Я, как Сильнейший, всегда помогу вам по мере сил и возможностей, если это не выходит за рамки нашего законодательства и конституции. Так и Федерация не признает республиканского гражданства, пока вы не отречётесь от своего родного. Тут уж на ваше усмотрение. Поэтому мой совет – не афишировать, так как про клятву будем знать только мы.
- Но документы же настоящие? - опешила Фима.
- Конечно настоящие. И тем не менее не стоит пока хвастаться. Настанет тот день, когда вы гордо сможете называть себя республиканкой.
- Настанет? – удивилась Фима, вопрошающе воззрившись на Дантэна, а тот опять потрепал девушку по волосам.
Как же она доверчива. Вроде и взрослая, а сущий ребёнок. Не зря её старшая родственница расстраивалась, что внучка жила в своей скорлупке и не желала, чтобы окружающий мир пачкал её душу.
- Настанет, - мягко заверил он девушку, - я уверен.
С этими словами он отошёл к своему креслу и мягко опустился, вытягивая длинные ноги.
- Красивое фото, - прокомментировала Серафима, вертя в руках голографический портрет.
- Самое лучшее, - заверил её Ход. – Уберите паспорт в портмоне, его никто кроме вас открыть не сможет.
- Даже вы? – усмехнулась Фима, ведь он доказал ей это, легко открыв и достав паспорт.
- Я всегда оставляю для себя лазейки, это важно, - не стал лукавить Дантэн, наблюдая, как девушка послушно выполнила его совет, а затем убрала портмоне в рюкзак.
- А ещё я знаю, что вам требуется посовещаться с вашей старшей родственницей по поводу данной ситуации. Вы должны понимать, что все разговоры прослушиваются, поэтому ничего лишнего ни о клятве, ни о паспорте.
- Постараюсь, - заверила его девушка, начиная сильно нервничать. Вроде бы всё было ладно, она получила небольшой аванс, возможность прикрыть себя. Отчего она отчаянно цеплялась за мысль, что Ходу можно верить, а вот своим не стоило? Почему мысль о встрече с представителем посольства напрягала её? Она толком не знала, что говорить и как себя вести.
- Может, по десять капель? Мне кажется, вам сейчас не помешает успокоиться. Вы слишком нервничаете.
Возможно, Ход был прав, и Серафиме нужно выпить, но куда больше ей хотелось уже куда-нибудь прилететь.
- А долго ещё? – устало спросила он у Дантэна.
Тот легко понял её и кивнул.
- Примерно два с половиной часа. Если вы устали, могу предложить вам прилечь.
- Не откажусь.
Оказавшись в просторной светлой каюте с широкой и длинной кроватью, явно под размер атландийца, она уточнила:
- А мне вообще нельзя звонить?
- Можете звонить. Только следите за словами. Это важно.
- Я помню.
Дантэн вышел, а Фима устало легла на кровать и первым делом позвонила бабуле.
Та долго не отвечала, но всё же экран комфона осветился её заспанным лицом на фоне кромешной тьмы.
- Фимка, ты знаешь сколько времени?
- Это срочно, бабуль.
- Даже если и так. Ты знаешь, сколько я выпила? Знаешь, как тяжело открыть глаза?
- Ты справишься, бабуль, я верю в тебя, - попыталась пошутить Фима, да вышло как-то больно жалостливо.
- Ну и что у тебя стряслось?
- Всё и ничего.
- Звучит многообещающе. Давай, я вся во внимании.
Фима видела, что бабушка возлежала на кровати так же, как и она, держа комфон на коленях.
- Матвей предложил встречаться, - зашла Серафима издалека. – Подарил даже веточку сливы.
- Матвей это у нас кто?
- Который никакой – мышь серая, обыкновенная, - выдавила сквозь слёзы Фима.
- А, да, вспомнила. А чего ревёшь? Ты же вроде хотела его поцеловать?
- И мы поцеловались.
- Ну и?.. – не унималась баба Мара, глядя на то, как внучка еле сдерживает рвущиеся наружу рыдания.
- А потом пришёл он и поцеловал.
- Кто он?
