Хранители не имели конкретных доносчиков в своём распоряжении, им мог оказаться любой, кто находился поблизости. Мы не дрессировали птиц под себя, не приручали и не отдавали предпочтение кому-то конкретному. Птицы принадлежали природе, как и мы. Но на моё плечо уселся именно утренний ворон с покалеченным клювом.
— Провожаешь или поедешь со мной? — полюбопытствовала я без всякой надежды на вразумительный ответ.
Птица вывернула голову и принялась чистить крыло, напрочь игнорируя посторонние вопросы.
— Миат Тора, — крикнула я так и смотрящему на меня снизу вверх мужчине. В его взгляде явно читалось подозрение. — Могу я вас попросить выделить провиант для крылатого попутчика? Возможно, он тоже хочет отправиться в плавание.
Мужчина помялся, но не имея намерений начинать спор, медленно отправился раздавать указания, неустанно бормоча себе под нос: «Ох, не к добру всё это. Не к добру».
Матросы за моей спиной тоже беспокойно перешёптывались. Суть негодования обозначилась довольно быстро: большая часть экипажа делала ставки на дату моего отплытия, и кто-то взял сегодня кругленькую сумму, обставив остальных азартных собратьев позади. Я сморгнула видение и с язвительной ухмылкой обернулась. Приближаться никто из проигравших не осмеливался, нос корабля поступил в моё полное распоряжение. Солнечные искры пронзали безмятежную водную гладь, заманивая в свои объятия. За чертой порта на мелководье плескалась ребятня из неодарённых, кому не надлежало оттачивать вложенные в голову знания на жёсткой скамье в полутёмном классе. В такие моменты мне всегда становилось жаль Акуна. В свои одиннадцать он ещё не знал, что теряет так много: период безнаказанной беззаботности.
Я долго стояла у перил, наблюдая, как отчаливает корабль, как скрывается из виду пристань на два коротких причала, затем белая от соли земля и символ Каантар’гуэ: беспорядочно обтёсанная ветрами высокая башня-скала с кружащим венцом из воронов. Впервые за множество месяцев я дышала полной грудью и не могла упустить ни мгновения этого вдохновляющего чувства…ммм, нет, не свободы, в неё я теперь не верила. Скорее, это можно было сравнить с заменой строгого ошейника на обычный, плотный, кожаный, возможно, даже нарядный по знаменательному случаю. Видимо, Шарусси наконец-то признала во мне вменяемого пса. Положа руку на сердце, я, наверное, им и стала. Я не рвалась более с привязи в Цанте. Исчерпав основные варианты отъезда, я перестала искать шанс или счастливый случай. Вместо этого я делала самое сложное: молча ждала дозволения. Хотя, пожалуй, нет. Самым сложным оказалось научиться ждать, принимая мысль, что от меня ничего не зависит, что конкретно в этот период времени я ничто, снова пытающееся стать кем-то. Уроки смирения поначалу давались через слёзы, но совсем скоро сменились на апатию. К кляду отправились все мои планы. Наши планы. Наши… От нашего остались только воспоминания и редкие доносы воронов: жив, хорошо выглядит, работает, улыбается на официальных встречах, иногда появляется в обществе Видэ-атэ. Я со свистом втянула носом воздух, пережидая укол под ребром. Теперь у меня другие задачи и цели, и пусть в главном мы с моим магом продолжаем сходиться, идти нам придётся параллельными дорогами, которые, как известно, не пересекаются. Только если… только если бы магия хаоса оправдала своё название…
Брызги бросились в лицо, отрезвляя. Я развернулась и пошла искать свободное для ночлега место.
Путь предстоял долгий и некомфортабельный. На суднах третьего континента не строили пассажирских кают и туалетов, предлагая взамен гамак в общем грузовом трюме и ведро с водой за символической перегородкой. Завтрак, обед и ужин мало, чем отличались друг от друга. Отсыревшие лепёшки вызывали желудочную боль. Запахи витали невыносимые. Кроме того, нещадно качало, и я, с сожалением признала у себя наличие морской болезни. Когда мы пришвартовались, и ноги коснулись долгожданной тверди, я чуть не осела там же, на толстых широких досках, крепко лежащих на сваях, и ещё целые сутки провела в гостевом доме, справляясь с остатками тошнотворных впечатлений. А уж когда ботинки упёрлись в надёжные стремена, меня и вовсе накрыло безграничным ощущением полёта.
