— Я знаю, ты сможешь.
Готфрид подошел к ней и, приподняв голову за подбородок, впервые мягко поцеловал в губы. Поцелуй Анастасии совершенно не понравился — от него ей стало как-то не по себе. И пусть царедворец ее близкий родственник… Стоп-стоп. Да какой он ее родственник? Она тихо чертыхнулась. Это той Анастасии, которая в ее будущем где-то застряла, он родственник — родной дядя, а ей — абсолютно посторонний человек. Нет, может, он и был когда-то родственником, но сколько веков уже прошло.
Готфрид после поцелуя тоже внимательно посмотрел на Анастасию, а затем задумчиво провел кончиками пальцев по своим губам. Ему показалось, что он только что поцеловал не дочь своего родного брата, племянницу, хоть и королеву, а самую лучшую любовницу, о которой можно только мечтать. Он даже тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения — девушка, конечно, хороша, он в этом не усомнился ни на секунду. Невероятно красива, утончена, от нее исходит такой изысканный аромат, но она его ближайшая родственница, к тому же его королева. Поцелуй не должен был вызвать таких приятных ассоциаций.
«Надо пригласить к себе в постель какую-нибудь красотку, — решил царедворец. — Вот к чему приводит длительное воздержание и желание соблюдать верность своей супруге».
И чтобы больше не испытывать судьбу, он решил, что в будущем будет целовать Анастасию только в щеку, в лоб или в кончик носа. Больше никаких губ.
Еще раз внимательно взглянув на девушку, Готфрид привлек к себе Рафаэллу, неизменно крутившуюся рядом, и тоже поцеловал ее в губы. Та ошалело уставилась на Готфрида. Что это с царедворцем? Он ей улыбнулся, как ни в чем не бывало и, не почувствовав ничего, словно и не целовал привлекательную девушку вовсе, выпустил ее из объятий. Похоже, что только поцелуй с Анастасией вызывал у него совсем не родственные чувства…
В долгое путешествие ко дворцу Верховного правителя решено было отправились рано поутру, когда роса на траве еще не успеет высохнуть, когда краски просыпающегося мира будут казаться ярче, а птицы петь звонче, чем душным днем.
Клеппер вороной масти по кличке Ураган нетерпеливо бил копытом и кивал головой, дожидаясь своего седока. Его держал под уздцы совсем молоденький конюший и с завистью смотрел на жеребца, на котором ему никогда не прокатиться, разве что тайно, опасаясь быть выпоротым. В свое время отец Анастасии, король Генрих содержал конюшни, одна из которых находилась в замке его брата, он имел также несколько заводов по разведению лошадей. Король обожал породистых жеребцов, а Готфрид расстарался для своей королевы, не позволив ее мачехе, разбазарить и пустить по ветру, что создавалось с такой любовью. И пусть скачки и соревнования по выездке давно не проводились, но основной табун все же удалось сохранить для будущих времен.
«Придет время, — рассуждал царедворец, глядя с улыбкой на прядущего ушами Урагана, — сама королева будет открывать состязания на этом прекрасном жеребце, словно созданном для нее».
С молчаливого согласия Готфрида, Анастасия решила для себя, что уже вполне сносно сидит в седле, поэтому в путешествие предпочла отправиться верхом, а не в карете. Пусть та ее сопровождает, и, когда она устанет, все-таки дорога долгая, а у нее еще нет привычки подолгу сидеть в седле, то обязательно пересядет на жесткую лавку рядом с подругой. Рафаэлла же, как выяснилось, панически боялась лошадей, поэтому путешествовала, как и положено истинной аристократке, в карете, но не со своими гербами, а Восточного королевства, так чести больше считала она. Вместе с ней за занавешанными плотными шторками оконцами на подушках расположились слуги, роль которых по-прежнему играли молчаливые монастырские сестры. Готфрид немного покатал их по королевству, вводя в заблуждение шпионов всех мастей, а не только соглядатаев принца Рудольфа, и привез назад в замок, где они за молитвами дожидались, пока их королева закончит обучение. В карету, не скупясь, Готфрид запряг четверкой гнедых клейдесдалей — пусть все видят и завидуют своей королеве.
