Фахан! На ночь у меня другие планы. И, к слову, никак не связанные с соседней комнатой, где будет ночевать сероглазый Гэбриел. Так чего я заранее испугалась? Если сегодня я справлюсь с черным полнолунием, буду пугаться завтра. Потому что, если не справлюсь, бояться мне придется совсем других вещей. Испытанное облегчение, видимо, отразилось на моем лице.
— Ты опять хочешь спорить, граф? — строго спросил Оливер.
— Если позволите, — протянул ван Харт, избавляя меня от необходимости отвечать Виклунду, — я предостерегу вас от посещения миньонских казарм.
— Цветочек не боится стражи, — улыбнулся Станислас, перегнувшись и тронув пальцами мой адамант.
— Дело не в страже, а в яде, господа. Смертная бледь впиталась во все, чего коснулась. Вас не удивило, что всю вашу одежду у вас изъяли, ведь даже мандолина, лорд Доре, у вас теперь новая?
Я посмотрела на инструмент Станисласа, разницы я не заметила, но для меня все мандолины были, так сказать, на одно лицо.
— Там настолько опасно находиться?
— Да, господа. Поверьте, я первым побежал бы в купальню, где остались многие ценные для меня вещи, но не делаю этого.
Точно! Кроме всяких алхимических эликсиров, помнится ван Харт (тогда еще ван Хорн) хранил в купальне массивный сундучок с монетами, и там было побольше, чем осталось в моем матрасе. Ах, какая жалость! Интересно, а за какое время золото очистится? Смогу ли я когда-нибудь получить свои деньги обратно?
О чем ты думаешь, Басти? Никакое золото мира не поможет тебе, если ты не сможешь уединиться сегодня ночью. Купальня не подходит, все, проехали и забыли.
— Благодарим за совет, лорд ван Харт, — Оливер поклонился, оттого, что делал он это, сидя на полу, вышло слегка комично, — мы ему последуем.
«Кто выбрал нашим командиром этого тиририйского болвана? — раздраженно подумалось мне — У некоторых присутствующих адамантовые звезды в ушах, эти некоторые и должны командовать!»
Но закатывать истерику при ван Харте было совсем непристойно, поэтому я смотрела на таз, на решетку, на сундук, потом опять на таз.
— Вы, наверное, желаете переодеться перед посещением королевского совета, господа, — ван Харт поклонился, — я вас оставлю. Пойдемте, граф, я покажу вам нашу спальню.
От этой «нашей спальни» меня кинуло бы в жар еще неделю назад, но сейчас я была холодна как заснеженные вершины тиририйских гор, откуда в столицу поставляют чистейший лед и самозванных командиров.
— Я предпочту остаться с друзьями, лорд ван Харт, — ответила я тазу.
— Если зрелище обнаженных мужчин доставляет вам удовольствие, — проговорил, к сожалению, не таз, а меченый красавчик, — не смею вас его лишать.
— Басти, не дури, — Виклунд был непреклонен, — мы в этой каморке с доремарцем едва помещаемся!
Я посмотрела на лорда Доре, тот смотрел на мандолину.
Я фыркнула, поднялась на ноги, слегка покачнулась. Будь проклят доремарский самогон, Доремар и все его самогонщики, а также все…
Две кровати, тоже с пологами, окно чуть пошире с разноцветным виражным стеклом. От этого моя комната смотрелась веселее и наряднее соседней, а еще здесь был ковер на полу и низенькая дверь, которую я поначалу приняла за дверцу шкафа, вела в нависающий надо рвом клозет. Да уж, меченый красавчик знает толк в комфорте.
Я осмотрела комнатушку, поморщилась и села на кровать, полог которой был отодвинут.
— Простите, граф, но это мое ложе.
Я опять поморщилась и поднявшись, отдернула полог другой кровати. Она была застелена, поверх покрывала лежали стопки белья и три новеньких с иголочки лиловых камзола. Кажется, этому цвету предстоит стать моим любимым.
