Такого благоприятного расклада для принятия единственно верного решения еще долго не будет.
Ответа от Бозона не было.
- Вы знаете, граф, что случилось в Риме четыре года назад. Вы понимаете, что пока я жив, Гуго не видать короны Великого Карла. Другое дело Беренгарий, с которым у меня давний союз. Или вы, с которым я тоже не ссорился.
- Нам надо заканчивать разговор, принцепс.
- Согласен, тем более, что сказано почти все. Я передам вам письмо для Беренгария Иврейского. Доставить ли это письмо адресату или же рассказать о нем Гуго в вашей полной воле, граф.
Альберих протянул Бозону скрученный папирус, именно для этого момента он постарался спрятаться за лошадьми во время разговора.
- А теперь прошу подвести мне деву Хильду.
Бозон пешком дошел до начала моста и под уздцы подвел к Альбериху лошадь, на котором восседала, а точнее судорожно держалась за седло, обомлевшая от страха светловолосая девочка. Бозон помог своей племяннице спешиться.
- Приветствую вас, благородная дева Хильда, и спешу воздать восхищение Создателю всего сущего за еще одно прекрасное творение рук его!
Щупленькая девочка, не красавица и не дурнушка, сероглазый робкий олененок, неловко поклонилась Альбериху.
- Приветствую тебя, принцепс священного Рима, и склоняюсь перед тобой как будущим господином своим, - срывающимся от волнения голосом пролепетала Хильда. По ее неуверенным словам и жестам Альберих живо представил себе, как долго ее отец и слуги дрессировали Хильду для этого торжественного момента.
Он взял ее влажную от волнения руку и отвел в сторону от Бозона, оставшегося держать лошадей.
- Говорили ли тебе, Хильда, о цели нашей встречи? Знаешь ли ты, кто перед тобой?
- Да, мой кир.
- Я еще не твой кир, Хильда, но видит Небо я хотел бы таковым стать. А ты, ты готова к тому, что тебе придется покинуть твой дом, твоего любящего отца, твоих друзей с тем, чтобы обрести все это заново? Новый дом, новых друзей, нового мужчину, которому ты подчинишься навеки?
- О том молю нашего Господа и надеюсь на его милость.
- Твои речи мудры и чисты, Хильда. Скажи, умеешь ли ты читать и писать? Обучалась ли ты каким-нибудь наукам?
- Да, мой кир, мой могущественный отец выписал для моего образования ученых мужей из самого Аргоса. Помимо чтения и писания, я обучена игре на лире и пению.
- Ты не откажешь мне в моей просьбе что-нибудь спеть?
Глаза Хильды расширились от испуга, о таком испытании ее никто не предупрежал. Она втянула головку в плечи и умоляюще взглянула на насмешливого Альбериха.
- Ну же, прекрасная Хильда, прошу вас, не робейте!
Девочка тяжело вздохнула, сосредоточилась, на мгновение ее лицо вспыхнуло радостью от счастливой догадки, и набрав в легкие побольше воздуха, тоненько запищала:
«Глупому, думалось мне, что город, зовущийся Римом,
С нашим схож, Мелибей, куда - пастухи - мы обычно
Из году в год продавать ягнят народившихся носим.
Знал я, что так на собак похожи щенки, а козлята
На матерей, привык, что с большим меньшее схоже.
Но меж других городов он так головою вознесся,
Как над ползучей лозой возносятся ввысь кипарисы».
Альберих абсолютно искренне наградил Хильду аплодисментами. Девочка, что и говорить, за краткие минуты встречи показала наличие у себя и светлого разума, и такта, и дипломатии. Пожалуй, она и в самом деле могла стать достойной спутницей для грозного правителя Рима. Что до остальных качеств, то у Альбериха на сей случай всегда есть Отсанда.
- Еще один вопрос, прекрасная и чистая дева. Скажи, у тебя уже были дни, свидетельствующие о наступлении твоей зрелости?
