ПРОЛОГ
Pov Марк
Никогда бы не подумал, что я, исконно городской житель, займусь когда-нибудь разбором старого хлама на чердаке в доме вдали от цивилизации, то бишь в деревне.
Но так уж случилось, что у одинокого старика Николаса не оказалось родственников. Ни близких, ни дальних. Никаких вообще. Он прожил долгую жизнь, порой я даже опасался спросить у него, какой день рождения Николас отмечал в обнимку с бутылкой отличного французского вина.
Тот только недовольно махал рукой в ответ и произносил неизменно одну и ту же фразу трескучим старческим голосом: — Мой брат Уилл предпочитал гавайский ром и кубинские сигары. А я вот пристрастился к французскому вину и сыру.
И предлагал или выпить с ним, или оставить его в покое. Я брал жестяную походную кружку и осторожно присаживался на колченогий табурет. Пить изысканное вино из подобной тары — кощунство, но другой посуды в доме старика не водилось. И эту-то кружку он завел специально для меня, как только мы с ним познакомились лет этак полста назад. До этого у него в доме все предметы были по одному — кружка, ложка, тарелка. Ни ножей, ни вилок. Табурет в его доме появился примерно в то же самое время. Он словно не хотел никого пускать в свою жизнь… За прошедшие полвека ничего в доме Николаса не изменилось, как, впрочем, и он сам, словно знал секрет вечной молодости, точнее, старости.
Зато я… Из озорного мальчишки превратился в ворчливого старика, окруженного детьми, десятком внуков и несколькими правнуками. А Николас ничего — все такой же старый и бесконечно одинокий.
Мы познакомились с ним давным-давно, в архиве, куда я заглядывал довольно часто — собирал материал сначала для диплома, потом для кандидатской диссертации, затем уже для докторской. Ведь я историк по образованию.
Что делал в архиве Николас, непонятно. Но тоже что-то выискивал в старинных фолиантах, аккуратно копировал. Мы разговорились. Совершенно случайно, когда я помог ему собрать выпавшие из папки копии документов. Оказалось, что старика интересовали внеземные цивилизации. Я рассмеялся было. Но Николас поднял крючковатый палец и назидательно произнес: — Эх, молодость-молодость. Не умеете читать между строк.
И пригласил к себе в гости для дискуссии, мол, архив не то место, где можно поспорить и покричать от души. Мы и спорили, и кричали. До хрипоты каждый из нас отстаивал свою точку зрения все эти пятьдесят лет… Лгу… Всего лишь сорок пять.
Пять лет назад Николас пропал. Сел в машину и уехал из дома. Машину потом нашли рыбаки на берегу лесного озера — после удара молнии от нее мало что осталось. Но тела старика обнаружено не было. Был и испарился — остались только обрывки обгоревшей одежды. Ни тогда, ни потом, порой мне кажется, Николаса даже не искали. Но это уже неважно…
И вот спустя пять лет я стал, исключительно опять же по чистой случайности, его наследником согласно завещанию. Если бы не молния, Николас пережил бы и меня, и моих правнуков.
— Деда, — голос маленького внука вывел меня из размышлений, — а можно я с тобой на крышу полезу.
Я не стал возражать — станет опасно, мы спустимся с чердака. Но почему-то мне казалось, что пятилетнему мальчишке «на крыше» будет гораздо интереснее, чем мне. Но я ошибся…
На чердаке не оказалось никакого «хлама» — он был девственно пусть, лишь несколько коробок, я бы сказал сундуков, стояло в одном углу. Никакой тебе затхлости и пыли веков — только одуряющий запах дерева.
Мы с Юри присели возле одного из сундуков, точнее, внучок присел на корточки, а я со своим артритом склонился в три погибели над ним.
— Откроем, посмотрим, что за сокровища нам достались в наследство? — поинтересовался я, глядя в любопытные глаза мальчика. Тот радостно кивнул в ответ.
