— Её? — спросила я, показывая на мост.
Сеня машинально посмотрел и быстро выхватил пистолет из кобуры на поясе. Раздалось два выстрела: одна пула вгрызлась в деревянную обшивку под подоконником, от другой стеклянным водопадом осыпалось окно. В том месте, где все мы секунду назад видели рыжеволосую девушку с измождённым лицом и пятном крови на груди, уже никого не было.
— Сень, ты чего? — выговорил Кошак, застывший рядом с Жабой.
Сеня быстро направил дуло на телохранителей:
— Оружие на пол, быстро!
— Саша! — выдохнул Крысак.
— Сань, — повторил Кошак. — Ты чё?
— Быстро, я сказал! Вера, собери стволы.
Вера подчинилась, подгоняемая моим взглядом, протянула оружие Скату. Сеня взял один ствол в другую руку, остальные выкинул в окно, Вера, кусая губы, заперла дверь и отдала ему ключ. Жаба и Кошак отошли к стене с растерянными лицами – Скат застал их врасплох. У Сени немного тряслись руки, но любой, кто взглянул бы сейчас на его лицо, тут же уверился, что он выстрелит без колебания. Киприянов молча хмурил брови, пытаясь понять, видно было, что ему больно и боль отвлекает.
— Больше никаких иллюзий! — угрожающе выговорил Сеня, обращаясь ко мне. — Бери отца, идём. Ты тоже, Кошак. Грабли поднял и на мост!
Павел побледнел, подошёл, подняв руки.
Я произнесла:
— Оставь отца. Зачем он тебе ТАМ?
— Поведешь троих, — отрезал Сеня.
— А Павел? Зачем тебе там Павел?
— Хочу посмотреть, правда ли, о чем мне говорили. Про траву и росу. Отец мой сильный, может, и выдержит, а Кошак – человечишка, в крови заляпанный, жить ему там одну минуту. Хочешь, ставки сделаем?
Павел рванулся. Сеня ударил его рукояткой в скулу и подтолкнул на мост. Киприянов помог Кошаку удержаться на ногах – сам он тоже был под прицелом. Повинуясь знаку Ската, подошла Вера – принялась укладывать в пакет воду и еду.
— Если я не пойду? — спросила я у Сени.
— Пристрелю всех, похороню, уеду, найду другую. Меня спрячут. Не в первый раз.
— Как Аглаю?
— Как.
— Зачем тебе все это?
— Мне незачем. Есть люди, которым нужно. Это очень влиятельные люди. Им важно очистить землю от подобных тебе и Аглае ублюдков.
— Это зифы?
Саня засмеялся:
— Ты шутишь? Посмотри на неё, — он показал на Веру. — На что она способна? Жрать и трахаться, что для неё одно и то же.
Вера подняла на Сеня недобрый взгляд. «Не надо», показала я ей глазами. Она сжалась и засуетилась, пытаясь втиснуть контейнеры в узкий пакет. Я слышала, как запыхтел Жаба, но дула Сениних пистолетов, словно обезумевшие часовые стрелки, метались, указывая на всех по очереди.
— Что же это за люди?
— Не твоего ума дело.
— Меня ты тоже убьёшь?
Сеня одарил меня холодным прозрачным взглядом.
— Смирись с неизбежным. Так ты, кажется, говорила? Иди.
— Почему ты стрелял ей в сердце? Не хватило решимости выстрелить в голову?
— Иди!! — разъярённо закричал убийца. — Не пытайся меня отвлечь!
Сеня быстро развернулся и выстрелил Антону в плечо. Взвизгнула Вера. Жаба с удивлённым лицом закачался и сел на пол, зажимая рану.
— Ничего личного, Дирижабль, — кинул Скат. — Сам понимаешь, рисковать не могу.
Он перевел прицел на Веру, застывшую в ужасе, помедлил, улыбнулся и ступил на мост, ткнув меня дулом под ребра. Я взяла за руки Павла и Киприянова, Сеня обнял меня одной рукой за талию, глумливо прижав к себе. Нас поглотил туман. На Холмах было пасмурно, в воздухе дрожала морось. Как только мы вошли, невысоко над нами захлопали невидимые крылья – Сеня пригнулся, но не потерял бдительности. Впрочем, все, кроме меня, в тот момент были подавлены и бессильны: Кошак трясся от страха, на лице Киприянова застыло бессмысленное выражение.
