- Только бы нам выбраться!
- Потерпите немного, - сказал Гораций. - Я буду делать всё возможное, чтобы за графом как можно скорее перестали следить.
Подробно свой план он изложил за ужином. Все присутствующие, в том числе старый граф, единодушно признали, что мысль неплохая - сыграть в шпиона и доносчика (а возможно, и в провокатора, если потребуется). Постепенно полиция, убедившись, что бедный граф и слова лишнего сказать не смеет, потеряет к нему всякий интерес. И тогда гости смогут, наконец, уйти.
- Только хочу сказать, что Миранде никуда уходить не придётся, - сообщил старый граф. - С сегодняшнего дня она под моей опекой и находится в этом доме вполне законно.
Эта новость внесла небывалое оживление. Все наперебой принялись поздравлять сияющую Миранду. Особенно радовались Ираклий с Юлианом и Фредериком, знавшие, что бедной девочке пришлось вытерпеть от родной матери. Да и остальные в тот момент забыли о собственных невзгодах.
Ираклий рыдал, как ребёнок, обнимал внучку и бросался в ноги графу, клянясь, что отныне обязан ему жизнью.
- Теперь ты дома, Миранда, - говорил Юлиан, которого этот факт, по-видимому, осчастливил даже больше, чем весть о снятом с него проклятии. О том, какой ценой оно было снято, Гораций предпочёл умолчать.
Когда девочка, счастливая, легла спать, старый граф отправился в свой кабинет, взял с дальней полки книгу, которой так и не раскрыл.
- Это одно из тех зол, что развращает и усыпляет, - обратился он к Горацию, бросив книгу на стол. - Пусть же оно сгорит.
Юноша робко поднёс чешуйку к бронзовому переплёту. Книга тотчас же занялась, да так живо, что Гораций невольно отскочил. Пламя взметнулось чуть ли не до самого потолка. Но через миг утихло, а на столе осталась лежать кучка пепла и бронзовая обложка с яхонтами - всё, что осталось от зловещей книги.
***
Уже целую неделю беглецы жили в доме графа Блувердада, а полиция всё не спешила ослаблять надзор. Хотя Гораций клятвенно заверял, что ничего вольнодумческого от старика не слышал. Так что гости пока оставались пленниками.
Эта неволя не особенно тяготила Юлиана. Здесь, в родных стенах он чувствовал себя намного лучше, чем в замке в лесу. Отец, которого он там не мог и надеяться увидеть, был теперь рядом. И уж тем более не тяготился этим пленом Ираклий, большую часть жизни проведший в этом доме.
Фредерик, вынужденный прятаться, всё же радовался каждому дню, когда ещё может видеть Миранду.
Сложнее приходилось Стефании. Утешало одно - что рядом любимый человек. Он-то всячески старался её ободрить.
Для Алисии же невозможность выйти из дома стала настоящей пыткой. И не за себя опасалась бедная женщина. Она бы многое отдала за то, чтобы оказаться рядом с братом, сказать: "Я живая". Тогда, может, король Алых Пионов передумает воевать с Зелёными Водами.
А так как возможность войны никого из живущих в доме не прельщала, хозяин и гости вскоре стали думать о том, как бы незаметно вывести отсюда Алисию. Ведь стоит несчастной выйти за порог, как её схватят.
- Хоть подкоп делай, - заметил как-то Юлиан. - Или по воздуху летай.
- По воздуху, - отозвалась Стефания. - А вот это мысль... Ника, ты летать не боишься? На крыльях.
- Но это крылья Феликса, - возразил было Гораций.
Сам Феликс по-прежнему лежал без чувств и сказать ничего не мог.
Стефания также чувствовала неловкость. Никогда прежде она и мысли не допускала, чтобы без спросу взять чужое. Тем более, у друга и соседа. А уж если он к тому же тяжело болен.
- Стефания права, - поддержал её старый граф. - Вашему другу крылья сейчас не помогут, но с их помощью можно спасти другого человека. К тому же, возможно, они позволят избежать войны.