Я откинул крышку, и ребенок мгновенно утратил всякий интерес к содержимому сундука — тот до верха был забит бумагами. Ну с документами надо разбираться, работать, как и с любым архивом, а у меня сейчас не было никакого желания это делать. Пришлось захлопнуть сундук и открыть другой. В этом тоже мало что интересного было для Юри, но порыться среди старых вещей все же можно было. А вдруг попадется что-нибудь интересное?
Я забрал толстую тетрадь, лежавшую сверху, и предложил внуку вытаскивать предметы по одному, не разбрасывать, а аккуратно складывать возле сундука, чтобы потом можно было все также сложить обратно. Внучок занялся делом, а я отошел к окну — меня поразила чистота его стекол, словно только что помыли. Открыл первую страницу, испещренную мелким аккуратным почерком, и… незаметно для себя погрузился в чтение. Очнулся лишь тогда, когда Юри подергал меня за руку.
— Деда, — обратился он ко мне, — можно я возьму эти часы?
Предмет округлой формы на тонком силиконовом браслете мало напоминал часы, как показалось мальчику: ни стрелок тебе, ни циферблата, ни привычных цифр, как на электронных часах — справа едва высвечивался год, слева — минуты.
Я провел пальцем экрану туда-сюда: год сменился, как я понял, можно установить любой. «Покрутил» минуты — и этот параметр можно сменить на секунды, дни, месяцы или века.
— Юри, давай я с этим разберусь для начала, а потом решу отдавать тебе или нет, — предложил я ребенку.
Тот безропотно согласился и вернулся к сундуку, чтобы присмотреть себе что-нибудь другое, что, наверняка, дедушка не отберет. Знал, я его.
— Домой надо ехать, — позвал я внучка, глядя в окно на ярко-красный закат. — Мама будет сердиться, если мы не успеем к ужину.
— Ну, деда, — начал было канючить Юри, но вдруг неожиданно согласился, схватил первое попавшееся из сундука, и позволил спустить его с крыши. Таким послушным я его давно не видел…
К ужину мы все же опоздали минут на пять, не более того: по дороге разразился сильнейший ливень, пришлось притулиться на обочине и пережидать. Я продолжил читать рукопись, Юри играл своим новым приобретением…
— Вы нарушили распорядок в нашей семье, — недовольно проговорила невестка, забирая Юри, и скептически поджала губы. В этом Элеонора, жена моего старшенького, была вся: — завтрак в восемь, обед в двенадцать, в четыре чаепитие, ужин в восемь. Опоздания не допускались ни на минуту. Удивляюсь, как сын все это терпел.
— Ужинать не буду, — отказался я, так и не дождавшись приглашения войти в дом, и быстро зашагал к машине.
— Как хотите, — не сходя с крыльца, крикнула Элеонора и нервно пожала плечами.
Может, невестка готовила и вкусно, но… Дома меня дожидалась супруга, кофе и бутерброд с колбасой, и рукопись, найденная на чердаке, манила, как магнит…
С красными глазами, как у кролика, — читал всю ночь напролет — я предстал перед своим издателем.
— По глазам вижу, опять приволок что-то научно-популярное на историческую тему. Или все же научное? — поинтересовался тот равнодушно вместо приветствия. Он даже не поднял тучное тело со стула и не протянул пухлую ладонь.
Но я не в обиде — это обычное поведение мистера Артура Блэйка, Я его понимал — научные книги раскупали охотнее, чем научно-популярные или беллетристику. Мистер Блэйк никогда не церемонился с авторами. Уйдут одни, придут другие — его кредо. Своего издателя надо любить таким, какой он есть. А это уже мое кредо. И даже не потому, что он платил автору — издатель давал книге вечную жизнь.
— Это непременно надо опубликовать, — проговорил я с порога и, бодро пройдя к столу, положил рукопись перед мистером Блэйком.
Тот без всякого интереса полистал тетрадь с пожелтевшими от времени листками.
— Ну и… — хмыкнул он, — кто этот текст расшифровывать и набирать будет? Я его не собираюсь в таком виде читать. Да и тетрадка, того и гляди, развалится и рассыплется на составляющие.
