- Есть вопросы к обвинённой или высказывания по делу? – спросил судья, не прокомментировав рассказ.
И сразу встал тот самый эльф.
- На площади никто из нас не было… по понятным причинам. Могу лишь назвать последствия милой песенки. Никого не убили только чудом. Но моя сестра, вероятно, уже никогда не будет говорить. Дом почтенного Гроххана подожгли, - он кивнул в сторону гнома. Дуграна, - взгляд на оборотня, - травили собаками и расстреливали из луков. Тониет и Лафису, - кивок в стороны сильфы и дриады, - забрасывали камнями и грязным словами. – И взгляд в упор, на Сильхе - он смотрел уже иначе, словно больше не желал тратить время на объяснения и даже на то, чтобы ранить этим взглядом. - И да, в том, что город стал таким, вы не виноваты, но именно ваш приход лишил всех последней надежды на мир.
Вот оно как. И ведь придется это принять. Не зная, позволено ей отвечать или нет, Сильхе промолчала.
Тут же встала со своего места и помощница градоправителя.
- Был подписан договор с городом, - сказала она совершенно безликим голосом, - и был нарушен, так как исполнялась песня вызывающего содержания. Но должна признать, что в списке песен, не рекомендованных к исполнению, не было гимнов. Все предусмотреть нельзя.
«Это и ко мне относится, чтоб тебя людоеды ели и не доели», - мысленно выругалась Сильхе.
Поднялась ученица-магичка.
- Если госпожа бард виновата, я тоже. Именно моим заклинанием неправильную песню разнесло по всей площади! – она явно старалась сдержаться, но выходило плохо. – Если судить каждого, кто один раз ошибся, да еще и в ситуации, когда кто угодно просто бы сбежал – половину придется сразу казнить, а вторую половину отправить сажать цветочки в пустыне Грусти!
- Ортансия! – строго одернула ее помощница Агарта.
- Говорите по делу, госпожа, - попросил терайм.
- А по делу… Госпожа бард ошиблась, и тут же исправила свою ошибку, насколько смогла. Не знаю, что это была за магия, штука мощная. Но всё могут только боги, а тут их ни одного нет, насколько вижу. Судите ее – судите как человека, за то, что она сделала, и не за то, что могла сделать, но не сумела. У меня всё.
Сильхе постаралась взглядом выразить благодарность. В ответ получила подбадриваюший взгляд и улыбку.
- Хорошо. – Терайм Энрих перевел взгляд на Сильхе. – Я спрашиваю - просьба отвечать только да или нет, иначе причините себе боль.
Девушка-бард ощутила, как ее сдавило со всех сторон – не больно, просто странно, словно в объятиях каменной скалы. Дышать не мешало, но встать или просто шевельнуться она сейчас не смогла бы.
- Вы действовали с умыслом причинить вред людям и городу?
- Нет.
Сделалось чуть легче, чуть свободнее.
- Вы знали о том, как подействует спетый гимн?
- Нет.
Еще немного свободы.
- Вы искренне хотели исправить то, что сделали?
- Да.
- Вы считаете, что невиновны? – это встал эльф.
Терайм поджал губы, но кивнул:
- Ответьте, госпожа.
- Нет.
- Ну наконец-то, - эльф сел на свое место.
- Человек, который пришел с вами, имеет хоть какое-то отношение к этому делу?
- Нет. – Вот что-что, а Друста она защитит.
Давление прекратилось совсем.
Терайм трижды ударил ладонью по столу, вышло гулко, весомо.
- Обвинение в подстрекательстве снято. Обвинение в нарушении договора снято. Назначается штраф в сорок золотых в пользу города на покрытие разрушений. У вас есть такие деньги, госпожа?
- Да. Нет… Не знаю, надо спросить Друста, у моего друга, который остался в коридоре, - Боги, спасибо, всего лишь штраф…
- Хорошо, - судья встал и кивнул в сторону инорасцев: - Она ваша.
Что значит «она ваша»?
Сильхе вывели в коридор, передали в руки двоих стражников, а тот, что ее сопровождал, подошел к Друсту. Минута переговоров, чтобы выяснить, что денег не хватает.
- Дайте полчаса, и я достану…
- Госпожа, идемте, - к ней подошел терайм, уже накинувший плащ.
