- Может Что, а может и Кто.
- То есть?
- Сущность это. Из загробного мира. – Он махнул рукой, мол, пустяк и говорить не о чем, а сам продолжил, - Россказни это для простаков! Нет его в Чуди. Трепаться каждый может, что знает о тяньгоре. Уверен выдумка это полная.
- То есть, существо такое есть, но не здесь и поэтому его никто не видел?
- Есть или нет, точно не знаю. Как-то мужики при мне байки травили, будто Мара с собой, из Нави такого в рукаве принесла. Сам не больше ящерки, покрыт шерстью белой и мягкой. Ночью это было самое кроткое домашнее животное, утверждают, что из рук у неё кушал, а днём его вопли разрушали скалы. Ещё слышал, что тяньгора использовали при строительстве Храма Лады. А некоторые умники выдумывают, что Иван выкашивал травяные луга, используя вопящего тяньгора. Дескать, подходил к краю поля, в руках тяньгор, которого он опускал к самой земле, затем снимал с существа черную накидку; когда навиец видел солнце, то начинал вопить от боли, у них ведь солнца нет. В общем, издавал он такой звук, который резал всё находящееся впереди: траву, деревья и даже камни.
- Звуковая волна опускается вниз, что же она острая что-ли?
- Понятия не имею.
- Как же он траву косил?
- Может, набрехали мне, а я тебе. Значит: за что купил - за то и продаю. Михей, ты смотри какая нужная вещица, - Паныч вертел в руках что-то похожее на ножницы.
- Мне бы серьги сестре найти.
- Тогда в шестой ряд пойдём. – Вернув продавцу «нужную вещь» как уже не нужную, он повёл меня дальше.
Перед нами ярким строем красовались редванки ювелиров. Они отличалась от других ещё издали, большие телеги с несколькими рядами односторонних полок были покрыты красным бархатом. Желто-красные ленты на двух шестах привлекали внимание людей узорными виньетками слов, в которых я смог узнать «Драгоценные дары».
Нестриженый мальчишка подозрительно близко прошмыгнул перед нами, шаркнув меня по ноге. Я, не новичок на барахолках, рефлекторно, сунул руку в карман, проверил наличие монет. И не ошибся в предположении - карман опустел. В два шага, я догнал негодника, взял за шкирку и приподнял так, что ноги мальца продолжили энергичный бег, но уже в воздухе.
- Моё верни,- потребовал я, ещё выше поднимая негодника за ворот рубахи, его лицо теперь находилось немногим ниже моего. Мальчишка не испугался, посмотрел на меня лукаво, залез обеими руками к себе за пояс штанов и с улыбкой, излучающей само послушание, достал из складки на поясе деньги и протянул мне.
Желание надрать ему уши возникло как естественная потребность в назидании оступившегося, а руки были готовы отреагировать на вполне справедливое решение, и тут, к своему стыду я вспомнил спор вокруг «Наказателя», который посчитал варварским приспособлением. – И где же мой гуманный словесный метод убеждения? Может пора вернуться и купить штукенцию? Мальчику не больше шести лет, а он — уже карманник. Подавив желание возмездия, я открыл рот, чтобы отчитать наглеца.
- Отпусти мальчишку, - настойчивый совет исходил от Фадея Паныча. Я оглянулся, убедился, что он говорит серьёзно и ещё раз глянул на воришку. Ещё не уверенный, что правильно понял, всё же вернул того на место.
- Сынок, добрых людей не обижай! – снова попросил Паныч, по-прежнему, беззаботно смотрящего на нас ребёнка.
- Не буду, - пообещал тот в ответ, ангельским голоском.
- Вот и славно, - произнёс Паныч, убирая мою руку с локтя пацанёнка.
Освобождённый, смешавшись с толпой на площади, проказник умчался, только его и видели.
- Ты его знаешь?
- Впервые встретил.
- Чего же вступился?
- Вам на суд завтра идти. Не умно сегодня чужих детей воспитывать.
Такие аргументы меня не устроили. Мне хотелось знать, что за очередная примета. Фадей Паныч, проигнорировав моё любопытство, указал на сине-красные полки с серьгами.
