— И почему его ко мне не привели?
— Потому что во дворце существует некий протокол, которому обязаны следовать все его обитатели, — противным голоском леди Соренты возвестил шут. — И нельзя просто так приблизиться к королеве Ардерской.
— Какая жалость, — протянула Аврора, — надеюсь, у моей Шерези не произошло ничего такого, что не могло бы подождать. Сейчас уже поздно, а утром, дорогой, вели привести Цветочка Шерези ко мне, пусть он поприсутствует во время утреннего туалета.
— А если главная фрейлина будет возражать?
— Скажи ей что-нибудь обидное, например, что нынешнее черное полнолуние не лучшим образом сказалось на ее добронравии, или что королева желает видеть утром молодые красивые лица.
— Можно сослаться в этом на тебя?
— Ни в коем случае. Именно мне придется утешать леди Соренту, когда противный лорд Мармадюк доведет ее до слез.
— Обычное дело, — в притворном сокрушении вздохнул шут, — один из нас должен разыграть плохиша, чтоб другой оставался добрейшей королевой.
Сразу после королевского совета Гэбриел ван Харт отправился в библиотеку. Был он тут завсегдатаем и, пользуясь некими своими личными возможностями никогда не пользовался ни парадным входом, ни пропусками для посещения библиотеки предназначенными.
— Как все прошло? — Лорд-библиотекарь отделился от конторки подобно бесплотному духу.
В холодном свете соляных светильников его классическая дювалийская внешность была особенно заметна — острые скулы, широко расставленные серые глаза с рыжеватыми бровями, прямой длинный нос.
— Ты ждал меня, ван Фриз? —Гэбриел подошел к конторке и выложил что-то на столешницу. — Все прошло подозрительно неплохо. Предложение моего достойного отца лорда ван Харта встретило одобрение королевского совета.
— А наш другой канцлер?
— Он тоже не был против. Это-то и подозрительно. Ван Хорн всегда отличался излишней порывистостью.
— О чем же говорит нам его поведение?
— О том, что у него есть план, иначе он не преминул бы щелкнуть по носу своего шурина и новоиспеченного племянника заодно. Ты бы видел, какую дивную пантомиму он там отыграл, — Гэбриел придвинул светильник и открыл футляр, рассматривая его содержимое, — в ней, в этой пантомиме, было все, скорбь преданного отца, добродушное покровительство, тихая грусть, болезненная слабость. Он публично попросил ее величество о должности в любом дипломатическом посольстве, так как находиться при дворе ему невозможно.
— Однако!
— И вскорости мы сможем поразмышлять о том, какую интригу он намеревается провернуть.
Пальцы Гэбриела скользнули в футляр и извлекли оттуда обычную стрелу.
— Что это?
— Артефакт Этельбора, того самого чародея, о котором мы говорили с тобой, когда явление в библиотеку Цветочка Шерези прервало нашу беседу.
— Что он может?
— Надеюсь, твой вопрос касается артефакта, а не графа, потому что возможности последнего мне неведомы. Эта стрела носит название «Последний довод» и по словам его владельца, может спасти его жизнь.
— А владелец…
— Тот самый Цветочек.
— Ты украл его стрелу?
— Стыдитесь, лорд ван Фриз, — криво улыбнулся ван Харт, — воровство недостойно дворянина, мальчишка выбросил ее во время истерики, пажи разыскали пропажу и, разумеется, так как большая часть королевских пажей происходят из Дювали, а не из других ардерских провинций, принесли ее мне.
— А так как все, что касается канцлера Этельбора, вызывает твой интерес, ты решил ее придержать?
— Именно. Может быть в какой-то момент она мне понадобится. Если Шерези устроит скандал, или предпримет поиски, я ее конечно же верну, но пока… Кстати, ван Фриз, ты выяснил, зачем юному миньону ее величества понадобился астрономический мортикул? Что в нем такого? Пока я прятался за стеллажами до меня доносились даже рыдания.
— Шерези очень чувствительный юноша, — хмыкнул лорд-библиотекарь, — наверное это его качество привлекло сердце ее величества. Нет, я не узнал. Если желаешь, я дам тебе мортикул немедленно.
