- Проклинаю… - прошептала она.
- Правильно, - одобрил губернатор. – Ведьминское отродье нужно искоренять, чтоб и духа его не осталось в наших краях. Завтра утром проведем суд над лесной девчонкой, а днем - сожжем.
«Какой же это суд, раз приговор уже вынесен», - подумала затиснутая в щель Хеленка.
Пальцы ведьмы оплели решетку, как белые червяки. Хеленке казалось, что их больше десяти.
Дядюшка Перт, сопровождаемый стражниками, подошел к пленнице.
- Слыхала, как управились мои орлы с твоим логовом?
- Проклинаю, - простонала из-за решетки ведьма, - всех твоих потомков.
- Руки коротковаты, милая. Аль язык заплетается? Примерз, что ль? Ничего, завтра погреешься!
Дядя Перт еще что-то говорил, но его слова заглушил гогот стражников.
Хеленка, сама не успев понять, зачем так поступает, выбралась из своего укрытия, прокралась по стеночке в комнату стражников, в этот момент, к счастью, пустую. Все ушли глумиться над ведьмой. На доске на стене висел единственный ключ – с головкой кренделем и бородкой в виде замысловатой буквы «М». Раз других узников нет, то этот ключ - от ведьминой темницы.
Хеленка по трезвому размышлению никогда бы не отважилась на такой поступок, но сейчас она чувствовала: если ведьму сожгут - сожгут что-то важное в ней самой.
- Дай-ка мне твой палаш, Тимон, - куражился дядюшка. – Эть! Эть! Ага, не нравится!
Солдатня хохотала. Но Хеленке их веселье было на руку. Спрятав ключ под жакетку, она вернулась в свое убежище и забилась в щель.
- Пошли, ребятки, - добродушно и весело сказал дядя Перт, - я распоряжусь, где ставить помост, где складывать костер.
Едва дверь за последним стражником закрылась, Хеленка подбежала к камере и стала лихорадочно крутить ключ в замке. Ключ из-за спешки вставлялся косо, царапал механизм, но не сдвигал ничего внутри замка.
- Не спеши, - спокойно сказали над ее головой. Сквозь решетку на нее смотрела ведьма. Совсем молоденькая, с исцарапанным и грязным худым напряженным лицом.
Ключ повернулся, дужка сразу отскочила, и ведьма выскочила наружу, уронив Хеленку.
- Дай! – она властно протянула растопыренную пятерню к замку со вставленным ключом. Хеленка отдала. Она вообще была послушной девочкой.
С замком и ключом в руках ведьма бросилась в дверь, куда только что вышли стражники. Хеленка хотела сказать, что надо идти в другую дверь – через черный ход, где безопаснее, но куда там! Ведьма уже бежала на площадь. Хеленка - следом.
Светила луна. Дядя Перт размахивал руками перед темной кучкой стражников.
Ведьма одним прыжком взлетела на бортик колодца. Хеленка диву далась: откуда только взялись прыть и силы у сломленной узницы! Словно открытый замок освободил не только тело ведьмы, но и ее волшебные силы.
- Проклинаю страшным проклятием злодея Перта, - заговорила она громким, ясным голосом. «Как в мегафон!» - подумала Хеленка очередное непонятное слово.
- Проклинаю его самого, и его потомков, прямых и боковых, до сорокового колена. Да исчезнет в мучениях с лица земли проклятый род! Слово мое крепко! Ключ-замок! – и ведьма, подняв над головой замок со вставленным ключом, заперла его и уронила в колодец. Через пару секунд внизу булькнуло.
Все замерли, как заколдованные.
«Ой, сейчас и сама прыгнет!» - ужаснулась Хеленка. Но ведьма не прыгнула, а сунула четыре пальца в рот и свистнула так пронзительно, что у Хеленки в ушах запрыгали горошины.
Из боковой улицы вылетело что-то темное и мохнатое. Хеленка сперва приняла это за медведя, но то был не медведь, а низенькая мохнатая лошаденка. Ведьма спрыгнула с колодезного борта прямо на коняшкину спину, ловко обхватив бока ногами.
