Пролог. Седьмое небо
Тем вечером, почти шесть лет назад, я снимала в саду персики. Предчувствие чего-то необычного обожгло, как водой из горячего источника, даже направление указало. Позднее ребята проверяли с секундомером мою пробежку от сада, но нет, никто не смог опередить, а ведь еще и полную корзину персиков донесла, не бросила.
В стороне от дома, где нет ни земли, ни посадок, а только голый плоский камень, подрагивал воздух. А потом не просто задрожал, а заходил ходуном огромным кубом, как будто примерялся, куда встать. Встал и засветился.
Я всегда ношу с собой телефон, и вышка-малышка рядом, наша гора и так высокая, вполне достаточно для связи на все случаи жизни. Аномальная зона держит меня, единственного постоянного жителя, в боевой готовности. Часто бывают молнии при ясном небе, или вдруг темнота упадет, как теплое душное одеяло, укутает, сдавит и сразу исчезнет. Или просто воздух закрутит воронку, даже страшно немного, хотя мы привыкли. Правнуки, если гостят у меня в это время, снимают видео, балуются, а потом на своих страничках размещают особо удачные кадры для любителей всяких сенсаций. То есть раньше размещали, теперь нет, конечно.
Куб светился, я азартно щелкала телефоном и вдруг поняла, что не могу вдохнуть, как будто все застыло, и звуки пропали.
А дальше раздался треск рвущейся ткани. Непостижимо огромной. Небо полоснула черная молния, разделив мир, и на камень выпало голое тело с раскинутыми руками.
Грохот догнал такой силы, что телефон вылетел, я прикрыла уши ладонями, упала на колени, меня прижало к самой земле, и счет времени потерялся.
Не знаю, когда пришла в себя. И тоже от звука. Далеко-далеко плакал младенец.
На нашей горе, где постоянно жила только я, а нуждами дома и сада занимались мои дети пенсионного возраста. За километры от чужого жилья. Младенец!
Я засмеялась, голова кружилась, с трудом опустила затекшие руки и чуть с ума не сошла.
Ребенок не плакал где-то далеко, он орал. И совсем близко, именно там, где голой спиной мелькнуло вполне взрослое тело, выпавшее неизвестно откуда.
Глава 1. Седьмое небо
Правительственную телеграмму и памятный подарок вручал заместитель министра. Третий раз за полчаса. Оператор хихикал, но камера крепко держалась на штативе и не дрожала.
– Уважаемая Софья Андреевна! Позвольте зачитать вам текст поздравления министра обороны Российской Федерации!
– Ванечка, читай что хочешь, – я устало махнула рукой.
– Теть Сонь, ну телевидение же!
– Ой, прости-прости, давай еще раз, точно в последний.
– Уважаемая Софья Андреевна – счастливая улыбка по-киношному ладного генерала давно превратилась в дежурный оскал, – позвольте зачитать вам текст поздравления министра обороны Российской Федерации и вручить памятный подарок!
– Ух ты! Пистолет?! Дай-ка посмотреть. Рабочая модель?
– Нет! Теть Сонь! Имей совесть!
– Тьфу ты, хорошо, где-то точно была…
– Готовы? Камера!
– Уважаемая Софья Андреевна! Позвольте зачитать текст поздравления министра обороны Российской Федерации с вашим замечательным юбилеем и вручить этот замечательный пистолет… Так, стоп! Все, прервемся, сам заговариваюсь.
Оператор не выдержал и громко рассмеялся, но режиссер показал ему внушительный кулак и предложил:
– Иван Петрович, отдыхайте, мы все посмотрим, попробуем соединить и покажем. Если покатит, то все, откланяемся.
Генерал рухнул рядом со мной, а такой крепкий мальчуган всегда был.
– Ванечка, ты дышишь, как загнанный бык. Почему за собой не следишь?
– Теть Сонь, не поверишь – слежу. И бегаю, как ты приучала, но воздух у вас…
Я обиделась:
– У нас шикарный воздух, не физди. Высокогорный!
– Да я дважды умер на ваших ступенях! Сплошной кислород.
– Ну, летел бы с операторами.
