Раз пообещала девочка, значит, так и будет. А особенно тогда, когда та так просяще заглядывала в ее глаза своими особенными, золотистыми.
— У меня чертеж даже есть, — расцвела девочка, — я начертила его и оставила в библиотеке…
— Это ты вовремя о библиотеке вспомнила, — монахиня-наставница Зузанна, до этого молча стоявшая рядом, тут же вставила свое веское слово, — насколько я помню, с послушницами до взрыва шли занятия до утренней трапезы, и именно в библиотеке, и только тебя среди них почему-то не оказалось. Как это понимать?
Анастасия недовольно поджала губы, но спорить со старшими не стала, и позволила себя вместе со всеми увести назад в библиотеку — так можно и без завтрака остаться…
В нашем будущем
Страшный взрыв сотряс стены здания старинной постройки, в которой располагался закрытый элитный колледж для девочек из обеспеченных семей. Казалось, что огромные камни, из которых было когда-то построено здание, подпрыгнули, на полметра оторвавшись от земли, а потом каким-то чудесным образом снова легли точно на свои места, а не сместились или вообще не рассыпались по одному.
— Анастасия! — все преподавательницы колледжа во главе с директрисой понеслись, другого слова просто не существует, чтобы описать, как немолодые женщины побежали в сторону кабинета химии, откуда прогремел сильнейший взрыв, вынесший и двери, и окна.
В проеме двери появилось перепачканное чем-то черным хитрое лицо девочки, а затем и вся она возникла в клубах белого дыма, словно привидение в обрывках школьного платья, висевших клоками на ее худом теле.
— Анастасия, — умоляюще всплеснула руками директриса, пока местная врач ощупывала и осматривала ее, по ходу соображая, сразу вызывать неотложку и госпитализировать девочку, или она справится с ее травмами своими силами, — порох, я уже говорила тебе об этом не раз, изобрели задолго до твоего рождения. Не стоит также заниматься и изобретением взрывчатки. Это просто невозможно. Ни я, ни педагоги, ни воспитанники, никто не желает был погребенным под развалинами школы, которая в конце концов рухнет, не выдержав твоих опытов со взрывчатыми веществами. Я вынуждена пожаловаться твоим родителям и выставить им счет за причиненный в очередной раз ущерб зданию колледжа.
«Жалуйся, жалуйся, — хмыкнув про себя, хитро улыбнулась девочка. — Только вот мачеха меня все равно не заберет отсюда, что бы про меня ей не говорили, да и за год проплачено все вперед. В том числе и материальный ущерб, который я нанесла и еще смогу нанести колледжу в будущем».
Как бы то ни было, но эти взрывы Анастасия устраивала вовсе не из природной вредности и не в попытках изобрести динамит, как Альфред Нобель, — она смешивала компоненты, о которых прочитала в одной мудрой книжке. И цель у девочки была совершенно другая. В книжке подробно описывалась, каким образом можно вызвать дух предков или встретиться со своим двойником из прошлого, чтобы открыть портал в прошлое. А взрывы оказывались побочным эффектом ее экспериментов. Их вовсе не должно было быть. Но каждый раз у нее что-то происходило не так, как было описано, и кроме громкого хлопка с выносом дверей и окон, ничего не происходило. Да и вообще, честно говоря, ей было скучно учиться, вот она и занималась, так сказать, всякой ерундой, по словам взрослых. Нет, на самом деле ей учеба нравилась, только вся загвоздка состояла в том, что, о чем на занятиях рассказывали, она уже давно прочитала, практически проглотила учебник за один вечер и теперь скучала на уроках. Ей пообещали устроить досрочный экзамен и перевести в следующий класс, чтобы было чем заняться, а не устраивать взрывы в колледже. Но пока строгая комиссия так и не назначила ни дня, ни часа. Вот Анастасия все свободное от домашних заданий время и просиживал в кабинете химии, благо химреактивов для ее опытов в здешних шкафах было предостаточно…
Только на этот раз она ошиблась, и на звонок директрисы, ее мачеха примчалась незамедлительно, чтобы забрать Анастасию из колледжа. Но как выяснилось, везти ее она собиралась не домой.