Гораций поколебался, но в конце концов, уступил. Умом он и сам понимал, что граф говорит правильные вещи. К тому же, зная Феликса, он был уверен, что будь его друг в сознании, не пожалел бы крыльев для той, к которой успел привязаться.
Оставалось лишь научить Алисию летать. И это оказалось нелегко. Гостиная, хоть и была достаточно просторной и имела высокие потолки, оказалась тесноватой для полётов. Алисия походила на птичку в клетке, то и дело натыкаясь на стены.
Слуги граф, глядя на это, дивились: вот до чего прогресс дошёл - эдак мы все скоро по небу полетим.
- У Вас хорошо получается, Ваше Величество! - с восторгом кричала Миранда.
Сама же Алисия так не считала. Почти обессиленная, она продолжала стойко махать крыльями, пока Юлиан не разрешил ей прекратить.
Наконец, настал момент, когда королева научилась более-менее сносно обращаться с крыльями. Тогда решено было отправить её в полёт.
Чем ближе становился тот день (а вернее, та ночь), тем печальнее делался Гораций. Ника, этот сладкий сон, улетала, заставляя его пробудиться. Только теперь он осознавал роковые последствия своей неосторожности. Зачем он только поверил в собственную выдумку? Зачем позволил себе полюбить её?
Он тайно наблюдал, как она прощалась с раненым другом.
- Прости, Феликс, - говорила она, склонившись над неподвижно лежащим телом. - Я сейчас должна улетать. Поправляйся, слышишь? Ты должен жить. Ради Камиллы. Ты должен жить, чтобы спасти её.
В какой-то момент Гораций даже понадеялся, что имя возлюбленной сможет привести его друга в чувство. Но Феликс оставался недвижим.
Засмотревшись на Алисию, он не сразу понял, что она выходит из комнаты. Опомнился лишь тогда, когда столкнулся с ней лицом к лицу.
Он смотрел на неё молча, не отводя глаз.
- Неужели ты не хочешь мне ничего сказать?
Хотел ли он что-то сказать? Да, хотел. Но вместе с тем понимал, что должен сказать нечто другое - горькое и жёсткое. И сейчас, когда Алисия смотрела ему в глаза, чувствовал, что не в силах этого сделать.
- О, Ника, ты мне приснилась, - начал он. - И я сейчас сплю, потому что вижу тебя. Но ты не явь... ты не можешь быть явью, потому что... потому что слишком совершенна для этого.
- Мне порой тоже кажется, будто я сплю. А может, сошла с ума, и ты - моё видение. Если так, то я не хочу излечиться. Потому что я никогда не была так счастлива, как в своём бреду. А ты... ты хочешь проснуться?
- Я хочу умереть в твоих объятиях!
"Что же ты делаешь, идиот? Что ты делаешь?" - ругал Горация его внутренний голос - голос разума.
Словно в безумии, он обхватил тонкий стан Алисии, затем коснулся её алых губ... Задыхаясь от восторга и наслаждения, он не мог от них оторваться. С большим трудом ему удалось собрать волю в кулак.
- Прости... простите... Ваше Величество.
Алисия, взволнованная и раскрасневшаяся, покачала головой.
- Нет... не прощу, - ответила она почти шёпотом. - Никогда.
И впилась в его губы с таким жаром и страстью, что земля почти уплыла у юноши из-под ног. Он не ведал, что творил, целуя Алисию снова и снова. И желал всей душой, чтобы время остановилось.
Но всему на свете рано или поздно приходит конец.
- Тебе пора? - произнёс Гораций печально.
- Пора, - вздохнула Алисия. - Но ведь мы увидимся? Пообещай, что мы увидимся.
- Я не могу этого обещать. Но я хочу, чтобы ты знала: самое счастливое сновидение в моей жизни - это ты. И если я был рождён только для того, чтобы его увидеть... я появился на свет не зря. Теперь прощай, Ника.
- Прощай, Гораций! Я буду ждать тебя, слышишь?
- Не надо...
Он хотел ещё что-то сказать, но неожиданно вошёл слуга, держа в руках обтянутые чёрной тканью крылья.
