— В наших краях мужчины такого не носят.
— Постараюсь запомнить. Не спи! Сбивай яйца, щепотку соли, горсть муки. — Он забрал с разделочного стола нож, протер его и убрал в держак.
Я смотрела на корзинку с яйцами.
— Совсем ничего не умеешь? — Марек, уже успевший надеть фартук, ловко взял яйцо, ткнул им о край миски, вылил в нее содержимое, а скорлупу бросил в помойное ведро, все это он проделал одной рукой. — Вот так.
Оправдываться я не стала, много чести, разбила в миску десяток яиц, посолила и стала сбивать, добавляя понемного муку.
Сосиски мы жарили при гостях в трактирной зале, на кухонной плите обычно тушилась в толстостенном котле капуста, иногда варился картофельный суп с клецками. Марек поправил поленья, вылил в чугунок целую бутыль масла:
— Превосходно. А чего это моя вельможная панна такая тихая? Не проснулась еще?
— Гося рассказала, что я днем обычно сплю?
— И так понятно. Ночь для тебя опасна, со всей округи лессеры собираются на цветочные запахи твоего тела.
Лессеры, в умных книгах так называли низших демонов — приблуд, умертвий, стригоев, перевертышей. Да, собираются.
— Ну ничего, панна Моравянка, теперь я тебя охранять буду, и днем и ночью. Если что, зови, мне прелестные пейзанки холостяцкое гнездышко неподалеку от твоих покоев обустроили.
— Это те, с которыми ты поцелуями рассчитался?
— Пока не разбогатели, приходится экономить. — Парень улыбнулся, подвинул к плите миску с кляром, обмакнул в него луковое колечко, которое бросил в котелок с горячим уже маслом. — Я в Застолбеньках ночевал прежде чем в Лимбург отправиться, ну и завел кое-какие знакомства. Попросил Петрика… Дальше ты знаешь.
Марек говорил, не прекращая работу. Десятки луковых колец шипели в раскаленном масле, подрумяненные парень доставал черенком деревянной ложки и раскладывал на подносе, который заранее застелил вощеной бумагой.
— Попробуешь? Это вкусно. — Он протянул мне ложку.
Я посмотрела в черные как ночь глаза:
— Совсем дурочкой меня считаешь? Думаешь, я сейчас рот раскрою, обожгусь. Крови от этого будет немного, но тебе хватит, чтоб приглашением воспользоваться.
Марек даже не смутился:
— Слишком просто, согласен. — Он забросил в котел новую порцию. — Пожалуй, я был бы немного разочарован. В охоте, моя драгоценная, процесс часто важнее результата. Кстати, на правах… позволено ли мне узнать… Святые бубенцы, как же с невинными девами сложно!
Парень раздраженно бросил ложку на стол:
— Короче! Адель, как ты справляешься с опасностью в особенные женские дни?
Отвесив нахалу звонкую пощечину, я ушла в зал. Совсем берега попутал, о таком спрашивать! Справляюсь, раз жива, пока справляюсь.
Гося сновала между столами, Петрик жарил колбаски, наливал в кружки пиво. За стойкой он выглядел солидно, как будто настоящий трактирщик. И, что важно, сам не пил. Я потопталась, решая чем заняться, поняла, что для меня работы как бы и нет. Из-за занавески вышел Марек с подносом, на смуглой щеке отчетливо краснел отпечаток моей пятерни.
— Вельможные паны, пани-красавицы! Только сегодня трактир «Золотая сковородка» предлагает вам бесплатное угощение! Хрустящие колечки, тающие во рту. Идеальная закуска к пиву!
Он медленно пошел вдоль столов.
Пан Рышард, наш завсегдатай, попробовал жареный лук первым, пожевал, поднял глаза к потолку:
— Помнится, годков сорок тому, малихабарский чаровник в наши края забрел, только сушенными кузнечиками питался, а после шпаги глотал.
— Так на что похоже? — спросили Рышарда. — На жуков или на шпаги?
— Чего? — пан взял другое колечко. — Мне просто так вдруг вспомнилось, к слову. А это вкусно.
Несколько рук одновременно потянулись к подносу:
— Да понемногу берите, чтоб всем хватило!