— Мне надоело выслушивать о тебе много нелестного, — презрительно кривя накрашенные яркой помадой губы, выговаривала Анастасии красивая молодая женщина, увозя ее в лимузине из колледжа. — На этот раз я просто сдам тебя в монастырь, расположенный далеко в горах. Вот там ты можешь разносить все в клочья, хоть камня на камне не оставить, сравнивая монастырь с землей. Мать-настоятельница подписала со мной долгосрочный контракт, и ни при каких обстоятельствах тебя мне не вернут. Оттуда тебя сможет забрать только твой законный муж. Буквально через несколько часов я распрощаюсь с тобой навсегда.
Она истерично расхохоталась, видимо, от мысли, что ей больше не придется ни с кем объясняться по поводу своей падчерицы, а главное, не встречаться с ней, не видеть ее, не думать о ней. Ведь до этого, каждый раз передавая счет на оплату за нанесенный девочкой ущерб, она ненавидела ее всеми фибрами души и прикидывала в уме, как она могла бы потратить эти деньги с пользой для себя, например, прекрасно провести время или развлечься на каком-нибудь лазурном побережье.
«Наверное, это даже лучше, что можно было себе представить», — если не обрадовалась, то, по крайней мере, совершенно не огорчилась Анастасия. Монастырь в горах, сами горы — пожалуй, о таком можно было только мечтать. До ближайшей деревеньки несколько миль, а до городка еще дальше. Ей всегда хотелось очутиться в подобном уединенном месте, сначала после того, как умерла ее мама, так и не разродившись мальчиком, хотелось тишины и покоя. И потом, когда разбился на самолете ее отец, оставив ее вдвоем с мачехой, которая ее терпеть не могла. И все потому, что денег той не доставалось ни копеечки после смерти мужа. Все наследство Анастасии благополучно перешло в руки ее супруга, которого девочка в глаза даже ни разу не видела, и именно который оплачивал и ее обучение в закрытом колледже, и материальные ущербы, причиненные ею.
Прошло еще пять лет.
— Настя, куда ты так спешишь? — Рафаэлла, подруга и соратница во всех ее проказах, как только та появилась в монастыре, еле поспевала за девушкой, широко шагающей через монастырский двор.
Она была так счастлива, что новенькая выбрала в наперсницы именно ее. До этого с толстушкой Рафаэллой никто не дружил, потому что сдобную булочку во время вечернего чаепития она съедала всегда сама, никогда ни с кем не делилась. Ее дразнили скупердяйкой, жмотом. Она плакала в подушку по ночам, но маленькую булочку, единственную радость за весь тоскливый день, все равно никому не отдавала. Худенькая Анастасия в первый же вечер в монастыре придвинула к Рафаэлле свою булочку и спросила: «Хочешь еще?». Та согласно качнула головой и тут же расправилась со второй булочкой, словно ее и не было. Так они и подружились.
Но Анастасия понравилась Рафаэлле вовсе не за булочки и котлетки, которыми подруга ее порой подкармливала, и не за то, что та всегда заступалась за нее, когда кто-то пытался Рафаэллу обидеть или обозвать жирной, а потом с синяком на скуле сидела у нее в ногах на постели и утешала, мол, не такая та и толстая, мол, это она, Анастасия, по сравнению с ней слишком тощая, вот со стороны некоторым и кажется. С ней Рафаэлле было невероятно весело в этом тоскливом, по ее мнению, месте, кроме того, Анастасия так увлеченно рассказывала о том, что прочитала в исторических книгах, словно сама побывала в прошлом. И только поэтому платила Рафаэлла Анастасии щенячьей преданностью, готовностью пойти за ней в огонь и в воду, чтобы это веселье продолжалось и дальше…
— Понимаешь, мне кажется, я, наконец, отыскала то, что давно пыталась найти, — ответила Анастасия, не оборачиваясь и устремляясь в сторону старинных конюшен.
Этими конюшнями давно никто не пользовался, да и на лошадях давно уже никто не ездил. Даже запах навоза выветрился. Время не то. Все же на дворе не прошлый и даже не позапрошлый век. Но эти конюшни, как часть истории монастыря, здешние монахини ревностно охраняли, не давая снести их и выстроить на их месте, например, современный гараж. Они опасались, что придется разобрать и часть старинной кладки стены, чтобы в ворота могли проезжать автомобили.
Девушки вошли под каменные своды и становились. Анастасия внимательно огляделась по сторонам, а потом подошла к той части стены, которая выглядела несколько новее или свежее, чем все прочие.
— Смотри, — провела она пальцем по камням новой кладки, — так разворотить стену мог только направленный взрыв.
