— Можно научиться крутить сальто, танцевать фуэте. Но…
Главреж многозначительно поднял палец.
— Научиться чувствам невозможно.
Сергей Михайлович остановился напротив Андрея и заглянул ему в глаза.
— Чувства либо есть, либо их нет. И если они все же есть, то их надо донести до зрителя.
— Я стараюсь, — как-то неуверенно ответил Андрей. Он не совсем понимал, демонстрацию каких чувств требовал от него главреж. Ему казалось, что он играет на грани. — Нехороший финиш на старте, — произнес он многозначительно.
— Вот именно, — улыбнулся Сергей Михайлович. — Ты стараешься… Повторяю, стараешься изображать чувства. А ты не играй — попробуй жить на сцене. А игру оставь для обыденной жизни. На сцене не игра, вот там настоящая жизнь. Давай еще раз попробуй…
Андрей зажмурился, пытаясь отвлечься от сказанного. Жизнь. Игра. Жизнь — игра. Игра — жизнь. Теперь осталось только не запутаться. Открыв глаза, он стал произносить реплики актеру, неожиданно представив на его месте Егора. Он говорил с ним. Смеялся с ним. Протягивал к нему руки. Обнимал его. Он никого и ничего не видел. Он жил.
Андрей произнес свой последний монолог. И звенящая тишина стала ему аплодисментами.
— Ну, Андрюша, ты талант, — минуты две спустя, наконец, вымолвил Виталий Иванович. — Нет, ну, если на тебя так слова главрежа действуют, — покачал он головой, — ты далеко пойдешь. Я в театре знаю только одного человека, который вот так, как ты, понимал бы его с полуслова. Он только заикнется, что надо сделать, а он уже сделал. Это наш прима.
Андрей смущенно улыбнулся — похвала ему, конечно, легла бальзамом на душу. Правда, гораздо приятнее было бы, если бы сам главреж похвалил, но тот уже ушел. Хотя сравнение с Игорем Савиным, театральным примой, ему не очень понравилось. По театру ходили слухи, что тот был любимой игрушкой главрежа…
И бросая на них быстрые любопытные взгляды, Андрей задумывался — ведь должно быть еще что-то, что связывало этих людей. Несомненно, Игорь талантлив, и это видит Сергей Михайлович. Савин задействован почти в каждой постановке, и совершенно необязательно, что это главные роли, Игорь не гнушался и вторых ролей и маленьких выходов на сцену. Без него спектакль не спектакль. А еще? Что еще может держать рядом столько лет этих людей? Какие невидимые нити протянуты от одного к другому?
Когда-то давным-давно главреж вывел неопытного мальчишку, как сейчас Андрей, именно в этой же роли на сцену. Андрей вздохнул — может, это тоже его шанс…
Егор проснулся со страшной головной болью и странным томлением в груди. Ему ничего не снилось. Он был слишком пьян для того, чтобы видеть сны.
— Идиот, — простонал он, перебираясь с кровати на стоящее рядом кресло и ругая себя за то что вылакал, другого слова для себя он не нашел, бутылку виски. Он сразу покатил на кухню — сначала кофе, процедуры потом — и грустно уставился на осколки хрусталя на полу. Кофе, похоже, тоже придется отодвинуть на потом. Перед тем, как сварить его себе, придется сначала убрать все это, иначе стекло разнесется по квартире, и Андрей, наступив на него, может поранить себе ногу. Он ведь разувался возле балкона.
Егор поймал себя на мысли, что сквозь головную боль подумал о парне, который входил через балконную дверь и уходил тем же путем. Андрей даже на него не обижался, по крайней мере, внешне этого заметно почти не было. Обещал прийти…
Егор вздохнул и покатил в прихожую, где в уголочке за тумбочкой с его обувью стоял веник — он его использовал редко, иногда лишь подметал им песок, который приносил на колесах своего кресла с улицы. Веником ему было сподручнее, чем пылесосом.
