— Мы не просто выбрасываем, — говорил он, ведя машину сквозь пустые улицы. — Мы — утилизируем. Город полон дыр, в которые можно провалиться без следа. Каналы, промышленные котлованы, старые коллекторы. Нужно лишь знать, в какую из них никто не заглядывает.
Через сорок минут они выехали к зданию, которое, на первый взгляд, было заброшенной насосной станцией. Двор зарос бурьяном, часть забора упала. Алексей вышел, обошёл здание и снял ржавый навес с большого люка в земле.
— Здесь, — сказал он, указывая вниз. — Старый промышленный сток, соединённый с коллектором. Никто сюда не полезет без спецподготовки и желания умереть от вони.
Запах ударил в лицо уже от первого открытия крышки: гниль, химия, болотная тухлость.
— Держи фонарь, — бросил он Марии.
Контейнер они опустили по верёвкам, закреплённым на старых стальных крюках. Алексей контролировал угол, чтобы пакеты не задели острые края люка. Когда груз достиг мутной, чёрной воды внизу, он подтолкнул его длинной штангой прочь — туда, где вода уносила его в темноту туннеля.
— Всё, — сказал он, выпрямляясь. — Через час там не останется даже формы. Местная химия растворяет плоть быстрее, чем земля.
Мария молча смотрела, как крышка люка захлопнулась с глухим металлическим звуком.
— Видишь, — продолжил Алексей, когда они возвращались к фургону, — избавление от тела — это часть искусства. Убить легко. Спрятать — сложнее. Избавиться так, чтобы никто даже не начал искать — это уже высший уровень.
— И у тебя… всегда получается? — спросила она тихо.
Он посмотрел на неё боковым взглядом.
— Я живу. Это ответ?
Они ехали обратно в подвал в полной тишине. За окнами медленно проплывали тёмные фасады домов, редкие прохожие, выглядели, как тени.
Вернувшись, Алексей сел на свой ящик и жестом подозвал её ближе.
— Сегодня ты была полезна. Ты отвлекала, помогала, держала руки там, где нужно. Это то, что отличает свидетеля от напарника.
Его голос был ровный, спокойный, но в нём чувствовалось — он уже считает её частью своей системы.
Мария не ответила. В голове всё ещё звучал глухой хлопок крышки, прячущей мокрый пластик и холодное мясо в темноте подземелья. Но она понимала страшную вещь — ей больше не было так противно, как раньше.
Алексею этого было достаточно.
— Спи, — сказал он, вставая. — Завтра будем выбирать следующего. На этот раз, Мария, ты сделаешь всё сама.
Он выключил свет, и в темноте она осталась одна — с тишиной, запахом влажного бетона и мыслью, что отныне дорога назад для неё, похоже, закрыта.
«Тени прошлого»
Вечер был густой, как разведённая смоль. Петербург словно заснул, но из его туманного тела всё равно сочились редкие огни фонарей и гул трамвайных вагонов вдалеке. Алексей шёл чуть позади Марины, смотря, как она держит себя в толпе: без лишней суеты, обыденно, как будто просто вышла прогуляться.
Сегодня она, а не он, должна была выбрать цель.
— Спокойно, — тихо напомнил он ей, когда они остановились у оживлённого перекрёстка. — Цель должна выделяться только для тебя. Никто другой не должен понять, что ты её уже отметила.
Мария кивнула. Её взгляд скользнул по прохожим, пока не задержался на худощавом мужчине лет сорока, одетом просто, с потёртым портфелем под мышкой. Он шёл один, без интереса ко всему вокруг, и в его походке чувствовалась усталость и одиночество.
Она сказала тихо:
— Он.
Алексей усмехнулся краем губ:
— Обоснуй.
— Один. Не ждёт никого. Не заметил нас, хотя мы стояли в паре шагов. И… я вижу, что он не чувствует опасности — идёт по тёмной стороне улицы, где фонари через один.
— Неплохо, — произнёс он. — Твой первый. Веди.
Мария чувствовала, как кровь пульсирует в висках: теперь это была её «операция». Она пошла следом за мужчиной, держась на расстоянии. Когда он свернул в длинный переулок без машин и людей, она ускорила шаг.