- Хам твой разлюбезный, – шмыгая и растирая слёзы по щекам, вела сбивчивое повествование Серафима.
- Интересно, - задумчиво протянула баба Мара, но отвлеклась после очередного судорожного всхлипа внучки. - А чего ты ревёшь? Хам целуется лучше Матвея? – полюбопытствовала старшая Заречина, а Фима кивнула. Хотя если подумать, то там и сравнивать нечего. Совершенно разные поцелуи вышли.
- Фимка, хватит рыдать, говори что стряслось!
- А то, что все мужики козлы! – чуть ли не поскуливая, выдавила из себя Фима. – Целуют, а ни один не любит меня. Бабушка, разве так можно? Я им кто? Видят во мне не женщину, а средство для достижения целей. Всем что-то от меня надо, но не я сама. Я думала хотя бы Матвей. Ладно, атландиец, у них совсем не так, как у нас, но Матвей! Бабуля… - хныкала Фима, убиваясь над своим горем. Разочарование готово было её полностью поглотить, если бы не строгий бабушкин голос.
- Милая моя, ну какая любовь? Ты посмотри на себя! Ты красивая, умная, да в тебя может влюбиться только настоящий созревший мужчина. Влюбиться с первого взгляда и чётко это осознать, чтобы никогда тебя от себя не отпустить. Так что не реви. По?лно на мелочь и слабаков разоряться.
Фима прикрыла глаза и решила, что бабуля, как всегда, права, только легче от этого не становилось.
- А чего хотел от тебя Хам, раз не большой и светлой любви? Этот-то чего тебя поцеловал?
- У него браслет из музея украли, вот и прилетел меня спасать.
- От кого? А при чём тут ты? - посыпались вопросы от удивлённой бабы Мары, которая резко села прямо на кровати, окончательно просыпаясь, а заодно трезвея.
- Ото всех, видимо. Меня подставили, сделали всё так, словно я пособничала вору.
- У вас чего – все пьют, раз на тебя подумали? Походу мне пора прилететь.
- Нет, бабуля, не пора. Ты уж дома посиди. Красивый хам обещал всё урегулировать.
- Обещал, - ворчливо передразнила баба Мара. – Все они обещаниями кормят, а как получат что хотели – ищи-свищи ветра в поле, пузатая да босая.
Фима равнодушно кивнула. Стресс, вылившийся слезами, полностью её опустошил, зато на душе стало легче. Увидеть бабушку, услышать её голос, этого так не хватало девушке, чтобы найти душевное равновесие. Да, она проберётся к своим, и плевать на клятвы, на обязанности. Она никогда не хотела высокий пост, да и вряд ли его займёт, поэтому и двойное гражданство ей мешать жить дальше не должно. Только предсказание из уст Сильнейшего, что тот самый день настанет, не давало успокоиться сердцу. Ход хочет через неё достать злоумышленника, подставившего Фиму. И девушке придётся выполнить пару поручений атландийца, прежде чем он от неё отстанет. Однако сейчас она была под его крылом, под его защитой Сильнейшего, и было не так страшно, чем оставаться одной, чужой среди своих. Кому теперь можно верить, а кому нет? Ведь если Ход сказал, что есть ещё подозреваемые, значит, они и были. Атландиец кто угодно, только не глупец, дураки тайные службы не возглавляют.
- Хотя атландийцы свои клятвы выполняют, всё же будем надеяться, что тебе не бракованный какой попался и обещание своё сдержит.
Опять в памяти всплыло заверение устрашающего Дантэна о расплате за предательство. Девушка тогда так испугалась, думала, прямо сейчас и убьёт.
- Домой хочу, - пожаловалась Фима, поджимая колени повыше к груди.
- Так за чем дело встало? Лети, я оплачу.
- И диплом хочу, свой, не купленный, - ещё более жалостливо шепнула Серафима, понимая, что она может сдаться. Просто всё бросить и лететь домой. Там бабушка. Там мама и отец. Они помогут. И работу найдёт. Может, даже хорошую. Хотя куда без высшего образования?
- Знаешь, у меня два высших. Оба купленных. Терпения не хватало никогда дойти до конца. И ничего, оба лежат в сейфе, пылятся. Всё это тлен. А раз невмоготу – лети домой.