Анастасия кое-как взгромоздилась на своего жеребца под веселые, а порой и несколько пошлые шутки воинов из охраны. Те в отличие от учителей девушки и сопровождающих ее монахинь совершенно искренне принимали ее за дочь царедворца, поэтому особо с ней не церемонились. Легко взлетать в седло, как ее дядя, у Анастасии еще совершенно не получалось, но зато она уже сидела, как подобает настоящей королеве, гордо выпрямив спину и задрав подбородок высоко к небу. Конь заплясал под ней, но девушка властной рукой натянула поводья, давая почувствовать животному свою силу и уверенность, а затем потрепала его по шее и мягко тронула бока жеребца коленями, посылая его вперед. От шпор она отказалась сразу по нескольким причинам, и одна из них была до безобразия меркантильной — металл, якобы, портил замшу ее новеньких сапожек. На самом деле, ей просто жаль коня — Анастасия даже со стороны не могла смотреть и всякий раз отворачивалась или зажмуривалась, когда острые шпоры втыкались животному в живот или в бока. Это не для нее — уж лучше просто пнуть ногой в сапоге строптивое животное, по крайней мере, не так обидно и больно, на ее взгляд. Ну, не могла она признаться в этом.
Конь послушно пошел сначала шагом, а потом поскакал вперед легкой рысью, когда его бока тронули еще раз. Готфрид, улыбнувшись и кивнув, разрешил Анастасии в сопровождении охраны оторваться немного от основного отряда и потешить свое самолюбие, продемонстрировав окружающим мастерство наездницы. Когда еще доведется проскакать во весь опор? Готфрид был спокоен — можно было не волноваться и не опасаться кого бы то ни было: разведчики донесли, что на этом участке пути— на много миль вокруг — ни одной живой души, даже деревеньки и их жители остались далеко позади. И почему бы Анастасии не получить удовольствие от дикой скачки? Царедворец залюбовался чуть наклонившейся к шее скакуна девушкой, волосы которой сливались с черной, блестящей на солнце, развевающейся гривой жеребца.
— Ну вот, всю прическу испортит, —с деланым недовольством проворчал едущий рядом бок о бок с Готфридом красавец-цирюльник, хотя весь его вид говорил совершенно об обратном — он тоже залюбовался скачущей на вороном жеребце девушкой и ее развевающимися на ветру волосами, словно два крыла лебедя в полете. Что говорить, прическа удалась.
— Не ворчи без дела, — похлопал его по руке царедворец. — Уложишь волосы еще раз. Тебе не привыкать, да и взяли тебя ко дворцу Верховного правителя именно для того, чтобы Анастасия всегда, в любой ситуации, выглядела бесподобно. И ты ей в этом поможешь.
— Сами улягутся, — ответил тот, довольно улыбаясь. Он гордился не только Анастасией, но и самим собой, и не без причины — ему впервые удалось создать такой неповторимый образ: прическа выглядела шикарной и стильной, когда волосы ее хозяйки лежали волосинка к волосинке, но и когда же они ниспадали в художественном беспорядке, как например после скачки, то и тогда прическа становилась оригинальной. И будь он помоложе или свободен, эх, не пропустил бы мимо себя бесподобную красоту, несмотря на то, что она его королева. — Пусть развеется. Дворцовый этикет ей еще успеет надоесть, — проговорил он негромко, соглашаясь, что прическе он вернет былую красоту даже в полевых условиях…
— Ну, как я? — пытаясь отдышаться, поинтересовалась Анастасия, подскакав назад к царедворцу и цирюльнику. Она выглядела такой запыхавшейся, словно это не ее жеребец только что промчался во весь опор, а она сама пробежала вместе с ним весь путь.
