Вглядываюсь в темноту. Кто там, в ночи? Никого. Может, меня напугал собственный взгляд? Но я готова поклясться, что смотрят из комнаты - взгляды моего отражения и невидимки пересекаются.
- Дейми? – спрашиваю я одними губами, не смея надеяться. В ответ - тишина. Может, это пришла злобная сущность, о которых предупреждал старик? Перед грозящей непонятной опасностью мое прежнее однообразное прозябание кажется почти желанным. Я хочу обратно в серые спокойные будни!
Ощупываю хрустальную защиту - все на месте. Руки ноют нестерпимо, точно их туго перетянули. Кстати, были на мне браслеты, когда эти твари ползали по рукам? Вроде бы, нет. Значит, точно приснилось. Какая-то незримая тварь приблизилась, бусины завибрировали – сон превратил их дрожь в щекотку от лапок насекомых.
Первый сон за все время моего пребывания в башне! Ужасно неприятный, но ведь и Дейми поначалу являлся в кошмарах. Но это только потому, что я не знала и боялась его. А теперь я его жду! Жду всем сердцем!
Тут я обнаруживаю, что дрожу от холода, и мои босые ноги превратились в ледышки.
Как быстрее согреться? Залезть под одеяло, или затопить камин? Я решаю сделать и то, и другое.
Закутавшись в одеяло, раздуваю угли, кормлю огонь вначале тонкими лучинками, а потом – полешками. Пламя разгорается, весело гудит, ветер воет в трубе. Мы с огнем создали островок тепла и света. Но кругом тьма, черный замок сторожит меня в черной ночи.
Отчего бусины задрожали? Кто подошел ко мне, спящей? Почему неведомая злобная сущность, о которой предупреждал колдун, вдруг проявила интерес? Неужели, из-за кражи этого пустяшного напильника? Может, лучше вернуть его?
От тепла слипаются глаза. Хочется скользнуть в сон и не думать о плохом.
Я столько раз смотрела на огонь в этом камине, что стала докой по разным видам горения. Огонь бывает не только рыжим. Прозрачные огненные щупальца, выходящие из поленьев, могут быть зеленоватыми, сероватыми, бесцветными, с оранжевой или багровой каймой. Очищающее пламя. Согревающее пламя. Охраняющее пламя. Сейчас оранжевые сполохи парят над раскаленными углями, а на черных угольных квадратиках на боку полена проступили ярко-голубые огоньки, такие красивые! Прежде я таких не видела.
Одно полешко откатилось в сторону. Хочу подправить его кочергой и замираю. Два оранжевых уголька уставились на меня черными точками, трепещущий огонек под ними отчаянно шевелится, как рот, который пытается что-то сказать, но я слышу только гул пламени.
Потом уголь остывает, подобие лица уходит.
Глазея на это явление, я задержала руку с кочергой над огнем. Бусины раскалились до оранжевого цвета и жгут кожу нестерпимо - нет, это пламя отражается в их гранях. Но почему же тогда болит и другая рука, под одеялом?
Бегу в «туалетно-гардеробную», сую обе руки в кувшин. Вот уж не думала, что буду когда-нибудь радоваться ледяной воде!
Так и хочется содрать эти чертовы украшения вместе с кожей!
Вынув руки из кувшина, обнаруживаю, что запястья покраснели и распухли, а под браслетами появились багровые полосы, местами в язвах. Наверное, так выглядит кожа человека, который был жестоко связан и пытался освободиться.
Я решаю немедленно вернуть напильник в мастерскую. Сейчас, кажется, ночь, но, в конце концов, день в замке неотличим от ночи.
Вчера, когда Т`Хара вела меня к старику, я рисовала метки смесью сажи и белил. Я составила неплохую палитру из подручных средств, и теперь каждый путь отмечаю особым цветом! По светло-серым полоскам я легко найду дорогу к мастерской.
Правда, одеться без Т`Хары будет сложновато. Кое-как, виляя боками, я успешно протискиваюсь в узкое платье, словно змея, решившая натянуть сброшенную шкуру, но шнуровку на спине без посторонней помощи не затянешь.
