Надсадно бил колокол, словно лупили ложкой в разбитый котелок. Дым, подхваченный сквозняком, валил по улице, как по трубе. Дан закашлялся, и нырнул в переулок, оказавшийся тупиком.
Вернувшись на улицу, и влетев с размаху в телеса спешащей вместе со всеми толстухи («А эта-то куда?»), Дан добежал до следующего прохода, на этот раз оказавшимся полноценным переулком, и выскочил на соседнюю улицу, неотличимую от первой. И отсюда на звук колокола тоже спешили люди.
- Пожар, брат? – крикнул ему мужчина с топором.
- Пожар! - отозвался Дан. – А вы девчонку такую лохматую, оборванку, не видели?
Но мужчина уже бежал дальше. Конечно, найти девчонку в лабиринте улиц, расспрашивая взбудораженных людей, едва ли было возможно – скорее заблудишься сам. Дан побежал за мужчиной.
Вся горящая улица была полна дыма, освещенного изнутри сполохами. Колокол надрывался. Горел уже не один дом. Нечаянный провожатый остановился, почесал голову, и повернул назад. Дан закашлялся, и двинул по улице прочь от дыма, в сторону, куда могла убежать девочка. Теперь многие спешили рядом с ним. Видимо, пожар разошелся вовсю, и люди уже не боролись со стихией, но возвращались, чтобы спасти свое имущество.
Дружное ритмичное уханье донеслось из кромешного ада позади. Оно сопровождалось визгом, криками, треском и шумом падения чего-то огромного.
- Дома ломают, избавь нас небо от гибели, - пробормотал кто-то в дыму. – Только бы огонь дальше не пошел!
- Сжальтесь, небеса!
Дан налетел на тележку, груженую перинами. Поверх них накладывали пожитки.
- Девочку такую лохматую, чумазую не видели? – отряхиваясь, спросил он у мужчины, увязывающего поклажу. Тот только помотал головой.
- Я видела! – крикнула женщина, бегущая мимо с прижатой к груди стопкой медных тарелок. - У Фискиного дома бегает, плачет! Я еще думала: что ж малая одна-то!
«Непохоже на мою ведьму, вряд ли эта вредина заплачет», - подумал Дан, но побежал посмотреть. Сквозь шум он расслышал детский плач. Маленькая девочка, сжавшись в углу под лестницей, рыдала, размазывая слезы. Разумеется, ребенок не имел никакого отношения к его музыканше. Схожей была лишь сажа на физиономиях.
Невозможно бросить ребенка в этой неразберихе. Дан присел на корточки.
- Где твоя мама?
- У меня… нет… мамы, - всхлипывая, выговорила девочка.
- А кто есть?
- Тетка… Алья.
- Давай искать твою тетю. – Он поднял ребенка, подивился ее легкости. Малышка прижалась к нему, обвила ручонками шею и затихла. Дан погладил ее по голове. Он почувствовал себя единственной опорой малышки в этом свихнувшемся мире. Что ж, теперь придется забыть про флейтистку и искать неведомую тетку Алию, или как ее там.
Смирившись, что ведьма пропала с концами, он обратился к силуэту в дыму:
- Извините, вы не знаете женщину по имени Алия…
- Дан, собака! Я тебя обыскался! – Выпрыгнул навстречу Оль. - Хорошо, что ты меня окликнул, а то тут такой дымина, что мать родную не узнаешь. А ты уже дитем обзавелся? Шустер!
- Да вот, потерялась она.
Оль без церемоний повернул к себе замурзанное личико девочки.
- Вроде как мясникова девчонка. Ты ведь дядьки Петрана дочка?
Девочка застенчиво кивнула и спрятала голову Дану под подбородок.
- Она говорит, ее тетю Алией зовут.
- Конечно, Альей! Кто ж мясникову зазнобу не знает? Алья! – вдруг заорал Оль во всю силу молодых легких, и закашлялся. – Давай вместе!
Долго кричать не пришлось. Из дыма вынырнула женщина в сбитом набок закопченном чепце, схватила, прижала к себе девочку, и обе расплакались счастливыми слезами.
Дан смотрел на них, опустив руки. Он был рад, что девочка нашлась, но чувствовал, что лишился чего-то очень важного. Только что он был опорой, спасителем, и вот – снова оказался не у дел. Его переполняла щемящая нежность. Дан тоже готов был заплакать.