На этот раз мне достался крепкий мерин со стальными нервами. Его не смущали внезапные звуки, не пугали вырастающие из-под копыт тени, парень пёр напролом и не чурался высоких прыжков через препятствия. Иногда он выдумывал их себе на пустом месте и растягивался в изящном подвисании над лужей, аки парящий над нами ворон. Пару раз схлопотав за такие выкрутасы по ушам, он слегка остепенился и сократил вероятность остановки моего сердца на пятьдесят процентов.
Жизнь как будто бы возвращалась в привычное русло. Основным подтверждением тому послужила кружка отменного тёмного пива с пышной пенной шапкой в середине дня и холодные кислые щи со сметаной в придорожном шинке «Кривоногий мул», куда я наведалась на вторые сутки странствия. Наверное, тогда меня и начало по-настоящему отпускать. Решив основные вопросы с одеждой, транспортом и дорожным инвентарём, я села на простую, человеческую лавку на ножках, глянула на типичных путников Нануэка, осторожно, ещё не до конца веря своему счастью, стянула языком пенку и зажмурилась. Дом. Никаких низких сидушек и немеющих ног, никаких халатов и раздельных бандаков для мужчин и женщин. Вкусная еда без горы специй. Нет жилистому мясу – да жирной свиной отбивной!
О, я смаковала всё! От воздуха до заусенцев на деревяной лавке. Сладкая травяная пора кружила голову приятным дурманом, влажные утра пахли свежестью и зарождающимся летом. Я немного сожалела, что пропустила зиму и раннюю весну, не застала ледяных горок и морозных щёк, пропустила оттепель и подснежники, однако теперь я могла позволить себе задержаться в Нануэке и снова ощутить это позабытое, нынче такое вязкое и смутное желание любоваться миром. Я скривилась от убогой мысли. Можно подумать, стальной ошейник не позволял мне раньше задрать голову к небу и насладиться солнцем на Затерянной земле. Я смотрела на него каждый день и каждый день выбирала отвести глаза. Хватит! Я решительно мотнула головой, отгоняя моего нового спутника – самоедство – подальше. Да, людям свойственно тосковать, кусать локти и сокрушаться. Я не исключение. Я тоже живая, из плоти и крови, с чем-то, что мы называем душой. И она от встречи с домом запела. Правду говорят, родные стены лечат.
И пусть конкретно до моих стен путь лежал неблизкий, ведь корабль причалил в порту Пунда, откуда до Рубдока не менее трёх недель верхом, только это совершенно не мешало мне получить исцеляющие впечатления и загореться любопытством от знакомства с новой местностью. Западная часть континента изобиловала цветом и плодородностью, и сильно отличалась от севера и юга, где мне довелось побывать ранее. Диковинные пурпурно-рыжие цветы украшали шляхи ароматным коридором. Куда ни посмотри – всюду власть природы брала верх над деятельностью человека. Потушенные костры быстро покрывались бордовым мхом, остовы заброшенных поселений уходили под землю, зарастали высоченной, пушистой травой поля. Эрии топли в зелени. Высоких деревьев я не приметила, но кустарники охотно ползли вширь, иногда создавая цепь непроходимых заграждений, в глубине которых находили убежище мелкие животные и длинноносые птахи.
