— Вот и я об этом. Вы — благородный демон, принц. — Пан Килер удивленно приподнял брови, я пояснила. — Марек успел сообщить. Это правда? Вы действительно принц? А Марек? Кажется, вы говорили, что встречались с ним раньше? До того, как он потерял память?
— Сколько вопросов одновременно, — мужчина выпил сидра, отодвинул пустую кружку. — Да, Адель, я принц, несчастный изгнанник, который добрыми делами в этом мире пытается искупить свою вину. А Марек…
Бургомистр посмотрел на парня, сидящего на стойке, с непередаваемым отвращением:
— Драгоценная панна думает, что он случайно забредшая в Лимбург сиятельная особа? Нет! Обычный мальчишка-паж, слуга великого чародея, возжелавший сравняться с учителем. Ради этого он шел на все, на любые низости.
— Марек тоже наказан?
— Если да, ему не искупить своих грехов и за тысячу жизней. Хотя, — пан Килер подобрался и продолжил другим тоном, — те добрые дела, которые он будет творить по моему приказу, зачтутся ему в будущем.
«Ловко, — подумала я. — Ты, Моравянка, не только для своей защиты артефакт на парня навесишь, но и ради него самого и даже ради великой цели. За все хорошее против всего плохого».
— Что же касается меня, Адель, — продолжил фахан убеждать, — клянусь, ни словом ни делом я не буду вынуждать вас отдаться мне.
Холодок, пробежавший по затылку сообщил мне, что клятва была настоящей.
— Хорошо, — я пожала протянутую руку. — Панна Моравянка вам верит, Карл. Я надену амулет на чародея и сообщу об этом, чтоб вы смогли произнести заклинание.
— Хороший повод представится на рассвете. Марек, кажется, собирается ночью отправиться на охоту за волшебным оленем. Она вряд-ли закончится удачей. Маг вернется усталым и вы… — Длинные холодные пальцы сомкнулись на моем запястье. — Впрочем, если не получится на этот раз, ничего страшного, вы девушка умная, найдете повод.
В зале начались танцы. Марек наяривал уже на гармонике веселую польку, черные пряди волос прилипли ко лбу. Действительно выложился сегодня на полную. Бургомистр перехватил мой взгляд в сторону парня, отмахнулся от Госи, которая спрашивала, не принести ли еще сидра, и с нажимом проговорил:
— Маг будет вас соблазнять, Адель, убеждать в своей страсти, он это умеет, на его счету десятки, нет, сотни разбитых девичьих сердец. Не поддавайтесь. Он лжет. Любую привязанность, каждое искреннее чувство этот человек всегда клал на алтарь своих интересов.
Голова у меня кружилась от выпитого вина, слова фахана носились в воздухе, липли на кожу отравленной паутиной. Я пообещала, поклялась. Пути назад нет. Лазейка? Только время. О времени мы с бургомистром не договаривались.
— До праздника, — сказал Карл. — Мы должны провести обряд подчинения до праздника, у нас чуть больше недели.
— Почему?
Он стал считать дни, я перебила.
— Почему именно до Медоточия?
— Неужели вельможная панна забыла? — хмыкнул пан Килер. — На празднике медовая королева выберет себе мужа. И, зная нашего мага, уверен, избраннику, кто бы им не оказался, не поздоровится.
Этой угрозой наша беседа закончилась. Бургомистр попрощался, оставил на столе плату за сидр, облобызал мою руку и ушел.
Шкатулка в поленнице. На рассвете… охота… олень… Точно! Перевертыш-замануха! Вот, что сейчас самое важное, об амулете я подумаю потом.
Поднявшись из-за стола, я с удивлением поняла, что ноги меня не слушаются. Сердце черной розы? Песья дрянь…
Нацепив на лицо приветливую улыбку, я прощалась с расходящимися гостями. Рабочий вечер подходил к концу, и судя по оттопыренному карману передника Госи, принес нам хорошую прибыль. Петрик за стойкой пересчитывал талеры, чернявый задумчиво перебирал струны мандолины. Он играл не для публики, себе. Нежная мелодия, такая нездешняя, такая томная. Марек встретил мой взгляд:
— Эту песню, драгоценная моя хозяйка, в одной далекой стране было принято петь своим возлюбленным после долгой страстной ночи.