Вот если бы еще булочек с корицей напечь! Егор с тоской взглянул на дверь. Раньше бы ему ничего не стоило обежать несколько магазинов, чтобы накупить слоеного теста, орешков, изюма. Он смог бы сварганить гору вкусностей к кофе или чаю. Но сейчас же каждый выход на улицу был сродни пытке и заканчивался покупкой бутылки. Не переносил он жалостливых вздохов, покачиваний голов и слов, сказанных в спину: «Какой молодой». Да, он молодой. И что?
И все же… Сейчас еще раннее утро. Мамы с маленькими детьми еще не выползли на прогулку, чтобы вздыхать ему вслед, а те, кто должны были уехать на работу, уже уехали. Для жалостливых старушек тоже еще слишком рано.
Он схватил ключи от квартиры, деньги и почти выкатил на площадку.
— Тшорт, — выругался Егор. Он совершенно забыл, что не переоделся и не умылся. Но если он сейчас вернется, то уже никакая сила не заставит его снова выйти за дверь. Это выше него.
Егор зажмурился, принимая решение. Обреченно вздохнув, захлопнул дверь и поехал к пандусу. Ничего страшного, что он в домашней одежде, никто даже не догадается, что в спортивном костюме, который сейчас был на нем, он ходит только дома. Вернется, скинет его и переоденется во что-нибудь другое.
В ближайшем супермаркете, как, впрочем, и в других магазинах, Егору было совершенно неудобно выбирать товар — «ямки» с заморозкой были глубокими и слишком низкими, а полки с орехами и приправами наоборот слишком высокими. Но ведь никто не предполагал, что за покупками придет такой убогий, как он. Тут надо было набраться смелости или наглости, Егор никак не мог определиться, чего ему больше требовалось, и попросить работника магазина положить в его корзинку нужный ему товар. Он никогда не просил покупателей помочь ему, уж лучше обслуживающий персонал — они, замотанные за день, злые, им нет дела до инвалида, который не может дотянуться до упаковки с тестом, кинут требуемое и снова своими делами займутся. А покупателям обязательно надо посочувствовать Егору, попытаться покатить его коляску. А ему этого не надо. Ему требовалось только подать то, до чего он сам дотянуться не мог.
— Только бы Нина не пришла, — как мантру повторял Егор, отправив булочки с марципаном в духовку.
Сегодня был не тот день, когда приходила помощница, — ее дни были среда и суббота. Но случалось, Нина приходила на день раньше, причем без предупреждения — у нее, видите ли, свои планы были на эти дни. А Егору вроде бы как все равно, когда она помоет пол в его квартире, главное, чтобы это происходило два дня в неделю.
В большой комнате Егор накрыл стол, расставив посуду и разложив приборы. Кофе, он решил, сварит тогда, когда придет Андрей.
Усевшись перед открытой балконной дверью, не включая света, Егор принялся ждать.
В вечернем спектакле Андрей не был занят, поэтому он не стал оставаться в театре после репетиции и поспешил домой. Обычно он задерживался допоздна, чтобы взглянуть на игру того или иного актера. Его не интересовала постановка в целом, как зрителя в зале, он выцеплял взглядом лишь одного героя, одно действующее лицо и примеривал на себя, как он произнес бы ту или иную реплику, как встал бы, какой жест сделал бы. Его бабушка знала об этом, поэтому те два часа, пока шел спектакль, и Андрей, стоя за кулисами, всматривался в игру своего коллеги, звонками и смс-ками его не беспокоила.
Два часа! У него будет целых два часа, если маршрутка не застрянет нигде в пробке, чтобы побыть с Егором. Андрей не смог объяснить, если бы спросили, чем притягивал его этот парень, сидящий на инвалидном кресле. С того самого первого раза, когда он залез на чужой балкон за мячом, его словно привязали к нему невидимой нитью. А ведь они обмолвились всего парой слов. Да и потом они почти не разговаривали, но словно души обнажили друг перед другом — Андрей сказал ему про бабушку, которая ждет его дома и донимает звонками, а Егор, он видел, «обнимался» с бутылкой виски, потому что больше было не с кем.