Рядом тараторил Оль:
- Ты думал, я тебя брошу? Жди, как же! Когда еще свезет немтыря найти?
Не сразу Дан понял, что его опять несет музыка. Душа исполнилась покоя, и жизнь обрела смысл. Просто удивительно, как он раньше не понимал, что главное в жизни – любить и быть нужным.
Чуть-чуть мешала перехватившая живот тяжесть (она давила, как черный ремень), но на такую ерунду не стоило отвлекаться.
Музыка оборвалась и, Дан, уже в который уже раз, выпал в грубую реальность, однако, успев привыкнуть, уже ощущал переход не так болезненно.
Перед ним, как ни в чем не бывало, стояла оборванка с флейтой, еще более чумазая и растрепанная, чем раньше, если это возможно. Стоило ли носиться за ней по улицам, среди пожара и дыма!
- Ха! – сказала девчонка. – Двое приперлись! И оба никудышные!
- Почему это никудышные? – возмутился Оль, не разобравшись, что произошло, где он оказался и с кем говорит. Он разомкнул руки, отпустив Дана, и отступил на шаг. Черный ремень, докучавший в полете, оказался руками приятеля, ухватившего его поперек живота.
- Никудышные - потому что простолюдины!
- Можно подумать, ты – королева Хайнарана!
- Я великая волшебница! - И девушка так приосанилась, как не всякая королева сумеет.
- Да это же Страшидло! – Наконец, осенило Оля.
- Сам страшидло! Я бы превратила тебя в жабу, но на первый раз прощаю. Что взять с парнишки из захолустья! Я иду в Хайну. Кажется, так называется здешняя столица?
Рядом мирно журчала по камням речка, небо заслонял навес, в котором Дан распознал мост. Все вокруг дышало покоем.
- Я вас спасла! – сказала девочка, подбочениваясь. – Поэтому ваши жизни принадлежит мне! Вы - мои рабы отныне!
«Здрасти-пожалуйста! - подумал Дан. – Вот я уже и в рабы попал! Стоило ли за ней бегать!»
- Ну, был такой обычай лет сто назад, да весь вышел, - с ленцой проговорил Оль и сплюнул, прислоняясь к мостовому столбу (Дан взглянул с тревогой – не рухнуло бы хлипкое сооружение им на головы). - И никакую жизнь ты нам не спасала.
- Неважно, все равно скоро все станут моими подданными, - небрежно отмахнулась девчонка. - Я иду в столицу - мне нужен слуга и охранник. Поэтому я позвала вот его. Но раз вы явились вдвоем - тем лучше. Послужите хорошо – награжу. После. Согласны?
- Стой! – Вылез вперед Дан. – Расскажи, почему твоя музыка имеет надо мной власть.
- Ты зовешь этот дудежь музыкой? – Вытаращился Оль. – Если это музыка, то я Адальберт Великий! Да эту дуделку на любой ярмарке враз гнилыми яблоками закидают.
Дан удивленно глянул на Оля – лучшей музыки он не слыхал, но разбираться было некогда.
- Погоди, Оль! Пусть она объяснит, почему постоянно меня зовет.
- Я тебя зову?! – возмутилась девчонка, – Ты сам с какой-то стати приходишь и все мне портишь! Я, если хочешь знать, вообще не тебя звала. Ну, кроме последнего раза.
- Ты из Запечатанного дома? – спросил Оль.
Девчонка напоминала растрепанного галчонка-слетка, такая же
воинственная и жалкая, и совсем не страшная, несмотря на грозные ужимки и некоторые необъяснимые умения.
- Не твое дело! Что там, в городе, творится?
- Горит город.
- А дракон? Улетел?
- Откуда вообще взялся дракон?
- Мой дракон!
- Ну, значит, ты со своим драконом половину Рухина сожгла!
Девчонка выбралась по откосу из-под моста, поглядела в сторону города. Дан тоже вылез наверх. Издали городок выглядел прелестно, как нарисованный на картинке. Вид портил валящий из середины дым.
- Ладно, - сказала мрачно оборванка, - все равно, я в этот ваш Рухин больше ни ногой. Пошли в Хайну.
- Ага, бегу! Сейчас, только штаны подтяну!
- Я бы некоторое время с ней побыл, - тихо обратился Дан к Олю. – Разобраться надо. Мы как-то связаны.
