Он медленно опустился на колени у постели, свободной рукой откинул с девичьей спины волосы. Прикоснулся к коже, следуя вдоль позвоночника. Багровые метки ударов в основном шли по лопаткам, лишь несколько полос захлестнулись на ребрах. Талия такая узкая, что, кажется, ее можно обхватить в ладони. Крепкие округлые ягодицы той, кто много времени проводит в движении и на ногах. Рогар провел по внешней стороне бедра до колена, и девушка заерзала, когда его рука двинулась обратно уже между ее ногами.
– Лежи смирно, – тихо приказал он, а сам открыл наконец сосуд и обмакнул с него палец.
Любопытный рачонок все же не выдержала, подняла голову, когда почувствовала, что дей чем-то смазывает ей спину. Он легонько ткнул ее в затылок, призывая к послушанию, а сам продолжил осторожно наносить мазь на следы ударов. Закончив, скользнул большим пальцем вдоль позвоночника, прямо в расщелину между ягодиц, к сжавшемуся и тугому входу. Чуть нажал на мышцу, продавливая вглубь, заставляя раскрыться, одновременно с этим двинул другие пальцы дальше, между плотно сведенных бедер, погружаясь в более мягкие и податливые складки, делая их чуть влажнее хотя бы за счет мази.
Если бы она позволила ему больше, если бы по доброй воле уступила, если бы дала ласкать себя открыто, он показал бы ей так много, он сделал бы эту ночь самой сладкой в ее пока еще недолгой жизни. Он бы наплевал на все доводы разума и вернулся еще. Нет, он бы забрал ее с собой. Он бы пожертвовал целой Эрой…
Рогар не понимал, что шевелит губами, почти бормоча это вслух, когда склонился и легонько куснул ягодицу девушки, продолжая двигать рукой в ее теле. Не замечал, как она выгибается, приподнимаясь на локтях, и умоляет его не мучить ее больше. Такая неприметная на первый взгляд и такая совершенная, как оказалось. А он так устал от своего прошлого и своих воспоминаний… от одиночества и гулкой пустоты в душе, которую до этого мига не знал, чем заполнить…
И только осознав, что причиняет боль, что его большой палец уже полностью погрузился в ее тело, а указательный и средний находятся в опасной близости от девственной преграды, Рогар рывком заставил себя от нее оторваться. Пошатываясь, как пьяный, поднялся на ноги и побродил по шатру, отыскивая хотя бы один уцелевший кувшин с граппой. Обнаружив всего лишь половину с отколотым горлышком, зато практически до краев полную, поднял и залпом опрокинул в себя.
– Вы не похожи на бога.
Замер, подумав, что ослышался. Медленно обернулся через плечо. Девчонка успела сесть и плотно обмотаться в меховые полости, так, что теперь виднелись только голые коленки и плечи. Растрепанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Он в кровь искусал ей губы при первом поцелуе… когда успел? И сам не знал. Он ничего не знал в эту секунду, кроме горячего, безумного, сбивающего с ног желания ею обладать.
– А на кого я похож?
– На горького пьяницу.
Снова потупилась, а он расхохотался, вмиг позабыв, как сгорал от страсти только что.
– Да ты хоть знаешь, что это такое?
Так и не дождавшись насилия и сообразив, что по какой-то причине он пока сам не собирается к ней приближаться, рачонок заметно осмелела. Приосанилась в своем коконе из меха и важно надула губки.
– Конечно. Горький пьяница – это тот, кто много пьет. От горя. Как вы.
Рогар опустился на пол прямо там, где стоял. Обхватил руками колени и чуть склонил голову, наблюдая за ней исподлобья. Проклятье, чего же ему на самом деле хочется больше – бесконечно долго трахать ее или ровно столько же разговаривать с ней?!
– С чего бы мне горевать? У меня есть все, что только пожелаю.
Снова задумалась. Уголки губ разочарованно поползли вниз.
– Да. Вот этого я и не могу понять.
– И даже если так. Почему ты думаешь, что бог не может быть пьяницей?