— Анастасия, — протянула Рафаэлла, — ты просто помешалась на своих взрывах. Мне, конечно, весело, но я каждый раз опасаюсь, что нас с тобой разлучат. Удивляюсь, почему на тебя никто не жалуется, меня бы давно отправили домой, попробуй я сотворить нечто подобное.
— Меня нельзя отправить домой до моего совершеннолетия. Более того, меня и после совершеннолетия нельзя отправить домой, так как меня может забрать отсюда только один человек — мой супруг, — совершенно серьезно ответила подруге Анастасия. — Я могу развалить этот монастырь полностью, камня на камне от него не оставить, но домой меня все равно никто не отправит. Монахини наймут строителей, те все заново отстроят, а меня даже не высекут за это. За все уплачено или будет уплачено в будущем. Но мне это не нужно. Точнее, мне нужно не это — я не хочу разваливать монастырь.
Она отсчитала шаги до выхода из конюшни от того места, где они только что стояли с Рафаэллой, и, выйдя наружу, попыталась найти эти же самые камни на поросшей зеленоватым мхом стене. Удостоверившись, что она стоит именно в нужном месте, стала, озираясь, что-то искать на площадке перед конюшней. Ей все эти три года казалось, что она бывала в этом монастыре и раньше. Только когда и при каких обстоятельствах, все никак не могла припомнить. А сегодня ночью ей приснился сон: развороченная стена конюшни явственно стояла перед глазами, и глубокая яма перед ней была. Если сейчас она найдет эту яму, то, значит, ей все это не приснилось, и она когда-то бывала в этом самом месте. Только не может припомнить, как давно это было.
Монастырь сильно изменился даже за время ее пребывания здесь — двор выложили современной тротуарной плиткой, за каменными стенами выстроили гараж. Кур, гусей и коз тоже перевели за стены монастыря в более современные постройки. И только площадка перед конюшней оставалась в своем первозданном виде, ее даже не удосужились вымостить.
— Видишь? Видишь? — радостно закричала Анастасия, указывая себе под ноги.
Рафаэлла только неопределенно пожала плечами — она лично ничего не видела, хоть и внимательно смотрела туда, куда показывала подруга.
— Здесь небольшое углубление и почва мягче, а главное, в этом месте нет ни травинки, обрати внимание, — продолжила радоваться Анастасия. Она, упав на колени, принялась шарить руками по площадке, поднося к глазам камешки и подслеповато щурясь.
— Почему ты не носишь очки? — в который раз недовольно поинтересовалась ее подруга.
— Я тебе уже много раз отвечала, — не менее недовольно проворчала Анастасия.
Эти разговоры об очках, которые неизменно заводила Рафаэлла, просто бесили ее. Как она могла, спрашивается, сражаться на мечах, заниматься борьбой, если на ее носу будут красоваться очки. Про линзы ее почему-то никто не спрашивал. Все и без этих вопросов прекрасно знали, как только она пыталась их надеть, глаза сразу становились красными, и начиналось такое слезотечение, словно она безудержно рыдала, пуская реки слез. А вот про очки каждый старался ей напомнить, считая своим долгом заботу о зрении девушки. А видела-то она вполне сносно — только когда старалась прочитать слишком мелкий текст или вставить нитку в иголку, тогда щурилась, но все это почему-то сразу замечали.
— Смотри, — Анастасия, поднявшись с колен, отряхнула ладони и протянула подруге то, что нашла на площадке. — Этот камень так оплавить мог только сильный огонь или взрыв.
Рафаэлла покрутила в руках катыш, больше похожий на стекляшку, чем на кусок гранита, но с подругой спорить не стала. Той виднее, она в этом лучше разбиралась. Раз сказала, что камень побывал в огне, значит, так и было.
Анастасия поправила свой подрясник, подпоясанный сыромятным ремешком, и зашагала назад в сторону основного строения монастыря, где находились кельи, трапезная и молельни. Многое менялось в этой жизни, но только не одежда монахинь и послушниц — все того же серого цвета с высоким воротом подрясник, сшитый из грубой ткани. И шили монахини одежду по старинке — на руках, а не на современном оборудовании. Ткань же по заказу монастыря изготавливали на небольшой ткацкой фабрике почти кустарным способом.
Анастасия поспешила в библиотеку, хотела пообщаться с матушкой-настоятельницей и очень надеялась, что та разрешит ей посмотреть старинные рукописи. Девушку интересовали не сами рукописи, а чертежи и схемы помещений монастыря. Она надеялась и верила, что в нижнем ярусе должны были быть расположены тайные ходы и глубокие подвалы, с хранящимися в них старинными предметами.