- Ну, тогда пошли. За ану беспокоюсь, - пояснил он. - Ну, да дядька Яха свой – небось не зажмет. Вернусь, заберу сдачу. Идем. Как звать-то тебя, чумазая?
- Госпожа Тери, - представилась девочка непередаваемо ядовитым тоном, умудрившись одновременно продемонстрировать образец любезности, с какой к ней следовало обращаться, и презрение к невежам.
- Ладно ломаться-то, «госпожа»!
- Подождите, ребята, я только грязь с куртки смою, - попросил Дан.
Он быстро снял, разложил на камне ветровку и принялся тереть наиболее зловредные пятна, появившиеся на пожаре, пучком осоки.
- Слушай, давай махнемся! – снова предложил Оль. – Я сам куртку помою, тебе трудиться не надо будет. А ты мою возьмешь: глянь, какая!
Оль размотал кушак и раскинул полы куртки.
- Дюшанское сукно. Ну, правда, не совсем новое.
Ткань местами просвечивала, а кое-где сияли дырочки.
Дану не хотелось привлекать к себе внимание чужеземной одеждой, к тому же, ветровка все равно изгажена, а куртка Оля - вроде ничего, и он согласился:
- Идет.
Натянул согретую телом и пропитанную запахами Оля серо-бурую одежку, а тот – его ветровку, даже не потрудившись смыть грязь. Длинные руки Оля торчали из рукавов, но он все равно сиял, как на празднике.
- Башмачки у тебя тоже знатные, - сказал он, хищно разглядывая «белые тапочки» Дана, ставшие после беготни на пожаре серыми, - только на мои лапищи не налезут. Эх, жаль!
Оль изучал свое новое приобретение и обнаружил карманы.
- Ого, мешочки внутри пришиты! Ловко! А это что? – Он держал в руке черную, прямоугольную, блестящую с одной стороны пластинку. – Зеркало? Так не больно важнецкое. И не шкатулка, вроде.
Оль потряс непонятную штуковину.
- Не гремит. Зачем это?
- Дай сюда!
- Махи – не перемахи!
- Что?
- Обратной мены нет. У нас так – мотай на ус, немтырь.
- Да я отдам, только погляжу.
Дан взял пластинку в руку, блестящей стороной к себе, поводил пальцем по гладкой поверхности. На душе стало хорошо отчего-то. Но толку в этом черчении не было. Пожал плечами, приложил к уху. Понять, что делают с этой штуковиной, было то же самое, что припомнить вчерашний сон. Вроде что-то и брезжит, но за гранью сознания.
- На, - сказал он, без сожаления возвращая пластинку Олю
- Ладно, - сказал тот, в подражание Дану подержал загадочный предмет возле уха, и спрятал, откуда вынул, - пускай у меня побудет. Может, ты потом вспомнишь, зачем с собой это таскал.
- Пошли уже! – прикрикнула на них Тери.
- А далеко до Хайны? - спросил Дан.
- Это смотря, как пойдем, – Оль взглянул на тонкие ноги девочки, обмотанные тряпьем вместо обуви, и определил. – Дня три, наверное.
- А ты сможешь три дня идти в этих тряпках? – озаботился Дан.
- Я все смогу.
Вся одежда девушки представляла многочисленные слои лохмотьев, хитроумно закрепленных на теле.
Они дружно взобрались на откос, перешли мост из мелких бревнышек. Оглянулись на Рухин. Дым по-прежнему выглядел устрашающе, но стал пожиже. Похоже, с пожаром справились.
Вокруг крепостной стены расстилались маленькие поля и огороды. За речкой, которую они только что перешли, начинались леса.
- Эх, и угораздило же меня оставить ану у Яхи! Такую прогулку можно было забацать, по всем трактирам на большаке! У тебя, конечно, с деньгами не густо, Тери?
- Госпожа Тери, - машинально поправила та.
- Да, ладно придуриваться-то! Мы уж, вроде как друзья. Вон Дан, похоже, в тебя по уши втюрился, а я к нему как веревочкой привязан. Глядишь, кто и четвертый прицепится, как в сказке про липкого гуся, - балагурил Оль.
- Я не … - возмутился было Дан, но махнул рукой и промолчал. На него внезапно навалились усталость и безразличие. Пусть болтают, что хотят!