- Значит, за воровство у вас не наказывают?
- Не ко времени было…поверь, - попросил он и подал мне первую пару длинных серёжек из бусин и металлических нитей.
Приняв мой неодобрительный взгляд как очередной вызов, Паныч принялся перебирать серьги, предлагая мне, то колечки, то невероятно тяжелые украшения, пока наконец, после дюжины неудачных советов, переключился на торговца.
«Да, заморочит ювелиру голову», - предположил я, но сочувствовать не собирался. - «А чего? Очереди нет. Пусть поболтают». Не торопясь рассматривал драгоценности, определяя из любопытства их стоимость. В основном, как и положено украшениям, они сверкали золотом и гранями камней. Большего, я как человек недалёкий в ювелирных тонкостях, понять не мог. Пробы на изделиях не видно, а метал некоторых украшений был мне вообще не знаком.
- Нынче обереги сильные привёз. Подскажи, пусть возмёт! – Советовал ювелир, я и глянул на него, чтобы отказаться, но предложение было адресовано отцу Есении. Перехватив мой взгляд, он заверил, что у меня нет надобности в оберегах, потому, что один уже имею и показал на мою руку, где кольцо обхватило палец намертво, так, что снять его даже намыленное в бане не удавалось. Удивляло, почему ещё палец под ним не посинел.
Сравнив с другими, я понял - кольцо с Ладушкиной Поляны имело свой неповторимый, какой-то чистый цвет. Подобного сплава металлов на рынке не было. Теперь и я заметил, что кольцо у Паныча из обычного красноватого золота. Я понял, что родители Есении нашли друг друга сами, как нормальные люди, а не по воле «сверху».
«Пусть сам покупает оберег, если хочет», - решил, а сам выбрал для старшей сестры, крупные серьги с синим камнем, как я надеялся на заверения торговца - золотые.
Пройдя ещё несколько лавок, нашел скромные серёжки для второй сестрёнки и, видимо войдя в роль купца из известной сказки, захотел купить, что-нибудь для «младшенькой» - Есении. Пусть девчонка носит серёжки на память. Маме выбрал брошь, схожую по форме с птицей взмахнувшей крыльями. Такие птички наверняка были самым любимым украшением у местных женщин. Они в разных вариантах занимали особое место в латках и на полках каждого ювелира. Та, что я купил, была сделана из метала синеватого отлива, с множеством вкрапленных, мелких камешков. Огранка камней, также отличалась от привычной для меня; выглядели они так, будто линии на них уходили вглубь камня, визуально увеличивая отблеск изнутри. Птичка на моей ладони, казалось, видела всех вокруг, необычайно живо сверкающими голубизной неба глазами.
- Сведищев Фадей Паныч? – Перед нами словно вырос высокий мужчина с солдатской выправкой, вперивший строгий взгляд в лицо Паныча.
- Точно, - подтвердил тот, подавив вздох разочарования.
- Вам велено явиться на совет к воеводе. В отсутствие старосты Волошина, следует привести с собой другого односельчанина. – Передав недлинное распоряжение мужчина, не прощаясь, развернулся и ушёл, в сопровождении ещё двух таких же, как и он сам здоровяков и Севки, который жил через дом от Сведищевых.
- Михей, не судьба нам сегодня пивка попить. Севка на раз нас сыскал. А ты как… насчет… на совете поприсутствовать?
- Категорически против.
- А потом бы в …
- Нет, мне вправду не интересно.
- Ну не хочешь – как хочешь. Скажу Егору тебя до Марьинки проводить.
Егор торговал сыром, маслом и яйцами, посчитал, что ему сегодня не повезло. Масла и прочих продуктов в этом году было, хоть объешься.
- Миш, ничего если ты ещё часа четыре тут походишь? Надо бы расторговаться. Я заверил его, что никаких проблем с этим не вижу. Даже, пока подменял его, ушедшего купить, как он сказал «кой чего», продал одну крынку топлёного масла.
