Рубен без возражений пересел на переднее сидение. Спросил, немного погодя, переходя на «ты»:
— Ты Лёве своему сказал, куда мы направились?
— А зачем ему знать? Не графское это дело – вникать в детали. Он нам задачу поставил копать, вот и будем копать…
Рубен засмеялся:
— А может, и правда, копнуть? Лопата есть?
— Тебе всё смешки. Давай-ка на серьёзное настраиваться. И чётко запомни, как сигнал подам – жми на эту клавишу. Я всё подготовил. Звук сразу пойдёт. И засыпай тут же.
— Сигнал? Думаешь, я сам не увижу?
— Не знаю. Может, и нет ничего. Блеф один. А, может... Короче, если закурю, то случилось — начинай действовать. .
— Как-то это всё…
— С непривычки… Сони про то, что в снах можно жить, как в яви, тоже не верят. Просто мы с таким, как сегодня намечается, не сталкивались никогда. А вот эта девица из приёмной, Дианкина подруга, столкнулась.
— Вот и я о том. Может быть, вдвоём пойдём?
— Не ходят на такие дела парой. Да и кто тогда в Аите страховать будет? Энди Бэлкин? — Митрич хмыкнул: так удачно сложилось сочетание, словно имя и фамилия. И добавил серьёзно, — Так он только силовая поддержка. Один не выстоит.
— Этот-то откуда взялся?
— Ну так ради политеса, чтобы как-то общественное мнение под контролем держать, Лёва же решил их сектор подключить. Так они – союзники, а не окажи им доверия – могут стать и злопыхателями. Дипломатия! Но он малый толковый, не сомневайся.
— Там понятно, а здесь…
— Не бойся, я не барышня кисейная, у меня психической травмы не случится. Подъезжаем.
Митрич сбросил ход, свернул на снежную целину и заехал на пригорок. Включил дальний свет. Фары осветили старое деревенское кладбище, самую его окраину. В центре освещённого пространства отчетливо выделялся массивный чёрный крест, выделявшийся на фоне однотипных треугольников металлических пирамид и обветшалых деревянных крестов.
Как только свет погас, непроглядная темень накрыла и кладбище, и машину, и поля вокруг. Сухой редкий снежок бился о стекло. Митрич, буркнув: «Пошёл я», неуклюже вылез из машины и исчез в темноте. Но вскоре засуетился по снегу лучик фонарика, то пропадая, то появляясь вновь. Затем остановился и, помигав Рубену, погас. Было без трёх минут двенадцать. Сигарета у могилки затеплилась через четверть часа. Рубен встрепенулся, надавил клавишу, зачем-то поправил шапку и вошёл в сон.
Скамейки возле могилы не было. Митрич деловито размёл с надгробной плиты снег и уселся на ней, подоткнув под себя полы дублёнки. Потом достал из-за пазухи узелок, вынул оттуда свечку, пузырёк из-под лекарств с солью, листок, с набранном на компьютере крупным текстом. Засветив огарок, накрыл его специальным колпачком, чтоб не задувало. Посидел, дожидаясь, пока минутная стрелка приблизится к часовой в верхнем крайнем положении и, подсунув листок к свету, забубнил негромко слова заклинания, будто стесняясь того, что приходится следовать тёмному суеверию. Несколько раз прерывал чтение, прислушиваясь, но, ничего не услышав, продолжал. Прочитав несколько раз, сложил листок и приготовился ждать, в глубине души не очень веря в успешность магического предприятия. Но сработало! Вдруг всколыхнулся воздух, тонкий пронзительный звук разрезал тишину и над плитой, рядом с ним, возникло едва различимое марево, которое с каждым мгновением становилось плотней и зримей, пока наконец не приобрело отчётливые очертания старушечьей фигуры. Светящаяся во тьме фигура эта света не отбрасывала и не освещала ничего вокруг.
— Как ты посмел потревожить мой сон, живущий? – голос раздавался словно откуда-то из-под земли — глухо и низко, и, казалось, никак не был связан с маревом.
— Ну уж извини, что без доклада, — отвечал он, удивляясь, что эти загробные интонации на него не действуют, — нужна ты мне.
— Несчастный! — голос сгустился, заледенел, — знаешь ли ты, чем шутишь?