Госька хихикнула:
— Так у пана с Моравянкой до этого дело еще не дошло.
— Там и слова есть? — спросил Петрик. — Споешь?
Чародей кивнул, отложил мандолину, спрыгнул на пол:
— Непременно. После бурной нашей с тобой ночи, дружище Пьер, ты услышишь эту чудесную песню.
Петрик открыл рот, Гося хохотала, маг отвесил парню поклон и подошел ко мне.
— Сладкие дювалийские вина коварны. Прекрасная дама позволит мне проводить ее в спальню? То есть, — он многозначительно посмотрел на слуг, — до двери ее спальни.
— Не тревожьтесь, панна-хозяйка, — девушка мне подмигнула, — мы с Петриком сами здесь приберемся.
— Потом не забудь накормить ужином нашего доброго работника, — сказала я, опираясь на руку чародея, ноги не держали, и помощь была не лишней. — Где мы его поселим?
— Пойдем, — Марек повел меня наверх. — Они без нас со всем справятся. Гося — славная девушка, хорошо, что вслед за этим болваном не ушла… Устал… Нужно музыканта нанять, еще один такой вечер не выдержу…
Мы поднимались по ступенькам, держась друг за друга.
— Ты не поужинал, — вспомнила я.
— Ты тоже.
— Точно, поэтому и опьянела от одного бокала. Вернемся?
Мы оценили преодоленное расстояние и синхронно покачали головами.
— У меня в комнате есть яблоки, — похвастался Марек. — И три с половиной бутылки чудесного дювалийского вина, подаренного фаханским принцем.
При упоминании вина я поморщилась:
— А у меня — сыр, кусок чудесного овечьего сыра. Разделим припасы?
На третьем этаже мы поспорили о том, где именно будет происходить раздел. Марек хотел поужинать вместе, в моей или его комнате, я впускать к себе никого не собиралась, впрочем, как и тратить время на совместное застолье.
— Пан бургомистр, — сказала я строго, — предупредил, что ты меня соблазнять будешь. Поэтому сделаем так: каждый идет к себе, встречаемся на лестничной площадке через несколько минут. Меняю три яблока на половинку сырной головки.
— Что еще тебе обо мне рассказал наш рыжий защитник? Как он меня называл?
— Этот человек, маг, мальчишка-шут, нет, не так, паж, мальчишка-паж, — перечислила я на пальцах. — Шут был отдельно.
— А имя пан Килер не упоминал?
— Нет. Это важно?
— Имя всегда важно, — протянул Марек, — оно могло бы помочь мне что-нибудь вспомнить, что-нибудь полезное в нашей с тобой, Адель, схватке. Соблазнение? Можешь в следующий раз сказать вельможному пану, что его предупреждения напрасны.
— Ты, наверное, решил, что раз я тебе позволила себя поцеловать, дело в шляпе?
— Нет, Моравянка, после того поцелуя я понял, что больше никогда тебя не поцелую. — Он подтолкнул меня к двери. — Иди за сыром, яблоки я сейчас принесу.
— Адичка! — тетки вынырнули из сумрака гостиной.
— Потом, все потом. Я пьяная… Холодная ванна поможет? Корзинка здесь стояла, я помню. В ней сыр… Чем отрезать?
Рузя протянула мне нож для писем, неострую костяную пластину, я располовинила мягкую головку:
— Сейчас вернусь, поговорим.
И вышла из комнаты. Марек стоял перед дверью, держа в ладонях несколько яблок.
— Почему? — спросила я, подставляя под них передник. — Почему ты решил, что больше никогда меня не поцелуешь?
