Похоже, что заревновал. Виктор не ответил, он работал. В беседке, на столике возникла чаша с яблоками, грушами и разрезанной дыней. Немного подумав, Виктор добавил сюда бутылку коньяка и два стаканчика — один пустой, но со следами напитка, другой чуть пригубленный. Лахов с интересом смотрел, как Виктор лепит образы.
— Что это?
— Пока только натюрморт. Бутафория. А ты займешься оживлением этого реквизита.
— Я? — Лахов посмотрел на него с удивлением. — Как это?
— Заставь все это благоухать, Лёня.
— Как?
— Как хочешь... Рыбка у тебя ведь пахнет.
— А... Ну, это можно... Только ведь я не принюхивался...
Лахов неуверенно подошел к столу и что-то мудрил некоторое время. Потом повернулся к Виктору.
— Командир, иди — нюхать подано-с!
— Сударыня! — окликнул Виктор кокетливо дефилирующую по аллее Верочку, — нюхать подано-с!
Верочке не понравилось, как пахнет дыня.
— Фи! Это не дыня, а яблоки, моченые вместе с огурцами, — сказала она!
А вот коньяк Лахову удался. И груши. Они-то уж пахли у него, как настоящие! Даже лучше! Может быть, потому что выглядели здорово! Огромные, ярко желтые, чуть примятые в боках, сочащиеся ароматной сладкой патокой — совсем не похожие на заграничные скучные плоды с крепкой зеленой кожурой.
— Мальчики! Вы волшебники. Вам бы здесь ресторан открыть! Я бы к вам пошла официанткой!
— Где клиента взять, Вера? Кто спит, тот есть не хочет, — ответил польщенный Виктор.
— Я бы пожрал. — возразил Лахов. Он взял с подноса нож и разрезал одну из груш пополам. И сразу же аромат усилился в разы. Это было настолько необычно, так будоражило сознание, что все замолкли на мгновенье. Лахов, меж тем, откусил огромный ломоть и громко зачавкал. На его лице отразилось блаженство. Верочка было потянулась за вторым ломтем, но Виктор остановил ее.
— Если жив останется, и мы попробуем. — сказал он серьезным голосом. Лахов поперхнулся.
— Правильно, — согласилась Верочка, — устрой ему заворот кишок, чтоб не жрал без команды!
— И не брал со стола раньше дамы, — добавил Виктор. Верочка взглянула на него с благодарностью.
— Для вас же стараюсь, — необычайно быстро для себя сориентировался Лахов. — Если что, здесь бегать некуда. Загадим сон мертвецу, он нас потом кошмарами изведет. Так пусть лучше меня одного.
Виктор меж тем быстро организовал три стаканчика, в которые тут же разлил из бутылки.
— Мы теперь единое целое... — начал он.
— Почти семья, — подпела сентиментально Верочка, помахивая веером.
— Ага — спим вместе, — не удержался от пошлости Лахов.
Виктор остановил его движением руки, потому что не просто так затеял этот тост. То, что он собирался сказать, для него было важно: его поразили слова Рубена. Особо ранили они сейчас, когда они так сблизились, сроднились, сработались. И подумалось, что если появится у их сотрудничества моральный стержень, то разрыв с группой будет уже не просто «переходом на другую работу» — предательством. Так пусть тот, кто примет предложение Сеттории, пройдет через нравственные терзания.
— Мы сильны только в единстве. Давайте же выпьем за это единство. За то, что не бросим и не предадим друг друга.
— Давайте, ребята, — пылко поддержала тост Верочка и протянула им свободную ладонь. Они ответили тем же. Так и выпили, сжимая друг другу руки.
Это был коньяк! Если он и отличался от настоящего, то лишь тем, что казался более терпким и крепким. Раньше Виктор много раз пытался есть во сне. Но это было все равно, что жевать вату. И только однажды — в детстве, когда очень захотелось мороженого, а из-за слабых гланд ему мороженого есть не разрешалось, испытал нечто похожее: ел мороженое во сне и явно чувствовал его холод и вкус.
