Особенное для автора (зарисовки)

Иногда читатели делали мне необыкновенные подарки, которые до сих пор греют.

ПИК ЗИМЫ

Автор: Доктор Зло

Не смотри на эти облака, в них нет для нас ответа. В них – мечты и слёзы, вплетаясь в колючие снежинки, рвутся на землю, расплавляя хрупкую защиту нашей кожи. Ломятся в сердца, кусаются. Привыкли, мы с тобой уже привыкли; ведь обе на пике. Я решила так, чтобы быть ближе к ледяному снегопаду из осколков собственного существования, поймать которые можно только здесь, ты же - пожизненно. Просто потому, что такая уж уродилась. На самом пике бесконечной зимы.
Бредёшь, не разбирая дороги, по занесённым метелью тропам? Можно, я тебя провожу? Немного. Ведь она, бесстыжая, сестрой мне давно стала, но тебя всё же любит больше, воет призывно, кричит. Но не слышишь, ты давно к ней привыкла, а нам с ней больно, но мы всё бежим за тобой, скользим по бескрайней серебристой пустыне.
Прислушайся! Я сама уже почти что плачу, ведь там, под тонкой ледяной коркой, той, что трепещет поверх смертельно уставшего сердцебиения, тихонько рыдает скрипка, в унисон с белоснежным роялем. А ты всё идёшь и идёшь, безответная, стираешь в кровь ноги, а улыбка, страшная, так и не сходит с губ. Обниму тебя, бледным пальцами рыжие волосы покрыв, улыбнёшься, заслышав тёмные, протяжные звуки виолончели из странного далёкого «ниоткуда» чужой души, запомнишь, чтобы записать потом, когда-нибудь, и положить на запылившуюся полку в новенькой папке.
Но на полке лежать мы отказываемся, мы просто тянем тебя за собой, делясь последними, такими вульгарными здесь остатками тепла. Станцуй со мной этот мрачный танец, сестрёнка, моя молчаливая душа нам подыграет, а вьюга споёт, она этот мотив давно знает. И ничего, что босиком по битому стеклу разбившихся вдребезги снежинок, под растущей луной; ты просто смейся, кружись в унисон с ветром, просто забудь.
Забудь обо всём, под вой снежных волков, под голодный рёв других порождении ночи. Только руку мою не выпускай, я ведь только лишь потерявшийся ребёнок здесь, ты же на правах хозяйки. Это тебя они боятся, слушаются беспрекословно и любят, меня съедят при любой удобной возможности. И пусть даже нить на пальце, кроваво-красная, ничего хорошего ночным теням не предвещает, они твои, а значит – безрассудные, бесстрашные. Голодные. Я их покормить могу, ты только рядом постой, загони под диван, если до того дойдёт, ведь до крови они жадные, а не до принесённых мной эклеров. Не для них ношу, но откупиться по неволе хочется.
Светает. Уходишь? Мне тоже пора… Смахни сон с покрасневших глаз и без страха вперёд смотри, ведь они, разноцветные, звериные, видят не в пример больше моих, льдистых. Обниму тебя напоследок, чмокну застывшими губами в щёку, прошепчу на ухо сбивчивое полупрощание и унесусь, сломя голову, туда, куда потянет за собой заветная нить. А ты постой секунду, посмотри мне в след, мне так спокойнее, сможешь?
Я оборачиваться не стану, не сейчас, у тебя ведь своя армия есть, и тот, кто из любого кошмара вытащит, ведь руки вроде как золотые. Но волосы, как и всё здесь - на пике - серебряные, а мысли сумасшедшие. Так и разойдёмся снова, ты уйдёшь вперёд, я на поиски. До следующего бурана. До следующего новолуния.
Найду ли? Узнаю ли? Но вернусь, так или иначе вернусь под снегопад из застывших насмерть чувств, босая и напуганная, в пижаме, к той, что не может усидеть на одном месте, страннице с разноцветными, звериными глазами. Вернусь, чтобы рассказать о том, что видела, пока бродила бесцельно по ночным улицам. Рассказать, в надежде на одобрительную улыбку. Чтобы, ловя игривый взгляд, протянуть руку и увлечь-таки в новый танец.
А после накормить-таки несчастных вурдалаков пирожными. Нужна же мне, в конце-концов, практика…