Мать-настоятельница внимательно выслушала Анастасию, которая выражала всем своим видом полное покаяние, неся на челе печаль всего человечества, пытаясь получить разрешение на посещение библиотеки после ужина и вечерней молитвы, дабы ознакомиться с историей монастыря более подробно. Причин для отказа вроде бы не было, и матушка Зузанне, которая тоже выслушала просьбу девушки, написала разрешительную записку монахине, смотрительнице за старинными фолиантами, чтобы та выдала требуемые книги и свитки Анастасии, одной из лучших учениц монастыря. Если бы не ее страсть к взрывам и огню, то ее можно было бы считать просто идеальной послушницей. Но за три года, что она здесь провела, матушка-настоятельница написала массу писем, оставшихся безответными, и ее мачехе, и ее супругу. В лучшем случае после очередной жалобы, что Анастасия развалила или уничтожила то или иное строение или объект на территории монастыря, на монастырском счету, как по мановению волшебной палочки, появлялась круглая сумма, которая с лихвой покрывала все причиненные девушкой материальные убытки. Но мать-настоятельница хотела не этого, не компенсаций, а разговора по душам с опекунами Анастасии. Ведь та чем-то заинтересована и преследует этими взрывами какие-то определенные цели, только никому не рассказывает какие. Ведь неспроста она рвалась в библиотеку и просиживала подолгу за книгами.
Рафаэлла такого же разрешения на посещения библиотеки не получила и была вынуждена с другими послушницами сидеть в классе для занятий и монотонно зубрить уроки на завтрашний день. А Анастасия, потеряв счет времени, с упоением перечерчивала на кальку, которую принесла с собой, непонятные схемы странных помещений. Судя по всему, эти помещения должны располагаться прямо под конюшней, которую монахини из поколения в поколения ревностно отстаивали и отстраивали, не давая разрушить до основания, по каким-то только им известным причинам. Анастасия покинула библиотеку только тогда, когда монахиня-смотрительница просто выключила свет, заставив ее пробираться к двери на ощупь между стеллажами с книгами.
— Рафаэлла, — тихо потянула Анастасия подругу
— У меня чертеж даже есть, — расцвела девочка, — я начертила его и оставила в библиотеке…
— Это ты вовремя о библиотеке вспомнила, — монахиня-наставница Зузанна, до этого молча стоявшая рядом, тут же вставила свое веское слово, — насколько я помню, с послушницами до взрыва шли занятия до утренней трапезы, и именно в библиотеке, и только тебя среди них почему-то не оказалось. Как это понимать?
Анастасия недовольно поджала губы, но спорить со старшими не стала, и позволила себя вместе со всеми увести назад в библиотеку — так можно и без завтрака остаться…
В нашем будущем
Страшный взрыв сотряс стены здания старинной постройки, в которой располагался закрытый элитный колледж для девочек из обеспеченных семей. Казалось, что огромные камни, из которых было когда-то построено здание, подпрыгнули, на полметра оторвавшись от земли, а потом каким-то чудесным образом снова легли точно на свои места, а не сместились или вообще не рассыпались по одному.
— Анастасия! — все преподавательницы колледжа во главе с директрисой понеслись, другого слова просто не существует, чтобы описать, как немолодые женщины побежали в сторону кабинета химии, откуда прогремел сильнейший взрыв, вынесший и двери, и окна.
В проеме двери появилось перепачканное чем-то черным хитрое лицо девочки, а затем и вся она возникла в клубах белого дыма, словно привидение в обрывках школьного платья, висевших клоками на ее худом теле.
— Анастасия, — умоляюще всплеснула руками директриса, пока местная врач ощупывала и осматривала ее, по ходу соображая, сразу вызывать неотложку и госпитализировать девочку, или она справится с ее травмами своими силами, — порох, я уже говорила тебе об этом не раз, изобрели задолго до твоего рождения. Не стоит также заниматься и изобретением взрывчатки. Это просто невозможно. Ни я, ни педагоги, ни воспитанники, никто не желает был погребенным под развалинами школы, которая в конце концов рухнет, не выдержав твоих опытов со взрывчатыми веществами. Я вынуждена пожаловаться твоим родителям и выставить им счет за причиненный в очередной раз ущерб зданию колледжа.