- Всё готово, Ваше Величество!
Следом тут же зашли граф с сыном, Стефания, Фредерик с Мирандой и её дедушкой. С каждым из них Алисия тепло прощалась.
Когда она, одетая в чёрное платье и закутанная в покрывало, вышла на балкон, Горацию хотелось крикнуть: "Не исчезай! Не улетай! Побудь со мной ещё немного! Совсем немного!". С трудом подавил он этот порыв.
Не говоря ни слова, смотрел он, как Алисия, укрытая темнотой ночи, взлетает всё выше, и вот уже на чёрном небе не видно её силуэта. Исчезла, растворилась...
Уже забрезжил рассвет, а Гораций всё стоял у двери балкона и смотрел в небо.
***
С отлётом Алисии в доме графа как будто стало холоднее. Скучала по подруге Стефания, скучал и Фредерик, знавший Её Величество ещё в лучшие времена. Особенно тосковал Гораций. С того дня он сделался сам не свой. Он то подолгу стоял у окна, то бродил по дому, как призрак, бывало, что целыми днями не говорил ни слова и, погружённый с свои мысли, не сразу откликался, когда к нему обращались.
Напрасно Юлиан и Стефания уговаривали Горация не переживать.
- За расставанием будет встреча, - говорил ему молодой граф. - Надо только ждать и надеяться.
Гораций в ответ покачал головой:
- Нет, Ваша Светлость, с Никой мне больше не встретиться. Её нет.
- Но ведь Ника - на самом деле Алисия...
- Именно! Принцесса Алисия, королева Зелёных Вод. А я не принц, не король. И я сделал свою Нику из королевы.
- Но она сама, похоже, не особенно возражала. Более того, по-моему, именно тогда она как раз была собой.
- Но она королевской крови... Простите, Ваша Светлость, мне надо идти в полицию...
Его угнетённое состояние не могло укрыться от полицейских. Те списала это на тоску по пропавшей жене, тревогу за её жизнь. И ведь не ошиблись, по правде говоря.
- Я всё это время следил за графом. Я вам рассказал всё, что знаю. Почему же вы мою Нику не ищете? Может, пока мы тут разговариваем, её поедает саламандра? Или Ваш Юстиниан (или как его там?) над ней глумится?
- Успокойся, - полицейский дружески похлопал Горация по плечу. - Жену твою мы нашли.
Гораций взволнованно поднялся с места.
- Как она? Что с ней? Могу я её увидеть?
- Живая, невредимая. Ты её обязательно увидишь. Но сейчас, ради её же безопасности, она должна находиться под охраной.
Гораций ожидал, что "жену" ему не покажут, потому как искать её полиция и не думала. Но всё же для вида осведомился: какая же опасность может угрожать Нике рядом с собственным мужем?
- Дело в том, что Юлиан Блувердад сбежал из тюрьмы. Ещё бы немного, и он бы над Вашей женой надругался. Да не переживай - он её не успел и пальцем тронуть. Напугал - не без этого.
Естественно, избежать худшего помогла "доблестная полиция". Сам преступник успел скрыться в неизвестном направлении, но он из тех, кто привык доводить дело до конца. И если Юлиан Блувердад сказал себе: овладею этой женщиной, - он будет за ней охотиться, пока не получит желаемого. Именно поэтому Нике будет лучше побыть под присмотром полиции, пока преступник не будет пойман.
- Есть предположение, что он появится в отчем доме. Попробуй-ка проверить отца...
- Значит, я уже на свободе и готов насильничать, - горько усмехнулся Юлиан, когда Гораций рассказал ему о своём походе в полицейскую контору. - Что ж, послушайтесь полицию и скажите об этом моему отцу. Он будет раздавлен стыдом за сына...
- Его Светлость был в ужасе. Он воздел руки вверх и воскликнул: "О, Небо! Упустил я сына, потерял! Если бы я знал, что из него вырастет!". Жаль графа. Стыдно ему за отпрыска своего, - врал Гораций в полицейской конторе на следующий день...