— Извините, — её голос прозвучал чуть дрожащим, но это звучало как неуверенность девушки, а не как угроза. — Вы случайно не подскажете, как пройти к… —
Он остановился, повернулся к ней, и в тот же миг в его шею вошла игла. Шприц Алексей дал заранее, доза была выверена до миллиграмма. Мужчина попытался оттолкнуть её, глаза округлились, но ноги уже начали подкашиваться.
Она поймала его под руку, делая вид, что поддерживает знакомого, и повела вглубь переулка, пока он не обмяк. Алексей возник из тени, вместе они быстро перенесли добычу к фургону.
— Всё чётко, — сказал он, глядя на неё чуть иначе, чем раньше. — Даже лучше, чем я ожидал.
В подвале лампочка горела всё тем же мутным светом. Мария стояла над неподвижным телом, в руках уже привычно ощущая перчатки.
Алексей дал ей кивок, и она сама сделала первый аккуратный разрез — тот, который он показывал на «учебных примерах». Теперь это было на настоящем человеке.
Он молча помогал, подавая инструменты и держa тело в нужном положении. Время текло как тягучий мёд: запах металла, шуршание ленты вокруг пакета, тихий стук ножа о деревянную доску.
Через час всё было готово. Плотно запакованные пакеты легли в пластиковый контейнер.
Фургон снова вёл их в глухие промзоны, где туман струился по земле, а заброшенные здания казались черными глыбами. Мария уже знала маршрут — на третий поворот у старой котельни, потом узкая дорога к развалинам насосной станции.
Они в полной тишине спустили контейнер в чёрную пасть люка, слыша, как пакеты исчезают в глубине, утопая в зловонной жиже.
Когда крышка захлопнулась, осталась только тишина и ощущение, что прошлых несколько часов стерлись, будто их никогда не было.
На обратном пути они не спешили. Алексей вёл машину медленно, а потом вдруг остановился на пустынной набережной, где Невa лежала тёмным зеркалом.
— Садись, — он кивнул Марии на гранитный парапет.
Холодный воздух обжигал лёгкие. Они сидели, глядя на воду. Некоторое время он молчал, потом сказал:
— Ну. Теперь ты знаешь всё, что знаю я. А я хочу знать — кто ты на самом деле.
Она вздохнула, обхватив руками колени. Голос звучал тихо:
— Моё детство… если это можно назвать детством… — Она замолчала, собралась с мыслями. — Мать была… странная. Всё время с кем-то уходила, появлялась через дни. Отец пил. Когда я была мала, я просыпалась от их криков. Иногда — от ударов. Еда была либо испорченной, либо её вообще не было. Я пряталась в шкафу и слушала, как в кухне бьются тарелки. В двенадцать я уже знала, что такое кулак в лицо… и что немой страх лучше любой жалобы.
Её глаза заблестели, но голос оставался твёрдым:
— В четырнадцать я сбежала. Жила по подъездам, на вокзале. Был один «доброжелатель»… который хотел заплатить за то, чтобы я пошла с ним. Я тогда впервые в жизни подумала, что могу убить. Но не смогла.
Алексей слушал внимательно, не перебивая. Его взгляд не был жалостливым — скорее внимательным, цепким, как будто он отмечал, где и как она стала той, кто сидит сейчас рядом.
— Теперь твоя очередь, — сказала она после паузы.
Он отвернулся к воде, провёл ладонью по лицу.
— Мать… не помню. Ушла, когда мне было пять. Отец… считал, что детей воспитывают ремнём и страхом. Больше всего я помню, как прятался за шкафом, слышал его шаги… и молился, чтобы он шёл мимо.
В его голосе не было эмоций, только хрипотца и рваное дыхание при последних словах.
— Когда мне было двенадцать, я уже знал, как ломать чужие пальцы, чтобы тебя боялись. И я знал, что однажды перестану бояться его. В тот день, когда он не пришёл домой… я понял, что сделал это сам. И мне было спокойно.
Мария смотрела на него, и в её голове было странное чувство: он не сочувствовал ей, и она не сочувствовала ему. Но оба понимали — их сломали в детстве, и теперь они сломали кого-то ещё.
— Похоже, мы из одного места пришли, — сказал он наконец.