Марек пошел дальше. Пан Рышард облизнул пальцы, обратился к соседу:
— Видали, как наша панна Моравянка женишка разукрасила? Форменное клеймо на роже изобразила.
Ему ответил женский голос из центра залы:
— И правильно, я бы своего за поцелуи с другими бабами еще бы и сковородой приголубила.
Под дружный хохот я скрылась на кухне. Нет, это уже совсем никуда не годится. Быстрее бы уже бургомистр явился, его присутствие утихомирит всеобщее веселье. От нечего делать, я встала к плите. Колечки подрумянивались, я раскладывала их на бумаге. Забавная закуска, и рецепт несложный. Когда таз с нарезанным луком опустел, я сполоснула руки и выбрала самое красивое колечко. Корочка хрустнула на зубах. Неплохо, очень неплохо, соли больше не надо, а вот какой-нибудь соус, чтоб можно было обмакнуть. Например, чесночно-сметанный, и подавать в маленькой плошечке. Я достала из шкафа чистую посуду, налила в миску сметаны, выдавила головку чеснока, размешала, попробовала. Прекрасно. Значит, на блюдо дюжину колечек россыпью, с краю… Я поискала глазами подходящую плошечку, не нашла и просто отломала черенок деревянной ложки. Вот так!
— Я вдохновил мою драгоценную на эксперименты? — Марек поставил опустевший поднос, потянул носом и поморщился. — Чеснок?
— Со сметаной. Вкусно получилось и к твоим хрустикам подходит.
— Ненавижу чеснок. Но, пожалуй, предложу эту размазню гостям. Вдруг зайдет.— Он поставил миску с соусом на поднос, ссыпал вокруг нее готовые колечки, взял одной рукой поднос, другой — блюдо с обломанной ложкой. — А эту композицию получит любезная пани, которая предложила несчастному избитому хлопцу заслужить прощения поцелуями. Умоляю, Аделька, помой руки с мылом, прежде чем в залу возвращаться.
Я торжественно отерла ладони о кухонное полотенце:
— Обойдешься. А целовать будешь ту самую любезную пани, — и вышла из кухни, расправив плечи.
Вечер продолжался, я сидела за столиком бургомистра, там нашлось единственное свободное местечко, изображала хозяйку. Только изображала. Настоящим хозяином был Марек. Это он успевал перекинуться словечком с каждым, предложить добавки, послать Госю наполнить опустевшую кружку или принести еще брецелей. А я… Немножко утешало, что мой соус гостям понравился.
— Такой же острый, как панна Моравянка, — отшучивался парень в ответ на комплименты. — Конечно, будем и впредь подавать. Завтра начнем. И хрустики. Как называется? Я еще не придумал, если вельможное общество желает, предлагайте варианты.
Его спрашивали, от чего грустит панна Аделька, да почему нынче бургомистр не удостоил трактир своим визитом, и не связаны ли между собой эти два факта. Марек легко и забавно отвечал острословам, но мне показалось, что парень злится. Не то чтобы я специально его рассматривала или изучала, но крылья длинного носа подрагивали, а на скулах выступили желваки.
— Давно я так не выкладывался, — сказал Марек вполголоса, выглянул в окно и плюхнулся на стул бургомистра напротив меня. — Публику нужно развлекать, иначе она разбежится искать впечатлений в других трактирах.
— Ближайший в Замбурге, — хмыкнула я. — В добрый путь.
— Я о том, что сегодня изображаю шута не повелению сердца.
Дверь открылась, впуская пана Килера. Я поднялась, чтоб приветствовать гостя. Марек завопил:
— Вельможный пан бургомистр, рады видеть вас в этой скромной обители, — он цепко схватил мое запястье, мешая выйти навстречу Карлу. — Будьте моим заступником, объясните недоброй Моравянке, что это из-за вас я тех девиц целовал.
Бургомистр, как будто изменение обычного ритуала повергло его в ступор, замер у порога и уточнил, в чем именно его обвиняют.
— Ну как же!— Чернявый обвел взглядом залу. — Это же вельможный пан мне нынче в кредите отказал, и поэтому пришлось за работу натурой расплачиваться. А панна Моравянка, вы же ее знаете, обиделась и прощать меня не желает.