— Неплохо, — сдержанно ответили мужчины, залюбовавшись ее растрепанными волосами и раскрасневшимися от ветра щеками. Похвалить ее они всегда успеют. — Вполне достойно для новичка.
А Готфрид поучительно добавил:
— Если ты начнешь склоняться к шее жеребца сильнее, сливаясь с ним в одно целое, и чуть приподниматься в стременах в такт его движения, то будет гораздо лучше.
— Так я попробую еще? — Анастасия снова натянула поводья, готовая опять скакать вперед.
— Попробуй, — согласился царедворец и махнул рукой, — но только вон до той рощи и обратно. Не дальше. И дождись, пока несколько человек из охраны сначала туда доедут первыми, а потом рванешь к ним со всей мочи. А мы на тебя взглянем со стороны и оценим, насколько точно ты поняла мои слова.
Анастасия надула губы:
— Но они так медленно передвигаются. Я за это время раза два туда-обратно успею проскакать.
Но царедворец оставался непреклонен.
— Успеешь все нам все показать, не переживай, пока мы будем неспешно до рощи продвигаться, — ответил он.
Готфрид не опасался ни врагов, ни нападения, но осторожным быть никогда не помешает. Они отъехали уже достаточно далеко от замка, способного их защитить, и стоило проявить бдительность…
На отдых остановились в той самой роще, до которой доскакала Анастасия, в конце концов дождавшись сопровождающую ее охрану, а потом поскакала обратно, чтобы продемонстрировать Готфриду, что она прилежная ученица, все схватывает на лету и способна на большее.
Пока слуги разводили костер, чтобы приготовить горячую пищу для царедворца Готфрида, его дочери и свиты, Анастасия, вспомнив несколько анекдотов из своей прежней будущей жизни и переделав их на современный прошлый лад, рассказал их тем, кто в этот момент оказался с ней рядом. И теперь, кроме красоты, окружающие смогли оценить ее тонкий юмор. А охрана, состоявшая вся сплошь из мужчин, альф, выходцев из небогатых аристократических семей, была полностью покорена Анастасией. И если с ней до этого они мало встречались, в замке они ее видели лишь изредка и издалека, да и самой Анастасии было как-то не до общений, то теперь мужчины готовы были не только защищать ее, или выполнить ее любое приказание, ее любое желание, каприз, даже самый фантастический или абсурдный, они хотели биться за нее, чтобы доказать свою любовь и преданность.
Готфрид, видевший все это, только скептически поджимал губы, не мог он своим верным преданным людям признаться, — еще не пришло то время, — что это не его дочь, а их королева. Это была не его тайна, и приходилось с этим мириться. Но ничего, когда они доберутся до замка, в котором собирались заночевать, то он во что бы то не стало постарается объяснить, втолковать девушке, что ее цель — не покорять всех окружающих мужчин, а соблазнить всего лишь одного, своего собственного супруга. Только его одного. Хотя, к черту, какого супруга, он сам был покорен ей. И если бы был он помоложе, и не был бы женат, и не была бы она его родственницей. Сколько невозможных условий. Но при этом он даже не вспомнил о том, что и королева не свободна.
Он сам бы стал добиваться благосклонности своей королевы…
До дворца Верховного правителя Анастасию довезли почти без приключений, если не считать того, что по дороге произошли все-таки несколько дуэлей и стычек между холостыми мужчинами из сопровождения за право нахождения рядом с ней. Но Готфрид смог подобрать нужные слова, на то он и хитрый царедворец, чтобы убедить особо настойчивых, что любовь такой девушки, его дочери, простым бряцанием оружия и демонстрацией силы не заслужить, для этого нужны несколько иные качества, особенные. И это ему удалось сделать довольно легко, потому что и без его слов было видно, насколько умна и образована девушка…
— И о каком таком Черном Лебеде гудит весь дворец? — поинтересовался принц Рудольф у верной Тилли. Его практически все покинули, даже отец, а она по-прежнему оставалась рядом.
