Кирия, сияя, показала всем куклу, вызывая одобрительные возгласы. Энтони сдержанно улыбнулся, садясь на место. Лоренцо бросил ему одобрительный взгляд, Освальд хмыкнул, но беззлобно:
— Ловко, парень.
Джонатан оценивающе кивнул.
Музыканты сменили ритм. Заиграла живая, зажигательная мелодия — скрипки залились, барабаны застучали, флейта засвистела весёлым ручейком. Кирия вскочила со скамьи, глаза её блестели.
— Энтони! — она снова схватила его за руку. — Пойдём танцевать!
— Я не умею, — робко улыбнулся Энтони, отводя взгляд.
Улыбка Кирии слегка потухла, энтузиазм угас. На её лице появилось разочарование.
«Или умею?» — пронеслось в голове Энтони, как внезапный электрический разряд. Вспышка чужих воспоминаний? Знакомый ритм?
— Хотя… — он вдруг встал, решительно взял Кирию за руку. — Почему бы и нет?
Они вышли на площадку. Музыка ударила в кровь. Энтони, держа Кирию за руку, вдруг рванул с ней в самый центр толпы. Его широкая, непривычная улыбка озарила лицо. Глаза сверкали азартом и каким-то странным, древним знанием. Его движения стали раскованными, уверенными, полными природной грации. Он вёл Кирию так легко и властно, что она, обычно сдержанная, невольно отдалась потоку.
— Ну что, миледи, вы готовы? — крикнул он, протягивая ей вторую руку. Его голос звучал по-новому — звонко, весело.
Кирия засмеялась, краска залила её щёки, но глаза загорелись ответным огнём. Она взяла его руку — и их понесло. Они кружились, словно опавшие листья в вихре. Энтони вёл танец с такой потрясающей уверенностью и шиком, что казалось, он родился на паркете. Его ноги выбивали сложные дроби, он то резко притягивал Кирию к себе, то отбрасывал на почтительное расстояние, заставляя её кружиться соло, то поднимал её в воздух в лёгком, стремительном поддержании. Он двигался с чуть театральной выразительностью, как придворный танцор королевской эпохи, давно канувшей в лету.
Весь отряд сидел за столом, наблюдая за этим невероятным превращением. Седрик свистел и кричал громче всех. Освальд перестал жевать, уставившись с откровенным изумлением. Лоренцо забыл про брюнетку, его рот был приоткрыт в немом восхищении мастерства, а потом он начал аплодировать в такт, улыбаясь. Джонатан замер с кружкой на полпути ко рту. Алан и Эдмонт просто улыбались, радуясь за товарищей. Они подняли кружки в их сторону, крикнув что-то вроде:
— Давайте, Энтони, покажи им, как это делается!
Музыка нарастала, становясь всё быстрее, неистовее. Энтони и Кирия парили над площадкой. Они хлопали в ладоши, делали замысловатые па, придумываемые, казалось, на лету. К ним присоединились другие пары, но все взгляды были прикованы к ним. Они были солнцем, вокруг которого вращался весь праздник. Кирия смеялась, её волосы выбились из причёски, платье трепетало, но ей было всё равно. Она парила.
Когда последние аккорды стихли, они остановились посреди площадки, тяжело дыша. Кирия, смеясь, пыталась поймать дыхание и поправить волосы. Энтони, всё ещё улыбаясь, но уже более сдержанно, сделал глубокий, театральный поклон, вызвав гром аплодисментов и одобрительные крики толпы.
— Ты довольна? — спросил Энтони, его глаза снова стали чуть более привычными, но в них ещё теплился огонёк.
— Неожиданно, — ответила Кирия, всё ещё смеясь и держась за бок. — Но… потрясающе! Мне нужно… передохнуть. Пойдём к ребятам? — Она взяла его за руку, чтобы идти назад.
Но не успели они сделать и шагу, как перед ними, словно из земли, вырос сэр Адам. Его лицо было каменным, взгляд — ледяным.
— Задержись, — произнёс он тихо, но так, что слова прозвучали грозно даже сквозь шум праздника. — Я должен тебе кое-что показать. Следуй за мной.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал прочь от огней и музыки, вглубь древних руин.
— Не к добру это, — настороженно произнёс Голос.
