Дни катились один за другим, одинаковые, как жемчужины в ожерелье, как капли, падающие на выбритую голову осужденного.
Чтобы не свихнуться, Екане просто необходимо было повидаться с Софитой и Тьером – единственными свободными и нормальными людьми, которых она видела в дворце. Она обратилась, к госпоже Хиране, с просьбой спросить королеву, нельзя ли заказать у Тьера небольшой портрет, – так она надеялась попасть в мастерскую. Но госпожа Хирана, подняв едва заметные бровки, объявила такое желание дурновкусием. Когда Екана попросила о свидании с покровительницей, ей ответили, что госпожа Дуррах крайне занята и не имеет свободного времени.
Екана попросила принести ей книги.
- Разве вы гувернантка или какая-нибудь колдунья? – брезгливо изумилась Хирана. - Порядочные дамы не читают, а вы должны являть собой эталон порядочности! – Сказать, что госпожа Хирана была потрясена – это ничего не сказать, но спина ее осталось такой же прямой, а лицо – гладким. Она сумела выразить возмущение голосом.
- Но я не могу больше сидеть, сложа руки, - воскликнула Екана, чуть не плача.
- Проявление чувств допустимо лишь для простолюдинок, - отрезала шокированная наставница. – Простите мою дерзость, госпожа Екана, но ваше поведение неприлично, а потому – абсолютно недопустимо!
Однако на следующий день, вернувшись с занятий, Екана обнаружила в спальне пяльцы на подставке и бархатную скамеечку перед ними. Видимо, вышивать дамам дозволялось.
На канву был нанесен рисунок букета и обозначено, каким цветом следует вышивать тот или иной цветок.
Стоило Екане взяться за работу, как ум ее ожил. Правда, мысли побежали по дурным дорожкам. То ей хотелось изящными ножничками в виде аиста распороть себе вены, то проглотить иголку с шелковой нитью, или просто прыгнуть вниз с мраморных перил. Хорошо, что она отложила все эти страшные способы бегства из дворцового плена на потом.
Но других выходов Екана не видела. Ежедневное прозябание в роскошной тюрьме, голод, головная боль от тяжелого роллета и натянутых волос, и главное – грядущая неизвестность. Что за принц, которого все так бояться? Мало-помалу Екана убедила себя что, когда она попадет в его лапы, то будет вспоминать дни обучения как лучшее время своей короткой жизни.
Разбойников было пятеро. Верно Оль говорил, что в этих местах промышляют одни доходяги да малолетки. Верховодил в шайке дядька на деревянной ноге и с костылем – ему бы на крылечке сидеть, корзины плести, а не разбойничать. За перевязью, пересекавшей наискось грудь ветерана, жутковато поблескивали метательные ножи. По бокам от него стояли два подростка, опустив к земле луки с настороженными стрелами. Почему-то Дана больше всего ужаснули тонкие острия этих стрел. Позади гоп-компании воинственно размахивал большим зазубренным ножом мальчуган лет семи. Ребенок тоже был опасен – такого совестно бить в полную силу, а тем временем он может наделать дел своим ржавым ножиком. Главной же ударной силой разбойников, несомненно, был широкоплечий детинушка, не отягощенный разумом, зато на две головы выше безногого и вооруженный незамысловатой дубиной.
Оль состроил страшную рожу Дану и Тери, мол, лягте и не высовывайтесь. Сам он, напряженно следя, чтоб луки оставались опущенными, а рука безногого атамана спокойно лежала на поясе и не тянулась к ножам, выглянул из-за края камня.
- Ступайте мимо, ребята – вам тут ловить нечего. С нами Великая волшебница. Видали, как камень вырос? Она может призвать Ужасного Каменного Гу, и вам всем хана!
Подростки взглянули на своего наставника. Тот, наверняка, ничего не слыхал про Ужасного Гу, тем более - каменного. Рука его дернулась быстрее лягушачьего языка, нож блеснул и, со звоном ударившись о гранит рядом с Олем, запрыгал по плоскому верху, как камешек при «пускании блинчиков». Оль, мгновенно упавший, придавил ладонью нож.
- Спасибо за ножичек, дядя! Чем еще одаришь?
