— Госпожа Свон, вы можете открыть глаза, принц больше не озаряет своим лучезарным присутствием сие скромное помещение.
Я застыла, пойманная с поличным, а затем осторожно приоткрыла веки и тут же зажмурилась от слишком яркого света лампы, направленной мне прямо в лицо.
— Извините, — произнёс доктор, поспешно отворачивая лампу. — Матильда, как вы себя чувствуете?
— Так, словно по мне стадо васпогов протопталось, — сев на кушетке и уткнувшись в ладонь, отозвалась я. Мир кружился, вовлекая меня в эту сомнительную деятельность.
— Это не удивительно, — обхватив пальцами запястье моей покоящейся на колене руки, задумчиво произнёс иноземец. — Но сердцебиение вернулось к норме. Цвет кожных покровов тоже.
— А что вообще произошло? — внутренне содрогнувшись от воспоминаний, которые слишком яркими пятнами жили в моей памяти, съежившись, глухо спросила я. Прикосновения кентанца ещё слишком живо ощущались по всему телу. Но отзвук пережитого удовольствия уже успел смешаться с горьким привкусом вины и сожаления, и от этого внутри было гадко и пусто.
— Это… С чего бы начать? — уставившись на меня всеми четырьмя своими чернильно-чёрными глазами, протянул лантонианец. — Ваша метка, — кончиком пальца постучав себя по щеке под глазом, наконец, произнёс иноземец, — Вы знаете, что ее наличие означает для вас?
Я отрицательно качнула головой, почти сразу пожалев об этом своём необдуманном поступке. Мир снова ускорил вращение, а меня нестерпимо замутило.
Док среагировал быстро и вовремя подставил металлическую посудину. Казалось, желудок вывернется наизнанку, но этого не произошло. Спазмы в итоге сошли на нет, и я разогнулась, утирая рукавом измазанные горьким желудочным соком губы.
Дохлый и разложившийся… нет, лучше пока не выражаться…
— Вот, выпейте, — убрав посудину и протянув мне стакан с водой, предложил доктор.
Лишний раз не двигаясь, осушила стакан залпом, ощутив, как сладкая на вкус жидкость наполняет пустой желудок.
— Спасибо, — выдохнула я, возвращая стакан иноземцу. — Так что с меткой?
— Если вкратце — теперь вы собственность принца, — поморщившись на слове «собственность», ответил док Са.
— Это я уже слышала, — раздраженно отмахнулась я. Меня эти поверья свихнувшихся белобрысых не сильно впечатляли. Я не стану собственностью какого-то психа только потому, что он поставил мне клеймо.
— Нет. Матильда, вы не совсем понимаете серьёзность произошедшего. Метка — это не только символы, воспроизведенные на коже. Все гораздо серьезнее. Вам ввели специальный состав, замешанный на крови принца и ДНК кевлары. Теперь ваш организм, признаете вы это или нет, он воспринимает господина Криса своим хозяином. Он для вас, как альфа-кевлара. Он говорит — вы подчиняетесь. Если же нет — организм даёт сбой, разрушая себя изнутри — это ваше наказание за непослушание.
Какого дохлого бубояба…
Поджав губы и втянув носом воздух, попыталась не заорать.
— Что, простите? — получилось очень сипло. Но хоть так. Лучше, чем истерика и очередной приступ тошноты.
— Вы должны выполнять приказы принца, иначе это повториться…
— Что повторится? — не понимая, о чем док говорит, переспросила я.
— Остановка сердца, многочисленные разрывы сосудов, в том числе, в головном мозге.
— Я не понимаю… — честно призналась я. — Со мной было все в порядке…
Если не считать того, что я занималась с Крисом вещами, воспоминания о которых вызывают острое желание покинуть сие оскверненное тело.
Согнулась пополам, уткнувшись лицом в колени.
Мамочка моя дорогая, дочь твоя пала в самое пекло космического ада…
— Матильда, вы, наверное, не помните. Вы гуляли у Западных ворот. Я, конечно, подробностей не знаю, но вы вовремя не вернулись в комнату и потеряли сознание прямо там, на заснеженной дороге, где-то между замком и воротами. Вас принесли в мой кабинет перепуганные до полусмерти солдаты.
