Казалось бы, как можно спрятаться на грузовом, купеческом, не таком уж и большом, корабле двум детям, чтоб их не нашли сразу, а вот оказалось легко.
Бот оказался довольно вместительным широким судном с двумя мачтами с прямыми и косыми парусами и бушпритом. Ночью, спрятавшись в одном из трюмов, что поближе к корме, под поднятой с большим усилием тяжелой крышкой люка, который имел вентиляционное решетчатое отверстие с задвижкой, дети оказались почти в полной темноте. Еле сделав в плотно сложенных мешках со злаками норку, Бергуд уютно устроившись там, обнял Ари, и успокоено задремал…
Утро встретило беглецов полумраком забитого серыми мешками трюма, немного рассеиваемым светом из решетчатого окошка в люке. С палубы доносились отрывистые команды, говор моряков, скрип такелажа, шарканье ног и хлопанье паруса под ветром. Корабль довольно ходко шел, легонько раскачиваясь, наверное, галсами, потому что ощущался небольшой меняющийся крен, сначала на одну сторону, а потом на другую.
Сначала осторожничая, а потом, вполне освоившись, Бергуд довольно шустро облазил весь трюм. Заморозив из воздуха воду в единственную мятую кружку, дети умылись, попили и в ней же замочили зерна, съеденные позже и похожие на рис, которые мальчишка вытащил с самого нижнего мешка, расковыряв в нем ткань. Нашел какие-то мешковатые тряпки в углу и прикрыл ими получившуюся у них нору, которую он предварительно расширил. Провозившись почти весь день, он задумался о том, что нужно придумать, куда им надо справлять естественные надобности.
Ну, не ждать же весь день ночи, чтоб вылезти на палубу для этого, да и малышка не сможет терпеть столько…
В этом трюме, к сожалению, не было никаких бочек с пресной водой, ни с другими жидкостями…
Дождавшись ночи, когда бот встал на якорь близ берега, Бергуд выскользнул на палубу и заскользил по ней неслышной тенью, ища какую-нибудь емкость. Как назло ничего не находилось.
По темному небу вдалеке плыли облака, закрывая иногда неверный отсвет звезд, и тогда становилось совсем темно, заставляя мальчишку двигаться почти на ощупь. Наконец, найдя какую-то жестяную банку, приспособленную под разные мелочи, он вытряхнул все из нее на палубу небольшой дорожкой и заторопился назад, прихватив по пути балластный бочонок с привязанной шлюпки.
Так и потянулись дни, проведенные в духоте трюма, где дети спасались ледяными леденцами и редкими ночными вылазками наружу, в хорошую погоду, когда не лилась вода с неба, и не штормил океан.
Судя по звездам, корабль шел на восток, совсем в не том направлении каком было бы нужно, но Бергуд философски решил, что будь, что будет, главное удрали от убийц, подрядившихся искать малышку.
Невыразимую скуку дневного времяпрепровождения он заполнил тренировками со своей появившейся вновь в полную силу магией, заодно, делая изо льда буквы алфавита, уча Ари читать.
Здесь же, в тусклом дневном свете с решетчатого окошка, Ари показала своему спасителю свое главное сокровище – тот приснопамятный медальон, неизвестно как оказавшийся, тогда в грязной канаве. Это был изящный золотой овал, с заключенной в него ощерившейся головой белой кобры, с синими сапфирами вместо глаз. Сплетя очень прочный ремешок из надерганных вощеных ниток, Бергуд повесил медальон матери на шею Ари, предварительно запаяв смолой в скорлупку ореха слишком приметную золотую вещь. Теперь на шее у девочки болтался орешек, который всегда успокаивал ее, когда она за него бралась.
Один раз даже исхитрились поплескаться на мелководье, что сильно прогрелось за день, где корабль встал в небольшой бухте у маленького городка для торговли. Большинство моряков сошли в увольнительную на берег. На палубе было пустынно и тихо, что Бергуд рискнул. Правда, при подъеме обратно, они чуть не напоролись на не спящего шкипера, немолодого, высокого человека с какой-то властной аурой, который неторопливо обходил свой корабль. Его сердце после этой встречи еще долго билось так, как будто хотело выпрыгнуть из груди.
