Синяя борода
- Дура такая, - говорила мачеха (Анита сидела тихо, шила и прислушивалась к разговору за тонкой стенкой), - устроила я ее прислугой к вдовому Петрасу. Двух дней не прошло – прибегает девка вся в соплях. Дескать, он ко мне пристает! А ты, дура, думала, он монах, да?! Другая сразу сообразила бы что к чему, допустила бы дядюшку, глядь: через годик-другой и приданое готово. А то и сам женился бы. А так человека хорошего обидела, меня пустобрешкой выставила, и сама – на бобах… Матильда, пристрой ее в замок! Хоть кем. Толку от девки нет, глаза бы мои ее не видели…
- Посмотрю, что можно сделать, - чопорно отвечала гостья. Анита ясно представила, как Матильда поджимает губы и ставит чашку на блюдце. Приятельница мачехи служила старшей горничной в замке графа де Ландрю.
Замок этот возвышался над городом, венчая гору, покрытую черным лесом. Горожане если и ходили в лес на склоне, то не выше подножья – посторонних в замке не любили.
Через пару дней возле дома (который по закону должен бы принадлежать Аните, но мачеха после смерти мужа так ловко распорядилась, что падчерица осталась не только без дома, но и без гроша) остановилась повозка, запряженная мулом. Управлял ею хмурый дед.
Анита с узелком уселась на край повозки, позади тюков и ящиков. Разговаривать через поклажу было неловко, да и возница оказался молчуном. Лишь когда остановил экипаж на хозяйственном дворе замка, буркнул:
- Выкуливайся!
Анита слезла, держа узелок у живота. Набежали поварята, стали разбирать ящики. Вышла сдобная женщина в белом фартуке и чудном чепце, похожем на блин.
- Ты, что ли, новая поломойка? Идем. Сколько тебе лет-то?
- Шестнадцатый.
- Врешь, небось. Худа больно!
- Нет, правда!
- Мне какое дело! Лишь бы работала.
Кроме мытья полов Аните пришлось чистить многочисленные кухонные плиты, и таскать дрова. Любой повар, увидев присевшую передохнуть девушку, тут же посылал ее в кладовку за маслом или мукой, или что там еще ему требовалось.
Однажды ей велели поймать курицу. Упитанная пеструшка, чуя беду, удирала со всех ног, а Анита гналась за ней, не разбирая дороги. Внезапно курица проскочила между двух ботфортов, а Анита с разбегу ткнулась лицом в синее, упругое, пахнущее морем. Когда отпрянула, с ужасом поняла, что налетела на самого графа. В погоне за курицей она забежала в господский сад.
Обомлев, девушка присела в реверансе. Затянутые в замшу пальцы отвели волосы с ее щеки. Когда Анита осмелилась, наконец, поднять ресницы, то увидела несказанно синюю, прямо-таки васильковую, бороду - устремленный на нее обвал завитков.
Добрую улыбку и ласковый взгляд над ней.
Таким граф и стал ей сниться. Во сне она продевала пальцы в колечки волшебной бороды, из бороды выпадали звезды, которые тут же вдевались бриллиантами в синие кольца на ее пальцах. Кольца означали помолвку. Пустой, конечно, сон, несбыточный и отчасти даже неприличный. Где она, и где граф? Но ведь снам не прикажешь, их носит эфирный ветер и дарит, кому захочет.
Мало-помалу Анита освоилась на кухне, из заморыша сделалась веселой румяной девушкой.
Однажды кухонную челядь позвали на именины главного повара. Хотя Анита сидела в дальнем конце стола, стиснутая поварятами, ей достались и кружка эля, и кусок пирога с мясом и даже кусочек коврижки с цукатами, изюмом и сахарной поливкой.
Захмелев, поварята начали болтать.
- У него была уйма жен. Каждый год - новая, а то и две, - рассказывал кто-то вполголоса.
- У кого? – спросила Анита. Эль кружил голову, хотелось плясать и даже летать, успевать всюду. Она казалась себе очень ловкой и умной.
- Да у графа же! Ты что, никогда не слышала?!
- Они умерли?
- Вот то-то и оно. Похорон никто не видел и могил нет. Просто пропали с концами – и все. Оттого больше никто не хочет идти за Синюю бороду замуж.
