за широкий рукав подрясника, когда они с другими послушницами спустились со второго этажа, где располагались кельи, в трапезную, чтобы выпить по стакану компота и съесть по куску хлеба перед сном. Растущий организм требовал еды буквально круглые сутки, и монахини, памятуя, что их воспитанницы все же вернутся когда-нибудь в реальный мир, не сильно занимались истязанием их плоти, разрешая даже перекусить на сон грядущий.
— Дело ешть, — чуть шепеляво проговорила Анастасия, жуя черствый хлеб и запивая его холодным компотом. Она старалась говорить тихо, не привлекая ничьего внимания. — У конюшни в полночь.
Рафаэлла обреченно кивнула. Ей безумно надоели эти ночные вылазки, после них она не высыпалась и клевала носом на уроках, удивляясь, как ее подруге удавалось сохранять бодрость и с успехом усваивать то, о чем рассказывала монахиня-наставница — все их преподавательницы отличались негромкими голосами и монотонной убаюкивающей манерой изложения уроков.
Но и бросить подругу она не могла.
Уединившись в своей келье, Рафаэлла попыталась сначала посидеть на своей узкой кровати, но, когда поняла, что до полуночи она заснет даже сидя, встала и, подойдя к окну, приоткрыла его, чтобы слышать, как на башне в деревне, которая выросла под каменными стенами монастыря буквально за последние годы, пробьет двенадцать. Но и стоять тоже оказалось тяжело — она бы уснула и стоя, если бы разрешили — пришлось ходить взад и вперед по тесной комнате. Услышав заветные удары, Рафаэлла выскользнула из кельи и, тихо ступая, пошла вниз, а потом к боковой двери, ведущей прямо на задний двор к конюшне. Она знала, что Анастасия уже там, и все пути отступления или прохода к означенному месту ей обеспечила. Так было раньше, так будет и на этот раз.
— Настя, — позвала Рафаэлла негромко и тут же ее рот был зажат властной рукой.
— Не шуми, — попросила ее подруга, отпуская. — На, держи, — Анастасия протянула ей два громадных факела.
— Зачем? — удивилась девушка. — Я и свечи, и фонарик прихватила, как обычно.
— Это хорошо, — согласилась Анастасия. — Они нам пригодятся. Но ни при свете свечи, ни при свете фонаря не получится рассмотреть, то, что я запланировала найти. Это непростые факелы. Их я сама изготовила…
И она назвала мудреный химический состав, из которого были сделаны эти источники белого, как сказала девушка, света.
Схватив Рафаэллу за рукав, Анастасия потянула ее за собой внутрь конюшни. Она что-то бормотала негромко — то ли шаги считала, то ли читала молитву, и не разобрать. Наконец, она опустилась на колени и, пошарив в темноте руками, взяла заступ. Рафаэлла ни капельки не засомневалась, что и лопату ее подруга принесла и схоронила в конюшне заранее, еще днем. Прямо в темноте, немного поковырявшись в земляном полу, Анастасия откопала металлическое кольцо и потянула за него, а потом неожиданно резко отпустила. И прямо перед ними в стене открылась маленькая дверца.
— За мной, — скомандовала Анастасия, нисколько не удивившись. Она первой решительно залезла в проход.
Дверца была маленькая, если не сказать, крошечная, Рафаэлла даже засомневалась, что сможет со своими пышными формами следовать за худой подругой, но, к ее изумлению, прямо за ней начинался достаточно широкий проход, чтобы в нем передвигаться в полный рост. Какое-то время девушки шли в кромешной темноте, наугад. А потом, чиркнув спичкой, длинной, как для розжига каминов, Анастасия зажгла свои факелы, осветив необычно ярко потайной ход. Рафаэлла, ничего не спрашивая, она всегда доверяла подруге, молча продолжила идти за ней. Вскоре они остановились еще перед одной дверью, которая оказалась незапертой и просто открылась, когда Анастасия потянула ее за ручку. Девушки вошли в достаточно просторное помещение и осмотрелись.