Разве такая ерунда меня остановит! Я перетягиваю талию шарфом на манер кушака, сближая края лифа, насколько могу, прикрываю прореху шалью. Ну, вылитая разбойница из южных сказок! Не хватает только серебряных звезд на платье и кинжала за поясом! Усмехаясь, прячу под кушак напильник.
Воровато выглядываю в коридор. Т`Хары не видно. Тогда, приподняв край юбки, на цыпочках бегу к первому повороту со светло-ерой меткой.
Углубившись в переходы, я высоко поднимаю свечку, чтобы видеть сразу и стены, и пол. Замечательная волшебная свеча горит, не сгорая. Она светит все время с тех пор, как меня привезли сюда Серые мазки на стенах видны издалека. Все идет прекрасно – вот только бы руки не болели! А они болят так, что кажется – вот-вот отвалятся. Я даже поскуливаю.
Как по писаному, нахожу закругленный коридор, откуда ход ведет в мастерскую волшебника. Вот и двойной серый мазок на стене, который я поставила, заходя под арку.
Но арки нет. Я трогаю грубый камень рукой, стучу по нему; поднимаю огонек повыше, опускаю – все бесполезно, одна сплошная стена. Может быть, я ошиблась и где-то неправильно свернула? Возвращаюсь по меткам, оглядывая стены всех встречных коридоров в поисках серых отметин - досадная трата времени, свободного от надзора Т`Хары, но ничего не поделаешь.
Тьма редеет: из-за поворота выходит моя тюремщица. Световой ореол одуванчиком покачивается в ее руке. Бесстрастное лицо не меняется даже в подвижном свете. Боясь, что она начнет мне пенять, выпаливаю:
- Мне надо видеть старика.
Т`Хара равнодушно пожимает плечом.
- Его нет в замке.
Если я спрошу, когда он вернется и куда делся, то получу в ответ то же движение плеч. А я так надеялась, что он вылечит меня от впившейся в тело огненной боли. Запястья и шея горят нестерпимо, кажется голова и руки вот-вот отвалится, как пережженные раскаленной проволокой.
- Мне надо в мастерскую чародея! – всеми силами надеюсь, что мучение закончится, если я верну напильник на место.
- Его нет в замке.
Не могу больше видеть эту бесчувственную куклу!
Поворачиваясь и ныряю в неотмеченный коридор, в разинутый в темноту зев. Волшебная свеча, столько дней подряд верно служившая мне, гаснет от резкого движения.
Тем лучше! Никто не найдет меня! Эхо дробит звук моих шагов и швыряет во все стороны. Грохот, как от камнепада! Бросаюсь навстречу внезапно подувшему сквозняку, бегу в кромешной тьме.
Я обезумела от боли!
Вдруг понимаю, что стою, прижавшись спиной к холодной стенке, и пытаюсь наощупь подцепить изогнутым кончиком напильника нитку между бусинами. Мне не до безопасности, лишь бы освободиться от мучения!
Рывок - снизка рассыпается! Стук бусин об пол взрывается залпом звуков, переходящим в беспорядочный стук. Что я натворила! Эхо радостно подхватывает игрушку и гонит по переходам, повторяя на все лады. Боль в запястье волшебно стихает.
Я рву вторую снизку. Снова эхо взрывается и дробится, скачет, хохочет. Интересно, поймет ли Т`Хара, что случилось, когда услышит эту чечетку? Разрываю бусы на шее. На этот раз бусины катятся по платью и падают на пол тихо, как капли.
Набираю полную грудь черного воздуха. Как же хорошо! Я свободна! Раньше я не знала, что такое счастье, а оказывается, это – избавление от боли. Я погружаюсь в темноту, как в лечебную воду. Стук бусин затихает далеко в коридорах.
Я стала невидимой, я спряталась от всех! Смеюсь и зажимаю рот рукой, чтоб не дать жизнь новому рою звуков.
И тут понимаю – ведь это злая сущность обманула меня и заставила снять защиту. Теперь я в ее власти.
Из темноты доносятся мерные, чуть шаркающие шаги. Я столько раз слышала их за время своего заточения. Это шаги моей тени. Но идет ли Т`Хара на другом краю замка, или за ближайшим поворотом – сказать нельзя. Мне представляется, что разорванные бусы превратили Т`Хару в чудовище, что вместо лица у нее – пасть.