- Люблю тебя, - призналась Фима бабуле, а та заулыбалась.
- Да ты у меня соскучилась? Я тоже. Хочешь, прилечу? Я мешать не буду. Покучу на старости лет, может, найду себе экземплярчик мужественности. Там же все брюнеты, не мечта, а рай, - подмигнув рассмеявшейся сквозь ещё не просохшие слёзы внучке, бабуля задорно добавила: - А что? Хорошая идея.
Настроение у Фимы стало подниматься. Бабуля была в своём репертуаре – все мысли об одном!
- Тебя не пустят в Атланду! – заверила её внучка, решив заранее предупредить. Правда, о причине умолчала. Если баба Мара узнает, то Ходу такой скандал будет устроен, что Атланда вздрогнет.
- Почему это? – обиделась бабушка, а Фима с улыбкой заявила:
- Ты слишком у меня молодая и красивая. Если бы ты видела, какие у них здесь женщины.
- Видела, - усмехнулась бабулечка, польстившаяся на комплимент внучки. – Со стороны и не различишь – баба или мужик. Вот что радикальный феминизм с женщиной делает. Губит! Никакого к себе уважения! А потом стонут, что настоящие-то мужчины перевелись. Так и хочется некоторым посоветовать в зеркало почаще глядеться, раз так хотят на мужика-то настоящего взглянуть. Вот бабка Ульяна, которая с третьего этажа, помнишь?
Фима качнула головой, ни про какую бабку Ульяну она не помнила. Примостив голову на подушку поудобнее, она прикрыла веки, не желая останавливать бабу Мару. От звучания её голоса становилось спокойнее на душе.
- Да которая мужа похоронила на днях. Она, оказывается, замужем была, представляешь? Никто даже не верил. Думали – врёт. Всё сама да сама. И ремонт квартиры делала сама, и флаер водит, и на работе посты занимает, а муж у неё на диване, оказывается, всё это время лежал, пока не помер. Вот оно как, - тяжко вздохнула баба Мара, глядя куда-то в сторону. - Никто в него не верил, а он существовал.
Фима прыснула в кулак, представив этого таинственного мужа, который вроде и есть, а как бы и нет. Овощ, одним словом, или того хуже – часть мебели.
- Да, да. А убивалась-то она как на похоронах, словно он всё хозяйство на себе тащил. Эй, ты спишь?
Фима распахнула глаза, смущаясь тому, что расслабилась.
- Ты мне так ничего про обвинения в твой адрес и не сказала. Ты смотри, будут тебя обвинять, звони, если не мне, так отцу. Он-то быстрее разберётся, кому яйца прищемить, чтобы тебя домой вернуть, поняла? – строго уточнила баба Мара, а Фима кивнула.
Надо было позвонить родителям, да только чуть позже. Для начала самой бы разобраться, какая ей требовалась помощь. Отведённые два с лишним часа ещё не закончились, и Серафима, повернувшись на бок, задремала, глядя через иллюминатор на далёкие звезды. Можно ли доверять хоть кому-то теперь? Даже атландиец и тот использует её для своих целей, но хоть не скрывает этого. А раз использует, пусть и выпутывает её из расставленных сетей Маратова.
Любое ученичество строится на доверии ученика своему наставнику. Дантэн устало выдохнул, не зная, чего, собственно, ожидал от Серафимы. Сопротивления? Борьбы? Всё сложилось слишком гладко, не так, как это себе представлял Ход, поэтому и приготовил документы на гражданство заранее, без согласия девушки, нарушая мыслимые и немыслимые моральные и писаные законы республики. У него была цель, и первый пункт оказался пройден. Сима доверяла ему больше чем своим. Он видел это по её глазам, чувствовал в эмоциональном плане. Напугана она была до крайности, но тем не менее выбрала его своим заступником, казалось бы, интуитивно. А значит, он сделал правильную ставку.