Прямоугольная комната была, видимо, в старинные времена военным арсеналом — в одном углу горкой лежали пушечные ядра, в другом — несколько пушек, по типу чугунных труб, но только без лафетов. Скорее всего, лафеты им и не требовались, их просто устанавливали на стенах монастыря в специальных углублениях. Их раньше доводилось видеть и Анастасии, и Рафаэлле, как, впрочем, и другим послушницам, когда они поднимались на стены монастыря. В деревянных ящиках хранились ядра поменьше, их можно было использовать в качестве гранат, метая рукой вдаль, если противник подходил к монастырю слишком близко. Вдоль одной из стен комнаты стояли три бочонка, как для засолки огурцов у них в подвале под трапезной, только поменьше.
— Порох? — Рафаэлла неожиданно показала пальцем именно на них. Только они ее почему-то заинтересовали.
— Нет, — улыбнулась Анастасия. И подошла к среднему из бочонков. — Знаешь, я его сейчас вскрою, а там сверху будет лежать коленкоровая тетрадь, исписанная от корки до корки моим почерком.
И она легко откинула крышку в сторону и взяла тетрадь в руку. Она хотела рассказать, что за основной состав у этого пороха, но не успела…
Рафаэлла ойкнула, вздрогнула и от неожиданности, что все так и оказалось, как предсказала Анастасия, уронила свой факел прямо в бочонок, наполненный доверху непонятным порошком.
— Что ты наделала, — это были последние слова, которые услышала она за миг до прогремевшего сильнейшего взрыва. Грохот разрывал, казалось, в клочья ушные перепонки и разносил по камешку весь подвал.
В далеком прошлом
— Ты куда собрался? — мрачно поинтересовался у своего сына король Фридрих, сурово нахмурив брови.
Он недовольно взирал на него уже в течение довольно долгого времени, пока его наследник, принц Рудольф переодевался в свой самый изысканный наряд, который нашелся в его гардеробе. Если бы они находились у себя дома, во дворце Западного королевства, то королю Фридриху и в голову не пришло бы спрашивать подобное. Да и наряд для прогулки в город принц выбрал бы поизысканнее. Но они вот уже месяц толклись в столице Объединенных земель во дворце Верховного правителя.
Король и принц поначалу недоумевали, зачем их призвали ко двору? В это время года ни балов, ни праздников не было и в ближайшее время не предвиделось. Развлечений, кроме охоты, тоже никаких не было. И принц Рудольф, не отличающийся и без этого праведным образом жизни, здесь от скуки пристрастился к более крепким напиткам, изысканные вина в столичных заведениях практически не подавались. Он не упускал случая, находя на то причину, чтобы покинуть дворец и зависнуть на всю ночь в каком-нибудь трактире, коих в столице было превеликое множество, с какой-нибудь красавицей, которых в столице тоже имелось немало и которые искали счастья в объятиях богатых или титулованных особ.
Вот и сейчас возле Рудольфа крутилась одна из таких, помогая тому одеться на вечернюю прогулку.
Король Фридрих поморщился — от красивой молодой женщины исходил сладковатый запах духов с ферромонами. Он был не молод, и теперь такие запахи вызывали у него не желание, а только раздражение.
«И все же венценосную супругу надо навестить в ее спальне», — решил король. Но это он сделает только после серьезного разговора с сыном. Ведь к нему в апартаменты он пришел не для того, чтобы лишь поинтересоваться, куда тот собрался на ночь глядя, а напомнить, что завтра его супруге исполняется восемнадцать. Та станет совершеннолетней, единственной и законной наследницей Восточного королевства. И надо бы найти время, чтобы забрать ее из монастыря, в который ту поместили еще девочкой после гибели короля Генриха. Да и власть законным супругам Анастасии и Рудольфу следовало бы употребить — слухи о том, что мачеха девушки разоряет королевство, пуская на ветер нажитое богатство, достигли уже и дворца Объединенных земель. А он, король Фридрих, сам еще повластвует немного в Западном королевстве, а когда почувствует, что сил почти не осталось, чтобы управлять подданными, то передаст и эти земли во власть сыну и ее супруге…
— В трактир, — горделиво осматривая себя в зеркале, отозвался Рудольф.