Довольно долго они шли гуськом по дороге, среди колосьев, синих любавок и ромашек. Трещали кузнечики, хищные птицы неподвижно висели над полем в небесной дымке. Путники молчали. Даже Оль и Тери перестали задирать друг друга. Никто им не встретился в пути, кроме бабочек, бойких пичуг, и какого-то длинного зверька на коротких лапках, словно перетекшего из посевов в дубраву.
За дубравой дорогу пересекла другая, пошире. На перекрестке на ветви могучего дуба висела полуразвалившаяся ивовая клетка, внутри которой Дан с ужасом узнал останки человека. Пожалуй, даже двух людей, судя по рыжим и черным тусклым волосам, свисающим сквозь прутья.
- Разбойники, - равнодушно пояснил Оль. – Года два уж как висят. Я их в прошлый раз видел.
- А почему они не выбрались-то? Такую клетку разломать – раз плюнуть!
- Так их сперва казнят, а потом уж вешают в назидание тем, кто хочет с дубиной гулять.
- А много здесь разбойников водится?
- А то! Большак же рядом.
- Но кого они грабят? Мы сколько идем – все одни.
- Вот таких, как мы, и грабят. Как ярмарки начнутся, народишко в Хайну потянется, поживы больше будет. Но все равно – место это для них хреновое. Тут всякая шваль промышляет, которую на большак не пускают. Вроде, школа у них тут. Но некоторые школяры очень способные бывают.
И Оль поправил на поясе нож.
- А тебя грабили?
- Не, я в Хайну с большим обозом ходил, под охраной. Мы и большак прошли как по маслу.
Пока они разговаривали, Тери стояла перед клеткой, задумчиво поворачивая ее за прутья, потом просунула внутрь руку и принялась рыться в костях.
- Да не старайся – до тебя давно все прибрали. Как вашу сестру не изводи, все равно не переведется.
- И я гляжу, - отозвалась Тери. – Ни зубов, ни ногтей. Даже мелких косточек не оставили. Ну, хоть шерсти клок!
Она вытянула сквозь прутья по пучку черных и рыжих волос и засунула между своих тряпок.
Дан смотрел круглыми глазами. Он сглотнул, чтоб подавить тошноту, и компания, как ни в чем не бывало, отправилась дальше. Тери даже руки о траву не вытерла.
- Слышь, Оль, - заговорил Дан, догоняя его и держась подальше от неприятной девчонки - а ты, правда, считаешь, что я с того света вернулся?
Тот аж вскинулся:
- Да кто же такие слова в диком месте-то вслух говорит!
Он принялся истово тыкать рожками из пальцев в небо, землю, и на четыре стороны, поворачиваясь и приговаривая:
-Не было, не было, не было!
Потом, успокоился.
- Горе мне с тобой! Обиняками надо говорить, понял? А сам-то ты, как думаешь, откуда ты?
- Я не знаю.
- Вот то-то и оно!
Дан подумал маленько.
- Оль, а чего у тебя такая страсть к… к таким, как я?
- Быстро научился, даром, что немтырь!
Дан понял, что «немтырь» - слово дозволенное.
- Да, знаешь, - Оль криво пожал плечами, - все как-то не так. Тоскую я. Болтаюсь, как соломина на ветру. Может, думаю, хоть на том свете нормальная нормально живут.
Он понял, что ляпнул несуразицу и засмеялся, но невесело.
Они замолчали.
Дану хотелось его ободрить, но он ничего не помнил про «тот свет», и нужные слова не находились, поэтому спросил другое:
- А часто у вас немтыри появляются?
- Раньше, говорят, часто бывало. Тебя я первого вижу.
«Надо отыскать какого-нибудь немтыря и расспросить – от Тери толку мало», - подумал Дан.
- А Тери –тоже немтырь?
- Какой же она немтырь?! Чешет языком, как худым помелом.
Теперь они шли по лесу. Места мало походили на разбойничьи – веселые, кудрявые заросли, полные света и птичьего пересвиста обступали дорогу. Корзина с казненными осталась позади, как дурной сон.
Дан прикидывал, как лучше начать разговор с Тери.
Вдруг Оль остановился.
На обочине лежал ствол некогда могучего дерева. Упал он, видно, давно. Кора отвалилась, и древесина под ней лоснилась, будто ее специально натирали.
- Эй, стойте! Вот тут, - начал повествование Оль, размахивая длинными руками, - разбойники напали на обоз с данью. Плевать им было, что это везут средства королю для войны. Они срубили дуб – вот этот - и перегородили дорогу.