- Куда? – не поняла она. – Разве суд не закончен?
- Не совсем. Инорасцы потребовали особого суда и теперь имеют на него право.
Сильхе заметила у него подмышкой шкатулку. Если Суд Богов, то внутри должны быть белые и черные камешки и две чаши без ножек. Обвинённый утверждает, что невиновен и берет белый камешек, кидает в чашку. Камешек останется белым, если боги подтверждают невиновность и чернеет если нет. Потом проверка-подтверждение с черным камешком, если этого потребует обвинитель.
Друст как-то пробился через стражу и встал с ней рядом.
- Прошу прощения, я должен пойти с ней. Я за нее отвечаю.
- Отвечая за нее, найдите как можно скорее недостающую сумму денег, - покачал головой судья.
- Деньги найдутся по дороге, - отмахнулся Друст.
Потрясающая легкость или что-то еще, но терайма впечатлило.
- Хорошо, можете сопровождать.
Совсем уж вместе идти не дали – между ней и Мэннаром все же следовал стражник, но и такого присутствия хватило. Отдельной группой шли инорасцы.
Куда шли – непонятно, но в какой-то миг дорогу преградило раньше упавшее дерево. С дуплом. Улица оказалась перегороженной полностью, странно, что возле ствола до сих пор не возились дровосеки или кто там отвечает за состояние городских улиц. Друст подошел, склонился над дуплом, порылся и вытянул ветхий от времени холщовый мешок, откуда сыпались желтые кругляши. Он набрал сколько-то – наверное, чтобы хватило для штрафа - и передал ближайшему стражнику, а остальное бросил. По закону о кладах всё равно большую часть забирал город.
Город и забрал – один из стражей переложил золотые в свою сумку, другой стоял рядом и вел подсчет, по которому вышло, что Друсту полагается еще семь монет, которые ему тотчас и отдали. Смотрели на него теперь кто с опасением, кто с удивлением.
Эта сценка чуть отвлекла и разбавила мрачное ожидание беды. Но когда они, наконец, пришли, стало тяжелее, из-за чудовищной разницы сказки, в которой можно достать монету из воздуха, и реальности, где ничего не бывает даром.
Маленькая площадь, размером с двор. По сторонам несколько причудливо-изящных домов-деревьев в эльфийским стиле – с побитыми окнами и зарубками на стволах-стенах. Темные пятна на земле - так и не впитавшиеся – кровь? Чуть дальше гномья чуть приземистая хата, дверь то ли выбита, то ли просто открыта, внутри черно от копоти. Растоптанные цветы, сломанные кусты, россыпь камней, наверное, тех самых, которыми забрасывали дриаду и сильфу. И общее чувство беды, которая больше и глубже того, что видно снаружи.
Глубже было, потому что это место тоже звучало, и мелодия давила так, что Сильхе согнула плечи и уткнулась носом в землю.
- Она слышит, - со злой радостью в голосе произнес пепельноволосый эльф.
И в общем-то всё. Сильхе слышала только это, но не понимала, что слышит. Произошедшее здесь? Песню разрушений, паники, горя? Все, что теперь уже не исправить? Чем бы ни было, оно рвало изнутри сильнее, чем вина.
- Почему? – сумела она выдавить из себя.
Не смогла объяснить, о чем спрашивает, но этого и не понадобилось.
- Вы признали вину перед пострадавшими, хотя город вас оправдал, - сказал терайм. – Если бы не признали, все закончилось бы еще там.
- Но я же не могла солгать…
Даже дважды не могла – из-за свойств Серого Судьи и совести. Какими безнадежными бывают ловушки! И подлыми, несмотря на честность.
- Не могли. Правда – бог, который всегда внутри, но он у каждого свой. Поэтому будет проведен Суд Богов, чтобы рассудили те, кто над всем, даже над правдой.
- Да! – выкрикнул Друст. – Требую суда поединком!
Пепельноволосый с усмешкой повернулся к нему. Вот зачем нужны были стражники – держать Друста, не давая вырваться и броситься на обидчиков.