Еще один вопрос, заставший Хильду врасплох. Она испуганно взглянула снизу вверх на Альбериха. Ее ладонь вновь быстро вспотела.
- Нет, мой кир.
- Сколько тебе лет?
- На Успение матери Господа нашего, пресвятой Девы Марии, будет двенадцать.
- Я благодарю Господа за подаренную мне возможность видеть твой лик, юная чистая дева Хильда! Буду молить Небеса приблизить тот день, когда мы вместе с тобой станем мужем и женой до окончания нашего бренного пути в мире сем. В молитвах своих отныне буду поминать имя твое и ждать шагов твоих к порогу дома моего. Передай своему отцу, благородному королю лангобардов, что ответ свой по его предложению дам не позднее заката солнца. Прощай же, дева Хильда, да сохранит тебя Господь наш!
Альберих поцеловал Хильду в лоб, а та, млея от радости, скорее от радости успешно исполненной роли, чем от скоро исполняющейся судьбы ее, низко склонилась перед ним. Альберих распрощался с Бозоном, подержал лошадь своей невесты, пока Бозон устраивал ее в седле, и в заключение коснулся рукой носка ее башмака.
Вечером, во время походного ужина, Гуго прямо за столом развернул переданный ему свиток папируса:
«Гуго, благородному и могущественному королю италиков и лангобардов! Да защитит тебя и королевство твое сила Креста Святого, да найдут под твоей властной рукой защиту и снисхождение всякий слабый и обиженный. Священный город Рим, город Апостолов Петра и Павла, рад приветствовать тебя, видя в лице твоем благочестивого христианина и своего верного защитника. Божьей милостью посчитал город Рим предложение твое о брачном союзе между дочерью твоей, прекрасной и благородной девой Хильдой, и Альберихом, принцепсом и сенатором нашим. Всяк живущий по милости Отца Всемогущего печется о доме своем, видит в детях своих награду Господа и усладу на старости лет. Всяк же облеченный по милости Господа властью над прочими должен, помимо сказанного, заботиться о том, чтобы с угасанием сил его подданные и слуги не теряли бы для себя защиту и покровительство. Бесплодный владыка подобен дереву без кроны, никому оно уже не приносит радости существованием своим и никто уже не укроется под его ветвями от дождя и ветра. Памятуя об этом, всячески приветствуя и поддерживая этот союз, принцепс Альберих извещает тебя, великий король, о своем намерении дожидаться того благословенного момента, когда созреет и готова будет к браку дева Хильда. В этот день твое предложение будет с великой благодарностью нами принято».
Других писем в этот день король Гуго не получил.
Флоренция, Флоренция! Почти невозможно говорить о Флоренции, претендуя в своей речи на какую-нибудь оригинальность. Что можно сказать такого, что еще не воспето до тебя искусными мастерами пера, кисти и лиры? И разве можно обойтись без приветственного слова, когда эта тосканская красавица, словно принцесса на балу, появляется на страницах данного романа? Но, как бы ни начинал ты говорить о Флоренции, как нудный эксперт, якобы видавший города поинтереснее, как опытный ловелас, изливающий лаву огненных, но дежурных комплиментов, или как робкий подросток, стесняющийся собственных чувств, невозможно в своих эмоциях от свидания с этим городом не присоединиться, в конце концов, к великому множеству хвалебных гимнов и признаний в любви к тосканской столице. Флоренция! Ведь ты единственная смогла сочетать в себе величественные памятники старины и гениальные сооружения Возрождения, какими гордятся Рим и Милан, с романтически волшебной атмосферой, свойственной Вероне или Венеции. Если Рим без сомнения является сердцем Италии, если Милан с Турином – ее разум и руки, а Венеция – драгоценное украшение, венчающее ее очаровательную головку, то Флоренция ее душа, ее самые нежные мечты и самые высокие порывы.
