Учителя меня обожали, соперницы завидовали, подруги составляли свиту негласной королевы «Нобиле-колледже-рагацце». Впереди нас ждал осенний бал, после которого мы выпорхнем во взрослую жизнь, шурша дипломами выпускниц и рекомендательными письмами, а у меня на пальце еще будет поблескивать кольцо Эдуардо. Потому что на балу я объяснюсь и получу предложение.
Это будет наша девятая встреча. На память о каждой я хранила что-то в шкатулке у изголовья. Первый осенний бал — носовой платок, который синьор да Риальто подал мне с пола, зимний — жемчужные сережки, которые он похвалил, весенний — перчатка… Кинжал Бьянки уже давно погребен под ворохом памятных вещиц. Особое место среди них занимает веточка омелы, под которой мы с Эдуардо поцеловались.
Скрывать свои чувства от подруг мне удалось недолго. Карла саркастично расхохоталась, заметив как я вывожу на полях тетради вензеля Э и Р, а Маура всхлипнула и, обняв меня, сообщила, что будет рада такой невестке. Три года я любила и была верна, изводя «фрейлин» беседами о предмете страсти, те же выказали неприличную ветреность. Впрочем, присущую всем ученицам «Нобиле-колледже-рагацце». Мужчины школу посещали не часто, но каждый из них становился объектом томных взглядов и девичьего кокетства. Даже зеленщик, плотник и пожилой учитель музыки маэстро Калявани. Что же происходило, когда объявлялись вакации и у порога школы выстраивалась вереница гондол с братьями и кузенами, разбирающих учениц по домам, не поддавалось описанию.
У меня пять братьев: Филомен, Филидор, Филиппо и Франциско, Флоримон. И трое младших — близнецы Филиппо и Франциско, и Флоримон, всего годом старше меня, получили за эти годы такое количество любовных посланий, что могли бы на манер шпалер оклеить ими гостиную дома Саламандер. И ограничились лишь гостиной просто потому, что Филомен Саламандер-Арденте более пяти лет бороздит южные моря в чине капитана, а Филидор преподает на материке в университете.
Из многочисленных повторений имен, начинающихся на «Ф» можно сделать вывод, что достойные мои родители во-первых, обладают неординарным чувством юмора, а во-вторых, очень хотели произвести на свет девочку, поэтому изящно закольцевали отпрысков Филоменой, женским вариантом имени первенца.
— Однако, — прожевав, Карла отвлекла меня от воспоминаний, — забавно, что Паола Раффаэле появилась в нашей школе за полтора месяца до выпуска.
Информированность синьорины Маламоко объяснялась тем, что вчера вечером она в очередной раз сбежала на свидание с одним из своих многочисленных кузенов. И мы с Маурой до четырех утра по очереди дежурили у двери, прислушиваясь к плеску весел, чтоб незаметно вернуть беглянку в спальню.
— Продолжай, — попросила я, ощипывая гроздь винограда.
Мауре грозило остаться без завтрака, но она сама виновата.
— Как думаешь, сколько ей может быть лет?
— Не больше двадцати, — я поморщилась от кислого вкуса, — как и всем нам.
— Двадцать пять не хочешь?
Я ахнула, а синьорина Маламоко торжествующе продолжала:
— В колониях у нее, по слухам, случился пылкий роман с неким капитаном, и папаша притащил дочурку в столицу, чтоб сбыть с рук, пока товар совсем не испортился.
— Товар попорчен? — Переспросила я многозначительно.
Карла пожала плечами:
— Точно никто кроме нее не скажет, но дело там дошло до клятв и обмен акольцами. Че… то есть, кузен…
— Подруги называется! — пронзительный возглас синьорины да Риальто, сбегающей по ступеням, заставил Карлу замолчать. — Ничего мне не оставили?
Я посмотрела на ощипанную кисть винограда и покраснела. Маура подбежала к скамье и стала рыться в корзинке. Там обнаружился обломок чиабаты, и девушка немедленно им захрустела.
Карла отряхнула с пальцев крошки:
— Ты хорошо знакома с синьориной Раффаэле?