— Не к спеху. Сегодня я хочу закончить с генеалогическим древом новейшей династии.
— Как тебе будет угодно.
Гэбриел работал до полуночи. Колокол, возвестившей отбой в десять вечера, он проигнорировал, а полуночный во внимание принял. Спать нужно всем, даже дювалийским принцам, радеющим о благе будущих подданных. Он загасил светильники, ван Фриз его покинул двумя часами ранее, поэтому Гэбриел запер дверь черного ходе своим ключом и не скрываясь прошествовал к пажеским казармам. Не смотря на отбой, жизнь внутреннего замка кипела. До юноши доносились отдаленные звуки застолий, музицирование, жаркие вздохи из-за щелястой перегородки сеновала. Повстречался ему и ночной караул, проверивший его пропуск. Канцлер ван Харт жил во дворце и, разумеется, выдал своему сыну пластину, дозволяющую перемещение внутри замка. В казарме было тихо, негласная традиция уважала право уставших пажей на отдых и сон. Гэбриел поднялся по винтовой лестнице, покачал головой, заслышав громогласный храп лорда Виклунда из-за левой двери, толкнул правую и, присев на свою постель, устало вытянул ноги. Полог кровати Цветочка был задвинут. Бастиан Мартере Шерези… А ведь действительно, сходство его с аллегорической девой на доманской картине заставило сердце ван Харта биться чуть чаще. Неужели проклятие юного графа сработало, и теперь в каждой встреченной женщине Гэбриел будет видеть его черты? Или где-то в далекой Домании есть дева с такими же пурпурными волосами и густыми изогнутыми бровями, улыбки которой столь же светлы, а глаза полны точно такой же неги?
— Явился, меченый красавчик? — донеслось из-за полога. — Дверь закрой, дует.
Ван Харт похолодел. Голос был абсолютно мужским, непохожим на ломкий тенор Шерези.
Влияние бусиков на победы ардерской дипломатии
В каких-нибудь других обстоятельствах, я могла бы ощутить сладкую радость от приобщения к ардерскому величию. Но не сейчас. Пафос момента был напрочь убит реакцией Оливера на «Изобилие». Всю дорогу до залы королевского совета, а это два обширных лестничных пролета, он не замолкал ни на мгновение. И хотя говорил он не мне, а Станисласу, и говорил вполголоса, мне было слышно все. Ах, оказывается, вследствие нерушимых горских традиций, он теперь немедленно должен лицезреть Мари-Сюзет во плоти. У тиририйских дикарей с этим, оказывается, строго. Увидел дамские груди, изволь жениться.
Станислас с Оливером припирались, менестрель горячо доказывал, что увидел деву первым, поэтому и преимущества на его стороне, великан напирал на нерушимость традиций и на то, что лорд Доре обязан исполнить свой долг дружбы и познакомить его с Мари-Сюзет.
Очень удобные традиции, я считаю. Вот, предположим., живет некая дева в горах, живет не тужит, все вроде неплохо — и еды вдосталь, и сидра, природа, погода, вот только с мужчинами не задалось. А песочек-то сыплется. (Я просто сомневалась, что у горцев в ходу дорогие механические часы, поэтому использовала именно такое сравнение.) Тогда, придя в брачный возраст, эта некая дева просто ловит где-то за домом приглянувшегося парня и… Не успел зажмуриться — его проблемы, а она с женихом.
От этих размышлений щеки мои пылали, когда я переступила порог королевской залы. Находилось там человек тридцать благородных мужей, чинно сидящих на резных табуретах вокруг круглого стола в центре, и еще человек пятьдесят у стен, тоже на табуретах. Среди зрителей я не знала никого, кроме лорда-повара, которому украдкой поклонилась, встретив его взгляд. А вот за столом я узнала лорда Туреня, мною недавно оскорбленного, лорда ван Хорна, недавно обиженного Гэбриелом, лорда ван Харта, никем вроде пока не обиженного, лорда-коннетабля, лорда-казначея. Ее величество тоже была там, она восседала лицом ко входу в кресле с высокой спинкой и подлокотниками.
