- Или такой!
Схематическая фигурка из палочек сложилась в воздухе перед притихшими девушками. Палочки постучали друг о друга, призывая к вниманию, и толстуха вернулась в первоначальный вид.
- Я хочу вложить в ваши головки, что танец может быть прекрасен независимо от физических кондиций танцовщицы.
Зазвучала музыка, под которую так и хотелось затанцевать.
Толстуха пошла вперед. Ее руки извивались, как шарф на ветру, все быстрее и быстрее. Сделав несколько замысловатых шагов, она заиграла бедрами. Девушки стояли, разинув рты. Бедра танцовщицы выписывали восьмерки, арки и дуги в сумасшедшем ритме, а руки плыли медленно, сами по себе. Когда танец закончился, зрительницы сообразили, что совсем не замечали ни жировых складок на боках, ни морщин – очарованные движениями.
- До каникул, я надеюсь, мы разучим эту простенькую связочку, - сказала учительница. – Обращайтесь ко мне «сэнна Мелита». Имени достаточно. Итак, начнем: волна руками.
Некоторое время все мучили волну.
- Что там за юное дарование? – прищурилась сэнна Мелита. - Да, да, ты, в заднем ряду! Иди сюда, к зеркалу.
Соседки вокруг зашептали: «Это тебя», Лу недоверчиво огляделась. Все смотрели на нее. Спрятаться было негде. Пришлось выйти вперед.
Оказавшись перед высокими, красивыми и уверенными в себе юными аристократками, Лу совершенно смешалась. Она-то надеялась прожить невидимкой.
- Ну-ка: волна!
Лу проделала волну руками.
- А теперь - за счет плеч! Хорошо! Вот так! Достаточно. Видите девушки: малютка смущена, зажата, а ручки ее между тем бегут, как волны под ветром, как сама музыка. Душа танца ведет их. Вот к чему надо стремиться. Встань, деточка, на место. Нет, поближе: сзади ты ничего не увидишь при твоем-то росточке.
Лу встала с самого края, счастливая оттого, что ее похвалили, и в полном смятении оттого, что ее заметили.
Как-то, месяц спустя, когда занятия уже шли вовсю, в Большом зале Одилия дернула Лу за рукав, показывая на миниатюрную изящную брюнеточку с извилистой фигурой.
Лу не поняла, в чем дело.
- Это же сэнна Мелита! – объяснила Одилия недоумевающей подружке.
- Зачем же она показывается на уроках в виде толстой старухи?
- Она же объяснила: что б научить нас, что внешний вид, коли ты умеешь танцевать, ничего не значит, и прочее бла-бла-бла.
- А какой ее облик настоящий?
- Этого никто не знает.
- А ты как узнала, что это она?
- В отличие от некоторых, я разговариваю! У меня множество друзей, и я не сижу по углам, как таракан, – Одилия изображала ехидство, но, на самом деле, ни капли не вредничала. Ей нравилась Лу. Она взяла девушку под свое покровительство.
Лу и рада бы не «сидеть по углам». Ей нравились многие девочки, она с удовольствием сошлась бы с ними поближе, кокетничала бы с Вилисом, и даже с загадочным Джерихом, если бы тот соблаговолил снизойти к простым смертным, но страх разоблачения вечно угнетал ее. В общежитии кипела жизнь. Только в комнате, где жила Лу, атмосфера оставалась угрюмой. Общительная Одилия возвращалась поздно, где-то пропадала и Чармиан. Пару раз Лу замечала ее промокшие и перемазанные грязью туфли. Вечерами только Лу и надутая Гарайя молча сидели на своих кроватях, приспустив занавески, и зубрили.
Зато в соседние комнаты по вечерам то и дело заваливались гости с Вилисом во главе. Он пел песни, старинные и новые, в том числе, собственного сочинения. В комнату набивались желающие попеть и послушать. Поначалу приходила и Лу, прячась за спинами, но Вилис всегда замечал ее. Он тут же начинал распевать любовные баллады, шутливо обращаясь к бедняжке, словно к даме сердца, отчего Лу краснела, обмирала и готова была сквозь землю провалиться. Бочком выбиралась она из комнаты и убегала к себе.