И тут Хеленка увидела, что дядя смотрит вовсе не на ведьму, а на нее саму, ясно видимую в лунном свете в белом чепце и светлом жакете. Глаза у дяди Перта нехорошо блестели. Ясно было, что он «сложил два и два» (даже в такой момент лезут непонятные словечки), и прекрасно понял, кто только и мог выпустить ведьму.
Хеленка метнулась под копыта наперерез ведьминому коньку.
- Возьми меня с собой!
Ведьма протянула руку, рванула вверх, Хеленка прыгнула и оказалась у ведьмы за спиной!
- Иииех! – взвизгнула ведьма еще пронзительнее, чем свистела, конек рванулся, и Хеленка не свалилась только потому, что держалась отчаянно. Она держалась за жизнь.
Остались позади крики стражников, дядины командирские вопли, хлопанье окон встревоженных горожан. Теперь они летели сквозь лес. Ведьма лежала на конской шее, а Хеленка на спине у ведьмы. Они не могли приподнять голову, иначе ветки исхлестали бы их и сбили на землю. Конек мчался сквозь чащу, словно куница.
Пахнуло тяжким духом свежего пожарища. Лес отскочил назад – они вылетели на поляну, к реке, к дымящейся руине мельницы. Ведьма тут же спрыгнула на землю, уронив Хеленку. Затекшие руки и ноги не слушались девочку, она только со стороны могла наблюдать, как ведьма подбежала к чему-то светлому, что Хеленке сперва показалось мешком муки, но это был не мешок, а лежащая на земле толстая женщина.
- Мама! – ведьма бросилась обнять лежащую, и отшатнулась, видимо, испугавшись причинить ей боль. Она упала на колени возле раненой.
- Вира… Пришла.
- Сейчас я помогу тебе!
- Не сможешь... Я держалась только, чтоб увидеть тебя, доченька…
- Я прокляла Перта, и его потомков до сорокового колена! – Вира гордо выпрямилась. Глаза ее мстительно блестели. Теперь Хеленка видела перед собой настоящую ведьму.
- Что… ты… наделала. Ты – его дочь.
- Он изнасиловал тебя! – Вира отшатнулась.
- В далекую… весну… мы… любили друг друга.
Вира вскочила и пару секунд переваривала эту новость, потом обошла вокруг тела лежащей и обняла ее голову.
- Мамочка! Зачем, зачем ты пошла на них с вилами! Ведь их было много…
- Не шла… я убегала... догнали…
Рыжая ведьмочка сноровисто выругалась. Потом она пыталась проводить какие-то колдовские реанимационные мероприятия, и Хеленка снова удивлялась, почему в ее голову то и дело приходят несуществующие заковыристые словечки.
Девочка напряженно сидела в сторонке от матери с дочерью и боялась подойти ближе, чтобы не помешать ведьме. С другой стороны, она боялась отойти далеко: ведь оставить ведьму одну в тяжелый момент напоминало бы предательство. С третьей стороны, быть зрителем, и никак не помочь, тоже не лучший образ действий. С четвертой стороны, ей оставалось только переживать, стискивая руки. Когда-то, давно, в другом мире, так делал кто-то…
Мохнатая лошадка паслась рядом, как ни в чем не бывало, хрупая травкой у воды, отталкивая носом разлетевшиеся при пожаре головешки. Хеленка отвлеклась на нее и вздрогнула, когда услышала сдавленные тяжелые рыдания. Вира плакала, ничком упав на землю. Мельничиха умерла.
Поплакав, Вира пригладила волосы покойницы, расправила платье, уложила руки вдоль тела, села рядом, преклонив колени, и запела.
Песня была печальная и тягучая, она текла и текла, как медленная река. Иногда ведьма склонялась над мертвой матерью и что-то ей вполголоса говорила, рассказывала – Хеленка не слышала, что именно, да и не хотела слушать. Это касалось только двоих.
Ушла за лес луна. Темнота сгустилась. Конек превратился в аппетитно хрупающий кусочек мрака. Белело только платье покойной.
У Хеленки затекли ноги. Она давно присмотрела поблизости половик, видимо, брошенный солдатами, уселась на него и, кажется, заснула под медленную жалобную, полную повторений, песню.
