Сейчас Катарина признается в розыгрыше, завтра Девидек поднимет Армана на смех, а потом… Потом они вместе, плечом к плечу, продолжат свое шпионское сражение во славу Заотара.
Сглотнув горечь, наполнившую рот, Арман спросил:
— Неужели это драгоценный Шарль посоветовал тебе меня разыграть?
Взгляд девушки метнулся в сторону, она проворчала:
— Да, да, именно так все и было, сорбиру-преподавателю заняться больше нечем, он развлекается, подбивая студенток на авантюры.
Ни да, ни нет, просто уловка, чтоб уйти от ответа. Наверняка с той же целью Гаррель стала хлопотать у гардероба: раскрыла дверцу, достала из шкафа плечики, расправила на них платье. Потом в испуге воскликнула:
— Святой Партолон, ты ранен?
Шанвер посмотрел на свою руку, манжета сорочки была в крови, видимо, рассечение оказалось серьезнее, чем сперва показалось. Да нет, ерунда. Но Катарина так не думала, или, скорее, нашла новый повод уйти от неприятного разговора. Маленькая притворщица.
Она пробормотала имя Девидека с таким расчетом, чтоб Арман его не расслышал, усыпала ковер ворохом бумажных пакетов, опустилась на четвереньки, гимнастический камзол задрался, обнажая аппетитные обтянутые узкими кюлотами бедра. Бесстыдная невинность или приглашение?
Шанвер не выдержал, он ведь не святой, бросился к девушке, буквально вздернул ее к себе.
Ну же, милая, самое время сообщить о розыгрыше. Кричи: «Попался!», или меня уже не остановишь.
Она не играла, абсолютно точно не играла. Хотела, желала, жаждала. Аромат ее возбуждения забивал все прочие запахи, Кати тяжело, прерывисто дышала, ее ноги обмякли, тело сотрясали конвульсивные движения. Это все ему? Нежная кожа живота, тугие грудки с горошинками сосков, они немедленно затвердели под его ласками. Милая, мне тоже это нужно, то самое…дающее физическую разрядку и не наносящее душевных ран.
Катарина запрокинула голову, призывно полуоткрыла губы. Арман медлил. Нет, ему этого мало. Любовная гимнастика, страсть без души, это он мог получить и в другом месте, например, оставшись в борделе с безупречным Девидеком: блондинка, брюнетка, рыженькая — товар на любой вкус.
«Бедный влюбленный малыш, — промурлыкала воображаемая Урсула, — раз для тебя так важна вся эта ерунда с чувствами… Просто вели ей сказать все, что тебе хочется от нее услышать. Сейчас она признается тебе в чем угодно, лишь бы ты не прекращал ласки».
Вели… скажет…все что захочешь…
Шанвер развернул Катарину лицом к себе, заглянул в дымчато-зеленые глаза, пытаясь что-то в них прочесть, что-то для него важное. Увы… Какая жалость, что любовь не имеет запаха, в отличие от похоти.
Его окатило волной ледяного отвращения к себе, и Арман с показным расчетливым равнодушием проговорил:
— Продолжения ты пока не заслужила, Шоколадница.
Наутро длинный список штрафников украшал доску объявлений на стене столовой. Моего имени там не значилось, наказание касалось «нахождения после отбоя за пределами спальни», а я как раз пределов не покидала. Но меня это не радовало, меня вообще ничто не могло порадовать. Я не выспалась, утренняя тренировка прошла прескверно, Гонза так и не объявился, а Купидон не хотел со мной разговаривать. За завтраком он даже сел за другой столик. И, как будто всего вышеперечисленного было недостаточно, свежие сплетни академии касались исключительно моей особы. Вчера, признавшись в своей страсти к Шанверу, я не подумала, к каким последствиям это приведет. Увы, моя репутация, и без того небезупречная, отныне была полностью разрушена. Студенты обменивались скабрезными шуточками, а я, обычно бойкая на язык, делала вид, что они меня нисколько не задевают. Легкомысленное признание накануне слышали многие, о том, что Арман остался в моей спальне, чтоб воспользоваться его плодами, узнали, стараниями Мадлен де Бофреман, все. Вуа-ля…
Можно было, конечно, обвинить в моем теперешнем позоре де Шанвера, но… Это ты, Кати, только ты и твоя прискорбная…
— Великолепное платье, — одобрила Натали, присаживаясь напротив меня. — Даже боюсь спрашивать, во сколько оно тебе обошлось.