— Заканчиваем и уходим. — Виктор быстро убрал со стола лишнее. В том числе и злополучную дыню. Сотворил еще пару груш, над которыми тут же завозился Лахов. Подумав, поставил на берегу ведро с рыбой и бросил удочку. Но Лахов рыбу забраковал почти всю: «Где ты такую рыбу видел, ботаник? Простипома и бельдюга какие-то». Оставил только несколько карасей. Виктор добавил еще — разной величины. Лахов придал им и воде в ведре нужный запах. Верочка протянула Лахову перчатки.
— Надуши.
— Шипр подойдет? — хмыкнул тот, но сделал, как следует. От перчаток слабо запахло духами.
Верочка положила веер и зонтик на скамейку в беседке... Рассталась она с ними с сожалением.
Закончив все, они по знакомой тропке прошли к забору. С этой стороны он выглядел, как металлическая ограда из набора прутьев в форме копий с причудливыми наконечниками, перевитых фигурным орнаментом. Так во времена советского классицизма огораживали городские парки. Сквозь прутья виднелись густые заросли жимолости. Верочка и Лахов посмотрели на Виктора. Тот поднял предостерегающе палец.
— Верочка, открой, я взгляну, что там.
Верочка подошла к забору, нашла два стоящих на чуть большем отдалении, чем другие, прута, взялась за них, потянула в разные стороны. Но они не поддались. Она повернулась к ребятам и сказала испуганно:
— Вить, я не могу.
— Что не могу, — закричал Лахов. — Сюда же открыла. Без труда раздвинула.
— А сейчас не могу. Они и, правда, как железные.
Лахов подбежал к изгороди, подёргал прутья, забормотал:
— Вот уж влипли, так влипли. — он заметно нервничал. — А здесь проснуться, подохнешь ещё чего доброго...
Они смотрели на Виктора и ждали его решения. А что он мог им предложить? Но сказать что-то следовало. И он сказал то, что было бы вполне естественным в яви:
— Пойдем калитку искать. Если есть забор, должна быть и калитка. Не зря же здесь забор образовался.
— Пошли, — покорно согласилась Верочка, и вдруг испуганно вскрикнула:
— Витька, смотри!..
Возле оставленного ими фруктового великолепия стоял очень странный человек. И странность его была пугающей...
Я заблудилась в лабиринте снов,
То страшных, то нелепых, то чудесных...
А наяву мне суетно и тесно,
И до конца проснуться не дано.
Но я боюсь, что ты приснился мне,
Что поутру, как дивный сон, растаешь.
Останется лишь память, да и та лишь
О том, чего на белом свете нет.
А, может быть, я снюсь тебе. Смешно?
Смешно и глупо, но вполне возможно.
Всё оттого, что так неосторожно
Я заблудилась в лабиринтах снов.
Из блокнота Дианы
— Сэр Эндрю Лонгсворт с дамой, — прозвучал громкий голос, и перед ними распахнулись золотые двери, украшенные изящным рисунком переплетающихся веток.
Они вступили в огромный зал. Он был отделан с королевской роскошью и аристократической сдержанностью. Мрамор, золото, хрусталь люстр и яркие витражи в окнах... Девушка ощущала себя Золушкой, впервые попавшей на бал. Нарядная толпа в туниках, блио, сюрко, над которыми явно поработали известные снодизайнеры, расступалась перед ними, пока Энди торжественно вёл свою спутницу к возвышению в глубине зала. Туда, где на высоком троне восседала хозяйка праздника.
Диана удивилась было многолюдности собрания — судя по словам Энди, приглашения на этот праздник получили только избранные, — но тут же поняла, что собрание было не столько многолюдным, сколько многофантомным. Девушка с удовольствием полюбовалась бы ожившим альбомом средневековой моды, но мгновение спустя они уже стояли перед Белой Королевой. Энди склонился в глубоком поклоне:
— Леди Исабелла, позвольте засвидетельствовать моё почтение, — торжественно произнёс он.
— Сэр Эндрю, рада вас видеть, — улыбнулась женщина, действительно, очень похожая на ожившую снежную королеву.