Марек посмотрел мне в глаза:
— Последняя попытка. Решающая.
Я ничего не успела, даже охнуть, сильные мужские руки до боли сжали мои плечи, и… Произошло все то, что происходит, когда влюбленная парочка улучает подходящий момент. Настойчивые губы, наглый язык, жадный рот, сбившееся дыхание.
— Это твой первый раз, Адичка, — всхлипнула басом тетка, — надо немедленно Рузечке рассказать.
О чем? Псячья дрянь! О том, что Моравянка впервые не отбилась, не ударила коленом, не пнула в пах, не боднула по носу? О том, что я впервые сплоховала?
Марек отстранился, шепнул:
— Вкус чеснока в твоей слюне даже придает некоторую пикантность. Не дергайся. Если фахан бросится на защиту прекрасной леди, мне придется ответить.
Больше всего мне хотелось плюнуть в этот момент в улыбающуюся смуглую рожу. Хорошей такой порцией своей пикантной слюны. Я сдержалась. Драка двух магов подвергала опасности всех присутствующих. И как перенесут обилие колдовства мои тетки-бедняжки, затаившиеся наверху?
Чернявый меня отпустил, громко сообщил, что новое блюдо отныне будет называться «Чесночный поцелуй» и пригласил пана Килера за столик:
— Моя драгоценная Адель составит вельможному пану компанию. Изволите ужинать? Дюжину моравских колбасок? Нет? Пан уже откушал в другом месте? Смотрите, мы ревнуем. Сидр? Великолепный выбор! Гося, принеси пану бургомистру напиток.
Карл, прежде чем сесть, поцеловал мне руку. Это мне привычно не доставило удовольствия, зато повеселило, как пан старался не морщиться от запаха. Если бы я раньше знала, что маги столь неприемлют чесночных ароматов, носила бы связку вместо монист. Нет, разумеется, не носила бы. Жители славного Лимбурга к таким странностям не готовы.
Марек удалился за стойку, и теперь прожигал во мне дыры взглядами.
— Вижу, — вздохнул Килер, — вам приходится нелегко.
Я тоже вздохнула:
— Его слишком много.
— Панна Ясна после вашего визита сказала то же самое.
К нам подошла Гося, поставила перед бургомистром кружку. Вдруг захотелось пить. Ну правильно, соус был довольно острым. Я облизнула пересохшие губы, но просить служанку принести и мне напиток не стала.
— Пан Килер, — спросила я, когда девушка удалилась, — та самая вещь при вас?
— Карл, — поправил бургомистр и отхлебнул сидра.
Я завистливо сглотнула и повторила вопрос.
И опять не получила ответа, излишне расторопная Госька стукнула о столешницу бокалом:
— Пан Марек сказал, панна хозяйка выпить хочет.
— Это что? — Жидкость была очень темного бордового цвета.
— Пан Марек сказал… — Девушка подняла глаза к потолку, вспоминая.
— Десертное дювалийское, — подсказал бургомистр, — его название можно перевести как «Сердце черной розы».
Госька радостно кивнула:
— Точно так и говорил. А еще велел, пану Килеру не предлагать, у него этим вином и без того погреба забиты. — Хихикнув напоследок, она отошла.
Трактирный закон запрещает работникам пить или есть при гостях, болван Анджей его нарушал, за что был неоднократно отруган и даже получил от меня затрещину. Но сейчас я была как-бы не при делах, к тому же жажда…
Осторожно отхлебнув, я ощутила на языке фруктовую терпкую сладость, немедленно сменившуюся приятной горчинкой. Вкусно. Марек из-за стойки мне подмигнул и прикоснулся к своим губам. На поцелуй намекает? Вот ведь песья дрянь!
Я отвела взгляд.
— Позвольте. — Бургомистр наклонился через стол и интимно промокнул мой рот краешком носового платка. — Вы немножко испачкались, Адель.
На белом шелке алело винное пятнышко, как кровь. Кровь черной розы…
— Карл, эта вещь, о которой…— начала я.
— Вельможное панство! — Вопль Марека перекрыл гул голосов собравшихся. — Настало время для музыки!
Мне сегодня вообще с паном Килером дадут пообщаться? Или придется под визги гармоники и стук пивных кружек о столы беседовать?