Можно было бы конечно сойти на берег совсем. Но здесь еще более дальний юг, да и фактически еще зима, ночи пока прохладные. Так что малолетние дети легко могут стать добычей торговцев рабами. Лучше уж хорошо плыть, чем шагать в песках. С тех пор они больше так не рисковали. Но проблему с мытьем надо было, как-то решать… Особенно то, что когда будут разгружать полный трюм, надо будет куда-то спрятаться, да так, чтоб не нашли.
В будущие планы Бергуда и «торговца», бегущего по волнам, как всегда вмешалась «госпожа Удача»…
В одно прекрасное утро, когда светило встало над горизонтом, бросая в воду косые лучи, окрашивая морскую рябь разноцветными бликами и расцвечивая белые паруса золотом, над волнами разнесся крик впередсмотрящего:
- Паруса!
- Проклятье! – Шкипер разглядел в подзорную трубу, как вдали показались алые паруса, резко выделяясь на морской глади.
Купеческий бот бодро вспарывал носом прозрачную голубую воду, взяв курс на северо-восток, двигаясь вдоль побережья Актийских песков, и капитан с командой уже не ожидали никаких неприятностей…
Пираты. Не так уж и много их было в этих водах. На западе пиратством в основном промышляли ярлы ракшасов, а через много миль от материка, на юге, где-то между Джанкартом и Внутренним морем был довольно большой архипелаг Талман, где в основном и находили прибежище преступники с материка, образуя свирепую пиратскую вольницу, где каждый был сам за себя. Они чаще нападали на мелкие суденышки, не рискуя нападать на большие корабли или караваны судов, особенно если там, на охране были маги. Но пиратская флотилия могла и посягнуть на караван у которого мало охраны. Сейчас по волнам шел только один корабль, гордо заявляя о себе алыми парусами, цвета крови, но и он всех перепугал. Откуда пираты появились и как уж узнали о движущемся вдоль берега боте, на котором нет мага, неизвестно. Но факт того, что их нагонял «корсар», раз с кровавыми парусами был очевиден…
- Ближе к берегу! Меняем курс! Прибавить ход!
На корабле, вдруг, началась регулируемая паника. Послышался топот множества ног, отрывистые команды, что-то гремело, хлопали разворачиваемые дополнительные паруса, и зычный голос боцмана, перекрывая людской гомон, отдавал различные команды морскими терминами, некоторые на незнакомом языке. Бергуд впервые услышал незнакомый язык, обычно на Лигрее был распространен всеобщий, на нем разговаривали все – люди, оборотни, эльфины, варлаки, окрки, тхолы, горцы и даже тролли. Поэтому услышать другой язык было очень необычно.
«Торговец» распустив все паруса, отчаянно пытался удрать от погони, тяжело прыгая по волнам, хорошо хоть ветер поменялся, обещая шторм, и теперь дул почти сзади, туго натягивая белые полотнища, так что деревянные борта и днище сильно потрескивали, возмущаясь такой нагрузке.
Потом наступила, какая-то мертвая тишина, разбавленная тревожным ожиданием и поскрипыванием такелажа. Дети в напряжении вслушивались, не понимая, что же там случилось. Задрав свои головы к верху, они ждали чего-то необычного, полные тревоги и волнения, но было слышно лишь их собственное тяжелое дыхание, да свист ветра в парусах.
Несмотря на все ухищрения, расстояние между кораблями неуклонно сокращалось.
В пятидесяти ярдах от бота маг с корсарского корабля выпустил огненный шар, который взорвался рядом с бортом, с оглушительным звуком и брызгами соленой воды. Но беглецы и не подумали останавливаться, пытаясь отсрочить неизбежное поражение, хотя быстроходный клипер висел уже фактически у них на хвосте.