Флоренцию в десятом веке, по ее состоянию, вполне можно было бы сравнить с принцессой Хильдой, начинающей уже выходить в свет, но еще не готовой к замужеству. Цветущий город тогда еще пока уступал и по своему размеру, и по своему значению Лукке, старой столице тосканских графов. Увы, но практически ничего во Флоренции не дожило до наших дней в том виде, в котором ее застали Бозон Арльский и Беренгарий Иврейский. Даже знаменитый мост Понте-Веккьо был несколько раз снесен впоследствии разливом Арно, даже базилика Сан-Лоренцо сто лет спустя подверглась перестройке, тогда как в десятом веке еще сохраняла очертания раннехристианских базилик. Ну а на месте нынешнего, узнаваемого во всем мире собора Санта-Мария-дель-Фьоре, своеобразной визитной карточки Флоренции, в десятом веке располагалась церковь Святой Репараты, двенадцатилетней мученицы, Божьим промыслом выжившей в огненной печи, но все же казненной своими палачами.
Благодаря удачному расположению на стыке дорог и умелой экономической политики своих хозяев из рода Бонифациев, среди которых заслуги Адальберта Второго и его жены Берты Лотарингской выделим особо, Флоренция в эти годы медленно начала свое восхождение. По ее мостовым не стучали еще каблуки гениев Данте и Леонардо, труды Макиавелли не дразнили мир, но правнуки рыцаря Аверардо уже жили в пригороде, хотя и не подозревали, сколь блестящая судьба ждет их потомков . Город еще умел ладить со всеми, а успешно пополнявшаяся казна позволила епископу Рамбальду , к слову протеже Гуго, начать реконструкцию обветшалых городских стен, возведенных византийцами аж четыре века тому назад. Город и в этот раз наверняка обошелся бы без ремонта крепости и нашел бы деньгам лучшее применение, если бы не венгерская угроза.
Работы по возведению крепостных стен еще были далеки до завершения, а потому приход трехтысячной дружины вассалов Иврейской марки, бургундских и провансальских рыцарей, горожане восприняли скорее позитивно. Скорее, потому что во все времена и во всех концах света слет в одном месте и на долгое время мужественных людей, не знающих куда себя деть и чем развлечь, обещал миролюбивому городу беспокойные ночи и определенные перестройки в привычном ритме жизни. Зато, пока возле тебя столь бравые воины, можно было быть уверенным, что никакие венгры этим летом сюда не сунутся, да и изрядная денежка от небедных чужеземных рыцарей, капавшая в карманы негоциантов и мастеров, позволяла с более умиротворенным сознанием взирать на шалости пришельцев.
Согласно всем тогдашним обычаям, основная часть войска разместилась вне пределов крепостных стен, разбив свой шумный лагерь на дороге, ведущей к Ареццо и далее в Рим. Предводители же этого славного воинства, в лице Беренгария Иврейского и Лотаря, нашли себе приют в монастыре Святого Михаила Архангела, где простодушные монахи при встрече подарили им добротные рубахи из шерсти и льна, вытканные их собратьями из Нонантолы.
Лотарю, единственному законнорожденному сыну Гуго, шел одиннадцатый год, он был на год младше своей сестры Хильды, сватающейся ныне в Рим. Тем не менее, вот уже пять лет как он, вместе с отцом, носил Железную корону лангобардов, так как предусмотрительный Гуго, во время своих брачных танцев с ядовитой Мароцией, постарался однажды максимально защитить права своих отпрысков и обеспечить им будущее. Несмотря на то, что мальчик оказался чрезмерно рано, даже по тогдашним меркам, вовлечен во взрослые игры, характер его оставался мягким и доверчивым. Генетику предков, конечно, никуда не деть, Лотарю, к примеру, очень льстило предупредительное отношение к нему, как к состоявшемуся взрослому, со стороны Беренгария Иврейского. Ему нравилось, что тот всегда, на людях и приватно, обращался с ним, как со своим господином. Ему нравилось, что во время похода и на всех советах, благородные рыцари приветствовали прежде всего его, усаживали на главное место и оставляли ему право последнего слова и окончательного решения. Другое дело, что он выносил свой вердикт по уже сформированному результату совета, но ведь всему свое время!
