- Я смотрю, у тебя все девушки красивые, - проворчала Сильхе, впрочем, без обиды или сарказма.
- Но ведь каждая кому-то да понравится, – возразил Друст. – А Боги вообще любят разнообразие… Гостиницы в той стороне… а таверна в этой.
Про таверну было вовремя, часов двенадцать ни у кого во рту не было и крошки, хотя никто на это ни разу не пожаловался. Есть хотелось настолько сильно, но мысли крутились только вокруг еды. Так что, когда четверо добрались до прилично выглядевшей таверны и сели вместе за один столик, Сильхе не возразила. В конце концов она не собиралась играть и петь, и никакое пророчество не исполнится, пока для этого нет условий. Но не отказала себе в удовольствии сообщить:
- Это наш последний завтрак вместе. Отсюда ты, Кано, пойдешь вдвоем с Беллией.
Странно, но слова ничего не изменили, не наполнили ее чувством освобождения, как ей очень хотелось.
- Может, все же останешься? – спросил кентавр без особой надежды в голосе. Ему было неудобно за общим столом, столешница оказалась на уровне груди, к тому же конский круп занимал значительное место в проходе и служанки то и дело бросали на преграду хмурые взгляды.
- Нет ни одной причины остаться. Зато одна, и какая, уйти, - напомнила девушка-бард. – Эта миссия с самого начала не была моей.
- Неужели ты не хочешь узнать, чем все закончится?
Сильхе подумала.
- А я и так узнаю. Если у тебя все получится, это наверняка как-то можно будет ощутить. Магия, - она пожала плечами.
Кентавр шумно вздохнул, как ребенок, выпрашивавший подарок.
- Ладно тогда. Спасибо тебе. Ты… делала всё лучше.
Неожиданное признание. Сильхе ожидала взрыва со стороны рыжей, но та осталась подозрительно тихой. Если вспомнить, что она вчера узнала – не удивительно.
- Бардам это свойственно, - кивнула она без желания повыпендриваться, просто признавая правду.
Больше за столом не было сказано ничего, кроме просьб передать соль или «можно мне еще одну булочку, пожалуйста». Не ожидая расспросов, но не желая дать для них время, Сильхе встала первой и попрощалась с теперь уже бывшими спутниками. Чувство свободы не пришло даже за дверями забегаловки и Друст объяснил это, озвучив свои сомнения:
- Слишком легко отпустили.
- Да, слишком, - согласилась она, старательно отодвигая от себя чувство «что-то не так». – Но пока я свободна, предпочитаю уйти как можно дальше.
- Можно нанять экипаж и уехать сразу же, - предложил он. – Я знаю много разных мест, где стоит побывать.
- Ты еще и попутешествовать успел? – подивилась она, наконец отходя от дверей таверны.
- Немного. Ко двору меня привез дядюшка, который занимался… и занимается тем, что достает диковинки для принцев и принцесс. Я был его пажом, помогал поддерживать переписку с разными городами и странами, ездил вместе с ним проверять, правда ли в селе таком-то есть камень, который превращается в бриллиант, если его возьмет в руку человек, который никогда не ел мяса… Когда повзрослел, выполнял его поручения уже в одиночку. Побывал даже на островах Лан, изучал южную манеру боя… и любви.
Она невольно улыбнулась.
- Это так ты обещаешь мне показать еще что-то?
- Если захочешь. Но сейчас ты хочешь не этого, - уверенно заявил Мэннар.
- Сейчас я хочу убраться подальше… и в баню.
- Бани, бани… кажется, в северной части города, - он огляделся, указал на одну из улиц. – Нам туда. В Иллерме сегодня многовато стражи, ты заметила?
В самом деле, по дороге то и дело попадались патрули в черно-синей стражевской форме. Некоторые были в кольчугах или в металлических нагрудниках.
- Так вроде бы какой-то праздник, – напомнила девушка-бард. – С ярмаркой и музыкой.
- Может и праздник. Но ты еще и на горожан посмотри.