Но откуда эта тревога в душе, словно его обвели вокруг пальца? Да, она дала клятву, хотя испугалась его предупреждения, но всё равно решилась. А затем обозвала за глаза, выплёскивая свою злость слезами, и сейчас забылась сном в его кровати. Странная личность: в её устах любое ругательство звучит как комплимент. Слово «хам» ласкало слух. А козлом стал, потому что целуется лучше землянина. А это её вампир! Дантэн полюбопытствовал по поводу этого мифического существа, поискав информацию в земной литературе. Олицетворение сексуальности и неописуемой красоты, неиссякаемый источник вдохновения авторов Федерации и идеал мужественности для большей части женских сердец Земли. Сплошные достоинства, одни плюсы.
Она явно что-то задумала? Ведь должна же уразуметь, что клятва внесёт много проблем в её жизнь, не глупая. Отречься не посмеет – поверила, что он её убьёт, рассказывать тоже никому не станет.
Погладив подушечкой большого пальца свои губы, Дантэн терялся в догадках. Желание иметь ученика угнездилось в его душе, и это один из этапов его совершенствования как Сильнейшего. Вот только он не замечал за собой стремления прикасаться к кому бы то ни было. Даже объятия старика порой раздражали, а тут руки сами так и тянусь потрепать шоколад её волос. Да и с поцелуем он сглупил. Как блажь какая засела. Он мог бы просто обнять её, но хотелось разозлить. Хотелось, чтобы она возненавидела его, но что бы он ни предпринимал, злость и ненависть вспыхивала у кого угодно, только не у Симы. Она словно смотрела на него через другую призму, не через ту, что была у остальных землян.
От мыслей атландийца отвлёк звонок тилинга. Это был Иорлик, словно почувствовавший, что о нём только что думал молодой Сильнейший.
- Я слушаю, сион Тманг, - мягко и уважительно изрёк Ход, поклонившись бывшему наставнику.
- Мальчик мой, - с нажимом начал омер, - ты же понимаешь, что девочка не виновна.
- У меня есть все доказательства обратного, но я прекрасно осознаю, что это всего лишь подстава. Мне нужен доступ к записям Сарнали.
- А то у тебя их нет, - ворчливо отозвался Тманг, насупив седые брови.
- Нужно ваше разрешение.
- Я даю тебе разрешение на синхронизацию с системой Сарнали, - чуть жёстче отозвался Иорлик, - только верни девушку на Урнас.
Ход вновь стал холодным и отчуждённым. Старик слишком стал забываться, он не имел права что-либо предъявлять Дантэну. Он давно не глава республики, а равный. Член Совета Сильнейших и только. Сомнения, поселившиеся в душе Тманга, начинали давать ростки. И Ход не собирался упускать это из вида. Пора было поднять вопрос на Собрании об отстранении Тманга. Не зря тот не раз жаловался на своё состояние. Видимо надеяться на лучшее уже не приходится.
- Как только закончим с формальностями, - официально отозвался омерак, внимательно рассматривая недовольное лицо бывшего наставника на экране тилинга. - Представитель Федерации уже ждёт нас в моём кабинете.
- Не затягивай, как в тот раз. Мне потом с Айзиком ещё работать, - опять приказ, опять неприкрытая злость.
Что-то неладное творилось со стариком. Да и сколько бы ни отгонял эту мысль, но Дантэн помнил страх в глазах Иорлика, когда тот смотрел на него на стадионе. Тманг боялся его, потому и злился, как слабый на более сильного.
- Я постараюсь побыстрее, - непоколебимо заверил его Дантэн, усмехнувшись напоследок.
И лишь когда кабинет погрузился в тишину, рассмеялся. Значит, опять работать придётся с Айзиком Эштаном. Этот прожжённый политик всегда выворачивал любое событие на пользу Федерации, даже если та совершенно не причастна к случившемуся. Скользкий тип. Хорошо, что Сима приняла его предложение. Такой, как Эштан, раздавит её, потом проглотит и не подавится.
Звездолёт встал на орбиту Тошана, поджидая, когда откроют проход для него. Ход задумчиво разглядывал свою родную планету, размышляя о делах. Будить Симу не хотелось: она так сладко спала, да и знал атландиец, что девчонка много работала, словно пыталась объять необъятное. Ей было интересно зарождение республики, а ещё совсем древние хроники о взаимодействии Атланды с другими цивилизациями. Она упорно что-то искала там, хотя записи делала крайне редко, лишь изучала.