Ванечка отвернулся и очень тяжело вздохнул. И всегда так горестно у него получалось, если с ним не соглашались, что засовестишься. Я не выдержала, захохотала и ткнула его в бок.
– Ну теть Сонь…
– А Коленька еще работает или сдал позиции?
– Ты что, телевизор не смотришь?
– Новости почти не смотрю, только международные, ну еще по компу подборки готовят, если что-то интересное придумали в оборонке.
– Коля уже не министр, у них все время перестановки, но в России его, кажется, нет. Не спрашивай.
– Странно. Морда уж больно известная.
– Теть Сонь.
– А?
– Я его не узнал в прошлом году.
Меня аж повело.
Нет, на здоровье не жалуюсь, лет пяток протяну, сто мне нравится больше, чем девяносто пять. Надеюсь, по крайней мере. Никаких вредных привычек. Отличная генетика, разумная физическая нагрузка, правильное питание, чистейший воздух. Горы есть горы.
– Ваня, вы с Колей вместе в суворовском, вместе в одной академии, а потом майорами, совсем уж взрослыми дядьками, вместе в другой – и не узнать?
Он посмотрел на меня, хмыкнул и ехидно улыбнулся.
Черт! Я закрыла рот.
Но мне простительно. Посмотреть бы на него в моем возрасте.
– Уже можно?
– Можно, входите.
Ученые всегда быстро на стол накрывают, позавидовать можно, я так шустро только в свои комнаты бегаю, когда, гм… приспичит.
– Ванечка, раму откинь. И давай договор.
Профессура за окном нанизывала мясо на шампура, а первая партия шашлычков уже стреляя ароматами. Я потянулась за виноградиной, нацепила на нос очки и пробежалась по листочку.
– Два месяца? Зачем? Говорила же, на весь период эксперимента ну или до конца календарного года, я с детьми договорилась.
– Теть Сонь, подписывай. Давай поедим спокойно, и кое-что скажу.
И опять тяжело вздохнул.
На стол накрывали все вместе, тащили стулья и скамейки независимо от ученых степеней, я одна устроилась в кресле, мне позволили отдохнуть после съемок.
Улыбалась, кивала и… перебирала варианты.
Самая яркая аномальная зона все равно здесь, менять территорию смысла нет. К тому же ни я, ни мои наследники не препятствуем, а даже рады. Да, обжитая часть долины «Седьмого неба» принадлежит мне, но дом сразу передала под гостиницу, оставив себе только комнату и кухню. И разве мы с детьми взяли хоть одну копейку за аренду? Правда, все дополнительные постройки за счет оборонки они оставят, это и получится компенсацией, не ломать же, а мои обживут домики со временем.
Такого необычного события все равно нигде не зафиксировано, в других странах разворачивать лаборатории с нуля бессмысленно, какие бы совместные идеи не появились.
Скорее всего, весь проект признан неперспективным. Тогда понятен срок продления, два месяца как раз на демонтаж оборудования и перевоз. Сложно, но можно.
– Теть Сонь, ну что ты нос повесила? Молодежь, вносите!
Ваня командовал, тарелками и подносами заставили оба стола, посмотрела на радостные лица – не знают еще, никому не сказал.
– Уважаемая Софико, а правда, что у ваших троих сыновей тоже по три сына?
– Правда.
– И у них только парни?
– И у них.
– Ну, надо же! А тут бьешься-бьешься…
Это оператор зря сказал, от подробных советов спасало только мое присутствие.
Мужчинам явно хотелось поговорить свободно, я тихонько спустилась в сад, внуки установили перила еще на мои семьдесят лет.
Разговоры и музыка остались наверху, и сама вздохнула свободнее...
Глава 2. Седьмое небо
Мне, старому человеку, никто не поверил.
Падал взрослый человек, упал младенцем. Ну да, ну да. Бабуля присмотрелась… и увидела.
Телефон не разбился. На снимках есть и страшный куб, и молнии, а падающей фигуры нет, не успела заснять. Позже и сама во всем засомневалась.