Я сложила одежду в пустой сундук у изножья кровати, вздохнула и присела на краешек постели, сложив руки на коленях. Делать было абсолютно нечего, коротать время за беседой я не желала и потому посвятила его размышлениям. Ван Хорн сидел напротив, я глаз не поднимала, поэтому мне видно было только его затянутые черным бархатом колени и руки на коленях - длинные пальцы, на мизинце правой - перстень с черным гербом ван Хартов. А любопытно, где провел роковую ночь меченый красавчик? С новым отцом, или с какой-нибудь барышней, которая позволила ему забыть мои… Прекратите думать о глупостях, граф! Желаете мстить, мстите, но томно вздыхать не смейте! Вам еще оправдываться за безобразную сцену в госпиталии. Нет! Оправдываться тоже не смейте! Вы пообещали с ним не разговаривать, вот и молчите. Да! Вот эти колени вы и обнимали, на которых пальцы, длинные и красивые, слегка перемазанные чернилами, как, впрочем, и ваши.
Я посмотрела на свои руки. Интересно, где предавался чистописанию меченый красавчик? И когда? До или после госпиталия? Здесь в спальне письменных принадлежностей нет, тут и стола нет за недостатком места.
С чернил мои мысли перескочили на записи, я достала из-за пазухи листок и вперилась в него. Это успокаивало и помогало сосредоточиться. Где же я проведу сегодняшнюю ночь? Где?
— Я хотел бы поговорить с вами о том, что произошло несколькими часами ранее, граф.
— Простите мое безобразное поведение, —сказала я гербовому перстню ван Хартов, — моя печаль из-за плачевного состояния любимого друга лорда Уолеса безмерна, не совладав с нею, я позволил себе некий отчаянный жест, который мог быть вами неверно истолкован.
Хорошо сказано! Ай да, Басти, ай да молодец!
— Сочувствую состоянию вашего любимого друга, граф.
Мне не понравилось, как собеседник интонировал слово «любимого», и я посмотрела прямо в лицо ван Харта, на котором, как и ожидалось змеилась неровная глумливая усмешка.
— Я обязательно передам ему ваши теплые слова, мой лорд, когда сегодня пойду проведать своего любимого друга.
— Вы умеете любить друзей, мой лорд.
— Мои друзья достойны любви!
Мы бы наверное еще долго склоняли на все лады любовь, но дверь тряхнуло от энергичного стука:
— Вы идете на совет, лорды?
— Ваши другие любимые друзья, - кивнул на дверь Гэбриел. — Не желаете открыть им дверь?
— А зачем вы ее запирали?
— Это сделали вы, граф, — ван Харт пересек комнатенку в полтора шага, повернул ключ и распахнул створку. — Да, господа, простите. Лорд Шерези зачем-то запер дверь, думаю, по привычке.
Он вышел в прихожую, я, кипя гневом, следом. Это он, он, а не я! Он запер эту фаханову дверь! Оливер, пропустивший меня вперед на лестнице, взглянул на меня и негромко хмыкнул. Святые бубенчики! Теперь мои друзья будут думать, что я вешаюсь на меченого красавчика! А я даже доказать свою невиновность не могу, потому что начни я оправдываться, это вызовет еще больше подозрений. Мало того, что этот поганый ван Харт разбил мое сердце, он еще топчется на осколках! Я чертыхнулась, скользнула каблуком со ступени и врезалась в спину ван Харта, спускающегося передо мной.
— Вы так порывисты, граф, — громко сказал он.
— Простите, — проговорила я, смачно впечатывая в его лопатку кулак, — простите, простите, любезный лорд, впредь я буду осторожней!
Раз, два, три, семь! Семь раз мой кулак успел соприкоснуться со спиной ненавистного ван Харта, пока мы оказались внизу.
Под лестницей ван Харт обернулся и сообщил мне, потирая плечо:
— А вы довольно увесистый юноша.
Он улыбался! Мерзавец, он потешался надо мной!
Я фыркнула и гордо прошествовала к выходу. Кажется, кто-то пытается затеять со мной очередную игру во флирт? Ну уж нет, мы шерезийские девушки не такие, а уж шерезийские мужчины, тоже мы — -тем более. Каким бы образом меченый красавчик не планировал использовать свой инструмент, во второй раз я на это не куплюсь.