— Какие шутки, — отмахнулся Митрич, — говорю же, дело к тебе есть. Кончай самодеятельность устраивать. Я оценил мастерство, отлично сыграно. Аж кровь по жилам… Садись-ка лучше рядышком и поговорим.
— Ты произнёс заклинание, вызвал меня из мрака вечности для пустых разговоров?
— Ну вот откуда ты знаешь, что пустых? Очень даже наполненных. Как тебя? — Он наклонился к надгробью, пытаясь прочесть надпись. — Не разобрать…
— Называй Княгиней… Я и при жизни была княгиней, и сейчас ею осталась.
— Вот… Ваше сиятельство, хочешь обновим могилку-то? Надпись подправим, почистим и всё-такое?
Старуха вдруг заинтересовалась. Спросила уже другим, не таким замогильным голосом:
— С чего это вдруг такая забота?
— Так ведь услуга мне от тебя нужна. А в обмен хочу готов услужить тебе …
— Мне мирское не интересно.
— Это пока. А потом неизвестно, как выйдет.
— Непонятные речи ведешь, живущий…
— Митрич меня зовут. Не встречались никогда? Ты ведь из сноходцев, как я полагаю?
— Вот оно что… Потому ты такой говорливый да смелый. Только не о чём нам говорить!
— Почему ж не о чем? Я ведь уже и сам… Того… Не молодой… Вот и думаю, может, поладим? Там у тебя местечко хорошее для меня найдётся?
— Может найдётся, а может и нет, — оценивающе посмотрела на него Княгиня.
— Ну вот… Значит, вакансии всё-таки существуют. Там у тебя хоть устроено всё по-земному, а так попадёшь куда-нибудь не туда. Грешен ведь… Закурю-ка я, а то холодновато. Хоть дымом погреюсь… Ты не возражаешь?
И, не дожидаясь ответа, щёлкнул зажигалкой. Прикуривая, повернулся к машине. Сделав пару затяжек, откинулся на спину, спросил вроде бы как между делом:
— Скажи, не надоело неприкаянно мотаться между мирами? Ведь вопреки природе это.
— Тяжко, но когда цель есть заветная, то всё выдержать можно. Так ты верно решил ли за мной последовать? Я в этом интерес имею. Мне нужны существа сильные. Ты, я вижу из таких!
— Подумать надо. — Отвечал Митрич уклончиво. — Здесь бы хотелось дожить до конца. А уж потом…
— А что тебе здесь? В стариковском-то теле. А там, если приложить ум да старание, можно без потери памяти в мир вернуться. Я знаю, как.
Ну так что, идёшь со мной?
— Ну не сейчас же, — смутился Митрич.
— А что откладывать? Давай руку…
Она потянула к нему костлявую, сотканную из холодного мерцания кисть. Митрич отпрянул, вскочил. Но рука тянулась, удлиняясь и норовя достать его. Митрич отчаянно закрутил сигаретой, чертя в воздухе огненные круги.
— Ну же! Решайся.
Он вдруг почувствовал, что не в состоянии двигаться. И призрачная рука легко прошлая сквозь тулуп и коснулась его груди. Сжалось, а потом бешено затрепетало сердце. Но в этот момент закричал петух. Ведьма отпрянула, скукожилась и начала втягиваться в надгробный камень, а Митрич осел и повалился спиной в неглубокий снег.
Рубен видел, как старик затеплил свечку, а потом, склонившись, уткнулся в могильную плиту, словно рассматривая что-то. Но вдруг выпрямился и уселся так, словно кто-то невидимый стоял перед ним. Именно стоял, потому что голова его была приподнята, а вся манера держаться, двигаться намекала на то, что он не один, что с кем-то разговаривает. Вот он закурил. Малиновый огонёк отчётливо засветился в темноте. Пора. Рубен совсем уже собрался войти в сон, но вдруг вспомнил про клавишу на магнитофоне. Чертыхнувшись, ткнул в неё пальцем, и динамик, выведенный наружу, издал сигнал, имитирующий крик петуха – длинный, раскатистый и вызывающе дерзкий.