Андрей буквально вбежал в гримерную, которую делил с такими же молодыми артистами, как и он, — не положено, не заслужили они еще отдельных комнат для создания образов, в которых будут выходить на сцену. И растерянно остановился на пороге комнаты: она вся была залита водой, начиная от стен и заканчивая полом. А с его джинсов и футболки, висевших на стуле, капала вода, словно они явились источником этого потопа. Андрей чуть не зарыдал от бессильной ярости — другой одежды, что была на нем — шортики и маечка — у него не было.
— Что здесь произошло? — спросил он, с трудом сдерживая слезы. Накрылось его свидание с Егором — пока джинсы с футболкой высохнут, пройдут все те же два часа, даже если попросить в театральной прачечной отжать в стиральной машине его вещи. А в том, в чем он был одет сейчас, даже за порог театра стыдно было выходить, а не то, что ехать в маршрутке.
Андрей устало опустился на старый венский стул, единственный сухой предмет мебели в комнате, и с тоской уставился на свое отражение в настольном зеркале. А если еще и грим не смывать, то он вполне мог сойти за мальчика по вызову.
— Кран сорвало, хорошо еще, что холодный, — услышал он за спиной сочувственный голос партнера по спектаклю, с которым они только что репетировали. — Если поторопишься, могу до дома подбросить.
— Я сейчас, — обрадованно подскочил Андрей. Как хорошо, что у знакомых есть автомобили! — Только лицо умою, да мокрые вещи в пакет закину.
И он судорожно заметался по комнате.
— К соседям беги, — встал на пути у него коллега, когда Андрей остановился перед раковиной. — Кран тронешь, опять потоп начнется. Аварийщики обещали приехать с минуты на минуту, чтобы починить. Мы смогли его бинтом перевязать, как раненого, но прикасаться к нему нельзя, опять вода хлестать будет во все стороны. А трубы перекрываются где-то в подвале…
Андрей быстро прокрался по двору, стараясь, чтобы никто его не заметил — ни мальчишки, с которыми он гонял в футбол, ни бабульки, подружки его бабушки, ни мамочки, выгуливающие малышей, которые тоже общались с его бабушкой.
Он постоял несколько секунд под знакомым балконом, а потом как привидение, перекинув гибкое тело через перила, исчез внутри него. Андрей поставил в уголке пакет с мокрыми вещами — он его заберет, когда домой пойдет. Если перед Егором он мог предстать в шортах, то перед бабушкой никак нельзя, уж лучше мокрым. Он всегда может солгать, что его окатила поливальная машина. Можно для убедительности купить бутылку с водой и облиться из нее.
Андрей протянул руку к слегка колышущейся шторке, прикрывающей вход в комнату, а потом слегка отодвинул ее в сторону и в образовавшуюся щель просунул голову.
В комнате было сумеречно из-за плотных штор и пахло чем-то обалденно вкусным.
Заметив Егора, сидящего в кресле возле самой двери, Андрей, расплывшись в улыбке, просто сказал: «Привет».
— Проходи, — ответил ему тот и добавил: — Входи, не стесняйся.
— Да я, вроде бы, не стесняюсь, — ответил Андрей, продолжая улыбаться во весь рот, и прошел внутрь, появившись перед Егором в своем несколько странном одеянии.
— Что это? — спросил тот изумленно, окидывая его фигуру непонимающим взглядом.
Андрей тоже на себя посмотрел, не заметив ничего предосудительного, он спросил: — Что-то не так?
— Ты откуда в таком виде? — продолжил допытываться Егор.
— С работы, — ответил Андрей. Он, конечно, понимал, что видок у него еще тот — не по улицам ходить, однозначно. Нет, можно и по улице пойти, но только до ближайшей подворотни, а дальше можно и не пройти — ноги-руки повыдергают. Но от Егора такого вопроса он не ожидал услышать вместо приветствия.
— Ты что, шлюхой работаешь? Или подрабатываешь парнем по вызову? — зло спросил тот.