- По нашим законам заступиться может лишь представитель нечеловеческих рас… Потому что если один из нас сочтет ее достойной защиты, значит, вину можно простить. Но тут никто этого делать не станет, - казалось, больше злорадства в голосе живого существа просто не может быть, но эльф справился. - Терайм?
Мэй Энрих открыл свою шкатулку, достал чашу на тонкой ножке. Огляделся.
- Нужна вода.
Второй эльф взял чашу, зашел в один из домов и вернулся с полной. Сильхе понимала, но не верила. Суд Богов - это всегда справедливо. Только форма у него бывает разной.
Из той же шкатулки появился на свет флакон черного матового стекла с белой пробкой. По душе ударила новая мелодия – неверная, постоянно меняющаяся, то бравурная, то траурная, то спокойно-безразличная. Три капли в чашу. Но хватило бы и одной. Лахэйн, «меняющийся яд»: на минуту отрава, в следующую – безвредная вытяжка из древесного сока, минуту спустя – тоже яд, но другой, хотя такой же быстрый. Перестает меняться, если добавить в другую жидкость. Три капли – три шанса, что чаша заполнена отравой.
- Но ведь никто не умер, - едва слышно произнесла Сильхе.
- И верно, - эльф взял чашу из рук терайма. – Но то, что нам пришлось делать… оно хуже смерти. Извращать таланты, чтобы защищаться. Превращать искусство в оружие. Не потому, что у нас не оказалось обычного оружия или нам запрещено им пользоваться. Ты прислала разрушителей… Толпа была зверем, который не чувствует страха и боли, не видит опасности, и слышит только одно: «Моя прекрасная страна, и мне принадлежит она»…
- Если бы толпа была таким зверем, никто бы не спасся! – перебил Друст. – В чем вы обвиняете Сильхе? В том, что все равно бы случилось? Любая песня могла взорвать толпу!
- Но не любая могла изменить. – Пепельноволосый снова смотрел на Сильхе. – Он не понимает, потому что не владеет никаким искусством настолько, чтобы оно стало его жизнью. Не зависит от него. Как объяснить человеку? Живешь в чем-то, как в собственной коже, а потом приходит зверь и надо содрать с себя кожу и сделать из нее плеть, чтобы убить или прогнать его. Но дело в том, что обратно ее уже не натянешь, дальше так и жить без кожи - тем, кто танцевал и пел, призывал силу леса или силу луны, чтобы заглушить музыку толпы, не стать прежними. Они мертвы внутри…
- Правда? – не успокоился Мэннар. – Вам никогда не приходилось убивать с помощью искусства? Вы точно в этом мире живете, а не в мечте?
Эльф дернулся, словно хотел ударить его; чаша в руках дрогнула.
- Мы живем в мире, который никогда не был нашем. Но это поправимо.
Он сунул чашу в руки Сильхе и тут же отошел на шаг, словно любуясь.
- Пей. Даже если это будет просто вода, что-то в тебе умрет навсегда. Но пусть это решают боги, наши или ваши, неважно.
- Право замены! – выкрикнул Друст.
Она не хотела на него смотреть, и так почти видела, слышала, чувствовала, как бессильно, как зло и отчаянно он рвется к ней, готовый оторвать себе руки, только бы успеть и смочь.
- И снова нет, - улыбнулся эльф. – Только один из нас может…
- А я подойду?
Стук копыт. Знакомый очень спокойный голос.
Сильхе подняла глаза от чаши. Кентавр, чуть запыхавшийся, словно скакал галопом. Кано подошел, встал рядом, ожидая ответа. Откуда он здесь?
- Ты… да, подойдешь. Но зачем тебе? – эльф явно растерялся, но не растерял гнева. – Ты не из города, не имеешь понятия о наших делах.
- Просто так будет правильно, - сказал рыцарь-кентавр. - Сильный защищает слабых.
- Сколько пафоса! – эльфа уже трясло. – Прошу, не вмешивайся!
- Прости, уже вмешался, - он взял чашу из рук Сильхе – ей с трудом удалось разжать пальцы.
Поднял ее, словно прося богов быть с ним в это мгновение. Опустил и выпил, всю, залпом.
Теперь оставалось только ждать.
