Ты все равно лишишься силы! – маг приставил «Третье желание» к подбородку, по клинку ходили туманные волны и по коже мага тоже, словно сам он стал рекой дымной воды. Щупальце серости, наконец, смогло прорваться и коснуться Дриана Ву. Он согнулся пополам, потом резко выпрямился:
- Забирай!
Вспышка.
Сильхе ожидала увидеть, как сила перетечет из сосуда в сосуд, но вышло иначе – словно переставили лампу, и она осветила другой кусочек мира. В этом кусочке был бог по имени Армал, который не собирался законопачивать собой ставшую слишком большой щель мира. Он собирался мстить. Серый бог, а в руках - ослепительно белое. Кинтара.
- Вот так, - прозвучал отовсюду и ниоткуда голос, похожий и не похожий на голос мага. – Только я. Больше никому никакой силы!
Серая рука рванула пятую струну.
Звон.
В голове у Сильхе взорвалась какофония разных музык и мелодий, оглушив, заставив упасть на колени. Все песни всех существ, вещей и событий. Отголоском ушедшей уже силы мелькнуло – струна защищала ее от этого, для того и была нужна. Мелодий было слишком много, не понять, не разобраться, а попытаешься – сойдешь с ума.
Но там, за всем этим был Друст. Она слышала его музыку и тянулась к ней сквозь хаос, постепенно теряя способность слышать, но продолжая упрямо идти как на свет. Преодолевая что-то, выпрыгивая из шкуры. Хаос? Разберем. Эту музыку к этой. Ту… сюда. А вы, звучите вместе, ведь всегда так было. Еще какофония, и эта звучней, настойчивей. Важное, недоделанное. Вернуть застывшей Ортансии ее мелодию, оживить. Обезвредить всю Кровь мира, которую люди успели выпить или только собирались… Часть музыки сразу стала гармоничной. Что еще? Сестра Этьерри. Пусть снова говорит. И конечно их привязка с Кано. Об этом ей словно напомнили со стороны, спросили: «Хочешь? Можно убрать совсем». «Нет», - сказала она и второе «нет» пришло от Кано. Пусть останется. Только не боль, а просто связь. Чтобы не стали чужими.
Что-то выпрямилось, что-то соединилось. Что-то мешало. Тень музыки – тишина? Ах если бы. Тишина – не полное беззвучие, да и оно не проклятие. Тень музыки, тень, что стоит за плечом у каждого барда – внутренняя глухота.
Да нет же, это не было проблемой только бардов. Кто слышит лишь себя – тот глух. Таким ей нечего было противопоставить, ведь если не слышат – как петь? Как вот этот отрезок мелодии, расталкивавший другие, короткая звуковая нить, если и попадавшая случайно в чужую гармонию, то мгновенно менявшаяся, разрушая стройную песню. Хаос не уменьшался, потому что ей, этой нити, было удобнее и привычнее в хаосе. Сильхе не хватало сил, не хватало времени, не хватало возможностей чтобы сделать с этим хоть что-то.
Рука, что помогла встать. Слова, которых она не могла слышать, только знала, что они были сказаны. Легкий вес маленького существа на плече. И кто-то обнял ее и заслонил от всего, кроме необходимости бороться дальше. Кто-то пришел, чтобы защитить и помочь в ее борьбе. Она не смотрела, кто, но слышать стала лучше, отчетливее – чей-то стук сердца, делавший не таким страшным хаос слепленных в единый ком мелодий - и снова поверила в себя. Больше не пытаясь распутать клубок, дотянулась и схватила ускользавшую от нее нить-мелодию, серую, как дым, короткую, острую и завязала на ней узелок. Хочешь служить лишь себе? Попробуй.
Еще вспышка. Короткое видение – Армал рассыпается серыми искрами, а их притягивает и поглощает та самая щель в мироздании, которую в этот раз понадобилось закрыть… Уменьшается…
Когда Сильхе снова смогла видеть, они стояли в просторной светлой хотя и немного пыльной комнате дома. Было так тихо, что девушка испугалась, что совсем оглохла. Но вот стукнули копыта, зашуршала ткань, пискнула тайа. И сердце, конечно, сердце того, чьи руки уже разжимались, выпуская из объятий - она все еще его слышала.
