– Старинный, видать, — крутя в руках перстень сказала Тамара. — Ой, есть, видать, хочет. Чего теперь делать-то? Чем его кормить-то?
– Раньше как-то выхаживали, козье молоко надо. Куда теперь его деть-то?
Тамара, взяв на руки мальчика, начала его укачивать.
– Хорошенький какой, — с улыбкой смотря на ребёнка сказала она. — Себе оставлю. Своих всё никак не получается, а тут уже готовый. Выращу.
– А Степан как? Он-то что на это скажет?
– Всё равно оставлю.
– Назовёшь-то как?
– Алексеем. Как отца нашего.
Обе сестры, улыбнувшись, посмотрели на мальчика.
- 2 -
Алексей с Машей шли мимо подсолнухового поля, только-только набиравшего молочную спелость. Неожиданно он остановился, посмотрев на подсолнухи.
– Ты чего, Лёш? — подойдя к нему спросила Маша.
– Какие же они всё-таки красивые, ну, подсолнухи, когда созреют. Всегда любовался ими, сам не знаю почему. Так и тянуло всегда к нему, к этому полю. Заберёшься, бывало, вон на то дерево, — он кивнул на большое, раскидистое дерево, стоявшее недалеко от них. — И смотришь на поле, любуешься. Знаешь, мать даже шутила часто, что, мол, меня в этом поле нашла, других в капусте находят, а меня в подсолнухах.
– Ой Лёшка, какой же ты у меня забавный. Подсолнух ты мой, — прижавшись к нему сказала Маша. — Такой же солнечный.
– Ладно, пошли, — обняв Машу, ответил Алексей. — Надо посмотреть, как там дом. Завтра на работу, надо хотя бы немого прибраться.
– Лёш, а зачем ты сюда-то устроился? Мог бы и на завод, если уж не хотел в автоколонне остаться?
– А мне здесь нравится. Тянет почему-то. А тебе здесь не нравится?
– Да нет, почему? Мне главное, чтобы ты был рядом. Куда ты, туда я. Просто спросила.
– Ну, а потом, в посёлке жить зимой можно, а тут летом. Ягоды, овощи свои, плохо разве? А ребёнок родится, как хорошо, на свежем воздухе, закалённый будет.
– Ему ещё подрасти надо будет, прежде, чем закалять его, — улыбнулась Маша.
– Всё равно хорошо, да и… Родина всё-таки.
Алексей, постучав, зашёл в кабинет.
– Здравствуйте, я Алексей… Рязанцев, — посмотрев на сидевшего за столом мужчину, с телефонной трубкой в руке, сказал он.
– Сядь пока, — мужчина кивнул на стул, стоявший напротив.
Закончив разговор он с улыбкой посмотрел на Алексея.
– Значит, Алексей? Ну, здравствуй, — он протянул ему руку. — Ну, что же, хорошо. Будем знакомы — Яков Сергеевич. Вениамин говорил про тебя, отзывался хорошо. Что же, мне такие работники нужны. Поставлю тебя, пока учеником, к тёзке своему — Валькову Алексею Григорьевичу. Мужик он умный, деловой, если такой, как рассказывал Вениамин — сработаетесь. Только учти, мужик он строгий, требовательный, три шкуры с тебя снимет. Ну, и я тоже… Так что учти. А то приходят иногда такие, вместо работы пьют, да за девками местными бегают, а работа на второй план. Сам-то женатый? — уже мягче, с улыбкой спросил Яков Сергеевич.
– Женатый, недавно женился.
– Ну, поздравляю. Ладно, пойдём.
Они вышли из кабинета и направились в мастерские. Проходя по территории Яков Сергеевич, то и дело останавливаясь, показывая парню, что где находится, успел рассказать даже историю совхоза.
– Ну, вот мы и пришли. Тут и будешь работать, — пропуская внутрь Алексея, сказал он. — Алексей! Вальков! Ты где там?! Сюда подойди!
К ним подошёл высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока с небольшим.
– Ну, принимай пополнение. Тёзка твой, тоже Алексей. Вениамин говорил — парень толковый, должны сработаться. Ну, чего, приступай, — похлопав по плечу парня, с улыбкой сказал Яков Сергеевич.
– Значит, Алексей, — с прищуром посмотрев на него, сказал Вальков. — Ну, что же. Давай, вливайся в наш коллектив. Посмотрим, что умеешь. Пойдём, познакомлю с остальными.