Малыш картаво выкрикнул непристойность. Банда захохотала – для бодрости, а не для веселья. Безногий что-то коротко приказал. Один из подростков положил на траву оружие и стал выламывать из родниковой чаши камни и бросать в осажденных. Другой в это время целился из лука. Детина, бросив дубину, тоже стал швыряться камнями, весело гукая. Малец помогал ему. Камни сыпались градом. Некоторые от удара раскалывались. Охнул и выругался Оль. Голыш больно стукнул Дана по пальцам. Положение становилось скверным.
- Не вставайте! Им только и надо, чтобы мы встали! Закройте руками головы. Ну, делай же что-нибудь, - яростно прошипел Оль, косясь на Тери, – не могу же я один отдуваться!
А та и без его понуканий, уже бормотала и водила руками, приподнявшись на локтях. Край камня защищал ее от стрел, но не от булыжников. Голова у Дана закружилась – нет, это их камень опять подрос.
Фокус подействовал. Снизу послышался удивленный ропот, и бомбардировка прекратилась.
- Бросайте вниз, что у вас есть ценного, и мы уйдем.
- А у нас нету ценного!
- Как это нет? У вас барахла немтырского полно, раз даже монету для Якирова камня не пожалели.
- Мы как увидим, что на Камне лежит - сразу сюда! Тута все путники трапезничают, – радостно пробасил детинушка с дубинушкой.
- Заткнись, дурень! Кидайте, что имеете – и мы валим. Ну!
Тери, сев на пятки, снова забормотала. На этот камень рванул расти слишком резко, словно прыгнул – Дана вдавило в поверхность. Оль сдавленно выругался.
Снизу раздался крик ужаса, и хруст веток. Разбойники убегали с поляны, не разбирая дороги.
- Не вставайте, а то подстрелят! – заорал Оль. – А впрочем, нет – они луки бросили!
- Кур, Синни! Выньте меня из-под камня. Помогите. Кур… - хрипел безногий, и кровь Дана застыла в жилах от муки, звучащей в его голосе. На Оля, однако, стоны впечатления не произвели.
Бледная Тери свесилась вниз, заглядывая под камень. Атаман лежал, придавленный его громадой, и больше не стонал – жили только лихорадочно блестящие глаза на страшно потемневшем лице. Рука дернулась к метательным ножам и упала бессильно.
- Получилось! – заорала Тери, тряся кистями. - Видали – как быстро вырос камень?!
Глаза ее горели, волосы разметались – она показалась Дану прекрасной: воительница, охотница!
- Задом почувствовал! – сказал Оль.
Никто не обращал внимания на умирающего.
- Ну, признаете, что я настоящая колдунья? Оль, скажи: «Я признаю, что Тери - великая волшебница».
Очарование исчезло. Красавица-ведьма превратилась в обыкновенную склочницу.
- Да, признаю, признаю - отстань, - отмахнулся Оль. – Ты лучше скажи, волшебница, как мы отсюда слезать будем?
Действительно, теперь верх камня приходился на уровне лесных верхушек. Выше вздымался только могучий древний дуб на краю поляны. Прыжок с такой высоты мог окончиться плачевно.
-Пф, цыплятки, что бы вы без меня делали? – Тери уверено побарабанила по поверхности камня, на котором сидела, он еще раз дрогнул и подрос, потом еще и еще – до тех пор, пока ветви дуба не уперлись в его бок.
Кое-как они спустились на землю по дереву. Руки и ноги Дана противно дрожали, а парочка его спутников веселилась, как ни в чем не бывало.
Дан огляделся. Серый валун – уже не валун, а целая скала – теперь занимал всю поляну. Дан вздохнул с облегчением: умирающий атаман исчез под глыбой, словно его и не было. Главное - он больше не стонал и не мучился.
Оружие тоже скрылось под камнем.
- Да, хана роднику, - сказал Оль, - когда еще пробьется.
Дан теперь верил, что история с Якировым камнем – чистая правда.
Они пошли босиком. Глядя на спутников, Дан решился расстаться со своей драгоценной обувкой: снял, связал шнурки и повесил на шею. Ступать по теплому песку оказалось приятно. Оль тут же забрал башмак у Дана, приложил подметкой к своей ступне, потер зачем-то о живот, повертел, поцокал языком, поковырял пальцем, и вернул без слов.
