Вдоль верхней, самой широкой, шел ряд окон, или стеклянных дверей, с закругленным верхом. Лу, подобрав плащ, поднялась к среднему, открытому. Она почувствовала, как чудесно жить в доме, где есть такие удивительные двери-окна, как хорошо сходить по ступеням в сад…
За дверью открылся просторный зал, где могла поместиться вся харчевня с частью двора. Под потолком висело нечто вроде белого облака, непонятного в темноте. Пол блестел, как поверхность озера.
Сегодня с Лу случилось столько всего удивительного, что она просто застыла на пороге, приоткрыв рот. Потом вспомнила наказ Кая и шмыгнула вбок, за штору зеленого бархата. Простой бархат ей приходилось видеть, а вот узорчатый – никогда.
Она мяла пальцами штору, прикидывая, сгодится ли чудесная ткань на платье, когда услышала протяжный скрип двери. Кто-то вошел, почти неслышно ступая. Это был явно не Кай. Зачем он крадется? Это вор? Нет, кто-то заметил Лу и пришел за ней!
Девушка замерла, забыв дышать. Тихие, неровные шаги проследовали на середину зала. Сквозь переплетение ткани Лу увидела свет. Зажгли свечу. Несколько свечей!
Шаги прошаркали к стене с окнами. Скосив глаза в щелку занавеса, девушка разглядела руку в обшлаге с серебряным шитьем и палку в ней. Палка поднялась и опустилась. Запахло пылью. Некто в расшитом камзоле закрывал шторы.
«Наверное, это сам господин Рэдис! - подумала Лу, ни жива ни мертва от страха. – Что будет, если он меня увидит! Меня здесь нет!»
Человек с палкой торжественно продвигался вдоль ряда окон, мерно и монотонно, словно заведенный, поднимая и опуская палку. Он остановился в шаге от Лу, чтобы закрыть створки, повернул ручку, и удивительный, золотого цвета, штырь запер раму сразу сверху и снизу. Подвинься рука в перчатке чуть вбок, она могла бы коснуться плеча девушки.
«Меня здесь нет! Меня здесь нет!» – повторяла про себя Лу, не чуя самое себя от ужаса. Ей казалось, что за ее занавеской – пусто.
Старик сдвинул палкой штору, за которой стояла Лу, и та, не успевши отступить вместе с тканью, примороженная ужасом, увидела прямо перед собой слезящиеся старческие глазки и бугристый нос, отвисшую бледную губу и плохо выбритый подбородок в седой щетине. «Меня здесь нет!» Старик словно не видел ее. «Меня здесь нет!»
Два шаркающих шага вбок, и вот он поднимает палку, чтоб закрывая соседнее окно. Лу нырнула за штору.
Снова скрипнула дверь – коротко и резко – как вскрикнула.
- Привет, Кентор. Не гаси свечи – оставь мне пару, - услышав голос любимого, Лу от облегчения чуть не стекла по стенке.
- Здравствуйте, сэн Кай. Слушаю вас. Доброй вам ночи.
- Доброй ночи и тебе, Кентор.
Долго шаркали неровные шаги, наконец, заскрипела дверь. И через некоторое время:
- Лу! Ты здесь?
Лу выглянула из-за шторы.
- Ох! Как я испугалась!
- Испугалась старого Кентора? Вот уж кого можно не бояться! Он сразу забывает все, к чему повернется спиной.
«Но почему он меня не видел?» Лу не могла избавиться от ощущения нереальности, словно только что видела дурной сон.
- Кай, он слепой?
- Кентор? С чего ты взяла? Глуховат немножко, а так - дедок еще хоть куда.
Кай разбежался и прокатился по скользкому полу до середины зала. Облако под потолком оказалось зачехленной люстрой. С нее свисала светиленка о пяти свечках. Кай аккуратно задул их, вынул и в замешательстве покатал на ладони, не зная, куда деть.
- Давай я спрячу в карман фартука
- Славно. Держи.
Кай вел ее за руку по темным комнатам, освещенным только луной, потом они поднялись по лестнице, изогнутой, как раковина улитки, свернули в коридор, и еще по лестнице, теперь прямой – ох, какой огромный дом!