Я выпрямилась и с осторожностью, пытаясь не ликовать раньше времени, переспросила:
— То есть я так и не вернулась в комнату?
— Нет. Именно из-за этого…
— Значит, ничего не было? — все ещё не веря этому шальному счастью, зажав рот рукой, прошептала я.
— Чего не было? — нахмурившись, переспросил док.
— Самого отвратительного поступка в моей жизни, — выдохнула я. Но как же… это все мне приснилось? Такое реальное… скорее забыть. Нужно как можно скорее забыть. Или лучше помнить и быть осторожнее.
Космос, как же я ненавижу себя… и кошака… и Дара, который бросил меня здесь, шагнув в эту чёрную дыру…
Очень надеюсь, что тебе там мучительно икается, маньячный ты лорди…
Просто очехуеть. Это уже в который раз за последние несколько дней я почти умерла?
Остановилась где-то в коридоре и тупо уставилась на свои дрожащие руки. Док сказал, что это нормально для того, кто пережил остановку сердца и кровоизлияние в мозг. Не нормально, что мой организм самостоятельно восстановился после этого. То есть мой отец лорди должен быть жутко древним, чтобы унаследованные от него гены работали так чётко.
Насколько древним — лантонианец не уточнил. Да я как бы и не знаю сколько лет отцу Дарклая, чтобы сопоставить факты…
Я раздраженно тряхнула головой и взъерошила волосы. Дожила, уже спокойно рассуждаю на тему своего кровного родства с мужем по пути в комнату к иноземцу, который уверяет, что этого самого мужа изничтожил.
Нет. Так не пойдёт.
В который уже раз остановилась и, уткнувшись лбом в стену, попыталась успокоиться.
Вообще я хотела остаться в медицинском кабинете. Ведь кошак ещё не знает, что я очнулась. Можно было до утра проваляться трупом на кушетке, тем более что видок соответствующий. Но док Са все же уговорил вернуться в комнату, аргументируя тем, что, если не выполню приказ, кризис может повториться.
Так что вот она я, медленно плетущаяся в сторону комнаты принца-психа. Почти уже дошла.
Слегка отклонившись, боднула лбом стену и сморщилась от головной боли, которая живо отозвалась на столь варварское обращение с центром ее обитания.
Если начать подсчитывать плюсы и минусы моего положения, последние уверенно лидировали. Потому что плюс был всего один — я все ещё жива. Хотя, был ещё один — дети и мама в безопасности.
А вот минусов… их было гораздо больше. Подставляй ладошки…
Дар до сих пор не опроверг своего статуса погибшего.
Я в плену у невменяемого принца-психа, который не гнушается физического насилия.
Более того я теперь вроде как его собственность, и мое тело — более не мое тело, а механизм, подчиняющийся командам и способный в любой момент вырубиться, давая понять, кто тут хозяин.
К эмоционально-психическому состоянию тоже есть несколько претензий: я, кажется, потеряла свою любовь к Дарклаю, и вся моя преданность держится только на голом понятии чести и совести, а ещё долга и понимания того что то, что сейчас со мной происходит — это бред полный и так быть не должно; у меня обнаружилось откровенно нездоровое влечение к белобрысому придурку, и неожиданно возникшие галлюцинации на тему «я занимаюсь сексом с Крисом» резко перевели статус ситуации из разряда «как-нибудь переживём» в сумеречную не названную ещё зону междометий и тихого едва слышного отборного межгалактического мата.
А хуже всего то, что впереди ещё пара невозможно долгих дней на этой заметённой снегом планете. Кто знает, что ещё успеет придумать кошак?
И ещё возник тут вопрос — а что будет, когда меня спасут? Я так каждый день буду выключаться из-за того, что не вернулась к десяти в комнату кентанца?
Хотя мы же собираемся лететь на Землю. Кентанец должен отменить этот приказ. Наверное… Как это вообще работает?!