Повернулась.
Он улыбки Друста можно было ослепнуть. От белизны рубашки с неумелыми стежками там, где Сильхе ее зашила.
Она вцепилась в него так, что не оторвали бы и боги. Вдыхала родной запах, впитывала тепло. Она боялась поверить и не верить страшилась еще больше. Страх – тоже тень, что вечно стоит у нас за спиной.
- Ну что ты, - сказал Мэннар, обнимая так осторожно, словно девушка была хрупкой статуэткой.
«Я ничего… совсем-совсем ничего…Наверное, даже не зареву».
И чтоб уж точно обошлось без слез, она подняла голову и сказала голосом склочницы:
- И вот только попробуй еще раз умереть! Не знаю, что я с тобой сделаю!
Засмеялись оба, и Мэннар и Кано, а Дриан Ву улыбнулся. Ох, да, ведь они еще не закончили.
Кое-как заставив себя отлепиться от Друста, Сильхе сказала:
- Нужно еще одно… пятое место. Хотя думаю, теперь уже не обязательно. Просто в подсказке именно так.
- Это мой дом, - опекун развел руками. – Я хотел бы встретиться с тем старым големом, с которого все началось… но он давно рассыпался на части.
- Кано, можешь сыграть его роль? – предложила Сильхе, поймав наитие.
- Могу, - Кано чуть потоптался, сделал постное лицо и прогнусавил: - Хозяин, а хозяин! Дай мне работу. Хороший голем должен работать.
Сильхе и не подозревала, что он так одарен актерским талантом. Верно, у инорасцев обязательно есть талант. Может, кентавр теперь сможет выбрать свой.
- Ну вот тебе работа, - сказал Дриан Ву, - иди и живи счастливо, и будь кем хочешь.
Черты Кано-кентавра обострились, сделались дикими, нечеловеческими – и прекрасными. Свобода в каждом движении, в чуть удлиненном разрезе глаз, в выросшей вдруг буйной гриве, которая будет так красиво развеваться по ветру. Он потянул носом, словно сюда, в дом, проник запах вольной степи, ночной скачки и грозы, запах рыжей кентаврицы, у которой обязательно будут красивые и дикие дети.
- Я… я должен идти, - сказал Кано, и, не прощаясь, вышел, открыв дверь, в звездную ночь. Последняя тень, угроза, что незавершенное превратится в камень на пути, в стену, о которую может разбиться счастье, скользнула вместе с ним за порог и растворилась в темноте. Можно улыбнуться ей вслед и забыть, что когда-то была.
Сильхе и Мэннар вышли тоже. Плевать, что ночь, что больше нет и, наверное, не будет магии звука, нет даже кинтары. Можно жить и без магии.
Что-то слабо блеснуло чуть в стороне. Девушка подошла, наклонилась. «Три желания» с по-прежнему серым клинком. Ну что же, значит не совсем без, а для чего боги вернули ей клинок, еще предстоит разобраться. Но не сейчас. Сейчас – просто жизнь.
- Это мы где? – спросил Друст.
- Это мы дома, - сказала она.
Последним отголоском уже завершенной песни толкнулось в нее – «Хочешь?» Сила бога, место бога снова были свободны.
«Нет. Хотя когда-нибудь я об этом пожалею. Или напишу балладу. Но ведь скажи «да», и будет уже не отвертеться». Бог – страна мира, инструмент, а не рука. Рука может стать инструментом, но инструмент рукой уже никогда... Сейчас ей не нужна была никакая сила, кроме той, на которую она смотрела – Мэннара в залатанной рубашке. И было только одно прекраснее этого – все, что будет потом.
Все что можно, исправлено, линии все сплетены,
Всемогущая магия жизни ничьей не заменит,
А волшебные струны слабей вашей обшей струны.
Улыбнись своей тени.