— Только я не думала, что дойду сюда, — ответила она.
— А я знал. — Лёгкая, почти дружеская усмешка тронула его губы. — Ты ведь всегда была ближе ко мне, чем к ним.
Они смотрели на воду ещё долго, пока город за их спинами шептал свой ночной гул. Ночь была холодной, но между ними впервые не чувствовалось ни страха, ни угрозы — только странная, изломанная близость.
«Ловушка внутри»
Вечер в Петербурге был завораживающе тихим. Невский спал, но в узких переулках ещё гулял тусклый свет редких фонарей. Небо казалось затянуто толстым слоем серого мокрого войлока, и от этого звуки шагов и шёпот ветра становились глуше.
Мария шла медленно, контролируя каждый взгляд, каждое движение. Алексей, как всегда, двигался чуть в стороне, сливаясь с тёмными фасадами зданий так, что посторонний глаз мог бы его и не заметить.
Сегодня цель она выбрала сама. Это была женщина лет сорока двух — аккуратная, в длинном кашемировом пальто и с портфелем в руках. Лицо уставшее, но ухоженное. Она шла быстрым, но чуть рассеянным шагом, скользя глазами по витринам, в которых уже гасли последние огни.
— Ну? — тихий голос Алексея прозвучал рядом, почти касаясь уха. — Почему она?
— Она одна, — ответила Мария, без колебаний. — Не проверяет, кто за ней идёт. И я… чувствую, что она не привыкла к опасности.
Алексей кивнул:
— Проверим твою теорию.
Они держались на расстоянии, как он учил — ровно настолько, чтобы быть незаметными, но и не упустить момент. Женщина свернула во двор-колодец, высокий и узкий, с замшелыми стенами, облупленной штукатуркой и тяжёлым запахом влажного кирпича.
Мария шла за ней, и чем дальше они заходили в этот двор, тем сильнее у неё колотилось сердце. Она помнила, что должна просто подойти и «закрыть дистанцию», чтобы Алексей смог сделать всё остальное.
Запах сырости усилился, и в голове зазвенело: сейчас… сейчас или никогда.
Когда она подошла на расстояние вытянутой руки, женщина внезапно повернула голову. Их взгляды пересеклись. И в этот миг Мария ощутила что-то резкое внутри — ноги будто сами хотели развернуться и убежать прочь. Сердце стучало так, что гул отдавался в ушах.
Она инстинктивно отступила на шаг. Женщина нахмурилась, ускорив шаг к освещённой арке на другом конце двора.
— Мария! — резкий, тихий оклик Алексея резанул её по нервам.
Она застыла, но было поздно — цель прибавила ходу.
Тогда всё произошло быстро. Алексей, словно тень, скользнул мимо Марии, преодолев расстояние за пару мгновений. Его фигура сливалась с темнотой, пока он не оказался прямо за женщиной.
Одно движение руки — и ладонь закрыла ей рот, другая ударила в бок, чтобы сбить дыхание. Женщина дёрнулась, но не успела даже вскрикнуть: резкий поворот корпуса, и Алексей ввёл иглу в мягкое место под ключицей.
— Тсс… — его голос был почти ласковым. — Тебе приснится что-то хорошее.
Через несколько секунд женщина обмякла в его руках.
Они несли её попеременно. Алексей шёл первым, уверенно, будто просто вёл пьяную родственницу, Мария — прикрывала тыл, всё время оглядываясь.
Дворы сменялись тёмными улицами, улицы — тихими закоулками, пока они не оказались у той самой двери, за которой был их подвал. Металл скрипнул, и их поглотила сырость и полумрак.
Алексей задвинул засов и сразу прошёл к столу, на который аккуратно уложил добычу.
— Раздевай с неё пальто, — приказал он Марии.
Её руки дрожали, но она молча подчинялась. Тепло живого тела под пальцами вызывало неприятный, но манящий трепет.
Когда жертва пришла в сознание, подвал уже был плотно закрыт. Лампа под потолком светила ровно, без мерцаний — Алексей явно готовился к долгому «сеансу».