- Я пошла бы за господина де Ландрю, - брякнула Анита, и слова ее громко прозвучали в тишине, наступившей, впрочем, не из-за нее, а из-за управляющего, который вошел в этот миг на кухню с распоряжением о завтрашнем обеде.
Когда управляющий удалился, молодежь вокруг Аниты загалдела и засмеялась.
- У него борода синяя! – воскликнула ученица кондитерши Лавра, с лицом, усыпанным конопушками, будто корицей. – Как же ты за такого пойдешь?
- Ну и пусть! Мне нравится!
- Не с бородой жить, а с человеком, а он характера злобного! – заметил кто-то рассудительно.
- А ну брысь спать, охальники! Хватит ерунду молоть!
Наутро Аниту дразнили «графской невестой», совали ей в руки графин, накрывали голову полотенцем вместо фаты, но дурачились недолго - вскоре все занялись делами. На кухне не побалуешь.
- Анита! Брось дрова! Тебя на чистую половину требуют!
Девушка с грохотом опустила вязанку, и перешагнув через рассыпавшиеся поленья, поспешила за лакеем под любопытными взглядами поваров и поварят.
Ей велели помыться в лохани, дали новую одежду, простую, но из хорошей ткани, какую не стыдно надеть и королеве, если та вздумает нарядиться простолюдинкой. Расплели закрученные над ушами косички, расчесали волосы, и они упали волнами до пояса. Дали в руку метелку из перьев и послали смахивать пыль в Круглом зале.
Пыли она не нашла, зато увидела множество портретов синебородых мужчин, судя по старинной одежде, давно уже мертвых. Высокие и низкие, худые и толстые, непохожие друг на друга, но все, как один, со злобными лицами. Анита, разинув рот, рассматривала картины, и не заметила, как вошел граф. Словно кто-то невидимый тронул ее за плечо, и она обернулась.
Граф стоял посреди зала, заложив руки за спину, покачивался с носков на пятки и разглядывал ее.
Анита сперва увидела бороду в тугих кольцах, яркую, как синька, которую прачки добавляют в воду после стирки, чтобы чепцы и фартуки выходили белоснежными.
- Поди сюда, дитя, - велел граф. Анита подошла на кукольных негнущихся ногах. Рукой в замшевой перчатке граф больно взял ее за подбородок, повертел личико так и эдак, словно лошадь на ярмарке разглядывал, только что в зубы не полез. Он не узнал ее, и она не узнавала графа. Будто там, в саду, она повстречала другого человека. У этого лицо злое, как на портретах, а у того было добрым.
- Хочешь стать моей женой?
Изумленная Анита лишилась дара речи, но тот же невидимка подул ей в затылок, отчего девушка наклонила голову, и шепнул в ушко: «Почту за честь».
- Почту за честь, - повторила нежданная невеста.
- Еще бы, - усмехнулся граф, повернулся и вышел.
У богатых все быстро делается.
Вот Анита уже стоит у алтаря в скользких шелках, в сетях кисеи, в жемчугах, которые снятся к слезам. А рядом – жених, и борода его синее ядовитого аконита, и каждый завиток словно звено цепи, сковавший их навек. Аните кажется, что это сон. Правда, граф снился ей молодым и ласковым, а наяву его как подменили. Он повелительно смотрит на нее сверху вниз, и Анита теряется, как малая зверушка перед удавом. От такого не сбежишь, как от Петраса! К тому же он честно берет ее в жены.
«Графиня Анна де Ландрю!», - думает Анита, тараща глаза, чтобы проснуться, и украдкой щиплет себя возле локтя. Но сон не кончается, а у локтя появляется синяк.
Быть графиней оказалось в сто раз хуже, чем поломойкой. Днем она мужа почти не встречала (и слава богу), по ночам он мял ее в объятиях, чуть не ломая кости, до крови кусал губы, щипал и сладострастно смеялся, когда она вскрикивала. Борода его, такая красивая и пушистая на вид, на ощупь оказалась влажной и студенистой, словно желе или галантин – Анита вздрагивала от ее прикосновений.