— Прошлым летом в путешествии мы остановились на острове Помо-комо у тамошнего губернатора.
Карла и я забросали блондинку вопросами, на которые получали слегка невнятные из-за булки ответы.
Да, Паоле крепко за двадцать, и нет, раньше она не изображала всем своим видом серую мышку, напротив слыла красавицей и умницей каких мало. Завела на своем острове салон, где собирался весь свет искусств и литературы, занесенный ветром путешествий в колонии. Мауру тогда сочла легкомысленной пустышкой, едва удостоила беседой.
— Теперь лебезит, — хихикнула синьорина да Риальто, расправившись с чиабатой, — просит опекать в новой школьной жизни. А школы той меньше двух месяцев осталось.
— Надеюсь, ты проявила радушие и приветливость? — Спросила строго Карла.
— Вот еще! — Фыркнула Маура. — Все ей припомнила, и шпильки ее обидные в мой адрес, и то, что она, презрев обязанности хозяйки, не обеспечила меня партнерами в танцах, заграбастав всех себе, и неприглашение на лодочную прогулку. Все!
— Подожди, — сказала я, — твои претензии могут касаться хозяйки поместья, а вовсе не дочери.
— Она и была хозяйкой! Филомена, в колониях нравы менее строги, чем в столице, к тому же синьор Раффале — вдовец, поэтому всем заправляла дочурка.
Маура поискала глазами, что еще пожевать, не нашла и приблизилась к питьевому фонтанчику, накрыв его губами.
Мы с Карлой переглянулись. Новая соперница нравилась мне все меньше. Школьный колокол возвестил окончание паузы.
— Будем наблюдать, — решила синьорина Маламоко.
К полудню раздражение мое достигло точки кипения. Паола Рафаэле щадить соперниц не собиралась. На каждом уроке она нашла повод продемонстрировать свои таланты. Стихосложение? Легкая победа в импровизации. История? Цитирование по памяти древних трактатов. Риторика? И тут Паоле не было равных. Прочие ученицы явно ожидали, когда в схватку вступлю я.
— Мы теряем авторитет, — прошептала Маура за обедом, наблюдая как Бьянка привечает новенькую, предлагая той кушанья. — Придумай что-нибудь.
— Филомена, остынь, — шептала в другое ухо Карла. — Бить надо наверняка.
Обе они были правы. Послеобеденную сиесту я решила посвятить размышлениям. Думать, лежа в теньке под навесом, укрывшем часть солярия, получалось плохо. Поэтому, пока девушки лениво болтали, или дремали, пережидая самое жаркое время, отправилась бродить по школе. Обычай сиесты в Аквадорате соблюдают все. Меряя шагами пустые коридоры и лестницы, я думала.
Взрослая образованная девушка, котороя является синьорина Раффаэле даст мне сто очков вперед. Что и было всем нынче предъявлено. Оставить все как есть, и будь что будет. Ну что страшного, если Саламандер-Арденте с первой сдвинется на вторую строчку успеваемости? Всего лишь не получу отличительного знака и не мое имя выбьют на мраморной стене почета. Карерский мрамор пока был девственно чист, и быть на нем первой, так сказать, первой из первых, было бы крайне лестно. А еще Эдуардо… Будет ли достойна его вторая?
— Филомена? — прошелестел под сводами голос сестры Аннунциаты.
Обернувшись на звук, я увидела полуоткрытую дверь школьной библиотеки.
— Ты снова презрела отдых?
Войдя в библиотеку, я присела в поклоне:
— Простите, госпожа директриса, нынче не получается себя обуздать.
Монашка сложила сухие ладони поверх листов раскрытой книги:
— На уроке литературы ты показалась мне слишком тихой.
— Внутри меня бушует пламя.
Сестра Аннунциата покачала головой в монашьем клобуке:
— И, кажется, причина пожара мне известна. А тебе, дитя, известно, что гордыня — смертный грех?