«Да-а-а, — протянул про себя Андрей, — реакция на мой сценический костюмчик не только у меня такая, но и моего нового знакомого. Что же ожидать от зрителей в зале? Главреж с отвлекающими деталями явно перестарался. Надо выкручиваться».
— Почему шлюхой? — вслух спросил он наиграно обиженно, актер все же, да к тому же неплохой, как говорят.
Егор обвел рукой его фигуру и ткнул куда-то в район паха.
— Ах, это, — Андрей сделал вид, что только сейчас он понял, что одет несколько странновато, и рассмеялся. — Перед самым уходом на работе кран сорвало. Мои джинсы и футболка промокли до нитки. Они в пакете на твоем балконе лежат. А на мне надето то, что сухого смогли найти спасенные от потопа коллеги.
Егор опустил выразительный взгляд на кроссовки Андрея, которые не выглядели мокрыми.
— На мне в момент борьбы с краном не было обуви, — не очень убедительно солгал Андрей. Даже если Егор ему не поверил, то он сможет выкатиться на коляске на балкон и потрогать своими руками его промокшие насквозь вещи.
Но Егор не стал проверять на истинность сказанное Андреем — даже если тот солгал ему, значит, у него были на то причины.
— Чай? Кофе? — спросил он его. Специально, кроме булочек, ничего не стал делать. Заварить ароматный чай или крепкий кофе — дело нескольких минут, а остывшему напитку истинный вкус уже не вернуть.
— Я бы чаю выпил, — ответил Андрей.
Он говорил сегодня во время репетиции много, даже слишком много, во рту все пересохло, и чай мог оказаться весьма кстати.
— Будет сделано, — отсалютовал Егор и укатил на кухню, оставив Андрея одного в полутемной комнате.
Тот неспешно разулся и прошел к накрытому на две персоны столу.
— Для романтического ужина не хватает только свечей, — хмыкнул Андрей. Но какое-то необычайно теплое чувство заполнило его всего изнутри — его ждали, хотели доставить ему радость. Вон на блюде сколько булочек, а судя по запахам, витавшим в квартире, хозяин сам и напек их.
— А вот и твой чай, — от созерцания стола Андрея отвлек голос Егора. — Я не спросил, какой ты предпочитаешь, черный или зеленый, поэтому приготовил два чайника. Присаживайся, — он сделал приглашающий жест. А потом спохватился, что стула нет возле стола.
— Извини, — сказал Егор, — мой стул всегда при мне, — он похлопал по подлокотникам своего кресла. — А гостей я не принимаю обычно. Но…
Он выехал из комнаты и вернулся со складным стулом.
— На всякий случай в доме держу, — произнес Егор виновато, ставя стул за столом там, где лежали приборы, предназначенные для Андрея.
— Выпьешь? — Егор опять извлек из тумбы под телевизором бутылку, только теперь с вином.
Андрей отрицательно покачал головой. Он ничего не стал говорить Егору — если тот хочет выпить, то словами его не остановить. Он сам должен прийти к мысли, что пить ему не стоит, в жизни можно найти гораздо более интересные занятия.
«А… потушил свет. В комнате полумрак. А… сел верхом на единственный в комнате стул, смотрит на….
…долго молчит, курит. За окном неясные, странные, неземные, непонятные звуки ночного города. Такие же странные эти два человека. Словно серебряные нити протянулись между ними и соединяют их».
Егор не стал включать свою шикарную хрустальную люстру, он вообще не стал зажигать свет, а нажал пульт телевизора, переключился с каналов на интернет, и заиграла чарующая музыка. Чувствовалось, что хозяин все продумал и тщательно подготовился к приему своего гостя.
Андрей опять подумал, что только свечей не хватает для романтического свидания.
— Ты все это сам испек? — спросил он с удивлением, незаметно для себя съев уже не одну булочку и выпив пару кружек чая. Завтра придется разгружаться — от такого количества съеденного мучного прежней гибкости в организме уже не будет, да и в шорты может не влезть. Надо предупредить Егора, чтобы в следующий раз лучше кусок мяса с овощами приготовил. Не удержавшись, Андрей снова протянул руку за очередной булочкой и подлил себе в кружку чая.