Казалось, граф пытается чего-то добиться от жены: так неудачливый игрок терзает и выворачивает кошелек в поисках чудом завалявшейся монетки, так голодное дитя бьет и кусает пустую материнскую грудь. Анита не могла понять, что ему надо. Похоже, не понимал этого и сам граф.
- Любишь меня? – требовательно спрашивал он, встряхивая девушку, как тряпичную куклу, и заглядывая в глаза.
- Люблю, господин мой, - покорно лепетала та. Получив пару затрещин, она научилась во всем соглашаться с мужем. В ответ граф рычал и скрежетал зубами – может быть, жаждал пылких объятий, которых Анита не умела изобразить.
Правда, иногда он вдруг становился нежен и ласков, просил прощения, чем еще больше пугал бедняжку. Едва мучитель отпускал ее, девушка откатывалась на край постели, сжималась в комочек и зажмуривалась. Она могла немного расслабиться и вздремнуть, лишь когда граф засыпал. Во сне он кричал и дергался. Иногда так стонал, что Анита невольно жалела его. Девушка дивилась, как вообще могла когда-то увлечься таким чудовищем. Теперь муж вызывал у нее только ужас.
Каждое утро по два часа ей приходилось стоять перед зеркалом. Служанки наряжали ее в дорогие платья, шитые каменьями и золотой канителью, прикалывали заморские кружева, навешивали тяжелые бусы и серьги, вплетали в волосы драгоценности. После туалета полагалось идти завтракать. Еду подавали на серебряных тарелках. За спиной стояли три лакея. Анита не столько ела, сколько разбирала кушанье. «Индейку жарил дядюшка Юрас, репу, наверное, парила Марика – она всегда пересушивает, а зелень собирал Юнка». Анита вздыхала и вставала из-за стола почти не поев. Со здешними слугами дружить не получалось – они почтительно кланялись и только. Приказывать же им Анита стеснялась.
Драгоценной куклой слонялась она по драгоценным покоям. Любимым местом ее стала башня, откуда виднелся городок, рассыпанный вдоль реки, а за ним – море, бесконечное, с кораблями, словно висевшими в воздухе. Вот бы уплыть на таком корабле! Неважно, куда, лишь бы прочь отсюда.
Анита строила планы побега, один несбыточнее другого. Она знала только один способ защиты от неприятностей – бегство.
Однажды Аниту среди бела дня позвали к господину.
Прежде такого не случалось. Анита сбежала по винтовой лестнице так быстро, что голова закружилась.
Граф шел ей навстречу, держа связку ключей на кованом кольце.
- Дитя мое, - обратился он к Аните, прожигая девушку огненным взглядом, словно ища нечто внутри ее. - Я должен уехать. Не скучай. Вот тебе ключи от моих сокровищниц. Открывай любую, заходи, бери, что душе угодно, но заклинаю тебя: никогда не входи в дверь, что открывается этим ключиком! Вот этим, поняла?
Он выбрал на связке и показал маленький светлый ключ.
- Если ты хоть каплю любишь меня, то в доказательство любви не входи в эту дверь.
Вдруг лицо его задрожало, как отражение в воде, и граф встал на колени.
Анита чуть не бросилась в смятении наутек, но удержалась, и в руку ей легла холодная, звякнувшая тяжесть. Связка весила как ведро с водой.
- Беги прочь! – вскричал граф звонко, но тут схватился за горло, захрипел и закашлял, словно его придушили.
«Он точно сумасшедший! - подумалось девушке. – Какая уж тут любовь?! Скорее бы уехал! Может, тогда мне в самом деле удастся сбежать?»
- Ну, чего стоишь истуканом? Сокровища в подземелье. Иди, любуйся, - буркнул граф, поднимаясь и обмахивая колени от пыли, и вышел, не сказав более ни слова.
«Нужны мне его сокровища, как же! - думала Анита. – Ой, какой он страшный! Убегу!» Она следила из окна за каретой, пока та не скрылась среди городских домишек. Теперь оставалось придумать, как выбраться из замка. Высокая стена окружала его. Можно бы подкупить стражу, но нечем!
«У меня же ключи от графских сокровищ! И самой деньги в дороге не помешают».