Посмотреть было на что. Сильхе только удивилась, как не заметила раньше. Каждый был хоть при каком-то, но оружии, даже у мальчонки лет четырех, ковырявшемся в земле, деревянный кинжальчик на поясе. Вообще право на ношение оружия в городах имели все; «длинномеры» - страже и благородным, клинки «длиной до локтя» всем остальным. Но правом этим пользовались достаточно редко. Собравшаяся в лавку за отрезом ткани горожанка берет с собой не нож, а кошелек, ее муж, идущий в гости к другу, вооружаться не станет. Обычный быт не связан с опасностью, от которой можно защититься оружием.
Она невольно покосилась на жуткие потрескавшиеся ножны на поясе Друста.
- Давай зайдем в оружейку и купим нормальное вместилище твоему мечу, - предложила она. – Хочется быть уверенной, что в нужный момент клинок не застрянет в ножнах.
- Хорошо. Можно тогда и оружейника расспросить, что тут за война намечается. Но сначала отведу тебя в бани.
Сильхе не возражала.
Бани оказались не роскошными, но какая разница, если там есть горячая вода? Прачки вот только не нашлось.
- Она у нас гномка была, - непонятно пояснила банная девица, толстая и прыщавая, - вот и выгнали.
Девушка-бард не стала прояснять, видимо, еще один город, где не любят инорасцев. Но в итоге между совсем помятым, но почище, костюмом со штанами и помятым слегка, зато пропыленным платьем она все же выбрала штаны. Освежиться было приятно, и хоть она старалась не задерживаться, когда вышла в общих зал, оказалось Друст уже не только успел вернуться от оружейника, но и помыться тоже. И одежду сменил полностью, благо деньги были, теперь он красовался в черном камзоле на белую рубашку и черных же штанах. Театрально вздохнул, увидев Сильхе.
- Потом подарю тебе еще одно платье... Но сначала уведу подальше от возможной опасности. В городе какие-то непонятности с инорасцами.
- Можешь даже на руках унести, - легко согласилась она, не любила оказываться близко от зарождающейся бучи.
- Коня куплю или возчика найму, - проявил разумную практичность Друст. – Ты отдохнула? Тогда давай поскорее оставим это все за собой.
- Давай. – Вот теперь, именно теперь она почувствовала свободу, но странно – как глоток очень крепкого и очень горького вина, от которого не столько кружится голова, сколько забивает этой горечью все остальные вкусы, что бы потом ни ел и ни пил.
- Что-то мне страшно, - сказала она, вешая за плечи кинтару.
- Не бойся. Я обещал, никто тебя больше не тронет, - сказал Друст.
Не удержался и поправил не успевшую высохнуть, упрямо падавшую на глаза прядь волос. Это был первый знак внимания за день; Сильхе вдруг поняла, как ждала чего-то такого. Привыкла. Легко привыкнуть к хорошему. Но к добру ли это?
А он не ограничился одним, взялся за ремешок ее разбухшей от свертка с платьем сумки:
- Позволишь нести?
- Позволю, - она отдала ему ношу с облегчением, носить и сумку, и инструмент было все же не очень удобно. – Но ты не сможешь защитить меня от всего.
- Спорим, что смогу?
- Нет, спорить не стану… Всегда проигрываю, - призналась она, выходя наружу. – А когда выигрываю, сама не рада.
На углу у бань тоже стояла стража, человека четыре. Эта группа сразу двинулась навстречу Сильхе и Друсту.
«О Боги, нет!» - взмолилась девушка. Но молитва не была услышана.
- Госпожа, уделите минутку, - попросил, подойдя, капитан с таким же значком как у того, с «Затейного двора». – Градоправитель хочет с вами поговорить. Это не отнимет много времени.
- Я не знаю вашего градоправителя, - заметила Сильхе, не понимая, и уже боясь чего-то.
- Госпожа, прошу, - стражники вроде как не заступали им дорогу и не удерживали, но старший продолжал настаивать: – Это очень важно для города и будет хорошо оплачено.
- Разговор будет оплачен? – уточнил Друст.
- Если хотите, то и разговор. А вы не музыкант, господин?
- Нет, к сожалению. Я… охраняю жизнь и честь госпожи, поэтому куда она, туда и я. Сильхе нужна вам ради её песен?