Уже во дворе я смогла рассмотреть, во что переоделись мои друзья. Их камзолы были красными камзолами претендентов, ван Харт был в черном, не в форменном, но вполне привычном мне облачении. Я же лиловым великолепием своих одежд контрастировала с ними.
— Куда мы идем? — спросила я Оливера.
— В главную залу, — ответил он, посмотрев на Гэбриела, — большой королевский совет желает видеть нас там.
— Туда входит много народа?
Великан пожал плечами.
— Об этом мы спросим любезного ван Харта, —пропел Станислас.
— В большой королевский совет входит больше тысячи человек, — ответил сама любезность, — представители знати, вассалы, чиновники двора, жрецы и священники, военные, несколько десятков самых влиятельных торговцев. Но, вынужден вас разочаровать, лорды, всему этому обилию важных персон нас сегодня не представят. Мы имеем честь присутствовать на так называемом «узком» совете, который отличается от малого совета…
Он выдержал паузу:
— Только местом проведения. Вместо рабочего кабинета - парадная зала. Мы увидим ее величество, обоих канцлеров, двух-трех министров и лорда-коннетабля.
— Тогда зачем этот пафос? — не выдержала я. — Ради четверки миньонов?
— Малый королевский совет, любезный Шерези, это обмен мнениями, целью которого является принятие какого-либо решения. В этом совете голос каждого участника важен и принимается во внимание. А в большом совете главный голос у ее величества, на нем обычно сообщают готовое решение.
У караула внутреннего замкового круга нас встретила стайка пажей-сопроводителей. Как-то незаметно наша группа перераспределилась, я выдвинулась на полшага вперед, сразу за моим плечом оказался Гэбриел, Оливер и Станислас отстали еще больше. Мы поднялись по ступеням парадного входа, вошли в сводчатую светлую залу. Мраморный разноцветный пол, придерживающие свод резные колонны, большие картины на стенах. Я ощутила трепет и благоговение. За спиной кто-то присвистнул, я раздраженно обернулась, это был Виклунд.
— Лопни мои глаза!
— От чего на этот раз умер твой дядя?
— Голая леди!
Я проследила направление его указующего перста. Лорд наш Солнце сквозь высокие окна освещал аллегорическую картину «Изобилие», на котором юная красавица, держащая на плече рог, из которого то самое изобилие сыпалось, демонстрировала свои прелести благодарным зрителям - ликующим пейзанам, ну и нам, стоящим по эту сторону полотна, заодно. Когда я уезжала из Шерези, картина была почти закончена. Ай да матушка, в этот раз она превзошла саму себя. Продать картину в королевский дворец!
— Это Мари-Сюзет! — тренькнул Станислас. — Я узнаю эти прекрасные волосы, и поворот головы, и эти груди!
Крот слепой! Груди он узнал! Так бы и врезала!
Я перевела взгляд на ван Харта. Он как раз на груди нарисованной девы не пялился, он смотрел на меня:
— У вас есть сестра, граф Шерези?
— А вам-то что? Леди Дидиана ван Сол уже разорвала вашу помолвку, прознав о вашем черном сердце? Или, любезный лорд, теперь в каждой даме вы видите черты человека, которого некогда обманули?
Вот ради таких мгновений люди, наверное, и живут. Глядя на растерянное лицо Гэбриела я испытала такую ни с чем не сравнимую радость, что захотелось танцевать.
— Поторопитесь, — Мармадюк сбежал по ступеням, — так, Цветочек, две коровки спящего и одна ворона - полный комплект.
Оливер стоял как столб. Я прислушалась, он бормотал что-то о наготе, судьбе и Спящем.
— Это искусство, дубина, — толкнула я его в плечо, — и фантазия прекрасного художника Консуэло Аданто.
— Мы ожидает прибытие доманского посольства, поэтому ее величество решила отдать центральное место доманской картине.
— Я знаю эту девушку! — пропел Станислас.