Сталкиваясь с ней в коридорах, Вилис всегда галантно шутил и всячески выказывал интерес, но Лу стояла столб столбом, коря себя за неловкость и молчаливость. Ведь Вилис думал, что она сестра Кая, и сердце ее свободно. Лу считала себя обязанной хранить возлюбленному верность. «Какой же дурой я кажусь Вилису!», - мучилась бедняжка. Но бард, похоже, дурой ее не считал и стараний не оставлял.
Как ни нравилось Лу в университете, душа ее пребывала в смятении: отношения с Каем мучили ее.
В Выгородце она полюбила веселого, безалаберного, капризного, но ласкового, как телок, барича. Теперь Кай повернулся к ней мрачной стороной. Он страшно трусил, что их связь откроется; сделался подозрительным, злобным, но при этом постоянно требовал свиданий с Лу, и, самое тяжкое, сам того не сознавая, винил ее во всех бедах.
- Не знаю, что хуже: спать с сестрой, или протащить в университет шлюху, - мрачно говорил он. - В любом случае, когда это раскроется, нам с тобой крышка… Я даже не знаю, что они сделают! А меня еще и родители убьют до кучи. Какого беса ты полезла сюда!
Лу заражалась его страхом.
- Может быть, пока не будем встречаться, а? – робко предлагала она. - Раз так опасно…
И умолкала под тяжелым взглядом. Кай озирался, и, если считал, что их никто не видит, грубо притягивал к себе Лу и целовал так, словно хотел отгрызть ей губы. Теперь его ласки все чаще причиняли боль.
- Зачем тогда я тащил с собой шлюху? - он с ненавистью смотрел на растерянную Лу.
А что она могла возразить? Действительно, как можно назвать девушку, которая самовольно сошлась с парнем, да еще и убежала с ним? Как можно назвать простолюдинку, которая выдает себя за аристократку? Конечно, Лу могла напомнить, что прикрывает бегство Каэллы, но какой смысл – ведь Кай и сам про это знал.
Когда любимый впервые обозвал ее грубым словом, Лу вздрогнула, как от удара прутом, и сжалась. Прошлое догнало ее. А она, наивная, думала, что сумела обмануть судьбу, убежала, оставив беды и унижения в харчевне. Как-то раз весной Кай увидел ее, приласкал, назвал желанной, и девичья душа стала робко раскрываться навстречу жизни – и вот он разом, грубо все отобрал. Прошлое никуда не делось. «Не гулять вороне в павлиньих перьях», - как говаривала с ожесточением ее хозяйка, тоже, по сути, несчастная женщина.
За годы рабства хозяйские кулаки вбили в Лу послушание. Она считала себя обязанной угождать всем, и Каю тоже. Кроме того, она все еще думала, что любит Кая, что должна его любить…
Свидания не приносили Каю радости, для Лу вообще превращались в настоящее мучение, но он продолжал с извращенной настойчивостью искать тайных встреч, словно наказывал их обоих. К счастью, молодым людям редко удавалось остаться вдвоем. Случайно или намерено так вышло, но в Мариенборе отсутствовали укромные места. Во всяком случае, первокурсникам трудно было уединиться. И уж точно, Каю с Лусетой, фальшивым родственникам, которые не могли попросить друзей оставить их одних в комнате на часочек. Однажды, когда они целовались в нише у круглого окна на верхней лестничной площадке, точнее, когда под видом ласк Кай терзал Лу, вымещая на ней свои страх и тоску, на лестнице раздались голоса. Двое поднимались, говоря о лесе.
Кай мигом отпихнул Лу, и громко сказал:
- Выброси его из головы!
Лу только захлопала ресницами.
- Я не позволю своей сестре встречаться с этим фигляром Вилисом!
«Вот молодец - здорово выкрутился! – пронеслось в голове, и одновременно, - Он заметил, что мне нравится Вилис!». Она сжалась.
Любопытные третьекурсники, заглянув на верхнюю площадку, обнаружили понурую сестренку в слезах и полного праведного гнева брата, и пошли прочь. А, дела семейные!