- Господин Ойше сам все расскажет, - ответил, не отвечая, страж.
- Я не собираюсь тут задерживаться, - сказала девушка-бард, - ни ради чего. Поэтому что бы ни предложил ваш градоправитель, ответ будет «нет».
- Понимаю. Но скажите это ему сами, прошу.
Слишком много «прошу». Это разжигало одновременно и раздражение, и любопытство.
- Хорошо, пойдемте к градоправителю, - сказала она.
Заметила, как чуть сжались на ее руке пальцы Друста.
- Думаешь, зря? – тихо спросила она, когда вся процессия двинулась вверх по улице.
- Что бы ни думал, я с буду рядом, - ответил он.
И стало немного спокойнее.
Идти оказалось недалеко – за угол, где ждала небольшая бричка. Уже в ней за две минуты домчались до высокого, похожего на башню из кубиков – каждый новый этаж меньше нижнего – дома. Внутри царила суета, но очень тихая: когда кто-то несся по коридору, не стучали каблуки, бумаги и вещи падали неслышно, голоса были приглушены. Серые стены и пол поглощали остатки звуков в узких темных коридорах – Кано бы тут застрял.
Сильхе с Друстом привели в кабинет, где, стоя на лестнице, рылся на книжной полке пухленький человечек в платье старинного покроя – длиннополый сюртук, рубашка с кружевным жабо, каких уже лет сто не носят, даже штаны с лентами под коленом. И при этом сам он был не стар, лет сорока пяти.
- Господа, - он тут же обратил внимание на гостей, но занятия не прервал – вытянул с полки огромный том, и спустившись, положил на край стола. – Присядьте пожалуйста.
Присесть было куда – кресла, кушетки, даже коврики для сидения по-южному. Но Сильхе собиралась завершить разговор быстро и знала, как действует вид стоящего собеседника, потому не приняла предложение, а Друст её в этом поддержал.
- Прошу прощения, мы спешим.
- Хорошо, госпожа, - он тоже не стал садиться – встал, прислонившись к столу. – Вы заметили, что в городе неспокойно, я думаю. Чтобы с этим хоть как-то сладить, устроены ярмарки, выступления и концерты. Я прошу вас выступить тоже, хотя бы один раз. Плату назначите сами, любую.
- Нет, - сразу сказала Сильхе.
Он не удивился и не расстроился.
- Отчего нет? У вас есть срочное дело в другом городе?
- Нет, но… мне не понравилось в вашем, - честно призналась она.
- Мне и самому не нравится, - с обезоруживающей грустью улыбнулся толстячок. – потому и стараюсь как-то поправить. Но когда можешь мало, делаешь все, что можешь для вех его жителей, неважно люди они или нет. Как вы относитесь к инорсцам, госпожа?
Не понимая, как это связано с остальным, Сильхе снова ответила правдой:
- Для меня все - люди, то есть свободные существа со своей волей и правом на выбор.
- Как хорошо такое слышать, - произнес он со странным чувством в голосе – усталость пополам с надеждой. – Причина беспорядков – недовольство горожан правами инорасцев. Триста лет назад завершилась Горькая война, солдаты вернулись и получили особые права. Король наградил всех, независимо от расы. Кому-то просто освобождение от налогов, кому-то землю и дом, кому-то титул. Но владыка все же был прижимистым поэтому привилегии чаще давались пожизненно и не передавались семье. В случае с людьми это оправдывалось, ведь мы живем не слишком долго. А инорасы долгожители. Гномы, эльфы, орки, тролли – они до сих пор пользуются… и если это даже какая-то мелочь, например скидка в медяк с каждого золотого во всех лавках, все равно неприятно. Некоторые на таких мелочах разбогатели. - Голос градоправителя наполнился сарказмом. - И вообще их уклад жизни слишком странный и кто знает не выходят ли те же перевертыши на улицу, чтобы похищать детей и пить их кровь? И не от них ли молоко скисает и белье с веревок пропадает?
Он перевел дух.