О ТОМ, ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ НИ ЕДИНОМУ СЛОВУ СИЛЬНО КУДРЯВЫХ ЛЮДЕЙ

Автор: Доктор Зло

Сладости закончились поздней ночью. Кошмар, настоящее бедствие! И хуже всего то, что в её тонких пальцах притаилась последняя конфета, которую она так и не решилась прикончить. Тихо, не шурша предателем-фантиком, она сидит, опасаясь лишний раз пошевелиться, в мягком кресле своего идеального кабинета, в котором так чудесно в данный момент творится первоклассная халтура. Там, за дверью, опять опаздывает, сметая всё на своём пути, одна прелестная лисичка; скучает, мимоходом пересматривая документы, её сестрёнка.

Там… это настолько далеко, что не дотянешься так просто. Там её пушистые волосы собраны в тугой пучок, а ноги от высоченных каблуков и не устали ничуть. Там - это практически нигде, ибо места такого почти не существует.

Здесь, в полумраке привычной комнаты, тоже чего только нет: и бессонная ночь, проведённая за выжавшей её до последней капли работой, и чашка недопитого кофе, и белоснежная кошка, уснувшая на коленях так сладко и давно. И заветная карамелька зажата в руке. Волшебства только нет. Доброго. А заползшие за диван вурдалаки – не в счёт. От них ни «здесь», ни «там» не скроешься.

Что поделаешь? У всех свои демоны.

Здесь, где далеко уже за полночь, на кухне горит свет. Там, прямо по коридору, Нафаня, тщетно силясь не перебудить весь дом, самоотверженно готовит свежий кофе. Она откровенно не помнит, была ли в доме когда-нибудь турка, но злобно шипящая на плите жидкость, сбежавшая из глиняного сосуда с узким горлом – как факт.
Факт трогательной заботы. Факт полной некомпетентности лучшего помощника… в данном вопросе. Факт того, что уже очень давно пора просто взять и заснуть. Чтобы хотя бы во сне коснуться заветного «там», где возможно решительно всё.

Возможно… всё, даже танец белокурой Брунгильды в розовом платье, и хитрый снегирь, куда уж всему остальному. «Там» так желанно, что иногда просто не хочется просыпаться.

Здесь. Она здесь. В красном халате, с ярко-рыжими волосами, спутанными, разбросанными по плечам, уже босиком бежит по холодному полу на кухню за чёртовым кофе. Здесь, в самый тёмный час ночи, за миг до рассвета. Здесь, с намертво зажатой в руке карамелькой. Потому что сил больше нет, потому что хочется уже всего лишь разрыдаться, потому что…
…потому что люди пропадают отовсюду, они растворяются «там», ускользают из «здесь». Потому что свобода зачастую – лишь иллюзия, потому что извечным бродягам просто-напросто не нашлось нигде места, потому что любить сейчас почти что роскошь, далеко не всем доступная. Потому что люди слепы. Потому что дети так бессмысленно исчезают. Потому что накипело.
К чёрту всё! К дьяволу! Бежать бы, не останавливаясь, за дикой охотой, лететь по вороньим дорогам к заветному костру, к душе. Собственной. Горячей, яркой, как пламень растрёпанных волос, и плевать, что там не ловит интернет. Бежать, нестись по ветру, так, чтобы ногам было больно. В груди ведь уже давно что-то необратимо сжалось. Бросить бы, забыть навсегда это ужасное «здесь».

Её душа безумная немного. Не зря же собственные демоны трясутся от страха. Почти все.