— Бетти… Она согласилась даже отредактировать книгу, если вы возьметесь за ее публикацию, — с восторгом выдал я. Среди ночи имел наглость побеспокоить своего постоянного редактора — Элизабет Коул. Скорее всего, она спросонья не поняла, о чем идет речь, но отказать постоянному клиенту, к тому же весьма щедрому, побоялась или не решилась.
— Оставляйте, — обреченно вздохнул мистер Блэйк. — Я сегодня просмотрю принесенный вами материал, а завтра приму решение…
Мистер Блэйк позвонил мне не через день, а спустя час после того, как я покинул его кабинет.
— Кто автор тех строк, что вы принесли мне сегодня утром? — прокричал он в трубку. — Только не говорите, что вы. На ваш стиль написания это совершенно не похоже.
— Я и не говорю, что сам написал, — опешил я. — Нашел на чердаке дома, доставшегося мне по наследству. Согласен, писал не я, но рукопись принадлежит мне по праву. И я волен поступать с ней так, как мне заблагорассудится.
— Невероятно интересно написано, — выдохнул мистер Блэйк. — Бестселлер, бомба. Я даже не сомневаюсь в этом. Мировая фантастика. Скажи, Бетти, пусть оставит, как есть, не пытается сделать из этих разрозненных дневниковых записей цельное произведение. Книга как раз и будет хороша этим.
Я не спорил, но поработать над рукописью все же не помешало, на мой взгляд. По крайней мере, прописать логические переходы, иначе ничего не понятно. А Бетти как раз и скажет, прав я или нет. Она злой, цепкий редактор и халтуры не допускала…
Но в последний момент я вдруг испугался — сможет ли научник отредактировать околохудожественную рукопись? А вдруг у нее не получится, и исчезнут эмоции человека, который сделал записи в тетради? Нет, всю книгу отдавать я ней не стану — для начала только несколько листков, грубо говоря, первый «рассказ»…
Но опубликовать книгу, как ни странно, не получилось. В литературном журнале, который курировал мистер Блэйк, вышло всего несколько небольших глав, так сказать предыстория, и все. Публикации вызвали невероятный ажиотаж, но… Тетрадка таинственным образом исчезла. Я попытался восстановить по памяти написанное, но это было уже не то — в моем тексте не оказалось той страсти, боли и разочарований, которые пришлось пережить автору строк. Из-под моего пера выходило лишь скупое перечисление фактов. Что поделать? Я историк и привык именно так излагать материал. Бетти тоже ничем не смогла мне помочь — она только редактор и переделка текста не в ее правилах, выразительности и красоты тексту Бетти добавить так и не смогла. У автора должно быть свое, пусть и плохонькое лицо, — ее кредо…
Дом в деревне я продал, коробки-сундуки вывез. Теперь они валялись у меня в кладовке. По-хорошему надо разобрать… Или все выбросить разом! Но жалко. А вдруг среди вещей найдется еще что-нибудь такое же интересное, как та пропавшая тетрадь. Или непонятные часы…
Прошло пятнадцать лет
Я стал совсем стар. Книг больше не публикую — плохо вижу. Живу старыми заслугами, детьми, внуками, правнуками и много времени провожу на качелях во дворе, подслеповато щурясь на солнце. Теперь мне тоже известен секрет вечной старости.
— Деда!
Это Юри. Только он один так меня называл. Все остальные, включая детей, либо дедушка, либо дедуля. Он у нас программист, пишет какие-то коды. Мне историку совершенно непонятно, о чем идет речь, но в разговорах я всегда понимающе кивал, делая умное лицо.
Я протянул руки для объятий и с удовольствием потискал любимого внука.
— Деда, — повторил Юри. — А где те ящики, которые мы с тобой нашли на чердаке в деревенском доме.
— Ты помнишь? — удивился я. — Ведь был совсем маленький.
— Помню, — кивнул Юри. Он присел рядом со мной и положил голову на плечо. Аж слезы навернулись на глаза. — В одном из ящиков я нашел странные часы. Надеюсь, ты их не выбросил?
— Нет, — покачал я головой. — Лежат в верхнем ящике комода. Пойди и возьми, если тебе надо.