Вот бы она поскользнулась на бусинах! Я шарю по полу – наощупь подбираю хрустальные шарики и прячу в складке кушака. Я брошу их в раскрытую пасть врага, раз он боится кристаллов – хоть какая-то оборона.
И вдруг я ясно понимаю, что осталась совсем одна, и жизнь моя находится в моих и только в моих руках. Нет никого, кто подсказал бы мне правильный путь. До сих пор я покорно следовала советам и приказам, которые мне давали отец, мама, мачеха, фрейлины, Лионеза, Дейми. Даже Дейми.
И еще понимаю, что мне терять нечего. Потому что это прозябание – не жизнь.
Удивительно, едва я поняла, что могу выбирать, увидела много путей. Я могу остаться на месте, и звать Т`Хару, пока она меня не найдет. Я могу, следуя за сквозняком, добраться до наружных коридоров с окнами, а от них, по меткам, дойти до «дома». По крайней мере три отмеченных мною хода выводят во внешние коридоры. Но что я буду делать одна в холодной пустой комнате? Я могу, в конце концов, подняться на башню и броситься вниз!
И тут на бесконечное мгновение я забываю дышать, потому что понимаю, что сию секунду обладаю неповторимым шансом попасть в запретные комнаты. Волшебника нет, Т`Хара где-то бродит. Нарушить запрет страшно, но отказаться еще страшнее.
Я сделаю это! Только как? Свеча погасла. Мало того, что я потушила ее, так еще и потеряла непонятно где. Я стою в кромешной тьме и вслушиваюсь.
Не знаю, сколько я так простояла, прежде чем почувствовала легчайшую дрожь воздуха на щеке. Словно рядом затрепетал крыльями мотылек. Движение было столь легким и мимолетным, что, если бы все чувства не обострились в темноте до предела, я не ощутила бы его.
Я затаила дыхание, и снова уловила касание. Скорее, даже идею касания. Легчайшее дуновение. Возможно ли, чтоб в этом черном гигантском черном склепе жили бабочки? Может, это муха? Нет, мухи жужжат. Кто же летает бесшумно? Совы, летучие мыши. Но им надо чем-то питаться. Духи.
Тут мне становится жутко. Я стою, не двигаясь, но ничего не происходит.
Про труса говорят, что он «пугается собственной тени». В моем случае тени не видно, но я сумела-таки найти, чего бояться. Вот такая я способная девушка! Скорее всего, меня напугало собственное дыхание или легкий нервный тик.
Поворачиваю туда-сюда голову под хруст позвонков (обычно я его не слышу), и вдруг краем глаза замечаю бледно-голубой отсвет, такой слабый, что если взглянуть на него в упор, то он исчезнет. В темноте за закрытыми веками тоже мерещатся всякие узоры.
Отсвет ведет себя как живой. Он приближается и отлетает, приближается и отлетает, словно зовет за собой.
Если злая сущность хочет заманить меня в ловушку, то у нее есть все возможности. Едва ли она явится в виде едва заметного блика. Отсвет не выглядит чем-то опасным. Когда я делаю шаг в его сторону, он радостно скачет. Кажется, даже разгорается ярче. По крайней мере, теперь я могу видеть его, даже глядя прямо.
Я снимаю ботинки, и остаюсь в одних чулках на ледяном полу, чтобы стать не только незаметной, но и неслышной. Крадусь, бесшумная, как привидение, за призрачным огоньком.
В сказках болотные огоньки заманивают путника на погибель. Мой путеводный огонек уверено плывет по воздуху и ведет меня сквозь невидимый во мраке лабиринт. Он хорошо знает дорогу.
Иногда провожатый слишком резво улетает вперед, так что я теряю его из виду - тогда он возвращается и ждет. Теперь он разгорелся, стал похож на голубой островок, который можно видеть в основании свечного пламени.
Куда мы идем?