- Полиция знает об исчезновении серебряной саламандры и побеге молодого Блувердада. Вас ищут, Ваша Светлость.
Так, бегая в полицейскую контору почти каждый день, Гораций узнавал свежие новости и рассказывал своим друзьям. Новости были не из весёлых. То в лесу нашли мёртвой золотую саламандру. То какой-то пьяница зарезал в подворотне свою собутыльницу, у которой непонятно откуда взялись золотые монеты. Но самым худшим было другое.
Недовольство народных масс, становившихся год от года беднее, нарастало. Угроза войны с более сильным противником и грабительский налог, введённый указом короля, всё больше доводили людей до отчаяния. Принесла плоды и безмерная подозрительность короля. Жители королевства день ото дня теряли веру в его справедливость, и даже убеждение "сиди тихо, не говори лишнего - и тебя никто не тронет" очень скоро перестало работать.
Король в ответ ужесточал террор. Любого подозрения в нелояльности было достаточно, чтобы повесить или отправить на плаху.
Ненужное насилие озлобляло народ ещё сильнее. Мирные люди превращались в озверевших бандитов, готовых грабить, убивать. Нападения на полицейских, поджоги особняков богатых горожан с убийствами целых семей становились обыденностью. Полиция зачастую опасалась связываться с бандитами, получая свою долю награбленного, закрывала глаза.
В одной из провинций зверства и вовсе переходили всякие границы. Захватившие резиденцию губернатора разбойники жестоко насиловали женщин и девочек, после чего им всем отрубили головы. Мужчин, включая самого губернатора, сожгли живьём.
Конечно, эта весь не могла остаться незамеченной для королевского двора. В гневе Симеон Пятый приказал проделать то же самое с несколькими семьями в этой провинции. В ответ похожие зверства стали происходить в соседних. Верные королю вассалы в страхе за свои жизни бежали прочь с насиженных мест.
Не лучше обстояли дела и в армии. Солдаты, не испытывая особого желания погибать за прихоти трусливого короля, дезертировали, убивали командиров, перебегали на сторону врага. Всё больше среди них находилось тех, кто готовы были принести врагу голову своего короля. И ни патриотические призывы, ни жестокие казни не могли навести порядка среди войск.
Власть короля серьёзно пошатнулась.
***
В один прекрасный день Гораций, как обычно, отправился в полицейскую контору, стараясь не попадаться на глаза кучкам беснующихся людей, озверевших от бесконечного насилия, бьющих окна в домах, ломающих двери, швыряющихся камнями, которые отрывали от булыжных мостовых. Вчера такие же на его глазах избивали человека в полицейской форме. Тот, к своему несчастью, не успел убежать и теперь лежал в подворотне лицом вниз.
Полицейская контора, куда Гораций дошёл без каких-либо происшествий, представляла собой жалкое зрелище. Окна в здании были выбиты, верхние этажи остались без крыши. Двери сиротливо болтались на петлях. Внизу вперемежку лежали осколки стёкол, обломки стен, кусочки черепицы. Похоже, Горация здесь никто не ждал.
Развернувшись, парень побрёл прочь.
"Похоже, напуганные полицаи разбежались кто куда, оставив город на произвол погромщиков, - думал он. - Вот тебе и доблестная полиция, вот тебе и защитники порядка!"
Хотя, с другой стороны, прекратилась, по всей видимости, слежка за графом. С утра, выйдя из дома, Гораций, к своему удивлению, не заметил ни одного полицейского.
Вернувшись, он обошёл окрестности ещё раз, тщательно проверил каждый закоулок. Так и есть - полицейских нигде не было.
- Ушли, - доложил он графа. - Больше за Вами не следят.
И радостной, и печальной была эта новость. Она означала, что теперь и Юлиан, и Стефания, и Фредерик могут бежать. Но она же означала и скорую разлуку.
- Не грусти, Миранда, - Фредерик пытался ободрить плачущую подругу. - У тебя теперь есть дом, и дедушка остаётся. Здесь тебя никто не обидит.
- Да, но без тебя будет плохо. Увидимся ли мы когда-нибудь?