- И вот в такой атмосфере куда-то спешащий гном случайно сбивает с ног ребенка. Ребенок не пострадал. Но мать подняла чудовищный крик, который поддержала сначала вся улица, а потом весь район… Я удвоил патрули ну и стараюсь как-то отвлечь горожан.
- Да, - согласился Друст с иронией, - столько стражи на улицах очень… отвлекает.
- Самым горячим головам хватило и этого. Ярмарки с концертами слегка разбавляют общую напряженность. Но наши певцы и музыканты подустали, это не одну неделю длится, к тому же репертуар исчерпали и повторяются, а это больше раздражает, чем успокаивает. Умиротворяющей магии на всех не хватает, жрецы и священники вышли на улицы, но кто их станет теперь слушать... Поэтому я прошу вас остаться и петь хотя бы один день.
- День – каля в море, - заметила Сильхе. – К тому же вы не знаете, какой я бард.
- Доверяю от безвыходности, - ответил он. – Так вы согласны?
- Нет, господин, я уже сказала.
- Жаль, - сказал он и тут же уточнил: - Жаль, что когда вы будете писать мемуары, то напишете там «я не сделала, хоть и могла, и это ничего бы мне не стоило. Не спасла сотни невинных, хотя для меня все люди, но я сама поступила один раз не по-человечески». Жаль, что у вас нет на то времени.
Удар был сильным, но она постаралась сохранить лицо бесстрастным. Только слов для ответа сразу не нашла.
- Грязный прием, - сказал Друст, в голосе звенела сталь.
- У меня не осталось времени на чистые. Вижу, вы при мече. никогда не используете финты и уловки? Значит, мало цените свою жизнь.
И кажется, по Друсту толстячок-градоправитель тоже попал – Сильхе услышала, как болезненно дернулась его музыка-внутри. Было странно, как совершенно незнакомому человеку удалось так угадать. Задеть самые ноты души.
Ноты… Сильхе прислушалась. Сам градоправитель звучал тревогой, усталостью и готовностью бороться, которая вот-вот иссякнет, но выхода нет и надо продолжать. Не получится быть только хорошим и добрым, даже если очень хочешь…
Услышав всё это и словно прикоснувшись к его песне, к тайному и личному, Сильхе не смогла так просто уйти.
- Хорошо, - сказала она, - я буду петь сегодня и завтра, а потом уеду. Плата… организуйте мне проезд до ближайшего города.
- Договорились, госпожа, - в его мелодии прибавилось надежды, едва-едва, чуть заметно, но всё же… - Передам вас моей помощнице. Агарта!
Тут же открылась вторая, спрятанная за драпировкой в углу, дверь, впуская невысокую пожилую женщину, коротко-остриженную, в строгом платье до самого пола.
- Прими и проверь, - попросил он.
- Следуйте за мной, - помощница оглядела гостей, явно сразу поняла кто тут бард, но пригласила обоих.
Недалеко – в соседнюю комнату, где были только стол с бумагами и стул. Сильхе снова осталась стоять, но стриженую госпожу стояние не смутило - она преспокойно уселась за стол, открыла толстый журнал, обмакнула перо в чернила и предложила:
- Сыграйте, пожалуйста.
Хоть попрошено было вежливо, но Сильхе все равно ощутила себя рабыней, чьи достоинства рассматривают на торге. Не в силах сразу с этим справиться, она решила особо не стараться, наиграла и напела «Страдающую птицу», которую терпеть не могла. Вот разве что последний куплет был более-менее:
- Я птица. Как натянутая струна
Воля моя. Я не вижу боли
Прорываясь, как камень со дна
Сквозь прутья клетки и сети воли,
Меня сковавшей. Не удержать!
Нет в мире силы, что выше этой! –
Надежды вечно в огне сгорать
Любви, беспечной и беззаветной.
- Хорошо, достаточно, - остановила строгая дама. – Через час ваше выступление на главной сцене на площади, обязательно продумайте репертуар. Удерживайтесь от песен, где упоминаются инорасцы, их имена, законы или страны, а так же от песен, где есть призывы к войне или драке, неподобающие шутки, резкие выражения, слова на иностранных языках. Вот полный список и договор, - она протянула ей листок. - Прочитайте и подпишите.