Энтони последовал за ним, чувствуя, как веселье мгновенно уходит, сменяясь холодным предчувствием. Они шли всё дальше от фонарей, в зону, где руины становились выше, мрачнее, почти не тронутыми временем. Гигантские, полуразрушенные арки, уходящие в темноту, словно рёбра колоссального зверя. Огромные, покрытые странными, стёршимися барельефами блоки камня, валявшиеся в хаотическом порядке. Ощущение было гнетущим — величие, смешанное с запустением и тайной. Воздух пах сыростью и пылью веков.
— Что это за место? — спросил Энтони, его голос слегка эхом отозвался в каменных дебрях.
— Остатки прошлого, — ответил Адам, не оборачиваясь, его шаги были твёрдыми и быстрыми. — Город, что стоял здесь задолго до наших прадедов. Люди здесь жили в гармонии, знания их были глубоки, а сам город процветал… Пока из глубин земли не пришли они. — Он остановился у гигантской, треснувшей пополам колонны, касаясь её шершавой поверхности. — Монстры. Они стерли город с лица земли. И лишь горстка наших предков, объединившись, найдя в себе ярость и отчаяние, смогла дать им отпор. Изгнать. Построить стены, что ни одно чудовище не в силах преодолеть. — Он обернулся к Энтони, его глаза в темноте горели. — Мы — их потомки. Мы — щит. Мы должны помнить. И быть готовыми. Всегда. Ибо никто не знает, когда они нападут…
Энтони заворожённо смотрел на гигантские руины, пытаясь представить великолепие погибшего города, ужас нашествия, ярость последней битвы. Он прошёл мимо Адама, подняв руку, чтобы прикоснуться к огромной колонне…
Резкие, зловещие звуки выхваченной стали раздались за его спиной. Энтони обернулся молниеносно.
Адам стоял в боевой стойке. В каждой его руке — по длинному, узкому боевому мечу. Острие одного было направлено прямо в горло Энтони, в нескольких сантиметрах от кожи. Лицо капитана было искажено холодной, сдержанной яростью и глубокой подозрительностью.
— Кто ты такой? — слова вылетели из его уст, как ледяные осколки.
Энтони замер. Полное непонимание отразилось на его лице.
— Я… Энтони Лайт, сэр. Ваш…
— Не ври мне! — Адам рывком сделал шаг вперёд, острие меча коснулось кожи Энтони у горла. Холод металла пронзил до костей. — Год назад ты с трудом удерживал меч! Сейчас ты фехтуешь как мастер, чей век отмерен столетиями! В ту ночь нападения…! Я видел, как ты истекал кровью! Твоя форма была вся в крови! А лекарь потом сказал — ни царапины! Как?! — Голос Адама срывался на хрип. — А в лесу?! Та тварь! Оборотень! Я видел, как ты гладил его, словно пса! Кто ты?! — Он впился в Энтони взглядом, полным ненависти и страха. — Или что ты такое?!
Энтони стоял неподвижно. Ни страха, ни гнева, ни оправданий на его лице. Только пустота и глубокая, непроницаемая тайна. Он молчал.
— Доставай свой меч! Сейчас! — прошипел Адам, видя, что тот не отвечает.
— Я не хочу сражаться с вами, сэр, — тихо, но отчётливо произнёс Энтони.
— Это было не предложение, — ледяным тоном ответил Адам.
И бой начался.
Адам атаковал первым. Его мечи засвистели в темноте, сливаясь в смертоносный водопад стали. Он шёл вперёд, используя классическую, безупречную технику боя двумя клинками: один за другим он наносил молниеносные колющие и рубящие удары в голову, шею, корпус. Он был яростен, точен, неумолим. Опыт десятков сражений вкладывался в каждый взмах. Он пытался загнать Энтони в угол, отрезать пути отступления, прижать к грубой стене руин.
Но Энтони не вынимал меча. Он двигался. Его тело изгибалось, скользило, уворачивалось с нечеловеческой, почти призрачной грацией. Он отступал не по прямой, а по спирали, используя руины как укрытие и точку опоры. Удары Адама проносились в сантиметрах от его лица, шеи, груди, но не достигали цели. Он предвидел их, словно читал намерения в мышечном напряжении капитана за миг до удара. Казалось, он танцует со смертью, и смерть никак не могла его настигнуть. Ножны его меча были его единственным оружием — он использовал их как короткий посох, отводя, блокируя, сбивая траекторию ударов с минимальными усилиями. Лязг стали о сталь ножен разрывал тишину древних камней.