Он провёл его по мастерской, по дороге знакомя с коллективом и объясняя работу. Вальков действительно оказался толковым, требовательным, но на удивление мягким и терпеливым человеком.
– Ну, чего, не устал? Давай перекур, — похлопав по плечу ученика сказал Вальков. — Пойдём покурим, что ли. Куришь сам-то?
– Нет.
– Молодей, правильно делаешь. Здоровье дольше сохранишь. А я уж привык, от нервов помогает, да и бросать уже поздно, — вздохнув ответил он. — Ну, пошли хоть воздухом свежим подышим, да поближе познакомимся.
Они вышли на тёплый летний воздух.
– А ты сам-то не местный? Вроде всех знаю, а тебя вижу впервые, — закурив и посмотрев на Алексея, спросил Вальков.
– Я из посёлка, но родился здесь. Отец ушёл от матери, когда мне шесть лет исполнилось, а мать потом на Север уехала. Меня тётка к себе забрала. У неё сын чуть постарше меня, вот она нас и растила, как родных братьев.
– А мать? Где сейчас-то? Так и всё, насовсем уехала?
– Там живёт. Замуж вышла, две сестры у меня там родилось. Письма пишет иногда, я ей, так и живём.
– Ну, а отец?
– А про отца я ничего не знаю. Как ушёл, так пропал. Где, как он? Не знаю.
– А у меня две дочери. Сына вот всё хотел, а не получилось, — вздохнув ответил Вальков. — А я тут в деревне, рядом родился. Сестра там и сейчас живёт.
– Ну, что нового, на работе-то? Чего в селе-то делается? — спросила вечером жена у садящегося за стол Валькова.
– А чего там может быть нового? — нехотя начал он. — Ученика дали. Толковый парень, тоже Алексей.
– Местный, что ли?
– Из посёлка, но родился там, в селе.
– Чей же это? Фамилия-то как?
– А тебе-то зачем? Ты там многих знаешь, что ли?
– Ну, не многих, но всё же.
– Ну, Рязанцев, — недовольно посмотрев на жену ответил Алексей.
– Нет, не знаю таких.
– Ну вот, а чего тогда спрашиваешь?
– Папка, привет! — вбежав в кухню, обняв и поцеловав отца, сказала Катя, старшая дочка Алексея.
– Сестра-то где? Опять где-то гуляет? — покосившись на жену спросил он.
– Молодая, пусть погуляет.
– Погуляет, — недовольно пробурчал Алексей. — Глядишь, так нагуляет нам внуков, не сегодня-завтра принесёт. Как ни придёшь — гуляет! Скоро лицо родной дочери забудешь! Гуляет она, видите ли!
– Чего ты злишься-то опять?
– Порядки твои надоели. Совсем девку распустила. Вот только и радость Катя, одна-единственная нормальная, серьёзная выросла.
– Нормальная, — недовольно пробурчала жена, покосившись на Катю. — А ту уже и за дочь считать скоро перестанешь, только претензии одни предъявляешь. Ещё и удивляется, чего она дома не бывает? А чего ей домой-то приходить, коли отец только и пилит.
– А как к ней относиться? Если я её вижу минуты какие-нибудь. Вечно у неё дела, не допросишься ничего. Попросишь, чего сделать — некогда, с подругами туда-сюда надо! Скажешь сделай это, ты тут — нечего, мол, молодая ещё, успеет. Ну, и как тут не пилить?
– Ладно, разошёлся. Поел, что ли?
– Пожрёшь тут! — встав из-за стола, ответил он.
– Папка, ну, чего ты к ней пристал, — подойдя в комнате к отцу спросила Катя. — Пускай, ты же знаешь её характер? Чего вам всё не живётся?
– Эх, дочка. Только ты у меня одна радость. Поживёшь, узнаешь жизнь, поймёшь меня, — обняв её ответил Алексей.
– Ну, чего, Алексей, заканчивай. Пошли обедать, — как-то, через несколько дней, в обед, подойдя к нему, сказал Вальков.
– Да я домой, в село.
– Так и мне по пути. К сестре схожу, у ней и пообедаю.
Деревня располагалась недалеко от села, где сейчас жили Алексей с Машей, разделяло их то самое подсолнуховое поле. Проходя через поле, Вальков, так же, как когда-то Алексей, остановился, грустно посмотрев на зреющие подсолнухи.
– Что с вами, Алексей Григорьевич?