Не знаю, чего я ожидала. Аплодисментов? Воздушного поцелуя от Авроры? На нас попросту не обратили внимания. Королева посмотрела на Мармадюка, шут кивнул и суетливо усадил нашу бравую четверку на свободные места у стены.
— Ждите, пока вас позовут.
За столом шло обсуждение каких-то важных политических вопросов, и уже минут через десять я поняла, что политика — это не мое. Скучно просто до зевоты. Я и зевала украдкой в ладошку. Надо потерпеть еще часик, и еще до обеда я освобожусь и займусь поисками пристанища на ночь. В крайнем, самом крайнем случае, я обращусь к ее величеству. Она обязательно поможет.
Я посмотрела направо. Виклунд с Доре шептались, склонив головы друг к другу, видимо, планировали скорейшую поездку в Шерези. Мальчишки! Неужели не понимают, что прежде чем овладеть пейзанкой, положено заручиться позволением ее лорда? А граф Шерези своего позволения не дает! Нет! И не просите. И дело даже не в том, что, как могли бы подумать люди костные и неумные, граф желает оставить Мари-Сюзет для себя, и даже не в том, что этой Мари-Сюзетт просто не существует в природе, а в том, что у дворянина, кроме сердечных, или страстных желаний, есть обязанности перед страной и родом. Оливер лорд Виклунд должен взять в жены достойную деву достойного рода, с тем чтоб укрепить положение своей семьи. Это его долг.
Я зевнула и посмотрела налево. Гэбриел ван Харт сидел тише мышки, и, кажется, шевелил ушами в стремлении не упустить ни слова. Ему это интересно? Он действительно понимает разницу между подушным, поземельным и сословным налогом? Кто такие «откупщики»? И почему при этом слове, произнесенном лордом-казначеем Гэбриэл встрепенулся, будто желая что-то сказать, но быстро осекся? Правда понимает. Как же мне тебя поразить, умника такого? Я об этом еще не размышляла особо, но, например, поле политики для моей мести можно вычеркнуть сразу.
Потом я, кажется, задремала, очнувшись, когда мне на колени опустился какой-то сверток. Симон Жан Огюст Франсуа лорд Пападель, королевский повар, возвышался надо мною колыхающейся громадой:
— Это тебе перекусить, Цветочек, — прошептал он, потом тренькнул моей серьгой. — Молодец, жеребчик, я именно на тебя в этой гонке ставил.
— Спасибо, мой лорд.
Я благодарила за еду, но повар понял иначе:
— С меня ужин с лучшим ардерским вином, малыш. Заодно обручение отпразднуем. Розетта моя… а-ах!
Глазки его увлажнились сентиментальной отеческой слезой. Я поздравила родителя ветреной Розетты. Он, пригнувшись, пробрался у самой стены к выходу.
За окном, к удивлению моему, уже смеркалось. За столом продолжалась политическая беседа. Станислас и Оливер дремали, прислонившись друг к другу. Я растолкала их, прошуршала пакетом, доставая из него пышнейшие пирожки с птичьей вишней.
Они были божественно вкусны, даже моя шерезская кухарка Магда это бы признала. С Гэбриелом я мстительно не поделилась потому еще, что шесть на четыре не делится, да и он, кажется, еды не заметил. А, нет, заметил, угрожающе прошептал, что если я брызну на него вишневым соком, мне не поздоровиться.
— Подумаешь, угроза, —фыркнула шепотом я, но пятно, которое уже успела посадить на его камзол, попыталась вытереть максимально быстро и незаметно.
Обсуждение налогов, кажется, наконец, подходило к завершению. Ее величество кивала, отпивая маленькими глотками из бокала, Мармадюк, сидящий от нее по правую руку, протянул ей какие-то бумаги.
— Еще один неотложный вопрос, который следует обсудить, мои лорды, — сказала королева, — это приезд в нашу столицу доманского посольства.
— Я говорил лорду-шуту, что казначейство предоставит требуемые сумы по первому требованию, — лорд-казначей, кажется устал не меньше чем я и мечтал о холодном вине и теплой постели.