Стена была приятно прохладной, а в коридоре темно. И стояла бы я так ещё долго, но дверь в комнату кошака отворилась, и в коридор выскочило оно. Выдохнула и, зажмурившись, попыталась вжаться в стену настолько, чтобы остаться незамеченной. Не вышло. Кентанец резко затормозил и встал как вкопанный. И теперь стоял молча, пока я, убедившись наконец в несостоятельности своих попыток скрыться, медленно отлепилась от стены и развернулась, чтобы с чувством крайней обречённости взглянуть в глаза иноземцу.
— Ты чего тут? — как-то неуверенно спросил кентанец.
Отвечать не хотелось, и, не дождавшись моего ответа, кошак рявкнул:
— Иди в комнату.
Я дёрнулась и сразу же разозлилась на себя за страх, что медленно скрутил внутренности. Фыркнув, развернулась на негнущихся ногах, заставляя себя идти туда, куда послали. Не смогла удержаться от язвительного «слушаюсь». Кошак шёл следом, так что все слышал, но промолчал. Лишь закрыв за собой дверь в комнату, произнёс:
— Это не приказ. После всего случившегося тебе нужно отдохнуть.
— Космос, какая забота! Я должна, наверное, быть благодарна вам, ваше величество?! Подождите, я немедленно паду ниц, вот только мутить перестанет, — воскликнула я, с наслаждением опустившись в кресло и закрыв глаза. Видеть эту желтоглазую рожу не было ни сил, ни желания. Нет, последние все же присутствовало, но осознание этого лишь усугубляло ситуацию, заставляя злиться ещё сильнее.
— Иль, — позвал кентанец. Я только поморщилась, а глаза не открыла. — Извини.
Я дёрнулась. И вот тут глаза распахнулись сами, а я даже вскочила, оскалившись:
— Не смей, слышишь? Не смей извиняться. У тебя нет на это права, — от ненависти и ярости, которые моментально заполнили мое тело и теперь пытались найти выход, я дышала через раз. Пальцы сжались в кулаки, карябая обкусанными ногтями кожу ладоней. Все тело напряглось, требуя движения, выплеска энергии. Но что я могу сделать? Опять калечиться? Столько боли… не хочу больше…
— Не буду, — одними губами произнёс стоящий напротив кентанец. Он смотрел прямо на меня, и в этом его взгляде мерещилось раскаяние. Не уверена, что поверила, но дикое напряжение немного спало. Я встряхнула руками, сжимая и разжимая сведенные, словно судорогой, пальцы.
— Хорошо, — выдохнула я.
— Я не хотел тебе приказывать, — глухо повторил кошак.
— Мне от этого не легче, — все ещё пытаясь расслабиться и взять себя в руки, отозвалась я.
— Не стоило ставить тебе метку. Но я слишком ненавижу его. Меня сводит с ума мысль, что рано или поздно все, что мне дорого, начинает принадлежать ему.
— Он был твоим другом…
— Он был братом моей сестре. Он был сыном моему отцу. Мой дом был его домом. Я наблюдал за тем, как мой Мир подчиняется лорди. Как начинает кружиться вокруг него, словно он ось или центр равновесия. Сначала я пытался понять, почему все так и что не так со мной? Почему мой отец не замечает меня? Почему моя родная планета должна стать собственностью чёрных иноземцев — диких невменяемых лорди? Но в итоге я стал ненавидеть его. Просто ненавидеть. Чтобы что-то иметь — нужно всего лишь обладать силой и решимостью удержать это. Я решил не ждать больше. Не надеяться, что отец одумается. Я не хотел больше просить. Я просто стал брать, надеясь лишь на то, что моих сил хватит.
Кентанец замолчал, поморщился, словно его горло резко пересохло, и он теперь с трудом пытается сглотнуть.
Пока я скрипела зубами и отчаянно сопротивлялась попыткам своего сердца проникнуться смыслом сказанного, кентанец решил продолжить:
— Но боль, причиненную другим, трудно оправдать. В итоге она всегда возвращается и проедает насквозь, — кошак передернул плечами, его взгляд снова обрёл ясность и колкость пронизанного холодом воздуха Кентана. — Ложись спать, Иль. Завтра последний день перед отъездом. Хочу успеть показать тебе окрестности.