- Найди место, где мы сможем встречаться, как следует. Мне мало одних поцелуев! Тебе-то, конечно без разницы… Потаскуха!
И Лу, несчастная трактирная чернавка, осмелившаяся считать себя человеком, пошла по тропинке, где так счастливо гуляла в день приезда. Тропинка вела вдоль реки. Теперь Лу знала, что река зовется Азурой, и что истоки ее лежат во многих мирах. Выше по течению в Азуру впадала Яузлар, в Яузлар впадала маленькая родная Чернушка.
Столько чудес творилось в этом удивительном мире, а Лу совестилась даже поднять глаза, даже взглянуть на реку, когда-то приласкавшую ее, реку, в водах которой она недавно плыла, свободная, как рыбка, как ветер, как вода. Неужели ей никогда не стать такой, как Одилия, Карлотта, как… Вилис. Она ведь учится не хуже их, и они принимают ее. Но никто не догадывается, что она - самозванка… Но что бы ни говорил Кай, она не шлюха, и никогда не изменит ему.
Такая горькая каша варилась в голове у Лусеты. Она свернула в лес, и, полазив в кустах, отыскала закрытую со всех сторон полянку под старинным буком с раздвоенным стволом. Местечко показалось подходящим. Ничейная земля на границе парка и леса, не принадлежащая ни людям, ни чудищам. В любом случае, кусты скроют парочку от нечаянного взгляда.
Кай притащил плащ и плед. Почувствовав себя в безопасности, он повеселел и стал отчасти похож на прежнего Кая, вот только Лу ему уже не радовалась и подчинялась лишь из чувства долга.
Кай натешился, и они лежали друг подле друга, пока сумерки не сделали их лица таинственными. Кай обводил травинкой ее профиль. Вдруг вздрогнул.
- Что? – приподнялась на локте Лу.
- Чуешь?
- Нет…
- За нами следят!
Это «за нами следят» стало его пунктиком и порядком утомляло девушку.
Но здесь, на границе леса, листья сразу недобро зашумели, хрустнула ветка – под чьей-то лапой? Копытом? Тени сгустились, просветы в кронах многоглазо замигали.
Лу перестала дышать. «Нас здесь нет!»
Шумели листья. Где-то далеко крикнула ночная птица. Лес наполнился мириадами звуков. Лу услышала ритмичные удары, и вслушивалась с ужасом, пока не сообразила, что это стучит ее сердце.
Снова хрустнула ветка. Еще ближе. Потом подальше. Тишина.
Лусета и Кай обнаружили, что лежат, судорожно вцепившись друг в друга.
- Ушло…
- Кажется, да.
- Что это было?
Кай помотал головой.
- Без понятия.
Молча и торопливо они подхватили подстилки, оставив примятой траву. Побежали прочь. Возле бука Лу дернула Кая за рукав, показывая на утоптанный пятачок. Кто-то прятался за деревом, пока они миловались, всего в дюжине шагов от них.
Парочка припустила во весь дух через темные заросли. Несколько раз они спотыкались и падали, пока не выбрались на парковые дорожки.
Наконец, за стволами замигали огни общежития. Кай остановился, тяжело дыша.
- Сиди на лавке, считай до ста, потом иди. Вернемся раздельно.
Лу аккуратно свернула пледы, отдала Каю, и тот ушел, не оглядываясь.
Девушка смотрела ему вслед. Она посидела еще немного, выжидая время, и вдруг на нее снизошел покой.
Был вечер. На ажурной скамье под сенью липы сидела, задумавшись, девушка в платье цвета поздних сумерек. Сквозь прогалок в кроне подглядывал молоденький месяц. Они с девушкой смотрели друг на друга. Если бы она всегда могла сидеть так всегда!
Когда совсем стемнело, Лу встала и неторопливо пошла к себе, поглаживая пальцами культи веток живой изгороди, обрезанных ножницами садовника.