– О, ну потому что не может! – встрепенулась она тут же, распахнув янтарные глазищи. – Бог… настоящий бог, он должен всегда поступать правильно, быть добрым, и мудрым, и справедливым, и щедрым, и… – длинные ресницы уже знакомым образом задрожали, – красивым…
Рогар мог поклясться, что прекрасно понял, кого она только что описала в качестве идеала.
– Что ж, маленький рачонок, могу тебя заверить, я родился в Подэре, полной самых настоящих богов, и ни один из них не был ни правильным, ни добрым, ни мудрым, ни щедрым, ни, тем более, справедливым. С чего бы и мне быть другим? Что до красоты… вот это… – Рогар провел пальцем по неровному рваному рубцу на горле. У Симона, зашивающего рану, тогда сильно тряслись руки, и получилось так, как получилось. – Это мне нанес самый красивый из богов, которые когда-либо существовали. А потом он умер.
Девушка на постели нервно заерзала и сглотнула.
– А… ваш глаз?
– Его я выколол сам, – пожал плечом Рогар.
– Зачем?!
– В тот момент мне очень этого хотелось.
Похоже, его откровение не очень-то удивило девчонку. Видимо, давно уже записала дея в безумцы. Кстати, и правильно сделала.
– А остальные шрамы? – она скользнула взглядом по его торсу и тут же отвернулась.
– Они получены в боях. Это не интересно.
– Но… вы говорили, что оружие не может вас ранить!
– Оружие Эры – нет, конечно. Эти следы оставила на мне Подэра.
Он замолчал, с одной стороны не желая вдаваться в подробности, а с другой опасаясь спугнуть любопытного рачонка, которая начала высовываться из скорлупки. Она повертела головой и задержала взгляд на сосуде, оставленном деем на полу у постели. Мазь слабо светилась сама по себе, будто вино из светлячков.
– А что это?
– Благословение, – Рогар криво усмехнулся, – когда оно залечит твою спину, надеюсь, ты поверишь, что настоящий бог не обязательно должен быть красивым.
– Вы поэтому намазали меня, да? – она завертелась, пытаясь заглянуть себе через плечо, и от этого одна из меховых полостей отогнулась вниз, открывая лакомый краешек соска.
– А тебе не жарко? – поинтересовался в свою очередь Рогар, стараясь не стискивать челюсти от этого вида.
– Ничего, – она опомнилась, подхватила полость на груди, – нормально. А это правда, что вы убили их? Всех тех богов, которые пришли с вами когда-то?
– Да.
– Но зачем?!
– Чтобы владеть Эрой.
– Одному?!
– Да.
– Но зачем?!
Рогар помедлил, обдумывая ответ. Как бы объяснить сложное простыми словами? «Когда-нибудь они поймут», – обещала ему Ириллин, но прошло так много лет, а он еще не нашел человека, кроме нее, который бы по-настоящему понял. А может, просто устал от попыток растолковать?!
– Кто-то же из богов должен был остаться, рачонок. Почему не я? Здесь столько дел, и по-моему я неплохо справляюсь. Каждую ночь силой своего Благословения поднимаю на небо луну, чтобы освещала землю, а каждый день – солнце.
Она приоткрыла рот, а потом вдруг рассердилась.
– Это неправда! Два барга назад у нас гостил один умный путник. Звез-до-чет, – Рогар не сдержал улыбки, услышав, как девочка по слогам произносит непривычное слово. – У него были… кни-ги. Там написано, что никто не поднимает луну на небо, она восходит сама, потому что вращается вокруг нашей земли по кругу. И солнце тоже вокруг нас вращается. И там, где оно подходит ближе, всегда жарко, как у нас на Нершиже. Посмотрите днем на небо – солнце висит прямо над головой! А там, где оно не так близко, гораздо холоднее.
Глоток свежего воздуха, чистейшей родниковой воды – вот кем она оказалась. Рогару стало не по себе от того, что он падал и падал с головой в пучину собственных в ней открытий и никак не мог остановиться. На миг ему представилось, как он расскажет ей больше, гораздо больше о солнце и луне, чем мог бы поведать какой-то бродячий звездочет и его книги. Божественное знание дея открывает ему обзор гораздо дальше, чем видят человеческие глаза. По крайней мере, глаза ныне живущих на Эре.