Около тридцати человек скопились по правому борту «торговца», по которому их догнал «корсар», чтоб оказать яростное сопротивление. Люди в ожидании сжимали мечи и кривые сабли, руки подрагивали от напряжения и ожидания. На палубе раздались огненные взрывы возле мачты, в небо взвился огонь. Полетели абордажные крючья и корабли с громким скрипом и скрежетом соприкоснулись, сплетаясь в тесные объятия.
Раздались вопли матросов, собравшихся подороже продать свою жизнь:
- Смерть корсарам! За борт их! Смерть!
- Талманцы вперед! – вторили им головорезы.
Завязалась жестокая сеча. Дым от горящей фок-мачты застилал палубу, вызывая першение в горле и слезливость глаз. В трюме, где притаились дети, был слышен только звук металла об металл и топот ног.
- Сдавайтесь или жестокая смерть, - давили на психику умелые воины, владеющие оружием, как продолжением себя, да и вражеский маг внушил моральное поражение, еще тогда, когда бой не начался.
Отчаянная битва окончилась, все же матросы совсем не воины и не охранники багажа. Десять трупов отправились кормить рыб. Остальных раненых и избитых, одев на них, на всякий случай колодки, пираты закрыли в носовой трюм. Кроме имущества «торговца» корсары разжились еще и живым товаром, который тоже можно выгодно продать.
Потушив огонь на мачте, они деловито обшарили весь корабль, надеясь найти драгоценности и металлы, но бот нес всего лишь зерно и крупы в Аршас…
Дети, тихо просидевшие всю битву, боялись вздохнуть, когда один из пиратов заглянул в их трюм. Вспоров мечом пару мешков, он закричал:
- Браго! Тут только мешки со злаками и фураж! Одно дерьмо!
- Гар! Простучи, на всякий случай переборки, вдруг, где завалялся какой тайник! Эти хитрые жуки чего только не придумывают.
- Ну, хорошо! – бранясь и пиная со злости мешки, он подошел к стене.
Не заваленные товаром стены были деловито простуканы рукояткой меча, а после с недовольным ворчанием пират убрался прочь.
Невольно шумно выдохнув, Бергуд погладил по голове малышку и прижал ее к себе, укачивая, почувствовав, как колотится сердце от страха, отдаваясь сквозь ребра на груди. Схватившись за свой орешек, Ари постепенно успокоилась и уснула, перенервничав от волнений ожидания битвы, страха самого сражения и ужаса, когда открылся люк в трюм.
Сам же мальчишка, подполз к так и не закрытому маленькому окошку в люке и напряженно вслушивался в звуки на палубе, невесело размышляя об их дальнейшей судьбе.
Зычный голос Браго, видимо капитана догнавшего их «корсара», определил тех, кто останется на завоеванном корабле, его они тоже не собирались бросать.
Погоня увела их далеко на северо-восток, и грозовой фронт прошел стороной, уводя шторм к югу. Близился уже вечер. Развидневшееся вновь небо на горизонте подсветилось желто-красным цветом с какой-то дымкой. Ветер гнал лишь легкую волну. Стремительная гонка и волнения сделали незаметным прошедший день. Раздался скрежет якорной цепи, и судно встало, легонько покачиваясь на якоре. Клипер разместился подальше, чтоб, если поднимется волнение на море, не задеть борт другого корабля.
В трюме было слышно, как пираты напились и орут песни, перекрикивая друг друга, как кричал, пытаясь сопротивляться, молодой смазливый моряк, но его крепко приложили по голове и, изнасиловав всем скопом, оставили лежать на палубе сломанной куклой, так и не пришедшей в себя.
Когда совсем стемнело, Бергуд вылез из своего убежища, чтоб посмотреть далеко ли берег и, как им с Ари, можно сбежать. Напившиеся пираты валялись в разных местах палубы, один пытался справить нужду в воду и чуть не упал, заснув прямо на борту со спущенными штанами. Часовой, сидевший на корме, клевал носом, стараясь не уснуть, но не очень преуспел в этом, в конце концов, уронив голову к себе на грудь.