— Сражайся! — зарычал Адам, чувствуя, как его ярость сталкивается с ледяной, непостижимой эффективностью. Он усилил натиск, его мечи закрутились в ещё более быстром вихре. Удар по ногам! Финт! Резкий выпад в открывшееся плечо! Но Энтони, пригнувшись под рубящим ударом, словно проскользнул под клинком, его ножны чиркнули по внутренней стороне запястья Адама, заставляя онеметь пальцы. Меч едва не выпал. Адам отпрыгнул, почувствовав первую каплю пота на виске.
— Чего ты боишься?! — крикнул Адам, пытаясь вернуть инициативу. — Показать свою истинную суть?!
Энтони не отвечал. Его глаза, отражавшие слабый лунный свет, были пусты и сосредоточены одновременно. Он ждал. Адам снова бросился в атаку, комбинируя удары — высокий рубящий слева, низкий подсекающий справа. Энтони отступил на шаг, ножны в его руках мелькнули, как змеиная голова — один резкий, точный удар по перекрестию меча в правой руке Адама, и тот с лязгом вылетел, описав дугу в темноте. Прежде чем командир опомнился, Энтони сделал молниеносное движение ногой — не удар, а подсечку точно в щиколотку опорной ноги. Адам, потеряв равновесие и оружие, тяжело рухнул на спину, ударившись о каменные плиты. Воздух с хрипом вырвался из его лёгких.
В следующее мгновение Энтони был над ним. Конец ножен его меча был приставлен к груди Адама, чуть ниже горла, придавливая к холодному камню. Сила давления была нечеловеческой, не оставляющей сомнений — сопротивление бесполезно. Адам, задыхаясь, смотрел снизу вверх в лицо своего гвардейца. В этом лице не было триумфа. Не было злобы. Была лишь та же непроницаемая пустота и… странная отрешённость.
— Убей его. Сейчас. Пока он лежит. Один удар. И никто больше не будет тебе мешать. Никто не узнает твоих секретов, — прошипел Голос, холодный и неумолимый, как сталь. — Он твой враг. Он знает слишком много. УБЕЙ!
Адам видел, как что-то мелькнуло в глубине глаз Энтони — борьба? Отзвук этого Голоса? Командир напрягся, готовясь к последнему удару.
Но Энтони медленно убрал ножны с груди Адама. Не отводя взгляда, он сделал нечто неожиданное — протянул руку. Ладонь была открыта, жест был ясен — предложение помощи подняться.
— Я не знаю, что со мной происходит, сэр, — произнёс он чётко, глядя прямо в глаза командиру, и в его голосе впервые прозвучала не трещина, а что-то твёрдое, как скала под ними. — Но я знаю точно одно. Я — Энтони Лайт. Ваш гвардеец Первого отряда. И вы можете мне доверять. Всегда.
Адам лежал, тяжело дыша, впиваясь взглядом в протянутую руку Энтони. Недоверие, ярость, страх — всё смешалось в его взгляде с изумлением и глубочайшим сомнением. Он не принял руку. С трудом, кряхтя, он перекатился на бок и поднялся самостоятельно, отряхиваясь от пыли веков. Он подобрал свои мечи, вложил их в ножны. Его взгляд был тяжёлым, как глыба, полным неразрешённых вопросов и новой, ледяной настороженности.
— Я буду следить за тобой, — произнёс он глухо, его голос был хриплым от падения и напряжения. — Каждое мгновение. Каждый шаг. Каждую тень, что ты отбрасываешь.
И в этот самый миг, словно сама судьба решила вмешаться, со стороны праздника, из-за стен руин, донёсся не весёлый гул, а пронзительный, полный нечеловеческого ужаса и боли крик. Потом ещё один. И тревожный, нарастающий рёв толпы, сменившийся паническим воплем множества голосов.
Всё напряжение между ними исчезло, смытое волной новой, немедленной и куда более страшной угрозы. Адам мгновенно преобразился. Командир вернулся. Воин проснулся.
— За мной! — рявкнул он, уже разворачиваясь и бегом устремляясь на звук беды.