Тери трещала, как сорока, наверное, от возбуждения.
- Ведь это я спасла всех от разбойников! Что бы вы делали без моего колдовства!
- Да разве это разбойники! Мужичок убогий, ребятня да дурень, в фартовых игрались. На таких цыкни – они и убегут.
- А чего же тогда ты струсил?
- Я струсил?!
- А кто же?!
- Чего тут трусить? Даже если бы они верх взяли, особенно забрать у нас нечего. – Оль любовно погладил ветровку. – Хотя это такая голь, что для них и Терины тряпки – добыча. Ты, Тери, сама струсила! Я видел, как руки у тебя тряслись.
- Я струсила?!
-Ты!
- Это ты струсил!
- Все! Это я струсил! А вы оба – герои! – рявкнул Дан, которому надоели пререкания. И спорщики умолкли.
Солнце уже касалось верхушек леса, далеко бросавшего тень, когда дорога привела их на большак - широкий тракт, твердый от щебня, блестевшего в вечернем свете. Здесь пришлось обуться. Парни присели на косогор у дороги, ожидая, пока Тери обмотает ноги тряпками. Изредка мимо в обе стороны проезжали всадники - большей частью группы вооруженных людей. Движение нельзя было назвать оживленным, но все же народ ездил.
Нахлестывая коня, промчался кто-то легонький, но с тяжелыми сумками по бокам седла. На них был изображен закрученный рог.
- Почту повез, - сказал Оль уважительно, проводив его взглядом. – Разбойники почтарей не трогают – с королем вязаться себе дороже.
Увидев оранжевую от закатных лучей пыль в конце дороги, Оль велел спутникам ждать. Вскоре показался большой обоз. Быки и лошади тянули повозки всевозможных видов и размеров. Попадались настоящие дома на колесах, влекомые могучими волами, и вовсе хлипкие тележки, запряженные клячами или осликами. Какой-то дед шагал рядом с двухколесной корзиной, которую тянула коза. Из корзины смотрел ребенок. Начало обоза охраняли конные с копьями, задние шли так, надеясь, что авось их не тронут.
Подождав, пока обоз протянется мимо, Оль, Дан и Тери пристроились в хвост, где в пыли шагала кучка пеших путников, безлошадных, как и они. Разговор из-за усталости не клеился.
Дан подумал, что только могучая разбойничья ватага рискнет напасть на такой караван.
В сумерках показалось низкое и длинное строение, словно затаившееся на краю дороги в ожидании путников. Доску вдоль стены украшала змея с десятком ног, и обязательными крыльями. Каждый художник, малевавший вывеску для трактира, изображал драконов как умел.
Дан хотел спросить Оля, водятся ли тут настоящие драконы, но рот пересох от пыли и жажды, и он поленился говорить.
Лишь несколько пеших свернуло к трактиру. Остальной обоз поехал дальше.
- В «Морское чудище» двинули, - объяснил бывалый Оль. – Громадный трактирище. Там ща не продохнуть будет! Поэтому мы лучше здесь. Слышь, Тери, – Оль подмигнул и качнул головой вбок, мол: отойдем, разговор есть. – Ты можешь сварганить ану или поланку? И так, что б наваждение до утра продержалось?
- Я такими вещами не занимаюсь! Если что, тебя-то просто повесят, а мне – вначале отрубят руки, потом - сожгут!
- Ладно, не гоношись! Я же просто так спросил. Пошли!
Они вошли в полутемный зал, больше похожий на сарай. Кабак дяди Яхи был уютнее. Углы помещения, уставленного длинными столами, и казавшегося слишком низким из-за солидных размеров, терялись во тьме. Со щелястого потолка свисали солома и тряпки. Хозяин не спешил навстречу гостям. Видимо, на большой дороге дела и без того шли хорошо – стараться незачем.
Оль усадил Дана и Тери за стол у двери, велел, в случае чего, сразу делать ноги, а сам пошел к хозяину, возвышавшемуся за стойкой. О чем они беседовали, Дан не слыхал, но от стойки Оль ушел довольным, с тяжелым кувшином в обнимку, и мотнул головой спутникам, мол, пересаживайтесь куда получше.