Имея как минимум три часа свободного времени, я решил разузнать о пленнике, прикованном на площади. Поспрашивал людей из Марьинки, но ничего нового не выяснил. Мертвяк, говорили они, а мне как в это верить? Кровь на его лице не тёмная как у труппа, а такая, что может быть только обогатившись соединениями активного кислорода, а значит тот кого держат прикованным к стене – живой, а не мёртвый.
Сразу за последним торговым рядом несуразным безжизненным пятном на фоне городской суеты простирался всё тот же пустырь с огромными серыми валунами. Путь пешком мимо полуразрушенного каменного забора вызывал неприятный холодок, пробегавший вновь и вновь от затылка вниз по спине. Ещё через пару десятков шагов, мне, необъяснимо сильно, захотелось перейти дорогу, тем более, что я был единственным пешеходом, шедшим по эту сторону и это казалось неправильным. Люди ходили на рынок и обратно двумя тесными потоками через улицу от меня.
От ощущения растущего дискомфорта я всё-таки решился влиться в людской строй и сделал первый шаг на проезжую часть, чтобы перейти улицу, как вдруг услышал,
- Майкл…
Я остановился в нерешительности. «Может, показалось?» Но нет. Тихий голос, схожий с шорохом листьев называл моё европейское имя: - Майкл… Майкл… Майкл…
Может быть, зовущий меня человек скрыт за серой кладкой камня? Я вернулся к стене, подошел к широкому провалу. Пролазить внутрь не собирался, решил, что только гляну и, наклонив голову, просунулся в свободный от плюща проём.
Глаза часто заморгали, разгоняя видение гигантского пирамидального строения, давившего на зрение неожиданностью и масштабом. Огромная гора, сложенная из блоков чёрного камня растворялась в темноте ночного неба. Четыре мощные колонны поддерживали тяжёлые плиты над высоким, освещенным открытыми кострами-светильниками входом.
Я вытащил голову, глаза закрылись от яркого солнца и вновь оказался отделённым от шума многолюдной толпы лишь улицей с отъезжающими от ярмарочной площади редкими телегами. Народ, как и раньше, не обращал на меня внимания, будто меня не было здесь, стоящего на противоположенной стороне, согнувшего ноги в коленях под низким разломом в стене.
- Майкл, я жду! - расслышал, я более чётко. Даже смог различить тембр принадлежащий женщине, как я подумал, нетерпеливой и властной. Жуткий гнёт страха сдавил грудную клетку как огромный пресс, мозг был готов кричать от ощущения опасности, а я в полном сознании, приходил в ещё больший ужас от понимания того, что, не ведая почему, вновь просовывал голову в проём. Тревога нарастала, когда лишенный естественных реакций тела, я не сумевший остановиться, понял, что прохожу сквозь дыру в стене.
Проёма в ограде больше не было, позади глухая каменная кладка, впереди чёрная пирамида уходящая вершиной в тёмную высь и голос настойчиво зовущий меня вглубь, темнеющего за всполохами открытого огня, входа.
« Сюда… Сюда...», – слышался частый шепот, поощряющий каждый мой шаг.
Минуя один, похожий на бесконечно длинный туннель, зал за другим, лишь раз я, словно очнувшийся на миг лунатик, задумался: «Зачем иду на требовательный зов?». Освещённый сотнями свечей, стоящих на ступенях вдоль двух стен, каменный мешок вёл меня вглубь пирамиды единственным проходом без ответвлений. Я безрезультатно пытался напрячь мышцы, но не мог замедлить шаг, тем более остановиться или развернуться. Две сотни метров и я поднялся по высоким ступеням на следующий уровень и, пройдя ещё один огромный зал, остановился перед высокой дверью. Голос, к тому моменту, казалось ещё глубже пробравшись внутрь моей головы, повелевал настойчиво, не оставляя сил на сопротивление: «Открой! Войди! Войди!».