Как только Рубен вошёл в межсонье, нервная растерянность словно рассеялась. Это там, в реале, он пребывал в замешательстве, до конца не понимая, что от него требовалось. Здесь же всё было по-другому. Здесь всё было понятно. Тонкой ледяной струйкой сочился по туннелю сквознячок. Откуда куда? Рубен словно по нити Ариадны прошёл по этому сквознячку к месту его возникновения. В стене расходилась краями щель. Сквозь неё сочился, клубясь, изжелта красный, ядовитый даже на вид дым. Он не расходился по лабиринту, а сгущался, уплотняясь, а уплотнившись, принял форму тела дородной старухи в старомодном платье. Проявилось и лицо – морщинистое, сердитое, и глаза, бросившие на него взгляд суровый и властный.
— Дорогу! — прошипела старуха и пнула его появившейся в руке тростью с резным набалдашником. Несильно пнула, но Рубена отбросило далеко назад. Старуха ринулась было к нему, но он, сконцентрировавшись, перекрыл ей путь прозрачной стеной, сгустив перед ней мощный выброс энергии. Она, злобно осклабившись, принялась отчаянно проламывать той же тростью выход из внезапно стиснувшей её ловушки. Было понятно, что старуху ему в одиночку не удержать, что она прорвётся к нуль-сомнусу, как бы он ни напрягался. Но в тот момент, когда ведьма пробилась сквозь завал, раскрошив в пыль прикрывающие ей путь камни, кто-то сзади похлопал Рубена по плечу. Он резко обернулся, готовый к сопротивлению и увидел перед собой невысокого крепыша в чёрных чешуйчатых доспехах с уже обнажённым мечом. Крепыш властно отодвинул Рубена и заступил на его место. Без сомнения, это был тот самый Энди, о котором говорил Митрич.
Лицо старухи исказилось злобой. Она с силой ударила тростью, стремясь поразить нового противника, но тот легко отразил удар мечом. Палка, столкнувшись с сияющим лезвием, высекла сноп искр, а рыцарь атаковал сам. Но и его атака «провалилась в пустоту». Старуха, словно от дуновения ветерка, отлетела на несколько шагов прочь и так же стремительно вернулась после завершения атаки. А затем вскинула трость, и чёрное облачко, сорвавшееся с трости, устремилось к риттеру.
Но теперь рыцарь увернулся от атаки, а облачко вспухло и взорвалось на том месте, где он только что стоял.
Рубен лихорадочно соображал. Митрич, проведший всю прошлую ночь в Библионарии, предупреждал, что уничтожать сущность, застрявшую между мирами, нельзя. В этом случае она, хотя и значительно ослабленная, «проснётся» в своём имении на нуль-сомнусе.
Чтобы полностью избавиться от Княгини, надо вытолкать её в явь, где дневной свет растворит её без остатка. А пока не наступил рассвет, брешь, пробитую чёрной силой, следует держать под контролем. Фальшивый электронный петух старуху только вспугнул, отвлекая от Митрича, но никак ей не повредил. И вообще, скорей всего, все эти истории про петухов — выдумки, в которые, оказывается, верят даже сами потусторонние. Хотя что удивляться — они же бывшие живые. Да и не в петухах дело. Это только предупреждение о скором восходе. Свет дня — вот что для нечисти смертельно!
Но сейчас только полночь. А в декабре светает поздно, практически в девятом часу утра. До рассвета ещё дожить надо. И дожать Княгиню.
— Энди, её нельзя убивать. — крикнул он риттеру. — Надо выкинуть в явь и продержать там до рассвета.
— Сделаем, — выдохнул риттер, трансформируя меч в большой каплевидный щит, закрывший его практически целиком.
Теперь он уже не атаковал, а то уходил от атак противницы, то закрывался от них щитом. Старуха же, наоборот, бросалась на него ещё яростнее, пробуя то чёрными лентами, пытавшимися спеленать рыцаря, то чёрных острожалых пчёл, то чёрные «взрывные» облака. Причинить вреда риттеру она не смогла, чувствовалось, что она понемногу выдыхается. Но и рыцарь уже не выглядел таким сияющим как в первые мгновения схватки. Рубен понял, что тот устал. И послал через браслет сигнал «Отходи, прикрою». Риттер сделал пару шагов назад, и Рубен вновь перекрыл дорогу ведьме прозрачной стеной. И, пока Княгиня пробивалась сквозь неё, успел запутать ходы лабиринта, затрудняя ей путь к родным пенатам. Теперь отдыхал рыцарь. Он опирался на меч, как на посох, сильно наклонившись вперёд и опустив голову. Сосредотачивался. Возвращал силы. Потом поднял голову, взглянул на Рубена вопросительно. Во взгляде этом читалось «не надо ли вызывать помощь?»
