- Но он… - я сделала неопределённый жест, намекая на его смерть. - Уже того.
- Ну и что? О боги… ты и правда не знала, как обойти этот пункт? - Она приподняла бровь. Я машинально кивнула. - Ах, дитя моё, ты всё ещё наивна. Учить тебя и учить. Так… это единственная загвоздка?
- Да, - выдохнула я, а потом, набрав воздуха в грудь, выпалила: - А герцогиня не против такого зятя?
- А с чего бы мне быть против? Главное - чтобы тебе было хорошо. И чтобы наконец появились внуки.
Именно в этот момент я почувствовала, как по щеке покатилась слеза.
«Я столько лет видела в ней холодную аристократку, чуть ли не врага... А она просто мать. Мать, которая желает дочери счастья».
Герцогиня пробыла в поместье неделю. Она не устраивала разносов, не читала нотаций, не вмешивалась - просто отдыхала, беседовала с дочерью, наблюдала, слушала и… внимательно присматривалась к Алисандро. Она не сказала ни слова о нём за весь визит, но каждый раз, когда он входил в комнату с подносом, подающим письмо или чашку чая, её взгляд становился оценивающе-холодноватым - таким, каким матери смотрят на возможного зятя, проверяя его на прочность одним только поворотом головы.
И вот, спустя семь дней, герцогиня собралась в обратный путь. Карета уже стояла у крыльца, слуги суетились, загружая дорожные сундуки. Серафина лично вышла проводить матушку, как полагалось.
Фелиция стояла с прямой спиной, с безупречной осанкой, в дорожном плаще цвета выдержанного вина. Она бросила взгляд на двор, где как всегда безупречно слаженно действовали слуги под руководством Алисандро. Затем повернулась к дочери и, прищурившись, сдержанно кивнула.
- Он мне нравится, - сказала она негромко, словно между делом, - в меру скромен, в меру умен, с прекрасной осанкой, и, что куда важнее - глаза у него честные. Ты хорошо выбрала.
Серафина чуть опешила, но тут же взяла себя в руки.
- Он не знал, что вы смотрите.
- Вот именно, - с хитринкой усмехнулась герцогиня. - Потому и показал себя настоящим.
Фелиция обняла дочь крепко, по-матерински, потом шепнула у самого уха:
- Только не затягивай, слышишь? Такие мужчины долго свободными не остаются. А титул - титулом, но женщина должна быть счастлива. Пусть твой следующий муж будет твоим выбором.
Серафина кивнула, не сдержав лёгкую улыбку. На душе вдруг стало удивительно спокойно.
Герцогиня поднялась в карету. Колёса скрипнули, эскорт тронулся, и шумно-тепло отзвучал прощальный день.
Серафина осталась стоять у ступеней, глядя вслед.
- Моя мать - гремучая смесь здравого смысла, императорских амбиций и нескрываемого здравого цинизма, - произнесла она тихо, чуть покачивая головой. - Но она права. Пора.
Она развернулась и пошла в дом - на сердце уже зреет решение.
Вечер выдался особенно тёплым. В кабинете было душно, и Серафина распахнула окна, чтобы впустить летний воздух. Она сидела за столом, разбирая документы, когда Алисандро вошёл с подносом.
Он был, как всегда, безупречен: приглаженные волосы, свежая сорочка, взгляд преданный, внимательный. Всё было при нём - и именно это, пожалуй, подтолкнуло её к мысли, которая родилась внезапно, как искра.
- Алисандро? - Серафина откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.
- Да, госпожа?
Она наклонила голову чуть вбок, разглядывая его, словно скульптор - незавершённую статую.
- Скажи, ты мне доверяешь?
Он моргнул, слегка удивлённый вопросом.
- Безоговорочно.
- Даже если я попрошу… чего-то странного?
- Если вы - госпожа, а я - ваш… - он запнулся, но продолжил, - слуга. Тогда да. Что бы вы ни велели.
Она улыбнулась - мягко, но с оттенком хищного огонька в глазах.
- Сегодня вечером, после отбоя. Придёшь ко мне в покои. Один.
- Конечно, госпожа.
- Нет. - Она встала, обошла стол, подошла к нему почти вплотную. - Совсем один. Без одежды.
Он побледнел, затем порозовел до самых ушей. Губы чуть приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Серафина провела кончиком пальца по его подбородку, поднимая взгляд мужчины на себя.
- Я не причиню тебе вреда, - тихо сказала она. - Но ты должен… довериться.
Он кивнул. Медленно. И неуверенно, как человек, стоящий на краю утёса, готовый шагнуть в воздух по чьей-то просьбе.
