— Я еще и крестиком могу… — смущенно ответил Егор. — А давай, в лото сыграем, — предложил он неожиданно.
— В лото? — опешил Андрей. В эту настольную игру последний раз он играл, когда ему было лет десять. Тогда к его бабуле приходили подружки, такие же немолодые тетушки. Они ставили по два рубля за карточку и с азартом доставали «бочонки» из холстяного мешочка. За лото тетушки обсуждали не только последние сплетни, но и международные новости, и проблемы воспитания внуков, и рецепты засолки огурцов. Да мало ли что можно было обсудить за игрой? Видимо, и Егору хотелось поговорить, и он ничего лучшего не придумал, как предложить сыграть в лото.
— Давай, сыграем, — согласился Андрей. Он не прочь поговорить. Почему бы нет? Он для этого и приходил. Поговорить…
Он помог Егору, несмотря на его недовольство, убрать со стола лишнюю посуду, освобождая место для игры. А блюдо с изумительными булочками не стал относить на кухню, а лишь переставил на край стола. Налил себе еще чаю…
— Двадцать два, — Егор достал «бочонок» из мешочка и поставил на стол, на его карточках такого номера не было.
Они уже около часа играли в лото с переменным успехом — то выигрывал Андрей, то удача начинала улыбаться Егору. И молчали. Точнее, кроме цифр на «бочонках», они больше ничего не говорили. Ну и, разумеется, произносили вслух «верх», «низ» и «середка».
Егор поднял глаза на Андрея, стараясь в полутемной комнате поймать его взгляд, и вдруг спросил:
— А ты боялся остаться один, когда никому нет до тебя дела?
Тот пожал плечами и честно ответил: — Я и сейчас этого до ужаса боюсь.
— Тридцать три, — Егор вынул следующий «бочонок». — У тебя девушка есть?
Андрей отрицательно помотал головой, закрывая фишкой цифры на карточке. Он предпочитал по старинке прикрывать выпавший номер, а не передвигать фишку по пустым квадратикам. Считал, так легче проверить, что партнер не сжульничал.
— А была? Сорок четыре, — продолжал допытываться Егор.
— Девушка? Была. Когда еще учился, дружил с очень хорошей девушкой, — рассеянно ответил Андрей, ему совершенно не хотелось говорить на эту тему, но он боялся своим молчанием обидеть Егора. — Но мы с ней расстались.
— Из-за бабушки? — Егор вынул «бочонок» из мешочка, но так и не назвал число на нем, просто нервно крутил его в руке.
— Нет. Это она меня оставила, даже не попыталась познакомиться с бабулей. Сказала, что с маменькиным сынком дела иметь не желает, — честно признался Андрей, почувствовал, словно тяжелое бремя упало с плеч. Никому никогда не говорил, а тут легко так слетело с языка. — Может, это и к лучшему. Я, как только представлю… Бр-р-р. — он потряс головой. — Я не вынес бы скандалов между двумя моими любимыми людьми.
— Таблеток тогда, дурак, наглотался, — продолжил Андрей, — лег на кровать, помирать собрался. И тут явственно так представил, что бабулю я обрекаю на вечное одиночество. Вызвал «скорую». Промыли мне желудок. Бабуля тогда ничего не узнала. После этого решил, что страсти в жизни не для меня. А со временем я понял, что я не одинок, рядом со мной столько людей, сколько пар глаз на меня устремлено. И вечером, когда день, наконец, заканчивается даже приятно побыть в одиночестве, а еще лучше с бабулей, которая незлобно ворчит и учит меня простым истинам.
— Ты с ней спал? — Егор поставил на стол «бочонок», так и не назвав число, и запустил руку за следующим.
— Случилось несколько раз, — равнодушно пожал плечами Андрей. Ему показалось, ни вопрос, заданный Егором, ни его ответ не заслуживают особого внимания.
— А я, идиот, свою девушку берег, — тихо произнес Егор, глядя куда-то в сторону занавешенной шторой балконной двери. — Думал, вот ляжем с ней в постель в первую брачную ночь — она девушка, я мальчик. Чистеньким хотел остаться для нее. Только зря себя берег. Эта сучка, меня не успели из больницы выписать, замуж за другого выскочила, и недоношенного богатыря весом около четырех кг родила. Хотела из меня козла отпущения сделать.