— Сами справимся, — ответил Рубен. Дело было слишком деликатным, чтобы поднимать вокруг случившегося шум. — Она уже устала.
Рыцарь шагнул вперёд, тесня старуху. Не в силах противостоять давлению Княгиня начала пятится и отступала до тех пор, пока не упёрлась спиной в стену. И тогда Рубен открыл выход в явь. Это стоило ему огромных усилий. Он напрягся, удерживая проход открытым, на себе испытав в те мгновения, каково было Атланту под тяжестью небесного свода. Притомившийся рыцарь последним усилием вытолкал старуху в проём, а Рубен отпустил створки. Они сошлись, закрыв проход между мирами.
Два сноходца, наконец, получили возможность посмотреть друг на друга. Они сделали это, не скрывая любопытства.
— Мы не встречались прежде, — сказал рыцарь и сдержанно поклонился, представляясь. — Сэр Эндрю, риттер-аргенти, к Вашим услугам.
— Рубен, проводник-аргенти, — ответил ему с таким же поклоном Рубен.
— Счастлив был стоять плечом к плечу, сэр Рубен. Ваши сегодняшние манипуляции с Аитом достойны золота.
— Благодарю, сэр Эндрю. Но ещё не всё закончилось. Княгиня может вернуться, — предупредил Рубен. — Я должен выйти в явь, проверить, в каком состоянии мой напарник. Боюсь, что ему досталось больше, чем нам…
— Ступайте, Рубен, — серьёзно кивнул риттер. — Я останусь здесь до рассвета и не допущу прорыва.
________
Рубен открыл глаза. Часы показывали без четверти час. Он включил дальний свет — Митрича видно не было. Когда выбрался из машины — приятный холодок освежил разгорячённое лицо. Тело жило в яви в согласии с менталом, который воевал в Аите. Но где старик? Протискиваясь меж оградок, осматривался: в секторе, высвеченном фарами, было безлюдно. Наконец, пробравшись к кресту, увидел распростёртое на снегу тело. Митрич лежал на спине, далеко откинув голову. Рубен принялся было теребить его, но старик не подавал признаков жизни. Надо было вытаскивать, но как? Тем, кому приходилось иметь дело с потерявшими сознание, знают, что обмякшее тело не подхватить, не поднять. Следовало привести старика в чувство. Рубен принялся натирать щёки потерявшего сознание снегом. Наконец Митрич приоткрыл глаза, судорожно вцепился ему в рукав. Напрягся.
— Давай, давай, дружище, поднимайся…
Он помог старику встать, но идти тот не мог. Тогда Рубен присел и, взвалив тело на плечи, пошёл к машине, с трудом протискиваясь между оградок.
Завёл машину и уже на ходу вызвал скорую к ближайшему посту ГАИ. Вместе с сержантами перенесли Митрича в помещение, уложили на топчан в комнате отдыха. Нашлось и что-то сердечное. Вскоре прибыла бригада. По озабоченным лицам медиков, Рубен понял, что дело худо. Он было собрался ехать следом за ними в больницу, но передумал. Чем он там поможет? Отстав через пару километров, остановился на обочине. И тут же ринулся в Аит искать Диану…
Диана любила искрящееся разноцветными огнями гирлянд Предновогодье, наполненное весёлой суматохой и предвкушением чуда. Любила венчающий год Графский карнавал, размахом превосходивший любой королевский. А в этом году он обещал превзойти и императорский, потому что сектору было что праздновать. Диана ждала ночь Карнавала с нетерпением, и не только ради нового браслета, хотя что скрывать, хотелось уже поскорее сменить медь на серебро. Подаренная Рубеном серебряная змейка, свернувшаяся до поры на алом бархатном ложе в футляре из красного дерева, только подстёгивала нетерпение. Но, пожалуй, даже больше хотелось ей блеснуть на карнавале костюмом, сотворённым Виком.