Своим внешним обликом принц, а завтра уже будущий король, остался весьма доволен. Темно-зеленого цвета бархатный камзол, расшитый жемчугом и изумрудами, оттенял зелень его глаз и подчеркивал блеск волос, роскошным серебром ниспадающих на плечи, которые он не заплетал в косу, не завязывал в высокий хвост, как было принято. Он быстро взглянул, обернувшись, на отца — бороду, как у того, он тоже отпустит для солидности, но только несколько позже, когда станет полноправным властителем и Восточного, и Западного королевств.
Покрутившись еще перед зеркалом, оценивая себя и свой наряд, Рудольф перевел взгляд несколько ниже — на ноги. Заправленные в высокие ботфорты светлые лосины обтягивали упругий зад и стройные ноги, как вторая кожа. И опять он остался доволен — именно такой наряд подчеркивал стройность его фигуры — узкую талию и широкие плечи.
— Догадываюсь, что не в храм, — ответил ему король Фридрих. — Какой повод для пьянки у тебя на этот раз?
— О! — рассмеялся принц. — Нынешним вечером и ближайшей ночью я стану пропивать последний день своей почти холостяцкой жизни. У меня на сегодня намечен мальчишник. Насколько я помню, завтра моей «законной» по бумаге о браке супруге исполнится восемнадцать, — скривил красивые губы Рудольф, вспомнив о принцессе, которую он ни разу не видел.
— Это хорошо, что ты помнишь и о супруге, и о долге, — кивнул король Фридрих. — И все же я бы поостерегся шастать по ночам по злачным местам.
— Ваше величество король Фридрих, — протянул Рудольф. Он всегда так обращался к отцу, когда тот пытался прочитать ему нотацию. Он каким образом подчеркивал, что не за горами то время, когда он сам станет носить подобный титул, и в его наставлениях он ни сейчас, ни потом не будет нуждаться. — Если я считаю возможным пойти в трактир в этот час, то я пойду туда. И ваши советы мне не требуются. Обойдусь как-нибудь без них.
Король Фридрих вздохнул — спорить с мальчиком стало бесполезно сразу, как только он впервые взял в руки меч. А уж теперь и подавно — такого искусного воина свет не видывал ранее и вряд ли увидит в ближайшее столетие.
— Возьми тогда хотя бы оружие, — посоветовал король. Когда у того в руках оказывался хотя бы нож, он за него был спокоен — в четном бою победить принца Рудольфа можно было только при десятикратном перевесе в силе.
— Отец, и в этом совете я не нуждаюсь, — фыркнул Рудольф. Он и без слов отца знал, что за ворота дворца без своих любимых парных кинжалов не выйдет. Принц и лосины с ботфортами надел не просто так, а специально, чтобы именно в сапогах спрятать свое оружие, а не портить изысканный костюм перевязью.
— Да, — вздохнул король Фридрих, — вижу, что ты вырос, только вот взрослым еще не стал.
— Взрослым? — удивленно выгнул красивые брови принц Рудольф. Он внимательно посмотрел сначала на свое отражение в зеркале, потом отца. Что он имел в виду?
— Взрослость не измеряется количеством прожитых дел, — усмехнулся король. — Человек становится взрослым, когда способен отвечать за свои поступки, взять ответственность за судьбу и жизнь других людей.
— Вы намекаете на мою супругу? — хмыкнул принц Рудольф.
Ему совершенно не понравилось, какой оборот принял его разговор с отцом.
— Нет, — покачал головой король Фридрих. — Отвечать за любимых людей ты научишься со временем. Я говорю хотя бы о ней.
И он кивнул в сторону женщины, которая отошла в сторону.