Судя по виду, дверь была очень тяжелой. Правая рука поднялась с собственной целью, в попытке толкнуть или потянуть деревянную преграду. Как именно собиралась действовать моя рука, я не узнал, так как кольцо на пальце потеплело, засветилось и словно однополярный кусок магнита оттолкнуло руку от двери. Ужас, возникший в подсознании, распространился до кончиков пальцев и вытеснил другие ощущения. Я не управлял собой больше. Мной как марионеткой руководили извне. Правая рука сменила левую и со второй попытки дверь подалась внутрь.
Я очутился в просторной, жилой комнате с незастеклённым окном, за которым неожиданно скопилась ночь. Хорошо помнил, что перешел разрушенное ограждение только что, и было это днём, но неожиданно оказался в сумеречной зоне.
«Это пирамида забирает солнечный свет» - Голова работала через чужие слова и, почему-то не слушалось тело.
Светлую материю на окне качнул ветер и, как разумное существо, обнаружив открытую мной дверь, скользнул в неё сквозняком.
Мой разум призывал любые идеи, только бы «вернуть» себе ноги, чтобы выбраться отсюда. Преодолевая неимоверное сопротивление, мне удалось сделать первое, что пришло на ум. Я согнул пальцы в кулак, чтобы нащупать разогретую полоску волшебного метала. И почти сразу почувствовал, как рука от кольца теплеет, прогоняя оцепенение до локтя.
Голос продолжал диктовать приказы в моей голове, однако стал как будто дальше и перешел на шепот, и я смог согнуть руку и коснулся кольцом лба. Действительно помогло. Зов голоса прекратился, стало очень тихо. И всё же тревога заставляла сердце качать кровь литрами, разгоняя адреналин по сосудам. Я каким-то образом сначала узнал, а потом увидел, что нахожусь в комнате не один. Тело стало частично послушным. Этакое ощущение паралича нижних конечностей, с сохранением полной чувствительности. Не убирая руку от головы, я с осознанием обвёл взглядом полупустую комнату.
На большой кровати под раздвинутым балдахином лежала женщина. Не ребёнок, не девушка, а женщина, и на это та часть меня, что отказывалась подчиняться, отреагировала каждой клеткой. Моё тело неимоверно возжелало подойти к кровати.
Женщина, томно потянулась, подняла голову, положила её повыше на ладонь и открыла глаза. Она была роскошной: с идеально круглой грудью и нежными оголёнными плечами – она была просто великолепной!
Я просыпался с натурой и силиконом разных объёмов, но, ни одна, ни разу не привела меня в такой невыносимо щенячий трепет.
Прекрасная дева неторопливо села, спустила ноги с кровати и, словно усиливая проникновенность чувственного взгляда, послала мне наглую, в какой-то необъяснимо порочной манере, манящую улыбку, которую, я продолжил впитывать каждым процентом своего полноценного зрения. Немой от созерцания сказочного воплощения всех мужских желаний, с нетерпением ждал, когда обладательница безупречных форм прикрытых только парой невесомых лоскутков, приблизиться ко мне, дабы дать мне возможность почувствовать аромат её тела.
- Опусти руку, - велела она. Голос был тем же, что звал меня сюда, но теперь его наконец-то услышали мои уши, а не разум. Он очаровывал не меньше глаз, волос, шеи, груди и босых ножек.
Меня накрыло новой волной неуправляемых ощущений.
- Прикоснись ко мне, - великодушное разрешение для слюнявого сосунка, каким я себя ощущал, готовый валяться в ногах богини и целовать пол, как только безупречные пальчики коснулись холодного камня. Внутри меня сжался комок, подобный слёзному кому, ноющей тяжестью надавил на меня, заставляя распластаться под её стопами и быть мягким как ковёр, лишь бы она была довольна.
Она вскинула голову, словно ожидала, что я так и поступлю, но я остался стоять неподвижно. Непослушная рука до боли впилась в ткать кармана. Из последних сил удерживаясь от соблазна стать её рабом, я застыл с кольцом у виска.
- Почему ты противишься?
«Почему?! Почему?!» - вторила ей, нудная как заноза мысль.
Вьющиеся светлые волосы до бёдер, не естественно густые и длинные как у Барби, украшенные перьями невиданной красоты.