Сегодняшнее утро для Лотаря протекало по уже привычному руслу. После утренней мессы они с Беренгарием проследовали в триклиний монастыря, где им был предложен обычный завтрак. Монахи уже все разошлись по своим делам, большая часть из них, кстати, ушла на работы по строительству стен. День снова обещал быть жарким, вообще это лето в Италии выдалось на редкость засушливым и знойным.
Трапезу господ нарушил их общий на время похода препозит, сообщивший о визите Анскария, сводного брата Беренгария Иврейского. Маркиз взглядом перевел вопрос к Лотарю и мальчик, вновь приятно ущипленный за свое тщеславие, милостиво разрешил непрошеному гостю появиться подле стола.
Висконт Анскарий был единственным сыном прелестницы Ирменгарды, то есть сводным родственником обоим присутствующим в трапезной. Ему было около восемнадцати лет, Ирменгарда родила его за пару лет до того как оба хозяина Иврейского дома, она и маркиз Адальберт, ударились во все тяжкие в погоне за лангобардской короной. Обоим это стоило преждевременного ухода из мира сего, а обстоятельства интриг вроде бы должны были гарантировать вражду между сводными братьями. В частности, Ирменгарда под предлогом поручения своему пасынку контроля за воспитанием родного сына, фактически несколько лет держала Беренгария под домашним арестом. Однако, к счастью, сводные братья смогли достойно выдержать все испытания и искушения юности - годы, проведенные вместе, сдружили их и сейчас Анскарий был правой рукой своего старшего брата.
Довершим же краткий анонс нового героя описанием его внешности, ибо та вполне заслуживает этого. Анскарий в этом плане был счастливо награжден генами своих родичей по материнской линии – Ирменгарды, Берты Лотарингской, Вальдрады. Яркие голубые глаза, правильные черты лица, длинные светлые волосы вкупе с удалью и ранней страстью к военным подвигам весьма роднили этого молодого человека с его дядей, Ламбертом Тосканским, предательски ослепленным Гуго и, возможно, и по сей день тыкающимся в тесные стены своей кельи в Новалезском монастыре.
- Ваш внезапный приход, висконт, обещает для его высочества новости, - сказал Беренгарий после того, как его брат поприветствовал своих господ. Приветствие Лотарю было произнесено, естественно, первым.
- Ваше высочество, в лагерь сегодня утром прибыл граф Бозон, брат вашего батюшки.
«Да, брат батюшки это, пожалуй, единственный титул, оставшийся у моего тестя», -язвительно подумал Беренгарий.
- И … все?
- Да, пока все, - ответил, слегка усмехнувшись, Анскарий, - возможно он ожидал увидеть вас, ваше высочество, в лагере.
- И на последнюю лигу у него, видимо, не хватило сил, - Беренгарий хмыкнул, Лотарь поддержал.
- Боюсь предположить, висконт, что он отправил вас к Его высочеству с мыслью, чтобы тот сам приехал в лагерь.
- Возможно.
- Как так? – возмутился Лотарь, - отчего сюзерен должен ехать к вассалу, чтобы узнать у того последние новости?
- Вы совершенно правы, ваше высочество, - Беренгарий поддержал юного короля, - поведение графа Бозона абсолютно недопустимо. Впрочем, иногда за ним такое водилось и ранее.
- За что мой отец его и наказал, - с раздражением в голосе произнес Лотарь.
- Я полагаю, что мне, как зятю графа, надлежит отправиться в лагерь, чтобы узнать о причинах такого поведения и обязать его в кратчайшие сроки явиться к вашему двору, ваше высочество, чтобы, помимо рассказа о сути своего появления, он принес бы вам самые глубокие извинения.
- Это даже слишком, маркиз, - ответил Лотарь, - но, я понимаю, что он отец вашей супруги и вам неприятно его поведение.
Ответа от Бозона не было.