От воспоминания о заплаченной за лазоревый, похожий на форменный, комплект сумме мне на мгновение стало дурно. Я была во власти безумия, не иначе, когда согласилась на уговоры автоматона-лавочницы.
Подруга перегнулась через стол, прикоснулась к оборкам у моего ворота:
— Платье, достойное королевы, Гаррель, это, ведь, шелк из запределья, он сам усаживается по фигуре и… Погоди, Катарина, под него же нельзя надевать белье?
Покраснев, я пробормотала:
— Ничего другого в лавке не было…
Святой Партолон! Да зачем же я вру? Ничего не было? Да простецкими формами по пятьдесят корон там все вешалки заполнены. Но нет, Катарине Гаррель непременно требовалось платье магическое, как то, которое купила себе Делфин де Манже, нет, лучше. Вот она и получила лучше, дороже, наряднее, богаче, только, увы, под него нельзя надеть нижнюю сорочку, платье попросту не налазит. И фижм нет, магический наряд только изображает их наличие.
— Я выгляжу нелепо? — спросила я у Натали, когда, закончив завтрак, мы выходили из столовой.
— Ты выглядишь так, — ответила она, — что все студентки Заотара готовы придушить тебя от зависти, а студенты — бросить мир к твоим ногам. Держись, Гаррель, выше голову.
Бордело взяла меня под руку и уверенно повела прочь от портшезной колонны. Я не возражала, до урока оставалось еще много времени. Мы прогуливались по безлюдному переходу.
— Меня все считают падшей женщиной, — пожаловалась я.
Натали фыркнула:
— И с каких пор тебя это тревожит? Они считают… Может, так и говорят… Ладно, не может, именно так и говорят, но, поверь, думают при этом по другому.
— Как?
— А так, дорогая: забияка из Анси не побоялась осуждения, она знает, чего хочет и идет прямо к цели. Кто, кроме Шоколадницы решится сообщить мужчине о своих желаниях? И кто, кроме нее, получил бы желаемое?
— Святые покровители, — я отчаянно покраснела, — Бордело, клянусь, у меня с Шанвером вчера ничего не было.
— Тише! — шикнула Натали, озираясь.— Это как раз прочим знать не обязательно. Ну, рассказывай, что там у вас произошло.
Начать пришлось издалека, объяснения затруднялись клятвами Заотара, которые не позволяли мне говорить о делах белого корпуса оватке Бордело.
— Я поняла, — сказала через некоторое время Натали, — ты считаешь себя обязанной де Шанверу за то, о чем мне знать не положено, и поэтому стараешься быть как можно ближе к маркизу Делькамбру, чтоб его защитить.
— Именно.
— Так почему ты не скажешь этого самому Арману? Ах, да, вас не оставляют наедине… Мда… И вчера в спальне? Однако…
— Если бы вчера Шанвер остался в моей спальне еще хотя бы на четверть часа, я придумала бы, как… Но он просто ушел! Непонятно, почему. И еще непонятно. Вот.
Натали, когда рассмотрела, что именно я достала из портфеля, чтоб ей продемонстрировать, расхохоталась:
— Это те самые очки, подаренные тебе Купидончиком?
— Да. Полюбуйся, они стали такими крошечными, что впору разве что кукле. Ах, поскорее бы Эмери меня простил, я спрошу его.
— Объяснить могу и я, — Натали повертела в руках вещицу, вернула мне. — Все дело в упаковочном заклинании, Кати. Купидон — наш замечательный артефактор, не наложил на свое изделие дополнительных заклинаний, чтоб оно уменьшалось без потерь.
— Очки можно починить?
— Наверное, — Бордело пожала плечами, — но Гонза считает, что скоро они тебе не понадобятся, зрение под влиянием его демонической магии придет в норму.
Нет, фамильяра она со вчера не видела и очень удивилась нашей с ним размолвке.