Туман вдруг начал рваться клочьями и таять. Солнце всё так же пряталось за тучами, но приоткрывшийся вид на море был великолепен. Я схватила Кошака за руку и, отступив назад, с силой толкнула его за спину, в комнату. Павел исчез, словно вмиг стал невидимым, только мелькнуло полупрозрачное, искаженное ужасом лицо. Скат выругался, потом, беззвучно шевеля губами, скинул с плеч туго набитый рюкзак, спрыгнул с моста, аккуратно наклонился, потрогал траву под ногой, вздохнул, поднялся и… выстрелил мне в висок. Вернее, думал, что выстрелил. На его лице возникло недоумённое выражение.
— Можешь выбросить свои пушки, здесь это все не действует, — сказала я.
Сеня нажал на курок во второй раз, и в третий, и в четвертый.
— Здесь нельзя убить. Только у Холмов есть исключительное право вершить суд.
Скат грязно выругался, помянув моих ублюдочных предков, потом тряхнул головой и снисходительно усмехнулся:
— Какая разница. Главное, я здесь.
— Ты здесь, — согласилась я. — Что дальше?
— Мне нужно найти своих.
— Здесь нет твоих. Убийцы не живут долго на Холмах Искупления, я же объясняла. Ты не понимаешь?
— Это ты не понимаешь! В книге написано, что здесь люди живут вечно, люди с кровью фейри. Во мне есть кровь фейри. Да-да, я тоже ублюдок, представь себе. Но я – правильный ублюдок, первый за двести лет правильный выблядок, спасибо папочке… Я избранный, если хочешь. Первый из вас, кто согласился идти правильной дорогой. Вы столько лет грешили на зифов: «О, подлые твари! Вы губите прекрасных фей!» Зифы, ха! Тупые рептилии! Вы так и не поняли, кто на вас охотится?!
— Орден, — сказала я. — Пурис омниа пура. Для чистых все чисто.
Сеня торжественно кивнул. Обвел рукой пространство вокруг.
— Чистое для чистых. Чистая земля. Не загаженная ни грязным, жадным человечеством, ни надменными нелюдями. Чтобы всё начать сначала. Как долго мы этого ждали!
— Ты надеешься, что те люди, что отправились сюда двести лет назад с Николаем, сыном Странника, еще живы?
— Да, — Скат облизал губы, глаза его светились фанатичным огнем, — они здесь. Они не могли выбраться. Или не захотели. Я найду их.
— А как собираешься выбраться ты? Ты же не сможешь вернуться по мосту.
— Мне незачем. Я останусь. Из мира людей придут такие же, как я. У нас есть феи посговорчивее тебя и Аглаи. Они организуют переходы, принесут оружие. Если понадобится, будем воевать мечами. Мы очистим этот мир от тварей. Здесь, на Холмах Искупления, убивать нельзя, но есть другие земли, и там когда-то шла война. Я читал о Короле. Он убивал зифов, зифы убивали фей, значит, вы всё-таки смертны. Мы разыщем зифов, всех, кто затаил обиду против фейри, и призовем их под свои знамена.
— А потом перебьете?
— Зифы, негры, евреи, феи, эльфы болот, тролли, гоблины – когда-то Бог был слишком милостив. Но сменялись тысячелетия, количество ошибок перешло в качество, и миру грозит гадкая, грязная смерть от существ, не ведающих истинного пути и не способных его увидеть. Ошибки должны быть исправлены.
Киприянов вдруг застонал и сел на землю. Потом лёг и закрыл глаза, кажется, он потерял сознание.
— Тебе не жаль отца? — спросила я.
Сеня хмыкнул, покачал головой и спросил, с жадным любопытством глядя на Киприянова:
— Что случается здесь с убийцами?
— Ты скоро узнаешь это сам. Почувствуешь на собственной шкуре.
Сеня откинул голову назад и захохотал:
— Глупая… какая же ты… глупая тетёха. Я с самого начала видел тебя насквозь. Ты жалела МЕНЯ! МЕНЯ жалела! Ах, бедный Сеня, он потерял любимую! Он единственный, кто ко мне хорошо относится в этом паучьем гнезде! Милый, милый Сеня! Вы такие… вам достался этот мир, с его способностью исцелять, с его недрами и волшебством… просто так… А вы таскаетесь по миру людей, сюсюкаете над младенцами, раздаете эти ваши серебряные ложки, даже не скрываетесь особо. Одариваете своей феерической любовью, словно нищему пятак суёте. А все потому, что вы считаете остальных глупцами. Только ведь на каждую дичь найдется охотник! Слышишь! На каждую! Думаешь, я пошел бы, не подстраховавшись?