День ото дня я перемещалась по эриям и кэпитам, никуда особо не торопясь. Памятуя прошлое, я прикрывалась личиной странствующей ведьмы и не отказывала себе в практике. С прошлого года моих знаний существенно прибавилось, и я без зазрения совести щеголяла ими, набивая случайными заработками отнюдь не пустые, благодаря третьему континенту, карманы. Моя слава росла и бежала впереди галопирующей лошади. Уже на подъезде к эриям, меня если и не встречали у ворот со списком заданий, то уж точно узнавали по приметному ворону и изящному верховому костюму цвета осенней листвы, а вот с описанием внешностью всегда возникала загвоздка. Одни запоминали косу, перекинутую на плечо, другие говорили о веснушках, третьи с трудом указывали возраст. Я меняла мороки каждый день, добрым словом вспоминая Шаму и её коллекцию уловок. Моя милая Шама... Мой подарок от пустыни, мираж длинною в два месяца. До сих пор становилось тепло, когда я вспоминала, как на прощание женщина с глазами из стекла обняла меня и пообещала: «Ты ещё услышишь себя через мою иллюзию». «Обязательно» — я покладисто согласилась, как делала это каждый раз, когда она грозилась создать своё лучшее творение о хранительнице. Доведётся ли нам встретиться снова? Смогу ли я увидеть ту историю, смогу ли разгадать за какой метафорой упрячется суть и что из тех крох, что я поведала ей о своей жизни, найдёт отражение в воображении одарённой? Всё это осталось невыраженным послесловием, неким намёком на продолжение, надеяться на которое я не смела. Сойдутся дорожки – так тому и быть. Тогда я сама сварю для неё амгуцу из терпких трав.
Пока же мои дорожки плавно и не очень подводили меня к центральной части Нануэка. Я замерла напротив новенького указателя и вперилась взглядом в важное сочетание букв. В последние дни я нарочито избегала мыслей о том, куда именно хочу направиться, дабы не спровоцировать Шарусси на резкие действия, старалась невзначай держаться Южного шляха, замедлялась на привалах, ночевала в эриях. Но чем ближе я подбиралась к Жубару, тем сильнее свербело под ложечкой. От страха. Когда до Иораны оставалось два дня пути, я окончательно струсила и отбросила затею повидаться с подругой.
И вот так, где-то в дороге, в тёмном, пропахшем скисшим пивом шинке, я в полном и совершенно не гордом одиночестве села отмечать свой тридцать четвёртый день рождения. Передо мной стояла миска с двумя ломтями хлеба, нарезанный кольцами лук, на разделочной доске лежал шмат сала. Вид у меня был до того унылый, что меня решил пожалеть проявившийся среди толпы мужик.
— Поди день выдался отвратный? — Мужик без разрешения плюхнулся напротив и оправил перевязь с мечами.
Я бегло окинула незнакомца взглядом и отнесла того к наёмной братии или страже: крепкий, сильный, движения нескованные, плавные, оплётка оголовий изрядно потрёпана, одежда простая.
— Да, так себе, — подтвердила я без энтузиазма и затолкала пару луковых колец в рот, запила элем.
— Я и гляжу, дама тоскует, — приободрился мужик и щегольнул нехитрым ухаживанием: — Заказать вам вина?
Не удосуживаясь словесным отказом, я молча качнула своей недавно початой кружкой. Мужик, конечно, отказ уловил, но не совсем однозначный, и предпринял новый манёвр:
— Вино-то поприличнее будет, — гоготнул он и ловко устроился напротив, разом отвоевав здоровенным локтем добрую половину стола.
Я нехотя включилась в диалог.
— Вы здешнее вино пробовали?
— Нет.
— Тогда поверьте мне, эль тут гораздо приличнее.
— Вы местная?
— Проездом, но со вчерашнего дня разблюдовку изучила вдоль и поперёк. А вы? — из вежливости поинтересовалась я.
— А, — махнул он широкой лапой, — на день. Сегодня у нас отгульная перед большим заказом.
Я снова посмотрела на оружие. Мужик понятливо коснулся оголовья.
— Работа, что поделать.
— Кошмары потом не мучают?
— Бывало по первости, заливался под горлышко. Щас-то уже проще. Девку бы справную на часик, и спать будешь как те убитые, — гоготнул он своей шутке, и словно получив какое-то разрешение, осмелел и пробежался по мне липким взглядом. — Интересно тебе?