– Да так. Вспомнилось. С полем этим многое связано… Ну, пошли. Ты же тут не далеко, говорил, живёшь? — чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей спросил он у Алексея.
– Да, вон дом, третий с краю. Давно здесь не был, немного обветшал, сейчас вот потихоньку ремонтирую. А вон, кстати, Маша, жена моя, — он кивнул на девушку, идущую вдоль поля. Она, увидев их, остановилась, помахав рукой.
– Здравствуйте, а вы, наверное, Алексей Григорьевич? Мне Лёша про вас рассказывал. А я Маша, — с улыбкой сказала она. — А вы может к нам зайдёте? Пообедаете с нами?
– Да я вообще-то к сестре хотел сходить, в деревню, — он, глянув на блеснувший на пальце Маши перстень, вдруг изменился в лице, задумавшись.
– Маша, а откуда это у вас? - кивнув на перстень, спросил он.
– Это мне Лёша подарил.
– Это мне от матери досталось. Ей сестра — тётка моя — подарила, когда я родился. Тётя Сима говорила, что он наследственный. Ну, мне он зачем? Я его Маше и подарил, — с нежностью посмотрев на Машу ответил Алексей. — А почему вы спросили?
– Знакомый какой-то. Мне кажется, что я его уже где-то видел, только вот не вспомню, где.
– Странно, может похожий какой был. Мать его никогда не надевала. Показала один раз, когда я маленький был, а потом тётке отдала, когда уезжала. Это мне потом тётя Сима рассказала, как и про сам перстень. Она недавно только мне его отдала, а до этого прятала где-то.
– Может и похожий, — ещё раз глянув на палец Маши, задумчиво ответил Вальков. — Но всё-таки мне кажется, что именно этот я видел. Ну, ладно, вечером зайду к сестре, не успею уже, наверное, до конца обеда.
– Пойдёмте тогда к нам. Здесь ближе, — предложил Алексей.
– Крепкий дом, — стукнув по стене сказал Вальков. — Видно, на века построили.
– Дед строил, отец отца. Только подремонтировать всё равно надо. Всё времени не было сюда приехать, а тут решился. Вместо дачи будет.
– Ты, если чего, скажи, помогу тебе. Хороший ты парень Лёшка, — вздохнул он.
– Идите обедать, я вам разогрела, — крикнула им Маша.
Они вошли в дом. Вальков, подойдя к стене, на которой висели фотографии, спросил:
– Это они? Отец с матерью? — кивнув на одну из фотографий и посмотрев на Алексея спросил он.
– Да, они. А это тётя Сима и её муж, — показав на другую фотографию ответил он. — Тётя Сима рано овдовела, он утонул, так и жила всю жизнь одна. Растила нас с Серёжкой, её родным сыном. — Вы их не знали?
– Отца, вроде, видел, а мать нет, не помню. Ты чего-то на них-то не очень похож? — улыбнувшись спросил Вальков.
– Говорят, на кого-то из родни, — опустив голову ответил Алексей. — Пойдёмте поедим, а то время идёт, не успеем на работу.
С тех пор Вальков стал частым гостем в доме Алексея и Маши. Стал помогать ему с ремонтом и благоустройством дома. Он и сам не знал, почему его так тянет к этому парню. То ли давнее, так и не сбывшееся желание иметь сына, то ли ещё в чём была причина.
– Ты чего-то уж больно часто допоздна стал работать? Совсем скоро дорогу домой забудешь? — спросила как-то жена у вернувшегося поздно вечером Алексея Валькова.
– Ревнуешь, что ли? Поздно уж. Раньше не гулял, сейчас, думаешь, решился?
– Ревную, не ревную, но скоро люди уж судачить начнут, как в глаза-то им смотреть буду?
– Люди, люди, — зло пробурчал Алексей. — Тебя только общественное мнение и интересует. Дочерью лучше бы занималась. Опять, небось, дома нет? Всё шляется где-то?
– Шляется! Сам-то не шляешься!? Всё тебе не так! Ты хотя бы обо мне подумал! Я что, тебе чужая, что ль?
– Я тебе уже не раз говорил! Что тебе ещё объяснять? Сама не веришь! Только толку-то тебе рассказывать? Парню я помогаю. Кто ему ещё поможет? Сирота, можно сказать, при живых родителях. Молодой, не опытный. Жена что ли, на сносях, ему помогать будет дом ремонтировать? Надоела уже эта старая песня, каждый день одно и тоже — куда, где, зачем! Всё!