Я переступила с ноги на ногу, кинув растерянный взгляд на кровать, которая являлась реальной декорацией из моего не реального, но оттого не менее жуткого кошмара.
— Я лягу на кушетку, — упрямо заявила я.
Кентанец подошёл к столику и налил из прозрачного графина в стеклянный бокал вино, неприятно мерцающее алым в тусклом свете лампы. Обхватил пальцами тонкую ножку бокала и, втянув аромат напитка, разом осушил бокал.
— Ложись на кровать, — закрыв глаза, ровно произнёс кошак.
Я открыла рот, чтобы возразить.
— Это приказ, Иль, — сверкнув глазами, так же ровно сообщил кентанец.
— Сволочь. Лживая, — огрызнулась я.
— Знаю, Иль. Знаю, — криво усмехнувшись, согласился принц.
Отыгрываясь за своё бессилие на ковре, протопала на тёмную половину комнаты. Здесь лампы не горели. Кошак остался стоять около стола. Кажется, налил себе ещё один бокал. Он стоял ко мне спиной. Я поймала себя на том, что не могу оторвать глаз от широких устало опущенных сейчас плеч. Раздраженно отвернулась и, стянув с себя носки и кофту, улеглась на свой край кровати. Потом подскочила и натянула обратно и кофту, и носки. Подумав, стащила с кресла плед и завернулась в него. Так припрыгала к кровати и, присев, рухнула на бок. Уткнулась в подушку, уставилась в темноту. Сердце в груди гулко стучало, и с каждой секундой промежутки между ударами становились короче, а сами удары громче. Вопреки моему нежеланию подробности сновидения всплывали перед моими невидящими ничего в темноте глазами, и я зажмурилась, пытаясь не слышать охрипший голос склонившегося надо мной кошака из сна, эхом раздающийся в моей голове.
Чтобы отвлечься, начала считать баранов. В процессе счета бараны медленно трансформировались в белых желтоглазых котов, и теперь все эти 242 кота дружно буравили меня своими горящими наглыми глазищами.
Когда число молчаливых откровенно недовольных животных перевалило за тысячу, я поймала себя на том, что вопреки убежденности в том, что не усну, глаза начинают слипаться, а мое сознание то и дело проваливается в великое счастливое ничто.
Кентанца все ещё не было. Видимо, решил напиться. Может там и отключиться? Лишь бы приставать не начал. Он трезвый-то буйный. Страшно подумать, что бывает, когда принц-псих напивается…
Уснула. Проснулась, когда сквозь плотные занавеси через окна бил свет. Наступило утро, а я все также лежала, свернувшись калачиком, надежно закутанная в плед. Выпрямилась, поморщившись от боли в затёкшем теле.
Осторожно повернулась, пытаясь узнать одна ли я в кровати? Да, кентанца не было.
Приподнялась на локтях, оглядывая комнату. Пусто.
Выпутавшись из пледа, встала и хорошенько потянулась. Сладко зевнув, взъерошила волосы и уверенно отправилась в сторону ванной комнаты мимо столика с опустевшим графином и бокалом с тёмной лужицей вина, засохшего на самом донышке.
Уже положив руку на ручку двери, обернулась на шаги, приближающиеся по коридору. Замерла, готовясь к очередной порции негатива, но в комнату вошёл Четь в темно-синем балахоне. Я улыбнулась, иноземец не забыл об обещании сменить свой желтый, напоминающий мне о покушении балахон.
— Доброе утро, госпожа, — поклонившись, поприветствовал иноземец.
— Доброе, — отозвалась я.
Иноземец распрямился и с подносом наперевес, на котором громоздился по всей видимости мой будущий завтрак, отправился в сторону столика.
— Госпожа, — повернувшись в мою сторону, позвал тот. — Господин просил вас завтракать и собираться. Он будет ждать вас у Северных ворот.
Слух резануло слово «просил», и я даже поморщилась, представив выражение морды лица кентанца, с которым кошак это произносил. Но вслух я это не воспроизвела. Вместо этого, не особо огорчаясь, призналась:
— Четь, я ещё не была у Северных ворот. Так что не знаю дороги.