- Потерпите немного, - сказал Гораций. - Я буду делать всё возможное, чтобы за графом как можно скорее перестали следить.
Подробно свой план он изложил за ужином. Все присутствующие, в том числе старый граф, единодушно признали, что мысль неплохая - сыграть в шпиона и доносчика (а возможно, и в провокатора, если потребуется). Постепенно полиция, убедившись, что бедный граф и слова лишнего сказать не смеет, потеряет к нему всякий интерес. И тогда гости смогут, наконец, уйти.
- Только хочу сказать, что Миранде никуда уходить не придётся, - сообщил старый граф. - С сегодняшнего дня она под моей опекой и находится в этом доме вполне законно.
Эта новость внесла небывалое оживление. Все наперебой принялись поздравлять сияющую Миранду. Особенно радовались Ираклий с Юлианом и Фредериком, знавшие, что бедной девочке пришлось вытерпеть от родной матери. Да и остальные в тот момент забыли о собственных невзгодах.
Ираклий рыдал, как ребёнок, обнимал внучку и бросался в ноги графу, клянясь, что отныне обязан ему жизнью.
- Теперь ты дома, Миранда, - говорил Юлиан, которого этот факт, по-видимому, осчастливил даже больше, чем весть о снятом с него проклятии. О том, какой ценой оно было снято, Гораций предпочёл умолчать.
Когда девочка, счастливая, легла спать, старый граф отправился в свой кабинет, взял с дальней полки книгу, которой так и не раскрыл.
- Это одно из тех зол, что развращает и усыпляет, - обратился он к Горацию, бросив книгу на стол. - Пусть же оно сгорит.
Юноша робко поднёс чешуйку к бронзовому переплёту. Книга тотчас же занялась, да так живо, что Гораций невольно отскочил. Пламя взметнулось чуть ли не до самого потолка. Но через миг утихло, а на столе осталась лежать кучка пепла и бронзовая обложка с яхонтами - всё, что осталось от зловещей книги.
***
Уже целую неделю беглецы жили в доме графа Блувердада, а полиция всё не спешила ослаблять надзор. Хотя Гораций клятвенно заверял, что ничего вольнодумческого от старика не слышал. Так что гости пока оставались пленниками.
Эта неволя не особенно тяготила Юлиана. Здесь, в родных стенах он чувствовал себя намного лучше, чем в замке в лесу. Отец, которого он там не мог и надеяться увидеть, был теперь рядом. И уж тем более не тяготился этим пленом Ираклий, большую часть жизни проведший в этом доме.
Фредерик, вынужденный прятаться, всё же радовался каждому дню, когда ещё может видеть Миранду.
Сложнее приходилось Стефании. Утешало одно - что рядом любимый человек. Он-то всячески старался её ободрить.
Для Алисии же невозможность выйти из дома стала настоящей пыткой. И не за себя опасалась бедная женщина. Она бы многое отдала за то, чтобы оказаться рядом с братом, сказать: "Я живая". Тогда, может, король Алых Пионов передумает воевать с Зелёными Водами.
А так как возможность войны никого из живущих в доме не прельщала, хозяин и гости вскоре стали думать о том, как бы незаметно вывести отсюда Алисию. Ведь стоит несчастной выйти за порог, как её схватят.
- Хоть подкоп делай, - заметил как-то Юлиан. - Или по воздуху летай.
- По воздуху, - отозвалась Стефания. - А вот это мысль... Ника, ты летать не боишься? На крыльях.
- Но это крылья Феликса, - возразил было Гораций.
Сам Феликс по-прежнему лежал без чувств и сказать ничего не мог.
Стефания также чувствовала неловкость. Никогда прежде она и мысли не допускала, чтобы без спросу взять чужое. Тем более, у друга и соседа. А уж если он к тому же тяжело болен.
- Стефания права, - поддержал её старый граф. - Вашему другу крылья сейчас не помогут, но с их помощью можно спасти другого человека. К тому же, возможно, они позволят избежать войны.