— Мужчины, — вздохнула Натали, — все они одинаковы, что виконты, что крысы. Тебе, Гаррель, давно пора их приструнить.
— Как крыс, так и виконтов? — переспросила я дурашливо. — Только как? Эмери все еще злится?
Купидон злился, он вообразил себе невесть что: Катарина нарочно завладела фактотумским контрактом с Арманом, и только это было ее целью. Объяснения Натали игнорируются, виконт де Шанвер предпочитает страдать.
— Ему плохо, Кати, очень плохо. Если позволишь сравнение, он закуклился, как шелковичный червячок, нажравшийся ядовитых листьев, и что там явится нам из этого кокона, страшно даже представить.
Мадам Информасьен объявила о начале урока и мы договаривали с Натали на бегу.
— Эмери меня избегает, — пыхтела я, — не идет на контакт, и это, скорее всего, может продолжаться довольно долго.
— Нужно выбить из-под Купидона этот постамент страданий, — отозвалась подруга, — расшевелить, встряхнуть. Иначе… Мы его потеряем, Гаррель, не дружбу, а друга, позволив ему следовать своей дорогой саморазрушения. Неожиданный финт! Любая эффектная каверза! Все что угодно. К слову, на мужчин лучше всего действует ревность…
День пошел своим чередом: урок, еще урок, еще, обед, занятия в библиотеке. Я занималась привычной рутиной: тщательно вела конспекты, общалась с друзьями, перемигивалась с Натали, старательно игнорировала смешки и перешептывания за спиной, одновременно размышляя на тему ревности и финтов. То есть, на самом деле, тем было две, ибо финт и ревность предназначались разным…гмм… мужчинам.
Когда я сидела в дощатом закутке библиотеки, переписывая из фолианта по космогонии нужные для следующего занятия у мэтра Скалигера факты, на мой стол спланировала бумажная птица. Посланник безупречного Девидека на этот раз ничего не произнес, развернул крылья, распластался обычным письмом. «Балюстрада Жемчужной башни, нынче после ужина», — прочла я. Вместо подписи стояла завитушечная буква «Ш», как будто я могла бы усомниться, кто именно назначает мне свидание. Лист сморщился, потемнел, и через минуту на столешнице не осталось даже пепла. Удобно, мне не пришлось прибираться.
В записке не сообщалось, как мне следует одеться для первой индивидуальной тренировки у мэтра Девидека, и я решила идти на нее в форменном платье. Вряд ли меня ожидает сегодня спарринг, скорее, будет нечто вроде вступительной лекции. Это кстати, непременно нужно выяснить у сорбира, почему мой фаблер-стаккато не подействовал против Мадлен де Бофреман, когда был так нужен, зато срабатывает, стоит хоть немножко понервничать, и заодно, со всяческими иносказаниями, нельзя ли мне получить магической силы, не связанной с плотскими желаниями.
С объектом этих желаний я за весь день так и не встретилась. Брюссо, когда мы болтали с ним на утренней тренировке, говорил, что Шанвер ночевал в белых палатах сорбиров, а транспортировкой на верхний этаж вещей занимается команда автоматонов мадам Арамис.
Честно говоря, думать еще и об Армане было выше моих сил. Не хочет меня видеть? На здоровье. Подумаю об этом завтра. А сейчас…
Время от времени мне казалось, что я чувствую своего фамильяра, так иногда бывает, когда ощущаешь затылком направленный на тебя взгляд. В эти моменты я размышляла о питомцах: «Итак, клетка, прекрасная золоченая клетка у меня есть, друзья ожидают знакомства с питомцем. Оват Боше непременно подарит мне миленькое пушистое создание из зверинца башни Живой натуры, как только я об этом попрошу. Кошечку, или… Нет, никаких «или», кошечку. Славненькую, ласковую, от которой буду слышать только «мурр» и «мяу». Ах, как это будет чудесно! И бант, я непременно повяжу его на шею милашки Мур-мяу. Или колокольчик? Украшенный стеклярусом ошейник? Все вышеперечисленное одновременно?»