Видимо, за время нашего путешествия я совсем расслабилась, потому что принялась фантазировать о том, как близкие воспримут весть о моей смерти, если огонек погубит меня. Старик будет раздосадован. Раз он привез меня сюда, да еще заплатив золотом, значит, я зачем-то очень ему нужна. Мне приятно думать, что я нарушу его планы. Мачеха, наверное, скажет: «Ну, я так и знала, что эта недотепа плохо кончит», а сама подумает: «Хорошо, что я успела сбыть ее с рук». Лионеза пробормочет: «Какое варварство!» и выбросит меня из головы. Т`Хара будет точно так же хлопать пустыми кукольными глазами. Брат… Я не знаю, что сделает брат. Мы с ним так давно не виделись, вдруг я стала ему чужой? Отец даже ничего не поймет. Криста и Оливия? Вот кто вволю наплачется. Они поставят в часовне толстую свечу и заплатят священнику из своих сбережений, чтоб он молился о моей душе. Вот они-то уж точно меня не забудут – я уверена.
Неожиданно чуть не натыкаюсь на огонек. Он висит перед моим носом. В его слабом свете видно, что мы зашли в тупик – дальше дороги нет.
Огонек ласково светит мне. Он заметно окреп и наполнился небесной голубизной. Ничего потустороннего в нем нет - это кусочек ясного дня. Подставляю ладонь под небесное сияние, и рука становится голубой. Огонек с ласковой щекоткой опускается в горсть – вот эту щекотку я и приняла за трепет бабочкиных крыльев.
Наклоняюсь, чтобы поцеловать его. И вдруг ощущаю тяжесть и тепло на ладони, свет становится материальным. Ослепительный сгусток в центре сияния растет и тяжелеет. Темное пятно перед глазами мешает смотреть, но я не могу оторвать взгляда. Чистый небесный цвет пламени блекнет, лиловеет, потом делается золотисто-алым.
На моей руке в языках пламени сидит мерзкий идол! Я успеваю разглядеть клыки, рога, ослепительно пылающие бельма зрачков – все это за долю мгновения.
Потому что в тот же миг я с визгом стряхиваю его, как давешнюю медведку, и бегу прочь! Доверчивая дура! Попалась! Как можно верить кому-то в этом страшном месте!
Хорошо, что у меня хватило соображения вытянуть вперед руки, а то влетела бы в стену лбом, а так только ушибла пальцы. Погони нет, насколько можно судить, вокруг носятся только отголоски моего собственного визга, поэтому дальше иду осторожно, нашаривая ногами путь, ведя пальцами по стене, чтоб остудить боль в ударенных пальцах о холодный камень. Шаль и ботинки остались валяться где-то в темноте. Я самым жалким образом трясусь от холода и пережитого ужаса. То боюсь открыть зажмуренные глаза, то бесполезно таращусь в темноту и панически верчу головой – не висит ли рядом мерзкий идол!
Но никого нет – вокруг чистая тьма. Внезапно ее разбавляет золотистое сияние.
Из-за поворота неторопливо выплывает свеча, несомая Т`Харой. Нежный ореол колышется вокруг огня. Моя спасительница шествует навстречу с прежней невозмутимостью. Я радуюсь ей как, родной. Не будь она таким истуканом – бросилась бы ей на шею!
Нет, все равно не бросилась бы, потому что коленки вдруг слабеют, и я понимаю, что упаду, если отлеплюсь от стенки.
Но с другой стороны, просто здорово, что Т`Хара такая бесчувственная. Ни слова упрека, что я убежала, и ей пришлось искать меня в громадном лабиринте.
Однако, и она ведет себя странно. Проявляет прямо-таки бурные чувства (по ее меркам, конечно): водит туда-сюда острым носиком, принюхивается.
- Что это? - спрашивает она. – Что это?
Никогда прежде Т`Хара не обращалась ко мне первой, да еще на «ты». Вообще-то на «ты» меня положено звать только членам королевской семьи. Но в замке все непонятно.
Сбивчиво объясняю, как увидела огонек, пошла за ним, как он завел меня в тупик и превратился в кошмарного идола.
Т`Хара хмурится. Сводит легонько брови, но для нее это то же самое, что для меня – прыгать, визжать и размахивать руками. Лицо ее выражает замешательство. Так она выглядела, когда я спросила, откуда она родом. Но сейчас овладевшее ею чувство гораздо глубже – я готова поклясться.
Т`Хара стоит болванчиком, и забытая свеча все сильнее и сильнее наклоняется в ее пальцах – того и гляди выпадет. Не хватало нам только остаться вдвоем в полной тьме, когда за стеной пылает этот жуткий демон.