Егор нервно отбросил мешочек с «бочонками» и потянулся к бутылке с вином, из которой ничего еще не отпил.
Андрей поднялся со своего складного стульчика, быстро обошел стол и, присев, на корточки перед Егором, взял его руки в свои. Сначала он перецеловал каждый его палец — Егор молча наблюдал за ним.
Затем Андрей поднялся на ноги, широко расставив их и нависая над Егором, взял того за подбородок, заставляя его задрать голову и посмотреть на него. Раздумывал Андрей ровно одну секунду, затем он склонился над Егором и накрыл его губы своими.
Андрей знал, что целоваться он не умел. Его бывшая подружка ему часто твердила об этом. Ну и что? Учиться никогда не поздно.
Поцелуй получился до невозможности сладким — от марципановых булочек с чаем, а может, и от чего-то совершенно другого. И долгим. Они целовались с упоением, отрываясь друг от друга меньше чем на секунду, лишь чтобы глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватало.
В какой-то момент, когда сил стоять на ногах не осталось совсем, Андрей, не разрывая поцелуй, уселся на колени Егору — лицом к лицу, сердцем к сердцу. Ему приятно было ощущать возбуждение Егора, а самому прижиматься обнаженной горячей кожей бедер к его джинсам. И до мурашек чувствовать горячие ладони Егора на своем теле под задравшейся до подмышек майкой.
В кармане шортов завибрировал и завыл сиреной телефон.
— Бабушка? — тяжело дыша, словно только что пробежал пятисотметровку на пределе сил, прошептал Егор, уткнувшись в лоб Андрея своим лбом.
— Бабушка, — в ответ ему тоже прошептал Андрей. Ему до безумия не хотелось отвечать, но бабуля не отстанет и будет названивать до тех пор, пока он не возьмет трубку. А если телефон выключить, то получится совсем нехорошо, словно он не хотел с ней разговаривать.
— Ответь, — предложил Егор и потерся носом о нос Андрея.
Тот улыбнулся и вынул телефон из кармана.
— Почему тяжело дышишь? — первое, что спросила бабушка.
— Домой бегу, — соврал Андрей. — Скоро буду.
И нажал отбой.
Несколько минут до следующего звонка у него есть, чтобы еще совсем немного побыть с Егором. Но момент упущен — второго такого сладкого поцелуя уже не будет.
Егор поднял руку и провел пальцем по лбу Андрея, по его тонкому прямому носу, по чуть вспухшим от поцелуя губам, подбородку, шее. Спустился ниже. И остановился, дойдя до пояса шортов.
— Придешь еще? — спросил он, глядя на его обнаженный живот.
— Завтра смогу на несколько минут забежать, — кивнул Андрей. Он завозился на коленях Егора и предпринял попытку встать на ноги. Но тот ему не позволил.
— Нет, вот так, как сегодня, надолго? — Егор поднял на него взгляд.
— Только в понедельник, — улыбнулся Андрей. — У нас в этот день…
Он чуть не проговорился, что по понедельникам в театре не бывает спектаклей, а репетиции заканчиваются довольно рано. Еще не время знать Егору, что он служит в театре. Когда почувствует, что пора рассказать об этом, обязательно расскажет. Но не сейчас.
— Уходи, — сказал Егор и довольно сильно толкнул Андрея одной рукой, словно пытался сбросить его со своих колен. Но второй одновременно прижимал его к себе, никуда не отпуская. — Уходи, — повторил он снова. — Придешь в понедельник. Я буду ждать… Во сколько придешь?
— В семь, — ответил Андрей. Он терпеливо дождался, пока Егор его отпустит и, встав с его колен, сразу прошел к балконной двери, где стояли его кроссовки.
Снова зазвонил телефон.
— Буду буквально через пять минут, — сразу ответил Андрей, — уже к дому подхожу.
— Я буду ждать тебя! — крикнул Егор ему в спину.