— Ты хочешь знать правду? — Глаза его были как черный лед. — Ты достойна правды. Знаешь, Адель, чего боятся маги? Единственное, чего боятся? Смерти. Не ухода в чертоги Спящего, а черной бездны небытия. Так вот, панна Моровянка, поцеловав тебя, я почувствовал, что поцеловал саму смерть.
Разрыдалась я уже в ванне. Сидела по горло в ледяной воде, слезы обжигали щеки:
— Он обозвал меня чудовищем…черной бездной небытия… Он меня бои-ится!
Тетки встревоженно шептались.
— Нашла из-за кого реветь. Из-за парня. Тьфу.
— Все бы тебе, Гражинка, плеваться. Девочка впервые что-то похожее на влюбленность испытала, а ей… Эх…
— Придушить балбеса во сне, и всех дел. Я б смогла.
— Такой грех. Гражиночка, такой грех… Не позволю на себя брать. А вот, к примеру, яду какого в пойло подсыпать…
Напоследок всхлипнув, я погрузилась в воду с головой, а когда вынырнула и отфыркалась, строго проговорила:
— Никто никого убивать не будет, дорогие тетечки. Отомстим и забудем. Но по-мелочи, без членовредительства. Не яд, а, например, слабительное, не придушить, а… не знаю, сажей вымазать, чтоб не отмылся.
— Кстати, — тетка Гражина успела молнией метнуться в соседнюю комнату и вернуться, — объект уже заснул, дверь закрыта, но не заперта, можем немедленно его какой-нибудь гадостью измазать.
— Ну не прямо же сейчас! — я выбралась из ванны и стала вытираться. — Мне на охоту пора. Хотя, тетечка Гражина, парень в одежде спит?
Смущенно крякнув, родственница сообщила, что без.
— Тетечка Рузечка, вы сможете быстренько штанины и рукава зашить, чтоб у пана Марека некоторые проблемы после пробуждения возникли?
Мы с Гражиной на цыпочках пробрались в мою бывшую детскую. Марек спал без одежды, то есть, совсем. Голый он был, как младенец. Только, в отличие от младенца… Не важно. Стараясь особо не пялиться, я собрала со стула все предметы мужского гардероба и под басовитое хихиканье тетки утащила к себе.
— Сколько вопросов одновременно, — мужчина выпил сидра, отодвинул пустую кружку. — Да, Адель, я принц, несчастный изгнанник, который добрыми делами в этом мире пытается искупить свою вину. А Марек…
Бургомистр посмотрел на парня, сидящего на стойке, с непередаваемым отвращением:
— Драгоценная панна думает, что он случайно забредшая в Лимбург сиятельная особа? Нет! Обычный мальчишка-паж, слуга великого чародея, возжелавший сравняться с учителем. Ради этого он шел на все, на любые низости.
— Марек тоже наказан?
— Если да, ему не искупить своих грехов и за тысячу жизней. Хотя, — пан Килер подобрался и продолжил другим тоном, — те добрые дела, которые он будет творить по моему приказу, зачтутся ему в будущем.
«Ловко, — подумала я. — Ты, Моравянка, не только для своей защиты артефакт на парня навесишь, но и ради него самого и даже ради великой цели. За все хорошее против всего плохого».
— Что же касается меня, Адель, — продолжил фахан убеждать, — клянусь, ни словом ни делом я не буду вынуждать вас отдаться мне.
Холодок, пробежавший по затылку сообщил мне, что клятва была настоящей.
— Хорошо, — я пожала протянутую руку. — Панна Моравянка вам верит, Карл. Я надену амулет на чародея и сообщу об этом, чтоб вы смогли произнести заклинание.
— Хороший повод представится на рассвете. Марек, кажется, собирается ночью отправиться на охоту за волшебным оленем. Она вряд-ли закончится удачей. Маг вернется усталым и вы… — Длинные холодные пальцы сомкнулись на моем запястье. — Впрочем, если не получится на этот раз, ничего страшного, вы девушка умная, найдете повод.