- Дейми? – спрашиваю я одними губами, не смея надеяться. В ответ - тишина. Может, это пришла злобная сущность, о которых предупреждал старик? Перед грозящей непонятной опасностью мое прежнее однообразное прозябание кажется почти желанным. Я хочу обратно в серые спокойные будни!
Ощупываю хрустальную защиту - все на месте. Руки ноют нестерпимо, точно их туго перетянули. Кстати, были на мне браслеты, когда эти твари ползали по рукам? Вроде бы, нет. Значит, точно приснилось. Какая-то незримая тварь приблизилась, бусины завибрировали – сон превратил их дрожь в щекотку от лапок насекомых.
Первый сон за все время моего пребывания в башне! Ужасно неприятный, но ведь и Дейми поначалу являлся в кошмарах. Но это только потому, что я не знала и боялась его. А теперь я его жду! Жду всем сердцем!
Тут я обнаруживаю, что дрожу от холода, и мои босые ноги превратились в ледышки.
Как быстрее согреться? Залезть под одеяло, или затопить камин? Я решаю сделать и то, и другое.
Закутавшись в одеяло, раздуваю угли, кормлю огонь вначале тонкими лучинками, а потом – полешками. Пламя разгорается, весело гудит, ветер воет в трубе. Мы с огнем создали островок тепла и света. Но кругом тьма, черный замок сторожит меня в черной ночи.
Отчего бусины задрожали? Кто подошел ко мне, спящей? Почему неведомая злобная сущность, о которой предупреждал колдун, вдруг проявила интерес? Неужели, из-за кражи этого пустяшного напильника? Может, лучше вернуть его?
От тепла слипаются глаза. Хочется скользнуть в сон и не думать о плохом.
Я столько раз смотрела на огонь в этом камине, что стала докой по разным видам горения. Огонь бывает не только рыжим. Прозрачные огненные щупальца, выходящие из поленьев, могут быть зеленоватыми, сероватыми, бесцветными, с оранжевой или багровой каймой. Очищающее пламя. Согревающее пламя. Охраняющее пламя. Сейчас оранжевые сполохи парят над раскаленными углями, а на черных угольных квадратиках на боку полена проступили ярко-голубые огоньки, такие красивые! Прежде я таких не видела.
Одно полешко откатилось в сторону. Хочу подправить его кочергой и замираю. Два оранжевых уголька уставились на меня черными точками, трепещущий огонек под ними отчаянно шевелится, как рот, который пытается что-то сказать, но я слышу только гул пламени.
Потом уголь остывает, подобие лица уходит.
Глазея на это явление, я задержала руку с кочергой над огнем. Бусины раскалились до оранжевого цвета и жгут кожу нестерпимо - нет, это пламя отражается в их гранях. Но почему же тогда болит и другая рука, под одеялом?
Бегу в «туалетно-гардеробную», сую обе руки в кувшин. Вот уж не думала, что буду когда-нибудь радоваться ледяной воде!
Так и хочется содрать эти чертовы украшения вместе с кожей!
Вынув руки из кувшина, обнаруживаю, что запястья покраснели и распухли, а под браслетами появились багровые полосы, местами в язвах. Наверное, так выглядит кожа человека, который был жестоко связан и пытался освободиться.
Я решаю немедленно вернуть напильник в мастерскую. Сейчас, кажется, ночь, но, в конце концов, день в замке неотличим от ночи.
Вчера, когда Т`Хара вела меня к старику, я рисовала метки смесью сажи и белил. Я составила неплохую палитру из подручных средств, и теперь каждый путь отмечаю особым цветом! По светло-серым полоскам я легко найду дорогу к мастерской.
Правда, одеться без Т`Хары будет сложновато. Кое-как, виляя боками, я успешно протискиваюсь в узкое платье, словно змея, решившая натянуть сброшенную шкуру, но шнуровку на спине без посторонней помощи не затянешь.
Разве такая ерунда меня остановит! Я перетягиваю талию шарфом на манер кушака, сближая края лифа, насколько могу, прикрываю прореху шалью. Ну, вылитая разбойница из южных сказок! Не хватает только серебряных звезд на платье и кинжала за поясом! Усмехаясь, прячу под кушак напильник.