– Ужинать будешь? Или там уже поел? — всё ещё злобно спросила она.
– Поел уже. Устал я, спать хочу.
На душе у неё было всё равно как-то не спокойно, как будто какое предчувствие тяжёлым камнем легло на сердце. Почему, она никак не могла понять. Муж никогда не давал повода ревновать. Хотя и не любил её, и она это знала, но и не изменял. Ночью, то ли от переживаний, то ли просто от усталости, уснула она крепко, а утром всё вернулось по новой. Снова тяжесть и нехорошие предчувствия.
«Только бы с Ксенькой ничего не случилось, — боясь, подумала она. — Одна в жизни отдушина — дочка».
Даже на работе, на людях, стоя за конвейерной лентой, отвлечься она так и не смогла. Это и заметила подруга и коллега Люба.
– Ты чего-то сегодня какая-то молчаливая, прям? Чего случилось-то? — подойдя к ней в обед спросила Люба.
– Не знаю, чего и думать, прям, — задумчиво ответила она. — Лёшка, чего-то. Приходит поздно, говорит, что этому парню — ученику своему — помогает.
– Думаешь, завёл кого? Вроде, не такой. Столько лет живёте, повода-то вроде и не давал ни разу, — удивлённо посмотрев на неё ответила Люба.
– Да какое там. Он свою — Катьку — забыть не может. Всё время помнит. Столько лет живём, а всё забыть не может. Дочку вон, старшую, в честь неё даже назвал.
– А чего хоть с ней случилось-то? Чего они разбежались-то?
– Да не разбежались они, — тихо, как будто боясь чего-то, начала Валькова. — Пропала она. Говорят, утопилась, на берегу реки, ну, около деревни, где он родился-то, нашли платок её, а там течения какие? Говорят, унесло, так и не нашли.
– Как же он с тобой-то сошёлся? При такой любви-то?
– Так и сошёлся. Можно сказать, если бы сама не подтолкнула, и не женился бы. Да и поздно было отказываться, Катькой уже ходила.
– Слушай, а ведь говорили, что, вроде, Катя-то эта с животом была? Ты же, вроде, знала её, общались, вроде?
– Общались, — вздохнув ответила она. — С животом была, вот с ним, небось, и утопла. Срок-то приличный был, но ребёнка-то так и не нашли нигде. Ой, что-то как-то нехорошо мне в последнее время. Как будто предчувствие какое нехорошее.
– Боишься, всё-таки, загулял? Кто их мужиков знает? Не гулял, не гулял и — на тебе. Чего у них на уме. Может, тебе посмотреть, куда ходит-то? Ну, где этот парень-то живёт?
– Даже не знаю, не удобно как-то. Да и кто знает, как он отреагирует?
– Ну, давай я с тобой поеду, скажу, что со мной, подруга всё-таки. Тётка же там у меня, мало ли, за чем к ней надо. Ну, и посмотришь заодно.
– Поймёт всё-таки.
– Зато самой спокойней будет. Он каждый день там, что ли? Ну, туда ходит?
– Каждый, лишь бы домой попозже приходить. И Катька к нему на работу ездит, приносит, чего надо. Вот ведь два заговорщика, и он, и она молчат, а ты тут с ума сходи, — вздохнув ответила она.
- 3 -
На следующий день они, как и договорились, поехали в село, где сейчас жили Рязанцевы. Всю дорогу, Валькова не проронила ни слова, сердце бешено билось, тревога ещё больше стала давить на грудь.
– Ну, вот и приехали, — выйдя из автобуса сказала Люба. — Сразу к ним или к тётке зайдём?
– Пойдём уж сразу. Лучше уж так, и на сердце легче будет. Что-то как-то тревожно мне, сама не знаю от чего.
– Да ладно тебе, сама понапридумала не пойми чего. Вот я понимаю — мой, от него всякое ожидать можно, за столько лет привыкла уж, а ты-то чего?
– Всё равно чего-то не спокойно. Ой, — увидев подсолнуховое поле вдруг испуганно проговорила она. — Через поле, что ли, идти-то придётся?
– А через чего же? — удивилась Люба. — Не в обход же. Если обойти, ты знаешь сколько топать придётся? Да ещё через лес. Чего страшного-то через поле идти? Поле как поле, — пожала плечами она.
– Да страшновато что-то. Высокий уже подсолнечник-то, боязно что-то.
– Чего в нём бояться-то? Кто тебя там схватит-то? Ты чего раньше, что ли, тут не ходила?