Принц пропьянствовал несколько дней вне дворца, развлекаясь с молоденькими красотками, и теперь не понимал, что произошло, что изменилось во дворце Верховного правителя за время его отсутствия.
— Ваш царедворец Готфрид… — начала рассказывать Тилли. Вот она в отличие от принца всегда была в курсе всех последних событий. Только поэтому принц Рудольф продолжал держать ее возле себя, а совсем не для любовных утех, как думали многие. Он найдет, с кем развлечься, а вот, кто донесет до его ушей последние дворцовые новости и сплетни, стоило поискать.
Принц презрительно скривился. Если бы он был не принцем, а настоящим королем в Восточном королевстве, то давно бы выставил за ворота этого заносчивого царедворца вместе со всей его семьей, свитой и охраной. Но ничего, он потерпит немного, дождется коронации, а уже затем после нее он с Готфридом обязательно разберется. Вот одна только незадача — для коронации придется привезти из монастыря свою настоящую супругу. Ему уже неоднократно намекали, что Тилли, которая постоянно крутилась с ним рядом, он не сможет выставить вместо королевы Анастасии. И даже не потому, что та на нее совершенно не похожа — Верховный правитель сразу определит, что она не супруга принца Рудольфа, и тогда для него эта авантюра с подменой может весьма печально закончиться. Верховный правитель был еще и верховным магом. Рудольф уже начал подумывать о какой-нибудь каверзе, чтобы отложить коронацию на неопределенный срок, но полномочия, данные ему как королю, получить. А этот царедворец Готфрид непрерывно ему все портил и путал все его карты, ссылаясь на какие-то магические правила передачи правления, составленные еще прадедами Шванов. Принцу Рудольфу совершенно не нравилось, что он должен был быть вторым после своей супруги — он привык всегда и во всем быть первым, лучшим, на то он и будущий король.
— Так что там Готфрид? — переспросил Рудольф у Тилли, так как совершенно не расслышал, что та говорила, погруженный в свои размышления. Он видел только, как шевелились ее губы.
— Да, нет, ничего особенного, — Тилли неопределенно пожала плечами. — Ее Готфрид привез из монастыря, и прочит теперь на свое место. Эта девушка станет царедворцем сразу, как только вы с Анастасией будете коронованы. А тогда уже бывший царедворец Готфрид останется при своей дочери советником.
— Вот как? — расплылся в довольной улыбке Рудольф. — Так Черный Лебедь не мужчина, как я подумал? Она девушка?
— Девушка, — вздохнула Тилли, не скрывая своей зависти и восторга одновременно, — и божественно красива. Все свободные мужчины королевства, альфы, добиваются ее благосклонности, но она со всеми ведет себя очень ровно, никого не выделяя. Видимо, ее сердце еще не отдано ни одному из мужчин. Никто ее не смог покорить до сих пор.
— Вот как? — повторно переспросил Рудольф, погрузившись снова в свои мысли и не слыша, что сказала Тилли. — Девушка… Из монастыря… Она же девственница, — вдруг хлопнул он в ладоши.
И у него сразу созрел коварный план — соблазнить дочку царедворца или… изнасиловать. Но второй вариант ему неожиданно совершенно не понравился — ему нужен союзник в виде царедворца в Восточном королевстве, будь то сам Готфрид или его дочь, без разницы, а лучше оба сразу, а не противник, и тем более не враг. Второй вариант отпал сам собой.
— У меня есть шанс затащить ее в постель? — спросил, улыбнувшись, принц Рудольф. Он хоть и не видел девушку, но судя по выражению лица Тилли и ее словам, сказанных с придыханием, та, действительно, была божественно красива.
— Шанс есть всегда, — равнодушно пожала плечами Тилли. Ей по большому счету было все равно, и она даже не ревновала — Рудольф давно уже не брал ее к себе в постель.