Андрей отодвинул рукой штору и прежде, чем исчезнуть за ней, произнес, не оборачиваясь: — Я обязательно приду…
Главреж присутствовал на генеральной репетиции спектакля. В качестве самого первого зрителя он пригласил Игоря Савина. Савин некогда сам участвовал в этой постановке, и Сергей Михайлович очень надеялся, что тот заметит огрехи, которые упустили и он, и режиссер-постановщик.
— Андрей не подходит на эту роль, — негромко прошептал Игорь почти на ухо главрежу, чтобы его никто не услышал. — Совершенно не подходит.
— Почему? — тот повернулся к своему приме. Что происходит на сцене теперь его мало интересовало. Он весь обратился в слух — мнение Игоря, пусть даже оно ошибочно, его интересовало в первую очередь. Тот ведь сам играл того мальчика в шортиках.
Игорь недовольно скривился.
— Андрей слишком решителен и безапелляционен. Взгляни, — и он изящно махнул рукой в сторону сцены.
Главреж улыбнулся, глядя не на игру актеров, а на Игоря. Его прима оставался примой и в мелочах — взмах рукой, поворот головы, наклон. Мужчине скоро сорок лет, а он оставался по-прежнему таким же притягательным для зрителя, как и двадцать лет назад. Даже наоборот, стал еще более интересным, дозрел, что называется.
— Он должен вызывать отторжение своими репликами, сказанными со сцены словами, — продолжил Игорь, глядя на Андрея. — А ему веришь. Веришь, что он поступил правильно, искренне, как подсказывало его сердце. А так быть не должно, как раз наоборот, его должны осудить за нерешительность. Я ему поверил, и зрители поверят. Эта роль не для него. Ни сексуальный вид, ни шортики не спасут постановку от провала. Он темноволосый… А по моему разумению герой должен быть инфантильным блондином…
— Но… — попытался его перебить главреж, намекая, что и Игорь далеко не был блондином, когда играл эту роль.
— И парик тут не спасет, — отмахнулся тот от Сергея Михайловича. — У него решительность в глазах. Он способен на поступок. Он дерзок, он знает, что делает. Он не скучающий молодой повеса, как задумано по пьесе. Андрею некогда скучать, он все время чем-то занят. Вот на роль Ромео он вполне бы подошел.
Главреж хмыкнул. Он и сам подумывал об этом, но не решался парню предложить сразу две заглавные роли. Решил попробовать Андрея сначала в одной. И не угадал. Обидно. Стал терять хватку.
— Давай подождем до прогона перед премьерой, — предложил он Игорю. — Выслушаем мнения актеров театра. Может, не все так страшно, как ты только что тут мне наговорил. И если что-то пойдет не так, заменю Андрея сначала дублером, а потом подберу для этой роли другого артиста.
— Для него это будет сильным ударом — снимать с роли перед премьерой, — покачал головой Савин. — Так можно поселить в его душе неуверенность, сломать парня, как артиста.
— Я помню это, — недовольно поджал губы главреж, — не стоило мне напоминать о прописных истинах. Ты же прекрасно знаешь, что тогда я просто сниму спектакль, как сырой. Поменяю афиши.
Он только для видимости изобразил праведный гнев — за все время, пока рядом с ним находился Игорь, он ни разу по-настоящему не рассердился на него.
— Подумай над моим предложением, — Игорь положил голову на плечо главрежу, повторяя точно такой же жест Андрея на сцене, только более изящно, — предложи ему попробоваться в роли Ромео. А премьеру отложи на неопределенный срок, сославшись на то, что игра актеров несколько сыровата. Ведь спектакль только-только восстанавливается… А я за это время присмотрюсь к парню. Послежу за ним, узнаю, с кем дружит, с кем общается. Может, и удастся нащупать нити, за которые можно будет его подергать, чтобы роль удалась на славу… Но в таком виде оставлять спектакль нельзя — уж больно главный герой, не побоюсь этого слова, решителен. В его душе надо поселить неуверенность, осторожность, боязнь…
То, что постановка не понравилась Игорю Савину, Андрей понял сразу — главреж не назначил дату прогона спектакля перед премьерой. А это могло означать только одно, что премьера в ближайшие две недели не состоится, как планировалось. А жаль. Он так надеялся блеснуть в главной роли.