Берег оказался в 50 ярдах от «Торговца», довольно много, но Бергуд прикинул, что при желании можно и с живым грузом доплыть. Вдруг, с пиратского клипера раздался пронзительный, почти животный крик, захлебнувшийся на высокой ноте, и раздался довольный мужской гогот, далеко разнесшийся над темными водами. Шагнув вперед, полукровка в гневе сжал кулаки, увидев обнаженное мужское тело, распростертое на палубе бота. На темных волосах запеклась кровь, было непонятно жив он или нет.
Я ведь не смогу так оставить их и уйти…
Молча ругая себя последними словами, мальчик, неслышно ступая, стащил плотный платок из валявшейся на палубе одежды для того, чтобы было чем, зажать рот и взял в руки в свой острый нож, одновременно молясь про себя всем богам об успехе своих действий. Тихонько обойдя мертвецки пьяных пиратов, маленький варлак твердой рукой перерезал всем горло, легонько опустив на палубу каждое тело, никого не потревожив при этом.
После учиненной резни взгляд Бергуда обратился в сторону пиратского судна. Адреналин еще горячил кровь, страх бился где-то на донышке души, не смея поднять свою голову. Справиться со всеми нереально, он всего лишь маленький пацан, несмотря на весомый груз земного воплощения. Холодные расчеты тикали в его голове, заставляя мозг, бешено работать. Оставлять обозленных пиратов на хвосте не стоит, если он сейчас освободит пленников, и они сбегут, это все равно, что подписать всем смертный приговор…
Долго вслушиваясь в пьяную оргию, мальчик, наконец, дождался тишины, нарушаемую лишь плеском волн о борт. Раздевшись, он плавно скользнул в воду, надеясь, что в этих водах не бывает акул. Громада корабля выросла над головой. Немного приподнявшись из воды на якорной цепи, мальчик разглядывал обшивку клипера, в неверном свете звезд. Но ничего не было видно. С еле слышным вздохом, Бергуд опять погрузился в воду и поплыл вдоль борта, ощупывая его руками. Ведь обшивка, это всего лишь дерево, которое со временем гниет и начинает понемногу пропускать воду. Наконец, найдя искомую маленькую пробоину, он заморозил в этой дыре немного воды, расширив при этом дерево вокруг. Немного успокоенный, он отплыл назад и, взобравшись на бот, прислушался, но все было тихо. Воздев руки кверху и сосредоточившись, он создал огромный ледяной клин, там, где оставил свою ледяную метку, по правому борту.
Лед заструился по его венам, наполняя его эйфорией могущества, кончики пальцев потрескивали и переливались голубыми всполохами. Четко держа в голове, когда то увиденную картинку осколка величественного айсберга, юный маг представил, как ледяной треугольник вспарывает обшивку корабля, как нож консервную банку. Раздался ужасающий треск и грохот, корабль буквально застонал, разрезаемый такой массой льда и, разломившись на две неравные части, стал тонуть. Еще успев поразиться такой страшной силе своей магии, Бергуд упал, от напряжения, вновь потеряв сознание…
Очнулся, как будто вынырнул с глубины, рывком, в страхе распахнул глаза и подскочил к левому бортику. Всматривался до рези в глазах в почти черную воду и долго не мог понять, не плывет ли кто, не слышится ли плеск гребков уверенных рук и не поднимается ли кто по спущенной якорной цепи. Грохот сердца в ушах постепенно становился все тише и тише и Бергуд, наконец, смог разобрать не свой бешеный пульс, а то, как легонько плещутся волны об обшивку.
Неизвестно, повезло ему или это его тонкий расчет. Но, ни маг, оказавшийся непонятно где, ни перепившиеся пираты, не смогли оказать ему сопротивление, и все, как один пошли на дно вместе со своим кораблем.
Когда небосвод чуть посерел, намекая на будущий рассвет, отважный мальчишка с трудом перевалил трупы со своего корабля за борт, предварительно, без всякого зазрения совести, обшарив их, забрав всякую мелочь, немного монет и ножи. Найдя на шее еле слышный пульс несчастного на палубе, он укрыл его каким-то тентом, на всякий случай, если выживет.
