весы: на одной чашке — клятва стоять на защите чести династии Карро, на другой — жизни пяти верных, испытанных армией друзей. Чашки поочерёдно опускались и поднимались. Наконец, лишив окончательно самообладания, замерли на одном уровне. Скрипя зубами, Крикс перевернулся на живот и закусил уголок подушки, пропахшей рыбой и солью.
С наступлением темноты за стенами грота воцарилась другая, странная тишина. Заглушая дыхание моря, она звенела на самой высокой ноте, доступной слуху человека. Крикс поднялся, надавил на уши; монотонный звук не исчез. Выглянул из пещеры.
На берегу, неподалеку от его временного пристанища, горел костёр. Языки пламени лизали низкое ночное небо, снопы искр смешивались со звёздами. Вокруг костра сидели люди. Подогнув ноги под себя и уронив головы на грудь, они находились в другом, недоступном Криксу мире. Он попытался сосчитать их, но звенящее безмолвие и завораживающий полёт мерцающих брызг огня сбивали с толку.
Вдруг высочайшая нота оборвалась. Ориенты еле заметно пошевелились. Крикс неосознанно сделал шаг назад, во мглу пещеры. Это дребезжала не тишина! Этот невообразимый звук издавали люди!
Зазвучала речь, незнакомая, подобная шуршанию гальки под отступающей волной. Сначала говорил Йола: долго, с расстановкой, перемежая слова тяжёлыми вздохами. Когда он умолк, заговорили его соплеменники. Люди были явно не довольны. Их фразы раздавались резко, отрывисто, без плавных переходов. Выслушав братьев по крови, Йола задал вопрос, и над костром повисло долгое молчание.
Крикс на ощупь добрался до матраса. Улёгся. Ворочаясь, прислушивался к тишине. И уже проваливаясь в сон, решил: он никого не будет ни упрашивать, ни убеждать (помощники по принуждению ему не нужны), и на рассвете отправится к своим ребятам.
Рано утром Крикс сложил несъеденный ужин в котомку и вышел из грота. Безлюдное побережье было скрыто от солнца крутым каменистым откосом, взирающим на запад. Шатры тонули в чём-то среднем между светом и тьмой. Море возле берега казалось чёрным.
Сзади раздался голос:
— Сколько командир даёт Йола времени?
Оглянувшись, Крикс заметил старика, сидящего возле грота:
— Смотря на что тебе надо время.
— Собрать людей.
Со вспыхнувшей надеждой Крикс вернулся к пещере:
— Они пойдут со мной?
Старик подкинул на ладони круглый чёрный камешек:
— С командиром пойдёт Йола. Ориенты спрячутся в море.
— Что они будут делать? — повторил Крикс вопрос правителя.
— Кричать.
Определённо старик помешался рассудком. Теперь стали понятны и недовольство соплеменников, и их упорное молчание.
— Мне надо идти, — сказал Крикс. Присел перед Йола на корточки, сжал ему колено. — Я слышал твою речь. Возле костра. Не понял ни слова, но то, как ты говорил… Спасибо за поддержку.
— Дай Йола время.
— Ваш крик не поможет. Скорее, помешает. Нам не нужен лишний шум.
Старик спрятал камешек в нагрудный карман:
— Йола сказал кричать, а не шуметь.
— Не вижу разницы.
— Командир ничего не знает о морском народе и потому боится.
— Я боюсь не выполнить приказ правителя и потерять товарищей в неравной схватке. Если бы ты отправил со мной десять человек…
Старик издал смешок:
— Десять? Стайка рыб против стаи акул.
Крикс покачал головой. Йола прав. Ориенты с рождения спорят с морем, а не противостоят убийцам и насильникам. Их мускулистые руки привычны к вёслам и сетям, а не к рукопашному бою. Они обычные люди, а не бойцы.
Крикс похлопал старика по колену:
— Мне пора.
— Командир должен довериться Йола.
— Не могу. Я не знаю, что ты задумал.
— Дай Йола время.
Крикс посмотрел на лениво кружащих над морем чаек; там уже хозяйничало солнце. Вдохнул солёный влажный ветер и опустился на прохладный песок рядом со стариком. Он даст время, но только не Йола, а себе, чтобы обдумать новый план дальнейших действий.