И, хотя эти попытки вызвать ревность Гонзы казались мне самой довольно жалкими, когда я перед ужином заскочила в дортуары, чтоб оставить портфель, спальня носила следы постороннего присутствия: разоренная постель, подранная подушка. Делфин де Манже из куцего списка подозреваемых я сразу исключила. Почему? Да хотя бы на основании того, что надругательству подверглось именно ее спальное место. Ох-хо-хо… Маленький, мстительный… крыс!
Постель я перестелила, исполнив воздушную мудру, собрала весь вываленный из подушки пух обратно, аккуратно ее зашила. Не в первый раз, уже во второй. Дело в том, что именно в подушке Делфин мы с Гонзой спрятали носовой платок де Шанвера, когда она еще была Деманже и моей подругой. Великолепная ведь идея? Там его никто бы не искал, и не искал, а теперь шелковый лоскут оказался в мстительных крысиных лапах.
— Придумал чем меня уколоть! — громко думала я. — Еще и специально следы оставил. Ну что за ребячество, право слово?
Ответа не было. И ладно, и абсолютно все равно. Пусть демон хоть жрет этот платок, хоть сошьет себе из него пару шелковых распашонок. Эта вещь мне не нужна. Ни капельки!
Я отправилась на ужин в самом мрачном расположении духа, которое еще усугублялось присутствием в столовой безупречного Шанвера со своей свитой: Бофреман, Манже, Пажо, дю Ром, безупречные Румель и Лузиньяк сидели за центральным общим столом и, когда я появилась в дверях, все они повернулись в мою сторону. Все, кроме Армана. Он, к слову, впервые в этом учебном году надел студенческую форму — белоснежный камзол сорбира, который, тоже к слову, шел ему невероятно.
Держа спину прямо, размеренным спокойным шагом я проследовала на свое привычное место.
— Тебе планируют отставку, — сообщила кузина Жоржетт заговорщицким шепотом, — говорят, что маркиз Делькамбр предложит Шоколаднице хорошие отступные, только чтоб она ему больше не докучала.
— Кто говорит? — кисло улыбнулась я. — Сумму уже озвучили?
— Нет, цифр еще нет. — Жоржетт не поняла сарказма.
Натали фыркнула:
— По-моему, наша Гаррель изобрела чудесный способ заработать, не прилагая особых усилий. При ней останется и аванс и отступные.
Да уж, без усилий… Аппетита не было, я задумчиво ковыряла вилкой овощной гарнир.
— Дю Ром жаловалась, что Бофреман вне себя, обвиняет их с Пажо в том, что фактотумский контракт Шанвера был скверно составлен, — тараторила кузина Жоржетт, остановиться, пока не вывалит на слушателей все свои новости она не могла. — Скверно! Дю Ром всего-навсего взяла готовый формуляр с прочерками в канцелярии…
— Натали, — шепнула я, придвинувшись к Бордело, — мне понадобится твоя помощь.
Выслушав меня, девушка хихикнула:
— Привлечем к операции близняшек, вдруг объект не продемонстрирует сговорчивости. Марит, Маргот…
— А филидка Пендигри собирается выдрать волосы Манже за то, что та увела у нее безупречного Румеля! — Жоржетт закончила отчет, с неизъяснимым удовлетворением вздохнула и только теперь придвинула к себе тарелку. — Ммм… Как аппетитно.
Кушанье и вправду оказалось великолепным, я с удовольствием отдавала ему должное. Пусть один из моих «мужчин» забился сейчас в крысиную нору, обернувшись носовым платком маркиза, другой вот вот окажется чудесно и бесповоротно распотрошенным.
Погруженная в приятные мысли, я едва не пропустила момента, когда Эмери виконт де Шанвер, закончив ужин, покидал столовую. Но, к счастью, вовремя заметила его пухлую фигурку за плечами лакеев.
— Бордело, близняшки Фабинет, — я многозначительно кивнула на дверь, — ваш выход.
Все три мадемуазели ринулись на охоту. Вуа-ля… То есть, дело пошло, операция началась.
Жоржетт проводила девушек удивленным взглядом, спросила:
— Там готовится что-то любопытное?
— Ах, дорогая, — я неспешно поднялась из-за стола, — ты непременно все сама увидишь. Идем?