— С ней я разберусь, — пообещал принц.
Он оделся и готов был уйти в город, но отец все не заканчивал пренеприятнейший для него разговор.
— Когда ты возвратишься утром со своей попойки, — продолжил король Фридрих, — меня здесь не застанешь. Я вернусь ко дворцу Верховного правителя и, следовательно, к тебе лишь в двух случаях — на твое бракосочетание и коронацию или тебе потребуется помощь от меня.
Он поднял руку, что провести по волосам принца в детстве, но потом передумал и, махнув рукой, покинул его покои…
— Предлагаю выпить за Рудольфа.
Один из собутыльников принца поднялся из-за стола. Пьяно покачиваясь и при этом размахивая кубком с вином из стороны в сторону и разливая его содержимое на тех, кто сидел с ним за одним столом, попытался заплетающимся языком объяснить, почему надо выпить именно за принца. Другой дружок в это же самое время тискал Тилли, красавицу, с которой заявился в трактир Рудольф. Та вылила на себя не менее полфлакона духов, и фонило от нее ферромонами так, что у любого мужчины, находящегося рядом с ней, в штанах становилось тесно и хотелось мгновенной разрядки. И только принцу Рудольфу было все равно, он этих красоток за свою жизнь повидал такое количество и такого качества, что Тилли надо еще постараться, чтобы удовлетворить его в постели, и тут даже духи вряд ли смогли бы помочь.
А потом еще один «дружок» предложил выпить за принца. А потом еще…
Вина и более крепких напитков лилось все больше, голоса становились все громче.
Компания, что-то празднующая за соседними столами, попросила друзей принца вести себя поскромнее и меньше шуметь. Им ответили грубостью. Язвительные комментарии прилетели в ответ — те оказались остры на язычок, и, не задумываясь особо над словами, они прошлись по внешнему виду и манерам принца и его собутыльников. «Друзьям» принца Рудольфа показалось, что их незаслуженно оскорбили, и мужчины схватились за оружие. Те парни тоже оказались не промах и тоже взялись за кинжалы…
Завязалась драка…
Раздавался звон оружия, истерично завизжали женщины — кто-то визжал, подбадривая, кто от страха, но сами в драку не ввязывались, стараясь прижаться поближе к стенам, чтобы случайно не прилетело.
Принц Рудольф, не торопясь, допил вино из своего кубка, не пропадать же добру, и уже пустой его швырнул со всей силы в дерущихся — в кого-то попал, тот рухнул на грязный пол как подкошенный. Принц рывком выдернул оба кинжала из ботфортов и прыгнул в толпу, нанося острыми клинками удары направо и налево.
Он даже не понял, видимо, просто сильно был пьян, как пропустил удар. Холодная сталь рассекла красивое лицо Рудольфа — он успел только зажмуриться, пытаясь спасти глаз. Кровь, хлынув из развороченной раны, залила камзол. Принц, взревев от боли, принялся наносить удары направо и налево, совершенно перестав осознавать, что это уже не драка, а резня.
В какой-то момент к нему подскочила Тилли, рискуя получить тоже удар в бок ножом или кинжалом, и схватив принца за руку, потянула на выход, громко шепча при этом:
— Ваше высочество, надо уносить ноги, скоро здесь объявится стража. И совершенно нехорошо получится, если вас, венценосную особу, вдруг заберут в тюрьму. Да и вашу рану обработать надо — в таком виде возвращаться во дворец нельзя.
Принц Рудольф вдруг обмяк, когда ему напомнили про рану, и, не сопротивляясь, позволил себя увести. Тилли была местной и знала все входы и выходы. И надо сказать, вовремя — они успели только скрыться в ближайшей подворотне, как вооруженные воины ночного дозора ворвались в трактир, чтобы унять дерущихся, а зачинщиков и особо рьяных препроводить в королевскую башню до выяснения.