И ожидание затягивалось, потому что Кано стоял и не падал, даже в лице не менялся. Он не выглядел героем-спасителем, как и тогда, у Рва Сожалений, когда отдавал свою энергию жизни незнакомым людям и был уверен – больше, чем нужно, они не возьмут. Через бесконечно долгих десять минут стало ясно – боги оправдали Сильхе.
- Что ж… я отступаю, - сказал пепельноволосый эльф, хотя по лицу было видно – он не готов отступить ни сейчас, ни потом. – Но имею право на один ответ. Что у тебя за сила? Что позволяет… разрушать и при этом не убивает тебя?
Девушка-бард ожидала чего угодно, но не этого. И тем более не того, что Кано ответит за нее:
- У Сильхе струна бога. Мотылек доверил ей свою силу и еще ни разу не осудил за то, как она эту силу использует.
- Жульничество! – взвизгнул эльф. – Если она любимица бога, то ясно, почему за нее заступились! Я требую еще одной чаши!
- Нет, господин Хорсо, - сказал терайм, убирая чашу и флакон в шкатулку. – Оправдание состоялось. Претензии можете высказать богам.
Она не думала, что им так просто дадут уйти. Не просто дали, но и проводили, показав дорогу до гостиницы, где остановились вчера кентавр и рыжая. Беллия ждала там, в нижней зале, за столом, по которому тревожно рысила из угла в угол пеккара. Девица сразу взяла Сильхе под крыло, принесла чего-то горячего в кружке. Кажется, травяного чаю - вкус был настолько мерзкий, что привел в себя почти сразу. Она выдохнула, потом спохватилась - убедилась, что все живы, снова замерла. Сидела, закрыв глаза, ощущая теплое плечо Друста, свою ладонь в его ладонях, дышала, стараясь ни о чем не думать. Этот миг – вот и все, что у нее было.
Нет, не было. Его мгновенно отнял Кано. Сказал:
- Я спас тебе жизнь.
Сильхе открыла глаза.
- Да. И что?
Это было самое меньшее неблагодарно, но она чуяла подвох.
- Если потребуешь от нее больше, чем она захочет дать… - начал Друст.
- Ничего я не требую! – слишком уж бурно возмутился Кано. Пискнувшая пеккара прыгнула со стола ему на руки. - И раньше не требовал. Тебя еще и близко не было, а мы уже шли к своей цели… к моей цели.
- Так вот чего… чтобы она и дальше шла с тобой? – угроза в голосе Мэннара стала слышнее. – Сильхе, не соглашайся.
Она не знала, как быть.
- Ты спас мне жизнь, - согласилась она с кентавром, в тихом отчаянии от того, что еще приходится спорить, хотя сил на это нет совершенно. – Но и я тебе тоже, раньше. Даже не один раз. И ничего у тебя не просила взамен. Как с этим быть? Считается только то, что сделал ты? Мои дела – нет?
Кано помолчал, и в этом молчании звучали его беспомощность и его решимость.
- Считается только цель, - ответил он наконец. – Моя или твоя – неважно. У тебя тогда не было цели… ты просто оказалась рядом и…
- Зря я не задал тебе трёпку там, на мосту, - перебил Друст. – Не люблю лицемеров и лжецов!
- Я не лжец!
- А, лицемера, значит, не обсуждаем, - скривил губы в усмешке голубоглазый. – Как сказал тот эльф, ну наконец-то.
- Отстань от него! – выкрикнула Беллия. – Сам-то ты кто?
- Я? Человек, который верен слову.
- Кано тоже, - в голосе рыжей звучала гордость. – Он прошел огромный путь, и всё ради людей, которых он даже не знает! Ради всех людей на свете! А ты что сделал? Явился, напросился в компанию, раз-два и вы с Сильхе уже в одной постели!
Девушка-бард невольно усмехнулась; меньше всего ее могли сейчас или когда бы то ни было задеть детские уколы насчет общей постели. Скорее умиляли.
- Если это и есть твоя цель, - не унялась Беллия, - то я тебе даже завидую… тому, как мало тебе надо для счастья!
- Хватит, - сказала Сильхе голосом барда, способным, если надо, пробить стену. – Я не могу пойти с вами и дальше. Хотя бы потому, что вы, парни, друг друга поубиваете.
- Можно путешествовать раздельно… - начал кентавр.