Сказал и засомневался. А что, если и часы пропали вместе с тетрадью — ведь я ее хранил именно там. По крайней мере, мне так казалось, что тетрадь я брал из комода, потом туда ее же клал.
Юри чмокнул меня в щеку и стремглав бросился в дом.
«Молодость, молодость» — покачал я головой. Когда-то и сам был таким же. Только слишком давно это было. Уже стал забывать.
— Деда, знаешь, что это?
Юри присел передо мной на корточках.
— Нет, — покачал я головой. Откуда мне это знать? Если к часам я не прикасался с тех пор, как нашел их. И даже больше не рассматривал.
— Это чудо военной техники — портативная машинка времени, — серьезно произнес Юри, хотя до этого улыбался. — Сейчас она не работает, но я ее восстановлю. Я знаю, как это сделать… Молодость тебе не верну, но ты сможешь вернуться в прошлое.
— Не возвращайся туда, где был счастлив, — улыбнулся я. — Живы воспоминаниями. А прошлое… Я историк и знаю, лучше его не трогать, а принимать таким, какое оно было.
— Тебе, правда, не хочется в прошлое? — удивился Юри. — А я вот хочу узнать, что случилось с тем стариком, который оставил тебе дом в наследство.
— И зачем? — я удивленно поднял глаза на Юри. — Николаса это не вернет…
— Согласен, — кивнул внук, — и все же… Можно я пороюсь в его ящиках? Насколько я понимаю, ты к ним даже не прикасался. Мы это сделаем вместе. Я буду выносить по одному и перебирать вещи в твоем присутствии. Прямо тут на лужайке. Что не надо — выбросим, интересное — приберем.
В первом сундуке, принесенном Юри, интересным оказалось все — мы ничего не выбросили. Что ни вещь, то артефакт. Знать бы еще как ими пользоваться. Но внук разберется, я даже в этом не сомневался. А мне уже ни к чему.
— А что за предмет ты забрал с собой? — вдруг вспомнил я. — Потерял небось?
— Что ты, деда? — Юри обиженно задрал рукав рубашки и обнажил запястье с браслетом на нем. — Надел недавно, а снять не могу. Подумал, вдруг есть инструкция.
— Понятно, — попытался обидеться я. — Если бы не браслет, к старику бы и не пришел. — Я лукавил: Юри чаще всех появлялся у меня дома. — Инструкция, говоришь… А я искренне надеялся, что ты и с другими предметами разберешься.
— Разберусь, деда, — улыбнулся Юри, — но… Хотелось бы побыстрее. А методом тыка, видишь ли, получается нескоро.
— Ты физик или не физик? — я строго посмотрел на парня.
— Физик, деда, — усмехнулся Юри. — Но больше все же программист. Помнишь? Ты же сам уговорил меня на физфак поступать, мол, не только программированию научат, но и с железом станешь на «ты».
— Разве я не прав? — нахохлился недовольно. — Я что-то не то тебе присоветовал?
— Все то, деда, — Юри снова присел рядом со мной на качели и обнял за плечи. Я почувствовал его сильную мускулистую руку под рубашкой. Совсем большим стал мой мальчик, а я как-то со временем усох, что ли: теперь внук на голову выше меня и в плечах раза в два пошире сделался.
— Я со всем разберусь, — пообещал мне Юри. — И даже первый ящик заберу с собой. В нем есть несколько забавных вещиц… Деда, а где та тетрадка, что лежала сверху в ящике? Может, в ней я найду разгадку браслета и часов? Ну и других.
— Пропала, — выдохнул я.
— Жаль, — совершенно искренне огорчился Юри. — Может, ты что-то вспомнишь? Хотя, — он обреченно вздохнул, — слишком давно это было.
— Несколько рассказов, — неожиданно пришло мне на ум, — было опубликовано в журналах. Без какой-либо обработки, как было. Для заманухи читателей. Мистер Блэйк планировал выпустить потом полноценную книгу. Ожидал, что та станет бестселлером. Но… не получилось. Обидно. То ли я рукопись посеял по рассеянности, то ли ее украли у меня.
— А редактор? Не могла она? — осторожно поинтересовался Юри.