Готфрид подошел к ней и, приподняв голову за подбородок, впервые мягко поцеловал в губы. Поцелуй Анастасии совершенно не понравился — от него ей стало как-то не по себе. И пусть царедворец ее близкий родственник… Стоп-стоп. Да какой он ее родственник? Она тихо чертыхнулась. Это той Анастасии, которая в ее будущем где-то застряла, он родственник — родной дядя, а ей — абсолютно посторонний человек. Нет, может, он и был когда-то родственником, но сколько веков уже прошло.
Готфрид после поцелуя тоже внимательно посмотрел на Анастасию, а затем задумчиво провел кончиками пальцев по своим губам. Ему показалось, что он только что поцеловал не дочь своего родного брата, племянницу, хоть и королеву, а самую лучшую любовницу, о которой можно только мечтать. Он даже тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения — девушка, конечно, хороша, он в этом не усомнился ни на секунду. Невероятно красива, утончена, от нее исходит такой изысканный аромат, но она его ближайшая родственница, к тому же его королева. Поцелуй не должен был вызвать таких приятных ассоциаций.
«Надо пригласить к себе в постель какую-нибудь красотку, — решил царедворец. — Вот к чему приводит длительное воздержание и желание соблюдать верность своей супруге».
И чтобы больше не испытывать судьбу, он решил, что в будущем будет целовать Анастасию только в щеку, в лоб или в кончик носа. Больше никаких губ.
Еще раз внимательно взглянув на девушку, Готфрид привлек к себе Рафаэллу, неизменно крутившуюся рядом, и тоже поцеловал ее в губы. Та ошалело уставилась на Готфрида. Что это с царедворцем? Он ей улыбнулся, как ни в чем не бывало и, не почувствовав ничего, словно и не целовал привлекательную девушку вовсе, выпустил ее из объятий. Похоже, что только поцелуй с Анастасией вызывал у него совсем не родственные чувства…
ГЛАВА 5
В долгое путешествие ко дворцу Верховного правителя решено было отправились рано поутру, когда роса на траве еще не успеет высохнуть, когда краски просыпающегося мира будут казаться ярче, а птицы петь звонче, чем душным днем.
Клеппер вороной масти по кличке Ураган нетерпеливо бил копытом и кивал головой, дожидаясь своего седока. Его держал под уздцы совсем молоденький конюший и с завистью смотрел на жеребца, на котором ему никогда не прокатиться, разве что тайно, опасаясь быть выпоротым. В свое время отец Анастасии, король Генрих содержал конюшни, одна из которых находилась в замке его брата, он имел также несколько заводов по разведению лошадей. Король обожал породистых жеребцов, а Готфрид расстарался для своей королевы, не позволив ее мачехе, разбазарить и пустить по ветру, что создавалось с такой любовью. И пусть скачки и соревнования по выездке давно не проводились, но основной табун все же удалось сохранить для будущих времен.
«Придет время, — рассуждал царедворец, глядя с улыбкой на прядущего ушами Урагана, — сама королева будет открывать состязания на этом прекрасном жеребце, словно созданном для нее».
С молчаливого согласия Готфрида, Анастасия решила для себя, что уже вполне сносно сидит в седле, поэтому в путешествие предпочла отправиться верхом, а не в карете. Пусть та ее сопровождает, и, когда она устанет, все-таки дорога долгая, а у нее еще нет привычки подолгу сидеть в седле, то обязательно пересядет на жесткую лавку рядом с подругой. Рафаэлла же, как выяснилось, панически боялась лошадей, поэтому путешествовала, как и положено истинной аристократке, в карете, но не со своими гербами, а Восточного королевства, так чести больше считала она. Вместе с ней за занавешанными плотными шторками оконцами на подушках расположились слуги, роль которых по-прежнему играли молчаливые монастырские сестры. Готфрид немного покатал их по королевству, вводя в заблуждение шпионов всех мастей, а не только соглядатаев принца Рудольфа, и привез назад в замок, где они за молитвами дожидались, пока их королева закончит обучение. В карету, не скупясь, Готфрид запряг четверкой гнедых клейдесдалей — пусть все видят и завидуют своей королеве.