Подошла женщина в скособочившемся полотняном сооружении на голове, грохнула на стол три глиняных кружки и лучиной перенесла огонь с соседнего стола в светильничек, похожий на плоский чайник.
В кувшине оказался не оль, а гораздо более крепкий и плотный темный брави.
- Деньги откуда взял? – спросил Дан.
- Твоим зеркальцем расплатился. Все равно оно нафиг не нужно, а так хоть польза. Я и ночлег нам сторговал и кувшин оля наутро.
- С тобой не пропадешь!
- А то!
Не успели они выпить по полкружки, как усталая подавальщица принесла посудину с булькающим варевом, три ложки и большой лист, вроде лопуха. В плошке оказалось месиво из овощей, среди которых Дан более или менее точно опознал только репу, и разваренные до волокон кусочки мяса на мелких косточках. Дан надеялся, что это кролик, но уточнять у спутников не стал – уж очень есть хотелось. Обжигаясь, они глотали варево наперегонки, умеряя жар холодным брави. Кости бросали на лопух.
Вмиг расправившись с едой, с приятной тяжестью в животах и с приятной легкостью в головах, они поднялись в спальню, какую указал хозяин. Комната располагалась под крышей, туда попадали через лаз, как на чердак. Здесь имелась кровать, точнее, деревянный настил на козлах – соломы вместо постели не пожалели - и два окна. Одно выходило на большак, другое – во двор. Еще под кроватью стояла большая вонючая посудина – надо полагать, ночной горшок.
Тери сразу вскарабкалась на настил и распахнула окошко.
- Фу! Дан, открой с той стороны – пускай ветерком протянет. Я сплю на кровати, а вы – на полу! – и не дожидаясь согласия, девушка принялась сбрасывать охапками солому. – Вот, хватит вам. Если кто ночью будет под меня клинья подбивать – в жабу превращу!
- Ишь ты, как после брави-то развоевалась! – удивился Оль. – Кому ты нафиг нужна!
- Уж найдутся такие, - девчушка самодовольно улыбнулась. Она сбила соломенный стожок вместо подушки, и долго вздыхала и шуршала соломой, укладываясь, с томной негой выставляя то плечико, то ножку. Дан подумал, что ей очень хочется превратить кого-нибудь из них в жабу. Крепкий брави после дня голодовки подействовал даже на бывалого Оля, даже на крепкого Дана, что уж тут говорить о малявке.
«Сама не знает, чего хочет, - думал Дан, укладывая солому поровнее, но так, чтоб осталось и на «одеяло», – то грозит, то ломается. Ну ее, куда подальше!»
- Эй, Тери! А в Хайне ты куда пойдешь? Хайна большая, - окликнул Оль.
- Во дворец, - охотно отозвалась девушка.
- Во дворе-ец? Кто же тебя пустит? Ты хоть раз в зеркало-то гляделась?
- Ненавижу зеркала!
Полупьяная болтовня грозила скатиться в ссору, Дан задумался, что бы сказать умиротворяющее, и вдруг всем телом почувствовал, как вздрогнула земля, передав дрожь стенам трактира. Задребезжала внизу посуда. Воздух завибрировал, словно от удара гигантского колокола, звучащего столь низко, что ухо не способно слышать его. Казалось, кто-то тяжко и мерно бьет по земле кувалдой. Округа дрожала от чудовищной поступи.
Тери быстрее кошки соскочила с кровати, прыгнула через парней, сунулась в окошко, глянула на дорогу, метнулась обратно, и нырнула в противоположное окошко во двор. Дан и опомниться не успел, как она все это проделала.
- Не фига себе! – только и сказал он.
- Дурочка испугалась, - сказал Оль, приникший к окошку, - а бояться тут нечего. Глянь! Небось, такого не видел!
Дан и без его приглашения уже прильнул к узкой оконнице.
Луна поднялась достаточно высоко, чтоб выполнять работу ночного светила.
Дану сперва показалось, что по дороге движется очередной караван.