Гораций поколебался, но в конце концов, уступил. Умом он и сам понимал, что граф говорит правильные вещи. К тому же, зная Феликса, он был уверен, что будь его друг в сознании, не пожалел бы крыльев для той, к которой успел привязаться.
Оставалось лишь научить Алисию летать. И это оказалось нелегко. Гостиная, хоть и была достаточно просторной и имела высокие потолки, оказалась тесноватой для полётов. Алисия походила на птичку в клетке, то и дело натыкаясь на стены.
Слуги граф, глядя на это, дивились: вот до чего прогресс дошёл - эдак мы все скоро по небу полетим.
- У Вас хорошо получается, Ваше Величество! - с восторгом кричала Миранда.
Сама же Алисия так не считала. Почти обессиленная, она продолжала стойко махать крыльями, пока Юлиан не разрешил ей прекратить.
Наконец, настал момент, когда королева научилась более-менее сносно обращаться с крыльями. Тогда решено было отправить её в полёт.
Чем ближе становился тот день (а вернее, та ночь), тем печальнее делался Гораций. Ника, этот сладкий сон, улетала, заставляя его пробудиться. Только теперь он осознавал роковые последствия своей неосторожности. Зачем он только поверил в собственную выдумку? Зачем позволил себе полюбить её?
Он тайно наблюдал, как она прощалась с раненым другом.
- Прости, Феликс, - говорила она, склонившись над неподвижно лежащим телом. - Я сейчас должна улетать. Поправляйся, слышишь? Ты должен жить. Ради Камиллы. Ты должен жить, чтобы спасти её.
В какой-то момент Гораций даже понадеялся, что имя возлюбленной сможет привести его друга в чувство. Но Феликс оставался недвижим.
Засмотревшись на Алисию, он не сразу понял, что она выходит из комнаты. Опомнился лишь тогда, когда столкнулся с ней лицом к лицу.
Он смотрел на неё молча, не отводя глаз.
- Неужели ты не хочешь мне ничего сказать?
Хотел ли он что-то сказать? Да, хотел. Но вместе с тем понимал, что должен сказать нечто другое - горькое и жёсткое. И сейчас, когда Алисия смотрела ему в глаза, чувствовал, что не в силах этого сделать.
- О, Ника, ты мне приснилась, - начал он. - И я сейчас сплю, потому что вижу тебя. Но ты не явь... ты не можешь быть явью, потому что... потому что слишком совершенна для этого.
- Мне порой тоже кажется, будто я сплю. А может, сошла с ума, и ты - моё видение. Если так, то я не хочу излечиться. Потому что я никогда не была так счастлива, как в своём бреду. А ты... ты хочешь проснуться?
- Я хочу умереть в твоих объятиях!
"Что же ты делаешь, идиот? Что ты делаешь?" - ругал Горация его внутренний голос - голос разума.
Словно в безумии, он обхватил тонкий стан Алисии, затем коснулся её алых губ... Задыхаясь от восторга и наслаждения, он не мог от них оторваться. С большим трудом ему удалось собрать волю в кулак.
- Прости... простите... Ваше Величество.
Алисия, взволнованная и раскрасневшаяся, покачала головой.
- Нет... не прощу, - ответила она почти шёпотом. - Никогда.
И впилась в его губы с таким жаром и страстью, что земля почти уплыла у юноши из-под ног. Он не ведал, что творил, целуя Алисию снова и снова. И желал всей душой, чтобы время остановилось.
Но всему на свете рано или поздно приходит конец.
- Тебе пора? - произнёс Гораций печально.
- Пора, - вздохнула Алисия. - Но ведь мы увидимся? Пообещай, что мы увидимся.
- Я не могу этого обещать. Но я хочу, чтобы ты знала: самое счастливое сновидение в моей жизни - это ты. И если я был рождён только для того, чтобы его увидеть... я появился на свет не зря. Теперь прощай, Ника.
- Прощай, Гораций! Я буду ждать тебя, слышишь?
- Не надо...
Он хотел ещё что-то сказать, но неожиданно вошёл слуга, держа в руках обтянутые чёрной тканью крылья.