Воровато выглядываю в коридор. Т`Хары не видно. Тогда, приподняв край юбки, на цыпочках бегу к первому повороту со светло-ерой меткой.
Углубившись в переходы, я высоко поднимаю свечку, чтобы видеть сразу и стены, и пол. Замечательная волшебная свеча горит, не сгорая. Она светит все время с тех пор, как меня привезли сюда Серые мазки на стенах видны издалека. Все идет прекрасно – вот только бы руки не болели! А они болят так, что кажется – вот-вот отвалятся. Я даже поскуливаю.
Как по писаному, нахожу закругленный коридор, откуда ход ведет в мастерскую волшебника. Вот и двойной серый мазок на стене, который я поставила, заходя под арку.
Но арки нет. Я трогаю грубый камень рукой, стучу по нему; поднимаю огонек повыше, опускаю – все бесполезно, одна сплошная стена. Может быть, я ошиблась и где-то неправильно свернула? Возвращаюсь по меткам, оглядывая стены всех встречных коридоров в поисках серых отметин - досадная трата времени, свободного от надзора Т`Хары, но ничего не поделаешь.
Тьма редеет: из-за поворота выходит моя тюремщица. Световой ореол одуванчиком покачивается в ее руке. Бесстрастное лицо не меняется даже в подвижном свете. Боясь, что она начнет мне пенять, выпаливаю:
- Мне надо видеть старика.
Т`Хара равнодушно пожимает плечом.
- Его нет в замке.
Если я спрошу, когда он вернется и куда делся, то получу в ответ то же движение плеч. А я так надеялась, что он вылечит меня от впившейся в тело огненной боли. Запястья и шея горят нестерпимо, кажется голова и руки вот-вот отвалится, как пережженные раскаленной проволокой.
- Мне надо в мастерскую чародея! – всеми силами надеюсь, что мучение закончится, если я верну напильник на место.
- Его нет в замке.
Не могу больше видеть эту бесчувственную куклу!
Поворачиваясь и ныряю в неотмеченный коридор, в разинутый в темноту зев. Волшебная свеча, столько дней подряд верно служившая мне, гаснет от резкого движения.
Тем лучше! Никто не найдет меня! Эхо дробит звук моих шагов и швыряет во все стороны. Грохот, как от камнепада! Бросаюсь навстречу внезапно подувшему сквозняку, бегу в кромешной тьме.
Я обезумела от боли!
Вдруг понимаю, что стою, прижавшись спиной к холодной стенке, и пытаюсь наощупь подцепить изогнутым кончиком напильника нитку между бусинами. Мне не до безопасности, лишь бы освободиться от мучения!
Рывок - снизка рассыпается! Стук бусин об пол взрывается залпом звуков, переходящим в беспорядочный стук. Что я натворила! Эхо радостно подхватывает игрушку и гонит по переходам, повторяя на все лады. Боль в запястье волшебно стихает.
Я рву вторую снизку. Снова эхо взрывается и дробится, скачет, хохочет. Интересно, поймет ли Т`Хара, что случилось, когда услышит эту чечетку? Разрываю бусы на шее. На этот раз бусины катятся по платью и падают на пол тихо, как капли.
Набираю полную грудь черного воздуха. Как же хорошо! Я свободна! Раньше я не знала, что такое счастье, а оказывается, это – избавление от боли. Я погружаюсь в темноту, как в лечебную воду. Стук бусин затихает далеко в коридорах.
Я стала невидимой, я спряталась от всех! Смеюсь и зажимаю рот рукой, чтоб не дать жизнь новому рою звуков.
И тут понимаю – ведь это злая сущность обманула меня и заставила снять защиту. Теперь я в ее власти.
Из темноты доносятся мерные, чуть шаркающие шаги. Я столько раз слышала их за время своего заточения. Это шаги моей тени. Но идет ли Т`Хара на другом краю замка, или за ближайшим поворотом – сказать нельзя. Мне представляется, что разорванные бусы превратили Т`Хару в чудовище, что вместо лица у нее – пасть.