Но вместо гармоники в руках Марека, когда он взгромоздился на трактирную стойку, был совсем другой инструмент, струнный, не привычная в наших краях ротта, а мандолина. Раньше я видела ее только на картинках.
— Адель, — попытался вернуть мое внимание пан бургомистр, — вы…
Его перебил струнный аккорд.
— Начнем с чего-нибудь веселого. Баллада о рогоносце. Пан Рышард, берите свою гармонику, все, кто знает слова, подпевайте! — Марек болтал, его пальцы танцевали на струнах.
А потом он запел, к концу первого куплета горожане, поначалу слушавшие неизвестную им балладу настороженно, захохотали.
— Шут, — пробормотал пан Килер и незаметно передвинул свой стул, чтоб оказаться поближе ко мне. — Адель, моя драгоценная Адель, молю вас, опасайтесь этого человека. Под его напускной веселостью скрывается бездна порока.
— Карл, — я не отодвинулась, только, чтоб не соприкасаться с мужчиной руками, взяла бокал, — вы принесли амулет?
Мы синхронно взглянули на музыканта, тот улыбался, но его черные глаза внимательно за нами наблюдали. Бургомистр вздохнул:
— Если Марек заметит, что я передаю вам некий предмет, он насторожиться. Панна Ясна спрячет шкатулку в поленнице у вашего дровяного сарая, там вы сможете незаметно ее забрать. Адель, будьте осторожны. Этот человек, он хорошо мне знаком…
Я невежливо перебила:
— Каким заклинанием активируется волшебство?
Пан Килер растерянно заморгал, моя осведомленность его, кажется, удивила:
— Заклинание я произнесу сам, когда браслет уже окажется на руке чародея. Для активации близкого контакта не потребуется.
— А как вы узнаете, что украшение уже на носителе? Что, если он успеет снять браслет до того, как вы произнесете заклинание?
— Адель, — бургомистр опять попытался взять меня за руку, пришлось пить вино, держа бокал двумя ладонями. — Как только артефакт окажется на запястье Марека, снять его он не сможет.
— А кто сможет?
— Только вы, — ответил мужчина после крошечной заминки.
Я поняла, что пан Килер мне соврал, но виду не подала:
— Хорошо. Как только дело будет сделано, я вам сообщу.
Серые глаза бургомистра уставились мне в лицо:
— Вы сомневаетесь, Адель, боитесь, что я воспользуюсь вашей беззащитностью. Поверьте, первый же приказ, который прозвучит из моих уст, будет — не причинять вреда панне Моравянке.
— Вы не находите, что он сформулирован слишком расплывчато? Он защитит меня в случае, если я, предположим, разобью этот бокал и порежусь осколком?
Песня про рогоносца закончилась бурными аплодисментами и улюлюканьем, сменилась другой, тоже неприличной. Некая пастушка встретила на лугу молодого охотника и…
— Кажется, — не дал мне дослушать, что было дальше, Карл, — вельможная панна уверена, что в договорах с фаханами нужно предусмотреть каждую мелочь.
— Так говорят, — пожала я плечами. — Вы ведь не обижаетесь?
— Если я прикажу Мареку никогда не пробовать вашей крови?
— Звучит конкретнее. И помогать мне с трактиром, направить все силы на его процветание, не приставать ко мне, не лезть с поцелуями и оставить наконец в покое узел на моем переднике, песья дрянь!
Бургомистр покраснел, раньше он не слышал, чтоб я сквернословила.
— Извините, — я смущенно опустила глаза.
— Ничего страшного, Адель. Незамужняя девушка одна должна противостоять окружающим ее опасностям. Разумеется, вы растеряны, ваше недоверие мне тоже понятно. И я мог бы оказаться злодеем, желающим отведать вашей плоти. Конечно, фахан, что от него еще ожидать… — Пан Килер исторг из груди горестный вздох.
Мне стало его немножко жалко:
— Бросьте, Карл. Я ведь понимаю, что вы хороший фахан, то есть демон. Иначе вы давно придумали как меня… распечатать. Мы неоднократно оставались с вами наедине, и ни разу вы не подсовывали мне булавки, или, избави пан наш Спящий, ножа.