Я проглотила почти вырвавшееся «Нет» и, повинуясь наитию, ответила на свой лад, не уточняя, что конкретно мне стало интересно:
— Возможно.
В глазах напротив разошлась вспыхнувшая искра. Я крикнула юношу на побегушках с кувшином и подлила в стремительно пустеющий стакан собеседника хмель покрепче. Благодарная отрыжка знаменовала удачное совпадение потребностей и предложения.
— Ты из каких будешь? Ну, тама, по какой части? — уточнился он после неловкой заминки. — Я так подумал, как тебя увидал, что ты гонец при Кэпите. Так чего?
Я хитро прищурилась, позволяя мужику самостоятельно сделать вывод. Тот с уважительным прицокиванием откинулся на стуле и заложил руки за голову.
— А я и думаю, взгляд уж слишком смурной, такой, знаешь, серьёзный. Важные тайны возишь, поди? — его ручищи снова переместились на стол, он налёг на него всем немалым весом и приблизился ко мне, как если бы я начала шёпотом выдавать известные мне одной секреты правителей.
— Все мы в одной упряжи, — таинственно произнесла я, ни на пядь не сдвигаясь со своего места, хотя расстояние меж нами продолжало неприятно сокращаться. — У вас как по оплатам? Хорошая ставка?
— А то, башкой-то своей рисковать! Десять золотых за месяц делаю, а зимой на печи сижу, лечусь, — мужик подвернул рукав рубахи и гордо продемонстрировал бугристый коричневый шрам от запястья до предплечья. — В прошлый раз чуть руки не лишился, эрийская бабка заговаривала, весь дом оберегами увешала, ничё, сдюжил. Мамке зато корову купил, она давно ныла, что старая уже и на мясо не сгодится. Но тебе-то получше должны платить. Видал я одного убогого, еле в седле держится, а всё указы раздаёт правительские. Так по нему и не скажешь, что нуждается. И у тебя костюм вон какой, с выделкой. Я к таким приценивался, четыре золотых просят.
Вообще-то, шесть, но я скромно промолчала. Дорогую одежду я позволила себе впервые, щегольнула, так сказать, на радостях выделенным бюджетом, но пока не пожалела ни на медяк. Штаны не пропитывались дорожной пылью и легко вычищались от загрязнений, а куртка служила не только отличной защитой от ветров — в такой и на бал не стыдно было бы заявиться. Это я уже не говорю о дорожном непромокающем плаще, идущем в комплекте, с невероятно красивой, изящной булавкой в форме пера под капюшоном. К тому же, при подгонке костюма неожиданно выяснилось, что золотой кинжал отлично вписывается в ансамбль, я разве что сменила ножны, чтобы те подходили к высоким кожаным сапожкам. Я утешала себя тем, то сэкономила хотя бы на новом проводнике. Утешение было слабым, потому что вычурное оружие мне страшно претило, да и вызывало косые взгляды в обществе.
Завязавшийся разговор требовал какого-никакого ответа.
— С премии взяла, давно хотела, — смутно пробухтела я, запивая слова элем.
— Бабы, что с вас взять, — простодушно махнул он рукой. — Должность хоть и повыше, а всё одно – тряпки бы вам. Но оно нам по нраву, — мужик игриво мне подмигнул и скосил глаза в распахнутый по случаю духоты в шинке ворот.
Я лениво подпёрла ладонью щёку и без задней мысли, уже по привычке, задала вопрос духам стихий: «Что там у этого душегуба за заказ?» и… мигом протрезвела. Перед глазами пронеслись скудные картинки сбора воинов, стук копыт конницы, ночёвки у костра. Стихии ничего не смогли ответить. Снова. Так случалось всякий раз, когда за дело брался Совет. Дальнейший план сложился моментально: я не могла упустить наёмника из виду ни на минуту, но любое повешенное на него заклинание могло бы быть обнаружено курирующим вылазку магом, появились бы вопросы и подозрения. Требовалась осторожность. И пусть моя догадка обернётся неудачей, я обязана проследить за их маршрутом. Потому что, если я окажусь права, в ближайшее время будет совершено очередное покушение на хранителя.