- Но документы же настоящие? - опешила Фима.
- Конечно настоящие. И тем не менее не стоит пока хвастаться. Настанет тот день, когда вы гордо сможете называть себя республиканкой.
- Настанет? – удивилась Фима, вопрошающе воззрившись на Дантэна, а тот опять потрепал девушку по волосам.
Как же она доверчива. Вроде и взрослая, а сущий ребёнок. Не зря её старшая родственница расстраивалась, что внучка жила в своей скорлупке и не желала, чтобы окружающий мир пачкал её душу.
- Настанет, - мягко заверил он девушку, - я уверен.
С этими словами он отошёл к своему креслу и мягко опустился, вытягивая длинные ноги.
- Красивое фото, - прокомментировала Серафима, вертя в руках голографический портрет.
- Самое лучшее, - заверил её Ход. – Уберите паспорт в портмоне, его никто кроме вас открыть не сможет.
- Даже вы? – усмехнулась Фима, ведь он доказал ей это, легко открыв и достав паспорт.
- Я всегда оставляю для себя лазейки, это важно, - не стал лукавить Дантэн, наблюдая, как девушка послушно выполнила его совет, а затем убрала портмоне в рюкзак.
- А ещё я знаю, что вам требуется посовещаться с вашей старшей родственницей по поводу данной ситуации. Вы должны понимать, что все разговоры прослушиваются, поэтому ничего лишнего ни о клятве, ни о паспорте.
- Постараюсь, - заверила его девушка, начиная сильно нервничать. Вроде бы всё было ладно, она получила небольшой аванс, возможность прикрыть себя. Отчего она отчаянно цеплялась за мысль, что Ходу можно верить, а вот своим не стоило? Почему мысль о встрече с представителем посольства напрягала её? Она толком не знала, что говорить и как себя вести.
- Может, по десять капель? Мне кажется, вам сейчас не помешает успокоиться. Вы слишком нервничаете.
Возможно, Ход был прав, и Серафиме нужно выпить, но куда больше ей хотелось уже куда-нибудь прилететь.
- А долго ещё? – устало спросила он у Дантэна.
Тот легко понял её и кивнул.
- Примерно два с половиной часа. Если вы устали, могу предложить вам прилечь.
- Не откажусь.
Оказавшись в просторной светлой каюте с широкой и длинной кроватью, явно под размер атландийца, она уточнила:
- А мне вообще нельзя звонить?
- Можете звонить. Только следите за словами. Это важно.
- Я помню.
Дантэн вышел, а Фима устало легла на кровать и первым делом позвонила бабуле.
Та долго не отвечала, но всё же экран комфона осветился её заспанным лицом на фоне кромешной тьмы.
- Фимка, ты знаешь сколько времени?
- Это срочно, бабуль.
- Даже если и так. Ты знаешь, сколько я выпила? Знаешь, как тяжело открыть глаза?
- Ты справишься, бабуль, я верю в тебя, - попыталась пошутить Фима, да вышло как-то больно жалостливо.
- Ну и что у тебя стряслось?
- Всё и ничего.
- Звучит многообещающе. Давай, я вся во внимании.
Фима видела, что бабушка возлежала на кровати так же, как и она, держа комфон на коленях.
- Матвей предложил встречаться, - зашла Серафима издалека. – Подарил даже веточку сливы.
- Матвей это у нас кто?
- Который никакой – мышь серая, обыкновенная, - выдавила сквозь слёзы Фима.
- А, да, вспомнила. А чего ревёшь? Ты же вроде хотела его поцеловать?
- И мы поцеловались.
- Ну и?.. – не унималась баба Мара, глядя на то, как внучка еле сдерживает рвущиеся наружу рыдания.
- А потом пришёл он и поцеловал.
- Кто он?
- Хам твой разлюбезный, – шмыгая и растирая слёзы по щекам, вела сбивчивое повествование Серафима.