— Мы благодарны вам за безупречную работу.
— Проблема не в деньгах, — лорд-канцлер ван Харт заговорил, кажется, впервые за сегодня. — А в том, чем мы намереваемся развлекать наших гостей. В приветственном послании лорд Рамос выразил живейший интерес в королевских миньонах. Даманский королевский двор подумывает возродить институт фаворитов и у себя.
Присутствующие заговорили одновременно, у каждого имелось свое мнение о лорде Рамосе в частности и доманцах в общем, и было оно далеким от комплиментарного.
— Посещение королевского госпиталия невероятно развлечет посольство, — лорд ван Хорн, бывший папаша меченого красавчика, хохотнул.
В зале воцарилась тишина.
Лорд Адэр посмотрел на зятя с отвращением:
— Я взял на себя смелость предложить ее величеству скрыть от доманских вельмож нашу неприятность.
Мне стало обидно, что трагедию, случившуюся с моими друзьями, канцлер называет «неприятность», а еще в этот момент у меня заболел живот, и пирожки тут были вовсе не при чем. Резкий спазм заставил меня охнуть и согнуться, опустив грудь на колени. Святые бубенчики! Уже началось? А я потратила день неизвестно на что!
— И как же мы это скроем? — спросил ван Хорн. — Разумеется, можно придумать некие срочные учения, на которые отправились полторы сотни бравых дворян.
Я мысленно зааплодировала. Идея на самом деле была прекрасной. Я бы на месте королевы так и поступила. Боль усилилась, как будто мне в низ живота впился нож.
— Мы покажем им дворян, — Адлер проигнорировал сочащийся сарказмом вопрос второго канцлера. — Королевские портные и белошвейки еще две недели назад подготовили две сотни форменных мундиров миньонских цветов, мы переоденем в них замковых слуг и пажей.
— Это очень рисковало, — лорд-конетабль задумчиво щипал свой седой ус, — у нас шесть дней, чтоб их чему-то обучить.
— А в этом нам помогут те претенденты, которы остались невредимы.
И тут наконец на нас обратили внимание. Нам велели выйти к столу, Адэр представил моих друзей и меня.
— Бастиан Мартере граф Шерези, миньон ее величества, возьмет на себя заботу о белом крыле, Оливер лорд Виклунд — о красном, Станислас Шарль Доре берет себе синих, а Гэбриел ван Харт — черных. У нас планировались отборочные экзамены с турниром? Что ж, мы его проведем.
В этот момент мне стало так нехорошо, что я тихонько заскулила сквозь сжатые зубы. Канцлер еще что-то говорил, а я, переминалась с ноги на ногу, молясь Спящему, чтобы все поскорее закончилось. В ушах шумело, глаза застил красный густой туман.
— Сегодня уже поздно, — издали донесся до меня голос Авроры. — С утра эти четверо достойных дворян приступят к своим обязанностям. А теперь давайте их отпустим, молодые люди непривычны к столь долгим заседаниям.
Спящий, храни королеву! Нас отпустили.
Первым делом я отыскала взглядом леди Соренту, сидящую в рядах зрителей и кивнула ей, вызывая в коридор для разговора.
— Нет, — сказала главная фрейлина, выслушав мою просьбу, —нет, нет и еще раз нет. — Как бы тепло не относилась ее величество к своему миньону… Проявите скромность, граф!
Может, я и смогла бы ее уговорить, в конце концов, язык у Цветочка Шерези подвешен, но мучительная боль мешала сосредоточиться и подобрать убедительные слова, на лбу выступила испарина, меня бросало то в жар, то в холод. Поэтому я попрощалась и побрела к выходу. Друзья ждали во дворе. Ван Харт, наверное, остался зрителем на королевском совете, или ушел по своим делам. Мне было плевать, впервые на самом деле плевать!
— Тебе нехорошо, Басти?
— П-пирожки, — прошептала я и схватилась руками за живот, — ничего страшного, скоро отпустит.
— А мы собирались отправиться на кухню, лорд королевский повар намекал, что оставит нам что-нибудь на ужин.