— Провожаешь или поедешь со мной? — полюбопытствовала я без всякой надежды на вразумительный ответ.
Птица вывернула голову и принялась чистить крыло, напрочь игнорируя посторонние вопросы.
— Миат Тора, — крикнула я так и смотрящему на меня снизу вверх мужчине. В его взгляде явно читалось подозрение. — Могу я вас попросить выделить провиант для крылатого попутчика? Возможно, он тоже хочет отправиться в плавание.
Мужчина помялся, но не имея намерений начинать спор, медленно отправился раздавать указания, неустанно бормоча себе под нос: «Ох, не к добру всё это. Не к добру».
Матросы за моей спиной тоже беспокойно перешёптывались. Суть негодования обозначилась довольно быстро: большая часть экипажа делала ставки на дату моего отплытия, и кто-то взял сегодня кругленькую сумму, обставив остальных азартных собратьев позади. Я сморгнула видение и с язвительной ухмылкой обернулась. Приближаться никто из проигравших не осмеливался, нос корабля поступил в моё полное распоряжение. Солнечные искры пронзали безмятежную водную гладь, заманивая в свои объятия. За чертой порта на мелководье плескалась ребятня из неодарённых, кому не надлежало оттачивать вложенные в голову знания на жёсткой скамье в полутёмном классе. В такие моменты мне всегда становилось жаль Акуна. В свои одиннадцать он ещё не знал, что теряет так много: период безнаказанной беззаботности.
Я долго стояла у перил, наблюдая, как отчаливает корабль, как скрывается из виду пристань на два коротких причала, затем белая от соли земля и символ Каантар’гуэ: беспорядочно обтёсанная ветрами высокая башня-скала с кружащим венцом из воронов. Впервые за множество месяцев я дышала полной грудью и не могла упустить ни мгновения этого вдохновляющего чувства…ммм, нет, не свободы, в неё я теперь не верила. Скорее, это можно было сравнить с заменой строгого ошейника на обычный, плотный, кожаный, возможно, даже нарядный по знаменательному случаю. Видимо, Шарусси наконец-то признала во мне вменяемого пса. Положа руку на сердце, я, наверное, им и стала. Я не рвалась более с привязи в Цанте. Исчерпав основные варианты отъезда, я перестала искать шанс или счастливый случай. Вместо этого я делала самое сложное: молча ждала дозволения. Хотя, пожалуй, нет. Самым сложным оказалось научиться ждать, принимая мысль, что от меня ничего не зависит, что конкретно в этот период времени я ничто, снова пытающееся стать кем-то. Уроки смирения поначалу давались через слёзы, но совсем скоро сменились на апатию. К кляду отправились все мои планы. Наши планы. Наши… От нашего остались только воспоминания и редкие доносы воронов: жив, хорошо выглядит, работает, улыбается на официальных встречах, иногда появляется в обществе Видэ-атэ. Я со свистом втянула носом воздух, пережидая укол под ребром. Теперь у меня другие задачи и цели, и пусть в главном мы с моим магом продолжаем сходиться, идти нам придётся параллельными дорогами, которые, как известно, не пересекаются. Только если… только если бы магия хаоса оправдала своё название…
Брызги бросились в лицо, отрезвляя. Я развернулась и пошла искать свободное для ночлега место.
Путь предстоял долгий и некомфортабельный. На суднах третьего континента не строили пассажирских кают и туалетов, предлагая взамен гамак в общем грузовом трюме и ведро с водой за символической перегородкой. Завтрак, обед и ужин мало, чем отличались друг от друга. Отсыревшие лепёшки вызывали желудочную боль. Запахи витали невыносимые. Кроме того, нещадно качало, и я, с сожалением признала у себя наличие морской болезни. Когда мы пришвартовались, и ноги коснулись долгожданной тверди, я чуть не осела там же, на толстых широких досках, крепко лежащих на сваях, и ещё целые сутки провела в гостевом доме, справляясь с остатками тошнотворных впечатлений. А уж когда ботинки упёрлись в надёжные стремена, меня и вовсе накрыло безграничным ощущением полёта.