— Это было бы низко!
— Постараюсь запомнить. Не спи! Сбивай яйца, щепотку соли, горсть муки. — Он забрал с разделочного стола нож, протер его и убрал в держак.
Я смотрела на корзинку с яйцами.
— Совсем ничего не умеешь? — Марек, уже успевший надеть фартук, ловко взял яйцо, ткнул им о край миски, вылил в нее содержимое, а скорлупу бросил в помойное ведро, все это он проделал одной рукой. — Вот так.
Оправдываться я не стала, много чести, разбила в миску десяток яиц, посолила и стала сбивать, добавляя понемного муку.
Сосиски мы жарили при гостях в трактирной зале, на кухонной плите обычно тушилась в толстостенном котле капуста, иногда варился картофельный суп с клецками. Марек поправил поленья, вылил в чугунок целую бутыль масла:
— Превосходно. А чего это моя вельможная панна такая тихая? Не проснулась еще?
— Гося рассказала, что я днем обычно сплю?
— И так понятно. Ночь для тебя опасна, со всей округи лессеры собираются на цветочные запахи твоего тела.
Лессеры, в умных книгах так называли низших демонов — приблуд, умертвий, стригоев, перевертышей. Да, собираются.
— Ну ничего, панна Моравянка, теперь я тебя охранять буду, и днем и ночью. Если что, зови, мне прелестные пейзанки холостяцкое гнездышко неподалеку от твоих покоев обустроили.
— Это те, с которыми ты поцелуями рассчитался?
— Пока не разбогатели, приходится экономить. — Парень улыбнулся, подвинул к плите миску с кляром, обмакнул в него луковое колечко, которое бросил в котелок с горячим уже маслом. — Я в Застолбеньках ночевал прежде чем в Лимбург отправиться, ну и завел кое-какие знакомства. Попросил Петрика… Дальше ты знаешь.
Марек говорил, не прекращая работу. Десятки луковых колец шипели в раскаленном масле, подрумяненные парень доставал черенком деревянной ложки и раскладывал на подносе, который заранее застелил вощеной бумагой.
— Попробуешь? Это вкусно. — Он протянул мне ложку.
Я посмотрела в черные как ночь глаза:
— Совсем дурочкой меня считаешь? Думаешь, я сейчас рот раскрою, обожгусь. Крови от этого будет немного, но тебе хватит, чтоб приглашением воспользоваться.
Марек даже не смутился:
— Слишком просто, согласен. — Он забросил в котел новую порцию. — Пожалуй, я был бы немного разочарован. В охоте, моя драгоценная, процесс часто важнее результата. Кстати, на правах… позволено ли мне узнать… Святые бубенцы, как же с невинными девами сложно!
Парень раздраженно бросил ложку на стол:
— Короче! Адель, как ты справляешься с опасностью в особенные женские дни?
Отвесив нахалу звонкую пощечину, я ушла в зал. Совсем берега попутал, о таком спрашивать! Справляюсь, раз жива, пока справляюсь.
Гося сновала между столами, Петрик жарил колбаски, наливал в кружки пиво. За стойкой он выглядел солидно, как будто настоящий трактирщик. И, что важно, сам не пил. Я потопталась, решая чем заняться, поняла, что для меня работы как бы и нет. Из-за занавески вышел Марек с подносом, на смуглой щеке отчетливо краснел отпечаток моей пятерни.
— Вельможные паны, пани-красавицы! Только сегодня трактир «Золотая сковородка» предлагает вам бесплатное угощение! Хрустящие колечки, тающие во рту. Идеальная закуска к пиву!
Он медленно пошел вдоль столов.
Пан Рышард, наш завсегдатай, попробовал жареный лук первым, пожевал, поднял глаза к потолку:
— Помнится, годков сорок тому, малихабарский чаровник в наши края забрел, только сушенными кузнечиками питался, а после шпаги глотал.
— Так на что похоже? — спросили Рышарда. — На жуков или на шпаги?
— Чего? — пан взял другое колечко. — Мне просто так вдруг вспомнилось, к слову. А это вкусно.
Несколько рук одновременно потянулись к подносу:
— Да понемногу берите, чтоб всем хватило!