Сеня вытащил из-под ворота рубашки знакомый мне железный медальон с латинской надписью по кругу «Puris Omnia Pura», с благоговением поцеловал его.
— Он выкован из железа от посоха Святой Терезы Авильской, первой фейри-полукровки, полностью отвергнувшей свое происхождение и изгнавшей из себя дьявольский темперамент путем монашества - он защищает меня и моих братьев от нечистой силы. С ним я неуязвим. Ты мне больше не нужна. Держать тебя при себе я не хочу – ты ненадежна. Я отпускаю тебя. Можешь идти и рассказать своим подружкам обо мне и моих братьях, все равно скоро Орден настигнет вас всех. Никто не уйдет. Живи, пока есть время.
Конечно, он меня отпускал. Что он мог со мной здесь сделать: стукнуть камнем, придушить? Он так рассчитывал на свою пушку, а она оказалась бесполезной. В любой момент из леса могут выйти мои «родственники». Бедный Сеня.
— Как… милостиво, нет слов. Что ж, — медленно продолжила я, — ответная услуга - ты хотел знать, что случается на Холмах с убийцами? Позволь, я расскажу тебе… Это будет короткий рассказ. С чего начать?.. Конечности их уходят в землю, со ступней начинается растворение. Это не больно, верно?
Сеня посмотрел вниз и попытался пошевелить ногами.
— Они не могут больше говорить, потому что их тело начинает таять, как свечной воск…
Скат замычал, дёргаясь.
— … но они еще способны стоять. Растворение продолжается. На теле выступает роса. Она стекает в траву. Здесь всегда влажная, жирная земля, поэтому трава такая густая и зеленая.
Сеня уже ушёл в землю почти до колен. Трава обвила его икры и впилась в тело. Слава богу, Киприянов был без сознания. Я не впервые видела процесс умерщвления Холмами приговоренных к смерти, но даже меня подташнивало.
— Они падают, — монотонно продолжала я. — Роса стекает по их лицу. Плоть истончается, но они еще способны мыслить и осознают, что с ними происходит… Они способны слышать. Что же они слышат? Например то, что однажды я нашла в траве кучку проржавевших насквозь медальонов с надписью «Пурис омния пури». Там, рядом, догнивали остатки алых шёлковых плащей.
У Сени заклокотало в горле, он понял, наконец, что это не сон и не иллюзия. Я отвернулась, посмотрела на лес.
— Здесь многое сохраняется надолго, только не тела. Что дальше? Ах да, к ним подходят убитые ими и говорят с ними… Что же они говорят?
— Что нужно было стрелять в голову, идиот, — мстительно произнесла Аглая, наклоняясь над своим убийцей.
— Я испугалась, — сказала я. — Я так испугалась!
Аглая молчала. Ветер бродил в ветвях, раскачивая золотые игрушки. Колыбель играла свою древнюю мелодию. Прямо над моей головой раскачивался и звенел единорог с сапфировыми глазами. Я вспомнила Сеню и его последний взгляд.
— Того, что ты не выживешь, того, что Холмы не пустят меня больше сюда, — продолжила я, предупреждая вопрос Аглаи, — того, что я теперь тоже убийца.
Я знала, что скажет Аглая, но все равно хотела это услышать. Хотя бы для того, чтобы ее голос еще раз напомнил мне: это не сон, она жива.
— Ты ничего такого не сделала, — тихо сказала Аглая. — Он сам этого хотел. А Холмы вынесли приговор. Две тысячи лет люди живут, вернее, пытаются жить по завету «прости ближнего своего, что бы он ни совершил, даже своего врага – прости». Но Холмы искупления древнее. Они не видели прихода Всепрощающего, они не знают, что можно простить. Их принцип – око за око, жизнь за жизнь. И все же… почему они не убили Крысака?
— Я договорилась с ними. Обещала, что все будет по-другому. Киприянов выпил воды из Грота Забвения. Сам.
— Сам?! — Аглая еле слышно охнула.
— Да.