- Вы знаете, граф, что случилось в Риме четыре года назад. Вы понимаете, что пока я жив, Гуго не видать короны Великого Карла. Другое дело Беренгарий, с которым у меня давний союз. Или вы, с которым я тоже не ссорился.
- Нам надо заканчивать разговор, принцепс.
- Согласен, тем более, что сказано почти все. Я передам вам письмо для Беренгария Иврейского. Доставить ли это письмо адресату или же рассказать о нем Гуго в вашей полной воле, граф.
Альберих протянул Бозону скрученный папирус, именно для этого момента он постарался спрятаться за лошадьми во время разговора.
- А теперь прошу подвести мне деву Хильду.
Бозон пешком дошел до начала моста и под уздцы подвел к Альбериху лошадь, на котором восседала, а точнее судорожно держалась за седло, обомлевшая от страха светловолосая девочка. Бозон помог своей племяннице спешиться.
- Приветствую вас, благородная дева Хильда, и спешу воздать восхищение Создателю всего сущего за еще одно прекрасное творение рук его!
Щупленькая девочка, не красавица и не дурнушка, сероглазый робкий олененок, неловко поклонилась Альбериху.
- Приветствую тебя, принцепс священного Рима, и склоняюсь перед тобой как будущим господином своим, - срывающимся от волнения голосом пролепетала Хильда. По ее неуверенным словам и жестам Альберих живо представил себе, как долго ее отец и слуги дрессировали Хильду для этого торжественного момента.
Он взял ее влажную от волнения руку и отвел в сторону от Бозона, оставшегося держать лошадей.
- Говорили ли тебе, Хильда, о цели нашей встречи? Знаешь ли ты, кто перед тобой?
- Да, мой кир.
- Я еще не твой кир, Хильда, но видит Небо я хотел бы таковым стать. А ты, ты готова к тому, что тебе придется покинуть твой дом, твоего любящего отца, твоих друзей с тем, чтобы обрести все это заново? Новый дом, новых друзей, нового мужчину, которому ты подчинишься навеки?
- О том молю нашего Господа и надеюсь на его милость.
- Твои речи мудры и чисты, Хильда. Скажи, умеешь ли ты читать и писать? Обучалась ли ты каким-нибудь наукам?
- Да, мой кир, мой могущественный отец выписал для моего образования ученых мужей из самого Аргоса. Помимо чтения и писания, я обучена игре на лире и пению.
- Ты не откажешь мне в моей просьбе что-нибудь спеть?
Глаза Хильды расширились от испуга, о таком испытании ее никто не предупрежал. Она втянула головку в плечи и умоляюще взглянула на насмешливого Альбериха.
- Ну же, прекрасная Хильда, прошу вас, не робейте!
Девочка тяжело вздохнула, сосредоточилась, на мгновение ее лицо вспыхнуло радостью от счастливой догадки, и набрав в легкие побольше воздуха, тоненько запищала:
«Глупому, думалось мне, что город, зовущийся Римом,
С нашим схож, Мелибей, куда - пастухи - мы обычно
Из году в год продавать ягнят народившихся носим.
Знал я, что так на собак похожи щенки, а козлята
На матерей, привык, что с большим меньшее схоже.
Но меж других городов он так головою вознесся,
Как над ползучей лозой возносятся ввысь кипарисы».
Альберих абсолютно искренне наградил Хильду аплодисментами. Девочка, что и говорить, за краткие минуты встречи показала наличие у себя и светлого разума, и такта, и дипломатии. Пожалуй, она и в самом деле могла стать достойной спутницей для грозного правителя Рима. Что до остальных качеств, то у Альбериха на сей случай всегда есть Отсанда.
- Еще один вопрос, прекрасная и чистая дева. Скажи, у тебя уже были дни, свидетельствующие о наступлении твоей зрелости?
Еще один вопрос, заставший Хильду врасплох. Она испуганно взглянула снизу вверх на Альбериха. Ее ладонь вновь быстро вспотела.