Повинно опустив голову, я молчала. Директрису я уважала безмерно, единственную среди учителей. Сестра Аннунциата приходилась дальней родственницей покойному дожу Дендуло, и именно он приставил ее руководить «Нобиле-колледже-рагацце». Сан благородная дона приняла в юном возрасте и грех стяжательства был ей чужд, а еще она была поэтессой, довольно известной даже за пределами Аквадораты.
— Саламандер-Арденте, — после паузы прошелестела монашка, — горячие и необузданные… Покайся, дитя.
Опустившись на колени у кресла, я покаялась: сначала в гордыне, после в зависти и дурных словах, напоследок признавшись в мелькнувшей мысли закончить соперничество с Паолой физическим устранением последней.
— Не больше чем на минуту, матушка, но мысль такая меня посетила. Помните, в прошлом году синьорина Фози сломала ногу, упав с лестницы и покинула школу?
— Вместе с той девицей, которая ее толкнула.
— Потому что надо было не толкать, а налить чуть оливкового масла на третью ступень сверху…
Я запнулась, потому что над моей склоненной макушкой раздалось явственное хихиканье:
— Филомена, у тебя преступный ум!
Вот и кайся после такого! Во-первых, действительно не больше минуты я эту операцию планировала, а во-вторых, призналась же!
— К счастью для «Нобиле-колледже-рагацце» и человечества в целом, твой преступный ум не подкреплен злодейскими наклонностями.
Это да, воплоти я хотя бы один из время от времени всплывающих в моем сознании планов, школа лежала бы уже в руинах. Злодейские мои прозрения иногда шли на пользу. После одного из покаяний, сестра Аннунциата выбила из совета сумму, достаточную на ремонт восточной башенки, обрушение которой было возможно легким толчком прогнившей несущей балки, после другого — установила засовы на двери черного хода, и велела очистить декоративный прудик во внутреннем дворе, в котором при желании можно было бы топить неугодных пачками.
— Я не знаю, что делать, матушка. Правда, не знаю. Годы работы пошли насмарку. Моя слабость повлечет нападки на подруг.
— Ты размышляешь как правитель.
— Маленький.
— Два месяца, Филомена, сомневаюсь, что за столь короткий срок синьорины да Риальто и Маламоко так уж пострадают.
— Но это произойдет из-за меня!
Светло-карие глаза директрисы были полны родительской доброты:
— Продолжай. Представь, что сейчас проходит занятие по риторике и твое задание — убедить оппонента.
— Сложившаяся ситуация несет угрозу стабильности, — после паузы твердо проговорила я. — Смена актеров за два месяца до финала посеет хаос и усилит соперничество многих. На волнах неразберихи к вершине вполне может вознестись особа нисколько вершины недостойная.
— Поэтому?
— Я вступлю в борьбу, даже без уверенности в победе.
— Для чего?
— Дуэль двоих отвлечет и увлечет прочих, мои «фрейлины» будут выведены из-под удара.
Я на мгновение смешалась, потому что слово «фрейлины» вслух прозвучало впервые, и сестра Аннунциата вполне могла опять упрекнуть меня в гордыне. Но упреков не последовало.
— Похоже на политическую интригу.
— Вся жизнь — политика, а политика — интриги.
Директриса после паузы кивнула:
— Тогда, Филомена Саламандер-Арденте, я подарю тебе не оружие, но надежду. — Она взяла со стола раскрытую книгу и развернула ее, уложив на свои колени. — Читай.
Это был сборник стихов, и глаза мои быстро заскользили по коротким строчкам.
— Узнала?
— Это та самая импровизация, которой синьора Раффаэле сразила синьору Годинели в поединке? Матушка, но вы присудили Паоле победу!
— Хотелось посмотреть, как далеко простирается подлость человеческая.
— Ах.
— Слово в слово! Эта… — тут прозвучало нечто, что из уст монашки услышать не предполагаешь, — выдала за свою импровизацию мои стихи!
Острожно перевернув обложку я прочла имя автора:
— Да Аннуцио Габриэле?
— Псевдоним.
Карие глаза метали молнии. Мне подумалось, что, если сестра Аннунциата лишена всех человеческих пороков, поэтессе не чуждо тщеславие. А еще, что Паола сильна лишь знаниями, а не мастерством.