– Раньше как-то выхаживали, козье молоко надо. Куда теперь его деть-то?
Тамара, взяв на руки мальчика, начала его укачивать.
– Хорошенький какой, — с улыбкой смотря на ребёнка сказала она. — Себе оставлю. Своих всё никак не получается, а тут уже готовый. Выращу.
– А Степан как? Он-то что на это скажет?
– Всё равно оставлю.
– Назовёшь-то как?
– Алексеем. Как отца нашего.
Обе сестры, улыбнувшись, посмотрели на мальчика.
- 2 -
Алексей с Машей шли мимо подсолнухового поля, только-только набиравшего молочную спелость. Неожиданно он остановился, посмотрев на подсолнухи.
– Ты чего, Лёш? — подойдя к нему спросила Маша.
– Какие же они всё-таки красивые, ну, подсолнухи, когда созреют. Всегда любовался ими, сам не знаю почему. Так и тянуло всегда к нему, к этому полю. Заберёшься, бывало, вон на то дерево, — он кивнул на большое, раскидистое дерево, стоявшее недалеко от них. — И смотришь на поле, любуешься. Знаешь, мать даже шутила часто, что, мол, меня в этом поле нашла, других в капусте находят, а меня в подсолнухах.
– Ой Лёшка, какой же ты у меня забавный. Подсолнух ты мой, — прижавшись к нему сказала Маша. — Такой же солнечный.
– Ладно, пошли, — обняв Машу, ответил Алексей. — Надо посмотреть, как там дом. Завтра на работу, надо хотя бы немого прибраться.
– Лёш, а зачем ты сюда-то устроился? Мог бы и на завод, если уж не хотел в автоколонне остаться?
– А мне здесь нравится. Тянет почему-то. А тебе здесь не нравится?
– Да нет, почему? Мне главное, чтобы ты был рядом. Куда ты, туда я. Просто спросила.
– Ну, а потом, в посёлке жить зимой можно, а тут летом. Ягоды, овощи свои, плохо разве? А ребёнок родится, как хорошо, на свежем воздухе, закалённый будет.
– Ему ещё подрасти надо будет, прежде, чем закалять его, — улыбнулась Маша.
– Всё равно хорошо, да и… Родина всё-таки.
***
Алексей, постучав, зашёл в кабинет.
– Здравствуйте, я Алексей… Рязанцев, — посмотрев на сидевшего за столом мужчину, с телефонной трубкой в руке, сказал он.
– Сядь пока, — мужчина кивнул на стул, стоявший напротив.
Закончив разговор он с улыбкой посмотрел на Алексея.
– Значит, Алексей? Ну, здравствуй, — он протянул ему руку. — Ну, что же, хорошо. Будем знакомы — Яков Сергеевич. Вениамин говорил про тебя, отзывался хорошо. Что же, мне такие работники нужны. Поставлю тебя, пока учеником, к тёзке своему — Валькову Алексею Григорьевичу. Мужик он умный, деловой, если такой, как рассказывал Вениамин — сработаетесь. Только учти, мужик он строгий, требовательный, три шкуры с тебя снимет. Ну, и я тоже… Так что учти. А то приходят иногда такие, вместо работы пьют, да за девками местными бегают, а работа на второй план. Сам-то женатый? — уже мягче, с улыбкой спросил Яков Сергеевич.
– Женатый, недавно женился.
– Ну, поздравляю. Ладно, пойдём.
Они вышли из кабинета и направились в мастерские. Проходя по территории Яков Сергеевич, то и дело останавливаясь, показывая парню, что где находится, успел рассказать даже историю совхоза.
– Ну, вот мы и пришли. Тут и будешь работать, — пропуская внутрь Алексея, сказал он. — Алексей! Вальков! Ты где там?! Сюда подойди!
К ним подошёл высокий, крепкого телосложения мужчина лет сорока с небольшим.
– Ну, принимай пополнение. Тёзка твой, тоже Алексей. Вениамин говорил — парень толковый, должны сработаться. Ну, чего, приступай, — похлопав по плечу парня, с улыбкой сказал Яков Сергеевич.
– Значит, Алексей, — с прищуром посмотрев на него, сказал Вальков. — Ну, что же. Давай, вливайся в наш коллектив. Посмотрим, что умеешь. Пойдём, познакомлю с остальными.