Рукава голубого нижнего платья, украшенные бриллиантовыми льдинками пуговиц, едва выглядывали из-под верхнего ослепительно-белого блио, расшитого серебром и бриллиантами. Грудь, шея и подбородок были скрыты белоснежным покрывалом, ниспадавшем на спину. Довершала наряд причудливая, отороченная белым мехом шапочка, поверх которой сверкал золотой венец.
— Позвольте представить мою спутницу, леди Диану, — продолжал Энди.
Диана, лихорадочно вспоминая, что читала о придворном этикете, скромно опустила глаза и изобразила реверанс, одновременно изучая ауру хозяйки сна. И восхитилась мужеством женщины, поддерживающей окружающее великолепие вопреки грызущей её болезни. Какую же порцию обезболивающего пришлось ей выпить, чтобы спокойно уснуть? Вслух же девушка произнесла:
— Это честь для меня, леди Исабелла, посетить ваш сон...
И замялась, заметив мелькнувшее в ауре хозяйке недовольство. Похоже, что внимание целительницы к ауре было замечено и неодобрено.
— Добро пожаловать на бал, леди Диана, — холодно сказала Белая королева.
И кивнула, давая понять, что аудиенция окончена.
Фокус сна начал стремительно удаляться. Шаг, другой, и Диана со спутником, удивлённым неожиданной немилостью леди Исабеллы, оказались в галерее, где было столь же пусто, сколь многолюдно в зале. Обе стены галереи были увешаны гобеленами, на каждом из которых отважные риттеры сражались со всевозможными тварями.
— Как красиво! — Восхитилась Диана.
— И тихо, — добавил риттер. — Терпеть не могу толчею. Никогда не мог понять, откуда Королева набирает столько гостей.
— Набирает? — недоумённо спросила целительница. — Ты что, думаешь, что это всё приглашённые сновидцы?
— Конечно, — кивнул Энди, — не думаешь же ты, что это переодетые твари?
Он засмеялся своей шутке, но Диана даже не сделала попытки улыбнуться. Прежде она общалась с Энди или в межсонье, или на своём сомнусе, так что никогда не задумывалась о его способностях.
— Энди, ты что, не отличаешь фантомов от сновидцев? — недоверчиво спросила девушка.
Настала очередь Энди удивляться.
— Каких фантомов?
— Большинство из гостей, которых мы видели в зале, — фантомы, созданные Белой Королевой! — пояснила целительница. — И я согласна, что леди Исабелла вполне заслуживает королевского титула за поддержание таких достоверно выполненных иллюзий. Да чего стоит одна только эта галерея!
— Это не просто галерея, а галерея Славы, — ответил Энди. — Здесь запечатлены подвиги самых знаменитых риттеров. На этом гобелене, — и он указал на ближайший к ним, — изображено сражение риттера Георга с траконом.
— А что такое тракон? — полюбопытствовала Диана.
— Порождение человеческой ненависти. Он паразитирует не на одном человеке, как «паучок» или знакомая тебе «пиявка», а на целых народах. Там, где появился тракон, жди войны. И нужен великий риттер, чтобы справиться с ним.
Диана с интересом посмотрела на всадника, копьём поражавшего громадную змееподобную тварь. А вот подобрать сравнение для поверженной твари на соседнем гобелене целительница затруднилась, но один вид этого существа вызывал омерзение. Диана поспешно перевела взгляд на ликующего победителя. К её удивлению, в руках у него было не копьё, не меч, а странный лирообразный инструмент.
— Кто это, Энди? — спросила Диана, указывая на гобелен.
— Это риттер Арфес со своей походной арфой. Предание гласит, что у него не было музыкального слуха, а голос был настолько отвратительным, что наяву он молчал, а пел только в своих снах — во время сражений, когда от звуков его пения твари валились замертво.
Диана улыбнулась.
— Но ведь предание может и ошибаться? — спросила она, лукаво глядя на собеседника. Целителям мало рассказывали про тварей, и то в основном про пиявок, а предания риттеров она и вовсе слышала впервые. И ей хотелось как следует разговорить Энди.
