- Забирай. Я-то себе только лепестки для закалки обрываю да листья. А стебли-то остаются, жалко, что пропадут зазря. А тебе вроде как стебли эти для покраски нужны. Ты не смотри, что они сухие. Размочишь, тут же вода синим окрасится.
- Благодарствую, - прошептала Марица, до того она не ждала, что Фарко про её заботы помнит, да ещё и помочь нежданно-негаданно вызвался.
- А то, - продолжает он, - выдерешь опять полполяны цветов почём зря, и потом ни тебе, ни мне ничего и не достанется.
И опять, вроде и доброе дело ей Фарко сделал, и тут же издевается да улыбается весело.
- Я ведь к тебе пришла... - начала Марица, да запнулась. - Сказать тебе хотела... Торговец заезжий новость из твоей родной деревни привёз.
Как услышал про то Фарко, так вмиг улыбка с уст его слетела.
- И что за новость?
- Жена твоя и сын её... Уж два года как померли они от голода, что в барских владениях случился.
Долго молчал Фарко, от Марицы глаза отводя, да сказал всё же с тоской протяжной в голосе:
- Отмучились, значит...
Произнёс слова эти, а сам помрачнел да нахмурился, что Марице жутко сделалось:
- Я ж сказать только... думала, важно это для тебя...
- Ну, так сказала, вроде. Иди уж.
Так и вышла Марица из дома кузнеца, сухой горюн-цвет к себе прижимая. А Фарко дверь за ней закрыл, так больше из дома и не показался. Не заметила Марица, как до дома дошла, всё вспоминала глаза кузнеца, когда про жену его сказала. Может и прав торговец, не любил он её, а вот о смерти её точно скорбит. Не бесчувственный он, раз даже постылую жалеет.
Как вошла Марица во двор, вовремя вспомнила, что цветы-то сушеные, а не свежие несёт. Кинулась она скорее воду в лохань наливать, чтоб горюн-цвет туда бросить и размочить. Теперь-то уж точно матушка не спросит, откуда в роще трава сушёная взялась, не заподозрит ничего. Нет, могла бы Марица присочинить и сказать, что от Хелы или бабки её сухой цвет принесла, да нехорошо родительнице врать-то, уж лучше повода вопросы испрашивать не давать ей вовсе.
Как покрасила Марица пряжу, принялась нити на станке ткацком натягивать, а сама и думает: это ж неспроста Фарко для неё сушёный горюн-цвет оставил. Значит, думал о ней всё это время, не забывал... А передать-то как собирался? Неужто знал, что Марица такая смелая и сама к нему снова придёт?
День за днём работа спорилась и в думах разных ниточкой вилась. А тут нежданно-негаданно сваты во двор пожаловали, из соседней деревни Лово приехали, чтоб на Марицу взглянуть. Засуетилась мать, заулыбался отец, и давай они дорогих гостей обхаживать. А Марица за столом сидит, глаз не поднимет, слова не скажет, будто не о её судьбе речь ведут. Да и не слушает Марица, о чём гости говорят, ведь они лишь про её домовитость спрашивают, да про приданое. А жених... жених в Лово остался, что ему разъезжать, коли родители сами невесту ему добыть обязались.
Однако батюшка с ответом не торопится, говорит гостям, что сначала надобно ему самому в их деревню съездить да на хозяйство их посмотреть. А то, что же он дочь родную неизвестно куда из родного дома отошлёт. Вот жили бы сваты в их деревне, так все бы всё про них и так давно уж знали, а тут...
Хоть и не рады были сваты ответу такому, а всё же батюшку Марицы в гости-то пригласили. С тем и уехали восвояси.
- Ну что, дочь, - спросил её позже батюшка, - пойдёшь ли за Фабо в другую деревню жить?
- За Фарко? - только и переспросила она удивлённо.
- Да за Фабо, Фабо его зовут.
А Марица и не знает что ответить, лишь припомнила прежнее сватовство и сказала:
- Так ведь что меня спрашивать? Отвечу что не подумавши, да наломаю опять дров.
- Так ты подумай, да подумай хорошенько. Я ведь тебя и не тороплю. Сам хочу вначале всё разузнать. Не для того я тебя все эти годы растил, поил да кормил, чтоб первым встречным на выселки отдать. А ты подумай, хочешь ли в Лово жить, где никто про тебя ничего и не знает.