Остановились у двери, такой высокой, что в ней, как в воротах, имелась калитка. Кай постучал особым образом, калитка приотворилась, явив внимательный черный глаз, а потом распахнулась полностью. Они вошли.
В комнате повсюду валялись платья. В свете единственного свечного огонька блестело шитье, кружева, грани камней. Лу сперва не заметила хозяйку всего этого богатства, а увидев, сразу сделала реверанс.
Их впустила девушка с вьющимися черными волосами, прямыми бровями и чувственными губами. Что бы Кай ни говорил, они с сестрой походили друг на друга.
- Это и есть твое чудо? – спросила Каэлла (а это, конечно, была Каэлла – кто же еще). Голос у нее был восхитительный – грудной и волнующий. И тут же, не дожидаясь ответа:
- Вас не заметили?
Кай самодовольно фыркнул.
- Кого ты спрашиваешь!
- Ладно! Я отпустила Нанетту, сказала, что мне пора учиться обходиться без горничных – и теперь не знаю, где взять свечи. Вот, сижу в темноте.
- Мы принесли.
Лу, опять же с реверансом, подала сестре Кая свечки.
- Очень кстати! Тебе пора отучаться от холопских привычек, милая. Представляю, Кай, как она будет выглядеть в универе, когда начнет приседать на каждом шагу, словно гусыня с яйцом в ж…е.
Лу заморгала: аристократка выражалась прямо как ее бывший хозяин.
Продолжая болтать, Каэлла зажигала и расставляла свечи, прилепляя их прямо на мебель. Из тьмы выступили резные деревянные тюльпаны, листья и завитки.
- Ну-ка, дай разгляжу твое приобретение! Ничего так, - сказала она, поворачивая Лу во все стороны с бесцеремонностью хозяйки, выбирающей на базаре кусок мяса. – Боюсь только, что глуповата. Сможет ли эта дурочка изобразить меня?
И опять, не дожидаясь ответа:
- Обучена ли ты грамоте, милая?
- Да, госпожа, - Лу покачнулась, поскольку снова попыталась присесть, но вовремя удержалась от реверанса.
Каэлла состроила рожу, словно ее тошнило.
- Какая еще «госпожа». Ты – аристократка, задолби себе это! Ты сама для всех госпожа. Единственно возможное для тебя обращение – «сэнна», да и то только к избранным. Ну-ка, прочти здесь, - Каэлла отчеркнула ногтем, блестящим, как овальное зеркальце, абзац в большой книге, такой старой, что страницы ее казались мягкими.
- «На зеленой поляне перед благородным рыцарем Ланселотом вырос великан ростом с башню. Из ноздрей и ушей его валил дым…»
Лу словно увидела картинку из чудесной жизни. Ей очень хотелось узнать, что случилось дальше с рыцарем и великаном, но Каэлла захлопнула книгу и продолжила расспросы.
- Кто научил тебя? Я слышала, ты воспитывалась в таверне? Разве служанок учат чтению?
Лу не знала, на который из вопросов ей отвечать.
- Да, я жила в харчевне. Там есть гостиница, точнее, комната для приезжих на втором этаже. Лет пять назад у нас заночевал один ученый старик. Конечно, ученый, как же иначе: он вез с собой большой сундук с книгами, такой тяжелый, что кучер со слугой еле его втащили, и еще много малых - с какими-то стеклянными штуками внутри. Он так дорожил этими малыми сундучками, что никому не доверил нести их – сам поднимал по лестнице. Гнулся весь, бедняга - только бы стеклышки не растрясти. Вот спину и надорвал. К утру не мог встать с кровати и застрял у нас ажно на две недели.
Каэлла сморщила носик, услышав просторечное словечко, и с упреком взглянула на брата.
- Хоть бы ты пообтесал ее немного, Кай.
- Сойдет! Там будет полно ребяток из опустившихся родов.
- Но я-то не из опустившегося рода! Ладно, милая. Значит, этот старикан и обучил тебя грамоте?