Когда она открыла глаза, ведьма по-прежнему сидела у тела матери, полупрозрачного в сером предутреннем свете. Хеленка даже глаза протерла. Но нет, мертвая сделалась бесплотнее легкого слоя тумана, что висел над берегом.
Ведьма теперь не пела, а шептала, покачиваясь. Хеленка во все глаза смотрела, как встает солнце, как уходит туман, а вместе с ним бледнеет тело мельничихи. Наступало прекрасное летнее утро.
Растаял туман, вместе с ним и покойница. Вира встала, потянулась с невольным наслаждением, и громко объявила солнцу, реке и деревьям:
- Моя мать, Селестина Дубравная, соединилась с миром.
Обгоревшая руина мельницы казалась до нелепости чуждой летнему утру. Мельничное колесо уцелело, но накренилось к реке. Странная это была мельница – без дороги. «Может, они привозили зерно и увозили муку по воде?» - подумала Хеленка. Недолго она думала о странностях местной логистики (вот опять –«словцо»).
- Теперь я бездомная сирота, проклятая сама собою. К тому же, как выяснилось, дочь мерзавца! – пожаловалась сияющей природе ведьма.
Хеленка подошла сзади и робко тронула ее за плечо.
- Ты и меня прокляла. Я ведь его племянница.
Та вздрогнула, обернулась и дико уставилась на Хеленку. Девочка поняла, что ведьма напрочь забыла о ней.
- Это я открыла тебе темницу, - пояснила она.
- А! И сунула замок, чтоб я сгоряча сотворила полное проклятие!
У Хеленки аж слезы выступили от такой неблагодарности и несправедливости.
- Ты сама замок выхватила. Я хотела вывести тебя черным ходом, ты сама побежала на площадь. Меня из-за тебя дядя увидел! Если бы не я – гореть бы тебе сейчас на костре!
- Еще неизвестно, кто бы там горел, - пробормотала под нос ведьма.
- Спасибо, что спасла меня. А то дядя запер бы меня в тюрьму.
Ведьма с изумлением смотрела на нее.
- Я тебя спасла?! – она нехорошо засмеялась. – Ты думаешь, я могу кого-то спасти? Ошибаешься, дорогуша! Мы гибнем обе.
- Но ты же можешь снять проклятие! А потом проклясть дядю отдельно. Если захочешь.
- Снять проклятие замкА? Ха! Для этого надо отпереть замок, утопленный в колодце. Ты думаешь, проклятье – это так, детские проказы? Хочу - проклинаю, хочу - возношу? Нет, дорогуша, для этого нужен кураж, и, ух, какая ненависть! На спокойную голову не сделаешь. Даже если я сумею достать замок и открыть его, то проклятие никуда не денется, просто ослабнет. Я же злая вчера была, как никогда в жизни! Хотя нет, - Вира сжала Хеленкину руку, - я не буду открывать замок. Пусть я сдохну, но пусть и он сдохнет, и весь его проклятый род.
- А я-то как же? – тоненько спросила Хеленка.
- Просто подвернулась не вовремя, - пожала плечами ведьма. – Бывает.
Хеленка вдруг со всей полнотой поняла, что никому не нужна. Куда идти? Вернуться домой? Если она сумеет незаметно пробраться, мать, конечно, ее спрячет, но сестры, когда узнают – выболтают дяде. Ее запрут в тюрьму, а дальше – зачем прятаться от себя - костер. Неспроста дядя все чаще обзывает ее ведьмой.
- Очень может быть, - рассуждала тем временем вслух ведьма Вира, - что они уже выудили замок, и теперь едут за нами, чтоб принудить меня открыть его.
Она подбежала к безмятежно дремлющей возле осоки лошадке, вынула из седельных карманов кинжальчик, даже, скорее, просто ножик в красивых деревянных ножнах, и одним прыжком оказалась у мельничного колеса. Всадила острие ножа в палец и брызнула кровью в воду.
Ничего не произошло. Ведьма подождала немного, потом стала выбирать какой палец ей поранить дополнительно. Но тут вода пошла буграми, словно со дна забил мощный ключ, а потом в середине бугра показалась мокрая патлатая голова в водорослях, большая, как у быка, а потом на мостки выполз на брюхе и сам водяной.