И сразу встал тот самый эльф.
- На площади никто из нас не было… по понятным причинам. Могу лишь назвать последствия милой песенки. Никого не убили только чудом. Но моя сестра, вероятно, уже никогда не будет говорить. Дом почтенного Гроххана подожгли, - он кивнул в сторону гнома. Дуграна, - взгляд на оборотня, - травили собаками и расстреливали из луков. Тониет и Лафису, - кивок в стороны сильфы и дриады, - забрасывали камнями и грязным словами. – И взгляд в упор, на Сильхе - он смотрел уже иначе, словно больше не желал тратить время на объяснения и даже на то, чтобы ранить этим взглядом. - И да, в том, что город стал таким, вы не виноваты, но именно ваш приход лишил всех последней надежды на мир.
Вот оно как. И ведь придется это принять. Не зная, позволено ей отвечать или нет, Сильхе промолчала.
Тут же встала со своего места и помощница градоправителя.
- Был подписан договор с городом, - сказала она совершенно безликим голосом, - и был нарушен, так как исполнялась песня вызывающего содержания. Но должна признать, что в списке песен, не рекомендованных к исполнению, не было гимнов. Все предусмотреть нельзя.
«Это и ко мне относится, чтоб тебя людоеды ели и не доели», - мысленно выругалась Сильхе.
Поднялась ученица-магичка.
- Если госпожа бард виновата, я тоже. Именно моим заклинанием неправильную песню разнесло по всей площади! – она явно старалась сдержаться, но выходило плохо. – Если судить каждого, кто один раз ошибся, да еще и в ситуации, когда кто угодно просто бы сбежал – половину придется сразу казнить, а вторую половину отправить сажать цветочки в пустыне Грусти!
- Ортансия! – строго одернула ее помощница Агарта.
- Говорите по делу, госпожа, - попросил терайм.
- А по делу… Госпожа бард ошиблась, и тут же исправила свою ошибку, насколько смогла. Не знаю, что это была за магия, штука мощная. Но всё могут только боги, а тут их ни одного нет, насколько вижу. Судите ее – судите как человека, за то, что она сделала, и не за то, что могла сделать, но не сумела. У меня всё.
Сильхе постаралась взглядом выразить благодарность. В ответ получила подбадриваюший взгляд и улыбку.
- Хорошо. – Терайм Энрих перевел взгляд на Сильхе. – Я спрашиваю - просьба отвечать только да или нет, иначе причините себе боль.
Девушка-бард ощутила, как ее сдавило со всех сторон – не больно, просто странно, словно в объятиях каменной скалы. Дышать не мешало, но встать или просто шевельнуться она сейчас не смогла бы.
- Вы действовали с умыслом причинить вред людям и городу?
- Нет.
Сделалось чуть легче, чуть свободнее.
- Вы знали о том, как подействует спетый гимн?
- Нет.
Еще немного свободы.
- Вы искренне хотели исправить то, что сделали?
- Да.
- Вы считаете, что невиновны? – это встал эльф.
Терайм поджал губы, но кивнул:
- Ответьте, госпожа.
- Нет.
- Ну наконец-то, - эльф сел на свое место.
- Человек, который пришел с вами, имеет хоть какое-то отношение к этому делу?
- Нет. – Вот что-что, а Друста она защитит.
Давление прекратилось совсем.
Терайм трижды ударил ладонью по столу, вышло гулко, весомо.
- Обвинение в подстрекательстве снято. Обвинение в нарушении договора снято. Назначается штраф в сорок золотых в пользу города на покрытие разрушений. У вас есть такие деньги, госпожа?
- Да. Нет… Не знаю, надо спросить Друста, у моего друга, который остался в коридоре, - Боги, спасибо, всего лишь штраф…
- Хорошо, - судья встал и кивнул в сторону инорасцев: - Она ваша.
Что значит «она ваша»?
Сильхе вывели в коридор, передали в руки двоих стражников, а тот, что ее сопровождал, подошел к Друсту. Минута переговоров, чтобы выяснить, что денег не хватает.
- Дайте полчаса, и я достану…
- Госпожа, идемте, - к ней подошел терайм, уже накинувший плащ.
- Куда? – не поняла она. – Разве суд не закончен?