И тут же ему стало жаль, что рачонок никогда не услышит его рассказов. Одной ночи слишком мало для таких разговоров, а если он хоть раз потом вернется сюда за ней – то пропадет навек.
Поэтому он не вернется. И с собой ее не возьмет. И точка.
Пора все закончить.
Рогар тяжело поднялся на ноги, ощущая, как по-прежнему ноет и тянет в паху, и девушка мгновенно переменилась в лице, поползла назад, отталкиваясь руками и ногами и не замечая, что меховые полости сползают с тела, вновь открывая грудь с острыми сосками.
– Нет! Поговорите со мной еще! Вы ведь так интересно рассказывали! Я что-то не то сказала? Вам не понравилось про луну, да?
– То, для чего ты пришла, все равно случится, – покачал он головой, наблюдая за ее жалкими попытками оттянуть неизбежное. – У нас с твоим отцом сделка, и он наверняка проверит, выполнил ли я условие и лишилась ли ты девственности сегодня, больно уж хитер и недоверчив. Нам придется сделать это, а для твоего же блага будет лучше, если ты не станешь отталкивать меня. Я…
– Я знаю, что вы будете делать, – нижняя губа у рачонка предательски задрожала, – я видела, как другие это делают. Вы хотите на меня лечь.
Он много чего с ней хотел и лежать для этого было совсем не обязательно, но не стал спорить.
– Либо лишай себя девственности сама и тогда я отпущу тебя, не тронув и пальцем, а ты потом ври отцу, что все случилось, либо будь умницей, рачонок. Разве ты не видишь, как я стараюсь не обижать тебя?
Девчонка закусила губу, явно задумавшись, а Рогар с усмешкой отвернулся. Он не сомневался, что она наконец-то готова уступить, и последние секунды ей нужны, чтобы окончательно избавиться от колебаний. Он пнул ногой один из черепков, жалея, что все они пусты. Когда островитянка уйдет, надо будет послать кого-нибудь за добавкой. Он станет пить весь остаток ночи, чтобы не думать о том, как сложно от нее отказаться. Мысли совсем не сладкие, но все же он продолжил ухмыляться, опасаясь, что иначе снова станет все вокруг себя крушить от безысходности.
Слабый женский стон огненной стрелой вернул его в реальность.
Рогар обернулся, в доли секунды поняв, что произошло. Бросился к скорчившейся на постели девушке, впился в ее губы поцелуем – абсолютно интуитивная попытка мужчины утолить страдание женщины в такой ситуации – вырвал из ее пальцев рукоять меча, ни капли не порезавшись о лезвие, выкованное на Эре, и не замечая, что в спешке порезал чужую маленькую руку…
Ярость, дикая, полыхающая, всепоглощающая, накрыла его с головой, расставила все по местам. Пока дей отвернулся, великодушно позволяя примириться с неизбежным, островитянка быстро схватила массивный, тяжелый меч, брошенный хозяином в углу недалеко от постели. Длинная, витая рукоять была сделана так, чтобы при необходимости держать обеими руками, она же вошла в женское тело почти на половину, когда девушка направила в себя ее. Направила, потому что предпочла пронзить себя железом, чем почувствовать член бога…
Оторвавшись от ее губ, все еще задыхаясь от гнева, Рогар рывком раздвинул ей колени. На чуть повлажневших складках темнела кровь. Одной рукой он отшвырнул меч так далеко, как мог, и сжал кулак, содрогаясь от обуревавших эмоций. Он расшаркивался перед этой девчонкой, как идиот, вместо того, чтобы сразу поставить на колени. Он лечил ей спину, сдерживал желание взять ее без лишних разговоров, старался быть добрым к ней. Почему люди всегда так странно реагируют, когда он пытается полюбить их? И почему с таким непередаваемым удовольствием раз за разом упрекают его за убийство остальных богов?!