Он словно состоял из надутых пузырей разных размеров, обтянутых шкурой с застрявшими в ней водорослями, тиной и ряской. Даже выпученные глазищи, и те были шарообразными.
- А, Вирка! Купаться пришла!
Вира аж захлебнулась от негодования.
- Мать убили! Мельницу сожгли! Ты где был?
Водяной отвел взгляд пузырчатых глаз, потер носище смущенно:
- Да вот, понимаешь, заснул маненько. Просыпаюсь, гляжу: все горит, люди какие-то бегают. Но колесо-то я спас!
- Кому оно нужно, твое поганое колесо! Ты мне вот что скажи: кто живет в колодце на площади в Дубицах?
Водяной, довольный уходом от неприятной темы, с готовностью ответил:
- Так старуха Водяница. Она там давно живет, это все знают.
- Можешь послать ей весточку?
- Отчего же не могу?
- Так вот, попроси ее, чтобы тот замок с ключом, который я вчера бросила в колодец, она никому не отдавала. А я в долгу не останусь.
Сделаешь?
- Отчего же не сделать?
- Смотри, не проспи опять! Ты меня знаешь!
- К чему такой неприличный разговор между друзьями, Вирочка!
- Гляди, пузатый! Если все хорошо устроишь, я тебе при случае ягненка принесу. Когда сумею.
Водяной забурлил, забулькал и ушел на дно, замутив воду.
- Ну, бывай! – Ведьма вынула изо рта раненый палец и повернулась к Хелене. - Как тебя звать-то, спасительница хренова?
- Хеленка.
- Погоди-ка! Не та ли ты Хеленка из Дубиц, которая вещает? – Вира прищурилась, послюнявила здоровый палец и потерла девочке щеку. – Точно! Веточки!
А Хеленке и ни к чему было, что лицо ее после безумной скачки по лесу не чище, чем у водяного.
- Ступай, умойся! Хотя этот старый хрыч всю воду перемутил.
Хеленка исполнила приказание и вернулась к ведьме с мокрым и, возможно, более чистым лицом.
- Да уж… - неопределенно протянула Вира, разглядывая ее отметины. – Поедешь со мной в Шервудский лес!
- Там же… разбойники!
- Вот именно! – недоуменно поглядев на нее, ответила ведьма.
Вначале они ехали на Свистуне (так звали лошадку) еловым бором. Огромные ели с прямыми стволами что-то смутно Хеленке напоминали. Вдали раздавался разноголосый стук топоров. Услышав его, Вира побледнела и закусила губу.
Конек ступал в зеленом сумраке по мхам, по хороводам бесцветных поганок и странным восковым цветам с огоньками внутри. Потом начали попадаться молодые елочки, и бор закончился. Дальше начиналась дубрава.
«Другая локация», - Хеленка уже не обращала внимания на все чаще выскакивающие словечки. С голодухи и от злоключений голова ее сделалась пустой и звенящей, и словно плыла над телом. Приближался приступ.
Свистун перешел ручей с незабудками и стрекозами, и они въехали под сень дубравы.
- Шервуд! – бросила через плечо ведьма.
Каждое дерево здесь было совершенством. Лучи солнца пронизывали дубраву, и в подлеске привольно росли шиповник, жимолость, еще какие-то незнакомые Хеленке кустарники.
Из одного такого цветущего куста вывалился под лошадиные ноги тощий бомж. « Опять словечко!». Мужичонка проворно схватил Свистуна за повод.
- Тпру, красотки! Не ко мне ли едете?
Вира приосанилась. Теперь она сидела на своем низкорослом мохнатом коняге, как благородная дама на кровном скакуне.
- Веди нас к атаману!
- А почем тебе знать, может, я и есть атаман?
Хеленка не поняла, что произошло между Вирой и мужичонкой, только он вдруг схватился за щеку, бросил повод и умиротворяюще выставил вперед свободную ладонь:
- Все, все! Понял! Вы не простые! С такой похмелюги и родную бабушку за фею Моргану примешь! – прибавил он в качестве извинения.