- Не совсем. Инорасцы потребовали особого суда и теперь имеют на него право.
Сильхе заметила у него подмышкой шкатулку. Если Суд Богов, то внутри должны быть белые и черные камешки и две чаши без ножек. Обвинённый утверждает, что невиновен и берет белый камешек, кидает в чашку. Камешек останется белым, если боги подтверждают невиновность и чернеет если нет. Потом проверка-подтверждение с черным камешком, если этого потребует обвинитель.
Друст как-то пробился через стражу и встал с ней рядом.
- Прошу прощения, я должен пойти с ней. Я за нее отвечаю.
- Отвечая за нее, найдите как можно скорее недостающую сумму денег, - покачал головой судья.
- Деньги найдутся по дороге, - отмахнулся Друст.
Потрясающая легкость или что-то еще, но терайма впечатлило.
- Хорошо, можете сопровождать.
Совсем уж вместе идти не дали – между ней и Мэннаром все же следовал стражник, но и такого присутствия хватило. Отдельной группой шли инорасцы.
Куда шли – непонятно, но в какой-то миг дорогу преградило раньше упавшее дерево. С дуплом. Улица оказалась перегороженной полностью, странно, что возле ствола до сих пор не возились дровосеки или кто там отвечает за состояние городских улиц. Друст подошел, склонился над дуплом, порылся и вытянул ветхий от времени холщовый мешок, откуда сыпались желтые кругляши. Он набрал сколько-то – наверное, чтобы хватило для штрафа - и передал ближайшему стражнику, а остальное бросил. По закону о кладах всё равно большую часть забирал город.
Город и забрал – один из стражей переложил золотые в свою сумку, другой стоял рядом и вел подсчет, по которому вышло, что Друсту полагается еще семь монет, которые ему тотчас и отдали. Смотрели на него теперь кто с опасением, кто с удивлением.
Эта сценка чуть отвлекла и разбавила мрачное ожидание беды. Но когда они, наконец, пришли, стало тяжелее, из-за чудовищной разницы сказки, в которой можно достать монету из воздуха, и реальности, где ничего не бывает даром.
Маленькая площадь, размером с двор. По сторонам несколько причудливо-изящных домов-деревьев в эльфийским стиле – с побитыми окнами и зарубками на стволах-стенах. Темные пятна на земле - так и не впитавшиеся – кровь? Чуть дальше гномья чуть приземистая хата, дверь то ли выбита, то ли просто открыта, внутри черно от копоти. Растоптанные цветы, сломанные кусты, россыпь камней, наверное, тех самых, которыми забрасывали дриаду и сильфу. И общее чувство беды, которая больше и глубже того, что видно снаружи.
Глава тридцатая. Чаша в храме разрушения. Герой-спаситель. Просто уйти
Глубже было, потому что это место тоже звучало, и мелодия давила так, что Сильхе согнула плечи и уткнулась носом в землю.
- Она слышит, - со злой радостью в голосе произнес пепельноволосый эльф.
И в общем-то всё. Сильхе слышала только это, но не понимала, что слышит. Произошедшее здесь? Песню разрушений, паники, горя? Все, что теперь уже не исправить? Чем бы ни было, оно рвало изнутри сильнее, чем вина.
- Почему? – сумела она выдавить из себя.
Не смогла объяснить, о чем спрашивает, но этого и не понадобилось.
- Вы признали вину перед пострадавшими, хотя город вас оправдал, - сказал терайм. – Если бы не признали, все закончилось бы еще там.
- Но я же не могла солгать…
Даже дважды не могла – из-за свойств Серого Судьи и совести. Какими безнадежными бывают ловушки! И подлыми, несмотря на честность.
- Не могли. Правда – бог, который всегда внутри, но он у каждого свой. Поэтому будет проведен Суд Богов, чтобы рассудили те, кто над всем, даже над правдой.
- Да! – выкрикнул Друст. – Требую суда поединком!
Пепельноволосый с усмешкой повернулся к нему. Вот зачем нужны были стражники – держать Друста, не давая вырваться и броситься на обидчиков.