— Ты Лёве своему сказал, куда мы направились?
— А зачем ему знать? Не графское это дело – вникать в детали. Он нам задачу поставил копать, вот и будем копать…
Рубен засмеялся:
— А может, и правда, копнуть? Лопата есть?
— Тебе всё смешки. Давай-ка на серьёзное настраиваться. И чётко запомни, как сигнал подам – жми на эту клавишу. Я всё подготовил. Звук сразу пойдёт. И засыпай тут же.
— Сигнал? Думаешь, я сам не увижу?
— Не знаю. Может, и нет ничего. Блеф один. А, может... Короче, если закурю, то случилось — начинай действовать. .
— Как-то это всё…
— С непривычки… Сони про то, что в снах можно жить, как в яви, тоже не верят. Просто мы с таким, как сегодня намечается, не сталкивались никогда. А вот эта девица из приёмной, Дианкина подруга, столкнулась.
— Вот и я о том. Может быть, вдвоём пойдём?
— Не ходят на такие дела парой. Да и кто тогда в Аите страховать будет? Энди Бэлкин? — Митрич хмыкнул: так удачно сложилось сочетание, словно имя и фамилия. И добавил серьёзно, — Так он только силовая поддержка. Один не выстоит.
— Этот-то откуда взялся?
— Ну так ради политеса, чтобы как-то общественное мнение под контролем держать, Лёва же решил их сектор подключить. Так они – союзники, а не окажи им доверия – могут стать и злопыхателями. Дипломатия! Но он малый толковый, не сомневайся.
— Там понятно, а здесь…
— Не бойся, я не барышня кисейная, у меня психической травмы не случится. Подъезжаем.
Митрич сбросил ход, свернул на снежную целину и заехал на пригорок. Включил дальний свет. Фары осветили старое деревенское кладбище, самую его окраину. В центре освещённого пространства отчетливо выделялся массивный чёрный крест, выделявшийся на фоне однотипных треугольников металлических пирамид и обветшалых деревянных крестов.
Как только свет погас, непроглядная темень накрыла и кладбище, и машину, и поля вокруг. Сухой редкий снежок бился о стекло. Митрич, буркнув: «Пошёл я», неуклюже вылез из машины и исчез в темноте. Но вскоре засуетился по снегу лучик фонарика, то пропадая, то появляясь вновь. Затем остановился и, помигав Рубену, погас. Было без трёх минут двенадцать. Сигарета у могилки затеплилась через четверть часа. Рубен встрепенулся, надавил клавишу, зачем-то поправил шапку и вошёл в сон.
Глава 10
Скамейки возле могилы не было. Митрич деловито размёл с надгробной плиты снег и уселся на ней, подоткнув под себя полы дублёнки. Потом достал из-за пазухи узелок, вынул оттуда свечку, пузырёк из-под лекарств с солью, листок, с набранном на компьютере крупным текстом. Засветив огарок, накрыл его специальным колпачком, чтоб не задувало. Посидел, дожидаясь, пока минутная стрелка приблизится к часовой в верхнем крайнем положении и, подсунув листок к свету, забубнил негромко слова заклинания, будто стесняясь того, что приходится следовать тёмному суеверию. Несколько раз прерывал чтение, прислушиваясь, но, ничего не услышав, продолжал. Прочитав несколько раз, сложил листок и приготовился ждать, в глубине души не очень веря в успешность магического предприятия. Но сработало! Вдруг всколыхнулся воздух, тонкий пронзительный звук разрезал тишину и над плитой, рядом с ним, возникло едва различимое марево, которое с каждым мгновением становилось плотней и зримей, пока наконец не приобрело отчётливые очертания старушечьей фигуры. Светящаяся во тьме фигура эта света не отбрасывала и не освещала ничего вокруг.
— Как ты посмел потревожить мой сон, живущий? – голос раздавался словно откуда-то из-под земли — глухо и низко, и, казалось, никак не был связан с маревом.
— Ну уж извини, что без доклада, — отвечал он, удивляясь, что эти загробные интонации на него не действуют, — нужна ты мне.
— Несчастный! — голос сгустился, заледенел, — знаешь ли ты, чем шутишь?