Энтони, не раздумывая, бросился следом, в ночь, разорванную криками и запахом крови. Их личная война была отложена.
Они ворвались обратно на площадь праздника, и картина, открывшаяся им, была адом, сошедшим на землю. Веселье сменилось паникой. Толпа металась, как испуганный скот, сбивая друг друга, вопя от ужаса. Воздух был густ от запаха крови, разорванных внутренностей и страха. Повсюду валялись тела — не просто убитые, а изувеченные. Одна женщина лежала лицом вниз, её спина была распорота до костей, обнажая рёбра. Мужчина сидел, прислонившись к разбитому лотку, безумно глядя на культю вместо руки, из которой хлестала алая струя. Ребёнок лет пяти замер в немой мольбе рядом с растерзанным телом матери. Земля, ещё недавно утоптанная танцующими, теперь была скользкой от крови и мяса, усеяна клочьями одежды и праздничными аксессуарами. Фонари, продолжавшие гореть, бросали жуткие, пляшущие тени на эту бойню.
Среди кошмара, как островок стойкости, виднелся их отряд. Они стояли спиной к спине, оружие наготове, лица искажены яростью и ужасом. У их ног корчился Эдмонт. Его левая рука была оторвана по локоть, из рваной культи сочилась алая пена, смешиваясь с грязью. Кость белела в развороченном мясе. Кирия — её лицо было бледным как мел, но руки действовали быстро и точно — сидела на коленях перед ним. Она рвала полы свого платья, туго затягивая импровизированный жгут выше ужасной раны. Алан, прижимая Эдмонта за плечо к земле, пытался удержать его от конвульсий боли; его собственные руки были в крови до локтей.
— Что случилось?! — голос Адама, полный леденящего ужаса, прорвал гул паники.
— Оборотень! — крикнул Джонатан, не отрывая глаз от тёмных провалов между руинами. — Один! Ворвался как ураган! Мы его убили, но он успел… — он кивнул на Эдмонта.
— Я выпустил в него весь колчан! — голос Алана дрожал от отчаяния и злости на себя. — Стрелы вонзались, как в тушу! Он рычал, но не падал! Пока Лоренцо не подсёк ему ноги, а Освальд не размозжил башку! Но Эдмонт… уже был…
— Проклятье! — Адам окинул взглядом площадь. Паника не утихала. Где-то в глубине руин слышался новый, душераздирающий вой. — Оборотни не ходят поодиночке на такое скопление людей! Значит, стая рядом! Кирия! — его голос стал стальным. — Бери Эдмонта! Уводи его отсюда! Сейчас!
— Но сэр… — пыталась ответить Кирия.
— Это приказ! — рявкнул Адам так, что даже Эдмонт на миг затих. — Ты должна спасти Эдмонта! Один он не дойдёт! Остальные — со мной! В глубь руин! Удержим тварей, пока люди не уйдут и рыцари не подойдут!
Алан помог поднять Эдмонта, почти бесчувственного от боли и потери крови. Кирия, стиснув зубы, взвалила его здоровую руку на свои плечи. Они потащились к выходу, спотыкаясь о тела и развалины, две маленькие фигуры против моря ужаса.
Отряд рванул туда, откуда донёсся новый вой — к полуразрушенной арке, ведущей в сердце самых древних, самых высоких руин.
— Алан! — Адам указал на остатки каменной смотровой башни, чудом уцелевшей. — Наверх! Глаза! Джонатан, Седрик — держитесь вместе! Освальд, Лоренцо — прикрывайте друг друга! Энтони… — Адам резко обернулся к юноше, и в его взгляде была не просто команда, а вызов, проверка. — Ты со мной. Спина к спине. Эти твари попытаются разорвать строй. Не дадим им шанса!
— Идут! — голос Алана леденяще прозвучал сверху. — Северная стена! Много!
— Приготовиться! — Адам выставил мечи перед собой. В его позе не было страха, только яростная решимость.
Вдруг сзади послышался шорох. Адам обернулся и увидел Кирию. Она стояла бледная, дрожащая, но с коротким кинжалом в руке. Её глаза были огромны от страха.
— Что ты здесь делаешь?! — гнев и ужас слились в голосе Адама. — Где Эдмонт?!