Я вспомнила требовательный взгляд и дрожащую руку Киприянова. «Дай! Хочу забыть!»
— Физически ему стало легче. После того, как мы вернулись. Он ничего не видел, не видел… как Сеня…. но все понял.
— Что же с ним будет?
— Он будет жить. Не знаю, сколько. Наверное, достаточно, чтобы что-то понять. Я почему-то верю, что он поймет… Прослежу за этим, ведь я обещала Холмам. Видишь, все меняется, и Холмы тоже. С Киприяновым Антон. Ему уже лучше, ранение оказалось неопасным. У них много времени, чтобы познакомиться заново.
— Расскажи, я ничего не знаю… не помню.
Я вздохнула:
— Начну с начала. У одного мужчины примерно в одно время было две любовницы. Кровь фейри сильна, и обе родили сыновей. Одна из них была из хорошей семьи, она не хотела огласки, а Киприянов не собирался жениться, поэтому ко всеобщему удовлетворению он быстренько нашел ей богатого мужа, известного адвоката. Сеня рос в любви и уюте. А вторая женщина… помнишь, в девяностые были очень популярны местные конкурсы красоты… Спонсировали их разные криминальные структуры. На одной из таких конкурсов Киприянов и познакомился с матерью Жабы, в смысле, Антона. Не знал, что она родила, видимо, у нее были свои причины скрыть факт рождения ребенка от подобного отца – что-то потом с ней произошло, то ли передоз, то ли мокруха какая. Антона воспитывала бабушка.
Мальчик рос как трава, связался с криминалом, в один прекрасный день пересекся с Киприяновым, а тот по пьяни стал трепаться о своих любовных победах. Антон, не будь дураком, смекнул и сопоставил кое-какие факты из рассказа Крысака и своей биографии. Он не собирался мстить или шантажировать, нет, наоборот – Крысак был для него чем-то вроде иконы, Жаба из кожи вон вылез, чтобы попасть к тому в телохранители. И чувства у него были весьма сентиментальные. Да, он туповат, неразвит, груб, но отца искренне любит и о своих способностях немного осведомлен – жизнь подсказала.
Пару лет назад в доме появилась Вера. Антон поначалу с ней не очень церемонился (чему она, по причине своей природы, была весьма рада), а потом как-то привязался – рассказал ей все, а она посоветовала признаться во всем отцу. Но тут Киприянов привел в дом Сеню. Жаба затаился, не зная, что теперь делать, с таким-то раскладом сил. Я была права: Вера тут же сделала стойку на Сеню. А что? Красавчик, образованный, наследник, фейри, в конце концов. Идея убийства нашей милой зифе всегда претила, она предпочитала питаться по чуть-чуть, хотя убийство фейри… это да… поэффективнее: раз – и живи пару десятков лет, не боясь постареть или истощиться. Впрочем, вернусь к Сене. Они с Киприяновым не стали распространяться о своем родстве – мало ли. Только Антон обо всем догадался. Но не он один был такой умный. Во-первых, Сеня-Скат сразу понял, кто перед ним. Это я-то, наивная, гадала, как так получилось, что столько полукровок под одной крышей собралось, а он сомневаться не стал – справки навел. Во-вторых, в один прекрасный день Вера, истощенная заботой об умирающем отце, позволила себе «хлебнуть» лишку. И попалась. Сеня крепко взял ее в тиски. Она испугалась. Орден прихлопнул бы зифу как муху, никакие ее магические способности не помогли бы. По требованию Сени она спала с Антоном и рассказывала о каждом его шаге, разыскивала зифов, согласных пойти на новую войну с фейри. Скат обещал им часть Холмов, но зифы, еще помня недавнюю по их меркам схватку с феями, наотрез отказывались. Сеня занервничал. Я не сказала, кто его отчим? Отчим Сени, мнимый друг Киприянова, правая рука главы русского филиала Ордена. Киприянов был у них под особым наблюдением, ибо силен… зараза. Понятно, в каком мозговом штурме вырос мальчик. Орден уже много раз отлавливал фей, но мало кто из них согласился помогать…. Аглая, скажи, как?
Аглая прикрыла глаза. Холмы вылечили ее тело, но душа… воспоминания… Стриженая почти налысо, похудевшая до прозрачности, она казалась такой хрупкой и уязвимой. Волосы отрастут, но как заново вырастить мир в сердце?