- Правильно, - одобрил губернатор. – Ведьминское отродье нужно искоренять, чтоб и духа его не осталось в наших краях. Завтра утром проведем суд над лесной девчонкой, а днем - сожжем.
«Какой же это суд, раз приговор уже вынесен», - подумала затиснутая в щель Хеленка.
Пальцы ведьмы оплели решетку, как белые червяки. Хеленке казалось, что их больше десяти.
Дядюшка Перт, сопровождаемый стражниками, подошел к пленнице.
- Слыхала, как управились мои орлы с твоим логовом?
- Проклинаю, - простонала из-за решетки ведьма, - всех твоих потомков.
- Руки коротковаты, милая. Аль язык заплетается? Примерз, что ль? Ничего, завтра погреешься!
Дядя Перт еще что-то говорил, но его слова заглушил гогот стражников.
Хеленка, сама не успев понять, зачем так поступает, выбралась из своего укрытия, прокралась по стеночке в комнату стражников, в этот момент, к счастью, пустую. Все ушли глумиться над ведьмой. На доске на стене висел единственный ключ – с головкой кренделем и бородкой в виде замысловатой буквы «М». Раз других узников нет, то этот ключ - от ведьминой темницы.
Хеленка по трезвому размышлению никогда бы не отважилась на такой поступок, но сейчас она чувствовала: если ведьму сожгут - сожгут что-то важное в ней самой.
- Дай-ка мне твой палаш, Тимон, - куражился дядюшка. – Эть! Эть! Ага, не нравится!
Солдатня хохотала. Но Хеленке их веселье было на руку. Спрятав ключ под жакетку, она вернулась в свое убежище и забилась в щель.
- Пошли, ребятки, - добродушно и весело сказал дядя Перт, - я распоряжусь, где ставить помост, где складывать костер.
Едва дверь за последним стражником закрылась, Хеленка подбежала к камере и стала лихорадочно крутить ключ в замке. Ключ из-за спешки вставлялся косо, царапал механизм, но не сдвигал ничего внутри замка.
- Не спеши, - спокойно сказали над ее головой. Сквозь решетку на нее смотрела ведьма. Совсем молоденькая, с исцарапанным и грязным худым напряженным лицом.
Ключ повернулся, дужка сразу отскочила, и ведьма выскочила наружу, уронив Хеленку.
- Дай! – она властно протянула растопыренную пятерню к замку со вставленным ключом. Хеленка отдала. Она вообще была послушной девочкой.
С замком и ключом в руках ведьма бросилась в дверь, куда только что вышли стражники. Хеленка хотела сказать, что надо идти в другую дверь – через черный ход, где безопаснее, но куда там! Ведьма уже бежала на площадь. Хеленка - следом.
Светила луна. Дядя Перт размахивал руками перед темной кучкой стражников.
Ведьма одним прыжком взлетела на бортик колодца. Хеленка диву далась: откуда только взялись прыть и силы у сломленной узницы! Словно открытый замок освободил не только тело ведьмы, но и ее волшебные силы.
- Проклинаю страшным проклятием злодея Перта, - заговорила она громким, ясным голосом. «Как в мегафон!» - подумала Хеленка очередное непонятное слово.
- Проклинаю его самого, и его потомков, прямых и боковых, до сорокового колена. Да исчезнет в мучениях с лица земли проклятый род! Слово мое крепко! Ключ-замок! – и ведьма, подняв над головой замок со вставленным ключом, заперла его и уронила в колодец. Через пару секунд внизу булькнуло.
Все замерли, как заколдованные.
«Ой, сейчас и сама прыгнет!» - ужаснулась Хеленка. Но ведьма не прыгнула, а сунула четыре пальца в рот и свистнула так пронзительно, что у Хеленки в ушах запрыгали горошины.
Из боковой улицы вылетело что-то темное и мохнатое. Хеленка сперва приняла это за медведя, но то был не медведь, а низенькая мохнатая лошаденка. Ведьма спрыгнула с колодезного борта прямо на коняшкину спину, ловко обхватив бока ногами.