— И да, и нет, — усмехнулся риттер. — Для того, чтобы уничтожить тварь, необходимо сфокусировать на ней энергию. Способы фокусировки у каждого свои.
Они неспешно двигались по галерее, переходя от гобелена к гобелену, от истории к истории. Никогда ещё не был Энди так красноречив, и Диана только диву давалась, слушая своего обычно малоразговорчивого напарника. Неожиданно посреди истории про риттера Ивайна, в котором Диана без труда узнала Ивана-царевича, в галерее раздались голоса.
— Я — первый, первый, первый! — Твердил один.
— Нет, я — первый, — не сдавался другой.
Диана обернулась, но ничего не увидела. Тем временем голоса зазвучали громче, и стало понятно, что доносятся они с соседнего гобелена. На этом гобелене, о чём свидетельствовала подпись, были изображены братья Обыкновейн и Необыкновейн, спорящие о чём-то, стоя рядом с поверженной тварью. Движимая любопытством, Диана хотела подойти поближе, но напарник удержал её.
Энди оказался прав, потому что в следующее мгновение оба знаменитых спорщика спрыгнули на пол. По случаю праздника они сменили доспехи на короткие, напоминающие панцирь, колеты, делающие их широченные плечи ещё шире, и короткие бочкобразные штаны с узкими обтягивающими чулками. Братья возвышались над Энди, как ученики старших классов над первоклашкой, да и смотрели на него с таким же пренебрежительным выражением. Рука аргенти потянулась к эфесу.
Бесформенная фигура в плаще с низко опущенным капюшоном, качнулась, отплыла от стола с фруктами. Нет, не человек. Чёрт возьми — призрак! Другого слова не подобрать. Вот он медленно обратил лицо к Вику, и тот собрал все мужество, чтобы не отвернуться. Их взгляды встретились...
Впрочем, возможен ли взгляд без глаз? И тем не менее. Воображение Вика лихорадочно пыталось воссоздать то, чего не могло воспринять зрение. Но тщетно. Под высоким капюшоном всё так же клубилось бесформенное серо-белое... То ли слабо мерцающее свечение, то ли серая маревая мгла. А вместо глаз — словно темные проталины на льду. Да нет — всё не так. Невозможно подстроиться воображением. И мелькнула вдруг мысль: «А ведь все те страшные изображения потустороннего, что оставлены нам художниками былых времен, не придуманы, а почерпнуты из виденного!».
Хотелось отвести глаза, чтобы избежать этого пронзительного взгляда ниоткуда. Но Вик не мог себе такого позволить.
Верочка заголосила совершенно по-бабьи, по-киношному и спряталась у него за спиной, вцепившись в его одежду обеими руками. Теперь отступать было совершенно некуда.
— Вера, — сказал он как можно спокойней (хорошо, что в снах говорить приходится не голосом, и потому спокойствие это интонационное далось легко) — это просто сон! Что ты так испугалась? Все пройдет, и ты благополучно проснешься на своём диванчике. Но только прямо сейчас не просыпайся, ладно? Ведь интересно же, что будет дальше. Досмотрим?
— Досмотрим, — всхлипнула Верочка, успокаиваясь. — Ой! Глянь! Он сюда идет!
Действительно, призрак медленно плыл в их сторону.
Нет, видно, эта нежить просто так не отвяжется! Отцепив от себя Верочку, Вик двинулся навстречу потустороннему, нащупывая в кармане, тайно вынесенный с сомнуса Рубена энергетический сгусток. Они сближались, не отводя взглядов, и остановились в двух шагах друг от друга. Потусторонний был неустойчив и неплотен. Он колебался словно от ветра, контуры его были нечётки и сквозь плащ слабо просвечивали сервированный столик, озёрная гладь и верба на берегу. Призрак что-то сказал-подумал, но Вик не разобрал, что. И тогда тот протянул ему руку. Бледная, словно сотканная из марева кисть выползла из складок плаща и медленно поплыла в сторону Вика. И замерла выжидающе. Вам когда-нибудь протягивал для рукопожатия ладонь мертвец? Ну, тогда вряд ли вам понять состояние Вика. Не ответить было бы крайне невежливо. Их ладони совпали, и тотчас свет померк у него в глазах.