— Я… я передала его стражникам! — выдохнула она. — Они погрузили его в повозку! Я… я должна помочь! Я не могу просто…
— Ловко, парень.
Джонатан оценивающе кивнул.
Музыканты сменили ритм. Заиграла живая, зажигательная мелодия — скрипки залились, барабаны застучали, флейта засвистела весёлым ручейком. Кирия вскочила со скамьи, глаза её блестели.
— Энтони! — она снова схватила его за руку. — Пойдём танцевать!
— Я не умею, — робко улыбнулся Энтони, отводя взгляд.
Улыбка Кирии слегка потухла, энтузиазм угас. На её лице появилось разочарование.
«Или умею?» — пронеслось в голове Энтони, как внезапный электрический разряд. Вспышка чужих воспоминаний? Знакомый ритм?
— Хотя… — он вдруг встал, решительно взял Кирию за руку. — Почему бы и нет?
Они вышли на площадку. Музыка ударила в кровь. Энтони, держа Кирию за руку, вдруг рванул с ней в самый центр толпы. Его широкая, непривычная улыбка озарила лицо. Глаза сверкали азартом и каким-то странным, древним знанием. Его движения стали раскованными, уверенными, полными природной грации. Он вёл Кирию так легко и властно, что она, обычно сдержанная, невольно отдалась потоку.
— Ну что, миледи, вы готовы? — крикнул он, протягивая ей вторую руку. Его голос звучал по-новому — звонко, весело.
Кирия засмеялась, краска залила её щёки, но глаза загорелись ответным огнём. Она взяла его руку — и их понесло. Они кружились, словно опавшие листья в вихре. Энтони вёл танец с такой потрясающей уверенностью и шиком, что казалось, он родился на паркете. Его ноги выбивали сложные дроби, он то резко притягивал Кирию к себе, то отбрасывал на почтительное расстояние, заставляя её кружиться соло, то поднимал её в воздух в лёгком, стремительном поддержании. Он двигался с чуть театральной выразительностью, как придворный танцор королевской эпохи, давно канувшей в лету.
Весь отряд сидел за столом, наблюдая за этим невероятным превращением. Седрик свистел и кричал громче всех. Освальд перестал жевать, уставившись с откровенным изумлением. Лоренцо забыл про брюнетку, его рот был приоткрыт в немом восхищении мастерства, а потом он начал аплодировать в такт, улыбаясь. Джонатан замер с кружкой на полпути ко рту. Алан и Эдмонт просто улыбались, радуясь за товарищей. Они подняли кружки в их сторону, крикнув что-то вроде:
— Давайте, Энтони, покажи им, как это делается!
Музыка нарастала, становясь всё быстрее, неистовее. Энтони и Кирия парили над площадкой. Они хлопали в ладоши, делали замысловатые па, придумываемые, казалось, на лету. К ним присоединились другие пары, но все взгляды были прикованы к ним. Они были солнцем, вокруг которого вращался весь праздник. Кирия смеялась, её волосы выбились из причёски, платье трепетало, но ей было всё равно. Она парила.
Когда последние аккорды стихли, они остановились посреди площадки, тяжело дыша. Кирия, смеясь, пыталась поймать дыхание и поправить волосы. Энтони, всё ещё улыбаясь, но уже более сдержанно, сделал глубокий, театральный поклон, вызвав гром аплодисментов и одобрительные крики толпы.
— Ты довольна? — спросил Энтони, его глаза снова стали чуть более привычными, но в них ещё теплился огонёк.
— Неожиданно, — ответила Кирия, всё ещё смеясь и держась за бок. — Но… потрясающе! Мне нужно… передохнуть. Пойдём к ребятам? — Она взяла его за руку, чтобы идти назад.
Но не успели они сделать и шагу, как перед ними, словно из земли, вырос сэр Адам. Его лицо было каменным, взгляд — ледяным.
— Задержись, — произнёс он тихо, но так, что слова прозвучали грозно даже сквозь шум праздника. — Я должен тебе кое-что показать. Следуй за мной.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал прочь от огней и музыки, вглубь древних руин.
— Не к добру это, — настороженно произнёс Голос.