На этот раз мне достался крепкий мерин со стальными нервами. Его не смущали внезапные звуки, не пугали вырастающие из-под копыт тени, парень пёр напролом и не чурался высоких прыжков через препятствия. Иногда он выдумывал их себе на пустом месте и растягивался в изящном подвисании над лужей, аки парящий над нами ворон. Пару раз схлопотав за такие выкрутасы по ушам, он слегка остепенился и сократил вероятность остановки моего сердца на пятьдесят процентов.
Жизнь как будто бы возвращалась в привычное русло. Основным подтверждением тому послужила кружка отменного тёмного пива с пышной пенной шапкой в середине дня и холодные кислые щи со сметаной в придорожном шинке «Кривоногий мул», куда я наведалась на вторые сутки странствия. Наверное, тогда меня и начало по-настоящему отпускать. Решив основные вопросы с одеждой, транспортом и дорожным инвентарём, я села на простую, человеческую лавку на ножках, глянула на типичных путников Нануэка, осторожно, ещё не до конца веря своему счастью, стянула языком пенку и зажмурилась. Дом. Никаких низких сидушек и немеющих ног, никаких халатов и раздельных бандаков для мужчин и женщин. Вкусная еда без горы специй. Нет жилистому мясу – да жирной свиной отбивной!
О, я смаковала всё! От воздуха до заусенцев на деревяной лавке. Сладкая травяная пора кружила голову приятным дурманом, влажные утра пахли свежестью и зарождающимся летом. Я немного сожалела, что пропустила зиму и раннюю весну, не застала ледяных горок и морозных щёк, пропустила оттепель и подснежники, однако теперь я могла позволить себе задержаться в Нануэке и снова ощутить это позабытое, нынче такое вязкое и смутное желание любоваться миром. Я скривилась от убогой мысли. Можно подумать, стальной ошейник не позволял мне раньше задрать голову к небу и насладиться солнцем на Затерянной земле. Я смотрела на него каждый день и каждый день выбирала отвести глаза. Хватит! Я решительно мотнула головой, отгоняя моего нового спутника – самоедство – подальше. Да, людям свойственно тосковать, кусать локти и сокрушаться. Я не исключение. Я тоже живая, из плоти и крови, с чем-то, что мы называем душой. И она от встречи с домом запела. Правду говорят, родные стены лечат.
И пусть конкретно до моих стен путь лежал неблизкий, ведь корабль причалил в порту Пунда, откуда до Рубдока не менее трёх недель верхом, только это совершенно не мешало мне получить исцеляющие впечатления и загореться любопытством от знакомства с новой местностью. Западная часть континента изобиловала цветом и плодородностью, и сильно отличалась от севера и юга, где мне довелось побывать ранее. Диковинные пурпурно-рыжие цветы украшали шляхи ароматным коридором. Куда ни посмотри – всюду власть природы брала верх над деятельностью человека. Потушенные костры быстро покрывались бордовым мхом, остовы заброшенных поселений уходили под землю, зарастали высоченной, пушистой травой поля. Эрии топли в зелени. Высоких деревьев я не приметила, но кустарники охотно ползли вширь, иногда создавая цепь непроходимых заграждений, в глубине которых находили убежище мелкие животные и длинноносые птахи.