— Какие шутки, — отмахнулся Митрич, — говорю же, дело к тебе есть. Кончай самодеятельность устраивать. Я оценил мастерство, отлично сыграно. Аж кровь по жилам… Садись-ка лучше рядышком и поговорим.
— Ты произнёс заклинание, вызвал меня из мрака вечности для пустых разговоров?
— Ну вот откуда ты знаешь, что пустых? Очень даже наполненных. Как тебя? — Он наклонился к надгробью, пытаясь прочесть надпись. — Не разобрать…
— Называй Княгиней… Я и при жизни была княгиней, и сейчас ею осталась.
— Вот… Ваше сиятельство, хочешь обновим могилку-то? Надпись подправим, почистим и всё-такое?
Старуха вдруг заинтересовалась. Спросила уже другим, не таким замогильным голосом:
— С чего это вдруг такая забота?
— Так ведь услуга мне от тебя нужна. А в обмен хочу готов услужить тебе …
— Мне мирское не интересно.
— Это пока. А потом неизвестно, как выйдет.
— Непонятные речи ведешь, живущий…
— Митрич меня зовут. Не встречались никогда? Ты ведь из сноходцев, как я полагаю?
— Вот оно что… Потому ты такой говорливый да смелый. Только не о чём нам говорить!
— Почему ж не о чем? Я ведь уже и сам… Того… Не молодой… Вот и думаю, может, поладим? Там у тебя местечко хорошее для меня найдётся?
— Может найдётся, а может и нет, — оценивающе посмотрела на него Княгиня.
— Ну вот… Значит, вакансии всё-таки существуют. Там у тебя хоть устроено всё по-земному, а так попадёшь куда-нибудь не туда. Грешен ведь… Закурю-ка я, а то холодновато. Хоть дымом погреюсь… Ты не возражаешь?
И, не дожидаясь ответа, щёлкнул зажигалкой. Прикуривая, повернулся к машине. Сделав пару затяжек, откинулся на спину, спросил вроде бы как между делом:
— Скажи, не надоело неприкаянно мотаться между мирами? Ведь вопреки природе это.
— Тяжко, но когда цель есть заветная, то всё выдержать можно. Так ты верно решил ли за мной последовать? Я в этом интерес имею. Мне нужны существа сильные. Ты, я вижу из таких!
— Подумать надо. — Отвечал Митрич уклончиво. — Здесь бы хотелось дожить до конца. А уж потом…
— А что тебе здесь? В стариковском-то теле. А там, если приложить ум да старание, можно без потери памяти в мир вернуться. Я знаю, как.
Ну так что, идёшь со мной?
— Ну не сейчас же, — смутился Митрич.
— А что откладывать? Давай руку…
Она потянула к нему костлявую, сотканную из холодного мерцания кисть. Митрич отпрянул, вскочил. Но рука тянулась, удлиняясь и норовя достать его. Митрич отчаянно закрутил сигаретой, чертя в воздухе огненные круги.
— Ну же! Решайся.
Он вдруг почувствовал, что не в состоянии двигаться. И призрачная рука легко прошлая сквозь тулуп и коснулась его груди. Сжалось, а потом бешено затрепетало сердце. Но в этот момент закричал петух. Ведьма отпрянула, скукожилась и начала втягиваться в надгробный камень, а Митрич осел и повалился спиной в неглубокий снег.
Глава 11
Рубен видел, как старик затеплил свечку, а потом, склонившись, уткнулся в могильную плиту, словно рассматривая что-то. Но вдруг выпрямился и уселся так, словно кто-то невидимый стоял перед ним. Именно стоял, потому что голова его была приподнята, а вся манера держаться, двигаться намекала на то, что он не один, что с кем-то разговаривает. Вот он закурил. Малиновый огонёк отчётливо засветился в темноте. Пора. Рубен совсем уже собрался войти в сон, но вдруг вспомнил про клавишу на магнитофоне. Чертыхнувшись, ткнул в неё пальцем, и динамик, выведенный наружу, издал сигнал, имитирующий крик петуха – длинный, раскатистый и вызывающе дерзкий.