— Потому что во дворце существует некий протокол, которому обязаны следовать все его обитатели, — противным голоском леди Соренты возвестил шут. — И нельзя просто так приблизиться к королеве Ардерской.
— Какая жалость, — протянула Аврора, — надеюсь, у моей Шерези не произошло ничего такого, что не могло бы подождать. Сейчас уже поздно, а утром, дорогой, вели привести Цветочка Шерези ко мне, пусть он поприсутствует во время утреннего туалета.
— А если главная фрейлина будет возражать?
— Скажи ей что-нибудь обидное, например, что нынешнее черное полнолуние не лучшим образом сказалось на ее добронравии, или что королева желает видеть утром молодые красивые лица.
— Можно сослаться в этом на тебя?
— Ни в коем случае. Именно мне придется утешать леди Соренту, когда противный лорд Мармадюк доведет ее до слез.
— Обычное дело, — в притворном сокрушении вздохнул шут, — один из нас должен разыграть плохиша, чтоб другой оставался добрейшей королевой.
Сразу после королевского совета Гэбриел ван Харт отправился в библиотеку. Был он тут завсегдатаем и, пользуясь некими своими личными возможностями никогда не пользовался ни парадным входом, ни пропусками для посещения библиотеки предназначенными.
— Как все прошло? — Лорд-библиотекарь отделился от конторки подобно бесплотному духу.
В холодном свете соляных светильников его классическая дювалийская внешность была особенно заметна — острые скулы, широко расставленные серые глаза с рыжеватыми бровями, прямой длинный нос.
— Ты ждал меня, ван Фриз? —Гэбриел подошел к конторке и выложил что-то на столешницу. — Все прошло подозрительно неплохо. Предложение моего достойного отца лорда ван Харта встретило одобрение королевского совета.
— А наш другой канцлер?
— Он тоже не был против. Это-то и подозрительно. Ван Хорн всегда отличался излишней порывистостью.
— О чем же говорит нам его поведение?
— О том, что у него есть план, иначе он не преминул бы щелкнуть по носу своего шурина и новоиспеченного племянника заодно. Ты бы видел, какую дивную пантомиму он там отыграл, — Гэбриел придвинул светильник и открыл футляр, рассматривая его содержимое, — в ней, в этой пантомиме, было все, скорбь преданного отца, добродушное покровительство, тихая грусть, болезненная слабость. Он публично попросил ее величество о должности в любом дипломатическом посольстве, так как находиться при дворе ему невозможно.
— Однако!
— И вскорости мы сможем поразмышлять о том, какую интригу он намеревается провернуть.
Пальцы Гэбриела скользнули в футляр и извлекли оттуда обычную стрелу.
— Что это?
— Артефакт Этельбора, того самого чародея, о котором мы говорили с тобой, когда явление в библиотеку Цветочка Шерези прервало нашу беседу.
— Что он может?
— Надеюсь, твой вопрос касается артефакта, а не графа, потому что возможности последнего мне неведомы. Эта стрела носит название «Последний довод» и по словам его владельца, может спасти его жизнь.
— А владелец…
— Тот самый Цветочек.
— Ты украл его стрелу?
— Стыдитесь, лорд ван Фриз, — криво улыбнулся ван Харт, — воровство недостойно дворянина, мальчишка выбросил ее во время истерики, пажи разыскали пропажу и, разумеется, так как большая часть королевских пажей происходят из Дювали, а не из других ардерских провинций, принесли ее мне.
— А так как все, что касается канцлера Этельбора, вызывает твой интерес, ты решил ее придержать?
— Именно. Может быть в какой-то момент она мне понадобится. Если Шерези устроит скандал, или предпримет поиски, я ее конечно же верну, но пока… Кстати, ван Фриз, ты выяснил, зачем юному миньону ее величества понадобился астрономический мортикул? Что в нем такого? Пока я прятался за стеллажами до меня доносились даже рыдания.
— Шерези очень чувствительный юноша, — хмыкнул лорд-библиотекарь, — наверное это его качество привлекло сердце ее величества. Нет, я не узнал. Если желаешь, я дам тебе мортикул немедленно.