А потом Андрей вообще расстроился, когда ему в гримерку принесли отпечатанные на принтере листки с текстом роли Ромео и молча положили перед ним. Спектакль «Ромео и Джульетта» шел в театре все время с аншлагом — вряд ли в успешном спектакле стали бы на него менять артиста, игравшего главного героя.
Андрей обреченно вздохнул. Где он не справился? Что сделал не так? И быть ему на вторых ролях или дублером вечно! А он так надеялся бабушку пригласить. Обещал ей купить билет в первый ряд, как только ему дадут главную роль. Да и Егора мечтал позвать в театр. Неудачник он, недотепа.
Андрей решительно поднялся. Плакать и расстраиваться он конечно не собирался, не в его характере — его же не сняли с роли, а всего лишь не назначили премьеру. Ничего страшного. Он порепетирует еще, подшлифует некоторые сцены. В конце концов, обратится к тому же Савину, чтобы тот указал ему, что не понравилось в его игре — Игорь это любил.
— Мясницкий! — раздался грозный окрик режиссера-постановщика, заглянувшего в гримерку. — Он еще не прима, а уже ведет себя неподобающе. Почему я должен разыскивать тебя по всему театру? Все собрались, ждут только его. А его светлость размышлять над чем-то изволили.
Андрей недоуменно уставился на распечатку роли, которую ему принесли несколько минут назад. Он что, не дублер? Артиста все же заменяют?
— А… — Андрей не успел задать вопрос.
— Играть Ромео будешь ты, — Виталий Иванович обреченно махнул рукой.
В отличном, на его взгляд, спектакле меняли артиста, исполнявшего главную роль. Главреж, по его мнению, просто сошел с ума. Сначала он притормозил премьеру уже готового спектакля с Андреем и следом дал команду поменять Ромео на него.
— Мне дали две недели, чтобы заменить тобой главного героя. Не подведи… — попросил он чуть не плача. — Текст, надеюсь, успеешь выучить?
Мог и не спрашивать. Андрей так желал эту роль, что давно все реплики заучил наизусть, распечатка ему не требовалась. Он размечтался, пока по коридорам бежал в сторону репетиционного зала, — на этот спектакль и бабулю можно пригласить. И даже почему Джульетта — мальчик, он ей смог бы объяснить — ведь любовь и душа пола не имеют. Хотя… Трудно было догадаться на протяжении всего спектакля, что Джульетту играл тоже парень, пожалуй, кроме финальной сцены: одежда на нем унисекс — кроссовки, джинсы, футболка с безразмерной курткой, прическа унисекс с длинной челкой, спадающей на глаза, на голове — бейсболка, повернутая козырьком назад. Так одеваются и юноши, и девушки. И только в конце, когда Джульетта над «мертвым» Ромео скидывает с горя свою одежду, чтобы соединиться тело с телом, сердце с сердцем, становилось понятно, что на сцене все время за девушку лицедействовал юноша. Но это не страшно. Как-нибудь разберется.
Андрей был в ударе — это заметили все. И не потому, что хотел понравиться — роль была несомненно его. Такое случается у актеров — один играет, играет, и вроде все хорошо, но выходит другой и неожиданно роль засверкала совсем другими красками. Так и здесь в финальной сцене Андрей сорвал аплодисменты от своих коллег. Это было очень приятно, словно главреж похвалил его.
— Надо показать тебя завтра Сергею Михайловичу, — режиссер-постановщик похлопал Андрея по плечу. — Пусть выпускает в спектакле, как бы не перегорел. Детали по ходу пьесы отшлифуем.
Андрей счастливо улыбнулся — и пусть билеты на первый ряд стоили по три тысячи рублей, он обязательно приобретет и для бабушки, и для Егора. Пускай на него полюбуются. И он кое-что может…
— А с той постановкой что будет? — поинтересовался Андрей у Виталия Ивановича. Не хотелось бы ее бросать, он столько сил и души в нее вложил.