- Да. Я должна была носить ему еду наверх. Каждый раз, как я приходила, он писал на моей ладони букву, и говорил, как она звучит и как называется.
- И что же, за две недели он выучил тебя читать? Врет, небось, - обратилась она к брату.
- Почему? Может, этот старик был чародеем.
- Ну, разве что.
- У нас не так много времени, Кайя. Лучше займись ее экипировкой.
Каэлла показала брату язык.
- Милая, - она царственно взмахнула рукой - ты можешь взять любые платья из лежащих здесь. Бери хоть все – только они в сундук не влезут.
Лу даже попятилась – она никогда не видела таких прекрасных нарядов, не говоря о том, чтобы осмелиться надеть…
- Небо! Где ты нашел такую дикарку, Кай! Не пяться, ты же не лошадь, а дама, блин! Кай, она безнадежна!
- Сестренка, какая есть, такая есть – другой нам все равно не найти.
- О, вечные силы тьмы! Померяй вот это.
Каэлла взяла бархатное платье с золотыми прошвами, полыхнувшее алым в свете свечей.
При упоминании сил тьмы Лу быстро и незаметно сложила пальцы в фигу.
- Раздевайся – что ты застыла! Кай, отвернись: видишь, простушка стесняется.
Тот, пробормотав насмешливое, повернулся спиной.
Лу спряталась в тень от громоздкого шкафа, на полке которого оплывали свечи, развязала фартук, переступила через полосатую юбку и, под выжидательным взглядом Каэллы, стащила с себя рубаху.
Теперь она осталась голой, будто собиралась войти в реку.
Каэлла брезгливо швырнула ей белый комок.
- Под платьем дамы носят шемизетку, иногда – две. На ногах - чулки. Запомни и не перепутай. Надевай!
Подхваченный Лу комок оказался рубашкой из тонкой, почти тающей на пальцах скользкой ткани, обшитой, где только возможно, кружевами. Дивная одежка обняла тело.
- Мне бы что попроще, - пробормотала она, чувствуя жар на щеках.
- У меня нет «попроще», - отрезала Каэлла. – Надеюсь, у тебя не слишком много вшей. Видишь ли, милая, я не могу взять с собой всю свою одежду. Любовь требует жертв! – Они с братом переглянулись и рассмеялись.
Алое с золотом платье повисло мешком на изящной миниатюрной фигурке Лу.
- Мда! Она низкорослая и худая, - объявила Каэлла, покусывая локон. – Талию, ладно - затянем кушаком. А вот что делать с подолом?
- Я подошью!
- Хорошо бы… Но где взять иголки?
- У меня с собой! – Лу достала из кармана валяющегося на полу фартука деревянный футлярчик, и тут же, прямо на себе, принялась подгибать широкую золотую кайму и приметывать ее на живую нитку.
- Хм! Ловкая служаночка, - впервые одобрила ее Каэлла.
Ненужные уже свечи растеклись восковыми лепешками. Их острые огоньки сменил утренний свет, пока еще серый и бесцветный. Кай спал на разбросанных платьях, закрыв лицо кружевным подолом. Лу затягивала ремни на дорожном сундуке, полном невероятных сокровищ. Если бы Каэлла вдруг превратилась в птицу, или из зеркала вышла бы фея с волшебной палочкой, Лу ничуть не удивилась бы. Ее уже ничто не могло удивить.
Готовые в дорогу баулы Каэллы – их тоже уложила Лу - ждали в гардеробной. Все-таки Каэлле не удалось обойтись без помощи горничной.
Когда солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы вернуть миру дневные краски, Лу прыгала в лесу под старинным дубом. Башмачки из перчаточной кожи и шелковые чулочки не годились для холодного утра. Хорошо еще, что Каэлла сумела отыскать свою детскую обувку, поскольку ее нынешние туфли болтались на Лу, хоть веревкой подвязывай, а Каэлла сказала, что благородные дамы так не делают. Зато плащ, подбитый стриженым мехом, который она должна была передать Каэлле, грел как весеннее солнышко.