Анастасия кое-как взгромоздилась на своего жеребца под веселые, а порой и несколько пошлые шутки воинов из охраны. Те в отличие от учителей девушки и сопровождающих ее монахинь совершенно искренне принимали ее за дочь царедворца, поэтому особо с ней не церемонились. Легко взлетать в седло, как ее дядя, у Анастасии еще совершенно не получалось, но зато она уже сидела, как подобает настоящей королеве, гордо выпрямив спину и задрав подбородок высоко к небу. Конь заплясал под ней, но девушка властной рукой натянула поводья, давая почувствовать животному свою силу и уверенность, а затем потрепала его по шее и мягко тронула бока жеребца коленями, посылая его вперед. От шпор она отказалась сразу по нескольким причинам, и одна из них была до безобразия меркантильной — металл, якобы, портил замшу ее новеньких сапожек. На самом деле, ей просто жаль коня — Анастасия даже со стороны не могла смотреть и всякий раз отворачивалась или зажмуривалась, когда острые шпоры втыкались животному в живот или в бока. Это не для нее — уж лучше просто пнуть ногой в сапоге строптивое животное, по крайней мере, не так обидно и больно, на ее взгляд. Ну, не могла она признаться в этом.
Конь послушно пошел сначала шагом, а потом поскакал вперед легкой рысью, когда его бока тронули еще раз. Готфрид, улыбнувшись и кивнув, разрешил Анастасии в сопровождении охраны оторваться немного от основного отряда и потешить свое самолюбие, продемонстрировав окружающим мастерство наездницы. Когда еще доведется проскакать во весь опор? Готфрид был спокоен — можно было не волноваться и не опасаться кого бы то ни было: разведчики донесли, что на этом участке пути— на много миль вокруг — ни одной живой души, даже деревеньки и их жители остались далеко позади. И почему бы Анастасии не получить удовольствие от дикой скачки? Царедворец залюбовался чуть наклонившейся к шее скакуна девушкой, волосы которой сливались с черной, блестящей на солнце, развевающейся гривой жеребца.
— Ну вот, всю прическу испортит, —с деланым недовольством проворчал едущий рядом бок о бок с Готфридом красавец-цирюльник, хотя весь его вид говорил совершенно об обратном — он тоже залюбовался скачущей на вороном жеребце девушкой и ее развевающимися на ветру волосами, словно два крыла лебедя в полете. Что говорить, прическа удалась.
— Не ворчи без дела, — похлопал его по руке царедворец. — Уложишь волосы еще раз. Тебе не привыкать, да и взяли тебя ко дворцу Верховного правителя именно для того, чтобы Анастасия всегда, в любой ситуации, выглядела бесподобно. И ты ей в этом поможешь.
— Сами улягутся, — ответил тот, довольно улыбаясь. Он гордился не только Анастасией, но и самим собой, и не без причины — ему впервые удалось создать такой неповторимый образ: прическа выглядела шикарной и стильной, когда волосы ее хозяйки лежали волосинка к волосинке, но и когда же они ниспадали в художественном беспорядке, как например после скачки, то и тогда прическа становилась оригинальной. И будь он помоложе или свободен, эх, не пропустил бы мимо себя бесподобную красоту, несмотря на то, что она его королева. — Пусть развеется. Дворцовый этикет ей еще успеет надоесть, — проговорил он негромко, соглашаясь, что прическе он вернет былую красоту даже в полевых условиях…
— Ну, как я? — пытаясь отдышаться, поинтересовалась Анастасия, подскакав назад к царедворцу и цирюльнику. Она выглядела такой запыхавшейся, словно это не ее жеребец только что промчался во весь опор, а она сама пробежала вместе с ним весь путь.