Стараясь не греметь тяжелой связкой, Анита, озираясь, как воровка, спустилась в подземелье.
Про свечу беглянка забыла. К счастью, в нише у лестницы кто-то предусмотрительно оставил масляную лампу и огниво. Анита зажгла фитиль и, прикрывая ладошкой огонек от сквозняка, вступила в темноту и холод. Низкие своды покоились на толстенных колоннах – каменный замок давил на них всей тяжестью. Анита шла, тени выглядывали из-за колонн, и прятались. Малейший звук усиливался и улетал в темноту под сводами. Эхо разносило ее дыхание, делая непомерно громким – казалось, следом топает сопящее чудовище.
«Ни за что не пошла бы сюда, кабы не нужда. Страх-то какой! - думала девушка, поднимая светильник выше. – Вот и двери. Открою».
С усилием, навалившись всем телом, она провернула большой ключ, приведя в движение тугой механизм замка. Раздался щелчок, дверь приоткрылась. Пахнуло могильным тленом.
Просунув в дверь руку со светильником, Анита заглянула внутрь. Терявшееся во мраке пространство было завалено шкурами, шубами, меховыми накидками, покрывалами. Рои потревоженной моли вились над меховыми полями, как пчелы над лугом в летний день. Меха от долгого лежания сопрели, но продолжали храниться и, видимо, считались сокровищами.
Делать здесь было нечего.
Замок на второй двери открывался еще труднее. Здесь хранились латы. Шеренги блестящих панцирей висели на стенах, кирасы, шлемы и полные доспехи валялись на полу, как тела, побитые на поле брани – просто жуть. Тоже ничего полезного. Лишь надежда найти золото гнала девушку вперед.
Анита запирала зал с броней, когда знакомая бесплотная ручка обняла ее плечи и потянула куда-то.
«За мной!» - прозвучал в ее голове голос.
- Ты друг или враг? – то ли спросила, то ли подумала Анита.
«Подруга!» - хихикнули в ответ, и ветерок повеял на щеку Аниты– будто поцеловал.
Она так истосковалась по нормальным человеческим отношениям, что сразу доверилась невидимке. Ей так хотелось иметь подругу, пусть и бестелесную! «А вдруг ветерок приведет меня к тайному ходу?!» Мысленно Анита уже ползла по темному лазу, открывала дверцу в речном обрыве, и… Размечтавшись, не заметила, как очутилась у низкой стрельчатой двери. Дрожащий огонек освещал расписные филенки: единорог, хвостатая звезда, дева с багровым покрывалом…
«Открывай же!»
Скважина была маленькой – как раз по размеру светлого ключика. Анита поняла это и смешалась.
«Не бойся! Тиран врет тебе. За дверью - свобода!»
Анита взяла ключик – он был теплым, словно поданный дружеской рукой. Вставила в скважину, повернула. Замок открылся сразу, с легким щелчком.
За дверью был свет. Забыв, что надо хранить огонек, Анита порывисто шагнула внутрь и отпрянула, выронив светильник.
Она чуть не наступила на окровавленные тела. Женские останки – в драгоценностях, парче, тонких покрывалах. Окоченевшие скрюченные руки в кольцах и браслетах торчали вверх. Она отшатнулась во мрак, но смех, разнесшийся по всему подземелью, приковал ее к месту.
Должно быть, мертвые ей померещились. Обширная келья была пуста, пол – чист, только масло из лампы растеклось по плитам безобразной лужей. Фитиль, разумеется, погас, но келья полнилась сумеречным светом, который становился тем ярче, чем дольше Анита смотрела. Все пространство занимали каменные ящики. Сколько же их здесь?! Каждый накрыт крышкой, и только у одного крышка отставлена в сторону. Девушка с неохотой признала в них саркофаги. Пока Анита оглядывалась, воздух над крышками окрасился. Вначале заблестели драгоценные камни, потом нарисовались цветные складки, сложились в фигуры – проявлялось все больше и больше подробностей, и вот уже веселые красавицы сидят на крышках саркофагов, прямо как служанки в общей комнате на своих койках, и покатываются со смеху.
«Ой, посмотрела бы ты на себя сейчас!»
«Ты что, никогда привидений не видела?»