- Интересно, - задумчиво протянула баба Мара, но отвлеклась после очередного судорожного всхлипа внучки. - А чего ты ревёшь? Хам целуется лучше Матвея? – полюбопытствовала старшая Заречина, а Фима кивнула. Хотя если подумать, то там и сравнивать нечего. Совершенно разные поцелуи вышли.
- Фимка, хватит рыдать, говори что стряслось!
- А то, что все мужики козлы! – чуть ли не поскуливая, выдавила из себя Фима. – Целуют, а ни один не любит меня. Бабушка, разве так можно? Я им кто? Видят во мне не женщину, а средство для достижения целей. Всем что-то от меня надо, но не я сама. Я думала хотя бы Матвей. Ладно, атландиец, у них совсем не так, как у нас, но Матвей! Бабуля… - хныкала Фима, убиваясь над своим горем. Разочарование готово было её полностью поглотить, если бы не строгий бабушкин голос.
- Милая моя, ну какая любовь? Ты посмотри на себя! Ты красивая, умная, да в тебя может влюбиться только настоящий созревший мужчина. Влюбиться с первого взгляда и чётко это осознать, чтобы никогда тебя от себя не отпустить. Так что не реви. По?лно на мелочь и слабаков разоряться.
Фима прикрыла глаза и решила, что бабуля, как всегда, права, только легче от этого не становилось.
- А чего хотел от тебя Хам, раз не большой и светлой любви? Этот-то чего тебя поцеловал?
- У него браслет из музея украли, вот и прилетел меня спасать.
- От кого? А при чём тут ты? - посыпались вопросы от удивлённой бабы Мары, которая резко села прямо на кровати, окончательно просыпаясь, а заодно трезвея.
- Ото всех, видимо. Меня подставили, сделали всё так, словно я пособничала вору.
- У вас чего – все пьют, раз на тебя подумали? Походу мне пора прилететь.
- Нет, бабуля, не пора. Ты уж дома посиди. Красивый хам обещал всё урегулировать.
- Обещал, - ворчливо передразнила баба Мара. – Все они обещаниями кормят, а как получат что хотели – ищи-свищи ветра в поле, пузатая да босая.
Фима равнодушно кивнула. Стресс, вылившийся слезами, полностью её опустошил, зато на душе стало легче. Увидеть бабушку, услышать её голос, этого так не хватало девушке, чтобы найти душевное равновесие. Да, она проберётся к своим, и плевать на клятвы, на обязанности. Она никогда не хотела высокий пост, да и вряд ли его займёт, поэтому и двойное гражданство ей мешать жить дальше не должно. Только предсказание из уст Сильнейшего, что тот самый день настанет, не давало успокоиться сердцу. Ход хочет через неё достать злоумышленника, подставившего Фиму. И девушке придётся выполнить пару поручений атландийца, прежде чем он от неё отстанет. Однако сейчас она была под его крылом, под его защитой Сильнейшего, и было не так страшно, чем оставаться одной, чужой среди своих. Кому теперь можно верить, а кому нет? Ведь если Ход сказал, что есть ещё подозреваемые, значит, они и были. Атландиец кто угодно, только не глупец, дураки тайные службы не возглавляют.
- Хотя атландийцы свои клятвы выполняют, всё же будем надеяться, что тебе не бракованный какой попался и обещание своё сдержит.
Опять в памяти всплыло заверение устрашающего Дантэна о расплате за предательство. Девушка тогда так испугалась, думала, прямо сейчас и убьёт.
- Домой хочу, - пожаловалась Фима, поджимая колени повыше к груди.
- Так за чем дело встало? Лети, я оплачу.
- И диплом хочу, свой, не купленный, - ещё более жалостливо шепнула Серафима, понимая, что она может сдаться. Просто всё бросить и лететь домой. Там бабушка. Там мама и отец. Они помогут. И работу найдёт. Может, даже хорошую. Хотя куда без высшего образования?
- Знаешь, у меня два высших. Оба купленных. Терпения не хватало никогда дойти до конца. И ничего, оба лежат в сейфе, пылятся. Всё это тлен. А раз невмоготу – лети домой.
- Люблю тебя, - призналась Фима бабуле, а та заулыбалась.