— Не к спеху. Сегодня я хочу закончить с генеалогическим древом новейшей династии.
— Как тебе будет угодно.
Гэбриел работал до полуночи. Колокол, возвестившей отбой в десять вечера, он проигнорировал, а полуночный во внимание принял. Спать нужно всем, даже дювалийским принцам, радеющим о благе будущих подданных. Он загасил светильники, ван Фриз его покинул двумя часами ранее, поэтому Гэбриел запер дверь черного ходе своим ключом и не скрываясь прошествовал к пажеским казармам. Не смотря на отбой, жизнь внутреннего замка кипела. До юноши доносились отдаленные звуки застолий, музицирование, жаркие вздохи из-за щелястой перегородки сеновала. Повстречался ему и ночной караул, проверивший его пропуск. Канцлер ван Харт жил во дворце и, разумеется, выдал своему сыну пластину, дозволяющую перемещение внутри замка. В казарме было тихо, негласная традиция уважала право уставших пажей на отдых и сон. Гэбриел поднялся по винтовой лестнице, покачал головой, заслышав громогласный храп лорда Виклунда из-за левой двери, толкнул правую и, присев на свою постель, устало вытянул ноги. Полог кровати Цветочка был задвинут. Бастиан Мартере Шерези… А ведь действительно, сходство его с аллегорической девой на доманской картине заставило сердце ван Харта биться чуть чаще. Неужели проклятие юного графа сработало, и теперь в каждой встреченной женщине Гэбриел будет видеть его черты? Или где-то в далекой Домании есть дева с такими же пурпурными волосами и густыми изогнутыми бровями, улыбки которой столь же светлы, а глаза полны точно такой же неги?
— Явился, меченый красавчик? — донеслось из-за полога. — Дверь закрой, дует.
Ван Харт похолодел. Голос был абсолютно мужским, непохожим на ломкий тенор Шерези.
Глава 4
Влияние бусиков на победы ардерской дипломатии
В каких-нибудь других обстоятельствах, я могла бы ощутить сладкую радость от приобщения к ардерскому величию. Но не сейчас. Пафос момента был напрочь убит реакцией Оливера на «Изобилие». Всю дорогу до залы королевского совета, а это два обширных лестничных пролета, он не замолкал ни на мгновение. И хотя говорил он не мне, а Станисласу, и говорил вполголоса, мне было слышно все. Ах, оказывается, вследствие нерушимых горских традиций, он теперь немедленно должен лицезреть Мари-Сюзет во плоти. У тиририйских дикарей с этим, оказывается, строго. Увидел дамские груди, изволь жениться.
Станислас с Оливером припирались, менестрель горячо доказывал, что увидел деву первым, поэтому и преимущества на его стороне, великан напирал на нерушимость традиций и на то, что лорд Доре обязан исполнить свой долг дружбы и познакомить его с Мари-Сюзет.
Очень удобные традиции, я считаю. Вот, предположим., живет некая дева в горах, живет не тужит, все вроде неплохо — и еды вдосталь, и сидра, природа, погода, вот только с мужчинами не задалось. А песочек-то сыплется. (Я просто сомневалась, что у горцев в ходу дорогие механические часы, поэтому использовала именно такое сравнение.) Тогда, придя в брачный возраст, эта некая дева просто ловит где-то за домом приглянувшегося парня и… Не успел зажмуриться — его проблемы, а она с женихом.
От этих размышлений щеки мои пылали, когда я переступила порог королевской залы. Находилось там человек тридцать благородных мужей, чинно сидящих на резных табуретах вокруг круглого стола в центре, и еще человек пятьдесят у стен, тоже на табуретах. Среди зрителей я не знала никого, кроме лорда-повара, которому украдкой поклонилась, встретив его взгляд. А вот за столом я узнала лорда Туреня, мною недавно оскорбленного, лорда ван Хорна, недавно обиженного Гэбриелом, лорда ван Харта, никем вроде пока не обиженного, лорда-коннетабля, лорда-казначея. Ее величество тоже была там, она восседала лицом ко входу в кресле с высокой спинкой и подлокотниками.