Энтони последовал за ним, чувствуя, как веселье мгновенно уходит, сменяясь холодным предчувствием. Они шли всё дальше от фонарей, в зону, где руины становились выше, мрачнее, почти не тронутыми временем. Гигантские, полуразрушенные арки, уходящие в темноту, словно рёбра колоссального зверя. Огромные, покрытые странными, стёршимися барельефами блоки камня, валявшиеся в хаотическом порядке. Ощущение было гнетущим — величие, смешанное с запустением и тайной. Воздух пах сыростью и пылью веков.
— Что это за место? — спросил Энтони, его голос слегка эхом отозвался в каменных дебрях.
— Остатки прошлого, — ответил Адам, не оборачиваясь, его шаги были твёрдыми и быстрыми. — Город, что стоял здесь задолго до наших прадедов. Люди здесь жили в гармонии, знания их были глубоки, а сам город процветал… Пока из глубин земли не пришли они. — Он остановился у гигантской, треснувшей пополам колонны, касаясь её шершавой поверхности. — Монстры. Они стерли город с лица земли. И лишь горстка наших предков, объединившись, найдя в себе ярость и отчаяние, смогла дать им отпор. Изгнать. Построить стены, что ни одно чудовище не в силах преодолеть. — Он обернулся к Энтони, его глаза в темноте горели. — Мы — их потомки. Мы — щит. Мы должны помнить. И быть готовыми. Всегда. Ибо никто не знает, когда они нападут…
Энтони заворожённо смотрел на гигантские руины, пытаясь представить великолепие погибшего города, ужас нашествия, ярость последней битвы. Он прошёл мимо Адама, подняв руку, чтобы прикоснуться к огромной колонне…
Резкие, зловещие звуки выхваченной стали раздались за его спиной. Энтони обернулся молниеносно.
Адам стоял в боевой стойке. В каждой его руке — по длинному, узкому боевому мечу. Острие одного было направлено прямо в горло Энтони, в нескольких сантиметрах от кожи. Лицо капитана было искажено холодной, сдержанной яростью и глубокой подозрительностью.
— Кто ты такой? — слова вылетели из его уст, как ледяные осколки.
Энтони замер. Полное непонимание отразилось на его лице.
— Я… Энтони Лайт, сэр. Ваш…
— Не ври мне! — Адам рывком сделал шаг вперёд, острие меча коснулось кожи Энтони у горла. Холод металла пронзил до костей. — Год назад ты с трудом удерживал меч! Сейчас ты фехтуешь как мастер, чей век отмерен столетиями! В ту ночь нападения…! Я видел, как ты истекал кровью! Твоя форма была вся в крови! А лекарь потом сказал — ни царапины! Как?! — Голос Адама срывался на хрип. — А в лесу?! Та тварь! Оборотень! Я видел, как ты гладил его, словно пса! Кто ты?! — Он впился в Энтони взглядом, полным ненависти и страха. — Или что ты такое?!
Энтони стоял неподвижно. Ни страха, ни гнева, ни оправданий на его лице. Только пустота и глубокая, непроницаемая тайна. Он молчал.
— Доставай свой меч! Сейчас! — прошипел Адам, видя, что тот не отвечает.
— Я не хочу сражаться с вами, сэр, — тихо, но отчётливо произнёс Энтони.
— Это было не предложение, — ледяным тоном ответил Адам.
И бой начался.
Адам атаковал первым. Его мечи засвистели в темноте, сливаясь в смертоносный водопад стали. Он шёл вперёд, используя классическую, безупречную технику боя двумя клинками: один за другим он наносил молниеносные колющие и рубящие удары в голову, шею, корпус. Он был яростен, точен, неумолим. Опыт десятков сражений вкладывался в каждый взмах. Он пытался загнать Энтони в угол, отрезать пути отступления, прижать к грубой стене руин.
Но Энтони не вынимал меча. Он двигался. Его тело изгибалось, скользило, уворачивалось с нечеловеческой, почти призрачной грацией. Он отступал не по прямой, а по спирали, используя руины как укрытие и точку опоры. Удары Адама проносились в сантиметрах от его лица, шеи, груди, но не достигали цели. Он предвидел их, словно читал намерения в мышечном напряжении капитана за миг до удара. Казалось, он танцует со смертью, и смерть никак не могла его настигнуть. Ножны его меча были его единственным оружием — он использовал их как короткий посох, отводя, блокируя, сбивая траекторию ударов с минимальными усилиями. Лязг стали о сталь ножен разрывал тишину древних камней.