Сглотнув горечь, наполнившую рот, Арман спросил:
— Неужели это драгоценный Шарль посоветовал тебе меня разыграть?
Взгляд девушки метнулся в сторону, она проворчала:
— Да, да, именно так все и было, сорбиру-преподавателю заняться больше нечем, он развлекается, подбивая студенток на авантюры.
Ни да, ни нет, просто уловка, чтоб уйти от ответа. Наверняка с той же целью Гаррель стала хлопотать у гардероба: раскрыла дверцу, достала из шкафа плечики, расправила на них платье. Потом в испуге воскликнула:
— Святой Партолон, ты ранен?
Шанвер посмотрел на свою руку, манжета сорочки была в крови, видимо, рассечение оказалось серьезнее, чем сперва показалось. Да нет, ерунда. Но Катарина так не думала, или, скорее, нашла новый повод уйти от неприятного разговора. Маленькая притворщица.
Она пробормотала имя Девидека с таким расчетом, чтоб Арман его не расслышал, усыпала ковер ворохом бумажных пакетов, опустилась на четвереньки, гимнастический камзол задрался, обнажая аппетитные обтянутые узкими кюлотами бедра. Бесстыдная невинность или приглашение?
Шанвер не выдержал, он ведь не святой, бросился к девушке, буквально вздернул ее к себе.
Ну же, милая, самое время сообщить о розыгрыше. Кричи: «Попался!», или меня уже не остановишь.
Она не играла, абсолютно точно не играла. Хотела, желала, жаждала. Аромат ее возбуждения забивал все прочие запахи, Кати тяжело, прерывисто дышала, ее ноги обмякли, тело сотрясали конвульсивные движения. Это все ему? Нежная кожа живота, тугие грудки с горошинками сосков, они немедленно затвердели под его ласками. Милая, мне тоже это нужно, то самое…дающее физическую разрядку и не наносящее душевных ран.
Катарина запрокинула голову, призывно полуоткрыла губы. Арман медлил. Нет, ему этого мало. Любовная гимнастика, страсть без души, это он мог получить и в другом месте, например, оставшись в борделе с безупречным Девидеком: блондинка, брюнетка, рыженькая — товар на любой вкус.
«Бедный влюбленный малыш, — промурлыкала воображаемая Урсула, — раз для тебя так важна вся эта ерунда с чувствами… Просто вели ей сказать все, что тебе хочется от нее услышать. Сейчас она признается тебе в чем угодно, лишь бы ты не прекращал ласки».
Вели… скажет…все что захочешь…
Шанвер развернул Катарину лицом к себе, заглянул в дымчато-зеленые глаза, пытаясь что-то в них прочесть, что-то для него важное. Увы… Какая жалость, что любовь не имеет запаха, в отличие от похоти.
Его окатило волной ледяного отвращения к себе, и Арман с показным расчетливым равнодушием проговорил:
— Продолжения ты пока не заслужила, Шоколадница.
Глава 11. Разрушенная репутация
Наутро длинный список штрафников украшал доску объявлений на стене столовой. Моего имени там не значилось, наказание касалось «нахождения после отбоя за пределами спальни», а я как раз пределов не покидала. Но меня это не радовало, меня вообще ничто не могло порадовать. Я не выспалась, утренняя тренировка прошла прескверно, Гонза так и не объявился, а Купидон не хотел со мной разговаривать. За завтраком он даже сел за другой столик. И, как будто всего вышеперечисленного было недостаточно, свежие сплетни академии касались исключительно моей особы. Вчера, признавшись в своей страсти к Шанверу, я не подумала, к каким последствиям это приведет. Увы, моя репутация, и без того небезупречная, отныне была полностью разрушена. Студенты обменивались скабрезными шуточками, а я, обычно бойкая на язык, делала вид, что они меня нисколько не задевают. Легкомысленное признание накануне слышали многие, о том, что Арман остался в моей спальне, чтоб воспользоваться его плодами, узнали, стараниями Мадлен де Бофреман, все. Вуа-ля…
Можно было, конечно, обвинить в моем теперешнем позоре де Шанвера, но… Это ты, Кати, только ты и твоя прискорбная…
— Великолепное платье, — одобрила Натали, присаживаясь напротив меня. — Даже боюсь спрашивать, во сколько оно тебе обошлось.