Бот оказался довольно вместительным широким судном с двумя мачтами с прямыми и косыми парусами и бушпритом. Ночью, спрятавшись в одном из трюмов, что поближе к корме, под поднятой с большим усилием тяжелой крышкой люка, который имел вентиляционное решетчатое отверстие с задвижкой, дети оказались почти в полной темноте. Еле сделав в плотно сложенных мешках со злаками норку, Бергуд уютно устроившись там, обнял Ари, и успокоено задремал…
Утро встретило беглецов полумраком забитого серыми мешками трюма, немного рассеиваемым светом из решетчатого окошка в люке. С палубы доносились отрывистые команды, говор моряков, скрип такелажа, шарканье ног и хлопанье паруса под ветром. Корабль довольно ходко шел, легонько раскачиваясь, наверное, галсами, потому что ощущался небольшой меняющийся крен, сначала на одну сторону, а потом на другую.
Сначала осторожничая, а потом, вполне освоившись, Бергуд довольно шустро облазил весь трюм. Заморозив из воздуха воду в единственную мятую кружку, дети умылись, попили и в ней же замочили зерна, съеденные позже и похожие на рис, которые мальчишка вытащил с самого нижнего мешка, расковыряв в нем ткань. Нашел какие-то мешковатые тряпки в углу и прикрыл ими получившуюся у них нору, которую он предварительно расширил. Провозившись почти весь день, он задумался о том, что нужно придумать, куда им надо справлять естественные надобности.
Ну, не ждать же весь день ночи, чтоб вылезти на палубу для этого, да и малышка не сможет терпеть столько…
В этом трюме, к сожалению, не было никаких бочек с пресной водой, ни с другими жидкостями…
Дождавшись ночи, когда бот встал на якорь близ берега, Бергуд выскользнул на палубу и заскользил по ней неслышной тенью, ища какую-нибудь емкость. Как назло ничего не находилось.
По темному небу вдалеке плыли облака, закрывая иногда неверный отсвет звезд, и тогда становилось совсем темно, заставляя мальчишку двигаться почти на ощупь. Наконец, найдя какую-то жестяную банку, приспособленную под разные мелочи, он вытряхнул все из нее на палубу небольшой дорожкой и заторопился назад, прихватив по пути балластный бочонок с привязанной шлюпки.
Так и потянулись дни, проведенные в духоте трюма, где дети спасались ледяными леденцами и редкими ночными вылазками наружу, в хорошую погоду, когда не лилась вода с неба, и не штормил океан.
Судя по звездам, корабль шел на восток, совсем в не том направлении каком было бы нужно, но Бергуд философски решил, что будь, что будет, главное удрали от убийц, подрядившихся искать малышку.
Невыразимую скуку дневного времяпрепровождения он заполнил тренировками со своей появившейся вновь в полную силу магией, заодно, делая изо льда буквы алфавита, уча Ари читать.
Здесь же, в тусклом дневном свете с решетчатого окошка, Ари показала своему спасителю свое главное сокровище – тот приснопамятный медальон, неизвестно как оказавшийся, тогда в грязной канаве. Это был изящный золотой овал, с заключенной в него ощерившейся головой белой кобры, с синими сапфирами вместо глаз. Сплетя очень прочный ремешок из надерганных вощеных ниток, Бергуд повесил медальон матери на шею Ари, предварительно запаяв смолой в скорлупку ореха слишком приметную золотую вещь. Теперь на шее у девочки болтался орешек, который всегда успокаивал ее, когда она за него бралась.
Один раз даже исхитрились поплескаться на мелководье, что сильно прогрелось за день, где корабль встал в небольшой бухте у маленького городка для торговли. Большинство моряков сошли в увольнительную на берег. На палубе было пустынно и тихо, что Бергуд рискнул. Правда, при подъеме обратно, они чуть не напоролись на не спящего шкипера, немолодого, высокого человека с какой-то властной аурой, который неторопливо обходил свой корабль. Его сердце после этой встречи еще долго билось так, как будто хотело выпрыгнуть из груди.