Не знаю, чего я ожидала. Аплодисментов? Воздушного поцелуя от Авроры? На нас попросту не обратили внимания. Королева посмотрела на Мармадюка, шут кивнул и суетливо усадил нашу бравую четверку на свободные места у стены.
— Ждите, пока вас позовут.
За столом шло обсуждение каких-то важных политических вопросов, и уже минут через десять я поняла, что политика — это не мое. Скучно просто до зевоты. Я и зевала украдкой в ладошку. Надо потерпеть еще часик, и еще до обеда я освобожусь и займусь поисками пристанища на ночь. В крайнем, самом крайнем случае, я обращусь к ее величеству. Она обязательно поможет.
Я посмотрела направо. Виклунд с Доре шептались, склонив головы друг к другу, видимо, планировали скорейшую поездку в Шерези. Мальчишки! Неужели не понимают, что прежде чем овладеть пейзанкой, положено заручиться позволением ее лорда? А граф Шерези своего позволения не дает! Нет! И не просите. И дело даже не в том, что, как могли бы подумать люди костные и неумные, граф желает оставить Мари-Сюзет для себя, и даже не в том, что этой Мари-Сюзетт просто не существует в природе, а в том, что у дворянина, кроме сердечных, или страстных желаний, есть обязанности перед страной и родом. Оливер лорд Виклунд должен взять в жены достойную деву достойного рода, с тем чтоб укрепить положение своей семьи. Это его долг.
Я зевнула и посмотрела налево. Гэбриел ван Харт сидел тише мышки, и, кажется, шевелил ушами в стремлении не упустить ни слова. Ему это интересно? Он действительно понимает разницу между подушным, поземельным и сословным налогом? Кто такие «откупщики»? И почему при этом слове, произнесенном лордом-казначеем Гэбриэл встрепенулся, будто желая что-то сказать, но быстро осекся? Правда понимает. Как же мне тебя поразить, умника такого? Я об этом еще не размышляла особо, но, например, поле политики для моей мести можно вычеркнуть сразу.
Потом я, кажется, задремала, очнувшись, когда мне на колени опустился какой-то сверток. Симон Жан Огюст Франсуа лорд Пападель, королевский повар, возвышался надо мною колыхающейся громадой:
— Это тебе перекусить, Цветочек, — прошептал он, потом тренькнул моей серьгой. — Молодец, жеребчик, я именно на тебя в этой гонке ставил.
— Спасибо, мой лорд.
Я благодарила за еду, но повар понял иначе:
— С меня ужин с лучшим ардерским вином, малыш. Заодно обручение отпразднуем. Розетта моя… а-ах!
Глазки его увлажнились сентиментальной отеческой слезой. Я поздравила родителя ветреной Розетты. Он, пригнувшись, пробрался у самой стены к выходу.
За окном, к удивлению моему, уже смеркалось. За столом продолжалась политическая беседа. Станислас и Оливер дремали, прислонившись друг к другу. Я растолкала их, прошуршала пакетом, доставая из него пышнейшие пирожки с птичьей вишней.
Они были божественно вкусны, даже моя шерезская кухарка Магда это бы признала. С Гэбриелом я мстительно не поделилась потому еще, что шесть на четыре не делится, да и он, кажется, еды не заметил. А, нет, заметил, угрожающе прошептал, что если я брызну на него вишневым соком, мне не поздоровиться.
— Подумаешь, угроза, —фыркнула шепотом я, но пятно, которое уже успела посадить на его камзол, попыталась вытереть максимально быстро и незаметно.
Обсуждение налогов, кажется, наконец, подходило к завершению. Ее величество кивала, отпивая маленькими глотками из бокала, Мармадюк, сидящий от нее по правую руку, протянул ей какие-то бумаги.
— Еще один неотложный вопрос, который следует обсудить, мои лорды, — сказала королева, — это приезд в нашу столицу доманского посольства.
— Я говорил лорду-шуту, что казначейство предоставит требуемые сумы по первому требованию, — лорд-казначей, кажется устал не меньше чем я и мечтал о холодном вине и теплой постели.