Когда приняли решение изучать нашу аномальную зону, из всей семьи только я получила постоянный допуск на свою же гору, под подписку. Ну, а куда безобидную старушку выселять? И кто за хозяйством без меня присмотрит?
Кстати, даже не помню, когда спускалась в деревню последний раз, лет десять назад. Точно, младший правнук пошел в первый класс, и я с удовольствием осматривала новенькую школу. Больше не помню, чтобы спускалась, да и незачем. Шью и вяжу до сих пор сама, раньше и на продажу передавала. Доить коз умею, растет все, что не посажу, куры несутся, гуси пасутся, поросенок хрюкает. Оставляю немного на еду, остальное отправляю детям, они и за домом присматривают, а муку, сахар, соль, нужные ткани и мелочи мне поднимают на самодельном фуникулере. Очки по старому рецепту делают, аптечку годами не открываю, только меняю по сроку годности. Все есть, даже интернет провели.
С детьми-внуками теперь видимся под присмотром, но ничего страшного, свидетели почти родные, за шесть-то лет. Ученые тоже так живут, деньги отправляют своим семействам, и все. Контракт есть контракт, их никто не заставлял.
Я гладила бархатную кожицу персика и думала. С возрастом даже не память слабая удручает, а медленное соображение. Недаром говорят, что умный от дурака отличается только одним – умный быстрее думает, но чаще всего приходит к тем же выводам.
– Теть Сонь, утомили мы тебя?
– Вань, а как мальчишка поживает, знаешь?
– Знаю, – совсем тяжело вздохнул заместитель министра, – я его увнучил.
– Ванечка, нет такого слова.
– Слова нет, а внук есть. Как в детском анекдоте про задницу. В общем, раз своих ребятишек мы не родили, с усыновлением в нашем возрасте все сложно. Но опекунство дали. И мою фамилию. Значит, внук. Он очень умный, в мою жену, наверное. Только он проблемный… слушай, а давай мы к тебе в гости приедем, сама увидишь? Если разрешат. Не поверишь, у меня отпуск намечается.
– Если получится с отпуском, и твои не против, буду очень рада, Ванечка, очень. Только поторопись, мне не пятнадцать.
– Теть Сонь, да ты еще его невесту увидишь, а приказ на отпуск у меня на столе. Даже растерялся, нормальные люди обычно ездят куда-то. Все-таки странное слово – отпуск, да? Непривычное. Думаю, тоже не случайно предложили…
– Перестановки?
– Ну, может и такое быть. В лучшем случае. Ладно, пойдем наверх. Кстати, а хорошая идея с отпуском в горах: горячие источники, чистейшее озеро, и Косте у тебя точно понравится. Яблоки прозрачные… груши аж текут, миндаль даже не собираешь…
– Вань, а что не так с парнем?
– С нами не так. Не умеем воспитывать. Нормальный был пацан до трех лет, веселый, добрый. А потом… как злой дух в него вселился. И в свой планшет только картинки с разрушительной техникой собирает. Не знаю, что будет, когда он совсем вырастит, Гитлер, а не пацан. Ну, сама увидишь.
Синий кабинет (шесть лет назад по земному календарю)
У постели стояло трое стариков: целитель, храмовник и глава особой комиссии. Они и приняли последние слова:
– Он успел удрать… ждите, вернется.
Храмовник заговорил речитативом, махнув им рукой, особист и целитель вышли.
Надежды нет, не тело, а сплошной ожог, все понимали, но боролись, каждый день теряя по одному из прославленной звезды ищеек. Последним ушел самый молодой парень, и сотни не исполнилось, даже не женат, жить бы да жить.
Целитель молча схватил особиста за рукав и потащил в свой кабинет. С трудом согнулся и стал выкидывать папки из нижнего отдела шкафа на ковер, вытащил сверток, осторожно развернул ломкую бумагу и поставил на стол бутыль.
– Ого, – сказал особист.
– То-то и оно, – туманно подтвердил целитель и полез за бокалами.
Больше они не говорили.
Седьмое небо
Ванечка привез семью в день официального рождения мелкого, то есть его появления на скале. Интересно, а что написали в метрике, гора «Седьмое небо»? Или ближайшее селение?