Запали Марице в душу эти слова. И ведь правда, чем не удача, жить там, где никто Марицей-болотницей не назовёт и честью незапятнанной не попрекнёт никогда. А здесь же... Здесь уже и Дорика с Марицей не здоровается, а ведь не только подругой была, родственница она ей. Завидуют Марице девки, что и говорить, шушукаются по-всякому, про кромешников болотных приплетают. А всё оттого, что повезло ей больше чем им, раз приезжают к ней сваты. Вот намедни, слышала она, как в спину ей кто-то из девиц кинул:
- До чего разборчивая попалась. Уж пять раз сваты на пороге перебывали, а она ото всех нос воротит. Гордая стала, совсем зазналась. Ей бы нашего горя хлебнуть, так последнему забулдыге бы рада была...
А если выйти за того Фабо, уж и не услышит Марица про себя обидных речей. Правда, ещё и родителей больше не увидит. И Вазуля с Тито. И Хелу. И... Что уж терзаться-то раньше времени. Пусть уж сначала батюшка в деревню ту съездит и на жениха поглядит, а там уж видно будет, как дальше быть.
Но как уехал отец со двора, неспокойно у Марицы на сердце стало. Всё гложет её что-то и грызёт изнутри, а сама понять, не может, что. И вспомнила она о давешнем обещании Хелы на женихов погадать, когда они с Дорикой на лугу венки плели. Отказалась тогда Дорика, не хотела судьбу свою знать, так как дядя из женихов выбирать не даст. А вот батюшка Марице волю такую дал, вот и не знает она, как теперь со свободой такой совладать. Разве что гадание хелино поможет.
Как пришла она к подруге и терзаниями своими поделилась, та сказала ей только:
- Сама за дело такое важное не возьмусь. Ты ж ко мне не из любопытства девичьего пришла, а совета просишь. Пойдём-ка к бабушке, уж она-то лучше меня в делах таких разбирается, ничего не напутает.
Как услышала Марица, что к старой Ренчи идти придётся, так и припомнила отповедь Хелы давнюю:
- Говорила же ты, что волшба её кому во благо, а другому во зло. Так что же я, от любопытства своего невольно дитя какое безвинное погублю?
- Не погубишь. То бывает, если болезнь со скота ли с человека снять надо и на другого перебросить. А тебе для бабушки лишь жертву малую принести нужно, вроде ичных колосков или плода с пегого дерева. Она его в порошок изотрёт, над чашей с водой развеет, чтоб в воду-то поглядеть и ясно судьбу свою увидеть.
- Ой, а зачем колоски-то? А что если погниёт в полях всё ичное зерно от гадания такого?
- Не погниёт, - заверила её Хела. - Да я просто так про колоски сказала. Сама не знаю, что бабушка у тебя попросит. Но никто не заболеет от этого, будь спокойна.
С тем и согласилась Марица к дому старой Ренчи отправиться. Как увидела её волховица на пороге, так и проворчала:
- Опять пришла... Опять Хелу отвлекаешь глупостями всякими...
Не знала Марица, что и ответить, да заступилась за неё Хела:
- Бабушка, не глупости это, а дело важное, судьбу всю изменить может. Надобно Марице знать, будет ли ей счастье, коли она замуж пойдёт за парня из Лово.
Посмотрела тут Ренчи на Марицу внимательно, пронзительно так, что захотелось девице глаза прочь отвести.
- Гриб тебе надобно найти, - проворчала волховица.
- А что за гриб?
- Жарень-гриб. Вот как сыщешь его, ко мне приходи, коли не передумаешь.
С тем и ушла Марица со двора старой Ренчи. Стала она думать и гадать, где же в роще ей жарень-гриб сыскать. Уж началась пора собирать ягоду-ползуницу, да ягоду-обдериху, так рыскают теперь по роще бабы да дети, за одно и всякий жарень-гриб с мясным грибом собирая. Ох и не простое то задание, что Ренчи задала. Подумала Марица, да решила, была не была, а поискать жарень-гриб всё равно надо, вдруг удача улыбнётся и наткнётся она на него в осиннике.