– Вы обещали, – прохрипела девочка в его руках, но ее янтарный взгляд отливал сталью, как и прежде, – обещали, что отпустите меня, и я совру отцу, если все сделаю сама…
Теперь дею все стало ясно. Островитянка просто заговаривала ему зубы! Задавала многочисленные вопросы, имитируя живое любопытство, пыталась пролезть в душу, напоминая о том, о чем он не желал вспоминать. А это ее «давайте поговорим еще»? На что она надеялась, когда пыталась обвести вокруг пальца его, бога?! Неужели, как и днем на пиру, принцип «люблю – не люблю» значил для нее больше доводов здравого смысла? Он же почти поклонялся ей, ее телу, не насиловал ее, не был груб.
Не был. До этой поры.
Намотав чудесные волосы на кулак, Рогар с диким рычанием потянул девушку на пол, поставил на колени. Нажал на челюсть, распахивая рот. Дернул вниз шоссы, высвобождая наконец член, болезненно пульсирующий в ладони. С первого раза достал до самого горла. Лицо нежное, черты тонкие. Он словно пачкает пастельную дымку грубыми мазками дегтя. Девчонка поперхнулась, из глаз брызнули слезы, но он знал – не плачет, как не рыдала и под свист плетей, просто сработал рефлекс.
Чуть двинулся назад и снова забился как можно глубже, крепко удерживая ее за волосы, чтобы не смогла отстраниться. Да, он виноват в том, что целовал эти губы не слишком нежно, что кусал их, обуреваемый слишком непонятным для юной девочки желанием, жаждой секса, известной лишь тому, кто уже испробовал этого хотя бы однажды. Но все же брать ее собирался не так, не так…
Но рачонок пришла не к нежному любовнику, не к внимательному мужчине, которым Рогар хотел бы стать для нее в эту ночь, а к жестокому дею, богу-убийце других богов, и теперь ему оставалось лишь оправдать ожидания. Мышцы ее горла стиснули его член так, как он не мог раньше и представить, девушка дернулась, задыхаясь, и это окончательно сорвало его самообладание. Тугая пружина свернулась внутри и со щелчком распрямилась, Рогар почувствовал, как семя выстреливает, раз, другой, опустошая его и наполняя ее до отказа. Оргазм длился и длился, выкручивая его нутро, и казалось, это не закончится никогда.
– Теперь сделка точно состоялась, – прошипел дей, согнувшись пополам от последнего невыносимо приятного спазма и глядя прямо в янтарные глаза, подернутые пеленой чистой воды, наполненные ужасом и болью. Ну вот и конец. Вот он и добился своего. – Я обещал твоему отцу, что пролью в тебя семя, а уж куда оно попало – не моя беда.
Он медленно вышел из ее рта, и одна капелька, светящаяся в полумраке, как и полная Благословения мазь, как и практически любая жидкость его нечеловечного тела, потекла из уголка губ по подбородку рачонка. Испытывая почти физическое отвращение, Рогар разжал пальцы, и девушка упала на четвереньки, кашляя, глотая воздух и захлебываясь слезами. Волосы плотной пеленой закрыли лицо, худенькие плечи вздрагивали, и ему тут же стало стыдно за то, что он с ней сделал. Ярость схлынула, как морская волна, оставив после себя белую пену мертвого оцепенения.
– Убирайся, – глухо приказал Рогар и отвернулся. Он не желал больше видеть ни ее, ни кого-либо другого. Даже себя на этом острове и в этом шатре, если уж на то пошло. Какое счастье, что у него всего один глаз, это сокращает поле зрения вдвое.
Едва слышный шелест полога подсказал, что девушка убежала, а дея распирала такая злость, что, казалось, он может убить кого-нибудь, если рискнет высунуться из шатра за выпивкой. Несмотря на то, что кончил, Рогар не чувствовал облегчения, даже наоборот. Он только распалился больше и жаждал еще сильнее, но понимал, что мечтает о невозможном. Есть вещи, которые неподвластны даже дею. Женское сердце, например.