Чтобы не свихнуться, Екане просто необходимо было повидаться с Софитой и Тьером – единственными свободными и нормальными людьми, которых она видела в дворце. Она обратилась, к госпоже Хиране, с просьбой спросить королеву, нельзя ли заказать у Тьера небольшой портрет, – так она надеялась попасть в мастерскую. Но госпожа Хирана, подняв едва заметные бровки, объявила такое желание дурновкусием. Когда Екана попросила о свидании с покровительницей, ей ответили, что госпожа Дуррах крайне занята и не имеет свободного времени.
Екана попросила принести ей книги.
- Разве вы гувернантка или какая-нибудь колдунья? – брезгливо изумилась Хирана. - Порядочные дамы не читают, а вы должны являть собой эталон порядочности! – Сказать, что госпожа Хирана была потрясена – это ничего не сказать, но спина ее осталось такой же прямой, а лицо – гладким. Она сумела выразить возмущение голосом.
- Но я не могу больше сидеть, сложа руки, - воскликнула Екана, чуть не плача.
- Проявление чувств допустимо лишь для простолюдинок, - отрезала шокированная наставница. – Простите мою дерзость, госпожа Екана, но ваше поведение неприлично, а потому – абсолютно недопустимо!
Однако на следующий день, вернувшись с занятий, Екана обнаружила в спальне пяльцы на подставке и бархатную скамеечку перед ними. Видимо, вышивать дамам дозволялось.
На канву был нанесен рисунок букета и обозначено, каким цветом следует вышивать тот или иной цветок.
Стоило Екане взяться за работу, как ум ее ожил. Правда, мысли побежали по дурным дорожкам. То ей хотелось изящными ножничками в виде аиста распороть себе вены, то проглотить иголку с шелковой нитью, или просто прыгнуть вниз с мраморных перил. Хорошо, что она отложила все эти страшные способы бегства из дворцового плена на потом.
Но других выходов Екана не видела. Ежедневное прозябание в роскошной тюрьме, голод, головная боль от тяжелого роллета и натянутых волос, и главное – грядущая неизвестность. Что за принц, которого все так бояться? Мало-помалу Екана убедила себя что, когда она попадет в его лапы, то будет вспоминать дни обучения как лучшее время своей короткой жизни.
Прода от 05.07, 22 (Прошу прощения, сегодня пришлось слегка сдвинуть график выкладки)
Глава шестая
Разбойников было пятеро. Верно Оль говорил, что в этих местах промышляют одни доходяги да малолетки. Верховодил в шайке дядька на деревянной ноге и с костылем – ему бы на крылечке сидеть, корзины плести, а не разбойничать. За перевязью, пересекавшей наискось грудь ветерана, жутковато поблескивали метательные ножи. По бокам от него стояли два подростка, опустив к земле луки с настороженными стрелами. Почему-то Дана больше всего ужаснули тонкие острия этих стрел. Позади гоп-компании воинственно размахивал большим зазубренным ножом мальчуган лет семи. Ребенок тоже был опасен – такого совестно бить в полную силу, а тем временем он может наделать дел своим ржавым ножиком. Главной же ударной силой разбойников, несомненно, был широкоплечий детинушка, не отягощенный разумом, зато на две головы выше безногого и вооруженный незамысловатой дубиной.
Оль состроил страшную рожу Дану и Тери, мол, лягте и не высовывайтесь. Сам он, напряженно следя, чтоб луки оставались опущенными, а рука безногого атамана спокойно лежала на поясе и не тянулась к ножам, выглянул из-за края камня.
- Ступайте мимо, ребята – вам тут ловить нечего. С нами Великая волшебница. Видали, как камень вырос? Она может призвать Ужасного Каменного Гу, и вам всем хана!
Подростки взглянули на своего наставника. Тот, наверняка, ничего не слыхал про Ужасного Гу, тем более - каменного. Рука его дернулась быстрее лягушачьего языка, нож блеснул и, со звоном ударившись о гранит рядом с Олем, запрыгал по плоскому верху, как камешек при «пускании блинчиков». Оль, мгновенно упавший, придавил ладонью нож.
- Спасибо за ножичек, дядя! Чем еще одаришь?