Марек пошел дальше. Пан Рышард облизнул пальцы, обратился к соседу:
— Видали, как наша панна Моравянка женишка разукрасила? Форменное клеймо на роже изобразила.
Ему ответил женский голос из центра залы:
— И правильно, я бы своего за поцелуи с другими бабами еще бы и сковородой приголубила.
Под дружный хохот я скрылась на кухне. Нет, это уже совсем никуда не годится. Быстрее бы уже бургомистр явился, его присутствие утихомирит всеобщее веселье. От нечего делать, я встала к плите. Колечки подрумянивались, я раскладывала их на бумаге. Забавная закуска, и рецепт несложный. Когда таз с нарезанным луком опустел, я сполоснула руки и выбрала самое красивое колечко. Корочка хрустнула на зубах. Неплохо, очень неплохо, соли больше не надо, а вот какой-нибудь соус, чтоб можно было обмакнуть. Например, чесночно-сметанный, и подавать в маленькой плошечке. Я достала из шкафа чистую посуду, налила в миску сметаны, выдавила головку чеснока, размешала, попробовала. Прекрасно. Значит, на блюдо дюжину колечек россыпью, с краю… Я поискала глазами подходящую плошечку, не нашла и просто отломала черенок деревянной ложки. Вот так!
— Я вдохновил мою драгоценную на эксперименты? — Марек поставил опустевший поднос, потянул носом и поморщился. — Чеснок?
— Со сметаной. Вкусно получилось и к твоим хрустикам подходит.
— Ненавижу чеснок. Но, пожалуй, предложу эту размазню гостям. Вдруг зайдет.— Он поставил миску с соусом на поднос, ссыпал вокруг нее готовые колечки, взял одной рукой поднос, другой — блюдо с обломанной ложкой. — А эту композицию получит любезная пани, которая предложила несчастному избитому хлопцу заслужить прощения поцелуями. Умоляю, Аделька, помой руки с мылом, прежде чем в залу возвращаться.
Я торжественно отерла ладони о кухонное полотенце:
— Обойдешься. А целовать будешь ту самую любезную пани, — и вышла из кухни, расправив плечи.
Вечер продолжался, я сидела за столиком бургомистра, там нашлось единственное свободное местечко, изображала хозяйку. Только изображала. Настоящим хозяином был Марек. Это он успевал перекинуться словечком с каждым, предложить добавки, послать Госю наполнить опустевшую кружку или принести еще брецелей. А я… Немножко утешало, что мой соус гостям понравился.
— Такой же острый, как панна Моравянка, — отшучивался парень в ответ на комплименты. — Конечно, будем и впредь подавать. Завтра начнем. И хрустики. Как называется? Я еще не придумал, если вельможное общество желает, предлагайте варианты.
Его спрашивали, от чего грустит панна Аделька, да почему нынче бургомистр не удостоил трактир своим визитом, и не связаны ли между собой эти два факта. Марек легко и забавно отвечал острословам, но мне показалось, что парень злится. Не то чтобы я специально его рассматривала или изучала, но крылья длинного носа подрагивали, а на скулах выступили желваки.
— Давно я так не выкладывался, — сказал Марек вполголоса, выглянул в окно и плюхнулся на стул бургомистра напротив меня. — Публику нужно развлекать, иначе она разбежится искать впечатлений в других трактирах.
— Ближайший в Замбурге, — хмыкнула я. — В добрый путь.
— Я о том, что сегодня изображаю шута не повелению сердца.
Дверь открылась, впуская пана Килера. Я поднялась, чтоб приветствовать гостя. Марек завопил:
— Вельможный пан бургомистр, рады видеть вас в этой скромной обители, — он цепко схватил мое запястье, мешая выйти навстречу Карлу. — Будьте моим заступником, объясните недоброй Моравянке, что это из-за вас я тех девиц целовал.
Бургомистр, как будто изменение обычного ритуала повергло его в ступор, замер у порога и уточнил, в чем именно его обвиняют.
— Ну как же!— Чернявый обвел взглядом залу. — Это же вельможный пан мне нынче в кредите отказал, и поэтому пришлось за работу натурой расплачиваться. А панна Моравянка, вы же ее знаете, обиделась и прощать меня не желает.