Сильхе и не ожидала, что эта штука будет золотой. Хоть серебро, хоть бронза. Никакого тщеславия. Пусть бы только выглядела солидно и красиво, чтоб не стыдно показать людям. Но вот знак «Главного Барда» был жестянкой в виде кружка с венком, выбитыми внутри именем девушки, ее новым титулом и личной подписью короля Аудри Второго «Меловера». Королевский герольд, который нашел Сильхе на рынке, не преминул прочитать весь безразмерно длинный – начало в руках, а конец метётся по земле – свиток с восхвалениями и прочим. Хорошо поставленный голос был красивым, да еще старинный шрифт в бумаге. Дочитав – к тому времени собралась хорошая такая толпа, - он свернул бумагу и вручил ее Сильхе, все еще не решившей, куда девать этот… значок ее бардовской доблести. Друст торчал рядом с таким серьезным лицом, что явно едва удерживался от смеха. Она бы тоже посмеялась, но принимать королевскую милость стоит с постной миной. Для смеха надо было найти другое место, то есть пробиться через толпу с её шуточками, пожеланиями и намеками. В Полустолице оказалось слишком много тех, кто знал Сильхе или тех, кто делал вид, что знает, чтоб развлечься.
- Смотри на это так, - сказал совершенно серьезно Мэннар, когда они оказались там, где смогли передохнуть от внимания – в тени маленького парка, - прав у Главного Барда бесконечно много, а обязанностей почти никаких.
И в самом деле, именно список прав герольд зачитывал дольше всего.
- И обошлось без церемоний, - кивнула она. – Однако, не узнаю нашего Маловера. Он же любит церемонии. И с какой стати именно меня?..
- Мне не очень нравятся вывод, - заметил Друст, ставя за скамейку корзинки с продуктами и разминая руки. – Раз без церемоний, значит, надо быстро. Если быстро, значит он имеет на тебя или твоё главное бардство планы на ближайшее будущее. – Подумал и предложил: - А давай сбежим на острова Лан? Там его власти нет.
- Но нет и нашей стражи, - заметила Сильхе, - а кое-кого полгода назад пытались убить. Ты не смог назвать имя врага, которому так насолил.
- Потому что не вижу в прошлом таких врагов, - заметил Мэннар чуть устало - разговор начинался не впервые. - Я, конечно, наследник, но не такого состояния, за которое стоит убить. А теперь, когда золото ко мне больше не липнет, совсем непонятно. Разве что месть за чьих-то дочерей или сестер? - он улыбнулся, явно дразня ее.
Сильхе поддержала игру и притворилась, что ревнует:
- О, злодей! До меня ты рвал яблоки в каждом саду и с каждого дерева, даже с тополей и груш…
- На тополях и грушах не бывает яблок!
- Не мешай, я в ударе… Злодейский злодей! И после этого ты смотришь как невинный ягненок, спокойно спишь и говоришь мне о любви, словно забыл все те яблони, груши и тополя!
- Сплю я, кстати, не очень, - заметил он с иронией, - и не только от любви.
- Тьфу, такую сцену испортил, - она несильно стукнула его ладонью в грудь, Друст притворно закашлял. – То зелье от бессонницы не помогло?
- Нет, потому что у меня нет бессонницы, только сны. А средства от красивых снов у нашего аптекаря нет.
- Пора уже найти мага-целителя, - заметила она серьезно.
- И что я ему скажу? Что меня завораживают собственные сны? И потом ты делаешь из них красивые баллады? Могу и потерпеть.
- Не надо ради меня ничего терпеть, - попросила она, – я не хочу.
- Знаю, - он поднял корзинки. – Идем домой?
- Идем, - она огляделась. - Давай через площадь, так быстрее.
Он не спорил, потому что знал Полустолицу намного хуже.
Но быстрее не вышло - на площади собралась толпа и у толпы был повод. Какого-то несчастного собирались повесить.
- Вроде по субботам не казнят, - сказала Сильхе. - Это что за преступник такой, раз ради него нарушили традицию?