Рыбацкий посёлок проснулся: послышались голоса; где-то заплакал младенец; потянуло дымком костров; на верёвках затрепетали покрывала и тонкие матрасы, успевшие отсыреть за ночь; неподалёку сгрудились детишки, будто выводок любопытных птенцов, разглядывающих незнакомца, как диковинного жука. А Крикс сидел рядом с Йола и мысленно отметал один план за другим.
Вскоре возле кромки воды расположились несколько десятков молодых мужчин. Крикс рассматривал загорелые хмурые лица и продолжал изводить себя размышлениями.
С каждым часом толпа увеличивалась. Люди стекались с севера и юга. Кто-то добирался до лагеря вплавь. Ближе к обеду песчаный берег превратился в бурливое людское море. Крикс настороженно наблюдал за ориентами и задавался вопросом: как поведут себя бандиты, услышав доносящийся с моря вопль из сотен глоток? Должно быть, переполошатся. Возможно, ненадолго оцепенеют, потом ринутся к краю обрыва посмотреть. В любом случае ориенты отвлекут внимание от его ребят. Теперь задумка Йола не казалась лишённой смысла.
А ещё через час Крикс уже не замечал ни слепящего солнца, ни горячего ветра, ни прилипшей к телу рубахи. Он ощущал себя одним целым с бронзовой армадой и трепетал от смутного ожидания чего-то таинственного, способного перевернуть его разум.
Наконец к Йола приблизился юноша, что-то сказал на своем наречии и протянул нечто замотанное в лоскут парусины.
Старик спрятал свёрток в карман широких штанов и обратился к Криксу:
— Морской народ собрался.
— Сколько их?
— Тысяча.
— Тысяча… — эхом повторил Крикс.
Йола встал перед людьми, указал в ту сторону, где находился горный провал, и заговорил. На этот раз его тон был требовательным, фразы короткими, будто старик провозглашал лозунги. Как только он произнёс последнее слово, ориенты вскочили на ноги. Тут же на берегу скинули с себя рубахи и обувь и с криком «Йола!» ринулись в воду. Выплюнув брызги в знойное небо, море закипело...
Взвалив на плечи котомки с провизией и мотками верёвки, Крикс и Йола побрели вдоль кромки воды к пологому склону, наверху которого их ждал автомобиль. Крикс оглянулся. В лучах закатного солнца поселение выглядело тихим, мирным. Женщины помешивали в котелках варево, детишки возились в песке, старики грели косточки, восседая на перевёрнутых лодках. И море… поглотив тысячу человек, море выглядело тихим и мирным.
Асон скрылся за обломками скалы.
Крикс посмотрел на спящего Йола. Пока ветер дул с моря, старик крепился. Ветер сменил направление, и ориент стал похож на человека, утомлённого продолжительной болезнью. Ему бы умыться, смочить бы платок. Но старику придётся потерпеть. Покидая лагерь морского народа, они позаботились о съестных припасах, а вот воду не взяли — понадеялись на бойкий ручей с кристально чистой ледяной водой. А тот, оказывается, высох. И изнурённые жарой и ожиданием ребята экономили каждый глоток.
Крикс пробежался взглядом по задумчивым лицам товарищей. Их руки ещё не запачканы кровью, для них разговор об уничтожении бандитов пока что остаётся разговором. Они прошли нелёгкий путь от рядовых до офицеров и оправданно гордятся погонами — символом моральной чистоты и безупречной репутации. Ими движет высокое чувство — мужская дружба. Но о чём они будут думать завтра, чем будут гордиться на исходе дня? Тем, что вопреки букве закона сами вынесли приговор горстке беглых преступников и выступили в роли палачей? О чём будут вспоминать, собравшись по поводу или без всякого повода? И все ли соберутся?
— Пойду, сменю Лайса, — сказал один из бойцов.
— Подожди. Я хочу кое-что сказать, — отозвался Крикс. Перехватив дубовую рукоятку ножа, направил клинок вниз. — Я никогда не убивал. Я всегда считал, что только Бог вправе лишить человека жизни, какой бы мерзкой и позорной она ни была. Даже когда я потерял двух самых близких мне людей, я ещё верил, что Бог непременно покарает виновных. Но месяц назад произошло то, что заставило меня задуматься.