— Сражайся! — зарычал Адам, чувствуя, как его ярость сталкивается с ледяной, непостижимой эффективностью. Он усилил натиск, его мечи закрутились в ещё более быстром вихре. Удар по ногам! Финт! Резкий выпад в открывшееся плечо! Но Энтони, пригнувшись под рубящим ударом, словно проскользнул под клинком, его ножны чиркнули по внутренней стороне запястья Адама, заставляя онеметь пальцы. Меч едва не выпал. Адам отпрыгнул, почувствовав первую каплю пота на виске.
— Чего ты боишься?! — крикнул Адам, пытаясь вернуть инициативу. — Показать свою истинную суть?!
Энтони не отвечал. Его глаза, отражавшие слабый лунный свет, были пусты и сосредоточены одновременно. Он ждал. Адам снова бросился в атаку, комбинируя удары — высокий рубящий слева, низкий подсекающий справа. Энтони отступил на шаг, ножны в его руках мелькнули, как змеиная голова — один резкий, точный удар по перекрестию меча в правой руке Адама, и тот с лязгом вылетел, описав дугу в темноте. Прежде чем командир опомнился, Энтони сделал молниеносное движение ногой — не удар, а подсечку точно в щиколотку опорной ноги. Адам, потеряв равновесие и оружие, тяжело рухнул на спину, ударившись о каменные плиты. Воздух с хрипом вырвался из его лёгких.
В следующее мгновение Энтони был над ним. Конец ножен его меча был приставлен к груди Адама, чуть ниже горла, придавливая к холодному камню. Сила давления была нечеловеческой, не оставляющей сомнений — сопротивление бесполезно. Адам, задыхаясь, смотрел снизу вверх в лицо своего гвардейца. В этом лице не было триумфа. Не было злобы. Была лишь та же непроницаемая пустота и… странная отрешённость.
— Убей его. Сейчас. Пока он лежит. Один удар. И никто больше не будет тебе мешать. Никто не узнает твоих секретов, — прошипел Голос, холодный и неумолимый, как сталь. — Он твой враг. Он знает слишком много. УБЕЙ!
Адам видел, как что-то мелькнуло в глубине глаз Энтони — борьба? Отзвук этого Голоса? Командир напрягся, готовясь к последнему удару.
Но Энтони медленно убрал ножны с груди Адама. Не отводя взгляда, он сделал нечто неожиданное — протянул руку. Ладонь была открыта, жест был ясен — предложение помощи подняться.
— Я не знаю, что со мной происходит, сэр, — произнёс он чётко, глядя прямо в глаза командиру, и в его голосе впервые прозвучала не трещина, а что-то твёрдое, как скала под ними. — Но я знаю точно одно. Я — Энтони Лайт. Ваш гвардеец Первого отряда. И вы можете мне доверять. Всегда.
Адам лежал, тяжело дыша, впиваясь взглядом в протянутую руку Энтони. Недоверие, ярость, страх — всё смешалось в его взгляде с изумлением и глубочайшим сомнением. Он не принял руку. С трудом, кряхтя, он перекатился на бок и поднялся самостоятельно, отряхиваясь от пыли веков. Он подобрал свои мечи, вложил их в ножны. Его взгляд был тяжёлым, как глыба, полным неразрешённых вопросов и новой, ледяной настороженности.
— Я буду следить за тобой, — произнёс он глухо, его голос был хриплым от падения и напряжения. — Каждое мгновение. Каждый шаг. Каждую тень, что ты отбрасываешь.
И в этот самый миг, словно сама судьба решила вмешаться, со стороны праздника, из-за стен руин, донёсся не весёлый гул, а пронзительный, полный нечеловеческого ужаса и боли крик. Потом ещё один. И тревожный, нарастающий рёв толпы, сменившийся паническим воплем множества голосов.
Всё напряжение между ними исчезло, смытое волной новой, немедленной и куда более страшной угрозы. Адам мгновенно преобразился. Командир вернулся. Воин проснулся.
— За мной! — рявкнул он, уже разворачиваясь и бегом устремляясь на звук беды.
Энтони, не раздумывая, бросился следом, в ночь, разорванную криками и запахом крови. Их личная война была отложена.