Лу вначале боялась оставаться наедине с любвеобильным кавалером Каэллы, но постепенно успокоилась. На этот раз его занимал предстоящий побег, а не любовные игры. Конечно, каждый раз, слезая с дерева, он для порядка чмокал Лу в губы, обзывал «Лушкой» и «розанчиком», давал «леща» или щипал залихватски, но тем дело и ограничивалось. Может, у господ вообще так принято. Вон Каэлла как сквернословит! Из господ мужеского пола она знала своего хозяина Юхаса, посетителей кабака, ненаглядного Кая и, вот, теперь еще Кагена. Все они вели себя примерно одинаково.
Она уже знала, что похитителя Каэллы зовут Каген, что он сын богатого купца, что отец доверил ему доходное место: заведовать факторией в Серендибе, откуда везут основу основ их благосостояния – пряности. Познакомилась и с высоким конем, который лакомился лесной травкой, выбирая ту, на которой еще не высохла холодная роса. Коня звали Самум, что означало «сильный ветер в пустыне».
- Едут, едут! – заорал Каген, прыгая вниз по веткам дуба, что твоя обезьяна на ярмарке. На Лу посыпались желуди и листья. Парень соскочил на землю прямо перед ней. Самум поднял голову и заржал.
- Давай, розанчик, губки на прощание – при Каэлле уже не поцелуешься!
Поцелуй длился бесконечно – девушка аж задохнулась. После чего они встали по бокам дуба с невинным видом, словно ствол разделял их все время ожидания.
По тропинке спешила Каэлла. Полы ее серой шелковой накидки с капюшоном стелились по воздуху.
Лу тут же протянула ей теплый плащ, но Каэлла бросилась мимо нее на шею Кагену и срослась с ним в поцелуе. Лу пожалела, что поторопилась снять теплую одежку.
- Ты что стоишь? – гневно бросила ей Каэлла, извернувшись в объятиях. – Закутайся в накидку и бегом к карете! А то Филидор подумает, что я животом скорблю. А плащ брось на траву, он нам пригодится. Так ведь, милый? – проворковала она нежно.
Лу хотела сделать на прощание книксен, но вовремя спохватилась, только наклонила голову и произнесла:
- Счастья вам и удачи!
И страшно удивилась, когда Каэлла, оставив любимого, вдруг догнала ее и, глядя в глаза, серьезно сказала вполголоса:
- Не слишком доверяй моему брату.
«Не слишком доверяй моему брату». Что бы это значило?
Карета тряслась на камешках, подпрыгивала на ямках и кочках, кренилась на ухабах, поскрипывала, постанывала – ехать в ней оказалось далеко не так удобно, как мнилось со стороны.
Через пару часов выматывающей душу езды они выбрались на большак, дорога сделалась ровнее, и, хотя здесь было на что посмотреть, Лу разомлела в сладком тепле под боком у любимого и задремала, а потом крепко заснула, положив голову ему на колени. Кай, кажется, тоже спал.
Разбудила их внезапная остановка.
Лу тут же потянулась к окну.
- Капюшон надень, балда! - прошипел Кай.
Ах, да! Кучер Филидор не должен ее видеть, а то с него станется рассказать старшим Рэдисам об остановке в лесу, внезапном исчезновении молодой госпожи и появлении некоей блондинки.
Они приехали.
Карета стояла в длинном ряду всевозможных экипажей и всадников. Лу надвинула капюшон чуть ли ни на нос и прилипла к окну. Кай перестал делать ей замечания, поскольку сам уставился во второе окно.
- Мариенбор! – прошептал он благоговейно.
Обширный газон подковой окружали прекрасные старинные здания из камня медового цвета. По сравнению с ними особняк сэнов Рэдисов казался не слишком умело сделанной дорогой игрушкой.
Справа и слева от ворот, дальше которых карета не могла проехать из-за очереди, росли два древних платана с пестрыми стволами. Возможно, лиственные великаны появились здесь раньше университета. Увидев могучие деревья, Лу навсегда отдала им свое сердце. Она почувствовала, что, наконец, находится там, где ей следует быть. Возможно, то же чувство испытывали все входящие в университетский двор.