В зале начались танцы. Марек наяривал уже на гармонике веселую польку, черные пряди волос прилипли ко лбу. Действительно выложился сегодня на полную. Бургомистр перехватил мой взгляд в сторону парня, отмахнулся от Госи, которая спрашивала, не принести ли еще сидра, и с нажимом проговорил:
— Маг будет вас соблазнять, Адель, убеждать в своей страсти, он это умеет, на его счету десятки, нет, сотни разбитых девичьих сердец. Не поддавайтесь. Он лжет. Любую привязанность, каждое искреннее чувство этот человек всегда клал на алтарь своих интересов.
Голова у меня кружилась от выпитого вина, слова фахана носились в воздухе, липли на кожу отравленной паутиной. Я пообещала, поклялась. Пути назад нет. Лазейка? Только время. О времени мы с бургомистром не договаривались.
— До праздника, — сказал Карл. — Мы должны провести обряд подчинения до праздника, у нас чуть больше недели.
— Почему?
Он стал считать дни, я перебила.
— Почему именно до Медоточия?
— Неужели вельможная панна забыла? — хмыкнул пан Килер. — На празднике медовая королева выберет себе мужа. И, зная нашего мага, уверен, избраннику, кто бы им не оказался, не поздоровится.
Этой угрозой наша беседа закончилась. Бургомистр попрощался, оставил на столе плату за сидр, облобызал мою руку и ушел.
Шкатулка в поленнице. На рассвете… охота… олень… Точно! Перевертыш-замануха! Вот, что сейчас самое важное, об амулете я подумаю потом.
Поднявшись из-за стола, я с удивлением поняла, что ноги меня не слушаются. Сердце черной розы? Песья дрянь…
Нацепив на лицо приветливую улыбку, я прощалась с расходящимися гостями. Рабочий вечер подходил к концу, и судя по оттопыренному карману передника Госи, принес нам хорошую прибыль. Петрик за стойкой пересчитывал талеры, чернявый задумчиво перебирал струны мандолины. Он играл не для публики, себе. Нежная мелодия, такая нездешняя, такая томная. Марек встретил мой взгляд:
— Эту песню, драгоценная моя хозяйка, в одной далекой стране было принято петь своим возлюбленным после долгой страстной ночи.
Госька хихикнула:
— Так у пана с Моравянкой до этого дело еще не дошло.
— Там и слова есть? — спросил Петрик. — Споешь?
Чародей кивнул, отложил мандолину, спрыгнул на пол:
— Непременно. После бурной нашей с тобой ночи, дружище Пьер, ты услышишь эту чудесную песню.
Петрик открыл рот, Гося хохотала, маг отвесил парню поклон и подошел ко мне.
— Сладкие дювалийские вина коварны. Прекрасная дама позволит мне проводить ее в спальню? То есть, — он многозначительно посмотрел на слуг, — до двери ее спальни.
— Не тревожьтесь, панна-хозяйка, — девушка мне подмигнула, — мы с Петриком сами здесь приберемся.
— Потом не забудь накормить ужином нашего доброго работника, — сказала я, опираясь на руку чародея, ноги не держали, и помощь была не лишней. — Где мы его поселим?
— Пойдем, — Марек повел меня наверх. — Они без нас со всем справятся. Гося — славная девушка, хорошо, что вслед за этим болваном не ушла… Устал… Нужно музыканта нанять, еще один такой вечер не выдержу…
Мы поднимались по ступенькам, держась друг за друга.
— Ты не поужинал, — вспомнила я.
— Ты тоже.
— Точно, поэтому и опьянела от одного бокала. Вернемся?
Мы оценили преодоленное расстояние и синхронно покачали головами.
— У меня в комнате есть яблоки, — похвастался Марек. — И три с половиной бутылки чудесного дювалийского вина, подаренного фаханским принцем.
При упоминании вина я поморщилась:
— А у меня — сыр, кусок чудесного овечьего сыра. Разделим припасы?
На третьем этаже мы поспорили о том, где именно будет происходить раздел. Марек хотел поужинать вместе, в моей или его комнате, я впускать к себе никого не собиралась, впрочем, как и тратить время на совместное застолье.