При ее невысоком росте видно было мало, разве что делегацию послов на балконе Королевского посольства, наблюдавших действо. Судя по одежде – мундирам с золотым шитьем и головным повязкам, похожих на шлемы, это были западники-арданцы. На королевском балконе было пусто – Маловер слыл милосердным и сам не посещал казней. И по субботам их не проводить - тоже его идея.
- Какой-то мальчишка, - сказал Друст, он был намного выше и ему никто не мешал видеть над головами горожан.
- Что? Имеешь в виду юноша, лет шестнадцать?
- Нет же, именно мальчишка, ну двенадцать может.
С королевством или королем явно было что-то не то. Детей не казнили совсем, хотя приговорить могли. Отдавали на перевоспитание в храмы или военную академию или трудовые ордена.
- Хочешь посмотреть? – спросил Друст.
- Да не особо. Просто… ребенок… Что такого надо сделать? Взрослых и то не всех к смерти приговаривают!
- Хм… вроде государственная измена.
- Что-о? Да ему же двенадцать, он еще никому не присягнул, чтоб потом изменить! Хотя… рыцарёнок?
- По одежде не скажешь. Обычный оборванец.
Сильхе ничего не понимала. И теперь хотела посмотреть.
Мэннар мгновенно понял ее мысль.
- Пошли, - он начал проталкиваться сквозь толпу чуть назад, к одному из разбросанных по площади каменных «орехов». Этот оказался «расколотый орех Мудрости», большой, гладкого камня, без помощи не заберешься. Мэннар поставил корзинки и сложил руки в замок.
- Вставай, помогу залезть наверх.
Сильхе встала и Друст почти закинул ее на верхушку шара с трещиной, за которую можно было зацепиться. Девушка подтянулась, встала и выпрямилась – по счастью, она была в брюках, а не в платье – вгляделась.
На помосте длинно и неразборчиво вещал представитель суда, наверное, читал обычную свою речь о падении нравов. Под виселицей скорее мертв чем жив – бледный с закрытыми глазами - стоял Дрюн, мальчишка-вор, который сначала обокрал Сильхе, а позже помог сбежать от Кудрявого короля.
8.09.20-18.12.20.
- Забирай!
Вспышка.
Сильхе ожидала увидеть, как сила перетечет из сосуда в сосуд, но вышло иначе – словно переставили лампу, и она осветила другой кусочек мира. В этом кусочке был бог по имени Армал, который не собирался законопачивать собой ставшую слишком большой щель мира. Он собирался мстить. Серый бог, а в руках - ослепительно белое. Кинтара.
- Вот так, - прозвучал отовсюду и ниоткуда голос, похожий и не похожий на голос мага. – Только я. Больше никому никакой силы!
Серая рука рванула пятую струну.
Звон.
В голове у Сильхе взорвалась какофония разных музык и мелодий, оглушив, заставив упасть на колени. Все песни всех существ, вещей и событий. Отголоском ушедшей уже силы мелькнуло – струна защищала ее от этого, для того и была нужна. Мелодий было слишком много, не понять, не разобраться, а попытаешься – сойдешь с ума.
Но там, за всем этим был Друст. Она слышала его музыку и тянулась к ней сквозь хаос, постепенно теряя способность слышать, но продолжая упрямо идти как на свет. Преодолевая что-то, выпрыгивая из шкуры. Хаос? Разберем. Эту музыку к этой. Ту… сюда. А вы, звучите вместе, ведь всегда так было. Еще какофония, и эта звучней, настойчивей. Важное, недоделанное. Вернуть застывшей Ортансии ее мелодию, оживить. Обезвредить всю Кровь мира, которую люди успели выпить или только собирались… Часть музыки сразу стала гармоничной. Что еще? Сестра Этьерри. Пусть снова говорит. И конечно их привязка с Кано. Об этом ей словно напомнили со стороны, спросили: «Хочешь? Можно убрать совсем». «Нет», - сказала она и второе «нет» пришло от Кано. Пусть останется. Только не боль, а просто связь. Чтобы не стали чужими.