Библиотеку я покинула окрыленной, и крылья мои были крыльями ангела мщения.
Их слегка помяли, когда меня попытались столкнуть с лестницы по дороге в класс. Но тихоня Годинели действовала столь неловко, что упала сама, и скатилась бы по ступеням, не ухвати я ее за локоть.
— Будешь должна, злодейка, — шепнула я, одарив дрожащую девицу хищной улыбкой.
— Отдежурю за тебя на кухне.
— И будешь это делать вплоть до выпуска.
Синьорина Годинели погрузилась в задумчивость, так что пришлось сжать ее локоть изо все сил.
— Да, Филомена!
— То-то же!
В классную комнату я вошла быстрым уверенным шагом и заняла место позади Мауры. Астрономию и астрологию нам преподавала синьора Ванессо, вдова морского капитана, манеры свои, видимо унаследовавшая от супруга. Ее громкий командирский голос вводил в трепет слабых духом.
— Сесть на весла! — Начала урок капитанша. — Звезды моря посреди земли.
Выделиться на ее занятиях было делом нелегким. Обычно они состояли из быстрого опроса, краткой лекции и заключительного опроса, уже по теме лекции.
— Главное навигационное созвездие, — синьора Ванессо ткнула пальцем в Мауру. — Ты.
— Миндаль, — подсказала я шепотом, синьорина да Риальто быстро ответила, заслужив одобрительный кивок.
— Другое название? — кончик пальца указал на меня.
— Южный крест.
Опрос продолжался и когда дошел до Паолы, та совершила ошибку, начала отвечать пространно и многословно.
— Суши весла, — фыркнула учительница, — мы здесь не рукоделием занимаемся.
Вспыхнув, синьорина Раффаэле возразила, что в «Нобиле-колледже-рагацце» готовят не моряков, а жен для аристократов, выйдя из образа скромницы и немало разозлив капитаншу. Та сообщила чем именно, по ее мнению, занимаются жены, и изгнала Паолу из классной комнаты.
Занятно, но ненавидящим взглядом изгнанница одарила именно меня, обернувшись от двери. Меня! Которая сидела ниже травы, тише воды и только сочувственно вздыхала. Ну, может подмигнула и показала язык, но разве способна невинная гримаска вызвать столь откровенную злобу?
На уроке хозяйственной арифметики новенькая попыталась блеснуть, продемонстрировав способность справляться в уме с большими числами. Но так как задание заключалось в сведении баланса прибыли и расходов, рисовка была лишней. Я царапала цифры на бумаге, зато не забыла вычесть из суммы нововведённый налог за уборку мусора, чем заслужила похвалу пожилой доны Дундели.
— Вы станете хорошей супругой любому аквадоратскому купцу, синьорина Филомена, — сказала она, — приумножающей семейные богатства.
Карла со своего места изобразила бесшумные аплодисменты в мою сторону.
К последнему уроку в школу вернулся маэстро Калявани. Разбившись на пары, мы кружились в танцевальной зале под присмотром синьоры Грацио, дамы выдающихся внешних качеств и бурного балетного прошлого. В партнерши мне досталась крошечная Лили По, в первые же минуты сбившаяся с шага.
— Лили, — шепнула я, — деточка, не пытайся изображать мужчину. Позволь вести мне.
И, когда синьорина По вняла совету, дело пошло на лад, настолько, что последним танцем меня удостоила сама Грацио.
— Три-три, — обмахиваясь веером после урока, сообщила Карла. — Мы вышли на ничью.
Я-то знала, что сегодня мы выиграли, потому что победа синьорины Раффаэле в риторике очков ей не принесла.
— Отчего же матушка во всеуслышанье не разоблачила подлог? — Поинтересовалась Маура.
— Сестра Аннунциата — мудрая женщина, даже мудрейшая, и не идет на поводу сиюминутных желаний.
— Опять политика, — синьорина да Риальто зевнула, прикрыв розовый рот ладошкой, — можешь не продолжать, Филомена.