Женщина дёрнула руками и поняла, что они стянуты, как и ноги. Алексей сел напротив, подперев щёку рукой, и произнёс:
— Сегодня мы сыграем. Но я не знаю, какую игру выбрать. Может, ты поможешь мне, Мария?
Она молчала, и он начал загибать пальцы:
— Есть игра в правду. Так просто: один вопрос — один честный ответ.
— Есть игра на время — через час кто-то из нас принимает решение, что делать с тобой.
— Есть игра «удел выжившего» — простая конкуренция до последнего.
Женщина зашлась в сбивчивых просьбах:
— Пожалуйста, отпустите… я… я ничего…
Алексей глядел на неё с лёгкой, почти доброжелательной усмешкой:
— Слышишь, Мария? Уже началась стадия сделки.
Мария поймала себя на том, что в её груди уже нет той острой паники, что была раньше. Вместо этого — холодное, сосредоточенное внимание, что-то тёмное, похожее на интерес.
— Я думала… что никогда… — она проглотила ком, — …не смогу к этому привыкнуть.
— А ты уже можешь, — сказал Алексей тихо, но твёрдо. — Потому что ты видишь в этом смысл.
Он подошёл сзади, положил руки ей на плечи. Женщина на столе хрипло дышала, глядя на них с ужасом. Алексей взял нож со стола, вложил его в ладонь Марии и накрыл её пальцы своей рукой.
— Чувствуешь? — его голос был почти шёпотом. — Это момент, когда у тебя есть вся власть над человеком. Хочешь ты признаться или нет… но это чувство упоительное.
Мария чувствовала, как стук её сердца совпадает с его дыханием. Женщина дёрнулась, но Алексей слегка надавил её рукой вниз.
— Ты можешь остановиться, — сказал он, — или продолжить и понять, что ты такая же, как я.
Внутри что-то словно щёлкнуло. Мария, не отводя глаз от лица жертвы, повела рукой. Лезвие вошло мягко, тепло хлынуло мгновенно. Женщина резко вдохнула… и затихла.
Алексей отпустил её руку и взял нож обратно.
— Хорошо. Очень хорошо, — сказал он, без тени насмешки.
Дальше всё было по отработанному сценарию: перчатки, пакеты, ровные разрезы, проверка, чтобы не осталось следов. Мария помогала, уже без внутреннего отвращения, только с тенью странного воодушевления.
Когда последние пакеты исчезли в контейнере, он сел на ящик и кивнул:
— Сегодня ты убила, Мария. Не я — ты. И скажи… тебе ведь понравилось?
Она опустила глаза, понимая, что больше не может соврать даже самой себе.
— Да.
Алексей улыбнулся, но в этой улыбке было что-то большее, чем довольство — там было признание.
— Добро пожаловать по-настоящему.
«Тепло во тьме»
Осень в Петербурге медленно катилась к зиме. Дни становились короче, туман — плотнее, а ночи — длиннее. В доме Алексея всегда царила прохлада, но теперь, когда в нём жила Мария, она часто чувствовала, что стены, потолок и даже он сам греют её лучше любого камина.
Она больше не спала на жестком матрасе в подвале — теперь у неё была уютная, хоть и небольшая, комната на втором этаже его старого дома, который снаружи выглядел так, будто его давно никто не населяет. На подоконнике стояли две кружки — её и его. И это «и» вдруг стало казаться Марии важнее всего, что у неё было до этого.
Сначала она удивлялась самой себе. Ведь ещё не так давно она мечтала убежать, рассказать о нём всему миру, спасти себе жизнь. Но теперь, возвращаясь вечером в их тихий дом, она ловила себя на мысли, что не хочет, чтобы кто-то ещё знал об этом месте. Она не хотела, чтобы кто-то забрал у неё эти вечера, чай на кухне, тишину, в которой слышно, как он перелистывает страницы книги.
Алексей, как обычно, двигался в доме бесшумно. Иногда она ловила на себе его взгляд — спокойный, чуть прищуренный, в котором не было привычного хищного расчёта. Ей казалось, что он сам не понимает, наоборот это тепло или осторожность перед очередной «целью».
— Ты знаешь, — сказал он однажды вечером, наливая чай, — я не привык, что в моём доме кто-то есть. Раньше всё было… тише.
— Тебе мешаю? — спросила она, опуская глаза.