Он провёл его по мастерской, по дороге знакомя с коллективом и объясняя работу. Вальков действительно оказался толковым, требовательным, но на удивление мягким и терпеливым человеком.
– Ну, чего, не устал? Давай перекур, — похлопав по плечу ученика сказал Вальков. — Пойдём покурим, что ли. Куришь сам-то?
– Нет.
– Молодей, правильно делаешь. Здоровье дольше сохранишь. А я уж привык, от нервов помогает, да и бросать уже поздно, — вздохнув ответил он. — Ну, пошли хоть воздухом свежим подышим, да поближе познакомимся.
Они вышли на тёплый летний воздух.
– А ты сам-то не местный? Вроде всех знаю, а тебя вижу впервые, — закурив и посмотрев на Алексея, спросил Вальков.
– Я из посёлка, но родился здесь. Отец ушёл от матери, когда мне шесть лет исполнилось, а мать потом на Север уехала. Меня тётка к себе забрала. У неё сын чуть постарше меня, вот она нас и растила, как родных братьев.
– А мать? Где сейчас-то? Так и всё, насовсем уехала?
– Там живёт. Замуж вышла, две сестры у меня там родилось. Письма пишет иногда, я ей, так и живём.
– Ну, а отец?
– А про отца я ничего не знаю. Как ушёл, так пропал. Где, как он? Не знаю.
– А у меня две дочери. Сына вот всё хотел, а не получилось, — вздохнув ответил Вальков. — А я тут в деревне, рядом родился. Сестра там и сейчас живёт.
***
– Ну, что нового, на работе-то? Чего в селе-то делается? — спросила вечером жена у садящегося за стол Валькова.
– А чего там может быть нового? — нехотя начал он. — Ученика дали. Толковый парень, тоже Алексей.
– Местный, что ли?
– Из посёлка, но родился там, в селе.
– Чей же это? Фамилия-то как?
– А тебе-то зачем? Ты там многих знаешь, что ли?
– Ну, не многих, но всё же.
– Ну, Рязанцев, — недовольно посмотрев на жену ответил Алексей.
– Нет, не знаю таких.
– Ну вот, а чего тогда спрашиваешь?
– Папка, привет! — вбежав в кухню, обняв и поцеловав отца, сказала Катя, старшая дочка Алексея.
– Сестра-то где? Опять где-то гуляет? — покосившись на жену спросил он.
– Молодая, пусть погуляет.
– Погуляет, — недовольно пробурчал Алексей. — Глядишь, так нагуляет нам внуков, не сегодня-завтра принесёт. Как ни придёшь — гуляет! Скоро лицо родной дочери забудешь! Гуляет она, видите ли!
– Чего ты злишься-то опять?
– Порядки твои надоели. Совсем девку распустила. Вот только и радость Катя, одна-единственная нормальная, серьёзная выросла.
– Нормальная, — недовольно пробурчала жена, покосившись на Катю. — А ту уже и за дочь считать скоро перестанешь, только претензии одни предъявляешь. Ещё и удивляется, чего она дома не бывает? А чего ей домой-то приходить, коли отец только и пилит.
– А как к ней относиться? Если я её вижу минуты какие-нибудь. Вечно у неё дела, не допросишься ничего. Попросишь, чего сделать — некогда, с подругами туда-сюда надо! Скажешь сделай это, ты тут — нечего, мол, молодая ещё, успеет. Ну, и как тут не пилить?
– Ладно, разошёлся. Поел, что ли?
– Пожрёшь тут! — встав из-за стола, ответил он.
– Папка, ну, чего ты к ней пристал, — подойдя в комнате к отцу спросила Катя. — Пускай, ты же знаешь её характер? Чего вам всё не живётся?
– Эх, дочка. Только ты у меня одна радость. Поживёшь, узнаешь жизнь, поймёшь меня, — обняв её ответил Алексей.
***
– Ну, чего, Алексей, заканчивай. Пошли обедать, — как-то, через несколько дней, в обед, подойдя к нему, сказал Вальков.
– Да я домой, в село.
– Так и мне по пути. К сестре схожу, у ней и пообедаю.
Деревня располагалась недалеко от села, где сейчас жили Алексей с Машей, разделяло их то самое подсолнуховое поле. Проходя через поле, Вальков, так же, как когда-то Алексей, остановился, грустно посмотрев на зреющие подсолнухи.
– Что с вами, Алексей Григорьевич?
– Да так. Вспомнилось. С полем этим многое связано… Ну, пошли. Ты же тут не далеко, говорил, живёшь? — чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей спросил он у Алексея.