- То есть?
- Сущность это. Из загробного мира. – Он махнул рукой, мол, пустяк и говорить не о чем, а сам продолжил, - Россказни это для простаков! Нет его в Чуди. Трепаться каждый может, что знает о тяньгоре. Уверен выдумка это полная.
- То есть, существо такое есть, но не здесь и поэтому его никто не видел?
- Есть или нет, точно не знаю. Как-то мужики при мне байки травили, будто Мара с собой, из Нави такого в рукаве принесла. Сам не больше ящерки, покрыт шерстью белой и мягкой. Ночью это было самое кроткое домашнее животное, утверждают, что из рук у неё кушал, а днём его вопли разрушали скалы. Ещё слышал, что тяньгора использовали при строительстве Храма Лады. А некоторые умники выдумывают, что Иван выкашивал травяные луга, используя вопящего тяньгора. Дескать, подходил к краю поля, в руках тяньгор, которого он опускал к самой земле, затем снимал с существа черную накидку; когда навиец видел солнце, то начинал вопить от боли, у них ведь солнца нет. В общем, издавал он такой звук, который резал всё находящееся впереди: траву, деревья и даже камни.
- Звуковая волна опускается вниз, что же она острая что-ли?
- Понятия не имею.
- Как же он траву косил?
- Может, набрехали мне, а я тебе. Значит: за что купил - за то и продаю. Михей, ты смотри какая нужная вещица, - Паныч вертел в руках что-то похожее на ножницы.
- Мне бы серьги сестре найти.
- Тогда в шестой ряд пойдём. – Вернув продавцу «нужную вещь» как уже не нужную, он повёл меня дальше.
Перед нами ярким строем красовались редванки ювелиров. Они отличалась от других ещё издали, большие телеги с несколькими рядами односторонних полок были покрыты красным бархатом. Желто-красные ленты на двух шестах привлекали внимание людей узорными виньетками слов, в которых я смог узнать «Драгоценные дары».
Нестриженый мальчишка подозрительно близко прошмыгнул перед нами, шаркнув меня по ноге. Я, не новичок на барахолках, рефлекторно, сунул руку в карман, проверил наличие монет. И не ошибся в предположении - карман опустел. В два шага, я догнал негодника, взял за шкирку и приподнял так, что ноги мальца продолжили энергичный бег, но уже в воздухе.
- Моё верни,- потребовал я, ещё выше поднимая негодника за ворот рубахи, его лицо теперь находилось немногим ниже моего. Мальчишка не испугался, посмотрел на меня лукаво, залез обеими руками к себе за пояс штанов и с улыбкой, излучающей само послушание, достал из складки на поясе деньги и протянул мне.
Желание надрать ему уши возникло как естественная потребность в назидании оступившегося, а руки были готовы отреагировать на вполне справедливое решение, и тут, к своему стыду я вспомнил спор вокруг «Наказателя», который посчитал варварским приспособлением. – И где же мой гуманный словесный метод убеждения? Может пора вернуться и купить штукенцию? Мальчику не больше шести лет, а он — уже карманник. Подавив желание возмездия, я открыл рот, чтобы отчитать наглеца.
- Отпусти мальчишку, - настойчивый совет исходил от Фадея Паныча. Я оглянулся, убедился, что он говорит серьёзно и ещё раз глянул на воришку. Ещё не уверенный, что правильно понял, всё же вернул того на место.
- Сынок, добрых людей не обижай! – снова попросил Паныч, по-прежнему, беззаботно смотрящего на нас ребёнка.
- Не буду, - пообещал тот в ответ, ангельским голоском.
- Вот и славно, - произнёс Паныч, убирая мою руку с локтя пацанёнка.
Освобождённый, смешавшись с толпой на площади, проказник умчался, только его и видели.
- Ты его знаешь?
- Впервые встретил.
- Чего же вступился?
- Вам на суд завтра идти. Не умно сегодня чужих детей воспитывать.
Такие аргументы меня не устроили. Мне хотелось знать, что за очередная примета. Фадей Паныч, проигнорировав моё любопытство, указал на сине-красные полки с серьгами.