— В лото? — опешил Андрей. В эту настольную игру последний раз он играл, когда ему было лет десять. Тогда к его бабуле приходили подружки, такие же немолодые тетушки. Они ставили по два рубля за карточку и с азартом доставали «бочонки» из холстяного мешочка. За лото тетушки обсуждали не только последние сплетни, но и международные новости, и проблемы воспитания внуков, и рецепты засолки огурцов. Да мало ли что можно было обсудить за игрой? Видимо, и Егору хотелось поговорить, и он ничего лучшего не придумал, как предложить сыграть в лото.
— Давай, сыграем, — согласился Андрей. Он не прочь поговорить. Почему бы нет? Он для этого и приходил. Поговорить…
Он помог Егору, несмотря на его недовольство, убрать со стола лишнюю посуду, освобождая место для игры. А блюдо с изумительными булочками не стал относить на кухню, а лишь переставил на край стола. Налил себе еще чаю…
— Двадцать два, — Егор достал «бочонок» из мешочка и поставил на стол, на его карточках такого номера не было.
Они уже около часа играли в лото с переменным успехом — то выигрывал Андрей, то удача начинала улыбаться Егору. И молчали. Точнее, кроме цифр на «бочонках», они больше ничего не говорили. Ну и, разумеется, произносили вслух «верх», «низ» и «середка».
Егор поднял глаза на Андрея, стараясь в полутемной комнате поймать его взгляд, и вдруг спросил:
— А ты боялся остаться один, когда никому нет до тебя дела?
Тот пожал плечами и честно ответил: — Я и сейчас этого до ужаса боюсь.
— Тридцать три, — Егор вынул следующий «бочонок». — У тебя девушка есть?
Андрей отрицательно помотал головой, закрывая фишкой цифры на карточке. Он предпочитал по старинке прикрывать выпавший номер, а не передвигать фишку по пустым квадратикам. Считал, так легче проверить, что партнер не сжульничал.
— А была? Сорок четыре, — продолжал допытываться Егор.
— Девушка? Была. Когда еще учился, дружил с очень хорошей девушкой, — рассеянно ответил Андрей, ему совершенно не хотелось говорить на эту тему, но он боялся своим молчанием обидеть Егора. — Но мы с ней расстались.
— Из-за бабушки? — Егор вынул «бочонок» из мешочка, но так и не назвал число на нем, просто нервно крутил его в руке.
— Нет. Это она меня оставила, даже не попыталась познакомиться с бабулей. Сказала, что с маменькиным сынком дела иметь не желает, — честно признался Андрей, почувствовал, словно тяжелое бремя упало с плеч. Никому никогда не говорил, а тут легко так слетело с языка. — Может, это и к лучшему. Я, как только представлю… Бр-р-р. — он потряс головой. — Я не вынес бы скандалов между двумя моими любимыми людьми.
— Таблеток тогда, дурак, наглотался, — продолжил Андрей, — лег на кровать, помирать собрался. И тут явственно так представил, что бабулю я обрекаю на вечное одиночество. Вызвал «скорую». Промыли мне желудок. Бабуля тогда ничего не узнала. После этого решил, что страсти в жизни не для меня. А со временем я понял, что я не одинок, рядом со мной столько людей, сколько пар глаз на меня устремлено. И вечером, когда день, наконец, заканчивается даже приятно побыть в одиночестве, а еще лучше с бабулей, которая незлобно ворчит и учит меня простым истинам.
— Ты с ней спал? — Егор поставил на стол «бочонок», так и не назвав число, и запустил руку за следующим.
— Случилось несколько раз, — равнодушно пожал плечами Андрей. Ему показалось, ни вопрос, заданный Егором, ни его ответ не заслуживают особого внимания.
— А я, идиот, свою девушку берег, — тихо произнес Егор, глядя куда-то в сторону занавешенной шторой балконной двери. — Думал, вот ляжем с ней в постель в первую брачную ночь — она девушка, я мальчик. Чистеньким хотел остаться для нее. Только зря себя берег. Эта сучка, меня не успели из больницы выписать, замуж за другого выскочила, и недоношенного богатыря весом около четырех кг родила. Хотела из меня козла отпущения сделать.