– Да, вон дом, третий с краю. Давно здесь не был, немного обветшал, сейчас вот потихоньку ремонтирую. А вон, кстати, Маша, жена моя, — он кивнул на девушку, идущую вдоль поля. Она, увидев их, остановилась, помахав рукой.
– Здравствуйте, а вы, наверное, Алексей Григорьевич? Мне Лёша про вас рассказывал. А я Маша, — с улыбкой сказала она. — А вы может к нам зайдёте? Пообедаете с нами?
– Да я вообще-то к сестре хотел сходить, в деревню, — он, глянув на блеснувший на пальце Маши перстень, вдруг изменился в лице, задумавшись.
– Маша, а откуда это у вас? - кивнув на перстень, спросил он.
– Это мне Лёша подарил.
– Это мне от матери досталось. Ей сестра — тётка моя — подарила, когда я родился. Тётя Сима говорила, что он наследственный. Ну, мне он зачем? Я его Маше и подарил, — с нежностью посмотрев на Машу ответил Алексей. — А почему вы спросили?
– Знакомый какой-то. Мне кажется, что я его уже где-то видел, только вот не вспомню, где.
– Странно, может похожий какой был. Мать его никогда не надевала. Показала один раз, когда я маленький был, а потом тётке отдала, когда уезжала. Это мне потом тётя Сима рассказала, как и про сам перстень. Она недавно только мне его отдала, а до этого прятала где-то.
– Может и похожий, — ещё раз глянув на палец Маши, задумчиво ответил Вальков. — Но всё-таки мне кажется, что именно этот я видел. Ну, ладно, вечером зайду к сестре, не успею уже, наверное, до конца обеда.
– Пойдёмте тогда к нам. Здесь ближе, — предложил Алексей.
– Крепкий дом, — стукнув по стене сказал Вальков. — Видно, на века построили.
– Дед строил, отец отца. Только подремонтировать всё равно надо. Всё времени не было сюда приехать, а тут решился. Вместо дачи будет.
– Ты, если чего, скажи, помогу тебе. Хороший ты парень Лёшка, — вздохнул он.
– Идите обедать, я вам разогрела, — крикнула им Маша.
Они вошли в дом. Вальков, подойдя к стене, на которой висели фотографии, спросил:
– Это они? Отец с матерью? — кивнув на одну из фотографий и посмотрев на Алексея спросил он.
– Да, они. А это тётя Сима и её муж, — показав на другую фотографию ответил он. — Тётя Сима рано овдовела, он утонул, так и жила всю жизнь одна. Растила нас с Серёжкой, её родным сыном. — Вы их не знали?
– Отца, вроде, видел, а мать нет, не помню. Ты чего-то на них-то не очень похож? — улыбнувшись спросил Вальков.
– Говорят, на кого-то из родни, — опустив голову ответил Алексей. — Пойдёмте поедим, а то время идёт, не успеем на работу.
С тех пор Вальков стал частым гостем в доме Алексея и Маши. Стал помогать ему с ремонтом и благоустройством дома. Он и сам не знал, почему его так тянет к этому парню. То ли давнее, так и не сбывшееся желание иметь сына, то ли ещё в чём была причина.
***
– Ты чего-то уж больно часто допоздна стал работать? Совсем скоро дорогу домой забудешь? — спросила как-то жена у вернувшегося поздно вечером Алексея Валькова.
– Ревнуешь, что ли? Поздно уж. Раньше не гулял, сейчас, думаешь, решился?
– Ревную, не ревную, но скоро люди уж судачить начнут, как в глаза-то им смотреть буду?
– Люди, люди, — зло пробурчал Алексей. — Тебя только общественное мнение и интересует. Дочерью лучше бы занималась. Опять, небось, дома нет? Всё шляется где-то?
– Шляется! Сам-то не шляешься!? Всё тебе не так! Ты хотя бы обо мне подумал! Я что, тебе чужая, что ль?
– Я тебе уже не раз говорил! Что тебе ещё объяснять? Сама не веришь! Только толку-то тебе рассказывать? Парню я помогаю. Кто ему ещё поможет? Сирота, можно сказать, при живых родителях. Молодой, не опытный. Жена что ли, на сносях, ему помогать будет дом ремонтировать? Надоела уже эта старая песня, каждый день одно и тоже — куда, где, зачем! Всё!
– Ужинать будешь? Или там уже поел? — всё ещё злобно спросила она.