«Жалуйся, жалуйся, — хмыкнув про себя, хитро улыбнулась девочка. — Только вот мачеха меня все равно не заберет отсюда, что бы про меня ей не говорили, да и за год проплачено все вперед. В том числе и материальный ущерб, который я нанесла и еще смогу нанести колледжу в будущем».
Как бы то ни было, но эти взрывы Анастасия устраивала вовсе не из природной вредности и не в попытках изобрести динамит, как Альфред Нобель, — она смешивала компоненты, о которых прочитала в одной мудрой книжке. И цель у девочки была совершенно другая. В книжке подробно описывалась, каким образом можно вызвать дух предков или встретиться со своим двойником из прошлого, чтобы открыть портал в прошлое. А взрывы оказывались побочным эффектом ее экспериментов. Их вовсе не должно было быть. Но каждый раз у нее что-то происходило не так, как было описано, и кроме громкого хлопка с выносом дверей и окон, ничего не происходило. Да и вообще, честно говоря, ей было скучно учиться, вот она и занималась, так сказать, всякой ерундой, по словам взрослых. Нет, на самом деле ей учеба нравилась, только вся загвоздка состояла в том, что, о чем на занятиях рассказывали, она уже давно прочитала, практически проглотила учебник за один вечер и теперь скучала на уроках. Ей пообещали устроить досрочный экзамен и перевести в следующий класс, чтобы было чем заняться, а не устраивать взрывы в колледже. Но пока строгая комиссия так и не назначила ни дня, ни часа. Вот Анастасия все свободное от домашних заданий время и просиживал в кабинете химии, благо химреактивов для ее опытов в здешних шкафах было предостаточно…
Только на этот раз она ошиблась, и на звонок директрисы, ее мачеха примчалась незамедлительно, чтобы забрать Анастасию из колледжа. Но как выяснилось, везти ее она собиралась не домой.
— Мне надоело выслушивать о тебе много нелестного, — презрительно кривя накрашенные яркой помадой губы, выговаривала Анастасии красивая молодая женщина, увозя ее в лимузине из колледжа. — На этот раз я просто сдам тебя в монастырь, расположенный далеко в горах. Вот там ты можешь разносить все в клочья, хоть камня на камне не оставить, сравнивая монастырь с землей. Мать-настоятельница подписала со мной долгосрочный контракт, и ни при каких обстоятельствах тебя мне не вернут. Оттуда тебя сможет забрать только твой законный муж. Буквально через несколько часов я распрощаюсь с тобой навсегда.
Она истерично расхохоталась, видимо, от мысли, что ей больше не придется ни с кем объясняться по поводу своей падчерицы, а главное, не встречаться с ней, не видеть ее, не думать о ней. Ведь до этого, каждый раз передавая счет на оплату за нанесенный девочкой ущерб, она ненавидела ее всеми фибрами души и прикидывала в уме, как она могла бы потратить эти деньги с пользой для себя, например, прекрасно провести время или развлечься на каком-нибудь лазурном побережье.
«Наверное, это даже лучше, что можно было себе представить», — если не обрадовалась, то, по крайней мере, совершенно не огорчилась Анастасия. Монастырь в горах, сами горы — пожалуй, о таком можно было только мечтать. До ближайшей деревеньки несколько миль, а до городка еще дальше. Ей всегда хотелось очутиться в подобном уединенном месте, сначала после того, как умерла ее мама, так и не разродившись мальчиком, хотелось тишины и покоя. И потом, когда разбился на самолете ее отец, оставив ее вдвоем с мачехой, которая ее терпеть не могла. И все потому, что денег той не доставалось ни копеечки после смерти мужа. Все наследство Анастасии благополучно перешло в руки ее супруга, которого девочка в глаза даже ни разу не видела, и именно который оплачивал и ее обучение в закрытом колледже, и материальные ущербы, причиненные ею.
Прошло еще пять лет.
— Настя, куда ты так спешишь? — Рафаэлла, подруга и соратница во всех ее проказах, как только та появилась в монастыре, еле поспевала за девушкой, широко шагающей через монастырский двор.
Она была так счастлива, что новенькая выбрала в наперсницы именно ее. До этого с толстушкой Рафаэллой никто не дружил, потому что сдобную булочку во время вечернего чаепития она съедала всегда сама, никогда ни с кем не делилась. Ее дразнили скупердяйкой, жмотом. Она плакала в подушку по ночам, но маленькую булочку, единственную радость за весь тоскливый день, все равно никому не отдавала. Худенькая Анастасия в первый же вечер в монастыре придвинула к Рафаэлле свою булочку и спросила: «Хочешь еще?». Та согласно качнула головой и тут же расправилась со второй булочкой, словно ее и не было. Так они и подружились.