— Пан бургомистр, — сказала я строго, — предупредил, что ты меня соблазнять будешь. Поэтому сделаем так: каждый идет к себе, встречаемся на лестничной площадке через несколько минут. Меняю три яблока на половинку сырной головки.
— Что еще тебе обо мне рассказал наш рыжий защитник? Как он меня называл?
— Этот человек, маг, мальчишка-шут, нет, не так, паж, мальчишка-паж, — перечислила я на пальцах. — Шут был отдельно.
— А имя пан Килер не упоминал?
— Нет. Это важно?
— Имя всегда важно, — протянул Марек, — оно могло бы помочь мне что-нибудь вспомнить, что-нибудь полезное в нашей с тобой, Адель, схватке. Соблазнение? Можешь в следующий раз сказать вельможному пану, что его предупреждения напрасны.
— Ты, наверное, решил, что раз я тебе позволила себя поцеловать, дело в шляпе?
— Нет, Моравянка, после того поцелуя я понял, что больше никогда тебя не поцелую. — Он подтолкнул меня к двери. — Иди за сыром, яблоки я сейчас принесу.
— Адичка! — тетки вынырнули из сумрака гостиной.
— Потом, все потом. Я пьяная… Холодная ванна поможет? Корзинка здесь стояла, я помню. В ней сыр… Чем отрезать?
Рузя протянула мне нож для писем, неострую костяную пластину, я располовинила мягкую головку:
— Сейчас вернусь, поговорим.
И вышла из комнаты. Марек стоял перед дверью, держа в ладонях несколько яблок.
— Почему? — спросила я, подставляя под них передник. — Почему ты решил, что больше никогда меня не поцелуешь?
— Ты хочешь знать правду? — Глаза его были как черный лед. — Ты достойна правды. Знаешь, Адель, чего боятся маги? Единственное, чего боятся? Смерти. Не ухода в чертоги Спящего, а черной бездны небытия. Так вот, панна Моровянка, поцеловав тебя, я почувствовал, что поцеловал саму смерть.
Разрыдалась я уже в ванне. Сидела по горло в ледяной воде, слезы обжигали щеки:
— Он обозвал меня чудовищем…черной бездной небытия… Он меня бои-ится!
Тетки встревоженно шептались.
— Нашла из-за кого реветь. Из-за парня. Тьфу.
— Все бы тебе, Гражинка, плеваться. Девочка впервые что-то похожее на влюбленность испытала, а ей… Эх…
— Придушить балбеса во сне, и всех дел. Я б смогла.
— Такой грех. Гражиночка, такой грех… Не позволю на себя брать. А вот, к примеру, яду какого в пойло подсыпать…
Напоследок всхлипнув, я погрузилась в воду с головой, а когда вынырнула и отфыркалась, строго проговорила:
— Никто никого убивать не будет, дорогие тетечки. Отомстим и забудем. Но по-мелочи, без членовредительства. Не яд, а, например, слабительное, не придушить, а… не знаю, сажей вымазать, чтоб не отмылся.
— Кстати, — тетка Гражина успела молнией метнуться в соседнюю комнату и вернуться, — объект уже заснул, дверь закрыта, но не заперта, можем немедленно его какой-нибудь гадостью измазать.
— Ну не прямо же сейчас! — я выбралась из ванны и стала вытираться. — Мне на охоту пора. Хотя, тетечка Гражина, парень в одежде спит?
Смущенно крякнув, родственница сообщила, что без.
— Тетечка Рузечка, вы сможете быстренько штанины и рукава зашить, чтоб у пана Марека некоторые проблемы после пробуждения возникли?
Мы с Гражиной на цыпочках пробрались в мою бывшую детскую. Марек спал без одежды, то есть, совсем. Голый он был, как младенец. Только, в отличие от младенца… Не важно. Стараясь особо не пялиться, я собрала со стула все предметы мужского гардероба и под басовитое хихиканье тетки утащила к себе.