- Но ведь каждая кому-то да понравится, – возразил Друст. – А Боги вообще любят разнообразие… Гостиницы в той стороне… а таверна в этой.
Про таверну было вовремя, часов двенадцать ни у кого во рту не было и крошки, хотя никто на это ни разу не пожаловался. Есть хотелось настолько сильно, но мысли крутились только вокруг еды. Так что, когда четверо добрались до прилично выглядевшей таверны и сели вместе за один столик, Сильхе не возразила. В конце концов она не собиралась играть и петь, и никакое пророчество не исполнится, пока для этого нет условий. Но не отказала себе в удовольствии сообщить:
- Это наш последний завтрак вместе. Отсюда ты, Кано, пойдешь вдвоем с Беллией.
Странно, но слова ничего не изменили, не наполнили ее чувством освобождения, как ей очень хотелось.
- Может, все же останешься? – спросил кентавр без особой надежды в голосе. Ему было неудобно за общим столом, столешница оказалась на уровне груди, к тому же конский круп занимал значительное место в проходе и служанки то и дело бросали на преграду хмурые взгляды.
- Нет ни одной причины остаться. Зато одна, и какая, уйти, - напомнила девушка-бард. – Эта миссия с самого начала не была моей.
- Неужели ты не хочешь узнать, чем все закончится?
Сильхе подумала.
- А я и так узнаю. Если у тебя все получится, это наверняка как-то можно будет ощутить. Магия, - она пожала плечами.
Кентавр шумно вздохнул, как ребенок, выпрашивавший подарок.
- Ладно тогда. Спасибо тебе. Ты… делала всё лучше.
Неожиданное признание. Сильхе ожидала взрыва со стороны рыжей, но та осталась подозрительно тихой. Если вспомнить, что она вчера узнала – не удивительно.
- Бардам это свойственно, - кивнула она без желания повыпендриваться, просто признавая правду.
Больше за столом не было сказано ничего, кроме просьб передать соль или «можно мне еще одну булочку, пожалуйста». Не ожидая расспросов, но не желая дать для них время, Сильхе встала первой и попрощалась с теперь уже бывшими спутниками. Чувство свободы не пришло даже за дверями забегаловки и Друст объяснил это, озвучив свои сомнения:
- Слишком легко отпустили.
- Да, слишком, - согласилась она, старательно отодвигая от себя чувство «что-то не так». – Но пока я свободна, предпочитаю уйти как можно дальше.
- Можно нанять экипаж и уехать сразу же, - предложил он. – Я знаю много разных мест, где стоит побывать.
- Ты еще и попутешествовать успел? – подивилась она, наконец отходя от дверей таверны.
- Немного. Ко двору меня привез дядюшка, который занимался… и занимается тем, что достает диковинки для принцев и принцесс. Я был его пажом, помогал поддерживать переписку с разными городами и странами, ездил вместе с ним проверять, правда ли в селе таком-то есть камень, который превращается в бриллиант, если его возьмет в руку человек, который никогда не ел мяса… Когда повзрослел, выполнял его поручения уже в одиночку. Побывал даже на островах Лан, изучал южную манеру боя… и любви.
Она невольно улыбнулась.
- Это так ты обещаешь мне показать еще что-то?
- Если захочешь. Но сейчас ты хочешь не этого, - уверенно заявил Мэннар.
- Сейчас я хочу убраться подальше… и в баню.
- Бани, бани… кажется, в северной части города, - он огляделся, указал на одну из улиц. – Нам туда. В Иллерме сегодня многовато стражи, ты заметила?
В самом деле, по дороге то и дело попадались патрули в черно-синей стражевской форме. Некоторые были в кольчугах или в металлических нагрудниках.
- Так вроде бы какой-то праздник, – напомнила девушка-бард. – С ярмаркой и музыкой.
- Может и праздник. Но ты еще и на горожан посмотри.