— Мы благодарны вам за безупречную работу.
— Проблема не в деньгах, — лорд-канцлер ван Харт заговорил, кажется, впервые за сегодня. — А в том, чем мы намереваемся развлекать наших гостей. В приветственном послании лорд Рамос выразил живейший интерес в королевских миньонах. Даманский королевский двор подумывает возродить институт фаворитов и у себя.
Присутствующие заговорили одновременно, у каждого имелось свое мнение о лорде Рамосе в частности и доманцах в общем, и было оно далеким от комплиментарного.
— Посещение королевского госпиталия невероятно развлечет посольство, — лорд ван Хорн, бывший папаша меченого красавчика, хохотнул.
В зале воцарилась тишина.
Лорд Адэр посмотрел на зятя с отвращением:
— Я взял на себя смелость предложить ее величеству скрыть от доманских вельмож нашу неприятность.
Мне стало обидно, что трагедию, случившуюся с моими друзьями, канцлер называет «неприятность», а еще в этот момент у меня заболел живот, и пирожки тут были вовсе не при чем. Резкий спазм заставил меня охнуть и согнуться, опустив грудь на колени. Святые бубенчики! Уже началось? А я потратила день неизвестно на что!
— И как же мы это скроем? — спросил ван Хорн. — Разумеется, можно придумать некие срочные учения, на которые отправились полторы сотни бравых дворян.
Я мысленно зааплодировала. Идея на самом деле была прекрасной. Я бы на месте королевы так и поступила. Боль усилилась, как будто мне в низ живота впился нож.
— Мы покажем им дворян, — Адлер проигнорировал сочащийся сарказмом вопрос второго канцлера. — Королевские портные и белошвейки еще две недели назад подготовили две сотни форменных мундиров миньонских цветов, мы переоденем в них замковых слуг и пажей.
— Это очень рисковало, — лорд-конетабль задумчиво щипал свой седой ус, — у нас шесть дней, чтоб их чему-то обучить.
— А в этом нам помогут те претенденты, которы остались невредимы.
И тут наконец на нас обратили внимание. Нам велели выйти к столу, Адэр представил моих друзей и меня.
— Бастиан Мартере граф Шерези, миньон ее величества, возьмет на себя заботу о белом крыле, Оливер лорд Виклунд — о красном, Станислас Шарль Доре берет себе синих, а Гэбриел ван Харт — черных. У нас планировались отборочные экзамены с турниром? Что ж, мы его проведем.
В этот момент мне стало так нехорошо, что я тихонько заскулила сквозь сжатые зубы. Канцлер еще что-то говорил, а я, переминалась с ноги на ногу, молясь Спящему, чтобы все поскорее закончилось. В ушах шумело, глаза застил красный густой туман.
— Сегодня уже поздно, — издали донесся до меня голос Авроры. — С утра эти четверо достойных дворян приступят к своим обязанностям. А теперь давайте их отпустим, молодые люди непривычны к столь долгим заседаниям.
Спящий, храни королеву! Нас отпустили.
Первым делом я отыскала взглядом леди Соренту, сидящую в рядах зрителей и кивнула ей, вызывая в коридор для разговора.
— Нет, — сказала главная фрейлина, выслушав мою просьбу, —нет, нет и еще раз нет. — Как бы тепло не относилась ее величество к своему миньону… Проявите скромность, граф!
Может, я и смогла бы ее уговорить, в конце концов, язык у Цветочка Шерези подвешен, но мучительная боль мешала сосредоточиться и подобрать убедительные слова, на лбу выступила испарина, меня бросало то в жар, то в холод. Поэтому я попрощалась и побрела к выходу. Друзья ждали во дворе. Ван Харт, наверное, остался зрителем на королевском совете, или ушел по своим делам. Мне было плевать, впервые на самом деле плевать!
— Тебе нехорошо, Басти?
— П-пирожки, — прошептала я и схватилась руками за живот, — ничего страшного, скоро отпустит.
— А мы собирались отправиться на кухню, лорд королевский повар намекал, что оставит нам что-нибудь на ужин.