Марек посмотрел мне в глаза:
— Последняя попытка. Решающая.
Я ничего не успела, даже охнуть, сильные мужские руки до боли сжали мои плечи, и… Произошло все то, что происходит, когда влюбленная парочка улучает подходящий момент. Настойчивые губы, наглый язык, жадный рот, сбившееся дыхание.
— Это твой первый раз, Адичка, — всхлипнула басом тетка, — надо немедленно Рузечке рассказать.
О чем? Псячья дрянь! О том, что Моравянка впервые не отбилась, не ударила коленом, не пнула в пах, не боднула по носу? О том, что я впервые сплоховала?
Марек отстранился, шепнул:
— Вкус чеснока в твоей слюне даже придает некоторую пикантность. Не дергайся. Если фахан бросится на защиту прекрасной леди, мне придется ответить.
Больше всего мне хотелось плюнуть в этот момент в улыбающуюся смуглую рожу. Хорошей такой порцией своей пикантной слюны. Я сдержалась. Драка двух магов подвергала опасности всех присутствующих. И как перенесут обилие колдовства мои тетки-бедняжки, затаившиеся наверху?
Чернявый меня отпустил, громко сообщил, что новое блюдо отныне будет называться «Чесночный поцелуй» и пригласил пана Килера за столик:
— Моя драгоценная Адель составит вельможному пану компанию. Изволите ужинать? Дюжину моравских колбасок? Нет? Пан уже откушал в другом месте? Смотрите, мы ревнуем. Сидр? Великолепный выбор! Гося, принеси пану бургомистру напиток.
Карл, прежде чем сесть, поцеловал мне руку. Это мне привычно не доставило удовольствия, зато повеселило, как пан старался не морщиться от запаха. Если бы я раньше знала, что маги столь неприемлют чесночных ароматов, носила бы связку вместо монист. Нет, разумеется, не носила бы. Жители славного Лимбурга к таким странностям не готовы.
Марек удалился за стойку, и теперь прожигал во мне дыры взглядами.
— Вижу, — вздохнул Килер, — вам приходится нелегко.
Я тоже вздохнула:
— Его слишком много.
— Панна Ясна после вашего визита сказала то же самое.
К нам подошла Гося, поставила перед бургомистром кружку. Вдруг захотелось пить. Ну правильно, соус был довольно острым. Я облизнула пересохшие губы, но просить служанку принести и мне напиток не стала.
— Пан Килер, — спросила я, когда девушка удалилась, — та самая вещь при вас?
— Карл, — поправил бургомистр и отхлебнул сидра.
Я завистливо сглотнула и повторила вопрос.
И опять не получила ответа, излишне расторопная Госька стукнула о столешницу бокалом:
— Пан Марек сказал, панна хозяйка выпить хочет.
— Это что? — Жидкость была очень темного бордового цвета.
— Пан Марек сказал… — Девушка подняла глаза к потолку, вспоминая.
— Десертное дювалийское, — подсказал бургомистр, — его название можно перевести как «Сердце черной розы».
Госька радостно кивнула:
— Точно так и говорил. А еще велел, пану Килеру не предлагать, у него этим вином и без того погреба забиты. — Хихикнув напоследок, она отошла.
Трактирный закон запрещает работникам пить или есть при гостях, болван Анджей его нарушал, за что был неоднократно отруган и даже получил от меня затрещину. Но сейчас я была как-бы не при делах, к тому же жажда…
Осторожно отхлебнув, я ощутила на языке фруктовую терпкую сладость, немедленно сменившуюся приятной горчинкой. Вкусно. Марек из-за стойки мне подмигнул и прикоснулся к своим губам. На поцелуй намекает? Вот ведь песья дрянь!
Я отвела взгляд.
— Позвольте. — Бургомистр наклонился через стол и интимно промокнул мой рот краешком носового платка. — Вы немножко испачкались, Адель.
На белом шелке алело винное пятнышко, как кровь. Кровь черной розы…
— Карл, эта вещь, о которой…— начала я.
— Вельможное панство! — Вопль Марека перекрыл гул голосов собравшихся. — Настало время для музыки!
Мне сегодня вообще с паном Килером дадут пообщаться? Или придется под визги гармоники и стук пивных кружек о столы беседовать?