- Да… госпожа.
Серафина сдержала довольный вздох.
- Хорошо. Жду тебя.
Она вернулась к столу, как ни в чём не бывало, оставив Алисандро стоять посреди кабинета с выражением лица, в котором смешались испуг, предвкушение и безмерное волнение.
Ночь опустилась на поместье тихо, безмятежно. Спальня графини утопала в полумраке: лишь свечи на комоде и мерцание огня в камине оживляли тени. Воздух был напоён ароматом розовых лепестков и чего-то ещё - чего-то тревожно-сладкого, как ожидание.
Серафина сидела у зеркала, медленно расчёсывая волосы. На ней было тёмное домашнее платье из тонкой ткани - мягкое, обволакивающее, почти прозрачное при свете свечей. Она не спешила. Ожидание было вкусным.
Лёгкий, почти неслышимый стук. Она не повернулась.
- Входи.
Дверь отворилась медленно. Тихо. На мгновение в проёме показался силуэт. А потом - он.
Алисандро стоял обнажённый, с румянцем до ушей, сжав руки в кулаки по швам, опустив взгляд. Тонкая линия ключиц, дрожь в животе, мускулистые, но стройные ноги. Его дыхание было неровным. Он словно извинялся самим своим видом - и в то же время не отступал.
Серафина посмотрела на него через зеркало. Затем обернулась.
- Закрой за собой дверь, - произнесла она негромко.
Он подчинился. Её голос был ровным, но властным, обволакивающим, как бархат.
- Подойди.
Он сделал шаг, потом другой - словно каждый шаг отдавался в животе электрической искрой. Он не знал, что делать с руками, с глазами, с собой. Но шёл.
Когда он оказался рядом, Серафина встала. Протянула руку - не чтобы прикоснуться, нет. Пока только медленно обвела пальцем вдоль его плеча, вниз по груди, не касаясь. Он вздрогнул.
- Ты прекрасен, - прошептала она. - Такой мужественный… и в то же время - такой чистый. Мне нравится смотреть, как ты доверяешь. Это - подарок.
Он поднял глаза - и впервые за весь вечер в них блеснуло нечто похожее на дерзость, как будто он хотел что-то сказать. Но слова не вышли.
Серафина подошла ближе, подняла руку и погладила его щёку тыльной стороной ладони.
- Боишься?
Он кивнул.
- Доверяешь?
Он снова кивнул. И прошептал:
- Да… всей душой.
Серафина улыбнулась. Она взяла его за руку - осторожно, как ведут ребёнка за собой в темноту, полную огней.
- Тогда иди. Сядь на край кровати. Я не причиню тебе боли. Только… покажу, как это бывает, когда женщина хочет… не взять - а принять.
Он пошёл, как во сне, и сел. Позже он уже не вспомнит, как точно это произошло - как она подошла ближе, как поцеловала его в висок, как её руки начали изучать его тело так, как раньше изучали карты - внимательно, бережно, в поиске сокровищ.
Когда его дыхание сбилось, а по коже прошла дрожь от её поцелуев, Серафина отстранилась. Он чуть привстал, словно хотел сказать что-то, но она приложила палец к его губам:
- Тсс. Не сейчас. У меня есть идея.
Из ящичка у изголовья она достала тёмно-синюю шелковую ленту. Он растерянно посмотрел на неё, но не отпрянул. Даже наоборот - замер, как под гипнозом. Серафина медленно завязала ему глаза, касаясь кожи с особой мягкостью, от которой по его спине пробежал электрический ток.
- Так лучше, - прошептала она. - Теперь ты точно не сбежишь.
Он даже улыбнулся в ответ, нервно, но с доверием.
Следом она взяла такие же ленты и мягко, но надёжно привязала его запястья к изголовью кровати. Он не сопротивлялся - лишь глубже вдохнул, и грудь его задрожала. Он был беззащитен. Но в этом - было что-то освобождающее.
- Вот теперь ты - полностью мой, - прошептала она, наклоняясь к его уху. - И я хочу, чтобы ты знал: я тоже принадлежу тебе.
Из шкатулки она достала тонкое кольцо с сапфиром, и, взяв его ладонь, медленно надела украшение на безымянный палец правой руки. А затем - застегнула на его шее тонкую цепочку с кулоном в виде стилизованной розы.
- Это первый и второй символы, - тихо проговорила она. - Кольцо и цепь. Третий надевают в церкви.
Она погладила его щеку, коснулась губами его подбородка.
- А теперь, мой Алисандро, скажи мне: хочешь ли ты обменяться со мной брачными браслетами?