После ужина все девицы по обыкновению собрались в общей гостиной, места и местечки которой были распределены в соответствие строгой школьной иерархии. Центральный оконный альков с широким подоконником и россыпью подушек на нем принадлежал Аквадоратской львице, то есть мне, ну и, разумеется, моим фрейлинам.
Это будет наша девятая встреча. На память о каждой я хранила что-то в шкатулке у изголовья. Первый осенний бал — носовой платок, который синьор да Риальто подал мне с пола, зимний — жемчужные сережки, которые он похвалил, весенний — перчатка… Кинжал Бьянки уже давно погребен под ворохом памятных вещиц. Особое место среди них занимает веточка омелы, под которой мы с Эдуардо поцеловались.
Скрывать свои чувства от подруг мне удалось недолго. Карла саркастично расхохоталась, заметив как я вывожу на полях тетради вензеля Э и Р, а Маура всхлипнула и, обняв меня, сообщила, что будет рада такой невестке. Три года я любила и была верна, изводя «фрейлин» беседами о предмете страсти, те же выказали неприличную ветреность. Впрочем, присущую всем ученицам «Нобиле-колледже-рагацце». Мужчины школу посещали не часто, но каждый из них становился объектом томных взглядов и девичьего кокетства. Даже зеленщик, плотник и пожилой учитель музыки маэстро Калявани. Что же происходило, когда объявлялись вакации и у порога школы выстраивалась вереница гондол с братьями и кузенами, разбирающих учениц по домам, не поддавалось описанию.
У меня пять братьев: Филомен, Филидор, Филиппо и Франциско, Флоримон. И трое младших — близнецы Филиппо и Франциско, и Флоримон, всего годом старше меня, получили за эти годы такое количество любовных посланий, что могли бы на манер шпалер оклеить ими гостиную дома Саламандер. И ограничились лишь гостиной просто потому, что Филомен Саламандер-Арденте более пяти лет бороздит южные моря в чине капитана, а Филидор преподает на материке в университете.
Из многочисленных повторений имен, начинающихся на «Ф» можно сделать вывод, что достойные мои родители во-первых, обладают неординарным чувством юмора, а во-вторых, очень хотели произвести на свет девочку, поэтому изящно закольцевали отпрысков Филоменой, женским вариантом имени первенца.
— Однако, — прожевав, Карла отвлекла меня от воспоминаний, — забавно, что Паола Раффаэле появилась в нашей школе за полтора месяца до выпуска.
Информированность синьорины Маламоко объяснялась тем, что вчера вечером она в очередной раз сбежала на свидание с одним из своих многочисленных кузенов. И мы с Маурой до четырех утра по очереди дежурили у двери, прислушиваясь к плеску весел, чтоб незаметно вернуть беглянку в спальню.
— Продолжай, — попросила я, ощипывая гроздь винограда.
Мауре грозило остаться без завтрака, но она сама виновата.
— Как думаешь, сколько ей может быть лет?
— Не больше двадцати, — я поморщилась от кислого вкуса, — как и всем нам.
— Двадцать пять не хочешь?
Я ахнула, а синьорина Маламоко торжествующе продолжала:
— В колониях у нее, по слухам, случился пылкий роман с неким капитаном, и папаша притащил дочурку в столицу, чтоб сбыть с рук, пока товар совсем не испортился.
— Товар попорчен? — Переспросила я многозначительно.
Карла пожала плечами:
— Точно никто кроме нее не скажет, но дело там дошло до клятв и обмен акольцами. Че… то есть, кузен…
— Подруги называется! — пронзительный возглас синьорины да Риальто, сбегающей по ступеням, заставил Карлу замолчать. — Ничего мне не оставили?
Я посмотрела на ощипанную кисть винограда и покраснела. Маура подбежала к скамье и стала рыться в корзинке. Там обнаружился обломок чиабаты, и девушка немедленно им захрустела.
Карла отряхнула с пальцев крошки:
— Ты хорошо знакома с синьориной Раффаэле?
— Прошлым летом в путешествии мы остановились на острове Помо-комо у тамошнего губернатора.
Карла и я забросали блондинку вопросами, на которые получали слегка невнятные из-за булки ответы.