— Сомневаюсь, милый бард, — Мармадюк тряхнул хохолком, — этой девушки в природе не существует. Цветочек тебе объяснил про фантазию художника? Ну вот представь себе, нарисую я тебя только с рогами, ты же не будешь думать, что где-то существует фахан Станислас Шарль Доре?
— Вы хотите сказать, мой лорд, — протянул Гэбриел, — что прототипом этой девы послужил наш любимый друг Бастиан Мартере граф Шерези?
— О прототипе нужно спросить художника, но я уверен, что схожесть этой девы с нашим любимым Цветочком была одной из причин того, что ее величество избрала для украшения именно это полотно. Мы же с вами, господа, понимаем, как ее величество относится к своему миньону?
И он дернул меня за ухо, чтоб серьга покачнулась. Я покраснела, и от интимности жеста, и от преследующих меня сегодня «любимых», Гэбриел скривился, наверное, от зависти.
Станислас, вздохнув, оторвался наконец от картины.
— Давайте, господа, живей, — лорд-шут погнал нас вперед на манер пастушьей собаки. — Вас ждут великие дела!
Мармадюк остался наедине со своей королевой уже после заката, фрейлины удалились, расчесав прекрасные волосы Авроры, она лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом, шут сел у нее в ногах:
— Браво, мое величество, кажется, это должно сработать. Кто бы мог подумать, что наш новый старый канцлер Адэр измыслит столь изящную авантюру.
— И к чему сейчас твой сарказм? — королева говорила с закрытыми глазами, на лице ее величества лежала тканая маска, пропитанная лечебными травами и эликсирами фей, ее красота требовала постоянных усилий. — Ты меня проверяешь? Кому угодно понятно, что идея показать доманским послам полторы сотни фальшивых миньонов принадлежит вовсе не Адэру.
— Думаешь, это не его стиль? Думаешь, его кто-то надоумил?
— Будь у меня чуть больше сил, я надавала бы тебе тумаков, противный мальчишка. Да, это не его стиль, и да, я уверена, что старая собака не сумеет выучиться новым фокусам. И я боюсь этого твоего Гэбриела, потому что не понимаю, кто он и зачем делает, то что делает.
— Убить его для тебя или изгнать?
— Чтоб поднять восстание в Дювали в первом случае, или отложить восстание во втором? Нет уж, я предпочту держать его поближе к себе.
— А зачем ты велела повесить «Изобилие» у входа в парадную залу?
— Хотела позлить этого паршивца, ненавижу, когда кто-то оказывается умнее меня. Теперь он будет думать, действительно ему мерещится Шерези во всех увиденных женщинах, или у Цветочка есть сестра-близнец.
— Он быстро обо всем догадается, Аврора.
— Нет, милый, не догадается, колдовство фей так не работает. Это не только трансформация, не только иллюзия, любому смотрящему на графа не может прийти в голову мысль, что он не мужчина, просто не может, а если придет, разум будет ее отвергать с ужасом, или отвращением.
Шут закинул ногу на ногу, покачал остроносым башмаком:
— Пожалуй, ты права, я постоянно пытаюсь увидеть в юном миньоне женщину и постоянно терплю неудачу.
— Ну так пойди сейчас к «Изобилию» и удовлетвори свое любопытство.
— Так это точно она? — Хохотнул Мармадюк.
— Гладкая чуть смугловатая кожа, яркие вишневые глаза, и такие же яркие волосы, точеные плечи, тяжелые груди…
Королева перечисляла монотонным страстным шепотом, на последнем слове сорвав с лица маску и, прямо посмотрев на шута, расхохоталась:
— Ты попался, милый! Я знала! Никак не могла понять твоей экапады с тиририйским желудем, а потом меня осенило - ты отравил Шерези, чтоб он, нет она возненавидела тебя, чтоб избегала, чтоб у тебя не было ни единого шанса в нее влюбиться!
Подвижное лицо шута выразило потрясение:
— Леди Сорента не заметила под твоей подушкой любовного романчика? Главной фрейлине следует аккуратнее относиться к тому, что ее госпожа читает.
— Тили-тили-тесто! — проказливо пропела ее величество.