Он, ослеплённый, связанный, дрожащий от возбуждения и нежности, прошептал хрипло:
- Да… Я хочу. Больше всего на свете.
Он лежал под ней - беззащитный, доверивший ей всё: тело, голос, дыхание. Ленты удерживали его руки, а её взгляд - всё остальное. Она провела кончиками пальцев по его груди, наслаждаясь тем, как он вздрагивает под этим едва ощутимым прикосновением.
- Ты дрожишь, - улыбнулась она, прижавшись губами к его ключице.
- Я не от страха, - прошептал он в ответ. - Просто... ты слишком настоящая.
- А ты - слишком желанный, - отозвалась Серафина и, переместившись ниже, обвела языком контур его живота.
Он захлебнулся стоном, пытался приподняться, но ленты тихо напомнили - нет, сегодня ты не ведущий. Сегодня ты даришься. Ей.
Серафина изучала его, как скульптор - мрамор. Каждое прикосновение было не только желанием, но и властью. Он вскрикивал от удовольствия, терялся в собственных ощущениях. А она, та, что всегда была собранной, неприступной и властной - теперь смеялась тихо, с искренним удовольствием, словно наконец позволила себе быть просто женщиной.
Он пытался что-то сказать, но язык не слушался - и она запрокинула голову, глядя, как он теряет самоконтроль, как тело под ней трепещет, как бёдра рвутся навстречу, как голос срывается.
- Серафина… пожалуйста… я больше не могу… - его голос звучал почти как мольба.
- Можешь. И будешь. Пока я не скажу иначе, - шепчет она, наклоняясь, чтобы поцеловать его.
И в этот момент всё внутри неё вспыхнуло.
Страсть захлестнула обоих, от волнения - до безудержного движения тел, долгого, горячего, бесконечного. Они сгорали в одном пламени, жадные, жаждущие, как если бы весь предыдущий год был только прелюдией к этой ночи.
Когда всё закончилось - они лежали, сплетённые, вспотевшие, счастливые.
Серафина развязала его руки и сняла ленту с глаз. Он моргнул, осматривая её лицо - и будто впервые увидел.
- Ты улыбаешься... не как графиня, - прошептал он.
- А как?
- Как женщина, которая знает, что её любят.
Она погладила его щёку, притянула к себе и тихо ответила:
- Потому что это правда.
- Ну и что? О боги… ты и правда не знала, как обойти этот пункт? - Она приподняла бровь. Я машинально кивнула. - Ах, дитя моё, ты всё ещё наивна. Учить тебя и учить. Так… это единственная загвоздка?
- Да, - выдохнула я, а потом, набрав воздуха в грудь, выпалила: - А герцогиня не против такого зятя?
- А с чего бы мне быть против? Главное - чтобы тебе было хорошо. И чтобы наконец появились внуки.
Именно в этот момент я почувствовала, как по щеке покатилась слеза.
«Я столько лет видела в ней холодную аристократку, чуть ли не врага... А она просто мать. Мать, которая желает дочери счастья».
Герцогиня пробыла в поместье неделю. Она не устраивала разносов, не читала нотаций, не вмешивалась - просто отдыхала, беседовала с дочерью, наблюдала, слушала и… внимательно присматривалась к Алисандро. Она не сказала ни слова о нём за весь визит, но каждый раз, когда он входил в комнату с подносом, подающим письмо или чашку чая, её взгляд становился оценивающе-холодноватым - таким, каким матери смотрят на возможного зятя, проверяя его на прочность одним только поворотом головы.
И вот, спустя семь дней, герцогиня собралась в обратный путь. Карета уже стояла у крыльца, слуги суетились, загружая дорожные сундуки. Серафина лично вышла проводить матушку, как полагалось.
Фелиция стояла с прямой спиной, с безупречной осанкой, в дорожном плаще цвета выдержанного вина. Она бросила взгляд на двор, где как всегда безупречно слаженно действовали слуги под руководством Алисандро. Затем повернулась к дочери и, прищурившись, сдержанно кивнула.
- Он мне нравится, - сказала она негромко, словно между делом, - в меру скромен, в меру умен, с прекрасной осанкой, и, что куда важнее - глаза у него честные. Ты хорошо выбрала.
Серафина чуть опешила, но тут же взяла себя в руки.
- Он не знал, что вы смотрите.
- Вот именно, - с хитринкой усмехнулась герцогиня. - Потому и показал себя настоящим.
Фелиция обняла дочь крепко, по-матерински, потом шепнула у самого уха:
- Только не затягивай, слышишь? Такие мужчины долго свободными не остаются. А титул - титулом, но женщина должна быть счастлива. Пусть твой следующий муж будет твоим выбором.