Да, Паоле крепко за двадцать, и нет, раньше она не изображала всем своим видом серую мышку, напротив слыла красавицей и умницей каких мало. Завела на своем острове салон, где собирался весь свет искусств и литературы, занесенный ветром путешествий в колонии. Мауру тогда сочла легкомысленной пустышкой, едва удостоила беседой.
— Теперь лебезит, — хихикнула синьорина да Риальто, расправившись с чиабатой, — просит опекать в новой школьной жизни. А школы той меньше двух месяцев осталось.
— Надеюсь, ты проявила радушие и приветливость? — Спросила строго Карла.
— Вот еще! — Фыркнула Маура. — Все ей припомнила, и шпильки ее обидные в мой адрес, и то, что она, презрев обязанности хозяйки, не обеспечила меня партнерами в танцах, заграбастав всех себе, и неприглашение на лодочную прогулку. Все!
— Подожди, — сказала я, — твои претензии могут касаться хозяйки поместья, а вовсе не дочери.
— Она и была хозяйкой! Филомена, в колониях нравы менее строги, чем в столице, к тому же синьор Раффале — вдовец, поэтому всем заправляла дочурка.
Маура поискала глазами, что еще пожевать, не нашла и приблизилась к питьевому фонтанчику, накрыв его губами.
Мы с Карлой переглянулись. Новая соперница нравилась мне все меньше. Школьный колокол возвестил окончание паузы.
— Будем наблюдать, — решила синьорина Маламоко.
К полудню раздражение мое достигло точки кипения. Паола Рафаэле щадить соперниц не собиралась. На каждом уроке она нашла повод продемонстрировать свои таланты. Стихосложение? Легкая победа в импровизации. История? Цитирование по памяти древних трактатов. Риторика? И тут Паоле не было равных. Прочие ученицы явно ожидали, когда в схватку вступлю я.
— Мы теряем авторитет, — прошептала Маура за обедом, наблюдая как Бьянка привечает новенькую, предлагая той кушанья. — Придумай что-нибудь.
— Филомена, остынь, — шептала в другое ухо Карла. — Бить надо наверняка.
Обе они были правы. Послеобеденную сиесту я решила посвятить размышлениям. Думать, лежа в теньке под навесом, укрывшем часть солярия, получалось плохо. Поэтому, пока девушки лениво болтали, или дремали, пережидая самое жаркое время, отправилась бродить по школе. Обычай сиесты в Аквадорате соблюдают все. Меряя шагами пустые коридоры и лестницы, я думала.
Взрослая образованная девушка, котороя является синьорина Раффаэле даст мне сто очков вперед. Что и было всем нынче предъявлено. Оставить все как есть, и будь что будет. Ну что страшного, если Саламандер-Арденте с первой сдвинется на вторую строчку успеваемости? Всего лишь не получу отличительного знака и не мое имя выбьют на мраморной стене почета. Карерский мрамор пока был девственно чист, и быть на нем первой, так сказать, первой из первых, было бы крайне лестно. А еще Эдуардо… Будет ли достойна его вторая?
— Филомена? — прошелестел под сводами голос сестры Аннунциаты.
Обернувшись на звук, я увидела полуоткрытую дверь школьной библиотеки.
— Ты снова презрела отдых?
Войдя в библиотеку, я присела в поклоне:
— Простите, госпожа директриса, нынче не получается себя обуздать.
Монашка сложила сухие ладони поверх листов раскрытой книги:
— На уроке литературы ты показалась мне слишком тихой.
— Внутри меня бушует пламя.
Сестра Аннунциата покачала головой в монашьем клобуке:
— И, кажется, причина пожара мне известна. А тебе, дитя, известно, что гордыня — смертный грех?
Повинно опустив голову, я молчала. Директрису я уважала безмерно, единственную среди учителей. Сестра Аннунциата приходилась дальней родственницей покойному дожу Дендуло, и именно он приставил ее руководить «Нобиле-колледже-рагацце». Сан благородная дона приняла в юном возрасте и грех стяжательства был ей чужд, а еще она была поэтессой, довольно известной даже за пределами Аквадораты.