— Что это?
— Пока только натюрморт. Бутафория. А ты займешься оживлением этого реквизита.
— Я? — Лахов посмотрел на него с удивлением. — Как это?
— Заставь все это благоухать, Лёня.
— Как?
— Как хочешь... Рыбка у тебя ведь пахнет.
— А... Ну, это можно... Только ведь я не принюхивался...
Лахов неуверенно подошел к столу и что-то мудрил некоторое время. Потом повернулся к Виктору.
— Командир, иди — нюхать подано-с!
— Сударыня! — окликнул Виктор кокетливо дефилирующую по аллее Верочку, — нюхать подано-с!
Верочке не понравилось, как пахнет дыня.
— Фи! Это не дыня, а яблоки, моченые вместе с огурцами, — сказала она!
А вот коньяк Лахову удался. И груши. Они-то уж пахли у него, как настоящие! Даже лучше! Может быть, потому что выглядели здорово! Огромные, ярко желтые, чуть примятые в боках, сочащиеся ароматной сладкой патокой — совсем не похожие на заграничные скучные плоды с крепкой зеленой кожурой.
— Мальчики! Вы волшебники. Вам бы здесь ресторан открыть! Я бы к вам пошла официанткой!
— Где клиента взять, Вера? Кто спит, тот есть не хочет, — ответил польщенный Виктор.
— Я бы пожрал. — возразил Лахов. Он взял с подноса нож и разрезал одну из груш пополам. И сразу же аромат усилился в разы. Это было настолько необычно, так будоражило сознание, что все замолкли на мгновенье. Лахов, меж тем, откусил огромный ломоть и громко зачавкал. На его лице отразилось блаженство. Верочка было потянулась за вторым ломтем, но Виктор остановил ее.
— Если жив останется, и мы попробуем. — сказал он серьезным голосом. Лахов поперхнулся.
— Правильно, — согласилась Верочка, — устрой ему заворот кишок, чтоб не жрал без команды!
— И не брал со стола раньше дамы, — добавил Виктор. Верочка взглянула на него с благодарностью.
— Для вас же стараюсь, — необычайно быстро для себя сориентировался Лахов. — Если что, здесь бегать некуда. Загадим сон мертвецу, он нас потом кошмарами изведет. Так пусть лучше меня одного.
Виктор меж тем быстро организовал три стаканчика, в которые тут же разлил из бутылки.
— Мы теперь единое целое... — начал он.
— Почти семья, — подпела сентиментально Верочка, помахивая веером.
— Ага — спим вместе, — не удержался от пошлости Лахов.
Виктор остановил его движением руки, потому что не просто так затеял этот тост. То, что он собирался сказать, для него было важно: его поразили слова Рубена. Особо ранили они сейчас, когда они так сблизились, сроднились, сработались. И подумалось, что если появится у их сотрудничества моральный стержень, то разрыв с группой будет уже не просто «переходом на другую работу» — предательством. Так пусть тот, кто примет предложение Сеттории, пройдет через нравственные терзания.
— Мы сильны только в единстве. Давайте же выпьем за это единство. За то, что не бросим и не предадим друг друга.
— Давайте, ребята, — пылко поддержала тост Верочка и протянула им свободную ладонь. Они ответили тем же. Так и выпили, сжимая друг другу руки.
Это был коньяк! Если он и отличался от настоящего, то лишь тем, что казался более терпким и крепким. Раньше Виктор много раз пытался есть во сне. Но это было все равно, что жевать вату. И только однажды — в детстве, когда очень захотелось мороженого, а из-за слабых гланд ему мороженого есть не разрешалось, испытал нечто похожее: ел мороженое во сне и явно чувствовал его холод и вкус.
— Заканчиваем и уходим. — Виктор быстро убрал со стола лишнее. В том числе и злополучную дыню. Сотворил еще пару груш, над которыми тут же завозился Лахов. Подумав, поставил на берегу ведро с рыбой и бросил удочку. Но Лахов рыбу забраковал почти всю: «Где ты такую рыбу видел, ботаник? Простипома и бельдюга какие-то». Оставил только несколько карасей. Виктор добавил еще — разной величины. Лахов придал им и воде в ведре нужный запах. Верочка протянула Лахову перчатки.