— Нет, — неожиданно быстро ответил он. — Наоборот. Но я не понимаю, почему.
Через сорок минут они выехали к зданию, которое, на первый взгляд, было заброшенной насосной станцией. Двор зарос бурьяном, часть забора упала. Алексей вышел, обошёл здание и снял ржавый навес с большого люка в земле.
— Здесь, — сказал он, указывая вниз. — Старый промышленный сток, соединённый с коллектором. Никто сюда не полезет без спецподготовки и желания умереть от вони.
Запах ударил в лицо уже от первого открытия крышки: гниль, химия, болотная тухлость.
— Держи фонарь, — бросил он Марии.
Контейнер они опустили по верёвкам, закреплённым на старых стальных крюках. Алексей контролировал угол, чтобы пакеты не задели острые края люка. Когда груз достиг мутной, чёрной воды внизу, он подтолкнул его длинной штангой прочь — туда, где вода уносила его в темноту туннеля.
— Всё, — сказал он, выпрямляясь. — Через час там не останется даже формы. Местная химия растворяет плоть быстрее, чем земля.
Мария молча смотрела, как крышка люка захлопнулась с глухим металлическим звуком.
— Видишь, — продолжил Алексей, когда они возвращались к фургону, — избавление от тела — это часть искусства. Убить легко. Спрятать — сложнее. Избавиться так, чтобы никто даже не начал искать — это уже высший уровень.
— И у тебя… всегда получается? — спросила она тихо.
Он посмотрел на неё боковым взглядом.
— Я живу. Это ответ?
Они ехали обратно в подвал в полной тишине. За окнами медленно проплывали тёмные фасады домов, редкие прохожие, выглядели, как тени.
Вернувшись, Алексей сел на свой ящик и жестом подозвал её ближе.
— Сегодня ты была полезна. Ты отвлекала, помогала, держала руки там, где нужно. Это то, что отличает свидетеля от напарника.
Его голос был ровный, спокойный, но в нём чувствовалось — он уже считает её частью своей системы.
Мария не ответила. В голове всё ещё звучал глухой хлопок крышки, прячущей мокрый пластик и холодное мясо в темноте подземелья. Но она понимала страшную вещь — ей больше не было так противно, как раньше.
Алексею этого было достаточно.
— Спи, — сказал он, вставая. — Завтра будем выбирать следующего. На этот раз, Мария, ты сделаешь всё сама.
Он выключил свет, и в темноте она осталась одна — с тишиной, запахом влажного бетона и мыслью, что отныне дорога назад для неё, похоже, закрыта.
Глава 23
«Тени прошлого»
Вечер был густой, как разведённая смоль. Петербург словно заснул, но из его туманного тела всё равно сочились редкие огни фонарей и гул трамвайных вагонов вдалеке. Алексей шёл чуть позади Марины, смотря, как она держит себя в толпе: без лишней суеты, обыденно, как будто просто вышла прогуляться.
Сегодня она, а не он, должна была выбрать цель.
— Спокойно, — тихо напомнил он ей, когда они остановились у оживлённого перекрёстка. — Цель должна выделяться только для тебя. Никто другой не должен понять, что ты её уже отметила.
Мария кивнула. Её взгляд скользнул по прохожим, пока не задержался на худощавом мужчине лет сорока, одетом просто, с потёртым портфелем под мышкой. Он шёл один, без интереса ко всему вокруг, и в его походке чувствовалась усталость и одиночество.
Она сказала тихо:
— Он.
Алексей усмехнулся краем губ:
— Обоснуй.
— Один. Не ждёт никого. Не заметил нас, хотя мы стояли в паре шагов. И… я вижу, что он не чувствует опасности — идёт по тёмной стороне улицы, где фонари через один.
— Неплохо, — произнёс он. — Твой первый. Веди.
Мария чувствовала, как кровь пульсирует в висках: теперь это была её «операция». Она пошла следом за мужчиной, держась на расстоянии. Когда он свернул в длинный переулок без машин и людей, она ускорила шаг.