А от раздвоенного бука отделилась тень. Кто-то в длинном плаще разглядывал землю, прикрывая ладонью огонек свечи. Когда в световой круг попал квадрат смятой травы под кустами, человек, скрытый плащом и темнотой, удовлетворенно хмыкнул.
- Как мы говорили на прошлом занятии, Великий маг Морион, покинув королевскую службу, предпринял длительное путешествие, в процессе которого холм Мариенбор был освобожден от власти Зеленого монстра – эта сцена зафиксирована на университетском гербе. Каждый может с ней ознакомиться. После чего, на вышеуказанном холме великий маг основал университет с одноименным названием.
Осанистый, могучего сложения сэн Грон, расхаживал туда-сюда перед аудиторией, постукивая указкой по кафедре, по передним столам, по подоконнику и монотонно излагал свой предмет. Урок только начался, но студенты уже клевали носами.
Вдруг сэн Грон резко остановился. Глаза его остекленели.
- Извините, - сказал он, через пару секунд обретя нормальный вид, - я вынужден прервать урок.
И растаял.
После короткого молчания все заговорили разом.
- Что это было?
- Лес сломал барьер, надо понимать. Больше нечему.
- Это постоянно случается – сейчас его восстановят.
- Но ведь нам ничего не грозит?
- Конечно, нет! Ректор поддерживает защиту. Он поэтому и не выходит к людям. Но иногда ему требуется помощь магов.
- А ты откуда знаешь?
- У меня брат на пятом курсе.
- А старшекурсники тоже участвуют в защите?
- Хо! Еще как!
- И твой брат участвовал?
- А то! Он одного козла так приложил, что тот облысел!
- Так что, ребят, я не понял: все, урок кончился? Можно расходиться, что ли?
- Я могу рассказать про битву Мориона и Зеленого монстра, - влез на стул и вытянулся во весь невеликий росточек вундеркинд Пек, но его попросту не заметили. Все радовались неожиданно свалившемуся свободному времени.
- А пошли на башню! Вдруг увидим битву!
- Фиг мы чего увидим!
Но идея подняться на башню понравилась.
Навстречу веселой толпе валила еще одна – урок по Рунам тоже внезапно оборвался. В толчее чья-то рука нежно коснулась пальцев Лу – она подумала, что задела ветку с листьями. Оглянулась – нет, на нее смотрел зелеными глазами и улыбался Вилис.
Лу невольно заулыбалась в ответ.
- Извини, - сказал музыкант, - если напугал. Я сочинил тебе песню, но никак не могу найти тебя, чтоб ее спеть. Ты всегда исчезаешь. А в последнее время и вовсе пропала. Пожалуйста, послушай. Мы легко догоним остальных, когда ты захочешь.
Вилис – такой открытый, такой добрый. Склонил голову набок, улыбается, в глаза заглядывает. Ах, Вилис…
Лу воровато стрельнула глазами в сторону однокурсников. Вереница прогульщиков втягивалась в арку под башней. Кая среди них не было. Наверное, уже вошел внутрь и поднимался по ступенькам.
«Но ведь нет ничего плохого, если я послушаю песню? Это не измена. Или измена? Нет, конечно. Тут нет ничего зазорного. А если Вилис распустит руки, я дам ему по морде».
- Для меня еще никто не писал песен, - сказала Лу.
- Я сочиняю ее с тех пор, как увидел тебя, - засмеялся Виллис. – Подбираю слова и аккорды. Я обычно быстро пишу, а твоя песня никак не удавалась. Ты такая… Вот видишь, опять не могу найти слов! Пойдем к прудику. Там есть удобная скамейка под ивой. Эту песню лучше слушать у воды.
Лу еще раз оглянулась на башню и пошла с Вилисом, чувствуя себя если не преступницей, то сильно виноватой.
Они шли на порядочном расстоянии друг от друга, каждый по своей стороне дорожки. Вилис на ходу пощипывал струны, подкручивал колки. Он не трогал Лу, что удивляло и настораживало девушку. Все знакомые ей парни первым делом давали волю рукам. Подобное обращение было ей в внове, и Лу опасалась незнакомого, поэтому особо подвоха.