— Надуши.
— Шипр подойдет? — хмыкнул тот, но сделал, как следует. От перчаток слабо запахло духами.
Верочка положила веер и зонтик на скамейку в беседке... Рассталась она с ними с сожалением.
Закончив все, они по знакомой тропке прошли к забору. С этой стороны он выглядел, как металлическая ограда из набора прутьев в форме копий с причудливыми наконечниками, перевитых фигурным орнаментом. Так во времена советского классицизма огораживали городские парки. Сквозь прутья виднелись густые заросли жимолости. Верочка и Лахов посмотрели на Виктора. Тот поднял предостерегающе палец.
— Верочка, открой, я взгляну, что там.
Верочка подошла к забору, нашла два стоящих на чуть большем отдалении, чем другие, прута, взялась за них, потянула в разные стороны. Но они не поддались. Она повернулась к ребятам и сказала испуганно:
— Вить, я не могу.
— Что не могу, — закричал Лахов. — Сюда же открыла. Без труда раздвинула.
— А сейчас не могу. Они и, правда, как железные.
Лахов подбежал к изгороди, подёргал прутья, забормотал:
— Вот уж влипли, так влипли. — он заметно нервничал. — А здесь проснуться, подохнешь ещё чего доброго...
Они смотрели на Виктора и ждали его решения. А что он мог им предложить? Но сказать что-то следовало. И он сказал то, что было бы вполне естественным в яви:
— Пойдем калитку искать. Если есть забор, должна быть и калитка. Не зря же здесь забор образовался.
— Пошли, — покорно согласилась Верочка, и вдруг испуганно вскрикнула:
— Витька, смотри!..
Возле оставленного ими фруктового великолепия стоял очень странный человек. И странность его была пугающей...
ЧАСТЬ 3 МЕЖ ЧЕРНОЙ КНЯГИНЕЙ И БЕЛОЙ КОРОЛЕВОЙ
Я заблудилась в лабиринте снов,
То страшных, то нелепых, то чудесных...
А наяву мне суетно и тесно,
И до конца проснуться не дано.
Но я боюсь, что ты приснился мне,
Что поутру, как дивный сон, растаешь.
Останется лишь память, да и та лишь
О том, чего на белом свете нет.
А, может быть, я снюсь тебе. Смешно?
Смешно и глупо, но вполне возможно.
Всё оттого, что так неосторожно
Я заблудилась в лабиринтах снов.
Из блокнота Дианы
Глава 1
— Сэр Эндрю Лонгсворт с дамой, — прозвучал громкий голос, и перед ними распахнулись золотые двери, украшенные изящным рисунком переплетающихся веток.
Они вступили в огромный зал. Он был отделан с королевской роскошью и аристократической сдержанностью. Мрамор, золото, хрусталь люстр и яркие витражи в окнах... Девушка ощущала себя Золушкой, впервые попавшей на бал. Нарядная толпа в туниках, блио, сюрко, над которыми явно поработали известные снодизайнеры, расступалась перед ними, пока Энди торжественно вёл свою спутницу к возвышению в глубине зала. Туда, где на высоком троне восседала хозяйка праздника.
Диана удивилась было многолюдности собрания — судя по словам Энди, приглашения на этот праздник получили только избранные, — но тут же поняла, что собрание было не столько многолюдным, сколько многофантомным. Девушка с удовольствием полюбовалась бы ожившим альбомом средневековой моды, но мгновение спустя они уже стояли перед Белой Королевой. Энди склонился в глубоком поклоне:
— Леди Исабелла, позвольте засвидетельствовать моё почтение, — торжественно произнёс он.
— Сэр Эндрю, рада вас видеть, — улыбнулась женщина, действительно, очень похожая на ожившую снежную королеву.