Но Анастасия понравилась Рафаэлле вовсе не за булочки и котлетки, которыми подруга ее порой подкармливала, и не за то, что та всегда заступалась за нее, когда кто-то пытался Рафаэллу обидеть или обозвать жирной, а потом с синяком на скуле сидела у нее в ногах на постели и утешала, мол, не такая та и толстая, мол, это она, Анастасия, по сравнению с ней слишком тощая, вот со стороны некоторым и кажется. С ней Рафаэлле было невероятно весело в этом тоскливом, по ее мнению, месте, кроме того, Анастасия так увлеченно рассказывала о том, что прочитала в исторических книгах, словно сама побывала в прошлом. И только поэтому платила Рафаэлла Анастасии щенячьей преданностью, готовностью пойти за ней в огонь и в воду, чтобы это веселье продолжалось и дальше…
— Понимаешь, мне кажется, я, наконец, отыскала то, что давно пыталась найти, — ответила Анастасия, не оборачиваясь и устремляясь в сторону старинных конюшен.
Этими конюшнями давно никто не пользовался, да и на лошадях давно уже никто не ездил. Даже запах навоза выветрился. Время не то. Все же на дворе не прошлый и даже не позапрошлый век. Но эти конюшни, как часть истории монастыря, здешние монахини ревностно охраняли, не давая снести их и выстроить на их месте, например, современный гараж. Они опасались, что придется разобрать и часть старинной кладки стены, чтобы в ворота могли проезжать автомобили.
Девушки вошли под каменные своды и становились. Анастасия внимательно огляделась по сторонам, а потом подошла к той части стены, которая выглядела несколько новее или свежее, чем все прочие.
— Смотри, — провела она пальцем по камням новой кладки, — так разворотить стену мог только направленный взрыв.
— Анастасия, — протянула Рафаэлла, — ты просто помешалась на своих взрывах. Мне, конечно, весело, но я каждый раз опасаюсь, что нас с тобой разлучат. Удивляюсь, почему на тебя никто не жалуется, меня бы давно отправили домой, попробуй я сотворить нечто подобное.
— Меня нельзя отправить домой до моего совершеннолетия. Более того, меня и после совершеннолетия нельзя отправить домой, так как меня может забрать отсюда только один человек — мой супруг, — совершенно серьезно ответила подруге Анастасия. — Я могу развалить этот монастырь полностью, камня на камне от него не оставить, но домой меня все равно никто не отправит. Монахини наймут строителей, те все заново отстроят, а меня даже не высекут за это. За все уплачено или будет уплачено в будущем. Но мне это не нужно. Точнее, мне нужно не это — я не хочу разваливать монастырь.
Она отсчитала шаги до выхода из конюшни от того места, где они только что стояли с Рафаэллой, и, выйдя наружу, попыталась найти эти же самые камни на поросшей зеленоватым мхом стене. Удостоверившись, что она стоит именно в нужном месте, стала, озираясь, что-то искать на площадке перед конюшней. Ей все эти три года казалось, что она бывала в этом монастыре и раньше. Только когда и при каких обстоятельствах, все никак не могла припомнить. А сегодня ночью ей приснился сон: развороченная стена конюшни явственно стояла перед глазами, и глубокая яма перед ней была. Если сейчас она найдет эту яму, то, значит, ей все это не приснилось, и она когда-то бывала в этом самом месте. Только не может припомнить, как давно это было.
Монастырь сильно изменился даже за время ее пребывания здесь — двор выложили современной тротуарной плиткой, за каменными стенами выстроили гараж. Кур, гусей и коз тоже перевели за стены монастыря в более современные постройки. И только площадка перед конюшней оставалась в своем первозданном виде, ее даже не удосужились вымостить.
— Видишь? Видишь? — радостно закричала Анастасия, указывая себе под ноги.
Рафаэлла только неопределенно пожала плечами — она лично ничего не видела, хоть и внимательно смотрела туда, куда показывала подруга.
— Здесь небольшое углубление и почва мягче, а главное, в этом месте нет ни травинки, обрати внимание, — продолжила радоваться Анастасия. Она, упав на колени, принялась шарить руками по площадке, поднося к глазам камешки и подслеповато щурясь.