— Твои фантазии, моя милая…
— О, говори, говори, каждое твое слово будет воспринято мною жалкой попыткой оправдаться!
— Твой миньон, между прочим, стремился побеседовать с тобой наедине сразу после королевского совета.
— Ты опять хочешь спорить, граф? — строго спросил Оливер.
— Если позволите, — протянул ван Харт, избавляя меня от необходимости отвечать Виклунду, — я предостерегу вас от посещения миньонских казарм.
— Цветочек не боится стражи, — улыбнулся Станислас, перегнувшись и тронув пальцами мой адамант.
— Дело не в страже, а в яде, господа. Смертная бледь впиталась во все, чего коснулась. Вас не удивило, что всю вашу одежду у вас изъяли, ведь даже мандолина, лорд Доре, у вас теперь новая?
Я посмотрела на инструмент Станисласа, разницы я не заметила, но для меня все мандолины были, так сказать, на одно лицо.
— Там настолько опасно находиться?
— Да, господа. Поверьте, я первым побежал бы в купальню, где остались многие ценные для меня вещи, но не делаю этого.
Точно! Кроме всяких алхимических эликсиров, помнится ван Харт (тогда еще ван Хорн) хранил в купальне массивный сундучок с монетами, и там было побольше, чем осталось в моем матрасе. Ах, какая жалость! Интересно, а за какое время золото очистится? Смогу ли я когда-нибудь получить свои деньги обратно?
О чем ты думаешь, Басти? Никакое золото мира не поможет тебе, если ты не сможешь уединиться сегодня ночью. Купальня не подходит, все, проехали и забыли.
— Благодарим за совет, лорд ван Харт, — Оливер поклонился, оттого, что делал он это, сидя на полу, вышло слегка комично, — мы ему последуем.
«Кто выбрал нашим командиром этого тиририйского болвана? — раздраженно подумалось мне — У некоторых присутствующих адамантовые звезды в ушах, эти некоторые и должны командовать!»
Но закатывать истерику при ван Харте было совсем непристойно, поэтому я смотрела на таз, на решетку, на сундук, потом опять на таз.
— Вы, наверное, желаете переодеться перед посещением королевского совета, господа, — ван Харт поклонился, — я вас оставлю. Пойдемте, граф, я покажу вам нашу спальню.
От этой «нашей спальни» меня кинуло бы в жар еще неделю назад, но сейчас я была холодна как заснеженные вершины тиририйских гор, откуда в столицу поставляют чистейший лед и самозванных командиров.
— Я предпочту остаться с друзьями, лорд ван Харт, — ответила я тазу.
— Если зрелище обнаженных мужчин доставляет вам удовольствие, — проговорил, к сожалению, не таз, а меченый красавчик, — не смею вас его лишать.
— Басти, не дури, — Виклунд был непреклонен, — мы в этой каморке с доремарцем едва помещаемся!
Я посмотрела на лорда Доре, тот смотрел на мандолину.
Я фыркнула, поднялась на ноги, слегка покачнулась. Будь проклят доремарский самогон, Доремар и все его самогонщики, а также все…
Две кровати, тоже с пологами, окно чуть пошире с разноцветным виражным стеклом. От этого моя комната смотрелась веселее и наряднее соседней, а еще здесь был ковер на полу и низенькая дверь, которую я поначалу приняла за дверцу шкафа, вела в нависающий надо рвом клозет. Да уж, меченый красавчик знает толк в комфорте.
Я осмотрела комнатушку, поморщилась и села на кровать, полог которой был отодвинут.
— Простите, граф, но это мое ложе.
Я опять поморщилась и поднявшись, отдернула полог другой кровати. Она была застелена, поверх покрывала лежали стопки белья и три новеньких с иголочки лиловых камзола. Кажется, этому цвету предстоит стать моим любимым.