Я застыла, пойманная с поличным, а затем осторожно приоткрыла веки и тут же зажмурилась от слишком яркого света лампы, направленной мне прямо в лицо.
— Извините, — произнёс доктор, поспешно отворачивая лампу. — Матильда, как вы себя чувствуете?
— Так, словно по мне стадо васпогов протопталось, — сев на кушетке и уткнувшись в ладонь, отозвалась я. Мир кружился, вовлекая меня в эту сомнительную деятельность.
— Это не удивительно, — обхватив пальцами запястье моей покоящейся на колене руки, задумчиво произнёс иноземец. — Но сердцебиение вернулось к норме. Цвет кожных покровов тоже.
— А что вообще произошло? — внутренне содрогнувшись от воспоминаний, которые слишком яркими пятнами жили в моей памяти, съежившись, глухо спросила я. Прикосновения кентанца ещё слишком живо ощущались по всему телу. Но отзвук пережитого удовольствия уже успел смешаться с горьким привкусом вины и сожаления, и от этого внутри было гадко и пусто.
— Это… С чего бы начать? — уставившись на меня всеми четырьмя своими чернильно-чёрными глазами, протянул лантонианец. — Ваша метка, — кончиком пальца постучав себя по щеке под глазом, наконец, произнёс иноземец, — Вы знаете, что ее наличие означает для вас?
Я отрицательно качнула головой, почти сразу пожалев об этом своём необдуманном поступке. Мир снова ускорил вращение, а меня нестерпимо замутило.
Док среагировал быстро и вовремя подставил металлическую посудину. Казалось, желудок вывернется наизнанку, но этого не произошло. Спазмы в итоге сошли на нет, и я разогнулась, утирая рукавом измазанные горьким желудочным соком губы.
Дохлый и разложившийся… нет, лучше пока не выражаться…
— Вот, выпейте, — убрав посудину и протянув мне стакан с водой, предложил доктор.
Лишний раз не двигаясь, осушила стакан залпом, ощутив, как сладкая на вкус жидкость наполняет пустой желудок.
— Спасибо, — выдохнула я, возвращая стакан иноземцу. — Так что с меткой?
— Если вкратце — теперь вы собственность принца, — поморщившись на слове «собственность», ответил док Са.
— Это я уже слышала, — раздраженно отмахнулась я. Меня эти поверья свихнувшихся белобрысых не сильно впечатляли. Я не стану собственностью какого-то психа только потому, что он поставил мне клеймо.
— Нет. Матильда, вы не совсем понимаете серьёзность произошедшего. Метка — это не только символы, воспроизведенные на коже. Все гораздо серьезнее. Вам ввели специальный состав, замешанный на крови принца и ДНК кевлары. Теперь ваш организм, признаете вы это или нет, он воспринимает господина Криса своим хозяином. Он для вас, как альфа-кевлара. Он говорит — вы подчиняетесь. Если же нет — организм даёт сбой, разрушая себя изнутри — это ваше наказание за непослушание.
Какого дохлого бубояба…
Поджав губы и втянув носом воздух, попыталась не заорать.
— Что, простите? — получилось очень сипло. Но хоть так. Лучше, чем истерика и очередной приступ тошноты.
— Вы должны выполнять приказы принца, иначе это повториться…
— Что повторится? — не понимая, о чем док говорит, переспросила я.
— Остановка сердца, многочисленные разрывы сосудов, в том числе, в головном мозге.
— Я не понимаю… — честно призналась я. — Со мной было все в порядке…
Если не считать того, что я занималась с Крисом вещами, воспоминания о которых вызывают острое желание покинуть сие оскверненное тело.
Согнулась пополам, уткнувшись лицом в колени.
Мамочка моя дорогая, дочь твоя пала в самое пекло космического ада…
— Матильда, вы, наверное, не помните. Вы гуляли у Западных ворот. Я, конечно, подробностей не знаю, но вы вовремя не вернулись в комнату и потеряли сознание прямо там, на заснеженной дороге, где-то между замком и воротами. Вас принесли в мой кабинет перепуганные до полусмерти солдаты.