От воспоминания о заплаченной за лазоревый, похожий на форменный, комплект сумме мне на мгновение стало дурно. Я была во власти безумия, не иначе, когда согласилась на уговоры автоматона-лавочницы.
Прода от 26.01.2022, 08:34
Подруга перегнулась через стол, прикоснулась к оборкам у моего ворота:
— Платье, достойное королевы, Гаррель, это, ведь, шелк из запределья, он сам усаживается по фигуре и… Погоди, Катарина, под него же нельзя надевать белье?
Покраснев, я пробормотала:
— Ничего другого в лавке не было…
Святой Партолон! Да зачем же я вру? Ничего не было? Да простецкими формами по пятьдесят корон там все вешалки заполнены. Но нет, Катарине Гаррель непременно требовалось платье магическое, как то, которое купила себе Делфин де Манже, нет, лучше. Вот она и получила лучше, дороже, наряднее, богаче, только, увы, под него нельзя надеть нижнюю сорочку, платье попросту не налазит. И фижм нет, магический наряд только изображает их наличие.
— Я выгляжу нелепо? — спросила я у Натали, когда, закончив завтрак, мы выходили из столовой.
— Ты выглядишь так, — ответила она, — что все студентки Заотара готовы придушить тебя от зависти, а студенты — бросить мир к твоим ногам. Держись, Гаррель, выше голову.
Бордело взяла меня под руку и уверенно повела прочь от портшезной колонны. Я не возражала, до урока оставалось еще много времени. Мы прогуливались по безлюдному переходу.
— Меня все считают падшей женщиной, — пожаловалась я.
Натали фыркнула:
— И с каких пор тебя это тревожит? Они считают… Может, так и говорят… Ладно, не может, именно так и говорят, но, поверь, думают при этом по другому.
— Как?
— А так, дорогая: забияка из Анси не побоялась осуждения, она знает, чего хочет и идет прямо к цели. Кто, кроме Шоколадницы решится сообщить мужчине о своих желаниях? И кто, кроме нее, получил бы желаемое?
— Святые покровители, — я отчаянно покраснела, — Бордело, клянусь, у меня с Шанвером вчера ничего не было.
— Тише! — шикнула Натали, озираясь.— Это как раз прочим знать не обязательно. Ну, рассказывай, что там у вас произошло.
Начать пришлось издалека, объяснения затруднялись клятвами Заотара, которые не позволяли мне говорить о делах белого корпуса оватке Бордело.
— Я поняла, — сказала через некоторое время Натали, — ты считаешь себя обязанной де Шанверу за то, о чем мне знать не положено, и поэтому стараешься быть как можно ближе к маркизу Делькамбру, чтоб его защитить.
— Именно.
— Так почему ты не скажешь этого самому Арману? Ах, да, вас не оставляют наедине… Мда… И вчера в спальне? Однако…
— Если бы вчера Шанвер остался в моей спальне еще хотя бы на четверть часа, я придумала бы, как… Но он просто ушел! Непонятно, почему. И еще непонятно. Вот.
Натали, когда рассмотрела, что именно я достала из портфеля, чтоб ей продемонстрировать, расхохоталась:
— Это те самые очки, подаренные тебе Купидончиком?
— Да. Полюбуйся, они стали такими крошечными, что впору разве что кукле. Ах, поскорее бы Эмери меня простил, я спрошу его.
— Объяснить могу и я, — Натали повертела в руках вещицу, вернула мне. — Все дело в упаковочном заклинании, Кати. Купидон — наш замечательный артефактор, не наложил на свое изделие дополнительных заклинаний, чтоб оно уменьшалось без потерь.
— Очки можно починить?
— Наверное, — Бордело пожала плечами, — но Гонза считает, что скоро они тебе не понадобятся, зрение под влиянием его демонической магии придет в норму.
Нет, фамильяра она со вчера не видела и очень удивилась нашей с ним размолвке.