Главреж многозначительно поднял палец.
— Научиться чувствам невозможно.
Сергей Михайлович остановился напротив Андрея и заглянул ему в глаза.
— Чувства либо есть, либо их нет. И если они все же есть, то их надо донести до зрителя.
— Я стараюсь, — как-то неуверенно ответил Андрей. Он не совсем понимал, демонстрацию каких чувств требовал от него главреж. Ему казалось, что он играет на грани. — Нехороший финиш на старте, — произнес он многозначительно.
— Вот именно, — улыбнулся Сергей Михайлович. — Ты стараешься… Повторяю, стараешься изображать чувства. А ты не играй — попробуй жить на сцене. А игру оставь для обыденной жизни. На сцене не игра, вот там настоящая жизнь. Давай еще раз попробуй…
Андрей зажмурился, пытаясь отвлечься от сказанного. Жизнь. Игра. Жизнь — игра. Игра — жизнь. Теперь осталось только не запутаться. Открыв глаза, он стал произносить реплики актеру, неожиданно представив на его месте Егора. Он говорил с ним. Смеялся с ним. Протягивал к нему руки. Обнимал его. Он никого и ничего не видел. Он жил.
Андрей произнес свой последний монолог. И звенящая тишина стала ему аплодисментами.
— Ну, Андрюша, ты талант, — минуты две спустя, наконец, вымолвил Виталий Иванович. — Нет, ну, если на тебя так слова главрежа действуют, — покачал он головой, — ты далеко пойдешь. Я в театре знаю только одного человека, который вот так, как ты, понимал бы его с полуслова. Он только заикнется, что надо сделать, а он уже сделал. Это наш прима.
Андрей смущенно улыбнулся — похвала ему, конечно, легла бальзамом на душу. Правда, гораздо приятнее было бы, если бы сам главреж похвалил, но тот уже ушел. Хотя сравнение с Игорем Савиным, театральным примой, ему не очень понравилось. По театру ходили слухи, что тот был любимой игрушкой главрежа…
И бросая на них быстрые любопытные взгляды, Андрей задумывался — ведь должно быть еще что-то, что связывало этих людей. Несомненно, Игорь талантлив, и это видит Сергей Михайлович. Савин задействован почти в каждой постановке, и совершенно необязательно, что это главные роли, Игорь не гнушался и вторых ролей и маленьких выходов на сцену. Без него спектакль не спектакль. А еще? Что еще может держать рядом столько лет этих людей? Какие невидимые нити протянуты от одного к другому?
Когда-то давным-давно главреж вывел неопытного мальчишку, как сейчас Андрей, именно в этой же роли на сцену. Андрей вздохнул — может, это тоже его шанс…
***
Егор проснулся со страшной головной болью и странным томлением в груди. Ему ничего не снилось. Он был слишком пьян для того, чтобы видеть сны.
— Идиот, — простонал он, перебираясь с кровати на стоящее рядом кресло и ругая себя за то что вылакал, другого слова для себя он не нашел, бутылку виски. Он сразу покатил на кухню — сначала кофе, процедуры потом — и грустно уставился на осколки хрусталя на полу. Кофе, похоже, тоже придется отодвинуть на потом. Перед тем, как сварить его себе, придется сначала убрать все это, иначе стекло разнесется по квартире, и Андрей, наступив на него, может поранить себе ногу. Он ведь разувался возле балкона.
Егор поймал себя на мысли, что сквозь головную боль подумал о парне, который входил через балконную дверь и уходил тем же путем. Андрей даже на него не обижался, по крайней мере, внешне этого заметно почти не было. Обещал прийти…
Егор вздохнул и покатил в прихожую, где в уголочке за тумбочкой с его обувью стоял веник — он его использовал редко, иногда лишь подметал им песок, который приносил на колесах своего кресла с улицы. Веником ему было сподручнее, чем пылесосом.