Вернувшись на улицу, и влетев с размаху в телеса спешащей вместе со всеми толстухи («А эта-то куда?»), Дан добежал до следующего прохода, на этот раз оказавшимся полноценным переулком, и выскочил на соседнюю улицу, неотличимую от первой. И отсюда на звук колокола тоже спешили люди.
- Пожар, брат? – крикнул ему мужчина с топором.
- Пожар! - отозвался Дан. – А вы девчонку такую лохматую, оборванку, не видели?
Но мужчина уже бежал дальше. Конечно, найти девчонку в лабиринте улиц, расспрашивая взбудораженных людей, едва ли было возможно – скорее заблудишься сам. Дан побежал за мужчиной.
Вся горящая улица была полна дыма, освещенного изнутри сполохами. Колокол надрывался. Горел уже не один дом. Нечаянный провожатый остановился, почесал голову, и повернул назад. Дан закашлялся, и двинул по улице прочь от дыма, в сторону, куда могла убежать девочка. Теперь многие спешили рядом с ним. Видимо, пожар разошелся вовсю, и люди уже не боролись со стихией, но возвращались, чтобы спасти свое имущество.
Дружное ритмичное уханье донеслось из кромешного ада позади. Оно сопровождалось визгом, криками, треском и шумом падения чего-то огромного.
- Дома ломают, избавь нас небо от гибели, - пробормотал кто-то в дыму. – Только бы огонь дальше не пошел!
- Сжальтесь, небеса!
Дан налетел на тележку, груженую перинами. Поверх них накладывали пожитки.
- Девочку такую лохматую, чумазую не видели? – отряхиваясь, спросил он у мужчины, увязывающего поклажу. Тот только помотал головой.
- Я видела! – крикнула женщина, бегущая мимо с прижатой к груди стопкой медных тарелок. - У Фискиного дома бегает, плачет! Я еще думала: что ж малая одна-то!
«Непохоже на мою ведьму, вряд ли эта вредина заплачет», - подумал Дан, но побежал посмотреть. Сквозь шум он расслышал детский плач. Маленькая девочка, сжавшись в углу под лестницей, рыдала, размазывая слезы. Разумеется, ребенок не имел никакого отношения к его музыканше. Схожей была лишь сажа на физиономиях.
Невозможно бросить ребенка в этой неразберихе. Дан присел на корточки.
- Где твоя мама?
- У меня… нет… мамы, - всхлипывая, выговорила девочка.
- А кто есть?
- Тетка… Алья.
- Давай искать твою тетю. – Он поднял ребенка, подивился ее легкости. Малышка прижалась к нему, обвила ручонками шею и затихла. Дан погладил ее по голове. Он почувствовал себя единственной опорой малышки в этом свихнувшемся мире. Что ж, теперь придется забыть про флейтистку и искать неведомую тетку Алию, или как ее там.
Смирившись, что ведьма пропала с концами, он обратился к силуэту в дыму:
- Извините, вы не знаете женщину по имени Алия…
- Дан, собака! Я тебя обыскался! – Выпрыгнул навстречу Оль. - Хорошо, что ты меня окликнул, а то тут такой дымина, что мать родную не узнаешь. А ты уже дитем обзавелся? Шустер!
- Да вот, потерялась она.
Оль без церемоний повернул к себе замурзанное личико девочки.
- Вроде как мясникова девчонка. Ты ведь дядьки Петрана дочка?
Девочка застенчиво кивнула и спрятала голову Дану под подбородок.
- Она говорит, ее тетю Алией зовут.
- Конечно, Альей! Кто ж мясникову зазнобу не знает? Алья! – вдруг заорал Оль во всю силу молодых легких, и закашлялся. – Давай вместе!
Долго кричать не пришлось. Из дыма вынырнула женщина в сбитом набок закопченном чепце, схватила, прижала к себе девочку, и обе расплакались счастливыми слезами.
Дан смотрел на них, опустив руки. Он был рад, что девочка нашлась, но чувствовал, что лишился чего-то очень важного. Только что он был опорой, спасителем, и вот – снова оказался не у дел. Его переполняла щемящая нежность. Дан тоже готов был заплакать.
Рядом тараторил Оль:
- Ты думал, я тебя брошу? Жди, как же! Когда еще свезет немтыря найти?