Что-то выпрямилось, что-то соединилось. Что-то мешало. Тень музыки – тишина? Ах если бы. Тишина – не полное беззвучие, да и оно не проклятие. Тень музыки, тень, что стоит за плечом у каждого барда – внутренняя глухота.
Да нет же, это не было проблемой только бардов. Кто слышит лишь себя – тот глух. Таким ей нечего было противопоставить, ведь если не слышат – как петь? Как вот этот отрезок мелодии, расталкивавший другие, короткая звуковая нить, если и попадавшая случайно в чужую гармонию, то мгновенно менявшаяся, разрушая стройную песню. Хаос не уменьшался, потому что ей, этой нити, было удобнее и привычнее в хаосе. Сильхе не хватало сил, не хватало времени, не хватало возможностей чтобы сделать с этим хоть что-то.
Рука, что помогла встать. Слова, которых она не могла слышать, только знала, что они были сказаны. Легкий вес маленького существа на плече. И кто-то обнял ее и заслонил от всего, кроме необходимости бороться дальше. Кто-то пришел, чтобы защитить и помочь в ее борьбе. Она не смотрела, кто, но слышать стала лучше, отчетливее – чей-то стук сердца, делавший не таким страшным хаос слепленных в единый ком мелодий - и снова поверила в себя. Больше не пытаясь распутать клубок, дотянулась и схватила ускользавшую от нее нить-мелодию, серую, как дым, короткую, острую и завязала на ней узелок. Хочешь служить лишь себе? Попробуй.
Еще вспышка. Короткое видение – Армал рассыпается серыми искрами, а их притягивает и поглощает та самая щель в мироздании, которую в этот раз понадобилось закрыть… Уменьшается…
Когда Сильхе снова смогла видеть, они стояли в просторной светлой хотя и немного пыльной комнате дома. Было так тихо, что девушка испугалась, что совсем оглохла. Но вот стукнули копыта, зашуршала ткань, пискнула тайа. И сердце, конечно, сердце того, чьи руки уже разжимались, выпуская из объятий - она все еще его слышала.
Повернулась.
Он улыбки Друста можно было ослепнуть. От белизны рубашки с неумелыми стежками там, где Сильхе ее зашила.
Она вцепилась в него так, что не оторвали бы и боги. Вдыхала родной запах, впитывала тепло. Она боялась поверить и не верить страшилась еще больше. Страх – тоже тень, что вечно стоит у нас за спиной.
- Ну что ты, - сказал Мэннар, обнимая так осторожно, словно девушка была хрупкой статуэткой.
«Я ничего… совсем-совсем ничего…Наверное, даже не зареву».
И чтоб уж точно обошлось без слез, она подняла голову и сказала голосом склочницы:
- И вот только попробуй еще раз умереть! Не знаю, что я с тобой сделаю!
Засмеялись оба, и Мэннар и Кано, а Дриан Ву улыбнулся. Ох, да, ведь они еще не закончили.
Кое-как заставив себя отлепиться от Друста, Сильхе сказала:
- Нужно еще одно… пятое место. Хотя думаю, теперь уже не обязательно. Просто в подсказке именно так.
- Это мой дом, - опекун развел руками. – Я хотел бы встретиться с тем старым големом, с которого все началось… но он давно рассыпался на части.
- Кано, можешь сыграть его роль? – предложила Сильхе, поймав наитие.
- Могу, - Кано чуть потоптался, сделал постное лицо и прогнусавил: - Хозяин, а хозяин! Дай мне работу. Хороший голем должен работать.
Сильхе и не подозревала, что он так одарен актерским талантом. Верно, у инорасцев обязательно есть талант. Может, кентавр теперь сможет выбрать свой.
- Ну вот тебе работа, - сказал Дриан Ву, - иди и живи счастливо, и будь кем хочешь.
Черты Кано-кентавра обострились, сделались дикими, нечеловеческими – и прекрасными. Свобода в каждом движении, в чуть удлиненном разрезе глаз, в выросшей вдруг буйной гриве, которая будет так красиво развеваться по ветру. Он потянул носом, словно сюда, в дом, проник запах вольной степи, ночной скачки и грозы, запах рыжей кентаврицы, у которой обязательно будут красивые и дикие дети.