Вот если бы еще булочек с корицей напечь! Егор с тоской взглянул на дверь. Раньше бы ему ничего не стоило обежать несколько магазинов, чтобы накупить слоеного теста, орешков, изюма. Он смог бы сварганить гору вкусностей к кофе или чаю. Но сейчас же каждый выход на улицу был сродни пытке и заканчивался покупкой бутылки. Не переносил он жалостливых вздохов, покачиваний голов и слов, сказанных в спину: «Какой молодой». Да, он молодой. И что?
И все же… Сейчас еще раннее утро. Мамы с маленькими детьми еще не выползли на прогулку, чтобы вздыхать ему вслед, а те, кто должны были уехать на работу, уже уехали. Для жалостливых старушек тоже еще слишком рано.
Он схватил ключи от квартиры, деньги и почти выкатил на площадку.
— Тшорт, — выругался Егор. Он совершенно забыл, что не переоделся и не умылся. Но если он сейчас вернется, то уже никакая сила не заставит его снова выйти за дверь. Это выше него.
Егор зажмурился, принимая решение. Обреченно вздохнув, захлопнул дверь и поехал к пандусу. Ничего страшного, что он в домашней одежде, никто даже не догадается, что в спортивном костюме, который сейчас был на нем, он ходит только дома. Вернется, скинет его и переоденется во что-нибудь другое.
В ближайшем супермаркете, как, впрочем, и в других магазинах, Егору было совершенно неудобно выбирать товар — «ямки» с заморозкой были глубокими и слишком низкими, а полки с орехами и приправами наоборот слишком высокими. Но ведь никто не предполагал, что за покупками придет такой убогий, как он. Тут надо было набраться смелости или наглости, Егор никак не мог определиться, чего ему больше требовалось, и попросить работника магазина положить в его корзинку нужный ему товар. Он никогда не просил покупателей помочь ему, уж лучше обслуживающий персонал — они, замотанные за день, злые, им нет дела до инвалида, который не может дотянуться до упаковки с тестом, кинут требуемое и снова своими делами займутся. А покупателям обязательно надо посочувствовать Егору, попытаться покатить его коляску. А ему этого не надо. Ему требовалось только подать то, до чего он сам дотянуться не мог.
— Только бы Нина не пришла, — как мантру повторял Егор, отправив булочки с марципаном в духовку.
Сегодня был не тот день, когда приходила помощница, — ее дни были среда и суббота. Но случалось, Нина приходила на день раньше, причем без предупреждения — у нее, видите ли, свои планы были на эти дни. А Егору вроде бы как все равно, когда она помоет пол в его квартире, главное, чтобы это происходило два дня в неделю.
В большой комнате Егор накрыл стол, расставив посуду и разложив приборы. Кофе, он решил, сварит тогда, когда придет Андрей.
Усевшись перед открытой балконной дверью, не включая света, Егор принялся ждать.
ГЛАВА 4
В вечернем спектакле Андрей не был занят, поэтому он не стал оставаться в театре после репетиции и поспешил домой. Обычно он задерживался допоздна, чтобы взглянуть на игру того или иного актера. Его не интересовала постановка в целом, как зрителя в зале, он выцеплял взглядом лишь одного героя, одно действующее лицо и примеривал на себя, как он произнес бы ту или иную реплику, как встал бы, какой жест сделал бы. Его бабушка знала об этом, поэтому те два часа, пока шел спектакль, и Андрей, стоя за кулисами, всматривался в игру своего коллеги, звонками и смс-ками его не беспокоила.
Два часа! У него будет целых два часа, если маршрутка не застрянет нигде в пробке, чтобы побыть с Егором. Андрей не смог объяснить, если бы спросили, чем притягивал его этот парень, сидящий на инвалидном кресле. С того самого первого раза, когда он залез на чужой балкон за мячом, его словно привязали к нему невидимой нитью. А ведь они обмолвились всего парой слов. Да и потом они почти не разговаривали, но словно души обнажили друг перед другом — Андрей сказал ему про бабушку, которая ждет его дома и донимает звонками, а Егор, он видел, «обнимался» с бутылкой виски, потому что больше было не с кем.