Удивительное зрелище заставило девушку забыть обо всем.
За дверью открылся просторный зал, где могла поместиться вся харчевня с частью двора. Под потолком висело нечто вроде белого облака, непонятного в темноте. Пол блестел, как поверхность озера.
Сегодня с Лу случилось столько всего удивительного, что она просто застыла на пороге, приоткрыв рот. Потом вспомнила наказ Кая и шмыгнула вбок, за штору зеленого бархата. Простой бархат ей приходилось видеть, а вот узорчатый – никогда.
Она мяла пальцами штору, прикидывая, сгодится ли чудесная ткань на платье, когда услышала протяжный скрип двери. Кто-то вошел, почти неслышно ступая. Это был явно не Кай. Зачем он крадется? Это вор? Нет, кто-то заметил Лу и пришел за ней!
Девушка замерла, забыв дышать. Тихие, неровные шаги проследовали на середину зала. Сквозь переплетение ткани Лу увидела свет. Зажгли свечу. Несколько свечей!
Шаги прошаркали к стене с окнами. Скосив глаза в щелку занавеса, девушка разглядела руку в обшлаге с серебряным шитьем и палку в ней. Палка поднялась и опустилась. Запахло пылью. Некто в расшитом камзоле закрывал шторы.
«Наверное, это сам господин Рэдис! - подумала Лу, ни жива ни мертва от страха. – Что будет, если он меня увидит! Меня здесь нет!»
Человек с палкой торжественно продвигался вдоль ряда окон, мерно и монотонно, словно заведенный, поднимая и опуская палку. Он остановился в шаге от Лу, чтобы закрыть створки, повернул ручку, и удивительный, золотого цвета, штырь запер раму сразу сверху и снизу. Подвинься рука в перчатке чуть вбок, она могла бы коснуться плеча девушки.
«Меня здесь нет! Меня здесь нет!» – повторяла про себя Лу, не чуя самое себя от ужаса. Ей казалось, что за ее занавеской – пусто.
Старик сдвинул палкой штору, за которой стояла Лу, и та, не успевши отступить вместе с тканью, примороженная ужасом, увидела прямо перед собой слезящиеся старческие глазки и бугристый нос, отвисшую бледную губу и плохо выбритый подбородок в седой щетине. «Меня здесь нет!» Старик словно не видел ее. «Меня здесь нет!»
Два шаркающих шага вбок, и вот он поднимает палку, чтоб закрывая соседнее окно. Лу нырнула за штору.
Снова скрипнула дверь – коротко и резко – как вскрикнула.
- Привет, Кентор. Не гаси свечи – оставь мне пару, - услышав голос любимого, Лу от облегчения чуть не стекла по стенке.
- Здравствуйте, сэн Кай. Слушаю вас. Доброй вам ночи.
- Доброй ночи и тебе, Кентор.
Долго шаркали неровные шаги, наконец, заскрипела дверь. И через некоторое время:
- Лу! Ты здесь?
Лу выглянула из-за шторы.
- Ох! Как я испугалась!
- Испугалась старого Кентора? Вот уж кого можно не бояться! Он сразу забывает все, к чему повернется спиной.
«Но почему он меня не видел?» Лу не могла избавиться от ощущения нереальности, словно только что видела дурной сон.
- Кай, он слепой?
- Кентор? С чего ты взяла? Глуховат немножко, а так - дедок еще хоть куда.
Кай разбежался и прокатился по скользкому полу до середины зала. Облако под потолком оказалось зачехленной люстрой. С нее свисала светиленка о пяти свечках. Кай аккуратно задул их, вынул и в замешательстве покатал на ладони, не зная, куда деть.
- Давай я спрячу в карман фартука
- Славно. Держи.
Кай вел ее за руку по темным комнатам, освещенным только луной, потом они поднялись по лестнице, изогнутой, как раковина улитки, свернули в коридор, и еще по лестнице, теперь прямой – ох, какой огромный дом!