Не сразу Дан понял, что его опять несет музыка. Душа исполнилась покоя, и жизнь обрела смысл. Просто удивительно, как он раньше не понимал, что главное в жизни – любить и быть нужным.
Чуть-чуть мешала перехватившая живот тяжесть (она давила, как черный ремень), но на такую ерунду не стоило отвлекаться.
Музыка оборвалась и, Дан, уже в который уже раз, выпал в грубую реальность, однако, успев привыкнуть, уже ощущал переход не так болезненно.
Перед ним, как ни в чем не бывало, стояла оборванка с флейтой, еще более чумазая и растрепанная, чем раньше, если это возможно. Стоило ли носиться за ней по улицам, среди пожара и дыма!
- Ха! – сказала девчонка. – Двое приперлись! И оба никудышные!
- Почему это никудышные? – возмутился Оль, не разобравшись, что произошло, где он оказался и с кем говорит. Он разомкнул руки, отпустив Дана, и отступил на шаг. Черный ремень, докучавший в полете, оказался руками приятеля, ухватившего его поперек живота.
- Никудышные - потому что простолюдины!
- Можно подумать, ты – королева Хайнарана!
- Я великая волшебница! - И девушка так приосанилась, как не всякая королева сумеет.
- Да это же Страшидло! – Наконец, осенило Оля.
- Сам страшидло! Я бы превратила тебя в жабу, но на первый раз прощаю. Что взять с парнишки из захолустья! Я иду в Хайну. Кажется, так называется здешняя столица?
Рядом мирно журчала по камням речка, небо заслонял навес, в котором Дан распознал мост. Все вокруг дышало покоем.
- Я вас спасла! – сказала девочка, подбочениваясь. – Поэтому ваши жизни принадлежит мне! Вы - мои рабы отныне!
Прода от 30.06.22
«Здрасти-пожалуйста! - подумал Дан. – Вот я уже и в рабы попал! Стоило ли за ней бегать!»
- Ну, был такой обычай лет сто назад, да весь вышел, - с ленцой проговорил Оль и сплюнул, прислоняясь к мостовому столбу (Дан взглянул с тревогой – не рухнуло бы хлипкое сооружение им на головы). - И никакую жизнь ты нам не спасала.
- Неважно, все равно скоро все станут моими подданными, - небрежно отмахнулась девчонка. - Я иду в столицу - мне нужен слуга и охранник. Поэтому я позвала вот его. Но раз вы явились вдвоем - тем лучше. Послужите хорошо – награжу. После. Согласны?
- Стой! – Вылез вперед Дан. – Расскажи, почему твоя музыка имеет надо мной власть.
- Ты зовешь этот дудежь музыкой? – Вытаращился Оль. – Если это музыка, то я Адальберт Великий! Да эту дуделку на любой ярмарке враз гнилыми яблоками закидают.
Дан удивленно глянул на Оля – лучшей музыки он не слыхал, но разбираться было некогда.
- Погоди, Оль! Пусть она объяснит, почему постоянно меня зовет.
- Я тебя зову?! – возмутилась девчонка, – Ты сам с какой-то стати приходишь и все мне портишь! Я, если хочешь знать, вообще не тебя звала. Ну, кроме последнего раза.
- Ты из Запечатанного дома? – спросил Оль.
Девчонка напоминала растрепанного галчонка-слетка, такая же
воинственная и жалкая, и совсем не страшная, несмотря на грозные ужимки и некоторые необъяснимые умения.
- Не твое дело! Что там, в городе, творится?
- Горит город.
- А дракон? Улетел?
- Откуда вообще взялся дракон?
- Мой дракон!
- Ну, значит, ты со своим драконом половину Рухина сожгла!
Девчонка выбралась по откосу из-под моста, поглядела в сторону города. Дан тоже вылез наверх. Издали городок выглядел прелестно, как нарисованный на картинке. Вид портил валящий из середины дым.
- Ладно, - сказала мрачно оборванка, - все равно, я в этот ваш Рухин больше ни ногой. Пошли в Хайну.
- Ага, бегу! Сейчас, только штаны подтяну!
- Я бы некоторое время с ней побыл, - тихо обратился Дан к Олю. – Разобраться надо. Мы как-то связаны.
- Ну, тогда пошли. За ану беспокоюсь, - пояснил он. - Ну, да дядька Яха свой – небось не зажмет. Вернусь, заберу сдачу. Идем. Как звать-то тебя, чумазая?