Малыш картаво выкрикнул непристойность. Банда захохотала – для бодрости, а не для веселья. Безногий что-то коротко приказал. Один из подростков положил на траву оружие и стал выламывать из родниковой чаши камни и бросать в осажденных. Другой в это время целился из лука. Детина, бросив дубину, тоже стал швыряться камнями, весело гукая. Малец помогал ему. Камни сыпались градом. Некоторые от удара раскалывались. Охнул и выругался Оль. Голыш больно стукнул Дана по пальцам. Положение становилось скверным.
- Не вставайте! Им только и надо, чтобы мы встали! Закройте руками головы. Ну, делай же что-нибудь, - яростно прошипел Оль, косясь на Тери, – не могу же я один отдуваться!
А та и без его понуканий, уже бормотала и водила руками, приподнявшись на локтях. Край камня защищал ее от стрел, но не от булыжников. Голова у Дана закружилась – нет, это их камень опять подрос.
Фокус подействовал. Снизу послышался удивленный ропот, и бомбардировка прекратилась.
- Бросайте вниз, что у вас есть ценного, и мы уйдем.
- А у нас нету ценного!
- Как это нет? У вас барахла немтырского полно, раз даже монету для Якирова камня не пожалели.
- Мы как увидим, что на Камне лежит - сразу сюда! Тута все путники трапезничают, – радостно пробасил детинушка с дубинушкой.
- Заткнись, дурень! Кидайте, что имеете – и мы валим. Ну!
Тери, сев на пятки, снова забормотала. На этот камень рванул расти слишком резко, словно прыгнул – Дана вдавило в поверхность. Оль сдавленно выругался.
Снизу раздался крик ужаса, и хруст веток. Разбойники убегали с поляны, не разбирая дороги.
- Не вставайте, а то подстрелят! – заорал Оль. – А впрочем, нет – они луки бросили!
- Кур, Синни! Выньте меня из-под камня. Помогите. Кур… - хрипел безногий, и кровь Дана застыла в жилах от муки, звучащей в его голосе. На Оля, однако, стоны впечатления не произвели.
Бледная Тери свесилась вниз, заглядывая под камень. Атаман лежал, придавленный его громадой, и больше не стонал – жили только лихорадочно блестящие глаза на страшно потемневшем лице. Рука дернулась к метательным ножам и упала бессильно.
- Получилось! – заорала Тери, тряся кистями. - Видали – как быстро вырос камень?!
Глаза ее горели, волосы разметались – она показалась Дану прекрасной: воительница, охотница!
- Задом почувствовал! – сказал Оль.
Никто не обращал внимания на умирающего.
- Ну, признаете, что я настоящая колдунья? Оль, скажи: «Я признаю, что Тери - великая волшебница».
Очарование исчезло. Красавица-ведьма превратилась в обыкновенную склочницу.
- Да, признаю, признаю - отстань, - отмахнулся Оль. – Ты лучше скажи, волшебница, как мы отсюда слезать будем?
Действительно, теперь верх камня приходился на уровне лесных верхушек. Выше вздымался только могучий древний дуб на краю поляны. Прыжок с такой высоты мог окончиться плачевно.
-Пф, цыплятки, что бы вы без меня делали? – Тери уверено побарабанила по поверхности камня, на котором сидела, он еще раз дрогнул и подрос, потом еще и еще – до тех пор, пока ветви дуба не уперлись в его бок.
Кое-как они спустились на землю по дереву. Руки и ноги Дана противно дрожали, а парочка его спутников веселилась, как ни в чем не бывало.
Дан огляделся. Серый валун – уже не валун, а целая скала – теперь занимал всю поляну. Дан вздохнул с облегчением: умирающий атаман исчез под глыбой, словно его и не было. Главное - он больше не стонал и не мучился.
Оружие тоже скрылось под камнем.
- Да, хана роднику, - сказал Оль, - когда еще пробьется.
Дан теперь верил, что история с Якировым камнем – чистая правда.
Они пошли босиком. Глядя на спутников, Дан решился расстаться со своей драгоценной обувкой: снял, связал шнурки и повесил на шею. Ступать по теплому песку оказалось приятно. Оль тут же забрал башмак у Дана, приложил подметкой к своей ступне, потер зачем-то о живот, повертел, поцокал языком, поковырял пальцем, и вернул без слов.