Можно было бы конечно сойти на берег совсем. Но здесь еще более дальний юг, да и фактически еще зима, ночи пока прохладные. Так что малолетние дети легко могут стать добычей торговцев рабами. Лучше уж хорошо плыть, чем шагать в песках. С тех пор они больше так не рисковали. Но проблему с мытьем надо было, как-то решать… Особенно то, что когда будут разгружать полный трюм, надо будет куда-то спрятаться, да так, чтоб не нашли.
В будущие планы Бергуда и «торговца», бегущего по волнам, как всегда вмешалась «госпожа Удача»…
В одно прекрасное утро, когда светило встало над горизонтом, бросая в воду косые лучи, окрашивая морскую рябь разноцветными бликами и расцвечивая белые паруса золотом, над волнами разнесся крик впередсмотрящего:
- Паруса!
- Проклятье! – Шкипер разглядел в подзорную трубу, как вдали показались алые паруса, резко выделяясь на морской глади.
Купеческий бот бодро вспарывал носом прозрачную голубую воду, взяв курс на северо-восток, двигаясь вдоль побережья Актийских песков, и капитан с командой уже не ожидали никаких неприятностей…
Пираты. Не так уж и много их было в этих водах. На западе пиратством в основном промышляли ярлы ракшасов, а через много миль от материка, на юге, где-то между Джанкартом и Внутренним морем был довольно большой архипелаг Талман, где в основном и находили прибежище преступники с материка, образуя свирепую пиратскую вольницу, где каждый был сам за себя. Они чаще нападали на мелкие суденышки, не рискуя нападать на большие корабли или караваны судов, особенно если там, на охране были маги. Но пиратская флотилия могла и посягнуть на караван у которого мало охраны. Сейчас по волнам шел только один корабль, гордо заявляя о себе алыми парусами, цвета крови, но и он всех перепугал. Откуда пираты появились и как уж узнали о движущемся вдоль берега боте, на котором нет мага, неизвестно. Но факт того, что их нагонял «корсар», раз с кровавыми парусами был очевиден…
- Ближе к берегу! Меняем курс! Прибавить ход!
На корабле, вдруг, началась регулируемая паника. Послышался топот множества ног, отрывистые команды, что-то гремело, хлопали разворачиваемые дополнительные паруса, и зычный голос боцмана, перекрывая людской гомон, отдавал различные команды морскими терминами, некоторые на незнакомом языке. Бергуд впервые услышал незнакомый язык, обычно на Лигрее был распространен всеобщий, на нем разговаривали все – люди, оборотни, эльфины, варлаки, окрки, тхолы, горцы и даже тролли. Поэтому услышать другой язык было очень необычно.
«Торговец» распустив все паруса, отчаянно пытался удрать от погони, тяжело прыгая по волнам, хорошо хоть ветер поменялся, обещая шторм, и теперь дул почти сзади, туго натягивая белые полотнища, так что деревянные борта и днище сильно потрескивали, возмущаясь такой нагрузке.
Потом наступила, какая-то мертвая тишина, разбавленная тревожным ожиданием и поскрипыванием такелажа. Дети в напряжении вслушивались, не понимая, что же там случилось. Задрав свои головы к верху, они ждали чего-то необычного, полные тревоги и волнения, но было слышно лишь их собственное тяжелое дыхание, да свист ветра в парусах.
Несмотря на все ухищрения, расстояние между кораблями неуклонно сокращалось.
В пятидесяти ярдах от бота маг с корсарского корабля выпустил огненный шар, который взорвался рядом с бортом, с оглушительным звуком и брызгами соленой воды. Но беглецы и не подумали останавливаться, пытаясь отсрочить неизбежное поражение, хотя быстроходный клипер висел уже фактически у них на хвосте.