Принц Рудольф, так же молча, позволил довести себя до ближайшего лекаря, который мастерски обработал его жуткую рану и наложил ему несколько швов на обезображенное лицо. После этого принц позволил Тилли отвести его в недорогую гостиницу, где красотка собиралась снять напряжение не только с тела, но и с души принца, по крайней мере, так она считала.
— Дело ешть, — чуть шепеляво проговорила Анастасия, жуя черствый хлеб и запивая его холодным компотом. Она старалась говорить тихо, не привлекая ничьего внимания. — У конюшни в полночь.
Рафаэлла обреченно кивнула. Ей безумно надоели эти ночные вылазки, после них она не высыпалась и клевала носом на уроках, удивляясь, как ее подруге удавалось сохранять бодрость и с успехом усваивать то, о чем рассказывала монахиня-наставница — все их преподавательницы отличались негромкими голосами и монотонной убаюкивающей манерой изложения уроков.
Но и бросить подругу она не могла.
Уединившись в своей келье, Рафаэлла попыталась сначала посидеть на своей узкой кровати, но, когда поняла, что до полуночи она заснет даже сидя, встала и, подойдя к окну, приоткрыла его, чтобы слышать, как на башне в деревне, которая выросла под каменными стенами монастыря буквально за последние годы, пробьет двенадцать. Но и стоять тоже оказалось тяжело — она бы уснула и стоя, если бы разрешили — пришлось ходить взад и вперед по тесной комнате. Услышав заветные удары, Рафаэлла выскользнула из кельи и, тихо ступая, пошла вниз, а потом к боковой двери, ведущей прямо на задний двор к конюшне. Она знала, что Анастасия уже там, и все пути отступления или прохода к означенному месту ей обеспечила. Так было раньше, так будет и на этот раз.
— Настя, — позвала Рафаэлла негромко и тут же ее рот был зажат властной рукой.
— Не шуми, — попросила ее подруга, отпуская. — На, держи, — Анастасия протянула ей два громадных факела.
— Зачем? — удивилась девушка. — Я и свечи, и фонарик прихватила, как обычно.
— Это хорошо, — согласилась Анастасия. — Они нам пригодятся. Но ни при свете свечи, ни при свете фонаря не получится рассмотреть, то, что я запланировала найти. Это непростые факелы. Их я сама изготовила…
И она назвала мудреный химический состав, из которого были сделаны эти источники белого, как сказала девушка, света.
Схватив Рафаэллу за рукав, Анастасия потянула ее за собой внутрь конюшни. Она что-то бормотала негромко — то ли шаги считала, то ли читала молитву, и не разобрать. Наконец, она опустилась на колени и, пошарив в темноте руками, взяла заступ. Рафаэлла ни капельки не засомневалась, что и лопату ее подруга принесла и схоронила в конюшне заранее, еще днем. Прямо в темноте, немного поковырявшись в земляном полу, Анастасия откопала металлическое кольцо и потянула за него, а потом неожиданно резко отпустила. И прямо перед ними в стене открылась маленькая дверца.
— За мной, — скомандовала Анастасия, нисколько не удивившись. Она первой решительно залезла в проход.
Дверца была маленькая, если не сказать, крошечная, Рафаэлла даже засомневалась, что сможет со своими пышными формами следовать за худой подругой, но, к ее изумлению, прямо за ней начинался достаточно широкий проход, чтобы в нем передвигаться в полный рост. Какое-то время девушки шли в кромешной темноте, наугад. А потом, чиркнув спичкой, длинной, как для розжига каминов, Анастасия зажгла свои факелы, осветив необычно ярко потайной ход. Рафаэлла, ничего не спрашивая, она всегда доверяла подруге, молча продолжила идти за ней. Вскоре они остановились еще перед одной дверью, которая оказалась незапертой и просто открылась, когда Анастасия потянула ее за ручку. Девушки вошли в достаточно просторное помещение и осмотрелись.