Серафина кивнула, не сдержав лёгкую улыбку. На душе вдруг стало удивительно спокойно.
Герцогиня поднялась в карету. Колёса скрипнули, эскорт тронулся, и шумно-тепло отзвучал прощальный день.
Серафина осталась стоять у ступеней, глядя вслед.
- Моя мать - гремучая смесь здравого смысла, императорских амбиций и нескрываемого здравого цинизма, - произнесла она тихо, чуть покачивая головой. - Но она права. Пора.
Она развернулась и пошла в дом - на сердце уже зреет решение.
*** Навсегда
Вечер выдался особенно тёплым. В кабинете было душно, и Серафина распахнула окна, чтобы впустить летний воздух. Она сидела за столом, разбирая документы, когда Алисандро вошёл с подносом.
Он был, как всегда, безупречен: приглаженные волосы, свежая сорочка, взгляд преданный, внимательный. Всё было при нём - и именно это, пожалуй, подтолкнуло её к мысли, которая родилась внезапно, как искра.
- Алисандро? - Серафина откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.
- Да, госпожа?
Она наклонила голову чуть вбок, разглядывая его, словно скульптор - незавершённую статую.
- Скажи, ты мне доверяешь?
Он моргнул, слегка удивлённый вопросом.
- Безоговорочно.
- Даже если я попрошу… чего-то странного?
- Если вы - госпожа, а я - ваш… - он запнулся, но продолжил, - слуга. Тогда да. Что бы вы ни велели.
Она улыбнулась - мягко, но с оттенком хищного огонька в глазах.
- Сегодня вечером, после отбоя. Придёшь ко мне в покои. Один.
- Конечно, госпожа.
- Нет. - Она встала, обошла стол, подошла к нему почти вплотную. - Совсем один. Без одежды.
Он побледнел, затем порозовел до самых ушей. Губы чуть приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Серафина провела кончиком пальца по его подбородку, поднимая взгляд мужчины на себя.
- Я не причиню тебе вреда, - тихо сказала она. - Но ты должен… довериться.
Он кивнул. Медленно. И неуверенно, как человек, стоящий на краю утёса, готовый шагнуть в воздух по чьей-то просьбе.
- Да… госпожа.
Серафина сдержала довольный вздох.
- Хорошо. Жду тебя.
Она вернулась к столу, как ни в чём не бывало, оставив Алисандро стоять посреди кабинета с выражением лица, в котором смешались испуг, предвкушение и безмерное волнение.
Ночь опустилась на поместье тихо, безмятежно. Спальня графини утопала в полумраке: лишь свечи на комоде и мерцание огня в камине оживляли тени. Воздух был напоён ароматом розовых лепестков и чего-то ещё - чего-то тревожно-сладкого, как ожидание.
Серафина сидела у зеркала, медленно расчёсывая волосы. На ней было тёмное домашнее платье из тонкой ткани - мягкое, обволакивающее, почти прозрачное при свете свечей. Она не спешила. Ожидание было вкусным.
Лёгкий, почти неслышимый стук. Она не повернулась.
- Входи.
Дверь отворилась медленно. Тихо. На мгновение в проёме показался силуэт. А потом - он.
Алисандро стоял обнажённый, с румянцем до ушей, сжав руки в кулаки по швам, опустив взгляд. Тонкая линия ключиц, дрожь в животе, мускулистые, но стройные ноги. Его дыхание было неровным. Он словно извинялся самим своим видом - и в то же время не отступал.
Серафина посмотрела на него через зеркало. Затем обернулась.
- Закрой за собой дверь, - произнесла она негромко.
Он подчинился. Её голос был ровным, но властным, обволакивающим, как бархат.
- Подойди.
Он сделал шаг, потом другой - словно каждый шаг отдавался в животе электрической искрой. Он не знал, что делать с руками, с глазами, с собой. Но шёл.
Когда он оказался рядом, Серафина встала. Протянула руку - не чтобы прикоснуться, нет. Пока только медленно обвела пальцем вдоль его плеча, вниз по груди, не касаясь. Он вздрогнул.
- Ты прекрасен, - прошептала она. - Такой мужественный… и в то же время - такой чистый. Мне нравится смотреть, как ты доверяешь. Это - подарок.
Он поднял глаза - и впервые за весь вечер в них блеснуло нечто похожее на дерзость, как будто он хотел что-то сказать. Но слова не вышли.
Серафина подошла ближе, подняла руку и погладила его щёку тыльной стороной ладони.