День ото дня я перемещалась по эриям и кэпитам, никуда особо не торопясь. Памятуя прошлое, я прикрывалась личиной странствующей ведьмы и не отказывала себе в практике. С прошлого года моих знаний существенно прибавилось, и я без зазрения совести щеголяла ими, набивая случайными заработками отнюдь не пустые, благодаря третьему континенту, карманы. Моя слава росла и бежала впереди галопирующей лошади. Уже на подъезде к эриям, меня если и не встречали у ворот со списком заданий, то уж точно узнавали по приметному ворону и изящному верховому костюму цвета осенней листвы, а вот с описанием внешностью всегда возникала загвоздка. Одни запоминали косу, перекинутую на плечо, другие говорили о веснушках, третьи с трудом указывали возраст. Я меняла мороки каждый день, добрым словом вспоминая Шаму и её коллекцию уловок. Моя милая Шама... Мой подарок от пустыни, мираж длинною в два месяца. До сих пор становилось тепло, когда я вспоминала, как на прощание женщина с глазами из стекла обняла меня и пообещала: «Ты ещё услышишь себя через мою иллюзию». «Обязательно» — я покладисто согласилась, как делала это каждый раз, когда она грозилась создать своё лучшее творение о хранительнице. Доведётся ли нам встретиться снова? Смогу ли я увидеть ту историю, смогу ли разгадать за какой метафорой упрячется суть и что из тех крох, что я поведала ей о своей жизни, найдёт отражение в воображении одарённой? Всё это осталось невыраженным послесловием, неким намёком на продолжение, надеяться на которое я не смела. Сойдутся дорожки – так тому и быть. Тогда я сама сварю для неё амгуцу из терпких трав.
Пока же мои дорожки плавно и не очень подводили меня к центральной части Нануэка. Я замерла напротив новенького указателя и вперилась взглядом в важное сочетание букв. В последние дни я нарочито избегала мыслей о том, куда именно хочу направиться, дабы не спровоцировать Шарусси на резкие действия, старалась невзначай держаться Южного шляха, замедлялась на привалах, ночевала в эриях. Но чем ближе я подбиралась к Жубару, тем сильнее свербело под ложечкой. От страха. Когда до Иораны оставалось два дня пути, я окончательно струсила и отбросила затею повидаться с подругой.
И вот так, где-то в дороге, в тёмном, пропахшем скисшим пивом шинке, я в полном и совершенно не гордом одиночестве села отмечать свой тридцать четвёртый день рождения. Передо мной стояла миска с двумя ломтями хлеба, нарезанный кольцами лук, на разделочной доске лежал шмат сала. Вид у меня был до того унылый, что меня решил пожалеть проявившийся среди толпы мужик.
— Поди день выдался отвратный? — Мужик без разрешения плюхнулся напротив и оправил перевязь с мечами.
Я бегло окинула незнакомца взглядом и отнесла того к наёмной братии или страже: крепкий, сильный, движения нескованные, плавные, оплётка оголовий изрядно потрёпана, одежда простая.
— Да, так себе, — подтвердила я без энтузиазма и затолкала пару луковых колец в рот, запила элем.
— Я и гляжу, дама тоскует, — приободрился мужик и щегольнул нехитрым ухаживанием: — Заказать вам вина?
Не удосуживаясь словесным отказом, я молча качнула своей недавно початой кружкой. Мужик, конечно, отказ уловил, но не совсем однозначный, и предпринял новый манёвр:
— Вино-то поприличнее будет, — гоготнул он и ловко устроился напротив, разом отвоевав здоровенным локтем добрую половину стола.
Я нехотя включилась в диалог.
— Вы здешнее вино пробовали?
— Нет.
— Тогда поверьте мне, эль тут гораздо приличнее.
— Вы местная?
— Проездом, но со вчерашнего дня разблюдовку изучила вдоль и поперёк. А вы? — из вежливости поинтересовалась я.
— А, — махнул он широкой лапой, — на день. Сегодня у нас отгульная перед большим заказом.
Я снова посмотрела на оружие. Мужик понятливо коснулся оголовья.
— Работа, что поделать.
— Кошмары потом не мучают?
— Бывало по первости, заливался под горлышко. Щас-то уже проще. Девку бы справную на часик, и спать будешь как те убитые, — гоготнул он своей шутке, и словно получив какое-то разрешение, осмелел и пробежался по мне липким взглядом. — Интересно тебе?
Я проглотила почти вырвавшееся «Нет» и, повинуясь наитию, ответила на свой лад, не уточняя, что конкретно мне стало интересно:
— Возможно.