Я выпрямилась и с осторожностью, пытаясь не ликовать раньше времени, переспросила:
— То есть я так и не вернулась в комнату?
— Нет. Именно из-за этого…
— Значит, ничего не было? — все ещё не веря этому шальному счастью, зажав рот рукой, прошептала я.
— Чего не было? — нахмурившись, переспросил док.
— Самого отвратительного поступка в моей жизни, — выдохнула я. Но как же… это все мне приснилось? Такое реальное… скорее забыть. Нужно как можно скорее забыть. Или лучше помнить и быть осторожнее.
Космос, как же я ненавижу себя… и кошака… и Дара, который бросил меня здесь, шагнув в эту чёрную дыру…
Очень надеюсь, что тебе там мучительно икается, маньячный ты лорди…
Глава 18
Просто очехуеть. Это уже в который раз за последние несколько дней я почти умерла?
Остановилась где-то в коридоре и тупо уставилась на свои дрожащие руки. Док сказал, что это нормально для того, кто пережил остановку сердца и кровоизлияние в мозг. Не нормально, что мой организм самостоятельно восстановился после этого. То есть мой отец лорди должен быть жутко древним, чтобы унаследованные от него гены работали так чётко.
Насколько древним — лантонианец не уточнил. Да я как бы и не знаю сколько лет отцу Дарклая, чтобы сопоставить факты…
Я раздраженно тряхнула головой и взъерошила волосы. Дожила, уже спокойно рассуждаю на тему своего кровного родства с мужем по пути в комнату к иноземцу, который уверяет, что этого самого мужа изничтожил.
Нет. Так не пойдёт.
В который уже раз остановилась и, уткнувшись лбом в стену, попыталась успокоиться.
Вообще я хотела остаться в медицинском кабинете. Ведь кошак ещё не знает, что я очнулась. Можно было до утра проваляться трупом на кушетке, тем более что видок соответствующий. Но док Са все же уговорил вернуться в комнату, аргументируя тем, что, если не выполню приказ, кризис может повториться.
Так что вот она я, медленно плетущаяся в сторону комнаты принца-психа. Почти уже дошла.
Слегка отклонившись, боднула лбом стену и сморщилась от головной боли, которая живо отозвалась на столь варварское обращение с центром ее обитания.
Если начать подсчитывать плюсы и минусы моего положения, последние уверенно лидировали. Потому что плюс был всего один — я все ещё жива. Хотя, был ещё один — дети и мама в безопасности.
А вот минусов… их было гораздо больше. Подставляй ладошки…
Дар до сих пор не опроверг своего статуса погибшего.
Я в плену у невменяемого принца-психа, который не гнушается физического насилия.
Более того я теперь вроде как его собственность, и мое тело — более не мое тело, а механизм, подчиняющийся командам и способный в любой момент вырубиться, давая понять, кто тут хозяин.
К эмоционально-психическому состоянию тоже есть несколько претензий: я, кажется, потеряла свою любовь к Дарклаю, и вся моя преданность держится только на голом понятии чести и совести, а ещё долга и понимания того что то, что сейчас со мной происходит — это бред полный и так быть не должно; у меня обнаружилось откровенно нездоровое влечение к белобрысому придурку, и неожиданно возникшие галлюцинации на тему «я занимаюсь сексом с Крисом» резко перевели статус ситуации из разряда «как-нибудь переживём» в сумеречную не названную ещё зону междометий и тихого едва слышного отборного межгалактического мата.
А хуже всего то, что впереди ещё пара невозможно долгих дней на этой заметённой снегом планете. Кто знает, что ещё успеет придумать кошак?
И ещё возник тут вопрос — а что будет, когда меня спасут? Я так каждый день буду выключаться из-за того, что не вернулась к десяти в комнату кентанца?
Хотя мы же собираемся лететь на Землю. Кентанец должен отменить этот приказ. Наверное… Как это вообще работает?!