— Саламандер-Арденте, — после паузы прошелестела монашка, — горячие и необузданные… Покайся, дитя.
Опустившись на колени у кресла, я покаялась: сначала в гордыне, после в зависти и дурных словах, напоследок признавшись в мелькнувшей мысли закончить соперничество с Паолой физическим устранением последней.
— Не больше чем на минуту, матушка, но мысль такая меня посетила. Помните, в прошлом году синьорина Фози сломала ногу, упав с лестницы и покинула школу?
— Вместе с той девицей, которая ее толкнула.
— Потому что надо было не толкать, а налить чуть оливкового масла на третью ступень сверху…
Я запнулась, потому что над моей склоненной макушкой раздалось явственное хихиканье:
— Филомена, у тебя преступный ум!
Вот и кайся после такого! Во-первых, действительно не больше минуты я эту операцию планировала, а во-вторых, призналась же!
— К счастью для «Нобиле-колледже-рагацце» и человечества в целом, твой преступный ум не подкреплен злодейскими наклонностями.
Это да, воплоти я хотя бы один из время от времени всплывающих в моем сознании планов, школа лежала бы уже в руинах. Злодейские мои прозрения иногда шли на пользу. После одного из покаяний, сестра Аннунциата выбила из совета сумму, достаточную на ремонт восточной башенки, обрушение которой было возможно легким толчком прогнившей несущей балки, после другого — установила засовы на двери черного хода, и велела очистить декоративный прудик во внутреннем дворе, в котором при желании можно было бы топить неугодных пачками.
— Я не знаю, что делать, матушка. Правда, не знаю. Годы работы пошли насмарку. Моя слабость повлечет нападки на подруг.
— Ты размышляешь как правитель.
— Маленький.
— Два месяца, Филомена, сомневаюсь, что за столь короткий срок синьорины да Риальто и Маламоко так уж пострадают.
— Но это произойдет из-за меня!
Светло-карие глаза директрисы были полны родительской доброты:
— Продолжай. Представь, что сейчас проходит занятие по риторике и твое задание — убедить оппонента.
— Сложившаяся ситуация несет угрозу стабильности, — после паузы твердо проговорила я. — Смена актеров за два месяца до финала посеет хаос и усилит соперничество многих. На волнах неразберихи к вершине вполне может вознестись особа нисколько вершины недостойная.
— Поэтому?
— Я вступлю в борьбу, даже без уверенности в победе.
— Для чего?
— Дуэль двоих отвлечет и увлечет прочих, мои «фрейлины» будут выведены из-под удара.
Я на мгновение смешалась, потому что слово «фрейлины» вслух прозвучало впервые, и сестра Аннунциата вполне могла опять упрекнуть меня в гордыне. Но упреков не последовало.
— Похоже на политическую интригу.
— Вся жизнь — политика, а политика — интриги.
Директриса после паузы кивнула:
— Тогда, Филомена Саламандер-Арденте, я подарю тебе не оружие, но надежду. — Она взяла со стола раскрытую книгу и развернула ее, уложив на свои колени. — Читай.
Это был сборник стихов, и глаза мои быстро заскользили по коротким строчкам.
— Узнала?
— Это та самая импровизация, которой синьора Раффаэле сразила синьору Годинели в поединке? Матушка, но вы присудили Паоле победу!
— Хотелось посмотреть, как далеко простирается подлость человеческая.
— Ах.
— Слово в слово! Эта… — тут прозвучало нечто, что из уст монашки услышать не предполагаешь, — выдала за свою импровизацию мои стихи!
Острожно перевернув обложку я прочла имя автора:
— Да Аннуцио Габриэле?
— Псевдоним.
Карие глаза метали молнии. Мне подумалось, что, если сестра Аннунциата лишена всех человеческих пороков, поэтессе не чуждо тщеславие. А еще, что Паола сильна лишь знаниями, а не мастерством.
Библиотеку я покинула окрыленной, и крылья мои были крыльями ангела мщения.