- Да ты у меня соскучилась? Я тоже. Хочешь, прилечу? Я мешать не буду. Покучу на старости лет, может, найду себе экземплярчик мужественности. Там же все брюнеты, не мечта, а рай, - подмигнув рассмеявшейся сквозь ещё не просохшие слёзы внучке, бабуля задорно добавила: - А что? Хорошая идея.
Настроение у Фимы стало подниматься. Бабуля была в своём репертуаре – все мысли об одном!
- Тебя не пустят в Атланду! – заверила её внучка, решив заранее предупредить. Правда, о причине умолчала. Если баба Мара узнает, то Ходу такой скандал будет устроен, что Атланда вздрогнет.
- Почему это? – обиделась бабушка, а Фима с улыбкой заявила:
- Ты слишком у меня молодая и красивая. Если бы ты видела, какие у них здесь женщины.
- Видела, - усмехнулась бабулечка, польстившаяся на комплимент внучки. – Со стороны и не различишь – баба или мужик. Вот что радикальный феминизм с женщиной делает. Губит! Никакого к себе уважения! А потом стонут, что настоящие-то мужчины перевелись. Так и хочется некоторым посоветовать в зеркало почаще глядеться, раз так хотят на мужика-то настоящего взглянуть. Вот бабка Ульяна, которая с третьего этажа, помнишь?
Фима качнула головой, ни про какую бабку Ульяну она не помнила. Примостив голову на подушку поудобнее, она прикрыла веки, не желая останавливать бабу Мару. От звучания её голоса становилось спокойнее на душе.
- Да которая мужа похоронила на днях. Она, оказывается, замужем была, представляешь? Никто даже не верил. Думали – врёт. Всё сама да сама. И ремонт квартиры делала сама, и флаер водит, и на работе посты занимает, а муж у неё на диване, оказывается, всё это время лежал, пока не помер. Вот оно как, - тяжко вздохнула баба Мара, глядя куда-то в сторону. - Никто в него не верил, а он существовал.
Фима прыснула в кулак, представив этого таинственного мужа, который вроде и есть, а как бы и нет. Овощ, одним словом, или того хуже – часть мебели.
- Да, да. А убивалась-то она как на похоронах, словно он всё хозяйство на себе тащил. Эй, ты спишь?
Фима распахнула глаза, смущаясь тому, что расслабилась.
- Ты мне так ничего про обвинения в твой адрес и не сказала. Ты смотри, будут тебя обвинять, звони, если не мне, так отцу. Он-то быстрее разберётся, кому яйца прищемить, чтобы тебя домой вернуть, поняла? – строго уточнила баба Мара, а Фима кивнула.
Надо было позвонить родителям, да только чуть позже. Для начала самой бы разобраться, какая ей требовалась помощь. Отведённые два с лишним часа ещё не закончились, и Серафима, повернувшись на бок, задремала, глядя через иллюминатор на далёкие звезды. Можно ли доверять хоть кому-то теперь? Даже атландиец и тот использует её для своих целей, но хоть не скрывает этого. А раз использует, пусть и выпутывает её из расставленных сетей Маратова.
***
Любое ученичество строится на доверии ученика своему наставнику. Дантэн устало выдохнул, не зная, чего, собственно, ожидал от Серафимы. Сопротивления? Борьбы? Всё сложилось слишком гладко, не так, как это себе представлял Ход, поэтому и приготовил документы на гражданство заранее, без согласия девушки, нарушая мыслимые и немыслимые моральные и писаные законы республики. У него была цель, и первый пункт оказался пройден. Сима доверяла ему больше чем своим. Он видел это по её глазам, чувствовал в эмоциональном плане. Напугана она была до крайности, но тем не менее выбрала его своим заступником, казалось бы, интуитивно. А значит, он сделал правильную ставку.