Схематическая фигурка из палочек сложилась в воздухе перед притихшими девушками. Палочки постучали друг о друга, призывая к вниманию, и толстуха вернулась в первоначальный вид.
- Я хочу вложить в ваши головки, что танец может быть прекрасен независимо от физических кондиций танцовщицы.
Зазвучала музыка, под которую так и хотелось затанцевать.
Толстуха пошла вперед. Ее руки извивались, как шарф на ветру, все быстрее и быстрее. Сделав несколько замысловатых шагов, она заиграла бедрами. Девушки стояли, разинув рты. Бедра танцовщицы выписывали восьмерки, арки и дуги в сумасшедшем ритме, а руки плыли медленно, сами по себе. Когда танец закончился, зрительницы сообразили, что совсем не замечали ни жировых складок на боках, ни морщин – очарованные движениями.
- До каникул, я надеюсь, мы разучим эту простенькую связочку, - сказала учительница. – Обращайтесь ко мне «сэнна Мелита». Имени достаточно. Итак, начнем: волна руками.
Некоторое время все мучили волну.
- Что там за юное дарование? – прищурилась сэнна Мелита. - Да, да, ты, в заднем ряду! Иди сюда, к зеркалу.
Соседки вокруг зашептали: «Это тебя», Лу недоверчиво огляделась. Все смотрели на нее. Спрятаться было негде. Пришлось выйти вперед.
Оказавшись перед высокими, красивыми и уверенными в себе юными аристократками, Лу совершенно смешалась. Она-то надеялась прожить невидимкой.
- Ну-ка: волна!
Лу проделала волну руками.
- А теперь - за счет плеч! Хорошо! Вот так! Достаточно. Видите девушки: малютка смущена, зажата, а ручки ее между тем бегут, как волны под ветром, как сама музыка. Душа танца ведет их. Вот к чему надо стремиться. Встань, деточка, на место. Нет, поближе: сзади ты ничего не увидишь при твоем-то росточке.
Лу встала с самого края, счастливая оттого, что ее похвалили, и в полном смятении оттого, что ее заметили.
Как-то, месяц спустя, когда занятия уже шли вовсю, в Большом зале Одилия дернула Лу за рукав, показывая на миниатюрную изящную брюнеточку с извилистой фигурой.
Лу не поняла, в чем дело.
- Это же сэнна Мелита! – объяснила Одилия недоумевающей подружке.
- Зачем же она показывается на уроках в виде толстой старухи?
- Она же объяснила: что б научить нас, что внешний вид, коли ты умеешь танцевать, ничего не значит, и прочее бла-бла-бла.
- А какой ее облик настоящий?
- Этого никто не знает.
- А ты как узнала, что это она?
- В отличие от некоторых, я разговариваю! У меня множество друзей, и я не сижу по углам, как таракан, – Одилия изображала ехидство, но, на самом деле, ни капли не вредничала. Ей нравилась Лу. Она взяла девушку под свое покровительство.
Лу и рада бы не «сидеть по углам». Ей нравились многие девочки, она с удовольствием сошлась бы с ними поближе, кокетничала бы с Вилисом, и даже с загадочным Джерихом, если бы тот соблаговолил снизойти к простым смертным, но страх разоблачения вечно угнетал ее. В общежитии кипела жизнь. Только в комнате, где жила Лу, атмосфера оставалась угрюмой. Общительная Одилия возвращалась поздно, где-то пропадала и Чармиан. Пару раз Лу замечала ее промокшие и перемазанные грязью туфли. Вечерами только Лу и надутая Гарайя молча сидели на своих кроватях, приспустив занавески, и зубрили.
Зато в соседние комнаты по вечерам то и дело заваливались гости с Вилисом во главе. Он пел песни, старинные и новые, в том числе, собственного сочинения. В комнату набивались желающие попеть и послушать. Поначалу приходила и Лу, прячась за спинами, но Вилис всегда замечал ее. Он тут же начинал распевать любовные баллады, шутливо обращаясь к бедняжке, словно к даме сердца, отчего Лу краснела, обмирала и готова была сквозь землю провалиться. Бочком выбиралась она из комнаты и убегала к себе.