Тери трещала, как сорока, наверное, от возбуждения.
- Ведь это я спасла всех от разбойников! Что бы вы делали без моего колдовства!
- Да разве это разбойники! Мужичок убогий, ребятня да дурень, в фартовых игрались. На таких цыкни – они и убегут.
- А чего же тогда ты струсил?
- Я струсил?!
- А кто же?!
- Чего тут трусить? Даже если бы они верх взяли, особенно забрать у нас нечего. – Оль любовно погладил ветровку. – Хотя это такая голь, что для них и Терины тряпки – добыча. Ты, Тери, сама струсила! Я видел, как руки у тебя тряслись.
- Я струсила?!
-Ты!
- Это ты струсил!
- Все! Это я струсил! А вы оба – герои! – рявкнул Дан, которому надоели пререкания. И спорщики умолкли.
Солнце уже касалось верхушек леса, далеко бросавшего тень, когда дорога привела их на большак - широкий тракт, твердый от щебня, блестевшего в вечернем свете. Здесь пришлось обуться. Парни присели на косогор у дороги, ожидая, пока Тери обмотает ноги тряпками. Изредка мимо в обе стороны проезжали всадники - большей частью группы вооруженных людей. Движение нельзя было назвать оживленным, но все же народ ездил.
Нахлестывая коня, промчался кто-то легонький, но с тяжелыми сумками по бокам седла. На них был изображен закрученный рог.
- Почту повез, - сказал Оль уважительно, проводив его взглядом. – Разбойники почтарей не трогают – с королем вязаться себе дороже.
Увидев оранжевую от закатных лучей пыль в конце дороги, Оль велел спутникам ждать. Вскоре показался большой обоз. Быки и лошади тянули повозки всевозможных видов и размеров. Попадались настоящие дома на колесах, влекомые могучими волами, и вовсе хлипкие тележки, запряженные клячами или осликами. Какой-то дед шагал рядом с двухколесной корзиной, которую тянула коза. Из корзины смотрел ребенок. Начало обоза охраняли конные с копьями, задние шли так, надеясь, что авось их не тронут.
Подождав, пока обоз протянется мимо, Оль, Дан и Тери пристроились в хвост, где в пыли шагала кучка пеших путников, безлошадных, как и они. Разговор из-за усталости не клеился.
Дан подумал, что только могучая разбойничья ватага рискнет напасть на такой караван.
В сумерках показалось низкое и длинное строение, словно затаившееся на краю дороги в ожидании путников. Доску вдоль стены украшала змея с десятком ног, и обязательными крыльями. Каждый художник, малевавший вывеску для трактира, изображал драконов как умел.
Дан хотел спросить Оля, водятся ли тут настоящие драконы, но рот пересох от пыли и жажды, и он поленился говорить.
Лишь несколько пеших свернуло к трактиру. Остальной обоз поехал дальше.
- В «Морское чудище» двинули, - объяснил бывалый Оль. – Громадный трактирище. Там ща не продохнуть будет! Поэтому мы лучше здесь. Слышь, Тери, – Оль подмигнул и качнул головой вбок, мол: отойдем, разговор есть. – Ты можешь сварганить ану или поланку? И так, что б наваждение до утра продержалось?
- Я такими вещами не занимаюсь! Если что, тебя-то просто повесят, а мне – вначале отрубят руки, потом - сожгут!
- Ладно, не гоношись! Я же просто так спросил. Пошли!
Они вошли в полутемный зал, больше похожий на сарай. Кабак дяди Яхи был уютнее. Углы помещения, уставленного длинными столами, и казавшегося слишком низким из-за солидных размеров, терялись во тьме. Со щелястого потолка свисали солома и тряпки. Хозяин не спешил навстречу гостям. Видимо, на большой дороге дела и без того шли хорошо – стараться незачем.
Оль усадил Дана и Тери за стол у двери, велел, в случае чего, сразу делать ноги, а сам пошел к хозяину, возвышавшемуся за стойкой. О чем они беседовали, Дан не слыхал, но от стойки Оль ушел довольным, с тяжелым кувшином в обнимку, и мотнул головой спутникам, мол, пересаживайтесь куда получше.
