Мне вновь снилось, что я стою в окружении тысяч зеркал. Я ходил среди них, удивлённо рассматривая свои отражения. Они все были разными, но полностью повторяли действия за мной. В какой-то момент я дошёл до зеркал, в которых моё отражение застыло – двойники будто пытались выбраться наружу, стуча по зеркалам с той стороны. Эти бесконечные ряды застывших двойников, лица которых выражали, если не ужас, то ярость. И вновь, я услышал шум разбивающегося стекла, приближающийся издали ударной волной. Я побежал от неё, но она всё равно меня настигла, швырнув на пол и больно ударив по голове. ?
Глава 10. Больница
На этот раз, я очнулся в больничной койке. В чистой и ухоженной. Голова ужасно болела. Я потянулся к затылку и нащупал огромную шишку. Прикосновение отдалось сильной болью.
– Не трогай, а то хуже будет!
– Ой, кто здесь?
От неожиданности я вздрогнул. Но увидел, что на соседней койке лежал какой-то мужик. Перед глазами плясали искры, да и в целом, в комнате был приглушён свет, и разглядеть говорящего я сразу не смог.
– Тебя вчера притащили, говорят приложился знатно. Башка болит? Кружится?
– Ага.
– Сотрясение значит.
Мой сосед включил небольшой светильник около своей кровати, и я смог осмотреть палату, в которой оказался. Ни одного признака войны я не увидел – чистые стены, стандартный больничный бокс, а из приоткрытого окна, завешанного лёгкой шторкой, доносился шум проезжающих автомобилей и звуки оживлённого города. Из коридора веяло запахом готового завтрака.
– А где я сейчас?
– А точно, ты же без сознания был. На Чкаловской, в госпитале. Повезло тебе, что только шишка. Черепушка треснуть могла.
– А Эдик где?
– Какой Эдик? Друг твой? Домой ушёл, сказал врачам, что сегодня придёт проведать. Говорит, что тебе крюком от крана башенного досталось.
– К-каким крюком? А ворошители? А пауки?
Мужик громко рассмеялся.
– Какие ворошители? Ты, часом, не тронулся?
– Не знаю. Может быть. А вас как зовут?
– Пётр Саныч я. Приятно познакомиться во второй раз.
Голова ужасно кружилась, я почувствовал, как начал проваливаться в сон, но хотел задать ещё несколько вопросов своему соседу по палате.
– Пётр Саныч, простите за странный вопрос. А войны недавно никакой не был, случайно?
– Сто лет почти никаких войн не было. А почему ты про войну разговор завёл? А… Кажется, я понял. Ты из этих… залётных? Как вы там себя называете? Попаданцев, вот.
Сказать, что я удивился, значит не сказать ничего. У меня просто отвисла челюсть и сон, как рукой сняло.
– А вы откуда знаете?
– Зачастили вы сюда, последнюю неделю встречаю то одного, то другого, да и в газетах пишут об участившихся случаях потери памяти. С начала недели уже двух таких встретили. А ты, видимо, третьим будешь.
– Ничего себе! В первый раз такая удача! А вы мне верите?
– Отчего же не верить? Верю, конечно. Друзья мои кто, что говорит. Кто-то говорит, что с наркотой переборщили, кто-то утверждает, что помешались вы, а я вот уверен, что ни то, ни другое. Встретился я с одной такой позавчера. Потерянная такая была, рассказывала, что не понимает, что дальше делать. Так что, тебе в какой-то мере повезло, что мы встретились.
– Пётр Саныч, а та, которая до меня была, её, случайно, не Мариной звали?
– Мариной. А что, знакомая?
– Даже не знаю. Возможно. А она ещё здесь?
– Скорее всего, только вот, где её найдёшь-то тут? Адреса я её не спросил, мы с ней случайно встретились, тут же в этой же палате лежала. Когда дорогу переходила, на неё мужик какой-то налетел, на ховере.
– На чём?
– Ах, точно. Вы же не знаете совсем ничего. Жили в каком-то захолустье раньше. Ховер – это такой транспорт двухместный на магнитной подушке. В городе не так давно магнитные дороги провели, поэтому ещё пока лихачат, так что на переходах будь осторожнее. Когда выпишут, конечно.