- Дура такая, - говорила мачеха (Анита сидела тихо, шила и прислушивалась к разговору за тонкой стенкой), - устроила я ее прислугой к вдовому Петрасу. Двух дней не прошло – прибегает девка вся в соплях. Дескать, он ко мне пристает! А ты, дура, думала, он монах, да?! Другая сразу сообразила бы что к чему, допустила бы дядюшку, глядь: через годик-другой и приданое готово. А то и сам женился бы. А так человека хорошего обидела, меня пустобрешкой выставила, и сама – на бобах… Матильда, пристрой ее в замок! Хоть кем. Толку от девки нет, глаза бы мои ее не видели…
- Посмотрю, что можно сделать, - чопорно отвечала гостья. Анита ясно представила, как Матильда поджимает губы и ставит чашку на блюдце. Приятельница мачехи служила старшей горничной в замке графа де Ландрю.
Замок этот возвышался над городом, венчая гору, покрытую черным лесом. Горожане если и ходили в лес на склоне, то не выше подножья – посторонних в замке не любили.
Через пару дней возле дома (который по закону должен бы принадлежать Аните, но мачеха после смерти мужа так ловко распорядилась, что падчерица осталась не только без дома, но и без гроша) остановилась повозка, запряженная мулом. Управлял ею хмурый дед.
Анита с узелком уселась на край повозки, позади тюков и ящиков. Разговаривать через поклажу было неловко, да и возница оказался молчуном. Лишь когда остановил экипаж на хозяйственном дворе замка, буркнул:
- Выкуливайся!
Анита слезла, держа узелок у живота. Набежали поварята, стали разбирать ящики. Вышла сдобная женщина в белом фартуке и чудном чепце, похожем на блин.
- Ты, что ли, новая поломойка? Идем. Сколько тебе лет-то?
- Шестнадцатый.
- Врешь, небось. Худа больно!
- Нет, правда!
- Мне какое дело! Лишь бы работала.
Кроме мытья полов Аните пришлось чистить многочисленные кухонные плиты, и таскать дрова. Любой повар, увидев присевшую передохнуть девушку, тут же посылал ее в кладовку за маслом или мукой, или что там еще ему требовалось.
Однажды ей велели поймать курицу. Упитанная пеструшка, чуя беду, удирала со всех ног, а Анита гналась за ней, не разбирая дороги. Внезапно курица проскочила между двух ботфортов, а Анита с разбегу ткнулась лицом в синее, упругое, пахнущее морем. Когда отпрянула, с ужасом поняла, что налетела на самого графа. В погоне за курицей она забежала в господский сад.
Обомлев, девушка присела в реверансе. Затянутые в замшу пальцы отвели волосы с ее щеки. Когда Анита осмелилась, наконец, поднять ресницы, то увидела несказанно синюю, прямо-таки васильковую, бороду - устремленный на нее обвал завитков.
Добрую улыбку и ласковый взгляд над ней.
Таким граф и стал ей сниться. Во сне она продевала пальцы в колечки волшебной бороды, из бороды выпадали звезды, которые тут же вдевались бриллиантами в синие кольца на ее пальцах. Кольца означали помолвку. Пустой, конечно, сон, несбыточный и отчасти даже неприличный. Где она, и где граф? Но ведь снам не прикажешь, их носит эфирный ветер и дарит, кому захочет.
Мало-помалу Анита освоилась на кухне, из заморыша сделалась веселой румяной девушкой.
Однажды кухонную челядь позвали на именины главного повара. Хотя Анита сидела в дальнем конце стола, стиснутая поварятами, ей достались и кружка эля, и кусок пирога с мясом и даже кусочек коврижки с цукатами, изюмом и сахарной поливкой.
Захмелев, поварята начали болтать.
- У него была уйма жен. Каждый год - новая, а то и две, - рассказывал кто-то вполголоса.
- У кого? – спросила Анита. Эль кружил голову, хотелось плясать и даже летать, успевать всюду. Она казалась себе очень ловкой и умной.
- Да у графа же! Ты что, никогда не слышала?!
- Они умерли?
- Вот то-то и оно. Похорон никто не видел и могил нет. Просто пропали с концами – и все. Оттого больше никто не хочет идти за Синюю бороду замуж.