Сеня машинально посмотрел и быстро выхватил пистолет из кобуры на поясе. Раздалось два выстрела: одна пула вгрызлась в деревянную обшивку под подоконником, от другой стеклянным водопадом осыпалось окно. В том месте, где все мы секунду назад видели рыжеволосую девушку с измождённым лицом и пятном крови на груди, уже никого не было.
— Сень, ты чего? — выговорил Кошак, застывший рядом с Жабой.
Сеня быстро направил дуло на телохранителей:
— Оружие на пол, быстро!
— Саша! — выдохнул Крысак.
— Сань, — повторил Кошак. — Ты чё?
— Быстро, я сказал! Вера, собери стволы.
Вера подчинилась, подгоняемая моим взглядом, протянула оружие Скату. Сеня взял один ствол в другую руку, остальные выкинул в окно, Вера, кусая губы, заперла дверь и отдала ему ключ. Жаба и Кошак отошли к стене с растерянными лицами – Скат застал их врасплох. У Сени немного тряслись руки, но любой, кто взглянул бы сейчас на его лицо, тут же уверился, что он выстрелит без колебания. Киприянов молча хмурил брови, пытаясь понять, видно было, что ему больно и боль отвлекает.
— Больше никаких иллюзий! — угрожающе выговорил Сеня, обращаясь ко мне. — Бери отца, идём. Ты тоже, Кошак. Грабли поднял и на мост!
Павел побледнел, подошёл, подняв руки.
Я произнесла:
— Оставь отца. Зачем он тебе ТАМ?
— Поведешь троих, — отрезал Сеня.
— А Павел? Зачем тебе там Павел?
— Хочу посмотреть, правда ли, о чем мне говорили. Про траву и росу. Отец мой сильный, может, и выдержит, а Кошак – человечишка, в крови заляпанный, жить ему там одну минуту. Хочешь, ставки сделаем?
Павел рванулся. Сеня ударил его рукояткой в скулу и подтолкнул на мост. Киприянов помог Кошаку удержаться на ногах – сам он тоже был под прицелом. Повинуясь знаку Ската, подошла Вера – принялась укладывать в пакет воду и еду.
— Если я не пойду? — спросила я у Сени.
— Пристрелю всех, похороню, уеду, найду другую. Меня спрячут. Не в первый раз.
— Как Аглаю?
— Как.
— Зачем тебе все это?
— Мне незачем. Есть люди, которым нужно. Это очень влиятельные люди. Им важно очистить землю от подобных тебе и Аглае ублюдков.
— Это зифы?
Саня засмеялся:
— Ты шутишь? Посмотри на неё, — он показал на Веру. — На что она способна? Жрать и трахаться, что для неё одно и то же.
Вера подняла на Сеня недобрый взгляд. «Не надо», показала я ей глазами. Она сжалась и засуетилась, пытаясь втиснуть контейнеры в узкий пакет. Я слышала, как запыхтел Жаба, но дула Сениних пистолетов, словно обезумевшие часовые стрелки, метались, указывая на всех по очереди.
— Что же это за люди?
— Не твоего ума дело.
— Меня ты тоже убьёшь?
Сеня одарил меня холодным прозрачным взглядом.
— Смирись с неизбежным. Так ты, кажется, говорила? Иди.
— Почему ты стрелял ей в сердце? Не хватило решимости выстрелить в голову?
— Иди!! — разъярённо закричал убийца. — Не пытайся меня отвлечь!
Сеня быстро развернулся и выстрелил Антону в плечо. Взвизгнула Вера. Жаба с удивлённым лицом закачался и сел на пол, зажимая рану.
— Ничего личного, Дирижабль, — кинул Скат. — Сам понимаешь, рисковать не могу.
Он перевел прицел на Веру, застывшую в ужасе, помедлил, улыбнулся и ступил на мост, ткнув меня дулом под ребра. Я взяла за руки Павла и Киприянова, Сеня обнял меня одной рукой за талию, глумливо прижав к себе. Нас поглотил туман. На Холмах было пасмурно, в воздухе дрожала морось. Как только мы вошли, невысоко над нами захлопали невидимые крылья – Сеня пригнулся, но не потерял бдительности. Впрочем, все, кроме меня, в тот момент были подавлены и бессильны: Кошак трясся от страха, на лице Киприянова застыло бессмысленное выражение.