Остановились у двери, такой высокой, что в ней, как в воротах, имелась калитка. Кай постучал особым образом, калитка приотворилась, явив внимательный черный глаз, а потом распахнулась полностью. Они вошли.
В комнате повсюду валялись платья. В свете единственного свечного огонька блестело шитье, кружева, грани камней. Лу сперва не заметила хозяйку всего этого богатства, а увидев, сразу сделала реверанс.
Их впустила девушка с вьющимися черными волосами, прямыми бровями и чувственными губами. Что бы Кай ни говорил, они с сестрой походили друг на друга.
- Это и есть твое чудо? – спросила Каэлла (а это, конечно, была Каэлла – кто же еще). Голос у нее был восхитительный – грудной и волнующий. И тут же, не дожидаясь ответа:
- Вас не заметили?
Кай самодовольно фыркнул.
- Кого ты спрашиваешь!
- Ладно! Я отпустила Нанетту, сказала, что мне пора учиться обходиться без горничных – и теперь не знаю, где взять свечи. Вот, сижу в темноте.
- Мы принесли.
Лу, опять же с реверансом, подала сестре Кая свечки.
- Очень кстати! Тебе пора отучаться от холопских привычек, милая. Представляю, Кай, как она будет выглядеть в универе, когда начнет приседать на каждом шагу, словно гусыня с яйцом в ж…е.
Лу заморгала: аристократка выражалась прямо как ее бывший хозяин.
Продолжая болтать, Каэлла зажигала и расставляла свечи, прилепляя их прямо на мебель. Из тьмы выступили резные деревянные тюльпаны, листья и завитки.
- Ну-ка, дай разгляжу твое приобретение! Ничего так, - сказала она, поворачивая Лу во все стороны с бесцеремонностью хозяйки, выбирающей на базаре кусок мяса. – Боюсь только, что глуповата. Сможет ли эта дурочка изобразить меня?
И опять, не дожидаясь ответа:
- Обучена ли ты грамоте, милая?
- Да, госпожа, - Лу покачнулась, поскольку снова попыталась присесть, но вовремя удержалась от реверанса.
Каэлла состроила рожу, словно ее тошнило.
- Какая еще «госпожа». Ты – аристократка, задолби себе это! Ты сама для всех госпожа. Единственно возможное для тебя обращение – «сэнна», да и то только к избранным. Ну-ка, прочти здесь, - Каэлла отчеркнула ногтем, блестящим, как овальное зеркальце, абзац в большой книге, такой старой, что страницы ее казались мягкими.
- «На зеленой поляне перед благородным рыцарем Ланселотом вырос великан ростом с башню. Из ноздрей и ушей его валил дым…»
Лу словно увидела картинку из чудесной жизни. Ей очень хотелось узнать, что случилось дальше с рыцарем и великаном, но Каэлла захлопнула книгу и продолжила расспросы.
- Кто научил тебя? Я слышала, ты воспитывалась в таверне? Разве служанок учат чтению?
Лу не знала, на который из вопросов ей отвечать.
- Да, я жила в харчевне. Там есть гостиница, точнее, комната для приезжих на втором этаже. Лет пять назад у нас заночевал один ученый старик. Конечно, ученый, как же иначе: он вез с собой большой сундук с книгами, такой тяжелый, что кучер со слугой еле его втащили, и еще много малых - с какими-то стеклянными штуками внутри. Он так дорожил этими малыми сундучками, что никому не доверил нести их – сам поднимал по лестнице. Гнулся весь, бедняга - только бы стеклышки не растрясти. Вот спину и надорвал. К утру не мог встать с кровати и застрял у нас ажно на две недели.
Каэлла сморщила носик, услышав просторечное словечко, и с упреком взглянула на брата.
- Хоть бы ты пообтесал ее немного, Кай.
- Сойдет! Там будет полно ребяток из опустившихся родов.
- Но я-то не из опустившегося рода! Ладно, милая. Значит, этот старикан и обучил тебя грамоте?
- Да. Я должна была носить ему еду наверх. Каждый раз, как я приходила, он писал на моей ладони букву, и говорил, как она звучит и как называется.