- Нет, мой кир.
- Сколько тебе лет?
- На Успение матери Господа нашего, пресвятой Девы Марии, будет двенадцать.
- Я благодарю Господа за подаренную мне возможность видеть твой лик, юная чистая дева Хильда! Буду молить Небеса приблизить тот день, когда мы вместе с тобой станем мужем и женой до окончания нашего бренного пути в мире сем. В молитвах своих отныне буду поминать имя твое и ждать шагов твоих к порогу дома моего. Передай своему отцу, благородному королю лангобардов, что ответ свой по его предложению дам не позднее заката солнца. Прощай же, дева Хильда, да сохранит тебя Господь наш!
Альберих поцеловал Хильду в лоб, а та, млея от радости, скорее от радости успешно исполненной роли, чем от скоро исполняющейся судьбы ее, низко склонилась перед ним. Альберих распрощался с Бозоном, подержал лошадь своей невесты, пока Бозон устраивал ее в седле, и в заключение коснулся рукой носка ее башмака.
Вечером, во время походного ужина, Гуго прямо за столом развернул переданный ему свиток папируса:
«Гуго, благородному и могущественному королю италиков и лангобардов! Да защитит тебя и королевство твое сила Креста Святого, да найдут под твоей властной рукой защиту и снисхождение всякий слабый и обиженный. Священный город Рим, город Апостолов Петра и Павла, рад приветствовать тебя, видя в лице твоем благочестивого христианина и своего верного защитника. Божьей милостью посчитал город Рим предложение твое о брачном союзе между дочерью твоей, прекрасной и благородной девой Хильдой, и Альберихом, принцепсом и сенатором нашим. Всяк живущий по милости Отца Всемогущего печется о доме своем, видит в детях своих награду Господа и усладу на старости лет. Всяк же облеченный по милости Господа властью над прочими должен, помимо сказанного, заботиться о том, чтобы с угасанием сил его подданные и слуги не теряли бы для себя защиту и покровительство. Бесплодный владыка подобен дереву без кроны, никому оно уже не приносит радости существованием своим и никто уже не укроется под его ветвями от дождя и ветра. Памятуя об этом, всячески приветствуя и поддерживая этот союз, принцепс Альберих извещает тебя, великий король, о своем намерении дожидаться того благословенного момента, когда созреет и готова будет к браку дева Хильда. В этот день твое предложение будет с великой благодарностью нами принято».
Других писем в этот день король Гуго не получил.
Глава 9 - Эпизод 9. 1690-й год с даты основания Рима, 16-й год правления базилевса Романа Лакапина ( 15 июля 936 года от Рождества Христова)
Флоренция, Флоренция! Почти невозможно говорить о Флоренции, претендуя в своей речи на какую-нибудь оригинальность. Что можно сказать такого, что еще не воспето до тебя искусными мастерами пера, кисти и лиры? И разве можно обойтись без приветственного слова, когда эта тосканская красавица, словно принцесса на балу, появляется на страницах данного романа? Но, как бы ни начинал ты говорить о Флоренции, как нудный эксперт, якобы видавший города поинтереснее, как опытный ловелас, изливающий лаву огненных, но дежурных комплиментов, или как робкий подросток, стесняющийся собственных чувств, невозможно в своих эмоциях от свидания с этим городом не присоединиться, в конце концов, к великому множеству хвалебных гимнов и признаний в любви к тосканской столице. Флоренция! Ведь ты единственная смогла сочетать в себе величественные памятники старины и гениальные сооружения Возрождения, какими гордятся Рим и Милан, с романтически волшебной атмосферой, свойственной Вероне или Венеции. Если Рим без сомнения является сердцем Италии, если Милан с Турином – ее разум и руки, а Венеция – драгоценное украшение, венчающее ее очаровательную головку, то Флоренция ее душа, ее самые нежные мечты и самые высокие порывы.