— Неплохо, — сдержанно ответили мужчины, залюбовавшись ее растрепанными волосами и раскрасневшимися от ветра щеками. Похвалить ее они всегда успеют. — Вполне достойно для новичка.
А Готфрид поучительно добавил:
— Если ты начнешь склоняться к шее жеребца сильнее, сливаясь с ним в одно целое, и чуть приподниматься в стременах в такт его движения, то будет гораздо лучше.
— Так я попробую еще? — Анастасия снова натянула поводья, готовая опять скакать вперед.
— Попробуй, — согласился царедворец и махнул рукой, — но только вон до той рощи и обратно. Не дальше. И дождись, пока несколько человек из охраны сначала туда доедут первыми, а потом рванешь к ним со всей мочи. А мы на тебя взглянем со стороны и оценим, насколько точно ты поняла мои слова.
Анастасия надула губы:
— Но они так медленно передвигаются. Я за это время раза два туда-обратно успею проскакать.
Но царедворец оставался непреклонен.
— Успеешь все нам все показать, не переживай, пока мы будем неспешно до рощи продвигаться, — ответил он.
Готфрид не опасался ни врагов, ни нападения, но осторожным быть никогда не помешает. Они отъехали уже достаточно далеко от замка, способного их защитить, и стоило проявить бдительность…
На отдых остановились в той самой роще, до которой доскакала Анастасия, в конце концов дождавшись сопровождающую ее охрану, а потом поскакала обратно, чтобы продемонстрировать Готфриду, что она прилежная ученица, все схватывает на лету и способна на большее.
Пока слуги разводили костер, чтобы приготовить горячую пищу для царедворца Готфрида, его дочери и свиты, Анастасия, вспомнив несколько анекдотов из своей прежней будущей жизни и переделав их на современный прошлый лад, рассказал их тем, кто в этот момент оказался с ней рядом. И теперь, кроме красоты, окружающие смогли оценить ее тонкий юмор. А охрана, состоявшая вся сплошь из мужчин, альф, выходцев из небогатых аристократических семей, была полностью покорена Анастасией. И если с ней до этого они мало встречались, в замке они ее видели лишь изредка и издалека, да и самой Анастасии было как-то не до общений, то теперь мужчины готовы были не только защищать ее, или выполнить ее любое приказание, ее любое желание, каприз, даже самый фантастический или абсурдный, они хотели биться за нее, чтобы доказать свою любовь и преданность.
Готфрид, видевший все это, только скептически поджимал губы, не мог он своим верным преданным людям признаться, — еще не пришло то время, — что это не его дочь, а их королева. Это была не его тайна, и приходилось с этим мириться. Но ничего, когда они доберутся до замка, в котором собирались заночевать, то он во что бы то не стало постарается объяснить, втолковать девушке, что ее цель — не покорять всех окружающих мужчин, а соблазнить всего лишь одного, своего собственного супруга. Только его одного. Хотя, к черту, какого супруга, он сам был покорен ей. И если бы был он помоложе, и не был бы женат, и не была бы она его родственницей. Сколько невозможных условий. Но при этом он даже не вспомнил о том, что и королева не свободна.
Он сам бы стал добиваться благосклонности своей королевы…
До дворца Верховного правителя Анастасию довезли почти без приключений, если не считать того, что по дороге произошли все-таки несколько дуэлей и стычек между холостыми мужчинами из сопровождения за право нахождения рядом с ней. Но Готфрид смог подобрать нужные слова, на то он и хитрый царедворец, чтобы убедить особо настойчивых, что любовь такой девушки, его дочери, простым бряцанием оружия и демонстрацией силы не заслужить, для этого нужны несколько иные качества, особенные. И это ему удалось сделать довольно легко, потому что и без его слов было видно, насколько умна и образована девушка…
— И о каком таком Черном Лебеде гудит весь дворец? — поинтересовался принц Рудольф у верной Тилли. Его практически все покинули, даже отец, а она по-прежнему оставалась рядом.