Прямоугольная комната была, видимо, в старинные времена военным арсеналом — в одном углу горкой лежали пушечные ядра, в другом — несколько пушек, по типу чугунных труб, но только без лафетов. Скорее всего, лафеты им и не требовались, их просто устанавливали на стенах монастыря в специальных углублениях. Их раньше доводилось видеть и Анастасии, и Рафаэлле, как, впрочем, и другим послушницам, когда они поднимались на стены монастыря. В деревянных ящиках хранились ядра поменьше, их можно было использовать в качестве гранат, метая рукой вдаль, если противник подходил к монастырю слишком близко. Вдоль одной из стен комнаты стояли три бочонка, как для засолки огурцов у них в подвале под трапезной, только поменьше.
— Порох? — Рафаэлла неожиданно показала пальцем именно на них. Только они ее почему-то заинтересовали.
— Нет, — улыбнулась Анастасия. И подошла к среднему из бочонков. — Знаешь, я его сейчас вскрою, а там сверху будет лежать коленкоровая тетрадь, исписанная от корки до корки моим почерком.
И она легко откинула крышку в сторону и взяла тетрадь в руку. Она хотела рассказать, что за основной состав у этого пороха, но не успела…
Рафаэлла ойкнула, вздрогнула и от неожиданности, что все так и оказалось, как предсказала Анастасия, уронила свой факел прямо в бочонок, наполненный доверху непонятным порошком.
— Что ты наделала, — это были последние слова, которые услышала она за миг до прогремевшего сильнейшего взрыва. Грохот разрывал, казалось, в клочья ушные перепонки и разносил по камешку весь подвал.
ГЛАВА 2
В далеком прошлом
— Ты куда собрался? — мрачно поинтересовался у своего сына король Фридрих, сурово нахмурив брови.
Он недовольно взирал на него уже в течение довольно долгого времени, пока его наследник, принц Рудольф переодевался в свой самый изысканный наряд, который нашелся в его гардеробе. Если бы они находились у себя дома, во дворце Западного королевства, то королю Фридриху и в голову не пришло бы спрашивать подобное. Да и наряд для прогулки в город принц выбрал бы поизысканнее. Но они вот уже месяц толклись в столице Объединенных земель во дворце Верховного правителя.
Король и принц поначалу недоумевали, зачем их призвали ко двору? В это время года ни балов, ни праздников не было и в ближайшее время не предвиделось. Развлечений, кроме охоты, тоже никаких не было. И принц Рудольф, не отличающийся и без этого праведным образом жизни, здесь от скуки пристрастился к более крепким напиткам, изысканные вина в столичных заведениях практически не подавались. Он не упускал случая, находя на то причину, чтобы покинуть дворец и зависнуть на всю ночь в каком-нибудь трактире, коих в столице было превеликое множество, с какой-нибудь красавицей, которых в столице тоже имелось немало и которые искали счастья в объятиях богатых или титулованных особ.
Вот и сейчас возле Рудольфа крутилась одна из таких, помогая тому одеться на вечернюю прогулку.
Король Фридрих поморщился — от красивой молодой женщины исходил сладковатый запах духов с ферромонами. Он был не молод, и теперь такие запахи вызывали у него не желание, а только раздражение.
«И все же венценосную супругу надо навестить в ее спальне», — решил король. Но это он сделает только после серьезного разговора с сыном. Ведь к нему в апартаменты он пришел не для того, чтобы лишь поинтересоваться, куда тот собрался на ночь глядя, а напомнить, что завтра его супруге исполняется восемнадцать. Та станет совершеннолетней, единственной и законной наследницей Восточного королевства. И надо бы найти время, чтобы забрать ее из монастыря, в который ту поместили еще девочкой после гибели короля Генриха. Да и власть законным супругам Анастасии и Рудольфу следовало бы употребить — слухи о том, что мачеха девушки разоряет королевство, пуская на ветер нажитое богатство, достигли уже и дворца Объединенных земель. А он, король Фридрих, сам еще повластвует немного в Западном королевстве, а когда почувствует, что сил почти не осталось, чтобы управлять подданными, то передаст и эти земли во власть сыну и ее супруге…
— В трактир, — горделиво осматривая себя в зеркале, отозвался Рудольф.