И тут Хеленка увидела, что дядя смотрит вовсе не на ведьму, а на нее саму, ясно видимую в лунном свете в белом чепце и светлом жакете. Глаза у дяди Перта нехорошо блестели. Ясно было, что он «сложил два и два» (даже в такой момент лезут непонятные словечки), и прекрасно понял, кто только и мог выпустить ведьму.
Хеленка метнулась под копыта наперерез ведьминому коньку.
- Возьми меня с собой!
Ведьма протянула руку, рванула вверх, Хеленка прыгнула и оказалась у ведьмы за спиной!
- Иииех! – взвизгнула ведьма еще пронзительнее, чем свистела, конек рванулся, и Хеленка не свалилась только потому, что держалась отчаянно. Она держалась за жизнь.
Остались позади крики стражников, дядины командирские вопли, хлопанье окон встревоженных горожан. Теперь они летели сквозь лес. Ведьма лежала на конской шее, а Хеленка на спине у ведьмы. Они не могли приподнять голову, иначе ветки исхлестали бы их и сбили на землю. Конек мчался сквозь чащу, словно куница.
Пахнуло тяжким духом свежего пожарища. Лес отскочил назад – они вылетели на поляну, к реке, к дымящейся руине мельницы. Ведьма тут же спрыгнула на землю, уронив Хеленку. Затекшие руки и ноги не слушались девочку, она только со стороны могла наблюдать, как ведьма подбежала к чему-то светлому, что Хеленке сперва показалось мешком муки, но это был не мешок, а лежащая на земле толстая женщина.
- Мама! – ведьма бросилась обнять лежащую, и отшатнулась, видимо, испугавшись причинить ей боль. Она упала на колени возле раненой.
- Вира… Пришла.
- Сейчас я помогу тебе!
- Не сможешь... Я держалась только, чтоб увидеть тебя, доченька…
- Я прокляла Перта, и его потомков до сорокового колена! – Вира гордо выпрямилась. Глаза ее мстительно блестели. Теперь Хеленка видела перед собой настоящую ведьму.
- Что… ты… наделала. Ты – его дочь.
- Он изнасиловал тебя! – Вира отшатнулась.
- В далекую… весну… мы… любили друг друга.
Вира вскочила и пару секунд переваривала эту новость, потом обошла вокруг тела лежащей и обняла ее голову.
- Мамочка! Зачем, зачем ты пошла на них с вилами! Ведь их было много…
- Не шла… я убегала... догнали…
Рыжая ведьмочка сноровисто выругалась. Потом она пыталась проводить какие-то колдовские реанимационные мероприятия, и Хеленка снова удивлялась, почему в ее голову то и дело приходят несуществующие заковыристые словечки.
Девочка напряженно сидела в сторонке от матери с дочерью и боялась подойти ближе, чтобы не помешать ведьме. С другой стороны, она боялась отойти далеко: ведь оставить ведьму одну в тяжелый момент напоминало бы предательство. С третьей стороны, быть зрителем, и никак не помочь, тоже не лучший образ действий. С четвертой стороны, ей оставалось только переживать, стискивая руки. Когда-то, давно, в другом мире, так делал кто-то…
Мохнатая лошадка паслась рядом, как ни в чем не бывало, хрупая травкой у воды, отталкивая носом разлетевшиеся при пожаре головешки. Хеленка отвлеклась на нее и вздрогнула, когда услышала сдавленные тяжелые рыдания. Вира плакала, ничком упав на землю. Мельничиха умерла.
Поплакав, Вира пригладила волосы покойницы, расправила платье, уложила руки вдоль тела, села рядом, преклонив колени, и запела.
Песня была печальная и тягучая, она текла и текла, как медленная река. Иногда ведьма склонялась над мертвой матерью и что-то ей вполголоса говорила, рассказывала – Хеленка не слышала, что именно, да и не хотела слушать. Это касалось только двоих.
Ушла за лес луна. Темнота сгустилась. Конек превратился в аппетитно хрупающий кусочек мрака. Белело только платье покойной.
У Хеленки затекли ноги. Она давно присмотрела поблизости половик, видимо, брошенный солдатами, уселась на него и, кажется, заснула под медленную жалобную, полную повторений, песню.