Подошла женщина в скособочившемся полотняном сооружении на голове, грохнула на стол три глиняных кружки и лучиной перенесла огонь с соседнего стола в светильничек, похожий на плоский чайник.
В кувшине оказался не оль, а гораздо более крепкий и плотный темный брави.
- Деньги откуда взял? – спросил Дан.
- Твоим зеркальцем расплатился. Все равно оно нафиг не нужно, а так хоть польза. Я и ночлег нам сторговал и кувшин оля наутро.
- С тобой не пропадешь!
- А то!
Не успели они выпить по полкружки, как усталая подавальщица принесла посудину с булькающим варевом, три ложки и большой лист, вроде лопуха. В плошке оказалось месиво из овощей, среди которых Дан более или менее точно опознал только репу, и разваренные до волокон кусочки мяса на мелких косточках. Дан надеялся, что это кролик, но уточнять у спутников не стал – уж очень есть хотелось. Обжигаясь, они глотали варево наперегонки, умеряя жар холодным брави. Кости бросали на лопух.
Вмиг расправившись с едой, с приятной тяжестью в животах и с приятной легкостью в головах, они поднялись в спальню, какую указал хозяин. Комната располагалась под крышей, туда попадали через лаз, как на чердак. Здесь имелась кровать, точнее, деревянный настил на козлах – соломы вместо постели не пожалели - и два окна. Одно выходило на большак, другое – во двор. Еще под кроватью стояла большая вонючая посудина – надо полагать, ночной горшок.
Тери сразу вскарабкалась на настил и распахнула окошко.
- Фу! Дан, открой с той стороны – пускай ветерком протянет. Я сплю на кровати, а вы – на полу! – и не дожидаясь согласия, девушка принялась сбрасывать охапками солому. – Вот, хватит вам. Если кто ночью будет под меня клинья подбивать – в жабу превращу!
- Ишь ты, как после брави-то развоевалась! – удивился Оль. – Кому ты нафиг нужна!
- Уж найдутся такие, - девчушка самодовольно улыбнулась. Она сбила соломенный стожок вместо подушки, и долго вздыхала и шуршала соломой, укладываясь, с томной негой выставляя то плечико, то ножку. Дан подумал, что ей очень хочется превратить кого-нибудь из них в жабу. Крепкий брави после дня голодовки подействовал даже на бывалого Оля, даже на крепкого Дана, что уж тут говорить о малявке.
«Сама не знает, чего хочет, - думал Дан, укладывая солому поровнее, но так, чтоб осталось и на «одеяло», – то грозит, то ломается. Ну ее, куда подальше!»
- Эй, Тери! А в Хайне ты куда пойдешь? Хайна большая, - окликнул Оль.
- Во дворец, - охотно отозвалась девушка.
- Во дворе-ец? Кто же тебя пустит? Ты хоть раз в зеркало-то гляделась?
- Ненавижу зеркала!
Полупьяная болтовня грозила скатиться в ссору, Дан задумался, что бы сказать умиротворяющее, и вдруг всем телом почувствовал, как вздрогнула земля, передав дрожь стенам трактира. Задребезжала внизу посуда. Воздух завибрировал, словно от удара гигантского колокола, звучащего столь низко, что ухо не способно слышать его. Казалось, кто-то тяжко и мерно бьет по земле кувалдой. Округа дрожала от чудовищной поступи.
Тери быстрее кошки соскочила с кровати, прыгнула через парней, сунулась в окошко, глянула на дорогу, метнулась обратно, и нырнула в противоположное окошко во двор. Дан и опомниться не успел, как она все это проделала.
- Не фига себе! – только и сказал он.
Прода от 11.07.22
- Дурочка испугалась, - сказал Оль, приникший к окошку, - а бояться тут нечего. Глянь! Небось, такого не видел!
Дан и без его приглашения уже прильнул к узкой оконнице.
Луна поднялась достаточно высоко, чтоб выполнять работу ночного светила.
Дану сперва показалось, что по дороге движется очередной караван.