- И что же, за две недели он выучил тебя читать? Врет, небось, - обратилась она к брату.
- Почему? Может, этот старик был чародеем.
- Ну, разве что.
- У нас не так много времени, Кайя. Лучше займись ее экипировкой.
Каэлла показала брату язык.
- Милая, - она царственно взмахнула рукой - ты можешь взять любые платья из лежащих здесь. Бери хоть все – только они в сундук не влезут.
Лу даже попятилась – она никогда не видела таких прекрасных нарядов, не говоря о том, чтобы осмелиться надеть…
- Небо! Где ты нашел такую дикарку, Кай! Не пяться, ты же не лошадь, а дама, блин! Кай, она безнадежна!
- Сестренка, какая есть, такая есть – другой нам все равно не найти.
- О, вечные силы тьмы! Померяй вот это.
Каэлла взяла бархатное платье с золотыми прошвами, полыхнувшее алым в свете свечей.
При упоминании сил тьмы Лу быстро и незаметно сложила пальцы в фигу.
- Раздевайся – что ты застыла! Кай, отвернись: видишь, простушка стесняется.
Тот, пробормотав насмешливое, повернулся спиной.
Лу спряталась в тень от громоздкого шкафа, на полке которого оплывали свечи, развязала фартук, переступила через полосатую юбку и, под выжидательным взглядом Каэллы, стащила с себя рубаху.
Теперь она осталась голой, будто собиралась войти в реку.
Каэлла брезгливо швырнула ей белый комок.
- Под платьем дамы носят шемизетку, иногда – две. На ногах - чулки. Запомни и не перепутай. Надевай!
Подхваченный Лу комок оказался рубашкой из тонкой, почти тающей на пальцах скользкой ткани, обшитой, где только возможно, кружевами. Дивная одежка обняла тело.
- Мне бы что попроще, - пробормотала она, чувствуя жар на щеках.
- У меня нет «попроще», - отрезала Каэлла. – Надеюсь, у тебя не слишком много вшей. Видишь ли, милая, я не могу взять с собой всю свою одежду. Любовь требует жертв! – Они с братом переглянулись и рассмеялись.
Алое с золотом платье повисло мешком на изящной миниатюрной фигурке Лу.
- Мда! Она низкорослая и худая, - объявила Каэлла, покусывая локон. – Талию, ладно - затянем кушаком. А вот что делать с подолом?
- Я подошью!
- Хорошо бы… Но где взять иголки?
- У меня с собой! – Лу достала из кармана валяющегося на полу фартука деревянный футлярчик, и тут же, прямо на себе, принялась подгибать широкую золотую кайму и приметывать ее на живую нитку.
- Хм! Ловкая служаночка, - впервые одобрила ее Каэлла.
Прода от 23.03.2020
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой Лу въезжает во врата нового мира.
Ненужные уже свечи растеклись восковыми лепешками. Их острые огоньки сменил утренний свет, пока еще серый и бесцветный. Кай спал на разбросанных платьях, закрыв лицо кружевным подолом. Лу затягивала ремни на дорожном сундуке, полном невероятных сокровищ. Если бы Каэлла вдруг превратилась в птицу, или из зеркала вышла бы фея с волшебной палочкой, Лу ничуть не удивилась бы. Ее уже ничто не могло удивить.
Готовые в дорогу баулы Каэллы – их тоже уложила Лу - ждали в гардеробной. Все-таки Каэлле не удалось обойтись без помощи горничной.
Когда солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы вернуть миру дневные краски, Лу прыгала в лесу под старинным дубом. Башмачки из перчаточной кожи и шелковые чулочки не годились для холодного утра. Хорошо еще, что Каэлла сумела отыскать свою детскую обувку, поскольку ее нынешние туфли болтались на Лу, хоть веревкой подвязывай, а Каэлла сказала, что благородные дамы так не делают. Зато плащ, подбитый стриженым мехом, который она должна была передать Каэлле, грел как весеннее солнышко.