- Куда-то собираешься? – кричат ей в след. Бесцеремонно хватают за руку.
В глазах ни капли интереса. В волосах ни капли цвета. В голове ветер. В душе огонь. Был там. Должен быть.
- Писец тебе, - как бы между прочим замечает. Чтобы бросить, озадаченную, у порога, и двинуться на поиски сладостей, которых больше нет.
- Почему это? - она кричать готова сейчас, но голос не подводит. Как всегда. И даже обидно чуть-чуть.
- А потому, - доносится откуда-то из холодильника, - что полный писец всегда приходит к тем, кто сдался, когда всё ещё можно драться. Поэтому к чёрту всё, вставай! Живи, как захочешь, чтобы защищать тех, кого ты хочешь защитить, и… Эээ… без порции глюкозы я ничего делать не буду!
Смеётся, она искренне смеётся. И сообщает, не без доли удовольствия, что сладкого нет. Вообще нет. Совсем нет. На полном серьёзе.
А он слушает её в пол уха, косясь на не заполненные до конца протоколы, часы и синяки под глазами, и напускает на лицо раздражённую гримасу. Здесь, далеко за полночь, за миг до рассвета, нет врагов для него. Нет того, с чем ему пришлось бы справляться.
Здесь есть только девушка с покрасневшими глазами, с почти опустившимися руками, с недюжинным потенциалом. С зажатой в ладони карамелькой.

Здесь и сейчас перед ним стоит та, кого нужно защищать.

- Знал же, что нельзя верить ни единому слову сильно кудрявых людей и девчонок в красном! – деланно сокрушается он.
Она отдаст ему последнюю конфету, тоже как бы между делом. Она горы свернёт, когда он ей напомнит, что она это умеет. Потому что у них свои правила. А это и есть настоящее волшебство.
Волшебство двух белых демонов.

ПЛАЩ ИЗ ТУМАНА

Автор: Jennifer Nightberry

У Фьюмине были красивые белые лапы, которыми она мягко ступала на землю, спрятанную под прошлогодней листвой. У Фьюмине были синие глубокие глаза, словно бушующее море, что кипит и рычит. У Фьюмине была белоснежная шерсть, словно плащ из тумана, и чёрные полосы, словно поломанные пальцы окостенелых деревьев-великанов. Она была гибка и грациозна, словно утренний рассвет, да таинственна, как красный закат над лесом.

Дженнур посмотрел на свои лапы – они были косолапыми и большими. Его бурая грязная шерсть свисала клочьями и сосульками. Он запинался об каждую кочку или пень, больно ударяясь всеми боками сразу обо всё, что попадётся на пути. Дженнур был неуклюжим и смущённо втягивал громадную голову в шею, пряча острые когти, чтобы никого не поранить.

Белоснежная странница пришла внезапно – вместе с густым туманом, горной прохладой и запахами заснеженных вершин. Дженнур никогда не мог понять, чем так притягательно пахла Фьюмине, но любил этот аромат и вдыхал его с удовольствием. Ему казалось, что сами горы – высокие, ледяные и недосягаемые горы! – сейчас выросли в его лесу. Они сверкали своими вершинами на солнце и упирались каменными корнями далеко в болотистую землю. Дженнур довольно улыбался, представляя всё это великолепие, и ещё сильнее стремился учуять тот запах, что несла с собой Фьюмине – белоснежная странница в плаще из тумана.

Лес вокруг пел дуплами, шептал травой, говорил ветвями высоких кедров. Вот старый пень тонет в болоте, в отчаянии тянет костлявые руки к небу, прося помощи. Дженнур подскочил к нему и помог выбраться, бережно усаживая потом между толстыми корнями деревьев на мягкую подстилку. Пень-старик ему благодарно улыбнулся, а Дженнур лишь махнул лапой и отправился вслед за Фьюмине – проводить её сквозь свой Лес, что никого чужого не пропускает.

Лес был древним и густым. Чаща была переплетением висячего мха, лишайника и древесных грибов. Лес не любил чужих и всегда это показывал – то человека прохожего в болоте утопит, то птицу забредшую деревянными руками разорвёт. Дженнур всегда уговаривал долго и ласково свои владения, чтобы они пропустили белую странницу, что держит путь за горизонт – в дальние дали, которые ему – запертому здесь – и не снились. Лес поддавался лениво и с неохотой, ударяя веткой по носу или пряча в дуплах любимые ягоды.