- Значит, за воровство у вас не наказывают?
- Не ко времени было…поверь, - попросил он и подал мне первую пару длинных серёжек из бусин и металлических нитей.
Приняв мой неодобрительный взгляд как очередной вызов, Паныч принялся перебирать серьги, предлагая мне, то колечки, то невероятно тяжелые украшения, пока наконец, после дюжины неудачных советов, переключился на торговца.
«Да, заморочит ювелиру голову», - предположил я, но сочувствовать не собирался. - «А чего? Очереди нет. Пусть поболтают». Не торопясь рассматривал драгоценности, определяя из любопытства их стоимость. В основном, как и положено украшениям, они сверкали золотом и гранями камней. Большего, я как человек недалёкий в ювелирных тонкостях, понять не мог. Пробы на изделиях не видно, а метал некоторых украшений был мне вообще не знаком.
- Нынче обереги сильные привёз. Подскажи, пусть возмёт! – Советовал ювелир, я и глянул на него, чтобы отказаться, но предложение было адресовано отцу Есении. Перехватив мой взгляд, он заверил, что у меня нет надобности в оберегах, потому, что один уже имею и показал на мою руку, где кольцо обхватило палец намертво, так, что снять его даже намыленное в бане не удавалось. Удивляло, почему ещё палец под ним не посинел.
Сравнив с другими, я понял - кольцо с Ладушкиной Поляны имело свой неповторимый, какой-то чистый цвет. Подобного сплава металлов на рынке не было. Теперь и я заметил, что кольцо у Паныча из обычного красноватого золота. Я понял, что родители Есении нашли друг друга сами, как нормальные люди, а не по воле «сверху».
«Пусть сам покупает оберег, если хочет», - решил, а сам выбрал для старшей сестры, крупные серьги с синим камнем, как я надеялся на заверения торговца - золотые.
Пройдя ещё несколько лавок, нашел скромные серёжки для второй сестрёнки и, видимо войдя в роль купца из известной сказки, захотел купить, что-нибудь для «младшенькой» - Есении. Пусть девчонка носит серёжки на память. Маме выбрал брошь, схожую по форме с птицей взмахнувшей крыльями. Такие птички наверняка были самым любимым украшением у местных женщин. Они в разных вариантах занимали особое место в латках и на полках каждого ювелира. Та, что я купил, была сделана из метала синеватого отлива, с множеством вкрапленных, мелких камешков. Огранка камней, также отличалась от привычной для меня; выглядели они так, будто линии на них уходили вглубь камня, визуально увеличивая отблеск изнутри. Птичка на моей ладони, казалось, видела всех вокруг, необычайно живо сверкающими голубизной неба глазами.
- Сведищев Фадей Паныч? – Перед нами словно вырос высокий мужчина с солдатской выправкой, вперивший строгий взгляд в лицо Паныча.
- Точно, - подтвердил тот, подавив вздох разочарования.
- Вам велено явиться на совет к воеводе. В отсутствие старосты Волошина, следует привести с собой другого односельчанина. – Передав недлинное распоряжение мужчина, не прощаясь, развернулся и ушёл, в сопровождении ещё двух таких же, как и он сам здоровяков и Севки, который жил через дом от Сведищевых.
- Михей, не судьба нам сегодня пивка попить. Севка на раз нас сыскал. А ты как… насчет… на совете поприсутствовать?
- Категорически против.
- А потом бы в …
- Нет, мне вправду не интересно.
- Ну не хочешь – как хочешь. Скажу Егору тебя до Марьинки проводить.
Егор торговал сыром, маслом и яйцами, посчитал, что ему сегодня не повезло. Масла и прочих продуктов в этом году было, хоть объешься.
- Миш, ничего если ты ещё часа четыре тут походишь? Надо бы расторговаться. Я заверил его, что никаких проблем с этим не вижу. Даже, пока подменял его, ушедшего купить, как он сказал «кой чего», продал одну крынку топлёного масла.