Сказала она матушке в тот же день, что в рощу по грибы-ягоды собирается, а та и наказала ей с полным лукошком возвращаться. Приуныла тут Марица - где уж там полное, если всю рощу деревенские и вдоль и поперёк исходили. Разве что на окраину ближе к ручью податься. Уж все деревенские знают, что там поблизости кузня стоит, так места эти за версту обходят. А Марице-то чего бояться? Все знают, что она болотница и щупова заманительница - тут бы и кузнецу её испугаться стоит. Подумала она о том и сама своей выдумке улыбнулась. Точно, пойдёт в рощу близ кузни рыскать. Уж там-то кусты обдерихи рясные должны стоять. А так под кустом может и жарень-гриб сыщется.
Ходит Марица по роще от одного куста к другому, ягодки обдирает да в кузовок ссыпает, а сама и думает: и чего это Ренчи вдруг с неё гриб испросила? Помнится, в прошлый раз хватило волховице один раз на Марицу глянуть, чтоб напророчить беду, что за рощей в день трёх светил её поджидает. А тут жарень-гриб для зелья предсказательного ей вдруг спонадобился. А могла бы как в прошлый раз в глаза посмотреть, да руку подержать. Так ведь и посмотрела, вроде, неприятно так посмотрела.
Тут заслышала Марица треск в осиннике и даже не удивилась, что снова кузнеца в роще повстречала. Пока ждала она, что и он её заметит, да из зарослей выйдет, увидала Марица под кустом гриб заветный. Вот ведь удача какая! На радостях упала она на колени, да давай быстрей жарень-гриб из земли выкручивать.
А тут уж и Фарко к ней ближе подошёл, да с прищуром хитрым спрашивает:
- Что, Синеручка, опять без ножа в лес пришла? Грибы-то тоже срезать осторожно надо, чтоб грибницу не повредить и летом следующим больше грибов насобирать.
Не сдержала Марица улыбки, поднялась с колен, отряхнулась и ладошки белые кузнецу показала:
- А не Синеручка я больше. Видишь?
- Вижу, - сказал он, а сам на Марицу смотрит, глаз не отводит, улыбается. - И на что тебе жарень-гриб один одинёшенек? Чего с ним делать собралась?
- Бабушка одна деревенская просила принести, - без запинки ответила ему Марица. - А уж что она с ним делать будет, то мне не ведомо.
- Уж лучше бы мясной гриб искать пошла. В деревне-то твоей свиней больше нет, так пора за место мяса гриб на зиму заготавливать, чтоб до лета дотянуть.
Как услышала про свиней Марица, так вмиг улыбка с уст её слетела.
- Чего нос повесила? - спросил её Фарко. - Думаешь, кабы через рощу не побежала, космачи бы свиней не поели? Глупости всё это. Эти оглоеды коли на охоте кого не загрызли к вечеру всегда злые с голодухи, а ближе к ночи рыскать по окрестностям начинают, чтоб задрать кого. Не свиней, так коров. А что лучше, без мяса остаться, или без мяса и молока в придачу?
- Лучше остаться и с тем и другим, - буркнула Марица. - За что барин батюшку и всех мужиков деревенских наказал? За то, что его космачи наших свиней поели? Так разве не барская то вина? Не самому себя ли барину сечь надо было?
Как услышал это кузнец, так и рассмеялся:
- Вот бы я поглядел на диво такое. А может быть... Да, и не важно это. А ты зря не гневись, здешний барин ещё добрый.
- Добрый? - вспыхнула Марица. - Да где же добрый, коли такое со все деревней сотворил - и с девками, и с мужиками?