Посмотреть было на что. Сильхе только удивилась, как не заметила раньше. Каждый был хоть при каком-то, но оружии, даже у мальчонки лет четырех, ковырявшемся в земле, деревянный кинжальчик на поясе. Вообще право на ношение оружия в городах имели все; «длинномеры» - страже и благородным, клинки «длиной до локтя» всем остальным. Но правом этим пользовались достаточно редко. Собравшаяся в лавку за отрезом ткани горожанка берет с собой не нож, а кошелек, ее муж, идущий в гости к другу, вооружаться не станет. Обычный быт не связан с опасностью, от которой можно защититься оружием.
Она невольно покосилась на жуткие потрескавшиеся ножны на поясе Друста.
- Давай зайдем в оружейку и купим нормальное вместилище твоему мечу, - предложила она. – Хочется быть уверенной, что в нужный момент клинок не застрянет в ножнах.
- Хорошо. Можно тогда и оружейника расспросить, что тут за война намечается. Но сначала отведу тебя в бани.
Сильхе не возражала.
Бани оказались не роскошными, но какая разница, если там есть горячая вода? Прачки вот только не нашлось.
- Она у нас гномка была, - непонятно пояснила банная девица, толстая и прыщавая, - вот и выгнали.
Девушка-бард не стала прояснять, видимо, еще один город, где не любят инорасцев. Но в итоге между совсем помятым, но почище, костюмом со штанами и помятым слегка, зато пропыленным платьем она все же выбрала штаны. Освежиться было приятно, и хоть она старалась не задерживаться, когда вышла в общих зал, оказалось Друст уже не только успел вернуться от оружейника, но и помыться тоже. И одежду сменил полностью, благо деньги были, теперь он красовался в черном камзоле на белую рубашку и черных же штанах. Театрально вздохнул, увидев Сильхе.
- Потом подарю тебе еще одно платье... Но сначала уведу подальше от возможной опасности. В городе какие-то непонятности с инорасцами.
- Можешь даже на руках унести, - легко согласилась она, не любила оказываться близко от зарождающейся бучи.
- Коня куплю или возчика найму, - проявил разумную практичность Друст. – Ты отдохнула? Тогда давай поскорее оставим это все за собой.
- Давай. – Вот теперь, именно теперь она почувствовала свободу, но странно – как глоток очень крепкого и очень горького вина, от которого не столько кружится голова, сколько забивает этой горечью все остальные вкусы, что бы потом ни ел и ни пил.
- Что-то мне страшно, - сказала она, вешая за плечи кинтару.
- Не бойся. Я обещал, никто тебя больше не тронет, - сказал Друст.
Не удержался и поправил не успевшую высохнуть, упрямо падавшую на глаза прядь волос. Это был первый знак внимания за день; Сильхе вдруг поняла, как ждала чего-то такого. Привыкла. Легко привыкнуть к хорошему. Но к добру ли это?
А он не ограничился одним, взялся за ремешок ее разбухшей от свертка с платьем сумки:
- Позволишь нести?
- Позволю, - она отдала ему ношу с облегчением, носить и сумку, и инструмент было все же не очень удобно. – Но ты не сможешь защитить меня от всего.
- Спорим, что смогу?
- Нет, спорить не стану… Всегда проигрываю, - призналась она, выходя наружу. – А когда выигрываю, сама не рада.
На углу у бань тоже стояла стража, человека четыре. Эта группа сразу двинулась навстречу Сильхе и Друсту.
«О Боги, нет!» - взмолилась девушка. Но молитва не была услышана.
- Госпожа, уделите минутку, - попросил, подойдя, капитан с таким же значком как у того, с «Затейного двора». – Градоправитель хочет с вами поговорить. Это не отнимет много времени.
- Я не знаю вашего градоправителя, - заметила Сильхе, не понимая, и уже боясь чего-то.
- Госпожа, прошу, - стражники вроде как не заступали им дорогу и не удерживали, но старший продолжал настаивать: – Это очень важно для города и будет хорошо оплачено.
- Разговор будет оплачен? – уточнил Друст.
- Если хотите, то и разговор. А вы не музыкант, господин?
- Нет, к сожалению. Я… охраняю жизнь и честь госпожи, поэтому куда она, туда и я. Сильхе нужна вам ради её песен?