— Мужчины, — вздохнула Натали, — все они одинаковы, что виконты, что крысы. Тебе, Гаррель, давно пора их приструнить.
— Как крыс, так и виконтов? — переспросила я дурашливо. — Только как? Эмери все еще злится?
Купидон злился, он вообразил себе невесть что: Катарина нарочно завладела фактотумским контрактом с Арманом, и только это было ее целью. Объяснения Натали игнорируются, виконт де Шанвер предпочитает страдать.
— Ему плохо, Кати, очень плохо. Если позволишь сравнение, он закуклился, как шелковичный червячок, нажравшийся ядовитых листьев, и что там явится нам из этого кокона, страшно даже представить.
Мадам Информасьен объявила о начале урока и мы договаривали с Натали на бегу.
— Эмери меня избегает, — пыхтела я, — не идет на контакт, и это, скорее всего, может продолжаться довольно долго.
— Нужно выбить из-под Купидона этот постамент страданий, — отозвалась подруга, — расшевелить, встряхнуть. Иначе… Мы его потеряем, Гаррель, не дружбу, а друга, позволив ему следовать своей дорогой саморазрушения. Неожиданный финт! Любая эффектная каверза! Все что угодно. К слову, на мужчин лучше всего действует ревность…
День пошел своим чередом: урок, еще урок, еще, обед, занятия в библиотеке. Я занималась привычной рутиной: тщательно вела конспекты, общалась с друзьями, перемигивалась с Натали, старательно игнорировала смешки и перешептывания за спиной, одновременно размышляя на тему ревности и финтов. То есть, на самом деле, тем было две, ибо финт и ревность предназначались разным…гмм… мужчинам.
Когда я сидела в дощатом закутке библиотеки, переписывая из фолианта по космогонии нужные для следующего занятия у мэтра Скалигера факты, на мой стол спланировала бумажная птица. Посланник безупречного Девидека на этот раз ничего не произнес, развернул крылья, распластался обычным письмом. «Балюстрада Жемчужной башни, нынче после ужина», — прочла я. Вместо подписи стояла завитушечная буква «Ш», как будто я могла бы усомниться, кто именно назначает мне свидание. Лист сморщился, потемнел, и через минуту на столешнице не осталось даже пепла. Удобно, мне не пришлось прибираться.
В записке не сообщалось, как мне следует одеться для первой индивидуальной тренировки у мэтра Девидека, и я решила идти на нее в форменном платье. Вряд ли меня ожидает сегодня спарринг, скорее, будет нечто вроде вступительной лекции. Это кстати, непременно нужно выяснить у сорбира, почему мой фаблер-стаккато не подействовал против Мадлен де Бофреман, когда был так нужен, зато срабатывает, стоит хоть немножко понервничать, и заодно, со всяческими иносказаниями, нельзя ли мне получить магической силы, не связанной с плотскими желаниями.
Прода от 28.01.2022, 08:54
С объектом этих желаний я за весь день так и не встретилась. Брюссо, когда мы болтали с ним на утренней тренировке, говорил, что Шанвер ночевал в белых палатах сорбиров, а транспортировкой на верхний этаж вещей занимается команда автоматонов мадам Арамис.
Честно говоря, думать еще и об Армане было выше моих сил. Не хочет меня видеть? На здоровье. Подумаю об этом завтра. А сейчас…
Время от времени мне казалось, что я чувствую своего фамильяра, так иногда бывает, когда ощущаешь затылком направленный на тебя взгляд. В эти моменты я размышляла о питомцах: «Итак, клетка, прекрасная золоченая клетка у меня есть, друзья ожидают знакомства с питомцем. Оват Боше непременно подарит мне миленькое пушистое создание из зверинца башни Живой натуры, как только я об этом попрошу. Кошечку, или… Нет, никаких «или», кошечку. Славненькую, ласковую, от которой буду слышать только «мурр» и «мяу». Ах, как это будет чудесно! И бант, я непременно повяжу его на шею милашки Мур-мяу. Или колокольчик? Украшенный стеклярусом ошейник? Все вышеперечисленное одновременно?»