Флоренцию в десятом веке, по ее состоянию, вполне можно было бы сравнить с принцессой Хильдой, начинающей уже выходить в свет, но еще не готовой к замужеству. Цветущий город тогда еще пока уступал и по своему размеру, и по своему значению Лукке, старой столице тосканских графов. Увы, но практически ничего во Флоренции не дожило до наших дней в том виде, в котором ее застали Бозон Арльский и Беренгарий Иврейский. Даже знаменитый мост Понте-Веккьо был несколько раз снесен впоследствии разливом Арно, даже базилика Сан-Лоренцо сто лет спустя подверглась перестройке, тогда как в десятом веке еще сохраняла очертания раннехристианских базилик. Ну а на месте нынешнего, узнаваемого во всем мире собора Санта-Мария-дель-Фьоре, своеобразной визитной карточки Флоренции, в десятом веке располагалась церковь Святой Репараты, двенадцатилетней мученицы, Божьим промыслом выжившей в огненной печи, но все же казненной своими палачами.
Благодаря удачному расположению на стыке дорог и умелой экономической политики своих хозяев из рода Бонифациев, среди которых заслуги Адальберта Второго и его жены Берты Лотарингской выделим особо, Флоренция в эти годы медленно начала свое восхождение. По ее мостовым не стучали еще каблуки гениев Данте и Леонардо, труды Макиавелли не дразнили мир, но правнуки рыцаря Аверардо уже жили в пригороде, хотя и не подозревали, сколь блестящая судьба ждет их потомков . Город еще умел ладить со всеми, а успешно пополнявшаяся казна позволила епископу Рамбальду , к слову протеже Гуго, начать реконструкцию обветшалых городских стен, возведенных византийцами аж четыре века тому назад. Город и в этот раз наверняка обошелся бы без ремонта крепости и нашел бы деньгам лучшее применение, если бы не венгерская угроза.
Работы по возведению крепостных стен еще были далеки до завершения, а потому приход трехтысячной дружины вассалов Иврейской марки, бургундских и провансальских рыцарей, горожане восприняли скорее позитивно. Скорее, потому что во все времена и во всех концах света слет в одном месте и на долгое время мужественных людей, не знающих куда себя деть и чем развлечь, обещал миролюбивому городу беспокойные ночи и определенные перестройки в привычном ритме жизни. Зато, пока возле тебя столь бравые воины, можно было быть уверенным, что никакие венгры этим летом сюда не сунутся, да и изрядная денежка от небедных чужеземных рыцарей, капавшая в карманы негоциантов и мастеров, позволяла с более умиротворенным сознанием взирать на шалости пришельцев.
Согласно всем тогдашним обычаям, основная часть войска разместилась вне пределов крепостных стен, разбив свой шумный лагерь на дороге, ведущей к Ареццо и далее в Рим. Предводители же этого славного воинства, в лице Беренгария Иврейского и Лотаря, нашли себе приют в монастыре Святого Михаила Архангела, где простодушные монахи при встрече подарили им добротные рубахи из шерсти и льна, вытканные их собратьями из Нонантолы.
Лотарю, единственному законнорожденному сыну Гуго, шел одиннадцатый год, он был на год младше своей сестры Хильды, сватающейся ныне в Рим. Тем не менее, вот уже пять лет как он, вместе с отцом, носил Железную корону лангобардов, так как предусмотрительный Гуго, во время своих брачных танцев с ядовитой Мароцией, постарался однажды максимально защитить права своих отпрысков и обеспечить им будущее. Несмотря на то, что мальчик оказался чрезмерно рано, даже по тогдашним меркам, вовлечен во взрослые игры, характер его оставался мягким и доверчивым. Генетику предков, конечно, никуда не деть, Лотарю, к примеру, очень льстило предупредительное отношение к нему, как к состоявшемуся взрослому, со стороны Беренгария Иврейского. Ему нравилось, что тот всегда, на людях и приватно, обращался с ним, как со своим господином. Ему нравилось, что во время похода и на всех советах, благородные рыцари приветствовали прежде всего его, усаживали на главное место и оставляли ему право последнего слова и окончательного решения. Другое дело, что он выносил свой вердикт по уже сформированному результату совета, но ведь всему свое время!