- Я пошла бы за господина де Ландрю, - брякнула Анита, и слова ее громко прозвучали в тишине, наступившей, впрочем, не из-за нее, а из-за управляющего, который вошел в этот миг на кухню с распоряжением о завтрашнем обеде.
Когда управляющий удалился, молодежь вокруг Аниты загалдела и засмеялась.
- У него борода синяя! – воскликнула ученица кондитерши Лавра, с лицом, усыпанным конопушками, будто корицей. – Как же ты за такого пойдешь?
- Ну и пусть! Мне нравится!
- Не с бородой жить, а с человеком, а он характера злобного! – заметил кто-то рассудительно.
- А ну брысь спать, охальники! Хватит ерунду молоть!
Наутро Аниту дразнили «графской невестой», совали ей в руки графин, накрывали голову полотенцем вместо фаты, но дурачились недолго - вскоре все занялись делами. На кухне не побалуешь.
- Анита! Брось дрова! Тебя на чистую половину требуют!
Девушка с грохотом опустила вязанку, и перешагнув через рассыпавшиеся поленья, поспешила за лакеем под любопытными взглядами поваров и поварят.
Ей велели помыться в лохани, дали новую одежду, простую, но из хорошей ткани, какую не стыдно надеть и королеве, если та вздумает нарядиться простолюдинкой. Расплели закрученные над ушами косички, расчесали волосы, и они упали волнами до пояса. Дали в руку метелку из перьев и послали смахивать пыль в Круглом зале.
Пыли она не нашла, зато увидела множество портретов синебородых мужчин, судя по старинной одежде, давно уже мертвых. Высокие и низкие, худые и толстые, непохожие друг на друга, но все, как один, со злобными лицами. Анита, разинув рот, рассматривала картины, и не заметила, как вошел граф. Словно кто-то невидимый тронул ее за плечо, и она обернулась.
Граф стоял посреди зала, заложив руки за спину, покачивался с носков на пятки и разглядывал ее.
Анита сперва увидела бороду в тугих кольцах, яркую, как синька, которую прачки добавляют в воду после стирки, чтобы чепцы и фартуки выходили белоснежными.
- Поди сюда, дитя, - велел граф. Анита подошла на кукольных негнущихся ногах. Рукой в замшевой перчатке граф больно взял ее за подбородок, повертел личико так и эдак, словно лошадь на ярмарке разглядывал, только что в зубы не полез. Он не узнал ее, и она не узнавала графа. Будто там, в саду, она повстречала другого человека. У этого лицо злое, как на портретах, а у того было добрым.
- Хочешь стать моей женой?
Изумленная Анита лишилась дара речи, но тот же невидимка подул ей в затылок, отчего девушка наклонила голову, и шепнул в ушко: «Почту за честь».
- Почту за честь, - повторила нежданная невеста.
- Еще бы, - усмехнулся граф, повернулся и вышел.
У богатых все быстро делается.
Вот Анита уже стоит у алтаря в скользких шелках, в сетях кисеи, в жемчугах, которые снятся к слезам. А рядом – жених, и борода его синее ядовитого аконита, и каждый завиток словно звено цепи, сковавший их навек. Аните кажется, что это сон. Правда, граф снился ей молодым и ласковым, а наяву его как подменили. Он повелительно смотрит на нее сверху вниз, и Анита теряется, как малая зверушка перед удавом. От такого не сбежишь, как от Петраса! К тому же он честно берет ее в жены.
«Графиня Анна де Ландрю!», - думает Анита, тараща глаза, чтобы проснуться, и украдкой щиплет себя возле локтя. Но сон не кончается, а у локтя появляется синяк.
Быть графиней оказалось в сто раз хуже, чем поломойкой. Днем она мужа почти не встречала (и слава богу), по ночам он мял ее в объятиях, чуть не ломая кости, до крови кусал губы, щипал и сладострастно смеялся, когда она вскрикивала. Борода его, такая красивая и пушистая на вид, на ощупь оказалась влажной и студенистой, словно желе или галантин – Анита вздрагивала от ее прикосновений.