Лу вначале боялась оставаться наедине с любвеобильным кавалером Каэллы, но постепенно успокоилась. На этот раз его занимал предстоящий побег, а не любовные игры. Конечно, каждый раз, слезая с дерева, он для порядка чмокал Лу в губы, обзывал «Лушкой» и «розанчиком», давал «леща» или щипал залихватски, но тем дело и ограничивалось. Может, у господ вообще так принято. Вон Каэлла как сквернословит! Из господ мужеского пола она знала своего хозяина Юхаса, посетителей кабака, ненаглядного Кая и, вот, теперь еще Кагена. Все они вели себя примерно одинаково.
Она уже знала, что похитителя Каэллы зовут Каген, что он сын богатого купца, что отец доверил ему доходное место: заведовать факторией в Серендибе, откуда везут основу основ их благосостояния – пряности. Познакомилась и с высоким конем, который лакомился лесной травкой, выбирая ту, на которой еще не высохла холодная роса. Коня звали Самум, что означало «сильный ветер в пустыне».
- Едут, едут! – заорал Каген, прыгая вниз по веткам дуба, что твоя обезьяна на ярмарке. На Лу посыпались желуди и листья. Парень соскочил на землю прямо перед ней. Самум поднял голову и заржал.
- Давай, розанчик, губки на прощание – при Каэлле уже не поцелуешься!
Поцелуй длился бесконечно – девушка аж задохнулась. После чего они встали по бокам дуба с невинным видом, словно ствол разделял их все время ожидания.
По тропинке спешила Каэлла. Полы ее серой шелковой накидки с капюшоном стелились по воздуху.
Лу тут же протянула ей теплый плащ, но Каэлла бросилась мимо нее на шею Кагену и срослась с ним в поцелуе. Лу пожалела, что поторопилась снять теплую одежку.
- Ты что стоишь? – гневно бросила ей Каэлла, извернувшись в объятиях. – Закутайся в накидку и бегом к карете! А то Филидор подумает, что я животом скорблю. А плащ брось на траву, он нам пригодится. Так ведь, милый? – проворковала она нежно.
Лу хотела сделать на прощание книксен, но вовремя спохватилась, только наклонила голову и произнесла:
- Счастья вам и удачи!
И страшно удивилась, когда Каэлла, оставив любимого, вдруг догнала ее и, глядя в глаза, серьезно сказала вполголоса:
- Не слишком доверяй моему брату.
«Не слишком доверяй моему брату». Что бы это значило?
Карета тряслась на камешках, подпрыгивала на ямках и кочках, кренилась на ухабах, поскрипывала, постанывала – ехать в ней оказалось далеко не так удобно, как мнилось со стороны.
Через пару часов выматывающей душу езды они выбрались на большак, дорога сделалась ровнее, и, хотя здесь было на что посмотреть, Лу разомлела в сладком тепле под боком у любимого и задремала, а потом крепко заснула, положив голову ему на колени. Кай, кажется, тоже спал.
Разбудила их внезапная остановка.
Лу тут же потянулась к окну.
- Капюшон надень, балда! - прошипел Кай.
Ах, да! Кучер Филидор не должен ее видеть, а то с него станется рассказать старшим Рэдисам об остановке в лесу, внезапном исчезновении молодой госпожи и появлении некоей блондинки.
Они приехали.
Карета стояла в длинном ряду всевозможных экипажей и всадников. Лу надвинула капюшон чуть ли ни на нос и прилипла к окну. Кай перестал делать ей замечания, поскольку сам уставился во второе окно.
- Мариенбор! – прошептал он благоговейно.
Обширный газон подковой окружали прекрасные старинные здания из камня медового цвета. По сравнению с ними особняк сэнов Рэдисов казался не слишком умело сделанной дорогой игрушкой.
Справа и слева от ворот, дальше которых карета не могла проехать из-за очереди, росли два древних платана с пестрыми стволами. Возможно, лиственные великаны появились здесь раньше университета. Увидев могучие деревья, Лу навсегда отдала им свое сердце. Она почувствовала, что, наконец, находится там, где ей следует быть. Возможно, то же чувство испытывали все входящие в университетский двор.
Удивительное зрелище заставило девушку забыть обо всем.