Многие жители Леса не понимали, как Дженнур – Хранитель и Охранник – терпел все выходки старого ехидного чудовища.

А Дженнур лишь неуклюже улыбался и мялся на месте, смущённо прижимая лапы к телу, - он любил Лес несмотря ни на что. Он хранил его, гладя сухую кору, пересаживая слабые молодые ёлочки, вытаскивая из болот зайцев и волков. Он охранял его, прогоняя людей, туша пожары и прося дожди пролить хоть каплю дождя на высушенную землю.

Дженнур не замечал своего дела – он лишь неуклюже жался к зелёным кустам, когда красивые и гордые лоси проходили мимо. Когда хитрые и огненные лисы проскакивали рядом. Когда птицы свободно пролетали над ним, исчезая за чёрной чертой деревьев.

Фьюмине мягко прошла под низко висящей веткой, хрустнув сухим листом. Она была хорошей подругой. Дженнур любил её той любовью, когда младший брат стремится пройти по всем следам старшей сестры, чтобы повторить весь её путь. Чтобы понять её. Чтобы стать ей.

Лес шумел и хватал за бурую грязную шерсть, словно пытаясь удержать. Словно прося не уходить. Дженнур часто замечал за собой, что хочет сделать что-то абсурдное. Что-то неподходящее ему. Что-то, что навсегда изменит его жизнь. Но пни всё также тонули в болотах. Люди всё также бродили в его лесу. Пожары всё также пожирали его владения.

Дженнур отмахивался от безумных мыслей и вдыхал тот сладкий аромат, что несла с собой Фьюмине с самых снежных горных вершин.

Тигрица любила загадочно улыбаться и говорить запутанно, словно выстаивая туманные лабиринты своими словами. Она сама вся была словно из тумана – появлялась и исчезала внезапно, растворяясь тёмными полосами. Прыгала плавно, словно белёсые нити скользили по земле. Махала хвостом из стороны в сторону, будто уплывающей из-под рук змеёй. Фьюмине знала древние тайны, которые будоражили разум. Она говорила о дальних звёздах, о которых Дженнур смел лишь мечтать.

Фьюмине была рядом, но одновременно плыла среди туманных вершин недосягаемых гор.

И Дженнур боялся упустить её. Боялся не догнать. Боялся отпустить и забыть попроситься вместе с ней.

У него в голове были запертые наглухо комнаты, в которые он боялся заглядывать.

У Фьюмине внутри был целый мир, скрытый туманом.

Лес жалобно заскрипел, когда Дженнур переступил черту, что разделяет его мир и другой мир. Тигрица ласково улыбнулась, потёрлась о бурые щёки и надела плащ из тумана, растворяясь в рассветной дымке.

Дженнур чуть не заплакал. В который раз.

Смотреть на уходящую спину было тяжело почти до колкой боли в сердце.

Фьюмине обернулась и вновь улыбнулась.

- Когда наденешь белый плащ, выйди сюда, и я заберу тебя с собой.

Туман расстилался клубами по земле.

- Хорошо.

Дженнур повернул своё большое нескладное тело, когда Фьюмине-тигрица исчезла из вида, и отправился обратно в Лес, стараясь идти как можно тише, чтобы не потревожить спящих белок. Он шмыгнул носом и свернулся калачиком в корнях векового дерева. Его чёрные глаза наблюдали за кедрами, растущими на тенистых полянах. Его нос пытался уловить запах пожара, что мог разгореться в любой момент из-за неаккуратных людей. Он уснул, убаюканный песнями ветра о Свободе, чей запах несла с собой белоснежная тигрица-странница.

Когда снова пришла Зима, покрывая всё серебряной дымкой, Дженнур не заметил белый плащ, который она надела на него.