Стена была приятно прохладной, а в коридоре темно. И стояла бы я так ещё долго, но дверь в комнату кошака отворилась, и в коридор выскочило оно. Выдохнула и, зажмурившись, попыталась вжаться в стену настолько, чтобы остаться незамеченной. Не вышло. Кентанец резко затормозил и встал как вкопанный. И теперь стоял молча, пока я, убедившись наконец в несостоятельности своих попыток скрыться, медленно отлепилась от стены и развернулась, чтобы с чувством крайней обречённости взглянуть в глаза иноземцу.
— Ты чего тут? — как-то неуверенно спросил кентанец.
Отвечать не хотелось, и, не дождавшись моего ответа, кошак рявкнул:
— Иди в комнату.
Я дёрнулась и сразу же разозлилась на себя за страх, что медленно скрутил внутренности. Фыркнув, развернулась на негнущихся ногах, заставляя себя идти туда, куда послали. Не смогла удержаться от язвительного «слушаюсь». Кошак шёл следом, так что все слышал, но промолчал. Лишь закрыв за собой дверь в комнату, произнёс:
— Это не приказ. После всего случившегося тебе нужно отдохнуть.
— Космос, какая забота! Я должна, наверное, быть благодарна вам, ваше величество?! Подождите, я немедленно паду ниц, вот только мутить перестанет, — воскликнула я, с наслаждением опустившись в кресло и закрыв глаза. Видеть эту желтоглазую рожу не было ни сил, ни желания. Нет, последние все же присутствовало, но осознание этого лишь усугубляло ситуацию, заставляя злиться ещё сильнее.
— Иль, — позвал кентанец. Я только поморщилась, а глаза не открыла. — Извини.
Я дёрнулась. И вот тут глаза распахнулись сами, а я даже вскочила, оскалившись:
— Не смей, слышишь? Не смей извиняться. У тебя нет на это права, — от ненависти и ярости, которые моментально заполнили мое тело и теперь пытались найти выход, я дышала через раз. Пальцы сжались в кулаки, карябая обкусанными ногтями кожу ладоней. Все тело напряглось, требуя движения, выплеска энергии. Но что я могу сделать? Опять калечиться? Столько боли… не хочу больше…
— Не буду, — одними губами произнёс стоящий напротив кентанец. Он смотрел прямо на меня, и в этом его взгляде мерещилось раскаяние. Не уверена, что поверила, но дикое напряжение немного спало. Я встряхнула руками, сжимая и разжимая сведенные, словно судорогой, пальцы.
— Хорошо, — выдохнула я.
— Я не хотел тебе приказывать, — глухо повторил кошак.
— Мне от этого не легче, — все ещё пытаясь расслабиться и взять себя в руки, отозвалась я.
— Не стоило ставить тебе метку. Но я слишком ненавижу его. Меня сводит с ума мысль, что рано или поздно все, что мне дорого, начинает принадлежать ему.
— Он был твоим другом…
— Он был братом моей сестре. Он был сыном моему отцу. Мой дом был его домом. Я наблюдал за тем, как мой Мир подчиняется лорди. Как начинает кружиться вокруг него, словно он ось или центр равновесия. Сначала я пытался понять, почему все так и что не так со мной? Почему мой отец не замечает меня? Почему моя родная планета должна стать собственностью чёрных иноземцев — диких невменяемых лорди? Но в итоге я стал ненавидеть его. Просто ненавидеть. Чтобы что-то иметь — нужно всего лишь обладать силой и решимостью удержать это. Я решил не ждать больше. Не надеяться, что отец одумается. Я не хотел больше просить. Я просто стал брать, надеясь лишь на то, что моих сил хватит.
Кентанец замолчал, поморщился, словно его горло резко пересохло, и он теперь с трудом пытается сглотнуть.
Пока я скрипела зубами и отчаянно сопротивлялась попыткам своего сердца проникнуться смыслом сказанного, кентанец решил продолжить:
— Но боль, причиненную другим, трудно оправдать. В итоге она всегда возвращается и проедает насквозь, — кошак передернул плечами, его взгляд снова обрёл ясность и колкость пронизанного холодом воздуха Кентана. — Ложись спать, Иль. Завтра последний день перед отъездом. Хочу успеть показать тебе окрестности.