- Я… я должен идти, - сказал Кано, и, не прощаясь, вышел, открыв дверь, в звездную ночь. Последняя тень, угроза, что незавершенное превратится в камень на пути, в стену, о которую может разбиться счастье, скользнула вместе с ним за порог и растворилась в темноте. Можно улыбнуться ей вслед и забыть, что когда-то была.
Сильхе и Мэннар вышли тоже. Плевать, что ночь, что больше нет и, наверное, не будет магии звука, нет даже кинтары. Можно жить и без магии.
Что-то слабо блеснуло чуть в стороне. Девушка подошла, наклонилась. «Три желания» с по-прежнему серым клинком. Ну что же, значит не совсем без, а для чего боги вернули ей клинок, еще предстоит разобраться. Но не сейчас. Сейчас – просто жизнь.
- Это мы где? – спросил Друст.
- Это мы дома, - сказала она.
Последним отголоском уже завершенной песни толкнулось в нее – «Хочешь?» Сила бога, место бога снова были свободны.
«Нет. Хотя когда-нибудь я об этом пожалею. Или напишу балладу. Но ведь скажи «да», и будет уже не отвертеться». Бог – страна мира, инструмент, а не рука. Рука может стать инструментом, но инструмент рукой уже никогда... Сейчас ей не нужна была никакая сила, кроме той, на которую она смотрела – Мэннара в залатанной рубашке. И было только одно прекраснее этого – все, что будет потом.
Все что можно, исправлено, линии все сплетены,
Всемогущая магия жизни ничьей не заменит,
А волшебные струны слабей вашей обшей струны.
Улыбнись своей тени.
Эпилог. По субботам не казнят
Сильхе и не ожидала, что эта штука будет золотой. Хоть серебро, хоть бронза. Никакого тщеславия. Пусть бы только выглядела солидно и красиво, чтоб не стыдно показать людям. Но вот знак «Главного Барда» был жестянкой в виде кружка с венком, выбитыми внутри именем девушки, ее новым титулом и личной подписью короля Аудри Второго «Меловера». Королевский герольд, который нашел Сильхе на рынке, не преминул прочитать весь безразмерно длинный – начало в руках, а конец метётся по земле – свиток с восхвалениями и прочим. Хорошо поставленный голос был красивым, да еще старинный шрифт в бумаге. Дочитав – к тому времени собралась хорошая такая толпа, - он свернул бумагу и вручил ее Сильхе, все еще не решившей, куда девать этот… значок ее бардовской доблести. Друст торчал рядом с таким серьезным лицом, что явно едва удерживался от смеха. Она бы тоже посмеялась, но принимать королевскую милость стоит с постной миной. Для смеха надо было найти другое место, то есть пробиться через толпу с её шуточками, пожеланиями и намеками. В Полустолице оказалось слишком много тех, кто знал Сильхе или тех, кто делал вид, что знает, чтоб развлечься.
- Смотри на это так, - сказал совершенно серьезно Мэннар, когда они оказались там, где смогли передохнуть от внимания – в тени маленького парка, - прав у Главного Барда бесконечно много, а обязанностей почти никаких.
И в самом деле, именно список прав герольд зачитывал дольше всего.
- И обошлось без церемоний, - кивнула она. – Однако, не узнаю нашего Маловера. Он же любит церемонии. И с какой стати именно меня?..
- Мне не очень нравятся вывод, - заметил Друст, ставя за скамейку корзинки с продуктами и разминая руки. – Раз без церемоний, значит, надо быстро. Если быстро, значит он имеет на тебя или твоё главное бардство планы на ближайшее будущее. – Подумал и предложил: - А давай сбежим на острова Лан? Там его власти нет.
- Но нет и нашей стражи, - заметила Сильхе, - а кое-кого полгода назад пытались убить. Ты не смог назвать имя врага, которому так насолил.