Казалось, граф пытается чего-то добиться от жены: так неудачливый игрок терзает и выворачивает кошелек в поисках чудом завалявшейся монетки, так голодное дитя бьет и кусает пустую материнскую грудь. Анита не могла понять, что ему надо. Похоже, не понимал этого и сам граф.
- Любишь меня? – требовательно спрашивал он, встряхивая девушку, как тряпичную куклу, и заглядывая в глаза.
- Люблю, господин мой, - покорно лепетала та. Получив пару затрещин, она научилась во всем соглашаться с мужем. В ответ граф рычал и скрежетал зубами – может быть, жаждал пылких объятий, которых Анита не умела изобразить.
Правда, иногда он вдруг становился нежен и ласков, просил прощения, чем еще больше пугал бедняжку. Едва мучитель отпускал ее, девушка откатывалась на край постели, сжималась в комочек и зажмуривалась. Она могла немного расслабиться и вздремнуть, лишь когда граф засыпал. Во сне он кричал и дергался. Иногда так стонал, что Анита невольно жалела его. Девушка дивилась, как вообще могла когда-то увлечься таким чудовищем. Теперь муж вызывал у нее только ужас.
Каждое утро по два часа ей приходилось стоять перед зеркалом. Служанки наряжали ее в дорогие платья, шитые каменьями и золотой канителью, прикалывали заморские кружева, навешивали тяжелые бусы и серьги, вплетали в волосы драгоценности. После туалета полагалось идти завтракать. Еду подавали на серебряных тарелках. За спиной стояли три лакея. Анита не столько ела, сколько разбирала кушанье. «Индейку жарил дядюшка Юрас, репу, наверное, парила Марика – она всегда пересушивает, а зелень собирал Юнка». Анита вздыхала и вставала из-за стола почти не поев. Со здешними слугами дружить не получалось – они почтительно кланялись и только. Приказывать же им Анита стеснялась.
Драгоценной куклой слонялась она по драгоценным покоям. Любимым местом ее стала башня, откуда виднелся городок, рассыпанный вдоль реки, а за ним – море, бесконечное, с кораблями, словно висевшими в воздухе. Вот бы уплыть на таком корабле! Неважно, куда, лишь бы прочь отсюда.
Анита строила планы побега, один несбыточнее другого. Она знала только один способ защиты от неприятностей – бегство.
Однажды Аниту среди бела дня позвали к господину.
Прежде такого не случалось. Анита сбежала по винтовой лестнице так быстро, что голова закружилась.
Граф шел ей навстречу, держа связку ключей на кованом кольце.
- Дитя мое, - обратился он к Аните, прожигая девушку огненным взглядом, словно ища нечто внутри ее. - Я должен уехать. Не скучай. Вот тебе ключи от моих сокровищниц. Открывай любую, заходи, бери, что душе угодно, но заклинаю тебя: никогда не входи в дверь, что открывается этим ключиком! Вот этим, поняла?
Он выбрал на связке и показал маленький светлый ключ.
- Если ты хоть каплю любишь меня, то в доказательство любви не входи в эту дверь.
Вдруг лицо его задрожало, как отражение в воде, и граф встал на колени.
Анита чуть не бросилась в смятении наутек, но удержалась, и в руку ей легла холодная, звякнувшая тяжесть. Связка весила как ведро с водой.
- Беги прочь! – вскричал граф звонко, но тут схватился за горло, захрипел и закашлял, словно его придушили.
«Он точно сумасшедший! - подумалось девушке. – Какая уж тут любовь?! Скорее бы уехал! Может, тогда мне в самом деле удастся сбежать?»
- Ну, чего стоишь истуканом? Сокровища в подземелье. Иди, любуйся, - буркнул граф, поднимаясь и обмахивая колени от пыли, и вышел, не сказав более ни слова.
«Нужны мне его сокровища, как же! - думала Анита. – Ой, какой он страшный! Убегу!» Она следила из окна за каретой, пока та не скрылась среди городских домишек. Теперь оставалось придумать, как выбраться из замка. Высокая стена окружала его. Можно бы подкупить стражу, но нечем!
«У меня же ключи от графских сокровищ! И самой деньги в дороге не помешают».