Андрей буквально вбежал в гримерную, которую делил с такими же молодыми артистами, как и он, — не положено, не заслужили они еще отдельных комнат для создания образов, в которых будут выходить на сцену. И растерянно остановился на пороге комнаты: она вся была залита водой, начиная от стен и заканчивая полом. А с его джинсов и футболки, висевших на стуле, капала вода, словно они явились источником этого потопа. Андрей чуть не зарыдал от бессильной ярости — другой одежды, что была на нем — шортики и маечка — у него не было.
— Что здесь произошло? — спросил он, с трудом сдерживая слезы. Накрылось его свидание с Егором — пока джинсы с футболкой высохнут, пройдут все те же два часа, даже если попросить в театральной прачечной отжать в стиральной машине его вещи. А в том, в чем он был одет сейчас, даже за порог театра стыдно было выходить, а не то, что ехать в маршрутке.
Андрей устало опустился на старый венский стул, единственный сухой предмет мебели в комнате, и с тоской уставился на свое отражение в настольном зеркале. А если еще и грим не смывать, то он вполне мог сойти за мальчика по вызову.
— Кран сорвало, хорошо еще, что холодный, — услышал он за спиной сочувственный голос партнера по спектаклю, с которым они только что репетировали. — Если поторопишься, могу до дома подбросить.
— Я сейчас, — обрадованно подскочил Андрей. Как хорошо, что у знакомых есть автомобили! — Только лицо умою, да мокрые вещи в пакет закину.
И он судорожно заметался по комнате.
— К соседям беги, — встал на пути у него коллега, когда Андрей остановился перед раковиной. — Кран тронешь, опять потоп начнется. Аварийщики обещали приехать с минуты на минуту, чтобы починить. Мы смогли его бинтом перевязать, как раненого, но прикасаться к нему нельзя, опять вода хлестать будет во все стороны. А трубы перекрываются где-то в подвале…
Андрей быстро прокрался по двору, стараясь, чтобы никто его не заметил — ни мальчишки, с которыми он гонял в футбол, ни бабульки, подружки его бабушки, ни мамочки, выгуливающие малышей, которые тоже общались с его бабушкой.
Он постоял несколько секунд под знакомым балконом, а потом как привидение, перекинув гибкое тело через перила, исчез внутри него. Андрей поставил в уголке пакет с мокрыми вещами — он его заберет, когда домой пойдет. Если перед Егором он мог предстать в шортах, то перед бабушкой никак нельзя, уж лучше мокрым. Он всегда может солгать, что его окатила поливальная машина. Можно для убедительности купить бутылку с водой и облиться из нее.
Андрей протянул руку к слегка колышущейся шторке, прикрывающей вход в комнату, а потом слегка отодвинул ее в сторону и в образовавшуюся щель просунул голову.
В комнате было сумеречно из-за плотных штор и пахло чем-то обалденно вкусным.
Заметив Егора, сидящего в кресле возле самой двери, Андрей, расплывшись в улыбке, просто сказал: «Привет».
— Проходи, — ответил ему тот и добавил: — Входи, не стесняйся.
— Да я, вроде бы, не стесняюсь, — ответил Андрей, продолжая улыбаться во весь рот, и прошел внутрь, появившись перед Егором в своем несколько странном одеянии.
— Что это? — спросил тот изумленно, окидывая его фигуру непонимающим взглядом.
Андрей тоже на себя посмотрел, не заметив ничего предосудительного, он спросил: — Что-то не так?
— Ты откуда в таком виде? — продолжил допытываться Егор.
— С работы, — ответил Андрей. Он, конечно, понимал, что видок у него еще тот — не по улицам ходить, однозначно. Нет, можно и по улице пойти, но только до ближайшей подворотни, а дальше можно и не пройти — ноги-руки повыдергают. Но от Егора такого вопроса он не ожидал услышать вместо приветствия.
— Ты что, шлюхой работаешь? Или подрабатываешь парнем по вызову? — зло спросил тот.
«Да-а-а, — протянул про себя Андрей, — реакция на мой сценический костюмчик не только у меня такая, но и моего нового знакомого. Что же ожидать от зрителей в зале? Главреж с отвлекающими деталями явно перестарался. Надо выкручиваться».