Туман вдруг начал рваться клочьями и таять. Солнце всё так же пряталось за тучами, но приоткрывшийся вид на море был великолепен. Я схватила Кошака за руку и, отступив назад, с силой толкнула его за спину, в комнату. Павел исчез, словно вмиг стал невидимым, только мелькнуло полупрозрачное, искаженное ужасом лицо. Скат выругался, потом, беззвучно шевеля губами, скинул с плеч туго набитый рюкзак, спрыгнул с моста, аккуратно наклонился, потрогал траву под ногой, вздохнул, поднялся и… выстрелил мне в висок. Вернее, думал, что выстрелил. На его лице возникло недоумённое выражение.
— Можешь выбросить свои пушки, здесь это все не действует, — сказала я.
Сеня нажал на курок во второй раз, и в третий, и в четвертый.
— Здесь нельзя убить. Только у Холмов есть исключительное право вершить суд.
Скат грязно выругался, помянув моих ублюдочных предков, потом тряхнул головой и снисходительно усмехнулся:
— Какая разница. Главное, я здесь.
— Ты здесь, — согласилась я. — Что дальше?
— Мне нужно найти своих.
— Здесь нет твоих. Убийцы не живут долго на Холмах Искупления, я же объясняла. Ты не понимаешь?
— Это ты не понимаешь! В книге написано, что здесь люди живут вечно, люди с кровью фейри. Во мне есть кровь фейри. Да-да, я тоже ублюдок, представь себе. Но я – правильный ублюдок, первый за двести лет правильный выблядок, спасибо папочке… Я избранный, если хочешь. Первый из вас, кто согласился идти правильной дорогой. Вы столько лет грешили на зифов: «О, подлые твари! Вы губите прекрасных фей!» Зифы, ха! Тупые рептилии! Вы так и не поняли, кто на вас охотится?!
— Орден, — сказала я. — Пурис омниа пура. Для чистых все чисто.
Сеня торжественно кивнул. Обвел рукой пространство вокруг.
— Чистое для чистых. Чистая земля. Не загаженная ни грязным, жадным человечеством, ни надменными нелюдями. Чтобы всё начать сначала. Как долго мы этого ждали!
— Ты надеешься, что те люди, что отправились сюда двести лет назад с Николаем, сыном Странника, еще живы?
— Да, — Скат облизал губы, глаза его светились фанатичным огнем, — они здесь. Они не могли выбраться. Или не захотели. Я найду их.
— А как собираешься выбраться ты? Ты же не сможешь вернуться по мосту.
— Мне незачем. Я останусь. Из мира людей придут такие же, как я. У нас есть феи посговорчивее тебя и Аглаи. Они организуют переходы, принесут оружие. Если понадобится, будем воевать мечами. Мы очистим этот мир от тварей. Здесь, на Холмах Искупления, убивать нельзя, но есть другие земли, и там когда-то шла война. Я читал о Короле. Он убивал зифов, зифы убивали фей, значит, вы всё-таки смертны. Мы разыщем зифов, всех, кто затаил обиду против фейри, и призовем их под свои знамена.
— А потом перебьете?
— Зифы, негры, евреи, феи, эльфы болот, тролли, гоблины – когда-то Бог был слишком милостив. Но сменялись тысячелетия, количество ошибок перешло в качество, и миру грозит гадкая, грязная смерть от существ, не ведающих истинного пути и не способных его увидеть. Ошибки должны быть исправлены.
Киприянов вдруг застонал и сел на землю. Потом лёг и закрыл глаза, кажется, он потерял сознание.
— Тебе не жаль отца? — спросила я.
Сеня хмыкнул, покачал головой и спросил, с жадным любопытством глядя на Киприянова:
— Что случается здесь с убийцами?
— Ты скоро узнаешь это сам. Почувствуешь на собственной шкуре.
Сеня откинул голову назад и захохотал:
— Глупая… какая же ты… глупая тетёха. Я с самого начала видел тебя насквозь. Ты жалела МЕНЯ! МЕНЯ жалела! Ах, бедный Сеня, он потерял любимую! Он единственный, кто ко мне хорошо относится в этом паучьем гнезде! Милый, милый Сеня! Вы такие… вам достался этот мир, с его способностью исцелять, с его недрами и волшебством… просто так… А вы таскаетесь по миру людей, сюсюкаете над младенцами, раздаете эти ваши серебряные ложки, даже не скрываетесь особо. Одариваете своей феерической любовью, словно нищему пятак суёте. А все потому, что вы считаете остальных глупцами. Только ведь на каждую дичь найдется охотник! Слышишь! На каждую! Думаешь, я пошел бы, не подстраховавшись?