– Пётр Саныч, мне быстрее надо. Срочные дела очень. Спасибо, что помогаете, адрес я, вроде как, знаю.
– Ты подожди, не торопись. У тебя сотрясение же, а с ним постельный режим должен быть. Куда ты собрался сейчас? Зачем торопишься?
– Я не знаю, каким образом обстоят дела у остальных, но у меня есть большая проблема – я ещё ни разу, ни в одном мире, кроме родного не задерживался больше, чем на один день. И, как мне кажется, я знаю причину происходящего.
– Очень интересно, давай подробнее, а я запишу. У меня знакомый есть, в НИИ вместе работаем, думаю, что он точно заинтересуется.
Я кратко рассказал соседу о своих приключениях за последнюю неделю. Тот действительно начал записывать, но не в записную книжку, а просто на диктофон в телефоне – радовало, что в этом мире были смартфоны. Закончил я свой рассказ выводом, к которому пришёл вчера.
– Вот так, все мои проблемы начались с запуска нейтронного нагнетателя, да и вчера, косвенно это тоже подтвердилось, Эдик сказал, что вот-вот его запустят у них в мире. Это не может быть простым совпадением.
Пётр Саныч задумчиво поглядел на меня, затем встал с койки и посмотрел в окно. Потом взглянул в мою сторону и увидел, что я еле держусь в сидячем положении – голова опять закружилась, к горлу подступила тошнота.
– Да, это меняет дело. Я смотрю, тебе опять плохо стало, ложись отдохни. С головой шутить нельзя, доктор сегодня рентген сделает на предмет трещин и, если не будет ничего серьёзного, отпустит домой ближе к вечеру. А я сейчас твой рассказ своему товарищу отправлю. Мы с ним давешние друзья. Ещё с военной кафедры. Думаю, что к обеду он сам приедет ради такого случая.
– Спасибо большое. Пожалуй, да, я немного полежу.
Я опустился на койку, поскольку сидеть стало совсем невмоготу. В горизонтальном положении, тошнота и боль немного отступили, и я смог уснуть. Сквозь сон я успел услышать, как Пётр Саныч вышел в коридор, видимо, для того чтобы созвониться со своим товарищем. Неужели, мне в кои-то веки повезло?
Мне показалось, что я только на краткий миг успел сомкнуть глаза, как меня тут же разбудил доктор. В полусонном состоянии, я пошёл вслед за ним, прошёл все обследования. Рентген не показал ничего особенного – трещин не было, что не могло не радовать. Но доктор, почему-то повёл меня дальше.
– Вы с утра сказали, что у вас проблемы с памятью. Думаю, что томография лишней не будет.
– Доктор, вы не поверите, насколько мне это необходимо! Я уже неделю не могу понять, что со мной происходит!
Доктор покачал головой, как-то странно посмотрев на меня.
– Вам надо было раньше обратиться к врачу! А не тянуть целую неделю.
– Я пытался, честно-честно.
– Ладно, проходите в помещение. Клаустрофобией не страдаете? Металлических предметов, имплантов, протезов нет? Алкоголь и наркотики, судя по анализам не употребляли.
Пройдя стандартный набор вопросов, доктор, вместе с медсестрой положили меня в аппарат и вышли из помещения. Дальнейший наш разговор происходил через переговорное устройство.
– Андрей, сохраняйте спокойствие, мы включаем аппарат. Вы ничего не почувствуете, но услышите движение приводов, а также увидите работу томографа. Если некомфортно, то можете закрыть глаза. Всё в порядке?
Я кивнул в знак согласия, и аппарат размеренно загудел. Какое-то время ничего не происходило, но затем, я услышал голоса. Нет, не доктора и медсестры. Просто голоса, навалились на меня со всех сторон. Кто-то говорил, кричал. Затем я услышал звук автомобилей, стрельбу, взрывы. Затем всё слилось в единую какофонию звуков, и среди них я уже ничего не смог различить. Я попытался докричаться до доктора, но это не помогло, поскольку дальше перед глазами начали меняться картинки, одна за другой.