— Почему шлюхой? — вслух спросил он наиграно обиженно, актер все же, да к тому же неплохой, как говорят.
Егор обвел рукой его фигуру и ткнул куда-то в район паха.
— Ах, это, — Андрей сделал вид, что только сейчас он понял, что одет несколько странновато, и рассмеялся. — Перед самым уходом на работе кран сорвало. Мои джинсы и футболка промокли до нитки. Они в пакете на твоем балконе лежат. А на мне надето то, что сухого смогли найти спасенные от потопа коллеги.
Егор опустил выразительный взгляд на кроссовки Андрея, которые не выглядели мокрыми.
— На мне в момент борьбы с краном не было обуви, — не очень убедительно солгал Андрей. Даже если Егор ему не поверил, то он сможет выкатиться на коляске на балкон и потрогать своими руками его промокшие насквозь вещи.
Но Егор не стал проверять на истинность сказанное Андреем — даже если тот солгал ему, значит, у него были на то причины.
— Чай? Кофе? — спросил он его. Специально, кроме булочек, ничего не стал делать. Заварить ароматный чай или крепкий кофе — дело нескольких минут, а остывшему напитку истинный вкус уже не вернуть.
— Я бы чаю выпил, — ответил Андрей.
Он говорил сегодня во время репетиции много, даже слишком много, во рту все пересохло, и чай мог оказаться весьма кстати.
— Будет сделано, — отсалютовал Егор и укатил на кухню, оставив Андрея одного в полутемной комнате.
Тот неспешно разулся и прошел к накрытому на две персоны столу.
— Для романтического ужина не хватает только свечей, — хмыкнул Андрей. Но какое-то необычайно теплое чувство заполнило его всего изнутри — его ждали, хотели доставить ему радость. Вон на блюде сколько булочек, а судя по запахам, витавшим в квартире, хозяин сам и напек их.
— А вот и твой чай, — от созерцания стола Андрея отвлек голос Егора. — Я не спросил, какой ты предпочитаешь, черный или зеленый, поэтому приготовил два чайника. Присаживайся, — он сделал приглашающий жест. А потом спохватился, что стула нет возле стола.
— Извини, — сказал Егор, — мой стул всегда при мне, — он похлопал по подлокотникам своего кресла. — А гостей я не принимаю обычно. Но…
Он выехал из комнаты и вернулся со складным стулом.
— На всякий случай в доме держу, — произнес Егор виновато, ставя стул за столом там, где лежали приборы, предназначенные для Андрея.
— Выпьешь? — Егор опять извлек из тумбы под телевизором бутылку, только теперь с вином.
Андрей отрицательно покачал головой. Он ничего не стал говорить Егору — если тот хочет выпить, то словами его не остановить. Он сам должен прийти к мысли, что пить ему не стоит, в жизни можно найти гораздо более интересные занятия.
«А… потушил свет. В комнате полумрак. А… сел верхом на единственный в комнате стул, смотрит на….
…долго молчит, курит. За окном неясные, странные, неземные, непонятные звуки ночного города. Такие же странные эти два человека. Словно серебряные нити протянулись между ними и соединяют их».
Егор не стал включать свою шикарную хрустальную люстру, он вообще не стал зажигать свет, а нажал пульт телевизора, переключился с каналов на интернет, и заиграла чарующая музыка. Чувствовалось, что хозяин все продумал и тщательно подготовился к приему своего гостя.
Андрей опять подумал, что только свечей не хватает для романтического свидания.
— Ты все это сам испек? — спросил он с удивлением, незаметно для себя съев уже не одну булочку и выпив пару кружек чая. Завтра придется разгружаться — от такого количества съеденного мучного прежней гибкости в организме уже не будет, да и в шорты может не влезть. Надо предупредить Егора, чтобы в следующий раз лучше кусок мяса с овощами приготовил. Не удержавшись, Андрей снова протянул руку за очередной булочкой и подлил себе в кружку чая.