Когда она открыла глаза, ведьма по-прежнему сидела у тела матери, полупрозрачного в сером предутреннем свете. Хеленка даже глаза протерла. Но нет, мертвая сделалась бесплотнее легкого слоя тумана, что висел над берегом.
Ведьма теперь не пела, а шептала, покачиваясь. Хеленка во все глаза смотрела, как встает солнце, как уходит туман, а вместе с ним бледнеет тело мельничихи. Наступало прекрасное летнее утро.
Растаял туман, вместе с ним и покойница. Вира встала, потянулась с невольным наслаждением, и громко объявила солнцу, реке и деревьям:
- Моя мать, Селестина Дубравная, соединилась с миром.
Обгоревшая руина мельницы казалась до нелепости чуждой летнему утру. Мельничное колесо уцелело, но накренилось к реке. Странная это была мельница – без дороги. «Может, они привозили зерно и увозили муку по воде?» - подумала Хеленка. Недолго она думала о странностях местной логистики (вот опять –«словцо»).
- Теперь я бездомная сирота, проклятая сама собою. К тому же, как выяснилось, дочь мерзавца! – пожаловалась сияющей природе ведьма.
Хеленка подошла сзади и робко тронула ее за плечо.
- Ты и меня прокляла. Я ведь его племянница.
Та вздрогнула, обернулась и дико уставилась на Хеленку. Девочка поняла, что ведьма напрочь забыла о ней.
- Это я открыла тебе темницу, - пояснила она.
- А! И сунула замок, чтоб я сгоряча сотворила полное проклятие!
У Хеленки аж слезы выступили от такой неблагодарности и несправедливости.
- Ты сама замок выхватила. Я хотела вывести тебя черным ходом, ты сама побежала на площадь. Меня из-за тебя дядя увидел! Если бы не я – гореть бы тебе сейчас на костре!
- Еще неизвестно, кто бы там горел, - пробормотала под нос ведьма.
- Спасибо, что спасла меня. А то дядя запер бы меня в тюрьму.
Ведьма с изумлением смотрела на нее.
- Я тебя спасла?! – она нехорошо засмеялась. – Ты думаешь, я могу кого-то спасти? Ошибаешься, дорогуша! Мы гибнем обе.
- Но ты же можешь снять проклятие! А потом проклясть дядю отдельно. Если захочешь.
- Снять проклятие замкА? Ха! Для этого надо отпереть замок, утопленный в колодце. Ты думаешь, проклятье – это так, детские проказы? Хочу - проклинаю, хочу - возношу? Нет, дорогуша, для этого нужен кураж, и, ух, какая ненависть! На спокойную голову не сделаешь. Даже если я сумею достать замок и открыть его, то проклятие никуда не денется, просто ослабнет. Я же злая вчера была, как никогда в жизни! Хотя нет, - Вира сжала Хеленкину руку, - я не буду открывать замок. Пусть я сдохну, но пусть и он сдохнет, и весь его проклятый род.
- А я-то как же? – тоненько спросила Хеленка.
- Просто подвернулась не вовремя, - пожала плечами ведьма. – Бывает.
Хеленка вдруг со всей полнотой поняла, что никому не нужна. Куда идти? Вернуться домой? Если она сумеет незаметно пробраться, мать, конечно, ее спрячет, но сестры, когда узнают – выболтают дяде. Ее запрут в тюрьму, а дальше – зачем прятаться от себя - костер. Неспроста дядя все чаще обзывает ее ведьмой.
- Очень может быть, - рассуждала тем временем вслух ведьма Вира, - что они уже выудили замок, и теперь едут за нами, чтоб принудить меня открыть его.
Она подбежала к безмятежно дремлющей возле осоки лошадке, вынула из седельных карманов кинжальчик, даже, скорее, просто ножик в красивых деревянных ножнах, и одним прыжком оказалась у мельничного колеса. Всадила острие ножа в палец и брызнула кровью в воду.
Ничего не произошло. Ведьма подождала немного, потом стала выбирать какой палец ей поранить дополнительно. Но тут вода пошла буграми, словно со дна забил мощный ключ, а потом в середине бугра показалась мокрая патлатая голова в водорослях, большая, как у быка, а потом на мостки выполз на брюхе и сам водяной.