- Потому что не вижу в прошлом таких врагов, - заметил Мэннар чуть устало - разговор начинался не впервые. - Я, конечно, наследник, но не такого состояния, за которое стоит убить. А теперь, когда золото ко мне больше не липнет, совсем непонятно. Разве что месть за чьих-то дочерей или сестер? - он улыбнулся, явно дразня ее.
Сильхе поддержала игру и притворилась, что ревнует:
- О, злодей! До меня ты рвал яблоки в каждом саду и с каждого дерева, даже с тополей и груш…
- На тополях и грушах не бывает яблок!
- Не мешай, я в ударе… Злодейский злодей! И после этого ты смотришь как невинный ягненок, спокойно спишь и говоришь мне о любви, словно забыл все те яблони, груши и тополя!
- Сплю я, кстати, не очень, - заметил он с иронией, - и не только от любви.
- Тьфу, такую сцену испортил, - она несильно стукнула его ладонью в грудь, Друст притворно закашлял. – То зелье от бессонницы не помогло?
- Нет, потому что у меня нет бессонницы, только сны. А средства от красивых снов у нашего аптекаря нет.
- Пора уже найти мага-целителя, - заметила она серьезно.
- И что я ему скажу? Что меня завораживают собственные сны? И потом ты делаешь из них красивые баллады? Могу и потерпеть.
- Не надо ради меня ничего терпеть, - попросила она, – я не хочу.
- Знаю, - он поднял корзинки. – Идем домой?
- Идем, - она огляделась. - Давай через площадь, так быстрее.
Он не спорил, потому что знал Полустолицу намного хуже.
Но быстрее не вышло - на площади собралась толпа и у толпы был повод. Какого-то несчастного собирались повесить.
- Вроде по субботам не казнят, - сказала Сильхе. - Это что за преступник такой, раз ради него нарушили традицию?
При ее невысоком росте видно было мало, разве что делегацию послов на балконе Королевского посольства, наблюдавших действо. Судя по одежде – мундирам с золотым шитьем и головным повязкам, похожих на шлемы, это были западники-арданцы. На королевском балконе было пусто – Маловер слыл милосердным и сам не посещал казней. И по субботам их не проводить - тоже его идея.
- Какой-то мальчишка, - сказал Друст, он был намного выше и ему никто не мешал видеть над головами горожан.
- Что? Имеешь в виду юноша, лет шестнадцать?
- Нет же, именно мальчишка, ну двенадцать может.
С королевством или королем явно было что-то не то. Детей не казнили совсем, хотя приговорить могли. Отдавали на перевоспитание в храмы или военную академию или трудовые ордена.
- Хочешь посмотреть? – спросил Друст.
- Да не особо. Просто… ребенок… Что такого надо сделать? Взрослых и то не всех к смерти приговаривают!
- Хм… вроде государственная измена.
- Что-о? Да ему же двенадцать, он еще никому не присягнул, чтоб потом изменить! Хотя… рыцарёнок?
- По одежде не скажешь. Обычный оборванец.
Сильхе ничего не понимала. И теперь хотела посмотреть.
Мэннар мгновенно понял ее мысль.
- Пошли, - он начал проталкиваться сквозь толпу чуть назад, к одному из разбросанных по площади каменных «орехов». Этот оказался «расколотый орех Мудрости», большой, гладкого камня, без помощи не заберешься. Мэннар поставил корзинки и сложил руки в замок.
- Вставай, помогу залезть наверх.
Сильхе встала и Друст почти закинул ее на верхушку шара с трещиной, за которую можно было зацепиться. Девушка подтянулась, встала и выпрямилась – по счастью, она была в брюках, а не в платье – вгляделась.
На помосте длинно и неразборчиво вещал представитель суда, наверное, читал обычную свою речь о падении нравов. Под виселицей скорее мертв чем жив – бледный с закрытыми глазами - стоял Дрюн, мальчишка-вор, который сначала обокрал Сильхе, а позже помог сбежать от Кудрявого короля.
8.09.20-18.12.20.