Егор нервно отбросил мешочек с «бочонками» и потянулся к бутылке с вином, из которой ничего еще не отпил.
Андрей поднялся со своего складного стульчика, быстро обошел стол и, присев, на корточки перед Егором, взял его руки в свои. Сначала он перецеловал каждый его палец — Егор молча наблюдал за ним.
Затем Андрей поднялся на ноги, широко расставив их и нависая над Егором, взял того за подбородок, заставляя его задрать голову и посмотреть на него. Раздумывал Андрей ровно одну секунду, затем он склонился над Егором и накрыл его губы своими.
ГЛАВА 5
Андрей знал, что целоваться он не умел. Его бывшая подружка ему часто твердила об этом. Ну и что? Учиться никогда не поздно.
Поцелуй получился до невозможности сладким — от марципановых булочек с чаем, а может, и от чего-то совершенно другого. И долгим. Они целовались с упоением, отрываясь друг от друга меньше чем на секунду, лишь чтобы глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватало.
В какой-то момент, когда сил стоять на ногах не осталось совсем, Андрей, не разрывая поцелуй, уселся на колени Егору — лицом к лицу, сердцем к сердцу. Ему приятно было ощущать возбуждение Егора, а самому прижиматься обнаженной горячей кожей бедер к его джинсам. И до мурашек чувствовать горячие ладони Егора на своем теле под задравшейся до подмышек майкой.
В кармане шортов завибрировал и завыл сиреной телефон.
— Бабушка? — тяжело дыша, словно только что пробежал пятисотметровку на пределе сил, прошептал Егор, уткнувшись в лоб Андрея своим лбом.
— Бабушка, — в ответ ему тоже прошептал Андрей. Ему до безумия не хотелось отвечать, но бабуля не отстанет и будет названивать до тех пор, пока он не возьмет трубку. А если телефон выключить, то получится совсем нехорошо, словно он не хотел с ней разговаривать.
— Ответь, — предложил Егор и потерся носом о нос Андрея.
Тот улыбнулся и вынул телефон из кармана.
— Почему тяжело дышишь? — первое, что спросила бабушка.
— Домой бегу, — соврал Андрей. — Скоро буду.
И нажал отбой.
Несколько минут до следующего звонка у него есть, чтобы еще совсем немного побыть с Егором. Но момент упущен — второго такого сладкого поцелуя уже не будет.
Егор поднял руку и провел пальцем по лбу Андрея, по его тонкому прямому носу, по чуть вспухшим от поцелуя губам, подбородку, шее. Спустился ниже. И остановился, дойдя до пояса шортов.
— Придешь еще? — спросил он, глядя на его обнаженный живот.
— Завтра смогу на несколько минут забежать, — кивнул Андрей. Он завозился на коленях Егора и предпринял попытку встать на ноги. Но тот ему не позволил.
— Нет, вот так, как сегодня, надолго? — Егор поднял на него взгляд.
— Только в понедельник, — улыбнулся Андрей. — У нас в этот день…
Он чуть не проговорился, что по понедельникам в театре не бывает спектаклей, а репетиции заканчиваются довольно рано. Еще не время знать Егору, что он служит в театре. Когда почувствует, что пора рассказать об этом, обязательно расскажет. Но не сейчас.
— Уходи, — сказал Егор и довольно сильно толкнул Андрея одной рукой, словно пытался сбросить его со своих колен. Но второй одновременно прижимал его к себе, никуда не отпуская. — Уходи, — повторил он снова. — Придешь в понедельник. Я буду ждать… Во сколько придешь?
— В семь, — ответил Андрей. Он терпеливо дождался, пока Егор его отпустит и, встав с его колен, сразу прошел к балконной двери, где стояли его кроссовки.
Снова зазвонил телефон.
— Буду буквально через пять минут, — сразу ответил Андрей, — уже к дому подхожу.
— Я буду ждать тебя! — крикнул Егор ему в спину.