В глазах напротив разошлась вспыхнувшая искра. Я крикнула юношу на побегушках с кувшином и подлила в стремительно пустеющий стакан собеседника хмель покрепче. Благодарная отрыжка знаменовала удачное совпадение потребностей и предложения.
— Ты из каких будешь? Ну, тама, по какой части? — уточнился он после неловкой заминки. — Я так подумал, как тебя увидал, что ты гонец при Кэпите. Так чего?
Я хитро прищурилась, позволяя мужику самостоятельно сделать вывод. Тот с уважительным прицокиванием откинулся на стуле и заложил руки за голову.
— А я и думаю, взгляд уж слишком смурной, такой, знаешь, серьёзный. Важные тайны возишь, поди? — его ручищи снова переместились на стол, он налёг на него всем немалым весом и приблизился ко мне, как если бы я начала шёпотом выдавать известные мне одной секреты правителей.
— Все мы в одной упряжи, — таинственно произнесла я, ни на пядь не сдвигаясь со своего места, хотя расстояние меж нами продолжало неприятно сокращаться. — У вас как по оплатам? Хорошая ставка?
— А то, башкой-то своей рисковать! Десять золотых за месяц делаю, а зимой на печи сижу, лечусь, — мужик подвернул рукав рубахи и гордо продемонстрировал бугристый коричневый шрам от запястья до предплечья. — В прошлый раз чуть руки не лишился, эрийская бабка заговаривала, весь дом оберегами увешала, ничё, сдюжил. Мамке зато корову купил, она давно ныла, что старая уже и на мясо не сгодится. Но тебе-то получше должны платить. Видал я одного убогого, еле в седле держится, а всё указы раздаёт правительские. Так по нему и не скажешь, что нуждается. И у тебя костюм вон какой, с выделкой. Я к таким приценивался, четыре золотых просят.
Вообще-то, шесть, но я скромно промолчала. Дорогую одежду я позволила себе впервые, щегольнула, так сказать, на радостях выделенным бюджетом, но пока не пожалела ни на медяк. Штаны не пропитывались дорожной пылью и легко вычищались от загрязнений, а куртка служила не только отличной защитой от ветров — в такой и на бал не стыдно было бы заявиться. Это я уже не говорю о дорожном непромокающем плаще, идущем в комплекте, с невероятно красивой, изящной булавкой в форме пера под капюшоном. К тому же, при подгонке костюма неожиданно выяснилось, что золотой кинжал отлично вписывается в ансамбль, я разве что сменила ножны, чтобы те подходили к высоким кожаным сапожкам. Я утешала себя тем, то сэкономила хотя бы на новом проводнике. Утешение было слабым, потому что вычурное оружие мне страшно претило, да и вызывало косые взгляды в обществе.
Завязавшийся разговор требовал какого-никакого ответа.
— С премии взяла, давно хотела, — смутно пробухтела я, запивая слова элем.
— Бабы, что с вас взять, — простодушно махнул он рукой. — Должность хоть и повыше, а всё одно – тряпки бы вам. Но оно нам по нраву, — мужик игриво мне подмигнул и скосил глаза в распахнутый по случаю духоты в шинке ворот.
Я лениво подпёрла ладонью щёку и без задней мысли, уже по привычке, задала вопрос духам стихий: «Что там у этого душегуба за заказ?» и… мигом протрезвела. Перед глазами пронеслись скудные картинки сбора воинов, стук копыт конницы, ночёвки у костра. Стихии ничего не смогли ответить. Снова. Так случалось всякий раз, когда за дело брался Совет. Дальнейший план сложился моментально: я не могла упустить наёмника из виду ни на минуту, но любое повешенное на него заклинание могло бы быть обнаружено курирующим вылазку магом, появились бы вопросы и подозрения. Требовалась осторожность. И пусть моя догадка обернётся неудачей, я обязана проследить за их маршрутом. Потому что, если я окажусь права, в ближайшее время будет совершено очередное покушение на хранителя.