С супругой будущего заместителя министра, Татьяной, я познакомилась еще в суворовском, юный кадет выпрашивал для нее пригласительные билеты на танцы. Среди воспитателей женщин мало, а раз я рисовала и фигурки объемные лепила, умела танцевать вальсы и кадрили, мне дополнительно вменили в обязанность организацию праздников.
Спокойная и вежливая Танечка еще и стихи могла написать, уж пригласительный для нее всегда находился. Я даже в гостях у них бывала, показывала приемы самозащиты. Девочка бегала на занятия в свои кружки совсем поздно, отец погиб на фронте, встречать некому, мать, медсестра, все время в госпитале. А мне не трудно, все равно мои основные предметы – начальная военно-физкультурная подготовка и стрельба.
Войну я закончила снайпером, а начинала нянечкой в санитарном поезде, еще семнадцати не было, хотела к отцу на фронт добраться, сказать, что мамы уже нет, но не успела, его похоронка меня в поезде и догнала.
Там и с Сандро, будущим мужем, познакомились, как увидела черные брови вразлет, так и пропала. Ни слова ему не говорила, только бинты меняла. Переписывались всю войну, поженились после победы. Он ушел преподавать в суворовское на старшие курсы, а меня позвали сначала к первашам, стреляла я все равно лучше всех, отец лесником работал и меня научил, так что и у старших вела. А потом нас перевели в новое училище в Нальчик, там родились сыновья. Муж погиб в перестрелке, его часто забирали для усиления патрулей, и мне разрешили выйти в запас, наш первенец еще в школу не ходил. Я крепко подумала и уехала к родным Сандро.
Встретили меня с мальчишками замечательно, от семьи мужа остались только женщины – его бабушка, мать и старшая бездетная сестра. А тут трое парней, копия Сандро, а значит, жизнь продолжается! Нам сразу передали родовой надел в горах, они туда даже не поднимались, высоко, а как я радовалась долгожданному покою, и не передать.
Замуж больше не выходила, даже мысли не было, а вот домом занималась от души. Сад, огород, свои овощи пошли, ягоды, а потом уже и яйца, и мясо. Продукты спускала в село на веревках, по частям. Парни подрастали, сначала мы жили на два дома, в школу от нас не набегаешься, потом совсем уходили устраивать свою жизнь, я не удерживала, конечно. Дети привели в порядок лестницу, сделали примитивный фуникулёр, уже сами собирали урожай, продукты возили на гостинцы и продажу.
Грех жаловаться, и соседям парни помогали, и семьям жен, никто не голодал.
Фронтовая дружба крепкая, сначала меня навещали часто, но я всех пережила, потом приезжали в гости уже бывшие суворовцы, и мои, и мужа. Они мне помогали по хозяйству, я их откармливала и обшивала, мой ножной «зингер» до сих пор работает, только парочку челноков заказывала на заводе, таких, продолговатых, свободно уже не купить.
Своих парней выучила, внукам-правнукам порадовалась, и тут на скалу упал младенец.
Нашу аномальную зону специальные службы давно держали на контроле, а раз мы довольно уединенно живем, решили поселить у нас ученых.
Я только обрадовалась. Они нашли со временем какую-то систему, их поздравляли, даже мне очередную медаль дали, хотя пистолет интереснее, кстати, давненько я оружие в руках не держала.
Откинула деревянную кобуру – тьфу ты, макет! А размечталась пострелять, когда никого не будет, Ваня все-таки признался, что ученых вернут в свои институты.
Сложила очередные подарки в особую сумку, для близких я ее называю – НЗ, чтобы никого не обижать.
На самом дне лежит красивое белье, трофейное, наверное, даже сама не помню. На какой лучший день берегла? Не знаю.
Платья вообще забыла, когда носила, все равно меня никто не видит. Но одно сохранила, свадебное, шила два месяца по ночам.
Рядом набор иголок с совсем мелкими ушками, уже плохо вижу, и мои первые спицы.
Капроновые бигуди в прозрачной упаковке, сестра мужа дарила после войны, дефицит тогда страшный.