Рукава голубого нижнего платья, украшенные бриллиантовыми льдинками пуговиц, едва выглядывали из-под верхнего ослепительно-белого блио, расшитого серебром и бриллиантами. Грудь, шея и подбородок были скрыты белоснежным покрывалом, ниспадавшем на спину. Довершала наряд причудливая, отороченная белым мехом шапочка, поверх которой сверкал золотой венец.
— Позвольте представить мою спутницу, леди Диану, — продолжал Энди.
Диана, лихорадочно вспоминая, что читала о придворном этикете, скромно опустила глаза и изобразила реверанс, одновременно изучая ауру хозяйки сна. И восхитилась мужеством женщины, поддерживающей окружающее великолепие вопреки грызущей её болезни. Какую же порцию обезболивающего пришлось ей выпить, чтобы спокойно уснуть? Вслух же девушка произнесла:
— Это честь для меня, леди Исабелла, посетить ваш сон...
И замялась, заметив мелькнувшее в ауре хозяйке недовольство. Похоже, что внимание целительницы к ауре было замечено и неодобрено.
— Добро пожаловать на бал, леди Диана, — холодно сказала Белая королева.
И кивнула, давая понять, что аудиенция окончена.
Фокус сна начал стремительно удаляться. Шаг, другой, и Диана со спутником, удивлённым неожиданной немилостью леди Исабеллы, оказались в галерее, где было столь же пусто, сколь многолюдно в зале. Обе стены галереи были увешаны гобеленами, на каждом из которых отважные риттеры сражались со всевозможными тварями.
— Как красиво! — Восхитилась Диана.
— И тихо, — добавил риттер. — Терпеть не могу толчею. Никогда не мог понять, откуда Королева набирает столько гостей.
— Набирает? — недоумённо спросила целительница. — Ты что, думаешь, что это всё приглашённые сновидцы?
— Конечно, — кивнул Энди, — не думаешь же ты, что это переодетые твари?
Он засмеялся своей шутке, но Диана даже не сделала попытки улыбнуться. Прежде она общалась с Энди или в межсонье, или на своём сомнусе, так что никогда не задумывалась о его способностях.
— Энди, ты что, не отличаешь фантомов от сновидцев? — недоверчиво спросила девушка.
Настала очередь Энди удивляться.
— Каких фантомов?
— Большинство из гостей, которых мы видели в зале, — фантомы, созданные Белой Королевой! — пояснила целительница. — И я согласна, что леди Исабелла вполне заслуживает королевского титула за поддержание таких достоверно выполненных иллюзий. Да чего стоит одна только эта галерея!
— Это не просто галерея, а галерея Славы, — ответил Энди. — Здесь запечатлены подвиги самых знаменитых риттеров. На этом гобелене, — и он указал на ближайший к ним, — изображено сражение риттера Георга с траконом.
— А что такое тракон? — полюбопытствовала Диана.
— Порождение человеческой ненависти. Он паразитирует не на одном человеке, как «паучок» или знакомая тебе «пиявка», а на целых народах. Там, где появился тракон, жди войны. И нужен великий риттер, чтобы справиться с ним.
Диана с интересом посмотрела на всадника, копьём поражавшего громадную змееподобную тварь. А вот подобрать сравнение для поверженной твари на соседнем гобелене целительница затруднилась, но один вид этого существа вызывал омерзение. Диана поспешно перевела взгляд на ликующего победителя. К её удивлению, в руках у него было не копьё, не меч, а странный лирообразный инструмент.
— Кто это, Энди? — спросила Диана, указывая на гобелен.
— Это риттер Арфес со своей походной арфой. Предание гласит, что у него не было музыкального слуха, а голос был настолько отвратительным, что наяву он молчал, а пел только в своих снах — во время сражений, когда от звуков его пения твари валились замертво.
Диана улыбнулась.
— Но ведь предание может и ошибаться? — спросила она, лукаво глядя на собеседника. Целителям мало рассказывали про тварей, и то в основном про пиявок, а предания риттеров она и вовсе слышала впервые. И ей хотелось как следует разговорить Энди.
— И да, и нет, — усмехнулся риттер. — Для того, чтобы уничтожить тварь, необходимо сфокусировать на ней энергию. Способы фокусировки у каждого свои.