Вначале я оказался в своей родной квартире, в полнейшей тишине. Казалось, будто мир замер. Я огляделся по сторонам, попытался подойти и выглянуть в окно, но резкая боль в голове остановила меня, я зажмурился, схватился за виски, а когда открыл глаза, то оказался уже в камере СИЗО, в которой я оказался из-за автоматики, ни единого звука вокруг также не было. Но ещё страннее было то, что за пределами камеры стоял милиционер. Абсолютно неподвижно застывший в странной позе, будто что-то хотел сказать мне. Я попытался его окрикнуть, но звук словно утонул в окружающем воздухе. Резкая головная боль вновь заставила меня закрыть глаза. А затем я почувствовал резкий знакомый запах аммиака.
– Андрей, очнитесь, давайте же. Есть реакция на свет. Ух, напугали вы нас с Зиночкой. Вы слышите меня? Можете говорить?
Я попытался ответить, но у меня буквально язык не поворачивался. Во рту было сухо настолько, как будто я не пил целую неделю. Я, как мог, попытался показать жестами, что хочу пить.
– Зина, воды принеси быстрей.
Вода была настолько чудесной, что я начал кашлять, глотнув слишком быстро.
– Не торопитесь, не хватает нам тут ещё утопленника. Андрей, что произошло? Мы почти закончили обследование, как вдруг у вас случился эпилептический припадок. Что вы почувствовали?
– Не знаю, доктор. Какие-то галлюцинации, слуховые и зрительные.
Я не стал вдаваться в подробности о своих похождениях. Одно дело – сосед по палате, который к тому же сам вывел меня на этот разговор. И совсем по-другому обстоит дело, если мне придётся объяснять всё то же самое врачу – он точно меня упечёт в психушку, а это сейчас ну точно было лишним.
– Галлюцинации, говорите? Ну-ну. Давайте посмотрим на снимки, которые получились. У нас один из точнейших томографов в стране, если проблема именно в головном мозге, то он покажет это хотя бы в одном из срезов.
Вместе с врачом и медсестрой, я прошёл в соседнюю комнату, отделённую толстым стеклом от томографа. Обработка снимков моего мозга уже завершилась, и доктор открыл их для просмотра. И сразу же нахмурился, крутя колёсиком мышки, которое отвечало за управление глубиной среза. Я тоже заглянул в экран – на всех слоях, которые он пролистывал, вместо моей черепной коробки было просто ослепительно белое пятно. Я обратился к доктору.
– И что это значит?
– Честно говоря, впервые вижу такое. За двадцать лет практики, такие снимки в первый раз. Как будто что-то засветило их. Но это, практически, невозможно. Я бы сказал, что нужно повторить исследование, но судя по тому, что у вас случился припадок, лучше не повторять. Сегодня отдыхайте, а завтра подумаем, что можно сделать.
Я вздохнул и пробормотал себе под нос уже заезженную мной же фразу.
– Если бы оно наступило, это завтра.
– Вы что-то сказали?
– Ничего особенного, спасибо за помощь.
Выйдя из кабинета, я с удивлением обнаружил, что голова уже не кружилась, а боль, отдающаяся в черепушке с каждым шагом, прошла. Да и тошнота тоже улетучилась. Нет, шишка на затылке никуда не делась, в чём я сразу же убедился, но именно болевые ощущения внутри головы прошли полностью. Неужели томография как-то повлияла на моё самочувствие?!
Через какое-то время, уже в палате, доктор ещё раз решил провести осмотр, и, в первую очередь, он посветил мне карманным фонариком в глаза.
– Очень интересно. Я уверен, что буквально, с утра у вас ещё было сотрясение мозга. А сейчас зрачки абсолютно нормально реагируют на свет. Как вы себя чувствуете?
– Гораздо лучше, Павел Андреевич.
¬– Это не может не радовать. Жаль, что с томографией случился такой казус, но, судя по рентгену, общему состоянию и косвенным признакам – серьёзных повреждений, в том числе внутренних, нет. Видимо, придётся вас выписать на вечернем обходе, а пока побудьте ещё немного в больнице. На всякий случай. Пообедаете, поспите в сон час, ещё раз осмотрим вас – и, со спокойной душой, отпустим.