Вот бы она поскользнулась на бусинах! Я шарю по полу – наощупь подбираю хрустальные шарики и прячу в складке кушака. Я брошу их в раскрытую пасть врага, раз он боится кристаллов – хоть какая-то оборона.
И вдруг я ясно понимаю, что осталась совсем одна, и жизнь моя находится в моих и только в моих руках. Нет никого, кто подсказал бы мне правильный путь. До сих пор я покорно следовала советам и приказам, которые мне давали отец, мама, мачеха, фрейлины, Лионеза, Дейми. Даже Дейми.
И еще понимаю, что мне терять нечего. Потому что это прозябание – не жизнь.
Удивительно, едва я поняла, что могу выбирать, увидела много путей. Я могу остаться на месте, и звать Т`Хару, пока она меня не найдет. Я могу, следуя за сквозняком, добраться до наружных коридоров с окнами, а от них, по меткам, дойти до «дома». По крайней мере три отмеченных мною хода выводят во внешние коридоры. Но что я буду делать одна в холодной пустой комнате? Я могу, в конце концов, подняться на башню и броситься вниз!
И тут на бесконечное мгновение я забываю дышать, потому что понимаю, что сию секунду обладаю неповторимым шансом попасть в запретные комнаты. Волшебника нет, Т`Хара где-то бродит. Нарушить запрет страшно, но отказаться еще страшнее.
Я сделаю это! Только как? Свеча погасла. Мало того, что я потушила ее, так еще и потеряла непонятно где. Я стою в кромешной тьме и вслушиваюсь.
Не знаю, сколько я так простояла, прежде чем почувствовала легчайшую дрожь воздуха на щеке. Словно рядом затрепетал крыльями мотылек. Движение было столь легким и мимолетным, что, если бы все чувства не обострились в темноте до предела, я не ощутила бы его.
Я затаила дыхание, и снова уловила касание. Скорее, даже идею касания. Легчайшее дуновение. Возможно ли, чтоб в этом черном гигантском черном склепе жили бабочки? Может, это муха? Нет, мухи жужжат. Кто же летает бесшумно? Совы, летучие мыши. Но им надо чем-то питаться. Духи.
Тут мне становится жутко. Я стою, не двигаясь, но ничего не происходит.
Про труса говорят, что он «пугается собственной тени». В моем случае тени не видно, но я сумела-таки найти, чего бояться. Вот такая я способная девушка! Скорее всего, меня напугало собственное дыхание или легкий нервный тик.
Поворачиваю туда-сюда голову под хруст позвонков (обычно я его не слышу), и вдруг краем глаза замечаю бледно-голубой отсвет, такой слабый, что если взглянуть на него в упор, то он исчезнет. В темноте за закрытыми веками тоже мерещатся всякие узоры.
Отсвет ведет себя как живой. Он приближается и отлетает, приближается и отлетает, словно зовет за собой.
Если злая сущность хочет заманить меня в ловушку, то у нее есть все возможности. Едва ли она явится в виде едва заметного блика. Отсвет не выглядит чем-то опасным. Когда я делаю шаг в его сторону, он радостно скачет. Кажется, даже разгорается ярче. По крайней мере, теперь я могу видеть его, даже глядя прямо.
Я снимаю ботинки, и остаюсь в одних чулках на ледяном полу, чтобы стать не только незаметной, но и неслышной. Крадусь, бесшумная, как привидение, за призрачным огоньком.
В сказках болотные огоньки заманивают путника на погибель. Мой путеводный огонек уверено плывет по воздуху и ведет меня сквозь невидимый во мраке лабиринт. Он хорошо знает дорогу.
Иногда провожатый слишком резво улетает вперед, так что я теряю его из виду - тогда он возвращается и ждет. Теперь он разгорелся, стал похож на голубой островок, который можно видеть в основании свечного пламени.
Куда мы идем?