Их слегка помяли, когда меня попытались столкнуть с лестницы по дороге в класс. Но тихоня Годинели действовала столь неловко, что упала сама, и скатилась бы по ступеням, не ухвати я ее за локоть.
— Будешь должна, злодейка, — шепнула я, одарив дрожащую девицу хищной улыбкой.
— Отдежурю за тебя на кухне.
— И будешь это делать вплоть до выпуска.
Синьорина Годинели погрузилась в задумчивость, так что пришлось сжать ее локоть изо все сил.
— Да, Филомена!
— То-то же!
В классную комнату я вошла быстрым уверенным шагом и заняла место позади Мауры. Астрономию и астрологию нам преподавала синьора Ванессо, вдова морского капитана, манеры свои, видимо унаследовавшая от супруга. Ее громкий командирский голос вводил в трепет слабых духом.
— Сесть на весла! — Начала урок капитанша. — Звезды моря посреди земли.
Выделиться на ее занятиях было делом нелегким. Обычно они состояли из быстрого опроса, краткой лекции и заключительного опроса, уже по теме лекции.
— Главное навигационное созвездие, — синьора Ванессо ткнула пальцем в Мауру. — Ты.
— Миндаль, — подсказала я шепотом, синьорина да Риальто быстро ответила, заслужив одобрительный кивок.
— Другое название? — кончик пальца указал на меня.
— Южный крест.
Опрос продолжался и когда дошел до Паолы, та совершила ошибку, начала отвечать пространно и многословно.
— Суши весла, — фыркнула учительница, — мы здесь не рукоделием занимаемся.
Вспыхнув, синьорина Раффаэле возразила, что в «Нобиле-колледже-рагацце» готовят не моряков, а жен для аристократов, выйдя из образа скромницы и немало разозлив капитаншу. Та сообщила чем именно, по ее мнению, занимаются жены, и изгнала Паолу из классной комнаты.
Занятно, но ненавидящим взглядом изгнанница одарила именно меня, обернувшись от двери. Меня! Которая сидела ниже травы, тише воды и только сочувственно вздыхала. Ну, может подмигнула и показала язык, но разве способна невинная гримаска вызвать столь откровенную злобу?
На уроке хозяйственной арифметики новенькая попыталась блеснуть, продемонстрировав способность справляться в уме с большими числами. Но так как задание заключалось в сведении баланса прибыли и расходов, рисовка была лишней. Я царапала цифры на бумаге, зато не забыла вычесть из суммы нововведённый налог за уборку мусора, чем заслужила похвалу пожилой доны Дундели.
— Вы станете хорошей супругой любому аквадоратскому купцу, синьорина Филомена, — сказала она, — приумножающей семейные богатства.
Карла со своего места изобразила бесшумные аплодисменты в мою сторону.
К последнему уроку в школу вернулся маэстро Калявани. Разбившись на пары, мы кружились в танцевальной зале под присмотром синьоры Грацио, дамы выдающихся внешних качеств и бурного балетного прошлого. В партнерши мне досталась крошечная Лили По, в первые же минуты сбившаяся с шага.
— Лили, — шепнула я, — деточка, не пытайся изображать мужчину. Позволь вести мне.
И, когда синьорина По вняла совету, дело пошло на лад, настолько, что последним танцем меня удостоила сама Грацио.
— Три-три, — обмахиваясь веером после урока, сообщила Карла. — Мы вышли на ничью.
Я-то знала, что сегодня мы выиграли, потому что победа синьорины Раффаэле в риторике очков ей не принесла.
— Отчего же матушка во всеуслышанье не разоблачила подлог? — Поинтересовалась Маура.
— Сестра Аннунциата — мудрая женщина, даже мудрейшая, и не идет на поводу сиюминутных желаний.
— Опять политика, — синьорина да Риальто зевнула, прикрыв розовый рот ладошкой, — можешь не продолжать, Филомена.
После ужина все девицы по обыкновению собрались в общей гостиной, места и местечки которой были распределены в соответствие строгой школьной иерархии. Центральный оконный альков с широким подоконником и россыпью подушек на нем принадлежал Аквадоратской львице, то есть мне, ну и, разумеется, моим фрейлинам.