— Извините, — её голос прозвучал чуть дрожащим, но это звучало как неуверенность девушки, а не как угроза. — Вы случайно не подскажете, как пройти к… —
Он остановился, повернулся к ней, и в тот же миг в его шею вошла игла. Шприц Алексей дал заранее, доза была выверена до миллиграмма. Мужчина попытался оттолкнуть её, глаза округлились, но ноги уже начали подкашиваться.
Она поймала его под руку, делая вид, что поддерживает знакомого, и повела вглубь переулка, пока он не обмяк. Алексей возник из тени, вместе они быстро перенесли добычу к фургону.
— Всё чётко, — сказал он, глядя на неё чуть иначе, чем раньше. — Даже лучше, чем я ожидал.
В подвале лампочка горела всё тем же мутным светом. Мария стояла над неподвижным телом, в руках уже привычно ощущая перчатки.
Алексей дал ей кивок, и она сама сделала первый аккуратный разрез — тот, который он показывал на «учебных примерах». Теперь это было на настоящем человеке.
Он молча помогал, подавая инструменты и держa тело в нужном положении. Время текло как тягучий мёд: запах металла, шуршание ленты вокруг пакета, тихий стук ножа о деревянную доску.
Через час всё было готово. Плотно запакованные пакеты легли в пластиковый контейнер.
Фургон снова вёл их в глухие промзоны, где туман струился по земле, а заброшенные здания казались черными глыбами. Мария уже знала маршрут — на третий поворот у старой котельни, потом узкая дорога к развалинам насосной станции.
Они в полной тишине спустили контейнер в чёрную пасть люка, слыша, как пакеты исчезают в глубине, утопая в зловонной жиже.
Когда крышка захлопнулась, осталась только тишина и ощущение, что прошлых несколько часов стерлись, будто их никогда не было.
На обратном пути они не спешили. Алексей вёл машину медленно, а потом вдруг остановился на пустынной набережной, где Невa лежала тёмным зеркалом.
— Садись, — он кивнул Марии на гранитный парапет.
Холодный воздух обжигал лёгкие. Они сидели, глядя на воду. Некоторое время он молчал, потом сказал:
— Ну. Теперь ты знаешь всё, что знаю я. А я хочу знать — кто ты на самом деле.
Она вздохнула, обхватив руками колени. Голос звучал тихо:
— Моё детство… если это можно назвать детством… — Она замолчала, собралась с мыслями. — Мать была… странная. Всё время с кем-то уходила, появлялась через дни. Отец пил. Когда я была мала, я просыпалась от их криков. Иногда — от ударов. Еда была либо испорченной, либо её вообще не было. Я пряталась в шкафу и слушала, как в кухне бьются тарелки. В двенадцать я уже знала, что такое кулак в лицо… и что немой страх лучше любой жалобы.
Её глаза заблестели, но голос оставался твёрдым:
— В четырнадцать я сбежала. Жила по подъездам, на вокзале. Был один «доброжелатель»… который хотел заплатить за то, чтобы я пошла с ним. Я тогда впервые в жизни подумала, что могу убить. Но не смогла.
Алексей слушал внимательно, не перебивая. Его взгляд не был жалостливым — скорее внимательным, цепким, как будто он отмечал, где и как она стала той, кто сидит сейчас рядом.
— Теперь твоя очередь, — сказала она после паузы.
Он отвернулся к воде, провёл ладонью по лицу.
— Мать… не помню. Ушла, когда мне было пять. Отец… считал, что детей воспитывают ремнём и страхом. Больше всего я помню, как прятался за шкафом, слышал его шаги… и молился, чтобы он шёл мимо.
В его голосе не было эмоций, только хрипотца и рваное дыхание при последних словах.
— Когда мне было двенадцать, я уже знал, как ломать чужие пальцы, чтобы тебя боялись. И я знал, что однажды перестану бояться его. В тот день, когда он не пришёл домой… я понял, что сделал это сам. И мне было спокойно.
Мария смотрела на него, и в её голове было странное чувство: он не сочувствовал ей, и она не сочувствовала ему. Но оба понимали — их сломали в детстве, и теперь они сломали кого-то ещё.
— Похоже, мы из одного места пришли, — сказал он наконец.
— Только я не думала, что дойду сюда, — ответила она.