Я сложила одежду в пустой сундук у изножья кровати, вздохнула и присела на краешек постели, сложив руки на коленях. Делать было абсолютно нечего, коротать время за беседой я не желала и потому посвятила его размышлениям. Ван Хорн сидел напротив, я глаз не поднимала, поэтому мне видно было только его затянутые черным бархатом колени и руки на коленях - длинные пальцы, на мизинце правой - перстень с черным гербом ван Хартов. А любопытно, где провел роковую ночь меченый красавчик? С новым отцом, или с какой-нибудь барышней, которая позволила ему забыть мои… Прекратите думать о глупостях, граф! Желаете мстить, мстите, но томно вздыхать не смейте! Вам еще оправдываться за безобразную сцену в госпиталии. Нет! Оправдываться тоже не смейте! Вы пообещали с ним не разговаривать, вот и молчите. Да! Вот эти колени вы и обнимали, на которых пальцы, длинные и красивые, слегка перемазанные чернилами, как, впрочем, и ваши.
Я посмотрела на свои руки. Интересно, где предавался чистописанию меченый красавчик? И когда? До или после госпиталия? Здесь в спальне письменных принадлежностей нет, тут и стола нет за недостатком места.
С чернил мои мысли перескочили на записи, я достала из-за пазухи листок и вперилась в него. Это успокаивало и помогало сосредоточиться. Где же я проведу сегодняшнюю ночь? Где?
— Я хотел бы поговорить с вами о том, что произошло несколькими часами ранее, граф.
— Простите мое безобразное поведение, —сказала я гербовому перстню ван Хартов, — моя печаль из-за плачевного состояния любимого друга лорда Уолеса безмерна, не совладав с нею, я позволил себе некий отчаянный жест, который мог быть вами неверно истолкован.
Хорошо сказано! Ай да, Басти, ай да молодец!
— Сочувствую состоянию вашего любимого друга, граф.
Мне не понравилось, как собеседник интонировал слово «любимого», и я посмотрела прямо в лицо ван Харта, на котором, как и ожидалось змеилась неровная глумливая усмешка.
— Я обязательно передам ему ваши теплые слова, мой лорд, когда сегодня пойду проведать своего любимого друга.
— Вы умеете любить друзей, мой лорд.
— Мои друзья достойны любви!
Мы бы наверное еще долго склоняли на все лады любовь, но дверь тряхнуло от энергичного стука:
— Вы идете на совет, лорды?
— Ваши другие любимые друзья, - кивнул на дверь Гэбриел. — Не желаете открыть им дверь?
— А зачем вы ее запирали?
— Это сделали вы, граф, — ван Харт пересек комнатенку в полтора шага, повернул ключ и распахнул створку. — Да, господа, простите. Лорд Шерези зачем-то запер дверь, думаю, по привычке.
Он вышел в прихожую, я, кипя гневом, следом. Это он, он, а не я! Он запер эту фаханову дверь! Оливер, пропустивший меня вперед на лестнице, взглянул на меня и негромко хмыкнул. Святые бубенчики! Теперь мои друзья будут думать, что я вешаюсь на меченого красавчика! А я даже доказать свою невиновность не могу, потому что начни я оправдываться, это вызовет еще больше подозрений. Мало того, что этот поганый ван Харт разбил мое сердце, он еще топчется на осколках! Я чертыхнулась, скользнула каблуком со ступени и врезалась в спину ван Харта, спускающегося передо мной.
— Вы так порывисты, граф, — громко сказал он.
— Простите, — проговорила я, смачно впечатывая в его лопатку кулак, — простите, простите, любезный лорд, впредь я буду осторожней!
Раз, два, три, семь! Семь раз мой кулак успел соприкоснуться со спиной ненавистного ван Харта, пока мы оказались внизу.
Под лестницей ван Харт обернулся и сообщил мне, потирая плечо:
— А вы довольно увесистый юноша.
Он улыбался! Мерзавец, он потешался надо мной!
Я фыркнула и гордо прошествовала к выходу. Кажется, кто-то пытается затеять со мной очередную игру во флирт? Ну уж нет, мы шерезийские девушки не такие, а уж шерезийские мужчины, тоже мы — -тем более. Каким бы образом меченый красавчик не планировал использовать свой инструмент, во второй раз я на это не куплюсь.
Уже во дворе я смогла рассмотреть, во что переоделись мои друзья. Их камзолы были красными камзолами претендентов, ван Харт был в черном, не в форменном, но вполне привычном мне облачении. Я же лиловым великолепием своих одежд контрастировала с ними.