— Почему ты не носишь очки? — в который раз недовольно поинтересовалась ее подруга.
— Я тебе уже много раз отвечала, — не менее недовольно проворчала Анастасия.
Эти разговоры об очках, которые неизменно заводила Рафаэлла, просто бесили ее. Как она могла, спрашивается, сражаться на мечах, заниматься борьбой, если на ее носу будут красоваться очки. Про линзы ее почему-то никто не спрашивал. Все и без этих вопросов прекрасно знали, как только она пыталась их надеть, глаза сразу становились красными, и начиналось такое слезотечение, словно она безудержно рыдала, пуская реки слез. А вот про очки каждый старался ей напомнить, считая своим долгом заботу о зрении девушки. А видела-то она вполне сносно — только когда старалась прочитать слишком мелкий текст или вставить нитку в иголку, тогда щурилась, но все это почему-то сразу замечали.
— Смотри, — Анастасия, поднявшись с колен, отряхнула ладони и протянула подруге то, что нашла на площадке. — Этот камень так оплавить мог только сильный огонь или взрыв.
Рафаэлла покрутила в руках катыш, больше похожий на стекляшку, чем на кусок гранита, но с подругой спорить не стала. Той виднее, она в этом лучше разбиралась. Раз сказала, что камень побывал в огне, значит, так и было.
Анастасия поправила свой подрясник, подпоясанный сыромятным ремешком, и зашагала назад в сторону основного строения монастыря, где находились кельи, трапезная и молельни. Многое менялось в этой жизни, но только не одежда монахинь и послушниц — все того же серого цвета с высоким воротом подрясник, сшитый из грубой ткани. И шили монахини одежду по старинке — на руках, а не на современном оборудовании. Ткань же по заказу монастыря изготавливали на небольшой ткацкой фабрике почти кустарным способом.
Анастасия поспешила в библиотеку, хотела пообщаться с матушкой-настоятельницей и очень надеялась, что та разрешит ей посмотреть старинные рукописи. Девушку интересовали не сами рукописи, а чертежи и схемы помещений монастыря. Она надеялась и верила, что в нижнем ярусе должны были быть расположены тайные ходы и глубокие подвалы, с хранящимися в них старинными предметами.
Мать-настоятельница внимательно выслушала Анастасию, которая выражала всем своим видом полное покаяние, неся на челе печаль всего человечества, пытаясь получить разрешение на посещение библиотеки после ужина и вечерней молитвы, дабы ознакомиться с историей монастыря более подробно. Причин для отказа вроде бы не было, и матушка Зузанне, которая тоже выслушала просьбу девушки, написала разрешительную записку монахине, смотрительнице за старинными фолиантами, чтобы та выдала требуемые книги и свитки Анастасии, одной из лучших учениц монастыря. Если бы не ее страсть к взрывам и огню, то ее можно было бы считать просто идеальной послушницей. Но за три года, что она здесь провела, матушка-настоятельница написала массу писем, оставшихся безответными, и ее мачехе, и ее супругу. В лучшем случае после очередной жалобы, что Анастасия развалила или уничтожила то или иное строение или объект на территории монастыря, на монастырском счету, как по мановению волшебной палочки, появлялась круглая сумма, которая с лихвой покрывала все причиненные девушкой материальные убытки. Но мать-настоятельница хотела не этого, не компенсаций, а разговора по душам с опекунами Анастасии. Ведь та чем-то заинтересована и преследует этими взрывами какие-то определенные цели, только никому не рассказывает какие. Ведь неспроста она рвалась в библиотеку и просиживала подолгу за книгами.
Рафаэлла такого же разрешения на посещения библиотеки не получила и была вынуждена с другими послушницами сидеть в классе для занятий и монотонно зубрить уроки на завтрашний день. А Анастасия, потеряв счет времени, с упоением перечерчивала на кальку, которую принесла с собой, непонятные схемы странных помещений. Судя по всему, эти помещения должны располагаться прямо под конюшней, которую монахини из поколения в поколения ревностно отстаивали и отстраивали, не давая разрушить до основания, по каким-то только им известным причинам. Анастасия покинула библиотеку только тогда, когда монахиня-смотрительница просто выключила свет, заставив ее пробираться к двери на ощупь между стеллажами с книгами.
— Рафаэлла, — тихо потянула Анастасия подругу