- По нашим законам заступиться может лишь представитель нечеловеческих рас… Потому что если один из нас сочтет ее достойной защиты, значит, вину можно простить. Но тут никто этого делать не станет, - казалось, больше злорадства в голосе живого существа просто не может быть, но эльф справился. - Терайм?
Мэй Энрих открыл свою шкатулку, достал чашу на тонкой ножке. Огляделся.
- Нужна вода.
Второй эльф взял чашу, зашел в один из домов и вернулся с полной. Сильхе понимала, но не верила. Суд Богов - это всегда справедливо. Только форма у него бывает разной.
Из той же шкатулки появился на свет флакон черного матового стекла с белой пробкой. По душе ударила новая мелодия – неверная, постоянно меняющаяся, то бравурная, то траурная, то спокойно-безразличная. Три капли в чашу. Но хватило бы и одной. Лахэйн, «меняющийся яд»: на минуту отрава, в следующую – безвредная вытяжка из древесного сока, минуту спустя – тоже яд, но другой, хотя такой же быстрый. Перестает меняться, если добавить в другую жидкость. Три капли – три шанса, что чаша заполнена отравой.
- Но ведь никто не умер, - едва слышно произнесла Сильхе.
- И верно, - эльф взял чашу из рук терайма. – Но то, что нам пришлось делать… оно хуже смерти. Извращать таланты, чтобы защищаться. Превращать искусство в оружие. Не потому, что у нас не оказалось обычного оружия или нам запрещено им пользоваться. Ты прислала разрушителей… Толпа была зверем, который не чувствует страха и боли, не видит опасности, и слышит только одно: «Моя прекрасная страна, и мне принадлежит она»…
- Если бы толпа была таким зверем, никто бы не спасся! – перебил Друст. – В чем вы обвиняете Сильхе? В том, что все равно бы случилось? Любая песня могла взорвать толпу!
- Но не любая могла изменить. – Пепельноволосый снова смотрел на Сильхе. – Он не понимает, потому что не владеет никаким искусством настолько, чтобы оно стало его жизнью. Не зависит от него. Как объяснить человеку? Живешь в чем-то, как в собственной коже, а потом приходит зверь и надо содрать с себя кожу и сделать из нее плеть, чтобы убить или прогнать его. Но дело в том, что обратно ее уже не натянешь, дальше так и жить без кожи - тем, кто танцевал и пел, призывал силу леса или силу луны, чтобы заглушить музыку толпы, не стать прежними. Они мертвы внутри…
- Правда? – не успокоился Мэннар. – Вам никогда не приходилось убивать с помощью искусства? Вы точно в этом мире живете, а не в мечте?
Эльф дернулся, словно хотел ударить его; чаша в руках дрогнула.
- Мы живем в мире, который никогда не был нашем. Но это поправимо.
Он сунул чашу в руки Сильхе и тут же отошел на шаг, словно любуясь.
- Пей. Даже если это будет просто вода, что-то в тебе умрет навсегда. Но пусть это решают боги, наши или ваши, неважно.
- Право замены! – выкрикнул Друст.
Она не хотела на него смотреть, и так почти видела, слышала, чувствовала, как бессильно, как зло и отчаянно он рвется к ней, готовый оторвать себе руки, только бы успеть и смочь.
- И снова нет, - улыбнулся эльф. – Только один из нас может…
- А я подойду?
Стук копыт. Знакомый очень спокойный голос.
Сильхе подняла глаза от чаши. Кентавр, чуть запыхавшийся, словно скакал галопом. Кано подошел, встал рядом, ожидая ответа. Откуда он здесь?
- Ты… да, подойдешь. Но зачем тебе? – эльф явно растерялся, но не растерял гнева. – Ты не из города, не имеешь понятия о наших делах.
- Просто так будет правильно, - сказал рыцарь-кентавр. - Сильный защищает слабых.
- Сколько пафоса! – эльфа уже трясло. – Прошу, не вмешивайся!
- Прости, уже вмешался, - он взял чашу из рук Сильхе – ей с трудом удалось разжать пальцы.
Поднял ее, словно прося богов быть с ним в это мгновение. Опустил и выпил, всю, залпом.
Теперь оставалось только ждать.