Сталкиваясь с ней в коридорах, Вилис всегда галантно шутил и всячески выказывал интерес, но Лу стояла столб столбом, коря себя за неловкость и молчаливость. Ведь Вилис думал, что она сестра Кая, и сердце ее свободно. Лу считала себя обязанной хранить возлюбленному верность. «Какой же дурой я кажусь Вилису!», - мучилась бедняжка. Но бард, похоже, дурой ее не считал и стараний не оставлял.
Как ни нравилось Лу в университете, душа ее пребывала в смятении: отношения с Каем мучили ее.
В Выгородце она полюбила веселого, безалаберного, капризного, но ласкового, как телок, барича. Теперь Кай повернулся к ней мрачной стороной. Он страшно трусил, что их связь откроется; сделался подозрительным, злобным, но при этом постоянно требовал свиданий с Лу, и, самое тяжкое, сам того не сознавая, винил ее во всех бедах.
- Не знаю, что хуже: спать с сестрой, или протащить в университет шлюху, - мрачно говорил он. - В любом случае, когда это раскроется, нам с тобой крышка… Я даже не знаю, что они сделают! А меня еще и родители убьют до кучи. Какого беса ты полезла сюда!
Лу заражалась его страхом.
- Может быть, пока не будем встречаться, а? – робко предлагала она. - Раз так опасно…
И умолкала под тяжелым взглядом. Кай озирался, и, если считал, что их никто не видит, грубо притягивал к себе Лу и целовал так, словно хотел отгрызть ей губы. Теперь его ласки все чаще причиняли боль.
- Зачем тогда я тащил с собой шлюху? - он с ненавистью смотрел на растерянную Лу.
А что она могла возразить? Действительно, как можно назвать девушку, которая самовольно сошлась с парнем, да еще и убежала с ним? Как можно назвать простолюдинку, которая выдает себя за аристократку? Конечно, Лу могла напомнить, что прикрывает бегство Каэллы, но какой смысл – ведь Кай и сам про это знал.
Когда любимый впервые обозвал ее грубым словом, Лу вздрогнула, как от удара прутом, и сжалась. Прошлое догнало ее. А она, наивная, думала, что сумела обмануть судьбу, убежала, оставив беды и унижения в харчевне. Как-то раз весной Кай увидел ее, приласкал, назвал желанной, и девичья душа стала робко раскрываться навстречу жизни – и вот он разом, грубо все отобрал. Прошлое никуда не делось. «Не гулять вороне в павлиньих перьях», - как говаривала с ожесточением ее хозяйка, тоже, по сути, несчастная женщина.
За годы рабства хозяйские кулаки вбили в Лу послушание. Она считала себя обязанной угождать всем, и Каю тоже. Кроме того, она все еще думала, что любит Кая, что должна его любить…
Свидания не приносили Каю радости, для Лу вообще превращались в настоящее мучение, но он продолжал с извращенной настойчивостью искать тайных встреч, словно наказывал их обоих. К счастью, молодым людям редко удавалось остаться вдвоем. Случайно или намерено так вышло, но в Мариенборе отсутствовали укромные места. Во всяком случае, первокурсникам трудно было уединиться. И уж точно, Каю с Лусетой, фальшивым родственникам, которые не могли попросить друзей оставить их одних в комнате на часочек. Однажды, когда они целовались в нише у круглого окна на верхней лестничной площадке, точнее, когда под видом ласк Кай терзал Лу, вымещая на ней свои страх и тоску, на лестнице раздались голоса. Двое поднимались, говоря о лесе.
Кай мигом отпихнул Лу, и громко сказал:
- Выброси его из головы!
Лу только захлопала ресницами.
- Я не позволю своей сестре встречаться с этим фигляром Вилисом!
«Вот молодец - здорово выкрутился! – пронеслось в голове, и одновременно, - Он заметил, что мне нравится Вилис!». Она сжалась.
Любопытные третьекурсники, заглянув на верхнюю площадку, обнаружили понурую сестренку в слезах и полного праведного гнева брата, и пошли прочь. А, дела семейные!