- Боишься?
Он кивнул.
- Доверяешь?
Он снова кивнул. И прошептал:
- Да… всей душой.
Серафина улыбнулась. Она взяла его за руку - осторожно, как ведут ребёнка за собой в темноту, полную огней.
- Тогда иди. Сядь на край кровати. Я не причиню тебе боли. Только… покажу, как это бывает, когда женщина хочет… не взять - а принять.
Он пошёл, как во сне, и сел. Позже он уже не вспомнит, как точно это произошло - как она подошла ближе, как поцеловала его в висок, как её руки начали изучать его тело так, как раньше изучали карты - внимательно, бережно, в поиске сокровищ.
Когда его дыхание сбилось, а по коже прошла дрожь от её поцелуев, Серафина отстранилась. Он чуть привстал, словно хотел сказать что-то, но она приложила палец к его губам:
- Тсс. Не сейчас. У меня есть идея.
Из ящичка у изголовья она достала тёмно-синюю шелковую ленту. Он растерянно посмотрел на неё, но не отпрянул. Даже наоборот - замер, как под гипнозом. Серафина медленно завязала ему глаза, касаясь кожи с особой мягкостью, от которой по его спине пробежал электрический ток.
- Так лучше, - прошептала она. - Теперь ты точно не сбежишь.
Он даже улыбнулся в ответ, нервно, но с доверием.
Следом она взяла такие же ленты и мягко, но надёжно привязала его запястья к изголовью кровати. Он не сопротивлялся - лишь глубже вдохнул, и грудь его задрожала. Он был беззащитен. Но в этом - было что-то освобождающее.
- Вот теперь ты - полностью мой, - прошептала она, наклоняясь к его уху. - И я хочу, чтобы ты знал: я тоже принадлежу тебе.
Из шкатулки она достала тонкое кольцо с сапфиром, и, взяв его ладонь, медленно надела украшение на безымянный палец правой руки. А затем - застегнула на его шее тонкую цепочку с кулоном в виде стилизованной розы.
- Это первый и второй символы, - тихо проговорила она. - Кольцо и цепь. Третий надевают в церкви.
Она погладила его щеку, коснулась губами его подбородка.
- А теперь, мой Алисандро, скажи мне: хочешь ли ты обменяться со мной брачными браслетами?
Он, ослеплённый, связанный, дрожащий от возбуждения и нежности, прошептал хрипло:
- Да… Я хочу. Больше всего на свете.
Он лежал под ней - беззащитный, доверивший ей всё: тело, голос, дыхание. Ленты удерживали его руки, а её взгляд - всё остальное. Она провела кончиками пальцев по его груди, наслаждаясь тем, как он вздрагивает под этим едва ощутимым прикосновением.
- Ты дрожишь, - улыбнулась она, прижавшись губами к его ключице.
- Я не от страха, - прошептал он в ответ. - Просто... ты слишком настоящая.
- А ты - слишком желанный, - отозвалась Серафина и, переместившись ниже, обвела языком контур его живота.
Он захлебнулся стоном, пытался приподняться, но ленты тихо напомнили - нет, сегодня ты не ведущий. Сегодня ты даришься. Ей.
Серафина изучала его, как скульптор - мрамор. Каждое прикосновение было не только желанием, но и властью. Он вскрикивал от удовольствия, терялся в собственных ощущениях. А она, та, что всегда была собранной, неприступной и властной - теперь смеялась тихо, с искренним удовольствием, словно наконец позволила себе быть просто женщиной.
Он пытался что-то сказать, но язык не слушался - и она запрокинула голову, глядя, как он теряет самоконтроль, как тело под ней трепещет, как бёдра рвутся навстречу, как голос срывается.
- Серафина… пожалуйста… я больше не могу… - его голос звучал почти как мольба.
- Можешь. И будешь. Пока я не скажу иначе, - шепчет она, наклоняясь, чтобы поцеловать его.
И в этот момент всё внутри неё вспыхнуло.
Страсть захлестнула обоих, от волнения - до безудержного движения тел, долгого, горячего, бесконечного. Они сгорали в одном пламени, жадные, жаждущие, как если бы весь предыдущий год был только прелюдией к этой ночи.
Когда всё закончилось - они лежали, сплетённые, вспотевшие, счастливые.
Серафина развязала его руки и сняла ленту с глаз. Он моргнул, осматривая её лицо - и будто впервые увидел.
- Ты улыбаешься... не как графиня, - прошептал он.
- А как?
- Как женщина, которая знает, что её любят.
Она погладила его щёку, притянула к себе и тихо ответила:
- Потому что это правда.