Стараясь не греметь тяжелой связкой, Анита, озираясь, как воровка, спустилась в подземелье.
Про свечу беглянка забыла. К счастью, в нише у лестницы кто-то предусмотрительно оставил масляную лампу и огниво. Анита зажгла фитиль и, прикрывая ладошкой огонек от сквозняка, вступила в темноту и холод. Низкие своды покоились на толстенных колоннах – каменный замок давил на них всей тяжестью. Анита шла, тени выглядывали из-за колонн, и прятались. Малейший звук усиливался и улетал в темноту под сводами. Эхо разносило ее дыхание, делая непомерно громким – казалось, следом топает сопящее чудовище.
«Ни за что не пошла бы сюда, кабы не нужда. Страх-то какой! - думала девушка, поднимая светильник выше. – Вот и двери. Открою».
С усилием, навалившись всем телом, она провернула большой ключ, приведя в движение тугой механизм замка. Раздался щелчок, дверь приоткрылась. Пахнуло могильным тленом.
Просунув в дверь руку со светильником, Анита заглянула внутрь. Терявшееся во мраке пространство было завалено шкурами, шубами, меховыми накидками, покрывалами. Рои потревоженной моли вились над меховыми полями, как пчелы над лугом в летний день. Меха от долгого лежания сопрели, но продолжали храниться и, видимо, считались сокровищами.
Делать здесь было нечего.
Замок на второй двери открывался еще труднее. Здесь хранились латы. Шеренги блестящих панцирей висели на стенах, кирасы, шлемы и полные доспехи валялись на полу, как тела, побитые на поле брани – просто жуть. Тоже ничего полезного. Лишь надежда найти золото гнала девушку вперед.
Анита запирала зал с броней, когда знакомая бесплотная ручка обняла ее плечи и потянула куда-то.
«За мной!» - прозвучал в ее голове голос.
- Ты друг или враг? – то ли спросила, то ли подумала Анита.
«Подруга!» - хихикнули в ответ, и ветерок повеял на щеку Аниты– будто поцеловал.
Она так истосковалась по нормальным человеческим отношениям, что сразу доверилась невидимке. Ей так хотелось иметь подругу, пусть и бестелесную! «А вдруг ветерок приведет меня к тайному ходу?!» Мысленно Анита уже ползла по темному лазу, открывала дверцу в речном обрыве, и… Размечтавшись, не заметила, как очутилась у низкой стрельчатой двери. Дрожащий огонек освещал расписные филенки: единорог, хвостатая звезда, дева с багровым покрывалом…
«Открывай же!»
Скважина была маленькой – как раз по размеру светлого ключика. Анита поняла это и смешалась.
«Не бойся! Тиран врет тебе. За дверью - свобода!»
Анита взяла ключик – он был теплым, словно поданный дружеской рукой. Вставила в скважину, повернула. Замок открылся сразу, с легким щелчком.
За дверью был свет. Забыв, что надо хранить огонек, Анита порывисто шагнула внутрь и отпрянула, выронив светильник.
Она чуть не наступила на окровавленные тела. Женские останки – в драгоценностях, парче, тонких покрывалах. Окоченевшие скрюченные руки в кольцах и браслетах торчали вверх. Она отшатнулась во мрак, но смех, разнесшийся по всему подземелью, приковал ее к месту.
Должно быть, мертвые ей померещились. Обширная келья была пуста, пол – чист, только масло из лампы растеклось по плитам безобразной лужей. Фитиль, разумеется, погас, но келья полнилась сумеречным светом, который становился тем ярче, чем дольше Анита смотрела. Все пространство занимали каменные ящики. Сколько же их здесь?! Каждый накрыт крышкой, и только у одного крышка отставлена в сторону. Девушка с неохотой признала в них саркофаги. Пока Анита оглядывалась, воздух над крышками окрасился. Вначале заблестели драгоценные камни, потом нарисовались цветные складки, сложились в фигуры – проявлялось все больше и больше подробностей, и вот уже веселые красавицы сидят на крышках саркофагов, прямо как служанки в общей комнате на своих койках, и покатываются со смеху.
«Ой, посмотрела бы ты на себя сейчас!»
«Ты что, никогда привидений не видела?»