Обернувшись, он нашел то, что искал: плошку с источником света, и смел ее на пол с исступленным рыком. Зачем он не задул эту проклятую свечу? Уступил своей слабости, хотел лишь подольше налюбоваться неявной, тайной красотой островитянки. А ведь она тоже смотрела… видела его глаз, его прочие шрамы. Безумный дей! Глупая девчонка!
– Лежи смирно, – тихо приказал он, а сам открыл наконец сосуд и обмакнул с него палец.
Любопытный рачонок все же не выдержала, подняла голову, когда почувствовала, что дей чем-то смазывает ей спину. Он легонько ткнул ее в затылок, призывая к послушанию, а сам продолжил осторожно наносить мазь на следы ударов. Закончив, скользнул большим пальцем вдоль позвоночника, прямо в расщелину между ягодиц, к сжавшемуся и тугому входу. Чуть нажал на мышцу, продавливая вглубь, заставляя раскрыться, одновременно с этим двинул другие пальцы дальше, между плотно сведенных бедер, погружаясь в более мягкие и податливые складки, делая их чуть влажнее хотя бы за счет мази.
Если бы она позволила ему больше, если бы по доброй воле уступила, если бы дала ласкать себя открыто, он показал бы ей так много, он сделал бы эту ночь самой сладкой в ее пока еще недолгой жизни. Он бы наплевал на все доводы разума и вернулся еще. Нет, он бы забрал ее с собой. Он бы пожертвовал целой Эрой…
Рогар не понимал, что шевелит губами, почти бормоча это вслух, когда склонился и легонько куснул ягодицу девушки, продолжая двигать рукой в ее теле. Не замечал, как она выгибается, приподнимаясь на локтях, и умоляет его не мучить ее больше. Такая неприметная на первый взгляд и такая совершенная, как оказалось. А он так устал от своего прошлого и своих воспоминаний… от одиночества и гулкой пустоты в душе, которую до этого мига не знал, чем заполнить…
И только осознав, что причиняет боль, что его большой палец уже полностью погрузился в ее тело, а указательный и средний находятся в опасной близости от девственной преграды, Рогар рывком заставил себя от нее оторваться. Пошатываясь, как пьяный, поднялся на ноги и побродил по шатру, отыскивая хотя бы один уцелевший кувшин с граппой. Обнаружив всего лишь половину с отколотым горлышком, зато практически до краев полную, поднял и залпом опрокинул в себя.
– Вы не похожи на бога.
Замер, подумав, что ослышался. Медленно обернулся через плечо. Девчонка успела сесть и плотно обмотаться в меховые полости, так, что теперь виднелись только голые коленки и плечи. Растрепанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Он в кровь искусал ей губы при первом поцелуе… когда успел? И сам не знал. Он ничего не знал в эту секунду, кроме горячего, безумного, сбивающего с ног желания ею обладать.
– А на кого я похож?
– На горького пьяницу.
Снова потупилась, а он расхохотался, вмиг позабыв, как сгорал от страсти только что.
– Да ты хоть знаешь, что это такое?
Так и не дождавшись насилия и сообразив, что по какой-то причине он пока сам не собирается к ней приближаться, рачонок заметно осмелела. Приосанилась в своем коконе из меха и важно надула губки.
– Конечно. Горький пьяница – это тот, кто много пьет. От горя. Как вы.
Рогар опустился на пол прямо там, где стоял. Обхватил руками колени и чуть склонил голову, наблюдая за ней исподлобья. Проклятье, чего же ему на самом деле хочется больше – бесконечно долго трахать ее или ровно столько же разговаривать с ней?!
– С чего бы мне горевать? У меня есть все, что только пожелаю.
Снова задумалась. Уголки губ разочарованно поползли вниз.
– Да. Вот этого я и не могу понять.
– И даже если так. Почему ты думаешь, что бог не может быть пьяницей?
– О, ну потому что не может! – встрепенулась она тут же, распахнув янтарные глазищи. – Бог… настоящий бог, он должен всегда поступать правильно, быть добрым, и мудрым, и справедливым, и щедрым, и… – длинные ресницы уже знакомым образом задрожали, – красивым…
Рогар мог поклясться, что прекрасно понял, кого она только что описала в качестве идеала.