Принц пропьянствовал несколько дней вне дворца, развлекаясь с молоденькими красотками, и теперь не понимал, что произошло, что изменилось во дворце Верховного правителя за время его отсутствия.
— Ваш царедворец Готфрид… — начала рассказывать Тилли. Вот она в отличие от принца всегда была в курсе всех последних событий. Только поэтому принц Рудольф продолжал держать ее возле себя, а совсем не для любовных утех, как думали многие. Он найдет, с кем развлечься, а вот, кто донесет до его ушей последние дворцовые новости и сплетни, стоило поискать.
Принц презрительно скривился. Если бы он был не принцем, а настоящим королем в Восточном королевстве, то давно бы выставил за ворота этого заносчивого царедворца вместе со всей его семьей, свитой и охраной. Но ничего, он потерпит немного, дождется коронации, а уже затем после нее он с Готфридом обязательно разберется. Вот одна только незадача — для коронации придется привезти из монастыря свою настоящую супругу. Ему уже неоднократно намекали, что Тилли, которая постоянно крутилась с ним рядом, он не сможет выставить вместо королевы Анастасии. И даже не потому, что та на нее совершенно не похожа — Верховный правитель сразу определит, что она не супруга принца Рудольфа, и тогда для него эта авантюра с подменой может весьма печально закончиться. Верховный правитель был еще и верховным магом. Рудольф уже начал подумывать о какой-нибудь каверзе, чтобы отложить коронацию на неопределенный срок, но полномочия, данные ему как королю, получить. А этот царедворец Готфрид непрерывно ему все портил и путал все его карты, ссылаясь на какие-то магические правила передачи правления, составленные еще прадедами Шванов. Принцу Рудольфу совершенно не нравилось, что он должен был быть вторым после своей супруги — он привык всегда и во всем быть первым, лучшим, на то он и будущий король.
— Так что там Готфрид? — переспросил Рудольф у Тилли, так как совершенно не расслышал, что та говорила, погруженный в свои размышления. Он видел только, как шевелились ее губы.
— Да, нет, ничего особенного, — Тилли неопределенно пожала плечами. — Ее Готфрид привез из монастыря, и прочит теперь на свое место. Эта девушка станет царедворцем сразу, как только вы с Анастасией будете коронованы. А тогда уже бывший царедворец Готфрид останется при своей дочери советником.
— Вот как? — расплылся в довольной улыбке Рудольф. — Так Черный Лебедь не мужчина, как я подумал? Она девушка?
— Девушка, — вздохнула Тилли, не скрывая своей зависти и восторга одновременно, — и божественно красива. Все свободные мужчины королевства, альфы, добиваются ее благосклонности, но она со всеми ведет себя очень ровно, никого не выделяя. Видимо, ее сердце еще не отдано ни одному из мужчин. Никто ее не смог покорить до сих пор.
— Вот как? — повторно переспросил Рудольф, погрузившись снова в свои мысли и не слыша, что сказала Тилли. — Девушка… Из монастыря… Она же девственница, — вдруг хлопнул он в ладоши.
И у него сразу созрел коварный план — соблазнить дочку царедворца или… изнасиловать. Но второй вариант ему неожиданно совершенно не понравился — ему нужен союзник в виде царедворца в Восточном королевстве, будь то сам Готфрид или его дочь, без разницы, а лучше оба сразу, а не противник, и тем более не враг. Второй вариант отпал сам собой.
— У меня есть шанс затащить ее в постель? — спросил, улыбнувшись, принц Рудольф. Он хоть и не видел девушку, но судя по выражению лица Тилли и ее словам, сказанных с придыханием, та, действительно, была божественно красива.
— Шанс есть всегда, — равнодушно пожала плечами Тилли. Ей по большому счету было все равно, и она даже не ревновала — Рудольф давно уже не брал ее к себе в постель.