- Господин Ойше сам все расскажет, - ответил, не отвечая, страж.
- Я не собираюсь тут задерживаться, - сказала девушка-бард, - ни ради чего. Поэтому что бы ни предложил ваш градоправитель, ответ будет «нет».
- Понимаю. Но скажите это ему сами, прошу.
Слишком много «прошу». Это разжигало одновременно и раздражение, и любопытство.
- Хорошо, пойдемте к градоправителю, - сказала она.
Заметила, как чуть сжались на ее руке пальцы Друста.
- Думаешь, зря? – тихо спросила она, когда вся процессия двинулась вверх по улице.
- Что бы ни думал, я с буду рядом, - ответил он.
И стало немного спокойнее.
Идти оказалось недалеко – за угол, где ждала небольшая бричка. Уже в ней за две минуты домчались до высокого, похожего на башню из кубиков – каждый новый этаж меньше нижнего – дома. Внутри царила суета, но очень тихая: когда кто-то несся по коридору, не стучали каблуки, бумаги и вещи падали неслышно, голоса были приглушены. Серые стены и пол поглощали остатки звуков в узких темных коридорах – Кано бы тут застрял.
Сильхе с Друстом привели в кабинет, где, стоя на лестнице, рылся на книжной полке пухленький человечек в платье старинного покроя – длиннополый сюртук, рубашка с кружевным жабо, каких уже лет сто не носят, даже штаны с лентами под коленом. И при этом сам он был не стар, лет сорока пяти.
- Господа, - он тут же обратил внимание на гостей, но занятия не прервал – вытянул с полки огромный том, и спустившись, положил на край стола. – Присядьте пожалуйста.
Присесть было куда – кресла, кушетки, даже коврики для сидения по-южному. Но Сильхе собиралась завершить разговор быстро и знала, как действует вид стоящего собеседника, потому не приняла предложение, а Друст её в этом поддержал.
- Прошу прощения, мы спешим.
- Хорошо, госпожа, - он тоже не стал садиться – встал, прислонившись к столу. – Вы заметили, что в городе неспокойно, я думаю. Чтобы с этим хоть как-то сладить, устроены ярмарки, выступления и концерты. Я прошу вас выступить тоже, хотя бы один раз. Плату назначите сами, любую.
- Нет, - сразу сказала Сильхе.
Он не удивился и не расстроился.
- Отчего нет? У вас есть срочное дело в другом городе?
- Нет, но… мне не понравилось в вашем, - честно призналась она.
- Мне и самому не нравится, - с обезоруживающей грустью улыбнулся толстячок. – потому и стараюсь как-то поправить. Но когда можешь мало, делаешь все, что можешь для вех его жителей, неважно люди они или нет. Как вы относитесь к инорсцам, госпожа?
Не понимая, как это связано с остальным, Сильхе снова ответила правдой:
- Для меня все - люди, то есть свободные существа со своей волей и правом на выбор.
- Как хорошо такое слышать, - произнес он со странным чувством в голосе – усталость пополам с надеждой. – Причина беспорядков – недовольство горожан правами инорасцев. Триста лет назад завершилась Горькая война, солдаты вернулись и получили особые права. Король наградил всех, независимо от расы. Кому-то просто освобождение от налогов, кому-то землю и дом, кому-то титул. Но владыка все же был прижимистым поэтому привилегии чаще давались пожизненно и не передавались семье. В случае с людьми это оправдывалось, ведь мы живем не слишком долго. А инорасы долгожители. Гномы, эльфы, орки, тролли – они до сих пор пользуются… и если это даже какая-то мелочь, например скидка в медяк с каждого золотого во всех лавках, все равно неприятно. Некоторые на таких мелочах разбогатели. - Голос градоправителя наполнился сарказмом. - И вообще их уклад жизни слишком странный и кто знает не выходят ли те же перевертыши на улицу, чтобы похищать детей и пить их кровь? И не от них ли молоко скисает и белье с веревок пропадает?
Он перевел дух.