Видимо, за время нашего путешествия я совсем расслабилась, потому что принялась фантазировать о том, как близкие воспримут весть о моей смерти, если огонек погубит меня. Старик будет раздосадован. Раз он привез меня сюда, да еще заплатив золотом, значит, я зачем-то очень ему нужна. Мне приятно думать, что я нарушу его планы. Мачеха, наверное, скажет: «Ну, я так и знала, что эта недотепа плохо кончит», а сама подумает: «Хорошо, что я успела сбыть ее с рук». Лионеза пробормочет: «Какое варварство!» и выбросит меня из головы. Т`Хара будет точно так же хлопать пустыми кукольными глазами. Брат… Я не знаю, что сделает брат. Мы с ним так давно не виделись, вдруг я стала ему чужой? Отец даже ничего не поймет. Криста и Оливия? Вот кто вволю наплачется. Они поставят в часовне толстую свечу и заплатят священнику из своих сбережений, чтоб он молился о моей душе. Вот они-то уж точно меня не забудут – я уверена.
Неожиданно чуть не натыкаюсь на огонек. Он висит перед моим носом. В его слабом свете видно, что мы зашли в тупик – дальше дороги нет.
Огонек ласково светит мне. Он заметно окреп и наполнился небесной голубизной. Ничего потустороннего в нем нет - это кусочек ясного дня. Подставляю ладонь под небесное сияние, и рука становится голубой. Огонек с ласковой щекоткой опускается в горсть – вот эту щекотку я и приняла за трепет бабочкиных крыльев.
Наклоняюсь, чтобы поцеловать его. И вдруг ощущаю тяжесть и тепло на ладони, свет становится материальным. Ослепительный сгусток в центре сияния растет и тяжелеет. Темное пятно перед глазами мешает смотреть, но я не могу оторвать взгляда. Чистый небесный цвет пламени блекнет, лиловеет, потом делается золотисто-алым.
На моей руке в языках пламени сидит мерзкий идол! Я успеваю разглядеть клыки, рога, ослепительно пылающие бельма зрачков – все это за долю мгновения.
Потому что в тот же миг я с визгом стряхиваю его, как давешнюю медведку, и бегу прочь! Доверчивая дура! Попалась! Как можно верить кому-то в этом страшном месте!
Хорошо, что у меня хватило соображения вытянуть вперед руки, а то влетела бы в стену лбом, а так только ушибла пальцы. Погони нет, насколько можно судить, вокруг носятся только отголоски моего собственного визга, поэтому дальше иду осторожно, нашаривая ногами путь, ведя пальцами по стене, чтоб остудить боль в ударенных пальцах о холодный камень. Шаль и ботинки остались валяться где-то в темноте. Я самым жалким образом трясусь от холода и пережитого ужаса. То боюсь открыть зажмуренные глаза, то бесполезно таращусь в темноту и панически верчу головой – не висит ли рядом мерзкий идол!
Но никого нет – вокруг чистая тьма. Внезапно ее разбавляет золотистое сияние.
Из-за поворота неторопливо выплывает свеча, несомая Т`Харой. Нежный ореол колышется вокруг огня. Моя спасительница шествует навстречу с прежней невозмутимостью. Я радуюсь ей как, родной. Не будь она таким истуканом – бросилась бы ей на шею!
Нет, все равно не бросилась бы, потому что коленки вдруг слабеют, и я понимаю, что упаду, если отлеплюсь от стенки.
Но с другой стороны, просто здорово, что Т`Хара такая бесчувственная. Ни слова упрека, что я убежала, и ей пришлось искать меня в громадном лабиринте.
Однако, и она ведет себя странно. Проявляет прямо-таки бурные чувства (по ее меркам, конечно): водит туда-сюда острым носиком, принюхивается.
- Что это? - спрашивает она. – Что это?
Никогда прежде Т`Хара не обращалась ко мне первой, да еще на «ты». Вообще-то на «ты» меня положено звать только членам королевской семьи. Но в замке все непонятно.
Сбивчиво объясняю, как увидела огонек, пошла за ним, как он завел меня в тупик и превратился в кошмарного идола.
Т`Хара хмурится. Сводит легонько брови, но для нее это то же самое, что для меня – прыгать, визжать и размахивать руками. Лицо ее выражает замешательство. Так она выглядела, когда я спросила, откуда она родом. Но сейчас овладевшее ею чувство гораздо глубже – я готова поклясться.
Т`Хара стоит болванчиком, и забытая свеча все сильнее и сильнее наклоняется в ее пальцах – того и гляди выпадет. Не хватало нам только остаться вдвоем в полной тьме, когда за стеной пылает этот жуткий демон.