– Что ж, маленький рачонок, могу тебя заверить, я родился в Подэре, полной самых настоящих богов, и ни один из них не был ни правильным, ни добрым, ни мудрым, ни щедрым, ни, тем более, справедливым. С чего бы и мне быть другим? Что до красоты… вот это… – Рогар провел пальцем по неровному рваному рубцу на горле. У Симона, зашивающего рану, тогда сильно тряслись руки, и получилось так, как получилось. – Это мне нанес самый красивый из богов, которые когда-либо существовали. А потом он умер.
Девушка на постели нервно заерзала и сглотнула.
– А… ваш глаз?
– Его я выколол сам, – пожал плечом Рогар.
– Зачем?!
– В тот момент мне очень этого хотелось.
Похоже, его откровение не очень-то удивило девчонку. Видимо, давно уже записала дея в безумцы. Кстати, и правильно сделала.
– А остальные шрамы? – она скользнула взглядом по его торсу и тут же отвернулась.
– Они получены в боях. Это не интересно.
– Но… вы говорили, что оружие не может вас ранить!
– Оружие Эры – нет, конечно. Эти следы оставила на мне Подэра.
Он замолчал, с одной стороны не желая вдаваться в подробности, а с другой опасаясь спугнуть любопытного рачонка, которая начала высовываться из скорлупки. Она повертела головой и задержала взгляд на сосуде, оставленном деем на полу у постели. Мазь слабо светилась сама по себе, будто вино из светлячков.
– А что это?
– Благословение, – Рогар криво усмехнулся, – когда оно залечит твою спину, надеюсь, ты поверишь, что настоящий бог не обязательно должен быть красивым.
– Вы поэтому намазали меня, да? – она завертелась, пытаясь заглянуть себе через плечо, и от этого одна из меховых полостей отогнулась вниз, открывая лакомый краешек соска.
– А тебе не жарко? – поинтересовался в свою очередь Рогар, стараясь не стискивать челюсти от этого вида.
– Ничего, – она опомнилась, подхватила полость на груди, – нормально. А это правда, что вы убили их? Всех тех богов, которые пришли с вами когда-то?
– Да.
– Но зачем?!
– Чтобы владеть Эрой.
– Одному?!
– Да.
– Но зачем?!
Рогар помедлил, обдумывая ответ. Как бы объяснить сложное простыми словами? «Когда-нибудь они поймут», – обещала ему Ириллин, но прошло так много лет, а он еще не нашел человека, кроме нее, который бы по-настоящему понял. А может, просто устал от попыток растолковать?!
– Кто-то же из богов должен был остаться, рачонок. Почему не я? Здесь столько дел, и по-моему я неплохо справляюсь. Каждую ночь силой своего Благословения поднимаю на небо луну, чтобы освещала землю, а каждый день – солнце.
Она приоткрыла рот, а потом вдруг рассердилась.
– Это неправда! Два барга назад у нас гостил один умный путник. Звез-до-чет, – Рогар не сдержал улыбки, услышав, как девочка по слогам произносит непривычное слово. – У него были… кни-ги. Там написано, что никто не поднимает луну на небо, она восходит сама, потому что вращается вокруг нашей земли по кругу. И солнце тоже вокруг нас вращается. И там, где оно подходит ближе, всегда жарко, как у нас на Нершиже. Посмотрите днем на небо – солнце висит прямо над головой! А там, где оно не так близко, гораздо холоднее.
Глоток свежего воздуха, чистейшей родниковой воды – вот кем она оказалась. Рогару стало не по себе от того, что он падал и падал с головой в пучину собственных в ней открытий и никак не мог остановиться. На миг ему представилось, как он расскажет ей больше, гораздо больше о солнце и луне, чем мог бы поведать какой-то бродячий звездочет и его книги. Божественное знание дея открывает ему обзор гораздо дальше, чем видят человеческие глаза. По крайней мере, глаза ныне живущих на Эре.