- Госпожа Тери, - представилась девочка непередаваемо ядовитым тоном, умудрившись одновременно продемонстрировать образец любезности, с какой к ней следовало обращаться, и презрение к невежам.
- Ладно ломаться-то, «госпожа»!
- Подождите, ребята, я только грязь с куртки смою, - попросил Дан.
Он быстро снял, разложил на камне ветровку и принялся тереть наиболее зловредные пятна, появившиеся на пожаре, пучком осоки.
- Слушай, давай махнемся! – снова предложил Оль. – Я сам куртку помою, тебе трудиться не надо будет. А ты мою возьмешь: глянь, какая!
Оль размотал кушак и раскинул полы куртки.
- Дюшанское сукно. Ну, правда, не совсем новое.
Ткань местами просвечивала, а кое-где сияли дырочки.
Дану не хотелось привлекать к себе внимание чужеземной одеждой, к тому же, ветровка все равно изгажена, а куртка Оля - вроде ничего, и он согласился:
- Идет.
Натянул согретую телом и пропитанную запахами Оля серо-бурую одежку, а тот – его ветровку, даже не потрудившись смыть грязь. Длинные руки Оля торчали из рукавов, но он все равно сиял, как на празднике.
- Башмачки у тебя тоже знатные, - сказал он, хищно разглядывая «белые тапочки» Дана, ставшие после беготни на пожаре серыми, - только на мои лапищи не налезут. Эх, жаль!
Оль изучал свое новое приобретение и обнаружил карманы.
- Ого, мешочки внутри пришиты! Ловко! А это что? – Он держал в руке черную, прямоугольную, блестящую с одной стороны пластинку. – Зеркало? Так не больно важнецкое. И не шкатулка, вроде.
Оль потряс непонятную штуковину.
- Не гремит. Зачем это?
- Дай сюда!
- Махи – не перемахи!
- Что?
- Обратной мены нет. У нас так – мотай на ус, немтырь.
- Да я отдам, только погляжу.
Дан взял пластинку в руку, блестящей стороной к себе, поводил пальцем по гладкой поверхности. На душе стало хорошо отчего-то. Но толку в этом черчении не было. Пожал плечами, приложил к уху. Понять, что делают с этой штуковиной, было то же самое, что припомнить вчерашний сон. Вроде что-то и брезжит, но за гранью сознания.
- На, - сказал он, без сожаления возвращая пластинку Олю
- Ладно, - сказал тот, в подражание Дану подержал загадочный предмет возле уха, и спрятал, откуда вынул, - пускай у меня побудет. Может, ты потом вспомнишь, зачем с собой это таскал.
- Пошли уже! – прикрикнула на них Тери.
- А далеко до Хайны? - спросил Дан.
- Это смотря, как пойдем, – Оль взглянул на тонкие ноги девочки, обмотанные тряпьем вместо обуви, и определил. – Дня три, наверное.
- А ты сможешь три дня идти в этих тряпках? – озаботился Дан.
- Я все смогу.
Вся одежда девушки представляла многочисленные слои лохмотьев, хитроумно закрепленных на теле.
Они дружно взобрались на откос, перешли мост из мелких бревнышек. Оглянулись на Рухин. Дым по-прежнему выглядел устрашающе, но стал пожиже. Похоже, с пожаром справились.
Вокруг крепостной стены расстилались маленькие поля и огороды. За речкой, которую они только что перешли, начинались леса.
- Эх, и угораздило же меня оставить ану у Яхи! Такую прогулку можно было забацать, по всем трактирам на большаке! У тебя, конечно, с деньгами не густо, Тери?
- Госпожа Тери, - машинально поправила та.
- Да, ладно придуриваться-то! Мы уж, вроде как друзья. Вон Дан, похоже, в тебя по уши втюрился, а я к нему как веревочкой привязан. Глядишь, кто и четвертый прицепится, как в сказке про липкого гуся, - балагурил Оль.
- Я не … - возмутился было Дан, но махнул рукой и промолчал. На него внезапно навалились усталость и безразличие. Пусть болтают, что хотят!