- А кто из бар не творит? Ещё не слыхал про таких. Вот мой бывший барин, тот точно злой, все в округе это знают. Землепашцы с соседних владений горючими слезами заливаются, как узнают, что господа их барину продать задумали. Барин-то знатным хозяином слывёт, доход с имений своих немалый имеет и каждый год еще больше наживает. А всё оттого, что землепашцев заставляет всякий день на барских полях работать, что свои наделы они ни вспахать, ни зерном засеять не успевают, разве что по ночам, если сил хватит. Как кончится сбор урожая на барских полях, так всё ичное зерно со всяких деревень свозят мужики в барское поместье, а землепашцам только пожитки со своих наделов собирать остаётся. Впроголодь все барские деревни живут. А барин на труде людском большие деньги имеет с продажи-то зерна ичного. Так вот, всякий год на доход свой, за которым смерти голодные стоят, покупает барин себе новых землепашцев и селит их на землях своих, чтоб и они всякий день на его полях работали, впроголодь жили, а он с того богател ещё больше. А люди его до того бедны, что скотины не имея, сами запрягаются и борону за собой тащат. Вот так, скота не имея, сами скотами для барина стали.
Теперь поняла Марица, отчего у Фарко вторая жена в первый же год без него померла. Как подумала об этом, про другие зверства того барина вспомнила, так потемнело всё перед глазами. Да, нет, подняла Марица голову и увидела, что это тучи тяжёлые всё небо собой заслонили.
- Знамо, дождь будет, - сказала она.
- Верно, - ответил ей кузнец. - А ты для бабушки грибков так и не успела собрать.
- Так ей один всего и нужен был. А вот если без полного кузовка обдерихи вернусь, так матушка меня точно заругает. А тут дождь скоро...
Сказала это Марица и скорее к кусту вернулась, ягоду собирать. Стоит она, по ягодке куст ощипывает, а тут и кузнец подошёл, тоже стал обдериху рвать, да молча ягоды в кузовок марицин ссыпать.
- Это чтоб тебя матушка не заругала, - сказал он.
Ничего не ответила ему Марица, только зарделась вся. Так и стоят они, ягоду собирают. Как поднесла Марица ладошку, ягод полную, к кузовку, так нечаянно руки Фарко коснулась. Выпали ягоды, по траве раскатились, а он руки своей не отводит. И Марица как вкопанная стоит, не шелохнётся. Подняла она глаза, а Фарко сам на неё смотрит, внимательно так, будто изучает или хочет чего.
А тут позади голос чей-то зовёт:
- Ау... Ау...
- Ой, - испугалась Марица и руку одёрнула. - Идёт кто-то. Заметит нас, что будет-то...
- А что будет? - спросил её Фарко беззаботно.
- Так увидят же... - промолвила тихо Марица.
- Так что увидят-то?
Поразилась Марица вопросу такому, глянула на Фарко, а он улыбается себе, видно опять над ней потешается.
- Да ну тебя! - сказала она в сердцах, подхватила кузовок да подальше от кузнеца отошла, к другому кусту ягоду рвать.
- Что, - крикнул он вдогонку, - не нужна больше моя помощь?
- Сама справлюсь. А ты чего в рощу-то пришёл? Чего в осиннике лазал?
- Прутки на растопку отламывал.
- Вот и собирай прутки.
- Гордая какая, - усмехнулся Фарко, да пошёл своей дорогой.
А Марица куст новый ощипывает и думает: и горюн-цвет он для неё засушил и обдериху собирать помогает... Заботится, видно. И когда из болота вытаскивал и яд выпускал, хоть и грубый тогда был, а всё равно заботился. А нынче потеплел совсем, даже улыбаться стал. И не такой уж он и страшный, каким люди его считают. Может на вид и суровый порой, а внутри-то добрый. Точно, добрый, просто мало кто доброту эту видеть хочет, вот он её и не показывает. Да кому показывать-то? Сколько люди его в жизни обижали, тут недолго и на весь мир озлобиться. А тут ещё Марица сама от себя его оттолкнула, от помощи искренней отказалась. Ой, как нехорошо-то вышло...
Пока передумала Марица думы свои, небо и вовсе почернело. Вот и капля с неба на макушку упала, вот другая... Как хлынул дождь, затарабанил по листьям, да ливнем на рощу обрушился, так и побежала Марица укромное место искать. Уж до чего дождь сильный - вымокла она вся до нитки, что платье тело облепило - холодно стало. Забежала она под дуб развесистый, кузовок с ягодами наземь поставила, смотрит, а Фарко уже тут стоит, прутки наломанные у дерева сложил, а сам с ног до головы вымок, что рубаха мокрая плечи могучие обтянула.
- Что, - говорит, - не успела обдерихи набрать?