Они неспешно двигались по галерее, переходя от гобелена к гобелену, от истории к истории. Никогда ещё не был Энди так красноречив, и Диана только диву давалась, слушая своего обычно малоразговорчивого напарника. Неожиданно посреди истории про риттера Ивайна, в котором Диана без труда узнала Ивана-царевича, в галерее раздались голоса.
— Я — первый, первый, первый! — Твердил один.
— Нет, я — первый, — не сдавался другой.
Диана обернулась, но ничего не увидела. Тем временем голоса зазвучали громче, и стало понятно, что доносятся они с соседнего гобелена. На этом гобелене, о чём свидетельствовала подпись, были изображены братья Обыкновейн и Необыкновейн, спорящие о чём-то, стоя рядом с поверженной тварью. Движимая любопытством, Диана хотела подойти поближе, но напарник удержал её.
Энди оказался прав, потому что в следующее мгновение оба знаменитых спорщика спрыгнули на пол. По случаю праздника они сменили доспехи на короткие, напоминающие панцирь, колеты, делающие их широченные плечи ещё шире, и короткие бочкобразные штаны с узкими обтягивающими чулками. Братья возвышались над Энди, как ученики старших классов над первоклашкой, да и смотрели на него с таким же пренебрежительным выражением. Рука аргенти потянулась к эфесу.
Глава 2
Бесформенная фигура в плаще с низко опущенным капюшоном, качнулась, отплыла от стола с фруктами. Нет, не человек. Чёрт возьми — призрак! Другого слова не подобрать. Вот он медленно обратил лицо к Вику, и тот собрал все мужество, чтобы не отвернуться. Их взгляды встретились...
Впрочем, возможен ли взгляд без глаз? И тем не менее. Воображение Вика лихорадочно пыталось воссоздать то, чего не могло воспринять зрение. Но тщетно. Под высоким капюшоном всё так же клубилось бесформенное серо-белое... То ли слабо мерцающее свечение, то ли серая маревая мгла. А вместо глаз — словно темные проталины на льду. Да нет — всё не так. Невозможно подстроиться воображением. И мелькнула вдруг мысль: «А ведь все те страшные изображения потустороннего, что оставлены нам художниками былых времен, не придуманы, а почерпнуты из виденного!».
Хотелось отвести глаза, чтобы избежать этого пронзительного взгляда ниоткуда. Но Вик не мог себе такого позволить.
Верочка заголосила совершенно по-бабьи, по-киношному и спряталась у него за спиной, вцепившись в его одежду обеими руками. Теперь отступать было совершенно некуда.
— Вера, — сказал он как можно спокойней (хорошо, что в снах говорить приходится не голосом, и потому спокойствие это интонационное далось легко) — это просто сон! Что ты так испугалась? Все пройдет, и ты благополучно проснешься на своём диванчике. Но только прямо сейчас не просыпайся, ладно? Ведь интересно же, что будет дальше. Досмотрим?
— Досмотрим, — всхлипнула Верочка, успокаиваясь. — Ой! Глянь! Он сюда идет!
Действительно, призрак медленно плыл в их сторону.
Нет, видно, эта нежить просто так не отвяжется! Отцепив от себя Верочку, Вик двинулся навстречу потустороннему, нащупывая в кармане, тайно вынесенный с сомнуса Рубена энергетический сгусток. Они сближались, не отводя взглядов, и остановились в двух шагах друг от друга. Потусторонний был неустойчив и неплотен. Он колебался словно от ветра, контуры его были нечётки и сквозь плащ слабо просвечивали сервированный столик, озёрная гладь и верба на берегу. Призрак что-то сказал-подумал, но Вик не разобрал, что. И тогда тот протянул ему руку. Бледная, словно сотканная из марева кисть выползла из складок плаща и медленно поплыла в сторону Вика. И замерла выжидающе. Вам когда-нибудь протягивал для рукопожатия ладонь мертвец? Ну, тогда вряд ли вам понять состояние Вика. Не ответить было бы крайне невежливо. Их ладони совпали, и тотчас свет померк у него в глазах.