Но откуда эта тревога в душе, словно его обвели вокруг пальца? Да, она дала клятву, хотя испугалась его предупреждения, но всё равно решилась. А затем обозвала за глаза, выплёскивая свою злость слезами, и сейчас забылась сном в его кровати. Странная личность: в её устах любое ругательство звучит как комплимент. Слово «хам» ласкало слух. А козлом стал, потому что целуется лучше землянина. А это её вампир! Дантэн полюбопытствовал по поводу этого мифического существа, поискав информацию в земной литературе. Олицетворение сексуальности и неописуемой красоты, неиссякаемый источник вдохновения авторов Федерации и идеал мужественности для большей части женских сердец Земли. Сплошные достоинства, одни плюсы.
Она явно что-то задумала? Ведь должна же уразуметь, что клятва внесёт много проблем в её жизнь, не глупая. Отречься не посмеет – поверила, что он её убьёт, рассказывать тоже никому не станет.
Погладив подушечкой большого пальца свои губы, Дантэн терялся в догадках. Желание иметь ученика угнездилось в его душе, и это один из этапов его совершенствования как Сильнейшего. Вот только он не замечал за собой стремления прикасаться к кому бы то ни было. Даже объятия старика порой раздражали, а тут руки сами так и тянусь потрепать шоколад её волос. Да и с поцелуем он сглупил. Как блажь какая засела. Он мог бы просто обнять её, но хотелось разозлить. Хотелось, чтобы она возненавидела его, но что бы он ни предпринимал, злость и ненависть вспыхивала у кого угодно, только не у Симы. Она словно смотрела на него через другую призму, не через ту, что была у остальных землян.
От мыслей атландийца отвлёк звонок тилинга. Это был Иорлик, словно почувствовавший, что о нём только что думал молодой Сильнейший.
- Я слушаю, сион Тманг, - мягко и уважительно изрёк Ход, поклонившись бывшему наставнику.
- Мальчик мой, - с нажимом начал омер, - ты же понимаешь, что девочка не виновна.
- У меня есть все доказательства обратного, но я прекрасно осознаю, что это всего лишь подстава. Мне нужен доступ к записям Сарнали.
- А то у тебя их нет, - ворчливо отозвался Тманг, насупив седые брови.
- Нужно ваше разрешение.
- Я даю тебе разрешение на синхронизацию с системой Сарнали, - чуть жёстче отозвался Иорлик, - только верни девушку на Урнас.
Ход вновь стал холодным и отчуждённым. Старик слишком стал забываться, он не имел права что-либо предъявлять Дантэну. Он давно не глава республики, а равный. Член Совета Сильнейших и только. Сомнения, поселившиеся в душе Тманга, начинали давать ростки. И Ход не собирался упускать это из вида. Пора было поднять вопрос на Собрании об отстранении Тманга. Не зря тот не раз жаловался на своё состояние. Видимо надеяться на лучшее уже не приходится.
- Как только закончим с формальностями, - официально отозвался омерак, внимательно рассматривая недовольное лицо бывшего наставника на экране тилинга. - Представитель Федерации уже ждёт нас в моём кабинете.
- Не затягивай, как в тот раз. Мне потом с Айзиком ещё работать, - опять приказ, опять неприкрытая злость.
Что-то неладное творилось со стариком. Да и сколько бы ни отгонял эту мысль, но Дантэн помнил страх в глазах Иорлика, когда тот смотрел на него на стадионе. Тманг боялся его, потому и злился, как слабый на более сильного.
- Я постараюсь побыстрее, - непоколебимо заверил его Дантэн, усмехнувшись напоследок.
И лишь когда кабинет погрузился в тишину, рассмеялся. Значит, опять работать придётся с Айзиком Эштаном. Этот прожжённый политик всегда выворачивал любое событие на пользу Федерации, даже если та совершенно не причастна к случившемуся. Скользкий тип. Хорошо, что Сима приняла его предложение. Такой, как Эштан, раздавит её, потом проглотит и не подавится.
Звездолёт встал на орбиту Тошана, поджидая, когда откроют проход для него. Ход задумчиво разглядывал свою родную планету, размышляя о делах. Будить Симу не хотелось: она так сладко спала, да и знал атландиец, что девчонка много работала, словно пыталась объять необъятное. Ей было интересно зарождение республики, а ещё совсем древние хроники о взаимодействии Атланды с другими цивилизациями. Она упорно что-то искала там, хотя записи делала крайне редко, лишь изучала.