- Не успела, - признала Марица и поникла вся.
- А если б меня не прогнала, то сейчас бы домой спешила с полным кузовом.
- Благодарствую, - прошептала Марица, до того она не ждала, что Фарко про её заботы помнит, да ещё и помочь нежданно-негаданно вызвался.
- А то, - продолжает он, - выдерешь опять полполяны цветов почём зря, и потом ни тебе, ни мне ничего и не достанется.
И опять, вроде и доброе дело ей Фарко сделал, и тут же издевается да улыбается весело.
- Я ведь к тебе пришла... - начала Марица, да запнулась. - Сказать тебе хотела... Торговец заезжий новость из твоей родной деревни привёз.
Как услышал про то Фарко, так вмиг улыбка с уст его слетела.
- И что за новость?
- Жена твоя и сын её... Уж два года как померли они от голода, что в барских владениях случился.
Долго молчал Фарко, от Марицы глаза отводя, да сказал всё же с тоской протяжной в голосе:
- Отмучились, значит...
Произнёс слова эти, а сам помрачнел да нахмурился, что Марице жутко сделалось:
- Я ж сказать только... думала, важно это для тебя...
- Ну, так сказала, вроде. Иди уж.
Так и вышла Марица из дома кузнеца, сухой горюн-цвет к себе прижимая. А Фарко дверь за ней закрыл, так больше из дома и не показался. Не заметила Марица, как до дома дошла, всё вспоминала глаза кузнеца, когда про жену его сказала. Может и прав торговец, не любил он её, а вот о смерти её точно скорбит. Не бесчувственный он, раз даже постылую жалеет.
Как вошла Марица во двор, вовремя вспомнила, что цветы-то сушеные, а не свежие несёт. Кинулась она скорее воду в лохань наливать, чтоб горюн-цвет туда бросить и размочить. Теперь-то уж точно матушка не спросит, откуда в роще трава сушёная взялась, не заподозрит ничего. Нет, могла бы Марица присочинить и сказать, что от Хелы или бабки её сухой цвет принесла, да нехорошо родительнице врать-то, уж лучше повода вопросы испрашивать не давать ей вовсе.
Как покрасила Марица пряжу, принялась нити на станке ткацком натягивать, а сама и думает: это ж неспроста Фарко для неё сушёный горюн-цвет оставил. Значит, думал о ней всё это время, не забывал... А передать-то как собирался? Неужто знал, что Марица такая смелая и сама к нему снова придёт?
День за днём работа спорилась и в думах разных ниточкой вилась. А тут нежданно-негаданно сваты во двор пожаловали, из соседней деревни Лово приехали, чтоб на Марицу взглянуть. Засуетилась мать, заулыбался отец, и давай они дорогих гостей обхаживать. А Марица за столом сидит, глаз не поднимет, слова не скажет, будто не о её судьбе речь ведут. Да и не слушает Марица, о чём гости говорят, ведь они лишь про её домовитость спрашивают, да про приданое. А жених... жених в Лово остался, что ему разъезжать, коли родители сами невесту ему добыть обязались.
Однако батюшка с ответом не торопится, говорит гостям, что сначала надобно ему самому в их деревню съездить да на хозяйство их посмотреть. А то, что же он дочь родную неизвестно куда из родного дома отошлёт. Вот жили бы сваты в их деревне, так все бы всё про них и так давно уж знали, а тут...
Хоть и не рады были сваты ответу такому, а всё же батюшку Марицы в гости-то пригласили. С тем и уехали восвояси.
- Ну что, дочь, - спросил её позже батюшка, - пойдёшь ли за Фабо в другую деревню жить?
- За Фарко? - только и переспросила она удивлённо.
- Да за Фабо, Фабо его зовут.
А Марица и не знает что ответить, лишь припомнила прежнее сватовство и сказала:
- Так ведь что меня спрашивать? Отвечу что не подумавши, да наломаю опять дров.
- Так ты подумай, да подумай хорошенько. Я ведь тебя и не тороплю. Сам хочу вначале всё разузнать. Не для того я тебя все эти годы растил, поил да кормил, чтоб первым встречным на выселки отдать. А ты подумай, хочешь ли в Лово жить, где никто про тебя ничего и не знает.