Я переступила с ноги на ногу, кинув растерянный взгляд на кровать, которая являлась реальной декорацией из моего не реального, но оттого не менее жуткого кошмара.
— Я лягу на кушетку, — упрямо заявила я.
Кентанец подошёл к столику и налил из прозрачного графина в стеклянный бокал вино, неприятно мерцающее алым в тусклом свете лампы. Обхватил пальцами тонкую ножку бокала и, втянув аромат напитка, разом осушил бокал.
— Ложись на кровать, — закрыв глаза, ровно произнёс кошак.
Я открыла рот, чтобы возразить.
— Это приказ, Иль, — сверкнув глазами, так же ровно сообщил кентанец.
— Сволочь. Лживая, — огрызнулась я.
— Знаю, Иль. Знаю, — криво усмехнувшись, согласился принц.
Глава 19
Отыгрываясь за своё бессилие на ковре, протопала на тёмную половину комнаты. Здесь лампы не горели. Кошак остался стоять около стола. Кажется, налил себе ещё один бокал. Он стоял ко мне спиной. Я поймала себя на том, что не могу оторвать глаз от широких устало опущенных сейчас плеч. Раздраженно отвернулась и, стянув с себя носки и кофту, улеглась на свой край кровати. Потом подскочила и натянула обратно и кофту, и носки. Подумав, стащила с кресла плед и завернулась в него. Так припрыгала к кровати и, присев, рухнула на бок. Уткнулась в подушку, уставилась в темноту. Сердце в груди гулко стучало, и с каждой секундой промежутки между ударами становились короче, а сами удары громче. Вопреки моему нежеланию подробности сновидения всплывали перед моими невидящими ничего в темноте глазами, и я зажмурилась, пытаясь не слышать охрипший голос склонившегося надо мной кошака из сна, эхом раздающийся в моей голове.
Чтобы отвлечься, начала считать баранов. В процессе счета бараны медленно трансформировались в белых желтоглазых котов, и теперь все эти 242 кота дружно буравили меня своими горящими наглыми глазищами.
Когда число молчаливых откровенно недовольных животных перевалило за тысячу, я поймала себя на том, что вопреки убежденности в том, что не усну, глаза начинают слипаться, а мое сознание то и дело проваливается в великое счастливое ничто.
Кентанца все ещё не было. Видимо, решил напиться. Может там и отключиться? Лишь бы приставать не начал. Он трезвый-то буйный. Страшно подумать, что бывает, когда принц-псих напивается…
Уснула. Проснулась, когда сквозь плотные занавеси через окна бил свет. Наступило утро, а я все также лежала, свернувшись калачиком, надежно закутанная в плед. Выпрямилась, поморщившись от боли в затёкшем теле.
Осторожно повернулась, пытаясь узнать одна ли я в кровати? Да, кентанца не было.
Приподнялась на локтях, оглядывая комнату. Пусто.
Выпутавшись из пледа, встала и хорошенько потянулась. Сладко зевнув, взъерошила волосы и уверенно отправилась в сторону ванной комнаты мимо столика с опустевшим графином и бокалом с тёмной лужицей вина, засохшего на самом донышке.
Уже положив руку на ручку двери, обернулась на шаги, приближающиеся по коридору. Замерла, готовясь к очередной порции негатива, но в комнату вошёл Четь в темно-синем балахоне. Я улыбнулась, иноземец не забыл об обещании сменить свой желтый, напоминающий мне о покушении балахон.
— Доброе утро, госпожа, — поклонившись, поприветствовал иноземец.
— Доброе, — отозвалась я.
Иноземец распрямился и с подносом наперевес, на котором громоздился по всей видимости мой будущий завтрак, отправился в сторону столика.
— Госпожа, — повернувшись в мою сторону, позвал тот. — Господин просил вас завтракать и собираться. Он будет ждать вас у Северных ворот.
Слух резануло слово «просил», и я даже поморщилась, представив выражение морды лица кентанца, с которым кошак это произносил. Но вслух я это не воспроизвела. Вместо этого, не особо огорчаясь, призналась:
— Четь, я ещё не была у Северных ворот. Так что не знаю дороги.