— А я знал. — Лёгкая, почти дружеская усмешка тронула его губы. — Ты ведь всегда была ближе ко мне, чем к ним.
Они смотрели на воду ещё долго, пока город за их спинами шептал свой ночной гул. Ночь была холодной, но между ними впервые не чувствовалось ни страха, ни угрозы — только странная, изломанная близость.
Глава 24
«Ловушка внутри»
Вечер в Петербурге был завораживающе тихим. Невский спал, но в узких переулках ещё гулял тусклый свет редких фонарей. Небо казалось затянуто толстым слоем серого мокрого войлока, и от этого звуки шагов и шёпот ветра становились глуше.
Мария шла медленно, контролируя каждый взгляд, каждое движение. Алексей, как всегда, двигался чуть в стороне, сливаясь с тёмными фасадами зданий так, что посторонний глаз мог бы его и не заметить.
Сегодня цель она выбрала сама. Это была женщина лет сорока двух — аккуратная, в длинном кашемировом пальто и с портфелем в руках. Лицо уставшее, но ухоженное. Она шла быстрым, но чуть рассеянным шагом, скользя глазами по витринам, в которых уже гасли последние огни.
— Ну? — тихий голос Алексея прозвучал рядом, почти касаясь уха. — Почему она?
— Она одна, — ответила Мария, без колебаний. — Не проверяет, кто за ней идёт. И я… чувствую, что она не привыкла к опасности.
Алексей кивнул:
— Проверим твою теорию.
Они держались на расстоянии, как он учил — ровно настолько, чтобы быть незаметными, но и не упустить момент. Женщина свернула во двор-колодец, высокий и узкий, с замшелыми стенами, облупленной штукатуркой и тяжёлым запахом влажного кирпича.
Мария шла за ней, и чем дальше они заходили в этот двор, тем сильнее у неё колотилось сердце. Она помнила, что должна просто подойти и «закрыть дистанцию», чтобы Алексей смог сделать всё остальное.
Запах сырости усилился, и в голове зазвенело: сейчас… сейчас или никогда.
Когда она подошла на расстояние вытянутой руки, женщина внезапно повернула голову. Их взгляды пересеклись. И в этот миг Мария ощутила что-то резкое внутри — ноги будто сами хотели развернуться и убежать прочь. Сердце стучало так, что гул отдавался в ушах.
Она инстинктивно отступила на шаг. Женщина нахмурилась, ускорив шаг к освещённой арке на другом конце двора.
— Мария! — резкий, тихий оклик Алексея резанул её по нервам.
Она застыла, но было поздно — цель прибавила ходу.
Тогда всё произошло быстро. Алексей, словно тень, скользнул мимо Марии, преодолев расстояние за пару мгновений. Его фигура сливалась с темнотой, пока он не оказался прямо за женщиной.
Одно движение руки — и ладонь закрыла ей рот, другая ударила в бок, чтобы сбить дыхание. Женщина дёрнулась, но не успела даже вскрикнуть: резкий поворот корпуса, и Алексей ввёл иглу в мягкое место под ключицей.
— Тсс… — его голос был почти ласковым. — Тебе приснится что-то хорошее.
Через несколько секунд женщина обмякла в его руках.
Они несли её попеременно. Алексей шёл первым, уверенно, будто просто вёл пьяную родственницу, Мария — прикрывала тыл, всё время оглядываясь.
Дворы сменялись тёмными улицами, улицы — тихими закоулками, пока они не оказались у той самой двери, за которой был их подвал. Металл скрипнул, и их поглотила сырость и полумрак.
Алексей задвинул засов и сразу прошёл к столу, на который аккуратно уложил добычу.
— Раздевай с неё пальто, — приказал он Марии.
Её руки дрожали, но она молча подчинялась. Тепло живого тела под пальцами вызывало неприятный, но манящий трепет.
Когда жертва пришла в сознание, подвал уже был плотно закрыт. Лампа под потолком светила ровно, без мерцаний — Алексей явно готовился к долгому «сеансу».
Женщина дёрнула руками и поняла, что они стянуты, как и ноги. Алексей сел напротив, подперев щёку рукой, и произнёс:
— Сегодня мы сыграем. Но я не знаю, какую игру выбрать. Может, ты поможешь мне, Мария?