Запали Марице в душу эти слова. И ведь правда, чем не удача, жить там, где никто Марицей-болотницей не назовёт и честью незапятнанной не попрекнёт никогда. А здесь же... Здесь уже и Дорика с Марицей не здоровается, а ведь не только подругой была, родственница она ей. Завидуют Марице девки, что и говорить, шушукаются по-всякому, про кромешников болотных приплетают. А всё оттого, что повезло ей больше чем им, раз приезжают к ней сваты. Вот намедни, слышала она, как в спину ей кто-то из девиц кинул:
- До чего разборчивая попалась. Уж пять раз сваты на пороге перебывали, а она ото всех нос воротит. Гордая стала, совсем зазналась. Ей бы нашего горя хлебнуть, так последнему забулдыге бы рада была...
А если выйти за того Фабо, уж и не услышит Марица про себя обидных речей. Правда, ещё и родителей больше не увидит. И Вазуля с Тито. И Хелу. И... Что уж терзаться-то раньше времени. Пусть уж сначала батюшка в деревню ту съездит и на жениха поглядит, а там уж видно будет, как дальше быть.
Но как уехал отец со двора, неспокойно у Марицы на сердце стало. Всё гложет её что-то и грызёт изнутри, а сама понять, не может, что. И вспомнила она о давешнем обещании Хелы на женихов погадать, когда они с Дорикой на лугу венки плели. Отказалась тогда Дорика, не хотела судьбу свою знать, так как дядя из женихов выбирать не даст. А вот батюшка Марице волю такую дал, вот и не знает она, как теперь со свободой такой совладать. Разве что гадание хелино поможет.
Как пришла она к подруге и терзаниями своими поделилась, та сказала ей только:
- Сама за дело такое важное не возьмусь. Ты ж ко мне не из любопытства девичьего пришла, а совета просишь. Пойдём-ка к бабушке, уж она-то лучше меня в делах таких разбирается, ничего не напутает.
Как услышала Марица, что к старой Ренчи идти придётся, так и припомнила отповедь Хелы давнюю:
- Говорила же ты, что волшба её кому во благо, а другому во зло. Так что же я, от любопытства своего невольно дитя какое безвинное погублю?
- Не погубишь. То бывает, если болезнь со скота ли с человека снять надо и на другого перебросить. А тебе для бабушки лишь жертву малую принести нужно, вроде ичных колосков или плода с пегого дерева. Она его в порошок изотрёт, над чашей с водой развеет, чтоб в воду-то поглядеть и ясно судьбу свою увидеть.
- Ой, а зачем колоски-то? А что если погниёт в полях всё ичное зерно от гадания такого?
- Не погниёт, - заверила её Хела. - Да я просто так про колоски сказала. Сама не знаю, что бабушка у тебя попросит. Но никто не заболеет от этого, будь спокойна.
С тем и согласилась Марица к дому старой Ренчи отправиться. Как увидела её волховица на пороге, так и проворчала:
- Опять пришла... Опять Хелу отвлекаешь глупостями всякими...
Не знала Марица, что и ответить, да заступилась за неё Хела:
- Бабушка, не глупости это, а дело важное, судьбу всю изменить может. Надобно Марице знать, будет ли ей счастье, коли она замуж пойдёт за парня из Лово.
Посмотрела тут Ренчи на Марицу внимательно, пронзительно так, что захотелось девице глаза прочь отвести.
- Гриб тебе надобно найти, - проворчала волховица.
- А что за гриб?
- Жарень-гриб. Вот как сыщешь его, ко мне приходи, коли не передумаешь.
С тем и ушла Марица со двора старой Ренчи. Стала она думать и гадать, где же в роще ей жарень-гриб сыскать. Уж началась пора собирать ягоду-ползуницу, да ягоду-обдериху, так рыскают теперь по роще бабы да дети, за одно и всякий жарень-гриб с мясным грибом собирая. Ох и не простое то задание, что Ренчи задала. Подумала Марица, да решила, была не была, а поискать жарень-гриб всё равно надо, вдруг удача улыбнётся и наткнётся она на него в осиннике.