Сеня вытащил из-под ворота рубашки знакомый мне железный медальон с латинской надписью по кругу «Puris Omnia Pura», с благоговением поцеловал его.
— Он выкован из железа от посоха Святой Терезы Авильской, первой фейри-полукровки, полностью отвергнувшей свое происхождение и изгнавшей из себя дьявольский темперамент путем монашества - он защищает меня и моих братьев от нечистой силы. С ним я неуязвим. Ты мне больше не нужна. Держать тебя при себе я не хочу – ты ненадежна. Я отпускаю тебя. Можешь идти и рассказать своим подружкам обо мне и моих братьях, все равно скоро Орден настигнет вас всех. Никто не уйдет. Живи, пока есть время.
Конечно, он меня отпускал. Что он мог со мной здесь сделать: стукнуть камнем, придушить? Он так рассчитывал на свою пушку, а она оказалась бесполезной. В любой момент из леса могут выйти мои «родственники». Бедный Сеня.
— Как… милостиво, нет слов. Что ж, — медленно продолжила я, — ответная услуга - ты хотел знать, что случается на Холмах с убийцами? Позволь, я расскажу тебе… Это будет короткий рассказ. С чего начать?.. Конечности их уходят в землю, со ступней начинается растворение. Это не больно, верно?
Сеня посмотрел вниз и попытался пошевелить ногами.
— Они не могут больше говорить, потому что их тело начинает таять, как свечной воск…
Скат замычал, дёргаясь.
— … но они еще способны стоять. Растворение продолжается. На теле выступает роса. Она стекает в траву. Здесь всегда влажная, жирная земля, поэтому трава такая густая и зеленая.
Сеня уже ушёл в землю почти до колен. Трава обвила его икры и впилась в тело. Слава богу, Киприянов был без сознания. Я не впервые видела процесс умерщвления Холмами приговоренных к смерти, но даже меня подташнивало.
— Они падают, — монотонно продолжала я. — Роса стекает по их лицу. Плоть истончается, но они еще способны мыслить и осознают, что с ними происходит… Они способны слышать. Что же они слышат? Например то, что однажды я нашла в траве кучку проржавевших насквозь медальонов с надписью «Пурис омния пури». Там, рядом, догнивали остатки алых шёлковых плащей.
У Сени заклокотало в горле, он понял, наконец, что это не сон и не иллюзия. Я отвернулась, посмотрела на лес.
— Здесь многое сохраняется надолго, только не тела. Что дальше? Ах да, к ним подходят убитые ими и говорят с ними… Что же они говорят?
— Что нужно было стрелять в голову, идиот, — мстительно произнесла Аглая, наклоняясь над своим убийцей.
ГЛАВА 11
— Я испугалась, — сказала я. — Я так испугалась!
Аглая молчала. Ветер бродил в ветвях, раскачивая золотые игрушки. Колыбель играла свою древнюю мелодию. Прямо над моей головой раскачивался и звенел единорог с сапфировыми глазами. Я вспомнила Сеню и его последний взгляд.
— Того, что ты не выживешь, того, что Холмы не пустят меня больше сюда, — продолжила я, предупреждая вопрос Аглаи, — того, что я теперь тоже убийца.
Я знала, что скажет Аглая, но все равно хотела это услышать. Хотя бы для того, чтобы ее голос еще раз напомнил мне: это не сон, она жива.
— Ты ничего такого не сделала, — тихо сказала Аглая. — Он сам этого хотел. А Холмы вынесли приговор. Две тысячи лет люди живут, вернее, пытаются жить по завету «прости ближнего своего, что бы он ни совершил, даже своего врага – прости». Но Холмы искупления древнее. Они не видели прихода Всепрощающего, они не знают, что можно простить. Их принцип – око за око, жизнь за жизнь. И все же… почему они не убили Крысака?
— Я договорилась с ними. Обещала, что все будет по-другому. Киприянов выпил воды из Грота Забвения. Сам.
— Сам?! — Аглая еле слышно охнула.
— Да.