Она молчала, и он начал загибать пальцы:
— Есть игра в правду. Так просто: один вопрос — один честный ответ.
— Есть игра на время — через час кто-то из нас принимает решение, что делать с тобой.
— Есть игра «удел выжившего» — простая конкуренция до последнего.
Женщина зашлась в сбивчивых просьбах:
— Пожалуйста, отпустите… я… я ничего…
Алексей глядел на неё с лёгкой, почти доброжелательной усмешкой:
— Слышишь, Мария? Уже началась стадия сделки.
Мария поймала себя на том, что в её груди уже нет той острой паники, что была раньше. Вместо этого — холодное, сосредоточенное внимание, что-то тёмное, похожее на интерес.
— Я думала… что никогда… — она проглотила ком, — …не смогу к этому привыкнуть.
— А ты уже можешь, — сказал Алексей тихо, но твёрдо. — Потому что ты видишь в этом смысл.
Он подошёл сзади, положил руки ей на плечи. Женщина на столе хрипло дышала, глядя на них с ужасом. Алексей взял нож со стола, вложил его в ладонь Марии и накрыл её пальцы своей рукой.
— Чувствуешь? — его голос был почти шёпотом. — Это момент, когда у тебя есть вся власть над человеком. Хочешь ты признаться или нет… но это чувство упоительное.
Мария чувствовала, как стук её сердца совпадает с его дыханием. Женщина дёрнулась, но Алексей слегка надавил её рукой вниз.
— Ты можешь остановиться, — сказал он, — или продолжить и понять, что ты такая же, как я.
Внутри что-то словно щёлкнуло. Мария, не отводя глаз от лица жертвы, повела рукой. Лезвие вошло мягко, тепло хлынуло мгновенно. Женщина резко вдохнула… и затихла.
Алексей отпустил её руку и взял нож обратно.
— Хорошо. Очень хорошо, — сказал он, без тени насмешки.
Дальше всё было по отработанному сценарию: перчатки, пакеты, ровные разрезы, проверка, чтобы не осталось следов. Мария помогала, уже без внутреннего отвращения, только с тенью странного воодушевления.
Когда последние пакеты исчезли в контейнере, он сел на ящик и кивнул:
— Сегодня ты убила, Мария. Не я — ты. И скажи… тебе ведь понравилось?
Она опустила глаза, понимая, что больше не может соврать даже самой себе.
— Да.
Алексей улыбнулся, но в этой улыбке было что-то большее, чем довольство — там было признание.
— Добро пожаловать по-настоящему.
Глава 25
«Тепло во тьме»
Осень в Петербурге медленно катилась к зиме. Дни становились короче, туман — плотнее, а ночи — длиннее. В доме Алексея всегда царила прохлада, но теперь, когда в нём жила Мария, она часто чувствовала, что стены, потолок и даже он сам греют её лучше любого камина.
Она больше не спала на жестком матрасе в подвале — теперь у неё была уютная, хоть и небольшая, комната на втором этаже его старого дома, который снаружи выглядел так, будто его давно никто не населяет. На подоконнике стояли две кружки — её и его. И это «и» вдруг стало казаться Марии важнее всего, что у неё было до этого.
Сначала она удивлялась самой себе. Ведь ещё не так давно она мечтала убежать, рассказать о нём всему миру, спасти себе жизнь. Но теперь, возвращаясь вечером в их тихий дом, она ловила себя на мысли, что не хочет, чтобы кто-то ещё знал об этом месте. Она не хотела, чтобы кто-то забрал у неё эти вечера, чай на кухне, тишину, в которой слышно, как он перелистывает страницы книги.
Алексей, как обычно, двигался в доме бесшумно. Иногда она ловила на себе его взгляд — спокойный, чуть прищуренный, в котором не было привычного хищного расчёта. Ей казалось, что он сам не понимает, наоборот это тепло или осторожность перед очередной «целью».
— Ты знаешь, — сказал он однажды вечером, наливая чай, — я не привык, что в моём доме кто-то есть. Раньше всё было… тише.
— Тебе мешаю? — спросила она, опуская глаза.
— Нет, — неожиданно быстро ответил он. — Наоборот. Но я не понимаю, почему.