Дженнур вообще не любил замечать что-то, связанное с ним.

Лес ликовал и гладил своими ветвями всех в порыве радости.

Дженнур, облачённый в королевский снежный плащ, расхаживал по своим владениям и вытаскивал любимые ягоды, что были спрятаны в дуплах.

Фьюмине грустно улыбалась, ожидая Хранителя-Медведя на вершинах гор, и растворялась в белёсом тумане, так и не дождавшись его.

Слишком застенчивый Медведь, что мог разговаривать с ехидным древним Лесом, боялся взглянуть на свой белый плащ. Который год.

ЗВЕРИНЫМ БОГАМ ПЛЕВАТЬ НА МОЛИТВЫ

Автор: Майли

Про блондинок говорят — дуры. Про рыжих говорят — ведьмы…

Если собрать пыль с дорог? Всю, всю пыль со всех, всех дорог… Пыли той хватит на ещё одну, совсем бесконечную дорогу.

Звериным богам плевать на молитвы, и если бы кто-то просил святить их тигриное имя, рассмеялись бы хрипящим рыком. Звериные боги и без всяких просьб не вводят во искушения, а любому лукавому перегрызают горло и дробят кости. Звериным богам не жалко… Звериным богам — некогда. И царствия небесное им без надобности…

Перебирая сильными лапами, несутся по дороге, что из пыли всех других дорог, что совсем уже бесконечная. Тысяча ветров просвистят, взъерошат косматую шерсть да разлетятся во все стороны. Разлетятся… Разнесут ту истину, что люди сказкой зовут… Звериную истину. Иже мимо небеси, на захламленную землю в бесконечную дорогу…

В её рыжих волосах запутались вороньи перья… Перья занесли ветры, что ерошили шерсть богам без царствия… В её рыжих мыслях запуталась гениальность… Гениальность первобытного таланта. Со сказками на «ты», на брудершафт не раз дождевую воду пила да пропитанное дымом жареное мясо ела… Волчица, тигрица, ворона, продает за даром чудеса, каждой новой историей. Совсем приручила ветер с той бесконечной дороги и самому лукавому черту, если придется, еще ту взбучку устроит.

Время полыхает закатами, гаснет рассветами, уносит нас во взрослую жизнь… Но перья… Перья-то чернеют в рыжих волосам, и пыль всех дорог уходит в бесконечный волшебный мир, унесённых призраков, опалённых, туманных, безвозвратных миров, что аккуратными главами мелькают её звездами… Её в цвет осенних листьев волшебством. Красная шапочка станет хозяйкой алой лесной тьмы, а Золушка - бродячим воином… Старик Гомер, одобрительно кряхтя, крутанётся в гробу, дивясь, как его затасканные богини новую жизнь из-под её вороньего пера обретают…

Звериные боги не ждут молитв, они ждут шагов… Самых безбашенных шагов за край реальности, за край всего, что мы по ошибке считаем правдой. Лапы будут в пыли и морской пене, а на шерсть обязательно налипнут пожелтевшие листья, а правда всегда будет в свободе… В той самой свободе, что свистящим злым ветром, просвистит вдоль дорог да нашепчет тебе, рыжей, новую историю. Лишь бы звериные боги тебя от бед охранили.

Раскидают костры искры, прольются дожди, разбредутся люди по своим неважным делам. В дырявом зелёном котелке безумного шляпника совьёт гнездо ворона, только не высиживать глупых птенцов… Нет! Мудрая птица будет слушать новые истории, из ещё не написанных сказок… А здесь и сейчас жаркий август, банальное поздравление, искреннее восхищение.

Про нас, блондинок, говорят — дуры. Про вас, рыжих, говорят — ведьмы… Я вот могу подтвердить, что первые не врут. А ты что скажешь про вторых? Не врут же?

С днем рожденья. Будь счастлива, рыжая и волшебная. Вынимай вороньи перья из волос и пиши ими новые сказки. И да пребудут с тобой волчьи боги во веки веков и из часа в час…