Около тридцати человек скопились по правому борту «торговца», по которому их догнал «корсар», чтоб оказать яростное сопротивление. Люди в ожидании сжимали мечи и кривые сабли, руки подрагивали от напряжения и ожидания. На палубе раздались огненные взрывы возле мачты, в небо взвился огонь. Полетели абордажные крючья и корабли с громким скрипом и скрежетом соприкоснулись, сплетаясь в тесные объятия.
Раздались вопли матросов, собравшихся подороже продать свою жизнь:
- Смерть корсарам! За борт их! Смерть!
- Талманцы вперед! – вторили им головорезы.
Завязалась жестокая сеча. Дым от горящей фок-мачты застилал палубу, вызывая першение в горле и слезливость глаз. В трюме, где притаились дети, был слышен только звук металла об металл и топот ног.
- Сдавайтесь или жестокая смерть, - давили на психику умелые воины, владеющие оружием, как продолжением себя, да и вражеский маг внушил моральное поражение, еще тогда, когда бой не начался.
Отчаянная битва окончилась, все же матросы совсем не воины и не охранники багажа. Десять трупов отправились кормить рыб. Остальных раненых и избитых, одев на них, на всякий случай колодки, пираты закрыли в носовой трюм. Кроме имущества «торговца» корсары разжились еще и живым товаром, который тоже можно выгодно продать.
Потушив огонь на мачте, они деловито обшарили весь корабль, надеясь найти драгоценности и металлы, но бот нес всего лишь зерно и крупы в Аршас…
Дети, тихо просидевшие всю битву, боялись вздохнуть, когда один из пиратов заглянул в их трюм. Вспоров мечом пару мешков, он закричал:
- Браго! Тут только мешки со злаками и фураж! Одно дерьмо!
- Гар! Простучи, на всякий случай переборки, вдруг, где завалялся какой тайник! Эти хитрые жуки чего только не придумывают.
- Ну, хорошо! – бранясь и пиная со злости мешки, он подошел к стене.
Не заваленные товаром стены были деловито простуканы рукояткой меча, а после с недовольным ворчанием пират убрался прочь.
Невольно шумно выдохнув, Бергуд погладил по голове малышку и прижал ее к себе, укачивая, почувствовав, как колотится сердце от страха, отдаваясь сквозь ребра на груди. Схватившись за свой орешек, Ари постепенно успокоилась и уснула, перенервничав от волнений ожидания битвы, страха самого сражения и ужаса, когда открылся люк в трюм.
Сам же мальчишка, подполз к так и не закрытому маленькому окошку в люке и напряженно вслушивался в звуки на палубе, невесело размышляя об их дальнейшей судьбе.
Зычный голос Браго, видимо капитана догнавшего их «корсара», определил тех, кто останется на завоеванном корабле, его они тоже не собирались бросать.
Погоня увела их далеко на северо-восток, и грозовой фронт прошел стороной, уводя шторм к югу. Близился уже вечер. Развидневшееся вновь небо на горизонте подсветилось желто-красным цветом с какой-то дымкой. Ветер гнал лишь легкую волну. Стремительная гонка и волнения сделали незаметным прошедший день. Раздался скрежет якорной цепи, и судно встало, легонько покачиваясь на якоре. Клипер разместился подальше, чтоб, если поднимется волнение на море, не задеть борт другого корабля.
В трюме было слышно, как пираты напились и орут песни, перекрикивая друг друга, как кричал, пытаясь сопротивляться, молодой смазливый моряк, но его крепко приложили по голове и, изнасиловав всем скопом, оставили лежать на палубе сломанной куклой, так и не пришедшей в себя.
Когда совсем стемнело, Бергуд вылез из своего убежища, чтоб посмотреть далеко ли берег и, как им с Ари, можно сбежать. Напившиеся пираты валялись в разных местах палубы, один пытался справить нужду в воду и чуть не упал, заснув прямо на борту со спущенными штанами. Часовой, сидевший на корме, клевал носом, стараясь не уснуть, но не очень преуспел в этом, в конце концов, уронив голову к себе на грудь.