И ожидание затягивалось, потому что Кано стоял и не падал, даже в лице не менялся. Он не выглядел героем-спасителем, как и тогда, у Рва Сожалений, когда отдавал свою энергию жизни незнакомым людям и был уверен – больше, чем нужно, они не возьмут. Через бесконечно долгих десять минут стало ясно – боги оправдали Сильхе.
- Что ж… я отступаю, - сказал пепельноволосый эльф, хотя по лицу было видно – он не готов отступить ни сейчас, ни потом. – Но имею право на один ответ. Что у тебя за сила? Что позволяет… разрушать и при этом не убивает тебя?
Девушка-бард ожидала чего угодно, но не этого. И тем более не того, что Кано ответит за нее:
- У Сильхе струна бога. Мотылек доверил ей свою силу и еще ни разу не осудил за то, как она эту силу использует.
- Жульничество! – взвизгнул эльф. – Если она любимица бога, то ясно, почему за нее заступились! Я требую еще одной чаши!
- Нет, господин Хорсо, - сказал терайм, убирая чашу и флакон в шкатулку. – Оправдание состоялось. Претензии можете высказать богам.
Она не думала, что им так просто дадут уйти. Не просто дали, но и проводили, показав дорогу до гостиницы, где остановились вчера кентавр и рыжая. Беллия ждала там, в нижней зале, за столом, по которому тревожно рысила из угла в угол пеккара. Девица сразу взяла Сильхе под крыло, принесла чего-то горячего в кружке. Кажется, травяного чаю - вкус был настолько мерзкий, что привел в себя почти сразу. Она выдохнула, потом спохватилась - убедилась, что все живы, снова замерла. Сидела, закрыв глаза, ощущая теплое плечо Друста, свою ладонь в его ладонях, дышала, стараясь ни о чем не думать. Этот миг – вот и все, что у нее было.
Нет, не было. Его мгновенно отнял Кано. Сказал:
- Я спас тебе жизнь.
Сильхе открыла глаза.
- Да. И что?
Это было самое меньшее неблагодарно, но она чуяла подвох.
- Если потребуешь от нее больше, чем она захочет дать… - начал Друст.
- Ничего я не требую! – слишком уж бурно возмутился Кано. Пискнувшая пеккара прыгнула со стола ему на руки. - И раньше не требовал. Тебя еще и близко не было, а мы уже шли к своей цели… к моей цели.
- Так вот чего… чтобы она и дальше шла с тобой? – угроза в голосе Мэннара стала слышнее. – Сильхе, не соглашайся.
Она не знала, как быть.
- Ты спас мне жизнь, - согласилась она с кентавром, в тихом отчаянии от того, что еще приходится спорить, хотя сил на это нет совершенно. – Но и я тебе тоже, раньше. Даже не один раз. И ничего у тебя не просила взамен. Как с этим быть? Считается только то, что сделал ты? Мои дела – нет?
Кано помолчал, и в этом молчании звучали его беспомощность и его решимость.
- Считается только цель, - ответил он наконец. – Моя или твоя – неважно. У тебя тогда не было цели… ты просто оказалась рядом и…
- Зря я не задал тебе трёпку там, на мосту, - перебил Друст. – Не люблю лицемеров и лжецов!
- Я не лжец!
- А, лицемера, значит, не обсуждаем, - скривил губы в усмешке голубоглазый. – Как сказал тот эльф, ну наконец-то.
- Отстань от него! – выкрикнула Беллия. – Сам-то ты кто?
- Я? Человек, который верен слову.
- Кано тоже, - в голосе рыжей звучала гордость. – Он прошел огромный путь, и всё ради людей, которых он даже не знает! Ради всех людей на свете! А ты что сделал? Явился, напросился в компанию, раз-два и вы с Сильхе уже в одной постели!
Девушка-бард невольно усмехнулась; меньше всего ее могли сейчас или когда бы то ни было задеть детские уколы насчет общей постели. Скорее умиляли.
- Если это и есть твоя цель, - не унялась Беллия, - то я тебе даже завидую… тому, как мало тебе надо для счастья!
- Хватит, - сказала Сильхе голосом барда, способным, если надо, пробить стену. – Я не могу пойти с вами и дальше. Хотя бы потому, что вы, парни, друг друга поубиваете.
- Можно путешествовать раздельно… - начал кентавр.