Как только Рубен вошёл в межсонье, нервная растерянность словно рассеялась. Это там, в реале, он пребывал в замешательстве, до конца не понимая, что от него требовалось. Здесь же всё было по-другому. Здесь всё было понятно. Тонкой ледяной струйкой сочился по туннелю сквознячок. Откуда куда? Рубен словно по нити Ариадны прошёл по этому сквознячку к месту его возникновения. В стене расходилась краями щель. Сквозь неё сочился, клубясь, изжелта красный, ядовитый даже на вид дым. Он не расходился по лабиринту, а сгущался, уплотняясь, а уплотнившись, принял форму тела дородной старухи в старомодном платье. Проявилось и лицо – морщинистое, сердитое, и глаза, бросившие на него взгляд суровый и властный.
— Дорогу! — прошипела старуха и пнула его появившейся в руке тростью с резным набалдашником. Несильно пнула, но Рубена отбросило далеко назад. Старуха ринулась было к нему, но он, сконцентрировавшись, перекрыл ей путь прозрачной стеной, сгустив перед ней мощный выброс энергии. Она, злобно осклабившись, принялась отчаянно проламывать той же тростью выход из внезапно стиснувшей её ловушки. Было понятно, что старуху ему в одиночку не удержать, что она прорвётся к нуль-сомнусу, как бы он ни напрягался. Но в тот момент, когда ведьма пробилась сквозь завал, раскрошив в пыль прикрывающие ей путь камни, кто-то сзади похлопал Рубена по плечу. Он резко обернулся, готовый к сопротивлению и увидел перед собой невысокого крепыша в чёрных чешуйчатых доспехах с уже обнажённым мечом. Крепыш властно отодвинул Рубена и заступил на его место. Без сомнения, это был тот самый Энди, о котором говорил Митрич.
Лицо старухи исказилось злобой. Она с силой ударила тростью, стремясь поразить нового противника, но тот легко отразил удар мечом. Палка, столкнувшись с сияющим лезвием, высекла сноп искр, а рыцарь атаковал сам. Но и его атака «провалилась в пустоту». Старуха, словно от дуновения ветерка, отлетела на несколько шагов прочь и так же стремительно вернулась после завершения атаки. А затем вскинула трость, и чёрное облачко, сорвавшееся с трости, устремилось к риттеру.
Но теперь рыцарь увернулся от атаки, а облачко вспухло и взорвалось на том месте, где он только что стоял.
Рубен лихорадочно соображал. Митрич, проведший всю прошлую ночь в Библионарии, предупреждал, что уничтожать сущность, застрявшую между мирами, нельзя. В этом случае она, хотя и значительно ослабленная, «проснётся» в своём имении на нуль-сомнусе.
Чтобы полностью избавиться от Княгини, надо вытолкать её в явь, где дневной свет растворит её без остатка. А пока не наступил рассвет, брешь, пробитую чёрной силой, следует держать под контролем. Фальшивый электронный петух старуху только вспугнул, отвлекая от Митрича, но никак ей не повредил. И вообще, скорей всего, все эти истории про петухов — выдумки, в которые, оказывается, верят даже сами потусторонние. Хотя что удивляться — они же бывшие живые. Да и не в петухах дело. Это только предупреждение о скором восходе. Свет дня — вот что для нечисти смертельно!
Но сейчас только полночь. А в декабре светает поздно, практически в девятом часу утра. До рассвета ещё дожить надо. И дожать Княгиню.
— Энди, её нельзя убивать. — крикнул он риттеру. — Надо выкинуть в явь и продержать там до рассвета.
— Сделаем, — выдохнул риттер, трансформируя меч в большой каплевидный щит, закрывший его практически целиком.
Теперь он уже не атаковал, а то уходил от атак противницы, то закрывался от них щитом. Старуха же, наоборот, бросалась на него ещё яростнее, пробуя то чёрными лентами, пытавшимися спеленать рыцаря, то чёрных острожалых пчёл, то чёрные «взрывные» облака. Причинить вреда риттеру она не смогла, чувствовалось, что она понемногу выдыхается. Но и рыцарь уже не выглядел таким сияющим как в первые мгновения схватки. Рубен понял, что тот устал. И послал через браслет сигнал «Отходи, прикрою». Риттер сделал пару шагов назад, и Рубен вновь перекрыл дорогу ведьме прозрачной стеной. И, пока Княгиня пробивалась сквозь неё, успел запутать ходы лабиринта, затрудняя ей путь к родным пенатам. Теперь отдыхал рыцарь. Он опирался на меч, как на посох, сильно наклонившись вперёд и опустив голову. Сосредотачивался. Возвращал силы. Потом поднял голову, взглянул на Рубена вопросительно. Во взгляде этом читалось «не надо ли вызывать помощь?»