Сказала она матушке в тот же день, что в рощу по грибы-ягоды собирается, а та и наказала ей с полным лукошком возвращаться. Приуныла тут Марица - где уж там полное, если всю рощу деревенские и вдоль и поперёк исходили. Разве что на окраину ближе к ручью податься. Уж все деревенские знают, что там поблизости кузня стоит, так места эти за версту обходят. А Марице-то чего бояться? Все знают, что она болотница и щупова заманительница - тут бы и кузнецу её испугаться стоит. Подумала она о том и сама своей выдумке улыбнулась. Точно, пойдёт в рощу близ кузни рыскать. Уж там-то кусты обдерихи рясные должны стоять. А так под кустом может и жарень-гриб сыщется.
Ходит Марица по роще от одного куста к другому, ягодки обдирает да в кузовок ссыпает, а сама и думает: и чего это Ренчи вдруг с неё гриб испросила? Помнится, в прошлый раз хватило волховице один раз на Марицу глянуть, чтоб напророчить беду, что за рощей в день трёх светил её поджидает. А тут жарень-гриб для зелья предсказательного ей вдруг спонадобился. А могла бы как в прошлый раз в глаза посмотреть, да руку подержать. Так ведь и посмотрела, вроде, неприятно так посмотрела.
Тут заслышала Марица треск в осиннике и даже не удивилась, что снова кузнеца в роще повстречала. Пока ждала она, что и он её заметит, да из зарослей выйдет, увидала Марица под кустом гриб заветный. Вот ведь удача какая! На радостях упала она на колени, да давай быстрей жарень-гриб из земли выкручивать.
А тут уж и Фарко к ней ближе подошёл, да с прищуром хитрым спрашивает:
- Что, Синеручка, опять без ножа в лес пришла? Грибы-то тоже срезать осторожно надо, чтоб грибницу не повредить и летом следующим больше грибов насобирать.
Не сдержала Марица улыбки, поднялась с колен, отряхнулась и ладошки белые кузнецу показала:
- А не Синеручка я больше. Видишь?
- Вижу, - сказал он, а сам на Марицу смотрит, глаз не отводит, улыбается. - И на что тебе жарень-гриб один одинёшенек? Чего с ним делать собралась?
- Бабушка одна деревенская просила принести, - без запинки ответила ему Марица. - А уж что она с ним делать будет, то мне не ведомо.
- Уж лучше бы мясной гриб искать пошла. В деревне-то твоей свиней больше нет, так пора за место мяса гриб на зиму заготавливать, чтоб до лета дотянуть.
Как услышала про свиней Марица, так вмиг улыбка с уст её слетела.
- Чего нос повесила? - спросил её Фарко. - Думаешь, кабы через рощу не побежала, космачи бы свиней не поели? Глупости всё это. Эти оглоеды коли на охоте кого не загрызли к вечеру всегда злые с голодухи, а ближе к ночи рыскать по окрестностям начинают, чтоб задрать кого. Не свиней, так коров. А что лучше, без мяса остаться, или без мяса и молока в придачу?
- Лучше остаться и с тем и другим, - буркнула Марица. - За что барин батюшку и всех мужиков деревенских наказал? За то, что его космачи наших свиней поели? Так разве не барская то вина? Не самому себя ли барину сечь надо было?
Как услышал это кузнец, так и рассмеялся:
- Вот бы я поглядел на диво такое. А может быть... Да, и не важно это. А ты зря не гневись, здешний барин ещё добрый.
- Добрый? - вспыхнула Марица. - Да где же добрый, коли такое со все деревней сотворил - и с девками, и с мужиками?
- А кто из бар не творит? Ещё не слыхал про таких. Вот мой бывший барин, тот точно злой, все в округе это знают. Землепашцы с соседних владений горючими слезами заливаются, как узнают, что господа их барину продать задумали. Барин-то знатным хозяином слывёт, доход с имений своих немалый имеет и каждый год еще больше наживает. А всё оттого, что землепашцев заставляет всякий день на барских полях работать, что свои наделы они ни вспахать, ни зерном засеять не успевают, разве что по ночам, если сил хватит. Как кончится сбор урожая на барских полях, так всё ичное зерно со всяких деревень свозят мужики в барское поместье, а землепашцам только пожитки со своих наделов собирать остаётся. Впроголодь все барские деревни живут. А барин на труде людском большие деньги имеет с продажи-то зерна ичного. Так вот, всякий год на доход свой, за которым смерти голодные стоят, покупает барин себе новых землепашцев и селит их на землях своих, чтоб и они всякий день на его полях работали, впроголодь жили, а он с того богател ещё больше. А люди его до того бедны, что скотины не имея, сами запрягаются и борону за собой тащат. Вот так, скота не имея, сами скотами для барина стали.