И тут же ему стало жаль, что рачонок никогда не услышит его рассказов. Одной ночи слишком мало для таких разговоров, а если он хоть раз потом вернется сюда за ней – то пропадет навек.
Поэтому он не вернется. И с собой ее не возьмет. И точка.
Пора все закончить.
Рогар тяжело поднялся на ноги, ощущая, как по-прежнему ноет и тянет в паху, и девушка мгновенно переменилась в лице, поползла назад, отталкиваясь руками и ногами и не замечая, что меховые полости сползают с тела, вновь открывая грудь с острыми сосками.
– Нет! Поговорите со мной еще! Вы ведь так интересно рассказывали! Я что-то не то сказала? Вам не понравилось про луну, да?
– То, для чего ты пришла, все равно случится, – покачал он головой, наблюдая за ее жалкими попытками оттянуть неизбежное. – У нас с твоим отцом сделка, и он наверняка проверит, выполнил ли я условие и лишилась ли ты девственности сегодня, больно уж хитер и недоверчив. Нам придется сделать это, а для твоего же блага будет лучше, если ты не станешь отталкивать меня. Я…
– Я знаю, что вы будете делать, – нижняя губа у рачонка предательски задрожала, – я видела, как другие это делают. Вы хотите на меня лечь.
Он много чего с ней хотел и лежать для этого было совсем не обязательно, но не стал спорить.
– Либо лишай себя девственности сама и тогда я отпущу тебя, не тронув и пальцем, а ты потом ври отцу, что все случилось, либо будь умницей, рачонок. Разве ты не видишь, как я стараюсь не обижать тебя?
Девчонка закусила губу, явно задумавшись, а Рогар с усмешкой отвернулся. Он не сомневался, что она наконец-то готова уступить, и последние секунды ей нужны, чтобы окончательно избавиться от колебаний. Он пнул ногой один из черепков, жалея, что все они пусты. Когда островитянка уйдет, надо будет послать кого-нибудь за добавкой. Он станет пить весь остаток ночи, чтобы не думать о том, как сложно от нее отказаться. Мысли совсем не сладкие, но все же он продолжил ухмыляться, опасаясь, что иначе снова станет все вокруг себя крушить от безысходности.
Слабый женский стон огненной стрелой вернул его в реальность.
Рогар обернулся, в доли секунды поняв, что произошло. Бросился к скорчившейся на постели девушке, впился в ее губы поцелуем – абсолютно интуитивная попытка мужчины утолить страдание женщины в такой ситуации – вырвал из ее пальцев рукоять меча, ни капли не порезавшись о лезвие, выкованное на Эре, и не замечая, что в спешке порезал чужую маленькую руку…
Ярость, дикая, полыхающая, всепоглощающая, накрыла его с головой, расставила все по местам. Пока дей отвернулся, великодушно позволяя примириться с неизбежным, островитянка быстро схватила массивный, тяжелый меч, брошенный хозяином в углу недалеко от постели. Длинная, витая рукоять была сделана так, чтобы при необходимости держать обеими руками, она же вошла в женское тело почти на половину, когда девушка направила в себя ее. Направила, потому что предпочла пронзить себя железом, чем почувствовать член бога…
Оторвавшись от ее губ, все еще задыхаясь от гнева, Рогар рывком раздвинул ей колени. На чуть повлажневших складках темнела кровь. Одной рукой он отшвырнул меч так далеко, как мог, и сжал кулак, содрогаясь от обуревавших эмоций. Он расшаркивался перед этой девчонкой, как идиот, вместо того, чтобы сразу поставить на колени. Он лечил ей спину, сдерживал желание взять ее без лишних разговоров, старался быть добрым к ней. Почему люди всегда так странно реагируют, когда он пытается полюбить их? И почему с таким непередаваемым удовольствием раз за разом упрекают его за убийство остальных богов?!