– Поел уже. Устал я, спать хочу.
На душе у неё было всё равно как-то не спокойно, как будто какое предчувствие тяжёлым камнем легло на сердце. Почему, она никак не могла понять. Муж никогда не давал повода ревновать. Хотя и не любил её, и она это знала, но и не изменял. Ночью, то ли от переживаний, то ли просто от усталости, уснула она крепко, а утром всё вернулось по новой. Снова тяжесть и нехорошие предчувствия.
«Только бы с Ксенькой ничего не случилось, — боясь, подумала она. — Одна в жизни отдушина — дочка».
Даже на работе, на людях, стоя за конвейерной лентой, отвлечься она так и не смогла. Это и заметила подруга и коллега Люба.
– Ты чего-то сегодня какая-то молчаливая, прям? Чего случилось-то? — подойдя к ней в обед спросила Люба.
– Не знаю, чего и думать, прям, — задумчиво ответила она. — Лёшка, чего-то. Приходит поздно, говорит, что этому парню — ученику своему — помогает.
– Думаешь, завёл кого? Вроде, не такой. Столько лет живёте, повода-то вроде и не давал ни разу, — удивлённо посмотрев на неё ответила Люба.
– Да какое там. Он свою — Катьку — забыть не может. Всё время помнит. Столько лет живём, а всё забыть не может. Дочку вон, старшую, в честь неё даже назвал.
– А чего хоть с ней случилось-то? Чего они разбежались-то?
– Да не разбежались они, — тихо, как будто боясь чего-то, начала Валькова. — Пропала она. Говорят, утопилась, на берегу реки, ну, около деревни, где он родился-то, нашли платок её, а там течения какие? Говорят, унесло, так и не нашли.
– Как же он с тобой-то сошёлся? При такой любви-то?
– Так и сошёлся. Можно сказать, если бы сама не подтолкнула, и не женился бы. Да и поздно было отказываться, Катькой уже ходила.
– Слушай, а ведь говорили, что, вроде, Катя-то эта с животом была? Ты же, вроде, знала её, общались, вроде?
– Общались, — вздохнув ответила она. — С животом была, вот с ним, небось, и утопла. Срок-то приличный был, но ребёнка-то так и не нашли нигде. Ой, что-то как-то нехорошо мне в последнее время. Как будто предчувствие какое нехорошее.
– Боишься, всё-таки, загулял? Кто их мужиков знает? Не гулял, не гулял и — на тебе. Чего у них на уме. Может, тебе посмотреть, куда ходит-то? Ну, где этот парень-то живёт?
– Даже не знаю, не удобно как-то. Да и кто знает, как он отреагирует?
– Ну, давай я с тобой поеду, скажу, что со мной, подруга всё-таки. Тётка же там у меня, мало ли, за чем к ней надо. Ну, и посмотришь заодно.
– Поймёт всё-таки.
– Зато самой спокойней будет. Он каждый день там, что ли? Ну, туда ходит?
– Каждый, лишь бы домой попозже приходить. И Катька к нему на работу ездит, приносит, чего надо. Вот ведь два заговорщика, и он, и она молчат, а ты тут с ума сходи, — вздохнув ответила она.
- 3 -
На следующий день они, как и договорились, поехали в село, где сейчас жили Рязанцевы. Всю дорогу, Валькова не проронила ни слова, сердце бешено билось, тревога ещё больше стала давить на грудь.
– Ну, вот и приехали, — выйдя из автобуса сказала Люба. — Сразу к ним или к тётке зайдём?
– Пойдём уж сразу. Лучше уж так, и на сердце легче будет. Что-то как-то тревожно мне, сама не знаю от чего.
– Да ладно тебе, сама понапридумала не пойми чего. Вот я понимаю — мой, от него всякое ожидать можно, за столько лет привыкла уж, а ты-то чего?
– Всё равно чего-то не спокойно. Ой, — увидев подсолнуховое поле вдруг испуганно проговорила она. — Через поле, что ли, идти-то придётся?
– А через чего же? — удивилась Люба. — Не в обход же. Если обойти, ты знаешь сколько топать придётся? Да ещё через лес. Чего страшного-то через поле идти? Поле как поле, — пожала плечами она.
– Да страшновато что-то. Высокий уже подсолнечник-то, боязно что-то.
– Чего в нём бояться-то? Кто тебя там схватит-то? Ты чего раньше, что ли, тут не ходила?