Своим внешним обликом принц, а завтра уже будущий король, остался весьма доволен. Темно-зеленого цвета бархатный камзол, расшитый жемчугом и изумрудами, оттенял зелень его глаз и подчеркивал блеск волос, роскошным серебром ниспадающих на плечи, которые он не заплетал в косу, не завязывал в высокий хвост, как было принято. Он быстро взглянул, обернувшись, на отца — бороду, как у того, он тоже отпустит для солидности, но только несколько позже, когда станет полноправным властителем и Восточного, и Западного королевств.
Покрутившись еще перед зеркалом, оценивая себя и свой наряд, Рудольф перевел взгляд несколько ниже — на ноги. Заправленные в высокие ботфорты светлые лосины обтягивали упругий зад и стройные ноги, как вторая кожа. И опять он остался доволен — именно такой наряд подчеркивал стройность его фигуры — узкую талию и широкие плечи.
— Догадываюсь, что не в храм, — ответил ему король Фридрих. — Какой повод для пьянки у тебя на этот раз?
— О! — рассмеялся принц. — Нынешним вечером и ближайшей ночью я стану пропивать последний день своей почти холостяцкой жизни. У меня на сегодня намечен мальчишник. Насколько я помню, завтра моей «законной» по бумаге о браке супруге исполнится восемнадцать, — скривил красивые губы Рудольф, вспомнив о принцессе, которую он ни разу не видел.
— Это хорошо, что ты помнишь и о супруге, и о долге, — кивнул король Фридрих. — И все же я бы поостерегся шастать по ночам по злачным местам.
— Ваше величество король Фридрих, — протянул Рудольф. Он всегда так обращался к отцу, когда тот пытался прочитать ему нотацию. Он каким образом подчеркивал, что не за горами то время, когда он сам станет носить подобный титул, и в его наставлениях он ни сейчас, ни потом не будет нуждаться. — Если я считаю возможным пойти в трактир в этот час, то я пойду туда. И ваши советы мне не требуются. Обойдусь как-нибудь без них.
Король Фридрих вздохнул — спорить с мальчиком стало бесполезно сразу, как только он впервые взял в руки меч. А уж теперь и подавно — такого искусного воина свет не видывал ранее и вряд ли увидит в ближайшее столетие.
— Возьми тогда хотя бы оружие, — посоветовал король. Когда у того в руках оказывался хотя бы нож, он за него был спокоен — в четном бою победить принца Рудольфа можно было только при десятикратном перевесе в силе.
— Отец, и в этом совете я не нуждаюсь, — фыркнул Рудольф. Он и без слов отца знал, что за ворота дворца без своих любимых парных кинжалов не выйдет. Принц и лосины с ботфортами надел не просто так, а специально, чтобы именно в сапогах спрятать свое оружие, а не портить изысканный костюм перевязью.
— Да, — вздохнул король Фридрих, — вижу, что ты вырос, только вот взрослым еще не стал.
— Взрослым? — удивленно выгнул красивые брови принц Рудольф. Он внимательно посмотрел сначала на свое отражение в зеркале, потом отца. Что он имел в виду?
— Взрослость не измеряется количеством прожитых дел, — усмехнулся король. — Человек становится взрослым, когда способен отвечать за свои поступки, взять ответственность за судьбу и жизнь других людей.
— Вы намекаете на мою супругу? — хмыкнул принц Рудольф.
Ему совершенно не понравилось, какой оборот принял его разговор с отцом.
— Нет, — покачал головой король Фридрих. — Отвечать за любимых людей ты научишься со временем. Я говорю хотя бы о ней.
И он кивнул в сторону женщины, которая отошла в сторону.
— С ней я разберусь, — пообещал принц.
Он оделся и готов был уйти в город, но отец все не заканчивал пренеприятнейший для него разговор.