Довольно долго они шли гуськом по дороге, среди колосьев, синих любавок и ромашек. Трещали кузнечики, хищные птицы неподвижно висели над полем в небесной дымке. Путники молчали. Даже Оль и Тери перестали задирать друг друга. Никто им не встретился в пути, кроме бабочек, бойких пичуг, и какого-то длинного зверька на коротких лапках, словно перетекшего из посевов в дубраву.
За дубравой дорогу пересекла другая, пошире. На перекрестке на ветви могучего дуба висела полуразвалившаяся ивовая клетка, внутри которой Дан с ужасом узнал останки человека. Пожалуй, даже двух людей, судя по рыжим и черным тусклым волосам, свисающим сквозь прутья.
- Разбойники, - равнодушно пояснил Оль. – Года два уж как висят. Я их в прошлый раз видел.
- А почему они не выбрались-то? Такую клетку разломать – раз плюнуть!
- Так их сперва казнят, а потом уж вешают в назидание тем, кто хочет с дубиной гулять.
- А много здесь разбойников водится?
- А то! Большак же рядом.
- Но кого они грабят? Мы сколько идем – все одни.
- Вот таких, как мы, и грабят. Как ярмарки начнутся, народишко в Хайну потянется, поживы больше будет. Но все равно – место это для них хреновое. Тут всякая шваль промышляет, которую на большак не пускают. Вроде, школа у них тут. Но некоторые школяры очень способные бывают.
И Оль поправил на поясе нож.
- А тебя грабили?
- Не, я в Хайну с большим обозом ходил, под охраной. Мы и большак прошли как по маслу.
Пока они разговаривали, Тери стояла перед клеткой, задумчиво поворачивая ее за прутья, потом просунула внутрь руку и принялась рыться в костях.
- Да не старайся – до тебя давно все прибрали. Как вашу сестру не изводи, все равно не переведется.
- И я гляжу, - отозвалась Тери. – Ни зубов, ни ногтей. Даже мелких косточек не оставили. Ну, хоть шерсти клок!
Она вытянула сквозь прутья по пучку черных и рыжих волос и засунула между своих тряпок.
Дан смотрел круглыми глазами. Он сглотнул, чтоб подавить тошноту, и компания, как ни в чем не бывало, отправилась дальше. Тери даже руки о траву не вытерла.
- Слышь, Оль, - заговорил Дан, догоняя его и держась подальше от неприятной девчонки - а ты, правда, считаешь, что я с того света вернулся?
Тот аж вскинулся:
- Да кто же такие слова в диком месте-то вслух говорит!
Он принялся истово тыкать рожками из пальцев в небо, землю, и на четыре стороны, поворачиваясь и приговаривая:
-Не было, не было, не было!
Потом, успокоился.
- Горе мне с тобой! Обиняками надо говорить, понял? А сам-то ты, как думаешь, откуда ты?
- Я не знаю.
- Вот то-то и оно!
Дан подумал маленько.
- Оль, а чего у тебя такая страсть к… к таким, как я?
- Быстро научился, даром, что немтырь!
Дан понял, что «немтырь» - слово дозволенное.
- Да, знаешь, - Оль криво пожал плечами, - все как-то не так. Тоскую я. Болтаюсь, как соломина на ветру. Может, думаю, хоть на том свете нормальная нормально живут.
Он понял, что ляпнул несуразицу и засмеялся, но невесело.
Они замолчали.
Дану хотелось его ободрить, но он ничего не помнил про «тот свет», и нужные слова не находились, поэтому спросил другое:
- А часто у вас немтыри появляются?
- Раньше, говорят, часто бывало. Тебя я первого вижу.
«Надо отыскать какого-нибудь немтыря и расспросить – от Тери толку мало», - подумал Дан.
- А Тери –тоже немтырь?
- Какой же она немтырь?! Чешет языком, как худым помелом.
Теперь они шли по лесу. Места мало походили на разбойничьи – веселые, кудрявые заросли, полные света и птичьего пересвиста обступали дорогу. Корзина с казненными осталась позади, как дурной сон.
Дан прикидывал, как лучше начать разговор с Тери.
Вдруг Оль остановился.
На обочине лежал ствол некогда могучего дерева. Упал он, видно, давно. Кора отвалилась, и древесина под ней лоснилась, будто ее специально натирали.
- Эй, стойте! Вот тут, - начал повествование Оль, размахивая длинными руками, - разбойники напали на обоз с данью. Плевать им было, что это везут средства королю для войны. Они срубили дуб – вот этот - и перегородили дорогу.