— Куда мы идем? — спросила я Оливера.
— В главную залу, — ответил он, посмотрев на Гэбриела, — большой королевский совет желает видеть нас там.
— Туда входит много народа?
Великан пожал плечами.
— Об этом мы спросим любезного ван Харта, —пропел Станислас.
— В большой королевский совет входит больше тысячи человек, — ответил сама любезность, — представители знати, вассалы, чиновники двора, жрецы и священники, военные, несколько десятков самых влиятельных торговцев. Но, вынужден вас разочаровать, лорды, всему этому обилию важных персон нас сегодня не представят. Мы имеем честь присутствовать на так называемом «узком» совете, который отличается от малого совета…
Он выдержал паузу:
— Только местом проведения. Вместо рабочего кабинета - парадная зала. Мы увидим ее величество, обоих канцлеров, двух-трех министров и лорда-коннетабля.
— Тогда зачем этот пафос? — не выдержала я. — Ради четверки миньонов?
— Малый королевский совет, любезный Шерези, это обмен мнениями, целью которого является принятие какого-либо решения. В этом совете голос каждого участника важен и принимается во внимание. А в большом совете главный голос у ее величества, на нем обычно сообщают готовое решение.
У караула внутреннего замкового круга нас встретила стайка пажей-сопроводителей. Как-то незаметно наша группа перераспределилась, я выдвинулась на полшага вперед, сразу за моим плечом оказался Гэбриел, Оливер и Станислас отстали еще больше. Мы поднялись по ступеням парадного входа, вошли в сводчатую светлую залу. Мраморный разноцветный пол, придерживающие свод резные колонны, большие картины на стенах. Я ощутила трепет и благоговение. За спиной кто-то присвистнул, я раздраженно обернулась, это был Виклунд.
— Лопни мои глаза!
— От чего на этот раз умер твой дядя?
— Голая леди!
Я проследила направление его указующего перста. Лорд наш Солнце сквозь высокие окна освещал аллегорическую картину «Изобилие», на котором юная красавица, держащая на плече рог, из которого то самое изобилие сыпалось, демонстрировала свои прелести благодарным зрителям - ликующим пейзанам, ну и нам, стоящим по эту сторону полотна, заодно. Когда я уезжала из Шерези, картина была почти закончена. Ай да матушка, в этот раз она превзошла саму себя. Продать картину в королевский дворец!
— Это Мари-Сюзет! — тренькнул Станислас. — Я узнаю эти прекрасные волосы, и поворот головы, и эти груди!
Крот слепой! Груди он узнал! Так бы и врезала!
Я перевела взгляд на ван Харта. Он как раз на груди нарисованной девы не пялился, он смотрел на меня:
— У вас есть сестра, граф Шерези?
— А вам-то что? Леди Дидиана ван Сол уже разорвала вашу помолвку, прознав о вашем черном сердце? Или, любезный лорд, теперь в каждой даме вы видите черты человека, которого некогда обманули?
Вот ради таких мгновений люди, наверное, и живут. Глядя на растерянное лицо Гэбриела я испытала такую ни с чем не сравнимую радость, что захотелось танцевать.
— Поторопитесь, — Мармадюк сбежал по ступеням, — так, Цветочек, две коровки спящего и одна ворона - полный комплект.
Оливер стоял как столб. Я прислушалась, он бормотал что-то о наготе, судьбе и Спящем.
— Это искусство, дубина, — толкнула я его в плечо, — и фантазия прекрасного художника Консуэло Аданто.
— Мы ожидает прибытие доманского посольства, поэтому ее величество решила отдать центральное место доманской картине.
— Я знаю эту девушку! — пропел Станислас.
— Сомневаюсь, милый бард, — Мармадюк тряхнул хохолком, — этой девушки в природе не существует. Цветочек тебе объяснил про фантазию художника? Ну вот представь себе, нарисую я тебя только с рогами, ты же не будешь думать, что где-то существует фахан Станислас Шарль Доре?