- Всё готово, Ваше Величество!
Следом тут же зашли граф с сыном, Стефания, Фредерик с Мирандой и её дедушкой. С каждым из них Алисия тепло прощалась.
Когда она, одетая в чёрное платье и закутанная в покрывало, вышла на балкон, Горацию хотелось крикнуть: "Не исчезай! Не улетай! Побудь со мной ещё немного! Совсем немного!". С трудом подавил он этот порыв.
Не говоря ни слова, смотрел он, как Алисия, укрытая темнотой ночи, взлетает всё выше, и вот уже на чёрном небе не видно её силуэта. Исчезла, растворилась...
Уже забрезжил рассвет, а Гораций всё стоял у двери балкона и смотрел в небо.
***
С отлётом Алисии в доме графа как будто стало холоднее. Скучала по подруге Стефания, скучал и Фредерик, знавший Её Величество ещё в лучшие времена. Особенно тосковал Гораций. С того дня он сделался сам не свой. Он то подолгу стоял у окна, то бродил по дому, как призрак, бывало, что целыми днями не говорил ни слова и, погружённый с свои мысли, не сразу откликался, когда к нему обращались.
Напрасно Юлиан и Стефания уговаривали Горация не переживать.
- За расставанием будет встреча, - говорил ему молодой граф. - Надо только ждать и надеяться.
Гораций в ответ покачал головой:
- Нет, Ваша Светлость, с Никой мне больше не встретиться. Её нет.
- Но ведь Ника - на самом деле Алисия...
- Именно! Принцесса Алисия, королева Зелёных Вод. А я не принц, не король. И я сделал свою Нику из королевы.
- Но она сама, похоже, не особенно возражала. Более того, по-моему, именно тогда она как раз была собой.
- Но она королевской крови... Простите, Ваша Светлость, мне надо идти в полицию...
Его угнетённое состояние не могло укрыться от полицейских. Те списала это на тоску по пропавшей жене, тревогу за её жизнь. И ведь не ошиблись, по правде говоря.
- Я всё это время следил за графом. Я вам рассказал всё, что знаю. Почему же вы мою Нику не ищете? Может, пока мы тут разговариваем, её поедает саламандра? Или Ваш Юстиниан (или как его там?) над ней глумится?
- Успокойся, - полицейский дружески похлопал Горация по плечу. - Жену твою мы нашли.
Гораций взволнованно поднялся с места.
- Как она? Что с ней? Могу я её увидеть?
- Живая, невредимая. Ты её обязательно увидишь. Но сейчас, ради её же безопасности, она должна находиться под охраной.
Гораций ожидал, что "жену" ему не покажут, потому как искать её полиция и не думала. Но всё же для вида осведомился: какая же опасность может угрожать Нике рядом с собственным мужем?
- Дело в том, что Юлиан Блувердад сбежал из тюрьмы. Ещё бы немного, и он бы над Вашей женой надругался. Да не переживай - он её не успел и пальцем тронуть. Напугал - не без этого.
Естественно, избежать худшего помогла "доблестная полиция". Сам преступник успел скрыться в неизвестном направлении, но он из тех, кто привык доводить дело до конца. И если Юлиан Блувердад сказал себе: овладею этой женщиной, - он будет за ней охотиться, пока не получит желаемого. Именно поэтому Нике будет лучше побыть под присмотром полиции, пока преступник не будет пойман.
- Есть предположение, что он появится в отчем доме. Попробуй-ка проверить отца...
- Значит, я уже на свободе и готов насильничать, - горько усмехнулся Юлиан, когда Гораций рассказал ему о своём походе в полицейскую контору. - Что ж, послушайтесь полицию и скажите об этом моему отцу. Он будет раздавлен стыдом за сына...
- Его Светлость был в ужасе. Он воздел руки вверх и воскликнул: "О, Небо! Упустил я сына, потерял! Если бы я знал, что из него вырастет!". Жаль графа. Стыдно ему за отпрыска своего, - врал Гораций в полицейской конторе на следующий день...