— Сами справимся, — ответил Рубен. Дело было слишком деликатным, чтобы поднимать вокруг случившегося шум. — Она уже устала.
Рыцарь шагнул вперёд, тесня старуху. Не в силах противостоять давлению Княгиня начала пятится и отступала до тех пор, пока не упёрлась спиной в стену. И тогда Рубен открыл выход в явь. Это стоило ему огромных усилий. Он напрягся, удерживая проход открытым, на себе испытав в те мгновения, каково было Атланту под тяжестью небесного свода. Притомившийся рыцарь последним усилием вытолкал старуху в проём, а Рубен отпустил створки. Они сошлись, закрыв проход между мирами.
Два сноходца, наконец, получили возможность посмотреть друг на друга. Они сделали это, не скрывая любопытства.
— Мы не встречались прежде, — сказал рыцарь и сдержанно поклонился, представляясь. — Сэр Эндрю, риттер-аргенти, к Вашим услугам.
— Рубен, проводник-аргенти, — ответил ему с таким же поклоном Рубен.
— Счастлив был стоять плечом к плечу, сэр Рубен. Ваши сегодняшние манипуляции с Аитом достойны золота.
— Благодарю, сэр Эндрю. Но ещё не всё закончилось. Княгиня может вернуться, — предупредил Рубен. — Я должен выйти в явь, проверить, в каком состоянии мой напарник. Боюсь, что ему досталось больше, чем нам…
— Ступайте, Рубен, — серьёзно кивнул риттер. — Я останусь здесь до рассвета и не допущу прорыва.
________
Рубен открыл глаза. Часы показывали без четверти час. Он включил дальний свет — Митрича видно не было. Когда выбрался из машины — приятный холодок освежил разгорячённое лицо. Тело жило в яви в согласии с менталом, который воевал в Аите. Но где старик? Протискиваясь меж оградок, осматривался: в секторе, высвеченном фарами, было безлюдно. Наконец, пробравшись к кресту, увидел распростёртое на снегу тело. Митрич лежал на спине, далеко откинув голову. Рубен принялся было теребить его, но старик не подавал признаков жизни. Надо было вытаскивать, но как? Тем, кому приходилось иметь дело с потерявшими сознание, знают, что обмякшее тело не подхватить, не поднять. Следовало привести старика в чувство. Рубен принялся натирать щёки потерявшего сознание снегом. Наконец Митрич приоткрыл глаза, судорожно вцепился ему в рукав. Напрягся.
— Давай, давай, дружище, поднимайся…
Он помог старику встать, но идти тот не мог. Тогда Рубен присел и, взвалив тело на плечи, пошёл к машине, с трудом протискиваясь между оградок.
Завёл машину и уже на ходу вызвал скорую к ближайшему посту ГАИ. Вместе с сержантами перенесли Митрича в помещение, уложили на топчан в комнате отдыха. Нашлось и что-то сердечное. Вскоре прибыла бригада. По озабоченным лицам медиков, Рубен понял, что дело худо. Он было собрался ехать следом за ними в больницу, но передумал. Чем он там поможет? Отстав через пару километров, остановился на обочине. И тут же ринулся в Аит искать Диану…
Глава 12
Диана любила искрящееся разноцветными огнями гирлянд Предновогодье, наполненное весёлой суматохой и предвкушением чуда. Любила венчающий год Графский карнавал, размахом превосходивший любой королевский. А в этом году он обещал превзойти и императорский, потому что сектору было что праздновать. Диана ждала ночь Карнавала с нетерпением, и не только ради нового браслета, хотя что скрывать, хотелось уже поскорее сменить медь на серебро. Подаренная Рубеном серебряная змейка, свернувшаяся до поры на алом бархатном ложе в футляре из красного дерева, только подстёгивала нетерпение. Но, пожалуй, даже больше хотелось ей блеснуть на карнавале костюмом, сотворённым Виком.