— Вы хотите сказать, мой лорд, — протянул Гэбриел, — что прототипом этой девы послужил наш любимый друг Бастиан Мартере граф Шерези?
— О прототипе нужно спросить художника, но я уверен, что схожесть этой девы с нашим любимым Цветочком была одной из причин того, что ее величество избрала для украшения именно это полотно. Мы же с вами, господа, понимаем, как ее величество относится к своему миньону?
И он дернул меня за ухо, чтоб серьга покачнулась. Я покраснела, и от интимности жеста, и от преследующих меня сегодня «любимых», Гэбриел скривился, наверное, от зависти.
Станислас, вздохнув, оторвался наконец от картины.
— Давайте, господа, живей, — лорд-шут погнал нас вперед на манер пастушьей собаки. — Вас ждут великие дела!
Мармадюк остался наедине со своей королевой уже после заката, фрейлины удалились, расчесав прекрасные волосы Авроры, она лежала в постели, укрытая до подбородка одеялом, шут сел у нее в ногах:
— Браво, мое величество, кажется, это должно сработать. Кто бы мог подумать, что наш новый старый канцлер Адэр измыслит столь изящную авантюру.
— И к чему сейчас твой сарказм? — королева говорила с закрытыми глазами, на лице ее величества лежала тканая маска, пропитанная лечебными травами и эликсирами фей, ее красота требовала постоянных усилий. — Ты меня проверяешь? Кому угодно понятно, что идея показать доманским послам полторы сотни фальшивых миньонов принадлежит вовсе не Адэру.
— Думаешь, это не его стиль? Думаешь, его кто-то надоумил?
— Будь у меня чуть больше сил, я надавала бы тебе тумаков, противный мальчишка. Да, это не его стиль, и да, я уверена, что старая собака не сумеет выучиться новым фокусам. И я боюсь этого твоего Гэбриела, потому что не понимаю, кто он и зачем делает, то что делает.
— Убить его для тебя или изгнать?
— Чтоб поднять восстание в Дювали в первом случае, или отложить восстание во втором? Нет уж, я предпочту держать его поближе к себе.
— А зачем ты велела повесить «Изобилие» у входа в парадную залу?
— Хотела позлить этого паршивца, ненавижу, когда кто-то оказывается умнее меня. Теперь он будет думать, действительно ему мерещится Шерези во всех увиденных женщинах, или у Цветочка есть сестра-близнец.
— Он быстро обо всем догадается, Аврора.
— Нет, милый, не догадается, колдовство фей так не работает. Это не только трансформация, не только иллюзия, любому смотрящему на графа не может прийти в голову мысль, что он не мужчина, просто не может, а если придет, разум будет ее отвергать с ужасом, или отвращением.
Шут закинул ногу на ногу, покачал остроносым башмаком:
— Пожалуй, ты права, я постоянно пытаюсь увидеть в юном миньоне женщину и постоянно терплю неудачу.
— Ну так пойди сейчас к «Изобилию» и удовлетвори свое любопытство.
— Так это точно она? — Хохотнул Мармадюк.
— Гладкая чуть смугловатая кожа, яркие вишневые глаза, и такие же яркие волосы, точеные плечи, тяжелые груди…
Королева перечисляла монотонным страстным шепотом, на последнем слове сорвав с лица маску и, прямо посмотрев на шута, расхохоталась:
— Ты попался, милый! Я знала! Никак не могла понять твоей экапады с тиририйским желудем, а потом меня осенило - ты отравил Шерези, чтоб он, нет она возненавидела тебя, чтоб избегала, чтоб у тебя не было ни единого шанса в нее влюбиться!
Подвижное лицо шута выразило потрясение:
— Леди Сорента не заметила под твоей подушкой любовного романчика? Главной фрейлине следует аккуратнее относиться к тому, что ее госпожа читает.
— Тили-тили-тесто! — проказливо пропела ее величество.
— Твои фантазии, моя милая…
— О, говори, говори, каждое твое слово будет воспринято мною жалкой попыткой оправдаться!
— Твой миньон, между прочим, стремился побеседовать с тобой наедине сразу после королевского совета.