Но вместо гармоники в руках Марека, когда он взгромоздился на трактирную стойку, был совсем другой инструмент, струнный, не привычная в наших краях ротта, а мандолина. Раньше я видела ее только на картинках.
— Адель, — попытался вернуть мое внимание пан бургомистр, — вы…
Его перебил струнный аккорд.
— Начнем с чего-нибудь веселого. Баллада о рогоносце. Пан Рышард, берите свою гармонику, все, кто знает слова, подпевайте! — Марек болтал, его пальцы танцевали на струнах.
А потом он запел, к концу первого куплета горожане, поначалу слушавшие неизвестную им балладу настороженно, захохотали.
— Шут, — пробормотал пан Килер и незаметно передвинул свой стул, чтоб оказаться поближе ко мне. — Адель, моя драгоценная Адель, молю вас, опасайтесь этого человека. Под его напускной веселостью скрывается бездна порока.
— Карл, — я не отодвинулась, только, чтоб не соприкасаться с мужчиной руками, взяла бокал, — вы принесли амулет?
Мы синхронно взглянули на музыканта, тот улыбался, но его черные глаза внимательно за нами наблюдали. Бургомистр вздохнул:
— Если Марек заметит, что я передаю вам некий предмет, он насторожиться. Панна Ясна спрячет шкатулку в поленнице у вашего дровяного сарая, там вы сможете незаметно ее забрать. Адель, будьте осторожны. Этот человек, он хорошо мне знаком…
Я невежливо перебила:
— Каким заклинанием активируется волшебство?
Пан Килер растерянно заморгал, моя осведомленность его, кажется, удивила:
— Заклинание я произнесу сам, когда браслет уже окажется на руке чародея. Для активации близкого контакта не потребуется.
— А как вы узнаете, что украшение уже на носителе? Что, если он успеет снять браслет до того, как вы произнесете заклинание?
— Адель, — бургомистр опять попытался взять меня за руку, пришлось пить вино, держа бокал двумя ладонями. — Как только артефакт окажется на запястье Марека, снять его он не сможет.
— А кто сможет?
— Только вы, — ответил мужчина после крошечной заминки.
Я поняла, что пан Килер мне соврал, но виду не подала:
— Хорошо. Как только дело будет сделано, я вам сообщу.
Серые глаза бургомистра уставились мне в лицо:
— Вы сомневаетесь, Адель, боитесь, что я воспользуюсь вашей беззащитностью. Поверьте, первый же приказ, который прозвучит из моих уст, будет — не причинять вреда панне Моравянке.
— Вы не находите, что он сформулирован слишком расплывчато? Он защитит меня в случае, если я, предположим, разобью этот бокал и порежусь осколком?
Песня про рогоносца закончилась бурными аплодисментами и улюлюканьем, сменилась другой, тоже неприличной. Некая пастушка встретила на лугу молодого охотника и…
— Кажется, — не дал мне дослушать, что было дальше, Карл, — вельможная панна уверена, что в договорах с фаханами нужно предусмотреть каждую мелочь.
— Так говорят, — пожала я плечами. — Вы ведь не обижаетесь?
— Если я прикажу Мареку никогда не пробовать вашей крови?
— Звучит конкретнее. И помогать мне с трактиром, направить все силы на его процветание, не приставать ко мне, не лезть с поцелуями и оставить наконец в покое узел на моем переднике, песья дрянь!
Бургомистр покраснел, раньше он не слышал, чтоб я сквернословила.
— Извините, — я смущенно опустила глаза.
— Ничего страшного, Адель. Незамужняя девушка одна должна противостоять окружающим ее опасностям. Разумеется, вы растеряны, ваше недоверие мне тоже понятно. И я мог бы оказаться злодеем, желающим отведать вашей плоти. Конечно, фахан, что от него еще ожидать… — Пан Килер исторг из груди горестный вздох.
Мне стало его немножко жалко:
— Бросьте, Карл. Я ведь понимаю, что вы хороший фахан, то есть демон. Иначе вы давно придумали как меня… распечатать. Мы неоднократно оставались с вами наедине, и ни разу вы не подсовывали мне булавки, или, избави пан наш Спящий, ножа.
— Это было бы низко!