- Найди место, где мы сможем встречаться, как следует. Мне мало одних поцелуев! Тебе-то, конечно без разницы… Потаскуха!
И Лу, несчастная трактирная чернавка, осмелившаяся считать себя человеком, пошла по тропинке, где так счастливо гуляла в день приезда. Тропинка вела вдоль реки. Теперь Лу знала, что река зовется Азурой, и что истоки ее лежат во многих мирах. Выше по течению в Азуру впадала Яузлар, в Яузлар впадала маленькая родная Чернушка.
Столько чудес творилось в этом удивительном мире, а Лу совестилась даже поднять глаза, даже взглянуть на реку, когда-то приласкавшую ее, реку, в водах которой она недавно плыла, свободная, как рыбка, как ветер, как вода. Неужели ей никогда не стать такой, как Одилия, Карлотта, как… Вилис. Она ведь учится не хуже их, и они принимают ее. Но никто не догадывается, что она - самозванка… Но что бы ни говорил Кай, она не шлюха, и никогда не изменит ему.
Такая горькая каша варилась в голове у Лусеты. Она свернула в лес, и, полазив в кустах, отыскала закрытую со всех сторон полянку под старинным буком с раздвоенным стволом. Местечко показалось подходящим. Ничейная земля на границе парка и леса, не принадлежащая ни людям, ни чудищам. В любом случае, кусты скроют парочку от нечаянного взгляда.
Кай притащил плащ и плед. Почувствовав себя в безопасности, он повеселел и стал отчасти похож на прежнего Кая, вот только Лу ему уже не радовалась и подчинялась лишь из чувства долга.
Кай натешился, и они лежали друг подле друга, пока сумерки не сделали их лица таинственными. Кай обводил травинкой ее профиль. Вдруг вздрогнул.
- Что? – приподнялась на локте Лу.
- Чуешь?
- Нет…
- За нами следят!
Это «за нами следят» стало его пунктиком и порядком утомляло девушку.
Но здесь, на границе леса, листья сразу недобро зашумели, хрустнула ветка – под чьей-то лапой? Копытом? Тени сгустились, просветы в кронах многоглазо замигали.
Лу перестала дышать. «Нас здесь нет!»
Шумели листья. Где-то далеко крикнула ночная птица. Лес наполнился мириадами звуков. Лу услышала ритмичные удары, и вслушивалась с ужасом, пока не сообразила, что это стучит ее сердце.
Снова хрустнула ветка. Еще ближе. Потом подальше. Тишина.
Лусета и Кай обнаружили, что лежат, судорожно вцепившись друг в друга.
- Ушло…
- Кажется, да.
- Что это было?
Кай помотал головой.
- Без понятия.
Молча и торопливо они подхватили подстилки, оставив примятой траву. Побежали прочь. Возле бука Лу дернула Кая за рукав, показывая на утоптанный пятачок. Кто-то прятался за деревом, пока они миловались, всего в дюжине шагов от них.
Парочка припустила во весь дух через темные заросли. Несколько раз они спотыкались и падали, пока не выбрались на парковые дорожки.
Наконец, за стволами замигали огни общежития. Кай остановился, тяжело дыша.
- Сиди на лавке, считай до ста, потом иди. Вернемся раздельно.
Лу аккуратно свернула пледы, отдала Каю, и тот ушел, не оглядываясь.
Девушка смотрела ему вслед. Она посидела еще немного, выжидая время, и вдруг на нее снизошел покой.
Был вечер. На ажурной скамье под сенью липы сидела, задумавшись, девушка в платье цвета поздних сумерек. Сквозь прогалок в кроне подглядывал молоденький месяц. Они с девушкой смотрели друг на друга. Если бы она всегда могла сидеть так всегда!
Когда совсем стемнело, Лу встала и неторопливо пошла к себе, поглаживая пальцами культи веток живой изгороди, обрезанных ножницами садовника.
А от раздвоенного бука отделилась тень. Кто-то в длинном плаще разглядывал землю, прикрывая ладонью огонек свечи. Когда в световой круг попал квадрат смятой травы под кустами, человек, скрытый плащом и темнотой, удовлетворенно хмыкнул.