И, хотя эти попытки вызвать ревность Гонзы казались мне самой довольно жалкими, когда я перед ужином заскочила в дортуары, чтоб оставить портфель, спальня носила следы постороннего присутствия: разоренная постель, подранная подушка. Делфин де Манже из куцего списка подозреваемых я сразу исключила. Почему? Да хотя бы на основании того, что надругательству подверглось именно ее спальное место. Ох-хо-хо… Маленький, мстительный… крыс!
Постель я перестелила, исполнив воздушную мудру, собрала весь вываленный из подушки пух обратно, аккуратно ее зашила. Не в первый раз, уже во второй. Дело в том, что именно в подушке Делфин мы с Гонзой спрятали носовой платок де Шанвера, когда она еще была Деманже и моей подругой. Великолепная ведь идея? Там его никто бы не искал, и не искал, а теперь шелковый лоскут оказался в мстительных крысиных лапах.
— Придумал чем меня уколоть! — громко думала я. — Еще и специально следы оставил. Ну что за ребячество, право слово?
Ответа не было. И ладно, и абсолютно все равно. Пусть демон хоть жрет этот платок, хоть сошьет себе из него пару шелковых распашонок. Эта вещь мне не нужна. Ни капельки!
Я отправилась на ужин в самом мрачном расположении духа, которое еще усугублялось присутствием в столовой безупречного Шанвера со своей свитой: Бофреман, Манже, Пажо, дю Ром, безупречные Румель и Лузиньяк сидели за центральным общим столом и, когда я появилась в дверях, все они повернулись в мою сторону. Все, кроме Армана. Он, к слову, впервые в этом учебном году надел студенческую форму — белоснежный камзол сорбира, который, тоже к слову, шел ему невероятно.
Держа спину прямо, размеренным спокойным шагом я проследовала на свое привычное место.
— Тебе планируют отставку, — сообщила кузина Жоржетт заговорщицким шепотом, — говорят, что маркиз Делькамбр предложит Шоколаднице хорошие отступные, только чтоб она ему больше не докучала.
— Кто говорит? — кисло улыбнулась я. — Сумму уже озвучили?
— Нет, цифр еще нет. — Жоржетт не поняла сарказма.
Натали фыркнула:
— По-моему, наша Гаррель изобрела чудесный способ заработать, не прилагая особых усилий. При ней останется и аванс и отступные.
Да уж, без усилий… Аппетита не было, я задумчиво ковыряла вилкой овощной гарнир.
— Дю Ром жаловалась, что Бофреман вне себя, обвиняет их с Пажо в том, что фактотумский контракт Шанвера был скверно составлен, — тараторила кузина Жоржетт, остановиться, пока не вывалит на слушателей все свои новости она не могла. — Скверно! Дю Ром всего-навсего взяла готовый формуляр с прочерками в канцелярии…
— Натали, — шепнула я, придвинувшись к Бордело, — мне понадобится твоя помощь.
Выслушав меня, девушка хихикнула:
— Привлечем к операции близняшек, вдруг объект не продемонстрирует сговорчивости. Марит, Маргот…
— А филидка Пендигри собирается выдрать волосы Манже за то, что та увела у нее безупречного Румеля! — Жоржетт закончила отчет, с неизъяснимым удовлетворением вздохнула и только теперь придвинула к себе тарелку. — Ммм… Как аппетитно.
Кушанье и вправду оказалось великолепным, я с удовольствием отдавала ему должное. Пусть один из моих «мужчин» забился сейчас в крысиную нору, обернувшись носовым платком маркиза, другой вот вот окажется чудесно и бесповоротно распотрошенным.
Погруженная в приятные мысли, я едва не пропустила момента, когда Эмери виконт де Шанвер, закончив ужин, покидал столовую. Но, к счастью, вовремя заметила его пухлую фигурку за плечами лакеев.
— Бордело, близняшки Фабинет, — я многозначительно кивнула на дверь, — ваш выход.
Все три мадемуазели ринулись на охоту. Вуа-ля… То есть, дело пошло, операция началась.
Жоржетт проводила девушек удивленным взглядом, спросила:
— Там готовится что-то любопытное?
— Ах, дорогая, — я неспешно поднялась из-за стола, — ты непременно все сама увидишь. Идем?