Имея как минимум три часа свободного времени, я решил разузнать о пленнике, прикованном на площади. Поспрашивал людей из Марьинки, но ничего нового не выяснил. Мертвяк, говорили они, а мне как в это верить? Кровь на его лице не тёмная как у труппа, а такая, что может быть только обогатившись соединениями активного кислорода, а значит тот кого держат прикованным к стене – живой, а не мёртвый.
Сразу за последним торговым рядом несуразным безжизненным пятном на фоне городской суеты простирался всё тот же пустырь с огромными серыми валунами. Путь пешком мимо полуразрушенного каменного забора вызывал неприятный холодок, пробегавший вновь и вновь от затылка вниз по спине. Ещё через пару десятков шагов, мне, необъяснимо сильно, захотелось перейти дорогу, тем более, что я был единственным пешеходом, шедшим по эту сторону и это казалось неправильным. Люди ходили на рынок и обратно двумя тесными потоками через улицу от меня.
От ощущения растущего дискомфорта я всё-таки решился влиться в людской строй и сделал первый шаг на проезжую часть, чтобы перейти улицу, как вдруг услышал,
- Майкл…
Я остановился в нерешительности. «Может, показалось?» Но нет. Тихий голос, схожий с шорохом листьев называл моё европейское имя: - Майкл… Майкл… Майкл…
Может быть, зовущий меня человек скрыт за серой кладкой камня? Я вернулся к стене, подошел к широкому провалу. Пролазить внутрь не собирался, решил, что только гляну и, наклонив голову, просунулся в свободный от плюща проём.
Глаза часто заморгали, разгоняя видение гигантского пирамидального строения, давившего на зрение неожиданностью и масштабом. Огромная гора, сложенная из блоков чёрного камня растворялась в темноте ночного неба. Четыре мощные колонны поддерживали тяжёлые плиты над высоким, освещенным открытыми кострами-светильниками входом.
Я вытащил голову, глаза закрылись от яркого солнца и вновь оказался отделённым от шума многолюдной толпы лишь улицей с отъезжающими от ярмарочной площади редкими телегами. Народ, как и раньше, не обращал на меня внимания, будто меня не было здесь, стоящего на противоположенной стороне, согнувшего ноги в коленях под низким разломом в стене.
- Майкл, я жду! - расслышал, я более чётко. Даже смог различить тембр принадлежащий женщине, как я подумал, нетерпеливой и властной. Жуткий гнёт страха сдавил грудную клетку как огромный пресс, мозг был готов кричать от ощущения опасности, а я в полном сознании, приходил в ещё больший ужас от понимания того, что, не ведая почему, вновь просовывал голову в проём. Тревога нарастала, когда лишенный естественных реакций тела, я не сумевший остановиться, понял, что прохожу сквозь дыру в стене.
Проёма в ограде больше не было, позади глухая каменная кладка, впереди чёрная пирамида уходящая вершиной в тёмную высь и голос настойчиво зовущий меня вглубь, темнеющего за всполохами открытого огня, входа.
« Сюда… Сюда...», – слышался частый шепот, поощряющий каждый мой шаг.
Минуя один, похожий на бесконечно длинный туннель, зал за другим, лишь раз я, словно очнувшийся на миг лунатик, задумался: «Зачем иду на требовательный зов?». Освещённый сотнями свечей, стоящих на ступенях вдоль двух стен, каменный мешок вёл меня вглубь пирамиды единственным проходом без ответвлений. Я безрезультатно пытался напрячь мышцы, но не мог замедлить шаг, тем более остановиться или развернуться. Две сотни метров и я поднялся по высоким ступеням на следующий уровень и, пройдя ещё один огромный зал, остановился перед высокой дверью. Голос, к тому моменту, казалось ещё глубже пробравшись внутрь моей головы, повелевал настойчиво, не оставляя сил на сопротивление: «Открой! Войди! Войди!».