Прода от 23.04.20
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой с урока исчезает профессор, а затем – студенты.
- Как мы говорили на прошлом занятии, Великий маг Морион, покинув королевскую службу, предпринял длительное путешествие, в процессе которого холм Мариенбор был освобожден от власти Зеленого монстра – эта сцена зафиксирована на университетском гербе. Каждый может с ней ознакомиться. После чего, на вышеуказанном холме великий маг основал университет с одноименным названием.
Осанистый, могучего сложения сэн Грон, расхаживал туда-сюда перед аудиторией, постукивая указкой по кафедре, по передним столам, по подоконнику и монотонно излагал свой предмет. Урок только начался, но студенты уже клевали носами.
Вдруг сэн Грон резко остановился. Глаза его остекленели.
- Извините, - сказал он, через пару секунд обретя нормальный вид, - я вынужден прервать урок.
И растаял.
После короткого молчания все заговорили разом.
- Что это было?
- Лес сломал барьер, надо понимать. Больше нечему.
- Это постоянно случается – сейчас его восстановят.
- Но ведь нам ничего не грозит?
- Конечно, нет! Ректор поддерживает защиту. Он поэтому и не выходит к людям. Но иногда ему требуется помощь магов.
- А ты откуда знаешь?
- У меня брат на пятом курсе.
- А старшекурсники тоже участвуют в защите?
- Хо! Еще как!
- И твой брат участвовал?
- А то! Он одного козла так приложил, что тот облысел!
- Так что, ребят, я не понял: все, урок кончился? Можно расходиться, что ли?
- Я могу рассказать про битву Мориона и Зеленого монстра, - влез на стул и вытянулся во весь невеликий росточек вундеркинд Пек, но его попросту не заметили. Все радовались неожиданно свалившемуся свободному времени.
- А пошли на башню! Вдруг увидим битву!
- Фиг мы чего увидим!
Но идея подняться на башню понравилась.
Навстречу веселой толпе валила еще одна – урок по Рунам тоже внезапно оборвался. В толчее чья-то рука нежно коснулась пальцев Лу – она подумала, что задела ветку с листьями. Оглянулась – нет, на нее смотрел зелеными глазами и улыбался Вилис.
Лу невольно заулыбалась в ответ.
- Извини, - сказал музыкант, - если напугал. Я сочинил тебе песню, но никак не могу найти тебя, чтоб ее спеть. Ты всегда исчезаешь. А в последнее время и вовсе пропала. Пожалуйста, послушай. Мы легко догоним остальных, когда ты захочешь.
Вилис – такой открытый, такой добрый. Склонил голову набок, улыбается, в глаза заглядывает. Ах, Вилис…
Лу воровато стрельнула глазами в сторону однокурсников. Вереница прогульщиков втягивалась в арку под башней. Кая среди них не было. Наверное, уже вошел внутрь и поднимался по ступенькам.
«Но ведь нет ничего плохого, если я послушаю песню? Это не измена. Или измена? Нет, конечно. Тут нет ничего зазорного. А если Вилис распустит руки, я дам ему по морде».
- Для меня еще никто не писал песен, - сказала Лу.
- Я сочиняю ее с тех пор, как увидел тебя, - засмеялся Виллис. – Подбираю слова и аккорды. Я обычно быстро пишу, а твоя песня никак не удавалась. Ты такая… Вот видишь, опять не могу найти слов! Пойдем к прудику. Там есть удобная скамейка под ивой. Эту песню лучше слушать у воды.
Лу еще раз оглянулась на башню и пошла с Вилисом, чувствуя себя если не преступницей, то сильно виноватой.
Они шли на порядочном расстоянии друг от друга, каждый по своей стороне дорожки. Вилис на ходу пощипывал струны, подкручивал колки. Он не трогал Лу, что удивляло и настораживало девушку. Все знакомые ей парни первым делом давали волю рукам. Подобное обращение было ей в внове, и Лу опасалась незнакомого, поэтому особо подвоха.