- Полиция знает об исчезновении серебряной саламандры и побеге молодого Блувердада. Вас ищут, Ваша Светлость.
Так, бегая в полицейскую контору почти каждый день, Гораций узнавал свежие новости и рассказывал своим друзьям. Новости были не из весёлых. То в лесу нашли мёртвой золотую саламандру. То какой-то пьяница зарезал в подворотне свою собутыльницу, у которой непонятно откуда взялись золотые монеты. Но самым худшим было другое.
Недовольство народных масс, становившихся год от года беднее, нарастало. Угроза войны с более сильным противником и грабительский налог, введённый указом короля, всё больше доводили людей до отчаяния. Принесла плоды и безмерная подозрительность короля. Жители королевства день ото дня теряли веру в его справедливость, и даже убеждение "сиди тихо, не говори лишнего - и тебя никто не тронет" очень скоро перестало работать.
Король в ответ ужесточал террор. Любого подозрения в нелояльности было достаточно, чтобы повесить или отправить на плаху.
Ненужное насилие озлобляло народ ещё сильнее. Мирные люди превращались в озверевших бандитов, готовых грабить, убивать. Нападения на полицейских, поджоги особняков богатых горожан с убийствами целых семей становились обыденностью. Полиция зачастую опасалась связываться с бандитами, получая свою долю награбленного, закрывала глаза.
В одной из провинций зверства и вовсе переходили всякие границы. Захватившие резиденцию губернатора разбойники жестоко насиловали женщин и девочек, после чего им всем отрубили головы. Мужчин, включая самого губернатора, сожгли живьём.
Конечно, эта весь не могла остаться незамеченной для королевского двора. В гневе Симеон Пятый приказал проделать то же самое с несколькими семьями в этой провинции. В ответ похожие зверства стали происходить в соседних. Верные королю вассалы в страхе за свои жизни бежали прочь с насиженных мест.
Не лучше обстояли дела и в армии. Солдаты, не испытывая особого желания погибать за прихоти трусливого короля, дезертировали, убивали командиров, перебегали на сторону врага. Всё больше среди них находилось тех, кто готовы были принести врагу голову своего короля. И ни патриотические призывы, ни жестокие казни не могли навести порядка среди войск.
Власть короля серьёзно пошатнулась.
***
В один прекрасный день Гораций, как обычно, отправился в полицейскую контору, стараясь не попадаться на глаза кучкам беснующихся людей, озверевших от бесконечного насилия, бьющих окна в домах, ломающих двери, швыряющихся камнями, которые отрывали от булыжных мостовых. Вчера такие же на его глазах избивали человека в полицейской форме. Тот, к своему несчастью, не успел убежать и теперь лежал в подворотне лицом вниз.
Полицейская контора, куда Гораций дошёл без каких-либо происшествий, представляла собой жалкое зрелище. Окна в здании были выбиты, верхние этажи остались без крыши. Двери сиротливо болтались на петлях. Внизу вперемежку лежали осколки стёкол, обломки стен, кусочки черепицы. Похоже, Горация здесь никто не ждал.
Развернувшись, парень побрёл прочь.
"Похоже, напуганные полицаи разбежались кто куда, оставив город на произвол погромщиков, - думал он. - Вот тебе и доблестная полиция, вот тебе и защитники порядка!"
Хотя, с другой стороны, прекратилась, по всей видимости, слежка за графом. С утра, выйдя из дома, Гораций, к своему удивлению, не заметил ни одного полицейского.
Вернувшись, он обошёл окрестности ещё раз, тщательно проверил каждый закоулок. Так и есть - полицейских нигде не было.
- Ушли, - доложил он графа. - Больше за Вами не следят.
И радостной, и печальной была эта новость. Она означала, что теперь и Юлиан, и Стефания, и Фредерик могут бежать. Но она же означала и скорую разлуку.
- Не грусти, Миранда, - Фредерик пытался ободрить плачущую подругу. - У тебя теперь есть дом, и дедушка остаётся. Здесь тебя никто не обидит.
- Да, но без тебя будет плохо. Увидимся ли мы когда-нибудь?