Судя по виду, дверь была очень тяжелой. Правая рука поднялась с собственной целью, в попытке толкнуть или потянуть деревянную преграду. Как именно собиралась действовать моя рука, я не узнал, так как кольцо на пальце потеплело, засветилось и словно однополярный кусок магнита оттолкнуло руку от двери. Ужас, возникший в подсознании, распространился до кончиков пальцев и вытеснил другие ощущения. Я не управлял собой больше. Мной как марионеткой руководили извне. Правая рука сменила левую и со второй попытки дверь подалась внутрь.
Я очутился в просторной, жилой комнате с незастеклённым окном, за которым неожиданно скопилась ночь. Хорошо помнил, что перешел разрушенное ограждение только что, и было это днём, но неожиданно оказался в сумеречной зоне.
«Это пирамида забирает солнечный свет» - Голова работала через чужие слова и, почему-то не слушалось тело.
Светлую материю на окне качнул ветер и, как разумное существо, обнаружив открытую мной дверь, скользнул в неё сквозняком.
Мой разум призывал любые идеи, только бы «вернуть» себе ноги, чтобы выбраться отсюда. Преодолевая неимоверное сопротивление, мне удалось сделать первое, что пришло на ум. Я согнул пальцы в кулак, чтобы нащупать разогретую полоску волшебного метала. И почти сразу почувствовал, как рука от кольца теплеет, прогоняя оцепенение до локтя.
Голос продолжал диктовать приказы в моей голове, однако стал как будто дальше и перешел на шепот, и я смог согнуть руку и коснулся кольцом лба. Действительно помогло. Зов голоса прекратился, стало очень тихо. И всё же тревога заставляла сердце качать кровь литрами, разгоняя адреналин по сосудам. Я каким-то образом сначала узнал, а потом увидел, что нахожусь в комнате не один. Тело стало частично послушным. Этакое ощущение паралича нижних конечностей, с сохранением полной чувствительности. Не убирая руку от головы, я с осознанием обвёл взглядом полупустую комнату.
На большой кровати под раздвинутым балдахином лежала женщина. Не ребёнок, не девушка, а женщина, и на это та часть меня, что отказывалась подчиняться, отреагировала каждой клеткой. Моё тело неимоверно возжелало подойти к кровати.
Женщина, томно потянулась, подняла голову, положила её повыше на ладонь и открыла глаза. Она была роскошной: с идеально круглой грудью и нежными оголёнными плечами – она была просто великолепной!
Я просыпался с натурой и силиконом разных объёмов, но, ни одна, ни разу не привела меня в такой невыносимо щенячий трепет.
Прекрасная дева неторопливо села, спустила ноги с кровати и, словно усиливая проникновенность чувственного взгляда, послала мне наглую, в какой-то необъяснимо порочной манере, манящую улыбку, которую, я продолжил впитывать каждым процентом своего полноценного зрения. Немой от созерцания сказочного воплощения всех мужских желаний, с нетерпением ждал, когда обладательница безупречных форм прикрытых только парой невесомых лоскутков, приблизиться ко мне, дабы дать мне возможность почувствовать аромат её тела.
- Опусти руку, - велела она. Голос был тем же, что звал меня сюда, но теперь его наконец-то услышали мои уши, а не разум. Он очаровывал не меньше глаз, волос, шеи, груди и босых ножек.
Меня накрыло новой волной неуправляемых ощущений.
- Прикоснись ко мне, - великодушное разрешение для слюнявого сосунка, каким я себя ощущал, готовый валяться в ногах богини и целовать пол, как только безупречные пальчики коснулись холодного камня. Внутри меня сжался комок, подобный слёзному кому, ноющей тяжестью надавил на меня, заставляя распластаться под её стопами и быть мягким как ковёр, лишь бы она была довольна.
Она вскинула голову, словно ожидала, что я так и поступлю, но я остался стоять неподвижно. Непослушная рука до боли впилась в ткать кармана. Из последних сил удерживаясь от соблазна стать её рабом, я застыл с кольцом у виска.
- Почему ты противишься?
«Почему?! Почему?!» - вторила ей, нудная как заноза мысль.
Вьющиеся светлые волосы до бёдер, не естественно густые и длинные как у Барби, украшенные перьями невиданной красоты.