- И вот в такой атмосфере куда-то спешащий гном случайно сбивает с ног ребенка. Ребенок не пострадал. Но мать подняла чудовищный крик, который поддержала сначала вся улица, а потом весь район… Я удвоил патрули ну и стараюсь как-то отвлечь горожан.
- Да, - согласился Друст с иронией, - столько стражи на улицах очень… отвлекает.
- Самым горячим головам хватило и этого. Ярмарки с концертами слегка разбавляют общую напряженность. Но наши певцы и музыканты подустали, это не одну неделю длится, к тому же репертуар исчерпали и повторяются, а это больше раздражает, чем успокаивает. Умиротворяющей магии на всех не хватает, жрецы и священники вышли на улицы, но кто их станет теперь слушать... Поэтому я прошу вас остаться и петь хотя бы один день.
- День – каля в море, - заметила Сильхе. – К тому же вы не знаете, какой я бард.
- Доверяю от безвыходности, - ответил он. – Так вы согласны?
- Нет, господин, я уже сказала.
- Жаль, - сказал он и тут же уточнил: - Жаль, что когда вы будете писать мемуары, то напишете там «я не сделала, хоть и могла, и это ничего бы мне не стоило. Не спасла сотни невинных, хотя для меня все люди, но я сама поступила один раз не по-человечески». Жаль, что у вас нет на то времени.
Удар был сильным, но она постаралась сохранить лицо бесстрастным. Только слов для ответа сразу не нашла.
- Грязный прием, - сказал Друст, в голосе звенела сталь.
- У меня не осталось времени на чистые. Вижу, вы при мече. никогда не используете финты и уловки? Значит, мало цените свою жизнь.
И кажется, по Друсту толстячок-градоправитель тоже попал – Сильхе услышала, как болезненно дернулась его музыка-внутри. Было странно, как совершенно незнакомому человеку удалось так угадать. Задеть самые ноты души.
Ноты… Сильхе прислушалась. Сам градоправитель звучал тревогой, усталостью и готовностью бороться, которая вот-вот иссякнет, но выхода нет и надо продолжать. Не получится быть только хорошим и добрым, даже если очень хочешь…
Услышав всё это и словно прикоснувшись к его песне, к тайному и личному, Сильхе не смогла так просто уйти.
- Хорошо, - сказала она, - я буду петь сегодня и завтра, а потом уеду. Плата… организуйте мне проезд до ближайшего города.
- Договорились, госпожа, - в его мелодии прибавилось надежды, едва-едва, чуть заметно, но всё же… - Передам вас моей помощнице. Агарта!
Тут же открылась вторая, спрятанная за драпировкой в углу, дверь, впуская невысокую пожилую женщину, коротко-остриженную, в строгом платье до самого пола.
- Прими и проверь, - попросил он.
- Следуйте за мной, - помощница оглядела гостей, явно сразу поняла кто тут бард, но пригласила обоих.
Недалеко – в соседнюю комнату, где были только стол с бумагами и стул. Сильхе снова осталась стоять, но стриженую госпожу стояние не смутило - она преспокойно уселась за стол, открыла толстый журнал, обмакнула перо в чернила и предложила:
- Сыграйте, пожалуйста.
Хоть попрошено было вежливо, но Сильхе все равно ощутила себя рабыней, чьи достоинства рассматривают на торге. Не в силах сразу с этим справиться, она решила особо не стараться, наиграла и напела «Страдающую птицу», которую терпеть не могла. Вот разве что последний куплет был более-менее:
- Я птица. Как натянутая струна
Воля моя. Я не вижу боли
Прорываясь, как камень со дна
Сквозь прутья клетки и сети воли,
Меня сковавшей. Не удержать!
Нет в мире силы, что выше этой! –
Надежды вечно в огне сгорать
Любви, беспечной и беззаветной.
- Хорошо, достаточно, - остановила строгая дама. – Через час ваше выступление на главной сцене на площади, обязательно продумайте репертуар. Удерживайтесь от песен, где упоминаются инорасцы, их имена, законы или страны, а так же от песен, где есть призывы к войне или драке, неподобающие шутки, резкие выражения, слова на иностранных языках. Вот полный список и договор, - она протянула ей листок. - Прочитайте и подпишите.