– Спасибо.
Его забота о моём самочувствии меня даже немного порадовала – зачастую, в моём мире, когда я попадал в подобные ситуации, от меня старались как можно быстрее избавиться, чтобы освободить драгоценные койки в местных больницах. «До свадьбы заживёт» – любимый лозунг некоторых врачей. Нет, само собой, врачи попадались и заботливые. Но это было скорее исключением.
Внезапно меня кольнула мысль о том, что я начал вспоминать мои предыдущие пребывания в больницах – рваная рана на бедре от стеклянной банки, неудачно брошенной под ноги, вывихнутое плечо от падения со второго этажа недостроенного дома – воспоминания нахлынули приливной волной. Я даже прилёг на койку и перестал шевелиться, боясь упустить момент. Но кажется, воспоминания никуда не собирались исчезать, и я отчётливо вспомнил несколько событий, связанных с больницами. Это не могло не радовать – до сегодняшнего дня, я вообще не мог вспомнить что-либо из своей жизни. Значит не всё потеряно! С этими ободряющими мыслями, я не заметил, как задремал.
Проснулся я от того, что меня кто-то яростно теребил за плечи. Я с трудом разлепил глаза, обнаружив перед своим лицом Пётр Саныча.
– Андрей, вставай. Мой товарищ лично приехал, пообщаться хочет. Павел Андреевич только что заходил, увидел, что ты спишь и сказал, что зайдёт на обратном пути. Давай, поднимайся, разговор есть.
Я приподнялся на кровати и огляделся. Потерев глаза, я понял, что следующий день ещё не наступил – непривычно было просыпаться в той же койке, что и уснул. Пётр Саныч протягивал воду, я с благодарностью принял её, осушив сразу весь стакан. Через пятнадцать минут, в комнату зашёл доктор, осмотрел меня, удовлетворённо хмыкнул и обратился к медсестре.
– Можно выписывать, судя по всему, первоначальный диагноз был ошибочным – никаких признаков сотрясения. Пётр Саныч, там вас заждались уже.
– Идём-идём, сейчас. Андрея ждём, мой товарищ его до дома подбросит.
– Ну вот и здорово. С выздоровлением!
Пётр Саныч проводил меня к приёмным покоям, где нас нетерпеливо ждал его товарищ. Его товарищем оказался никто иной, как Фёдор Геннадьевич собственной персоной! И я не преминул это озвучить.
– Фёдор Геннадьевич?!
Тот в ответ на мои слова только нахмурился, пытаясь вспомнить, где мы встречались.
– Мы знакомы, молодой человек?
– Возможно… Точнее да… Но не здесь, видимо.
– Да-да, точно! Пётр Саныч мне рассказал о вашей проблеме. Я выслушал ваш рассказ, и он меня очень заинтересовал. Особенно та часть, в которой вы рассказывали о нейтронном нагнетателе, что очень и очень странно! Дело в том, что об этой установке знают лишь несколько человек и вы точно не входите в их число. Установка засекречена, мы планировали рассказать о ней публике только завтра, после запуска.
– Нельзя это делать! Необходимо остановить запуск установки!
– Да, это я уже услышал от Пети. Но проблема в том, что это невозможно сделать. Нейтронный нагнетатель спроектирован таким образом, что остановить его запуск невозможно на текущей стадии – только после полного старта. Если мы остановим её на этапе разогрева и начала работы, это чревато большими проблемами.
– Неужели ничего нельзя сделать?! Фёдор Геннадьевич, после запуска нейтронного нагнетателя произошло то, что я описал. Я подозреваю, что в каждом мире на следующую ночь должен был запуститься нагнетатель. Как минимум, в двух мирах это должно было произойти на следующий день, а в других я просто не успел в достаточной мере освоиться.
Фёдор Геннадьевич лишь развёл руками.
– Боюсь, тут я ничем вам не смогу помочь, Андрей. Нагнетатель не остановить прямо сейчас или в ближайшие два дня – это точно. Но, чисто гипотетически, я думаю, что можно собрать устройство, которое позволит вам остаться в мире, в котором был запущен нейтронный нагнетатель.