– Вы обещали, – прохрипела девочка в его руках, но ее янтарный взгляд отливал сталью, как и прежде, – обещали, что отпустите меня, и я совру отцу, если все сделаю сама…
Теперь дею все стало ясно. Островитянка просто заговаривала ему зубы! Задавала многочисленные вопросы, имитируя живое любопытство, пыталась пролезть в душу, напоминая о том, о чем он не желал вспоминать. А это ее «давайте поговорим еще»? На что она надеялась, когда пыталась обвести вокруг пальца его, бога?! Неужели, как и днем на пиру, принцип «люблю – не люблю» значил для нее больше доводов здравого смысла? Он же почти поклонялся ей, ее телу, не насиловал ее, не был груб.
Не был. До этой поры.
Намотав чудесные волосы на кулак, Рогар с диким рычанием потянул девушку на пол, поставил на колени. Нажал на челюсть, распахивая рот. Дернул вниз шоссы, высвобождая наконец член, болезненно пульсирующий в ладони. С первого раза достал до самого горла. Лицо нежное, черты тонкие. Он словно пачкает пастельную дымку грубыми мазками дегтя. Девчонка поперхнулась, из глаз брызнули слезы, но он знал – не плачет, как не рыдала и под свист плетей, просто сработал рефлекс.
Чуть двинулся назад и снова забился как можно глубже, крепко удерживая ее за волосы, чтобы не смогла отстраниться. Да, он виноват в том, что целовал эти губы не слишком нежно, что кусал их, обуреваемый слишком непонятным для юной девочки желанием, жаждой секса, известной лишь тому, кто уже испробовал этого хотя бы однажды. Но все же брать ее собирался не так, не так…
Но рачонок пришла не к нежному любовнику, не к внимательному мужчине, которым Рогар хотел бы стать для нее в эту ночь, а к жестокому дею, богу-убийце других богов, и теперь ему оставалось лишь оправдать ожидания. Мышцы ее горла стиснули его член так, как он не мог раньше и представить, девушка дернулась, задыхаясь, и это окончательно сорвало его самообладание. Тугая пружина свернулась внутри и со щелчком распрямилась, Рогар почувствовал, как семя выстреливает, раз, другой, опустошая его и наполняя ее до отказа. Оргазм длился и длился, выкручивая его нутро, и казалось, это не закончится никогда.
– Теперь сделка точно состоялась, – прошипел дей, согнувшись пополам от последнего невыносимо приятного спазма и глядя прямо в янтарные глаза, подернутые пеленой чистой воды, наполненные ужасом и болью. Ну вот и конец. Вот он и добился своего. – Я обещал твоему отцу, что пролью в тебя семя, а уж куда оно попало – не моя беда.
Он медленно вышел из ее рта, и одна капелька, светящаяся в полумраке, как и полная Благословения мазь, как и практически любая жидкость его нечеловечного тела, потекла из уголка губ по подбородку рачонка. Испытывая почти физическое отвращение, Рогар разжал пальцы, и девушка упала на четвереньки, кашляя, глотая воздух и захлебываясь слезами. Волосы плотной пеленой закрыли лицо, худенькие плечи вздрагивали, и ему тут же стало стыдно за то, что он с ней сделал. Ярость схлынула, как морская волна, оставив после себя белую пену мертвого оцепенения.
– Убирайся, – глухо приказал Рогар и отвернулся. Он не желал больше видеть ни ее, ни кого-либо другого. Даже себя на этом острове и в этом шатре, если уж на то пошло. Какое счастье, что у него всего один глаз, это сокращает поле зрения вдвое.
Едва слышный шелест полога подсказал, что девушка убежала, а дея распирала такая злость, что, казалось, он может убить кого-нибудь, если рискнет высунуться из шатра за выпивкой. Несмотря на то, что кончил, Рогар не чувствовал облегчения, даже наоборот. Он только распалился больше и жаждал еще сильнее, но понимал, что мечтает о невозможном. Есть вещи, которые неподвластны даже дею. Женское сердце, например.
Обернувшись, он нашел то, что искал: плошку с источником света, и смел ее на пол с исступленным рыком. Зачем он не задул эту проклятую свечу? Уступил своей слабости, хотел лишь подольше налюбоваться неявной, тайной красотой островитянки. А ведь она тоже смотрела… видела его глаз, его прочие шрамы. Безумный дей! Глупая девчонка!