Я вспомнила требовательный взгляд и дрожащую руку Киприянова. «Дай! Хочу забыть!»
— Физически ему стало легче. После того, как мы вернулись. Он ничего не видел, не видел… как Сеня…. но все понял.
— Что же с ним будет?
— Он будет жить. Не знаю, сколько. Наверное, достаточно, чтобы что-то понять. Я почему-то верю, что он поймет… Прослежу за этим, ведь я обещала Холмам. Видишь, все меняется, и Холмы тоже. С Киприяновым Антон. Ему уже лучше, ранение оказалось неопасным. У них много времени, чтобы познакомиться заново.
— Расскажи, я ничего не знаю… не помню.
Я вздохнула:
— Начну с начала. У одного мужчины примерно в одно время было две любовницы. Кровь фейри сильна, и обе родили сыновей. Одна из них была из хорошей семьи, она не хотела огласки, а Киприянов не собирался жениться, поэтому ко всеобщему удовлетворению он быстренько нашел ей богатого мужа, известного адвоката. Сеня рос в любви и уюте. А вторая женщина… помнишь, в девяностые были очень популярны местные конкурсы красоты… Спонсировали их разные криминальные структуры. На одной из таких конкурсов Киприянов и познакомился с матерью Жабы, в смысле, Антона. Не знал, что она родила, видимо, у нее были свои причины скрыть факт рождения ребенка от подобного отца – что-то потом с ней произошло, то ли передоз, то ли мокруха какая. Антона воспитывала бабушка.
Мальчик рос как трава, связался с криминалом, в один прекрасный день пересекся с Киприяновым, а тот по пьяни стал трепаться о своих любовных победах. Антон, не будь дураком, смекнул и сопоставил кое-какие факты из рассказа Крысака и своей биографии. Он не собирался мстить или шантажировать, нет, наоборот – Крысак был для него чем-то вроде иконы, Жаба из кожи вон вылез, чтобы попасть к тому в телохранители. И чувства у него были весьма сентиментальные. Да, он туповат, неразвит, груб, но отца искренне любит и о своих способностях немного осведомлен – жизнь подсказала.
Пару лет назад в доме появилась Вера. Антон поначалу с ней не очень церемонился (чему она, по причине своей природы, была весьма рада), а потом как-то привязался – рассказал ей все, а она посоветовала признаться во всем отцу. Но тут Киприянов привел в дом Сеню. Жаба затаился, не зная, что теперь делать, с таким-то раскладом сил. Я была права: Вера тут же сделала стойку на Сеню. А что? Красавчик, образованный, наследник, фейри, в конце концов. Идея убийства нашей милой зифе всегда претила, она предпочитала питаться по чуть-чуть, хотя убийство фейри… это да… поэффективнее: раз – и живи пару десятков лет, не боясь постареть или истощиться. Впрочем, вернусь к Сене. Они с Киприяновым не стали распространяться о своем родстве – мало ли. Только Антон обо всем догадался. Но не он один был такой умный. Во-первых, Сеня-Скат сразу понял, кто перед ним. Это я-то, наивная, гадала, как так получилось, что столько полукровок под одной крышей собралось, а он сомневаться не стал – справки навел. Во-вторых, в один прекрасный день Вера, истощенная заботой об умирающем отце, позволила себе «хлебнуть» лишку. И попалась. Сеня крепко взял ее в тиски. Она испугалась. Орден прихлопнул бы зифу как муху, никакие ее магические способности не помогли бы. По требованию Сени она спала с Антоном и рассказывала о каждом его шаге, разыскивала зифов, согласных пойти на новую войну с фейри. Скат обещал им часть Холмов, но зифы, еще помня недавнюю по их меркам схватку с феями, наотрез отказывались. Сеня занервничал. Я не сказала, кто его отчим? Отчим Сени, мнимый друг Киприянова, правая рука главы русского филиала Ордена. Киприянов был у них под особым наблюдением, ибо силен… зараза. Понятно, в каком мозговом штурме вырос мальчик. Орден уже много раз отлавливал фей, но мало кто из них согласился помогать…. Аглая, скажи, как?
Аглая прикрыла глаза. Холмы вылечили ее тело, но душа… воспоминания… Стриженая почти налысо, похудевшая до прозрачности, она казалась такой хрупкой и уязвимой. Волосы отрастут, но как заново вырастить мир в сердце?