— Когда ты возвратишься утром со своей попойки, — продолжил король Фридрих, — меня здесь не застанешь. Я вернусь ко дворцу Верховного правителя и, следовательно, к тебе лишь в двух случаях — на твое бракосочетание и коронацию или тебе потребуется помощь от меня.
Он поднял руку, что провести по волосам принца в детстве, но потом передумал и, махнув рукой, покинул его покои…
— Предлагаю выпить за Рудольфа.
Один из собутыльников принца поднялся из-за стола. Пьяно покачиваясь и при этом размахивая кубком с вином из стороны в сторону и разливая его содержимое на тех, кто сидел с ним за одним столом, попытался заплетающимся языком объяснить, почему надо выпить именно за принца. Другой дружок в это же самое время тискал Тилли, красавицу, с которой заявился в трактир Рудольф. Та вылила на себя не менее полфлакона духов, и фонило от нее ферромонами так, что у любого мужчины, находящегося рядом с ней, в штанах становилось тесно и хотелось мгновенной разрядки. И только принцу Рудольфу было все равно, он этих красоток за свою жизнь повидал такое количество и такого качества, что Тилли надо еще постараться, чтобы удовлетворить его в постели, и тут даже духи вряд ли смогли бы помочь.
А потом еще один «дружок» предложил выпить за принца. А потом еще…
Вина и более крепких напитков лилось все больше, голоса становились все громче.
Компания, что-то празднующая за соседними столами, попросила друзей принца вести себя поскромнее и меньше шуметь. Им ответили грубостью. Язвительные комментарии прилетели в ответ — те оказались остры на язычок, и, не задумываясь особо над словами, они прошлись по внешнему виду и манерам принца и его собутыльников. «Друзьям» принца Рудольфа показалось, что их незаслуженно оскорбили, и мужчины схватились за оружие. Те парни тоже оказались не промах и тоже взялись за кинжалы…
Завязалась драка…
Раздавался звон оружия, истерично завизжали женщины — кто-то визжал, подбадривая, кто от страха, но сами в драку не ввязывались, стараясь прижаться поближе к стенам, чтобы случайно не прилетело.
Принц Рудольф, не торопясь, допил вино из своего кубка, не пропадать же добру, и уже пустой его швырнул со всей силы в дерущихся — в кого-то попал, тот рухнул на грязный пол как подкошенный. Принц рывком выдернул оба кинжала из ботфортов и прыгнул в толпу, нанося острыми клинками удары направо и налево.
Он даже не понял, видимо, просто сильно был пьян, как пропустил удар. Холодная сталь рассекла красивое лицо Рудольфа — он успел только зажмуриться, пытаясь спасти глаз. Кровь, хлынув из развороченной раны, залила камзол. Принц, взревев от боли, принялся наносить удары направо и налево, совершенно перестав осознавать, что это уже не драка, а резня.
В какой-то момент к нему подскочила Тилли, рискуя получить тоже удар в бок ножом или кинжалом, и схватив принца за руку, потянула на выход, громко шепча при этом:
— Ваше высочество, надо уносить ноги, скоро здесь объявится стража. И совершенно нехорошо получится, если вас, венценосную особу, вдруг заберут в тюрьму. Да и вашу рану обработать надо — в таком виде возвращаться во дворец нельзя.
Принц Рудольф вдруг обмяк, когда ему напомнили про рану, и, не сопротивляясь, позволил себя увести. Тилли была местной и знала все входы и выходы. И надо сказать, вовремя — они успели только скрыться в ближайшей подворотне, как вооруженные воины ночного дозора ворвались в трактир, чтобы унять дерущихся, а зачинщиков и особо рьяных препроводить в королевскую башню до выяснения.
Принц Рудольф, так же молча, позволил довести себя до ближайшего лекаря, который мастерски обработал его жуткую рану и наложил ему несколько швов на обезображенное лицо. После этого принц позволил Тилли отвести его в недорогую гостиницу, где красотка собиралась снять напряжение не только с тела, но и с души принца, по крайней мере, так она считала.