Сегодняшнее утро для Лотаря протекало по уже привычному руслу. После утренней мессы они с Беренгарием проследовали в триклиний монастыря, где им был предложен обычный завтрак. Монахи уже все разошлись по своим делам, большая часть из них, кстати, ушла на работы по строительству стен. День снова обещал быть жарким, вообще это лето в Италии выдалось на редкость засушливым и знойным.
Трапезу господ нарушил их общий на время похода препозит, сообщивший о визите Анскария, сводного брата Беренгария Иврейского. Маркиз взглядом перевел вопрос к Лотарю и мальчик, вновь приятно ущипленный за свое тщеславие, милостиво разрешил непрошеному гостю появиться подле стола.
Висконт Анскарий был единственным сыном прелестницы Ирменгарды, то есть сводным родственником обоим присутствующим в трапезной. Ему было около восемнадцати лет, Ирменгарда родила его за пару лет до того как оба хозяина Иврейского дома, она и маркиз Адальберт, ударились во все тяжкие в погоне за лангобардской короной. Обоим это стоило преждевременного ухода из мира сего, а обстоятельства интриг вроде бы должны были гарантировать вражду между сводными братьями. В частности, Ирменгарда под предлогом поручения своему пасынку контроля за воспитанием родного сына, фактически несколько лет держала Беренгария под домашним арестом. Однако, к счастью, сводные братья смогли достойно выдержать все испытания и искушения юности - годы, проведенные вместе, сдружили их и сейчас Анскарий был правой рукой своего старшего брата.
Довершим же краткий анонс нового героя описанием его внешности, ибо та вполне заслуживает этого. Анскарий в этом плане был счастливо награжден генами своих родичей по материнской линии – Ирменгарды, Берты Лотарингской, Вальдрады. Яркие голубые глаза, правильные черты лица, длинные светлые волосы вкупе с удалью и ранней страстью к военным подвигам весьма роднили этого молодого человека с его дядей, Ламбертом Тосканским, предательски ослепленным Гуго и, возможно, и по сей день тыкающимся в тесные стены своей кельи в Новалезском монастыре.
- Ваш внезапный приход, висконт, обещает для его высочества новости, - сказал Беренгарий после того, как его брат поприветствовал своих господ. Приветствие Лотарю было произнесено, естественно, первым.
- Ваше высочество, в лагерь сегодня утром прибыл граф Бозон, брат вашего батюшки.
«Да, брат батюшки это, пожалуй, единственный титул, оставшийся у моего тестя», -язвительно подумал Беренгарий.
- И … все?
- Да, пока все, - ответил, слегка усмехнувшись, Анскарий, - возможно он ожидал увидеть вас, ваше высочество, в лагере.
- И на последнюю лигу у него, видимо, не хватило сил, - Беренгарий хмыкнул, Лотарь поддержал.
- Боюсь предположить, висконт, что он отправил вас к Его высочеству с мыслью, чтобы тот сам приехал в лагерь.
- Возможно.
- Как так? – возмутился Лотарь, - отчего сюзерен должен ехать к вассалу, чтобы узнать у того последние новости?
- Вы совершенно правы, ваше высочество, - Беренгарий поддержал юного короля, - поведение графа Бозона абсолютно недопустимо. Впрочем, иногда за ним такое водилось и ранее.
- За что мой отец его и наказал, - с раздражением в голосе произнес Лотарь.
- Я полагаю, что мне, как зятю графа, надлежит отправиться в лагерь, чтобы узнать о причинах такого поведения и обязать его в кратчайшие сроки явиться к вашему двору, ваше высочество, чтобы, помимо рассказа о сути своего появления, он принес бы вам самые глубокие извинения.
- Это даже слишком, маркиз, - ответил Лотарь, - но, я понимаю, что он отец вашей супруги и вам неприятно его поведение.