Берег оказался в 50 ярдах от «Торговца», довольно много, но Бергуд прикинул, что при желании можно и с живым грузом доплыть. Вдруг, с пиратского клипера раздался пронзительный, почти животный крик, захлебнувшийся на высокой ноте, и раздался довольный мужской гогот, далеко разнесшийся над темными водами. Шагнув вперед, полукровка в гневе сжал кулаки, увидев обнаженное мужское тело, распростертое на палубе бота. На темных волосах запеклась кровь, было непонятно жив он или нет.
Я ведь не смогу так оставить их и уйти…
Молча ругая себя последними словами, мальчик, неслышно ступая, стащил плотный платок из валявшейся на палубе одежды для того, чтобы было чем, зажать рот и взял в руки в свой острый нож, одновременно молясь про себя всем богам об успехе своих действий. Тихонько обойдя мертвецки пьяных пиратов, маленький варлак твердой рукой перерезал всем горло, легонько опустив на палубу каждое тело, никого не потревожив при этом.
После учиненной резни взгляд Бергуда обратился в сторону пиратского судна. Адреналин еще горячил кровь, страх бился где-то на донышке души, не смея поднять свою голову. Справиться со всеми нереально, он всего лишь маленький пацан, несмотря на весомый груз земного воплощения. Холодные расчеты тикали в его голове, заставляя мозг, бешено работать. Оставлять обозленных пиратов на хвосте не стоит, если он сейчас освободит пленников, и они сбегут, это все равно, что подписать всем смертный приговор…
Долго вслушиваясь в пьяную оргию, мальчик, наконец, дождался тишины, нарушаемую лишь плеском волн о борт. Раздевшись, он плавно скользнул в воду, надеясь, что в этих водах не бывает акул. Громада корабля выросла над головой. Немного приподнявшись из воды на якорной цепи, мальчик разглядывал обшивку клипера, в неверном свете звезд. Но ничего не было видно. С еле слышным вздохом, Бергуд опять погрузился в воду и поплыл вдоль борта, ощупывая его руками. Ведь обшивка, это всего лишь дерево, которое со временем гниет и начинает понемногу пропускать воду. Наконец, найдя искомую маленькую пробоину, он заморозил в этой дыре немного воды, расширив при этом дерево вокруг. Немного успокоенный, он отплыл назад и, взобравшись на бот, прислушался, но все было тихо. Воздев руки кверху и сосредоточившись, он создал огромный ледяной клин, там, где оставил свою ледяную метку, по правому борту.
Лед заструился по его венам, наполняя его эйфорией могущества, кончики пальцев потрескивали и переливались голубыми всполохами. Четко держа в голове, когда то увиденную картинку осколка величественного айсберга, юный маг представил, как ледяной треугольник вспарывает обшивку корабля, как нож консервную банку. Раздался ужасающий треск и грохот, корабль буквально застонал, разрезаемый такой массой льда и, разломившись на две неравные части, стал тонуть. Еще успев поразиться такой страшной силе своей магии, Бергуд упал, от напряжения, вновь потеряв сознание…
Очнулся, как будто вынырнул с глубины, рывком, в страхе распахнул глаза и подскочил к левому бортику. Всматривался до рези в глазах в почти черную воду и долго не мог понять, не плывет ли кто, не слышится ли плеск гребков уверенных рук и не поднимается ли кто по спущенной якорной цепи. Грохот сердца в ушах постепенно становился все тише и тише и Бергуд, наконец, смог разобрать не свой бешеный пульс, а то, как легонько плещутся волны об обшивку.
Неизвестно, повезло ему или это его тонкий расчет. Но, ни маг, оказавшийся непонятно где, ни перепившиеся пираты, не смогли оказать ему сопротивление, и все, как один пошли на дно вместе со своим кораблем.
Когда небосвод чуть посерел, намекая на будущий рассвет, отважный мальчишка с трудом перевалил трупы со своего корабля за борт, предварительно, без всякого зазрения совести, обшарив их, забрав всякую мелочь, немного монет и ножи. Найдя на шее еле слышный пульс несчастного на палубе, он укрыл его каким-то тентом, на всякий случай, если выживет.