Андрей отодвинул рукой штору и прежде, чем исчезнуть за ней, произнес, не оборачиваясь: — Я обязательно приду…
***
Главреж присутствовал на генеральной репетиции спектакля. В качестве самого первого зрителя он пригласил Игоря Савина. Савин некогда сам участвовал в этой постановке, и Сергей Михайлович очень надеялся, что тот заметит огрехи, которые упустили и он, и режиссер-постановщик.
— Андрей не подходит на эту роль, — негромко прошептал Игорь почти на ухо главрежу, чтобы его никто не услышал. — Совершенно не подходит.
— Почему? — тот повернулся к своему приме. Что происходит на сцене теперь его мало интересовало. Он весь обратился в слух — мнение Игоря, пусть даже оно ошибочно, его интересовало в первую очередь. Тот ведь сам играл того мальчика в шортиках.
Игорь недовольно скривился.
— Андрей слишком решителен и безапелляционен. Взгляни, — и он изящно махнул рукой в сторону сцены.
Главреж улыбнулся, глядя не на игру актеров, а на Игоря. Его прима оставался примой и в мелочах — взмах рукой, поворот головы, наклон. Мужчине скоро сорок лет, а он оставался по-прежнему таким же притягательным для зрителя, как и двадцать лет назад. Даже наоборот, стал еще более интересным, дозрел, что называется.
— Он должен вызывать отторжение своими репликами, сказанными со сцены словами, — продолжил Игорь, глядя на Андрея. — А ему веришь. Веришь, что он поступил правильно, искренне, как подсказывало его сердце. А так быть не должно, как раз наоборот, его должны осудить за нерешительность. Я ему поверил, и зрители поверят. Эта роль не для него. Ни сексуальный вид, ни шортики не спасут постановку от провала. Он темноволосый… А по моему разумению герой должен быть инфантильным блондином…
— Но… — попытался его перебить главреж, намекая, что и Игорь далеко не был блондином, когда играл эту роль.
— И парик тут не спасет, — отмахнулся тот от Сергея Михайловича. — У него решительность в глазах. Он способен на поступок. Он дерзок, он знает, что делает. Он не скучающий молодой повеса, как задумано по пьесе. Андрею некогда скучать, он все время чем-то занят. Вот на роль Ромео он вполне бы подошел.
Главреж хмыкнул. Он и сам подумывал об этом, но не решался парню предложить сразу две заглавные роли. Решил попробовать Андрея сначала в одной. И не угадал. Обидно. Стал терять хватку.
— Давай подождем до прогона перед премьерой, — предложил он Игорю. — Выслушаем мнения актеров театра. Может, не все так страшно, как ты только что тут мне наговорил. И если что-то пойдет не так, заменю Андрея сначала дублером, а потом подберу для этой роли другого артиста.
— Для него это будет сильным ударом — снимать с роли перед премьерой, — покачал головой Савин. — Так можно поселить в его душе неуверенность, сломать парня, как артиста.
— Я помню это, — недовольно поджал губы главреж, — не стоило мне напоминать о прописных истинах. Ты же прекрасно знаешь, что тогда я просто сниму спектакль, как сырой. Поменяю афиши.
Он только для видимости изобразил праведный гнев — за все время, пока рядом с ним находился Игорь, он ни разу по-настоящему не рассердился на него.
— Подумай над моим предложением, — Игорь положил голову на плечо главрежу, повторяя точно такой же жест Андрея на сцене, только более изящно, — предложи ему попробоваться в роли Ромео. А премьеру отложи на неопределенный срок, сославшись на то, что игра актеров несколько сыровата. Ведь спектакль только-только восстанавливается… А я за это время присмотрюсь к парню. Послежу за ним, узнаю, с кем дружит, с кем общается. Может, и удастся нащупать нити, за которые можно будет его подергать, чтобы роль удалась на славу… Но в таком виде оставлять спектакль нельзя — уж больно главный герой, не побоюсь этого слова, решителен. В его душе надо поселить неуверенность, осторожность, боязнь…
То, что постановка не понравилась Игорю Савину, Андрей понял сразу — главреж не назначил дату прогона спектакля перед премьерой. А это могло означать только одно, что премьера в ближайшие две недели не состоится, как планировалось. А жаль. Он так надеялся блеснуть в главной роли.