Он словно состоял из надутых пузырей разных размеров, обтянутых шкурой с застрявшими в ней водорослями, тиной и ряской. Даже выпученные глазищи, и те были шарообразными.
- А, Вирка! Купаться пришла!
Вира аж захлебнулась от негодования.
- Мать убили! Мельницу сожгли! Ты где был?
Водяной отвел взгляд пузырчатых глаз, потер носище смущенно:
- Да вот, понимаешь, заснул маненько. Просыпаюсь, гляжу: все горит, люди какие-то бегают. Но колесо-то я спас!
- Кому оно нужно, твое поганое колесо! Ты мне вот что скажи: кто живет в колодце на площади в Дубицах?
Водяной, довольный уходом от неприятной темы, с готовностью ответил:
- Так старуха Водяница. Она там давно живет, это все знают.
- Можешь послать ей весточку?
- Отчего же не могу?
- Так вот, попроси ее, чтобы тот замок с ключом, который я вчера бросила в колодец, она никому не отдавала. А я в долгу не останусь.
Сделаешь?
- Отчего же не сделать?
- Смотри, не проспи опять! Ты меня знаешь!
- К чему такой неприличный разговор между друзьями, Вирочка!
- Гляди, пузатый! Если все хорошо устроишь, я тебе при случае ягненка принесу. Когда сумею.
Водяной забурлил, забулькал и ушел на дно, замутив воду.
- Ну, бывай! – Ведьма вынула изо рта раненый палец и повернулась к Хелене. - Как тебя звать-то, спасительница хренова?
- Хеленка.
- Погоди-ка! Не та ли ты Хеленка из Дубиц, которая вещает? – Вира прищурилась, послюнявила здоровый палец и потерла девочке щеку. – Точно! Веточки!
А Хеленке и ни к чему было, что лицо ее после безумной скачки по лесу не чище, чем у водяного.
- Ступай, умойся! Хотя этот старый хрыч всю воду перемутил.
Хеленка исполнила приказание и вернулась к ведьме с мокрым и, возможно, более чистым лицом.
- Да уж… - неопределенно протянула Вира, разглядывая ее отметины. – Поедешь со мной в Шервудский лес!
- Там же… разбойники!
- Вот именно! – недоуменно поглядев на нее, ответила ведьма.
Прода от 6 декабря 2019
Вначале они ехали на Свистуне (так звали лошадку) еловым бором. Огромные ели с прямыми стволами что-то смутно Хеленке напоминали. Вдали раздавался разноголосый стук топоров. Услышав его, Вира побледнела и закусила губу.
Конек ступал в зеленом сумраке по мхам, по хороводам бесцветных поганок и странным восковым цветам с огоньками внутри. Потом начали попадаться молодые елочки, и бор закончился. Дальше начиналась дубрава.
«Другая локация», - Хеленка уже не обращала внимания на все чаще выскакивающие словечки. С голодухи и от злоключений голова ее сделалась пустой и звенящей, и словно плыла над телом. Приближался приступ.
Свистун перешел ручей с незабудками и стрекозами, и они въехали под сень дубравы.
- Шервуд! – бросила через плечо ведьма.
Каждое дерево здесь было совершенством. Лучи солнца пронизывали дубраву, и в подлеске привольно росли шиповник, жимолость, еще какие-то незнакомые Хеленке кустарники.
Из одного такого цветущего куста вывалился под лошадиные ноги тощий бомж. « Опять словечко!». Мужичонка проворно схватил Свистуна за повод.
- Тпру, красотки! Не ко мне ли едете?
Вира приосанилась. Теперь она сидела на своем низкорослом мохнатом коняге, как благородная дама на кровном скакуне.
- Веди нас к атаману!
- А почем тебе знать, может, я и есть атаман?
Хеленка не поняла, что произошло между Вирой и мужичонкой, только он вдруг схватился за щеку, бросил повод и умиротворяюще выставил вперед свободную ладонь:
- Все, все! Понял! Вы не простые! С такой похмелюги и родную бабушку за фею Моргану примешь! – прибавил он в качестве извинения.