Теперь поняла Марица, отчего у Фарко вторая жена в первый же год без него померла. Как подумала об этом, про другие зверства того барина вспомнила, так потемнело всё перед глазами. Да, нет, подняла Марица голову и увидела, что это тучи тяжёлые всё небо собой заслонили.
- Знамо, дождь будет, - сказала она.
- Верно, - ответил ей кузнец. - А ты для бабушки грибков так и не успела собрать.
- Так ей один всего и нужен был. А вот если без полного кузовка обдерихи вернусь, так матушка меня точно заругает. А тут дождь скоро...
Сказала это Марица и скорее к кусту вернулась, ягоду собирать. Стоит она, по ягодке куст ощипывает, а тут и кузнец подошёл, тоже стал обдериху рвать, да молча ягоды в кузовок марицин ссыпать.
- Это чтоб тебя матушка не заругала, - сказал он.
Ничего не ответила ему Марица, только зарделась вся. Так и стоят они, ягоду собирают. Как поднесла Марица ладошку, ягод полную, к кузовку, так нечаянно руки Фарко коснулась. Выпали ягоды, по траве раскатились, а он руки своей не отводит. И Марица как вкопанная стоит, не шелохнётся. Подняла она глаза, а Фарко сам на неё смотрит, внимательно так, будто изучает или хочет чего.
А тут позади голос чей-то зовёт:
- Ау... Ау...
- Ой, - испугалась Марица и руку одёрнула. - Идёт кто-то. Заметит нас, что будет-то...
- А что будет? - спросил её Фарко беззаботно.
- Так увидят же... - промолвила тихо Марица.
- Так что увидят-то?
Поразилась Марица вопросу такому, глянула на Фарко, а он улыбается себе, видно опять над ней потешается.
- Да ну тебя! - сказала она в сердцах, подхватила кузовок да подальше от кузнеца отошла, к другому кусту ягоду рвать.
- Что, - крикнул он вдогонку, - не нужна больше моя помощь?
- Сама справлюсь. А ты чего в рощу-то пришёл? Чего в осиннике лазал?
- Прутки на растопку отламывал.
- Вот и собирай прутки.
- Гордая какая, - усмехнулся Фарко, да пошёл своей дорогой.
А Марица куст новый ощипывает и думает: и горюн-цвет он для неё засушил и обдериху собирать помогает... Заботится, видно. И когда из болота вытаскивал и яд выпускал, хоть и грубый тогда был, а всё равно заботился. А нынче потеплел совсем, даже улыбаться стал. И не такой уж он и страшный, каким люди его считают. Может на вид и суровый порой, а внутри-то добрый. Точно, добрый, просто мало кто доброту эту видеть хочет, вот он её и не показывает. Да кому показывать-то? Сколько люди его в жизни обижали, тут недолго и на весь мир озлобиться. А тут ещё Марица сама от себя его оттолкнула, от помощи искренней отказалась. Ой, как нехорошо-то вышло...
Пока передумала Марица думы свои, небо и вовсе почернело. Вот и капля с неба на макушку упала, вот другая... Как хлынул дождь, затарабанил по листьям, да ливнем на рощу обрушился, так и побежала Марица укромное место искать. Уж до чего дождь сильный - вымокла она вся до нитки, что платье тело облепило - холодно стало. Забежала она под дуб развесистый, кузовок с ягодами наземь поставила, смотрит, а Фарко уже тут стоит, прутки наломанные у дерева сложил, а сам с ног до головы вымок, что рубаха мокрая плечи могучие обтянула.
- Что, - говорит, - не успела обдерихи набрать?
- Не успела, - признала Марица и поникла вся.
- А если б меня не прогнала, то сейчас бы домой спешила с полным кузовом.