А потом Андрей вообще расстроился, когда ему в гримерку принесли отпечатанные на принтере листки с текстом роли Ромео и молча положили перед ним. Спектакль «Ромео и Джульетта» шел в театре все время с аншлагом — вряд ли в успешном спектакле стали бы на него менять артиста, игравшего главного героя.
Андрей обреченно вздохнул. Где он не справился? Что сделал не так? И быть ему на вторых ролях или дублером вечно! А он так надеялся бабушку пригласить. Обещал ей купить билет в первый ряд, как только ему дадут главную роль. Да и Егора мечтал позвать в театр. Неудачник он, недотепа.
Андрей решительно поднялся. Плакать и расстраиваться он конечно не собирался, не в его характере — его же не сняли с роли, а всего лишь не назначили премьеру. Ничего страшного. Он порепетирует еще, подшлифует некоторые сцены. В конце концов, обратится к тому же Савину, чтобы тот указал ему, что не понравилось в его игре — Игорь это любил.
— Мясницкий! — раздался грозный окрик режиссера-постановщика, заглянувшего в гримерку. — Он еще не прима, а уже ведет себя неподобающе. Почему я должен разыскивать тебя по всему театру? Все собрались, ждут только его. А его светлость размышлять над чем-то изволили.
Андрей недоуменно уставился на распечатку роли, которую ему принесли несколько минут назад. Он что, не дублер? Артиста все же заменяют?
— А… — Андрей не успел задать вопрос.
— Играть Ромео будешь ты, — Виталий Иванович обреченно махнул рукой.
В отличном, на его взгляд, спектакле меняли артиста, исполнявшего главную роль. Главреж, по его мнению, просто сошел с ума. Сначала он притормозил премьеру уже готового спектакля с Андреем и следом дал команду поменять Ромео на него.
— Мне дали две недели, чтобы заменить тобой главного героя. Не подведи… — попросил он чуть не плача. — Текст, надеюсь, успеешь выучить?
Мог и не спрашивать. Андрей так желал эту роль, что давно все реплики заучил наизусть, распечатка ему не требовалась. Он размечтался, пока по коридорам бежал в сторону репетиционного зала, — на этот спектакль и бабулю можно пригласить. И даже почему Джульетта — мальчик, он ей смог бы объяснить — ведь любовь и душа пола не имеют. Хотя… Трудно было догадаться на протяжении всего спектакля, что Джульетту играл тоже парень, пожалуй, кроме финальной сцены: одежда на нем унисекс — кроссовки, джинсы, футболка с безразмерной курткой, прическа унисекс с длинной челкой, спадающей на глаза, на голове — бейсболка, повернутая козырьком назад. Так одеваются и юноши, и девушки. И только в конце, когда Джульетта над «мертвым» Ромео скидывает с горя свою одежду, чтобы соединиться тело с телом, сердце с сердцем, становилось понятно, что на сцене все время за девушку лицедействовал юноша. Но это не страшно. Как-нибудь разберется.
Андрей был в ударе — это заметили все. И не потому, что хотел понравиться — роль была несомненно его. Такое случается у актеров — один играет, играет, и вроде все хорошо, но выходит другой и неожиданно роль засверкала совсем другими красками. Так и здесь в финальной сцене Андрей сорвал аплодисменты от своих коллег. Это было очень приятно, словно главреж похвалил его.
— Надо показать тебя завтра Сергею Михайловичу, — режиссер-постановщик похлопал Андрея по плечу. — Пусть выпускает в спектакле, как бы не перегорел. Детали по ходу пьесы отшлифуем.
Андрей счастливо улыбнулся — и пусть билеты на первый ряд стоили по три тысячи рублей, он обязательно приобретет и для бабушки, и для Егора. Пускай на него полюбуются. И он кое-что может…
— А с той постановкой что будет? — поинтересовался Андрей у Виталия Ивановича. Не хотелось бы ее бросать, он столько сил и души в нее вложил.