Глава 30. Выбор
Они ворвались обратно на площадь праздника, и картина, открывшаяся им, была адом, сошедшим на землю. Веселье сменилось паникой. Толпа металась, как испуганный скот, сбивая друг друга, вопя от ужаса. Воздух был густ от запаха крови, разорванных внутренностей и страха. Повсюду валялись тела — не просто убитые, а изувеченные. Одна женщина лежала лицом вниз, её спина была распорота до костей, обнажая рёбра. Мужчина сидел, прислонившись к разбитому лотку, безумно глядя на культю вместо руки, из которой хлестала алая струя. Ребёнок лет пяти замер в немой мольбе рядом с растерзанным телом матери. Земля, ещё недавно утоптанная танцующими, теперь была скользкой от крови и мяса, усеяна клочьями одежды и праздничными аксессуарами. Фонари, продолжавшие гореть, бросали жуткие, пляшущие тени на эту бойню.
Среди кошмара, как островок стойкости, виднелся их отряд. Они стояли спиной к спине, оружие наготове, лица искажены яростью и ужасом. У их ног корчился Эдмонт. Его левая рука была оторвана по локоть, из рваной культи сочилась алая пена, смешиваясь с грязью. Кость белела в развороченном мясе. Кирия — её лицо было бледным как мел, но руки действовали быстро и точно — сидела на коленях перед ним. Она рвала полы свого платья, туго затягивая импровизированный жгут выше ужасной раны. Алан, прижимая Эдмонта за плечо к земле, пытался удержать его от конвульсий боли; его собственные руки были в крови до локтей.
— Что случилось?! — голос Адама, полный леденящего ужаса, прорвал гул паники.
— Оборотень! — крикнул Джонатан, не отрывая глаз от тёмных провалов между руинами. — Один! Ворвался как ураган! Мы его убили, но он успел… — он кивнул на Эдмонта.
— Я выпустил в него весь колчан! — голос Алана дрожал от отчаяния и злости на себя. — Стрелы вонзались, как в тушу! Он рычал, но не падал! Пока Лоренцо не подсёк ему ноги, а Освальд не размозжил башку! Но Эдмонт… уже был…
— Проклятье! — Адам окинул взглядом площадь. Паника не утихала. Где-то в глубине руин слышался новый, душераздирающий вой. — Оборотни не ходят поодиночке на такое скопление людей! Значит, стая рядом! Кирия! — его голос стал стальным. — Бери Эдмонта! Уводи его отсюда! Сейчас!
— Но сэр… — пыталась ответить Кирия.
— Это приказ! — рявкнул Адам так, что даже Эдмонт на миг затих. — Ты должна спасти Эдмонта! Один он не дойдёт! Остальные — со мной! В глубь руин! Удержим тварей, пока люди не уйдут и рыцари не подойдут!
Алан помог поднять Эдмонта, почти бесчувственного от боли и потери крови. Кирия, стиснув зубы, взвалила его здоровую руку на свои плечи. Они потащились к выходу, спотыкаясь о тела и развалины, две маленькие фигуры против моря ужаса.
Отряд рванул туда, откуда донёсся новый вой — к полуразрушенной арке, ведущей в сердце самых древних, самых высоких руин.
— Алан! — Адам указал на остатки каменной смотровой башни, чудом уцелевшей. — Наверх! Глаза! Джонатан, Седрик — держитесь вместе! Освальд, Лоренцо — прикрывайте друг друга! Энтони… — Адам резко обернулся к юноше, и в его взгляде была не просто команда, а вызов, проверка. — Ты со мной. Спина к спине. Эти твари попытаются разорвать строй. Не дадим им шанса!
— Идут! — голос Алана леденяще прозвучал сверху. — Северная стена! Много!
— Приготовиться! — Адам выставил мечи перед собой. В его позе не было страха, только яростная решимость.
Вдруг сзади послышался шорох. Адам обернулся и увидел Кирию. Она стояла бледная, дрожащая, но с коротким кинжалом в руке. Её глаза были огромны от страха.
— Что ты здесь делаешь?! — гнев и ужас слились в голосе Адама. — Где Эдмонт?!
— Я… я передала его стражникам! — выдохнула она. — Они погрузили его в повозку! Я… я должна помочь! Я не могу просто…
