Даниэль усмехнулся.
– Ладно, все равно пока невестой я не обзавелся, так что подождем эту напророченную. Вдруг она окажется не такой набожной занудой, как дочь лорда-канцлера? Та, помнится, весь вечер цитировала Заветы Матери.
Карен расхохотался.
– Мне показалось, что канцлер и сам был шокирован. Он явно не на такой эффект рассчитывал, пригласив нас на ужин в тесном семейном кругу. Не удивлюсь, если гувернантку девицы выгнали в тот же вечер с позором.
– А кузина министра торговли? – припомнил Даниэль.
– О да! Такая кислая физиономия – ничего удивительного, что к двадцати пяти годам ее еще не выдали замуж. От этой капризницы все женихи сбежали. А леди Арабелла?
Даниэля передернуло.
– На редкость настойчивая особа. Я теперь понимаю, что чувствует загоняемая охотниками дичь. Но вот что интересно: слухи о пророчестве уже поползли столицей. Да, газетчики пока ничего не прознали, но во дворце пошли шепотки. Жрицу, принесшую весть, заметили. Поговаривают, что мне предрекли скорый брак. Называют имена вероятных избранниц. Однако же это не отбило у придворных желания подсунуть мне своих дочерей-кузин-племянниц.
Карен пожал плечами.
– Если им удастся надеть тебе на руку обручальный браслет, то все остальное становится неважным. Тем более, что, как я уже сказал, пророчество туманно, а подлинный его текст пока что известен за стенами храма только нам двоим. Придворные знают лишь, что предсказание касалось твоего будущего – и будущего всего королевства. Они строят догадки, но и только. Жрицы хранят молчание, но надолго ли? Подозреваю, они еще не знают, как правильно истолковать услышанное. Но близится праздник, и вот тогда слова Провидицы придется огласить на площадях. И во дворец хлынет новая волна, волна лже-избранных.
Даниэль представил – и содрогнулся. И нахлынула волна злости, бессмысленной, иррациональной. На кузенов и дядю, что померли и оставили его разгребать вот это вот все, на Слепую Провидицу, что выражалась столь выспренне, что в словах ее в итоге не разобраться, на жриц и на придворных, и даже на несчастную Лиану. Вот не была бы такой жадной и глупой, одной проблемой было бы меньше! И на себя, само собой. За то, что ввязался во всю эту затею с коронацией. Нашел бы в себе силы отречься от трона и жил спокойно в Алагне. Овец бы разводил, например. Или яблоки на сидр выращивал. Или… да нашел бы себе дело по душе! И жену бы подходящую отыскал рано или поздно, после того, как отболело и позабылось бы то, о чем даже Карену он никогда не говорил. Благо, в то лето друг уезжал из Алагны.
Но он не отказался от короны. Не смог, зная, что он – самый близкий родственник покойного короля, чье право на престол неоспоримо. В противном случае могла начаться смута, ведь еще два претендента стояли достаточно далеко от трона, а третий, пусть его степень родства и была близкой, являлся незаконнорожденным. Кузен Вильгельм. Вилли, черная овца семейного стада. Мать никогда не рассказывала о младшем брате покойного отца, и Даниэль услышал о дядюшке Вольмаре впервые как раз от Карена. Тот, помнится, долго удивлялся его неведению. Вольмар погиб в довольно молодом возрасте, оставив вдову бездетной, но вот успел прижить сына не то от служанки, не то от одной из бедных родственниц супруги. Здесь сам Карен путался, потому что никто с мальчишкой всерьез эту историю не обсуждал, до него доходили только слухи. Сына Вольмар признал, но от клейма бастарда признание не избавило. И претензии Вильгельма на трон никто всерьез не рассматривал, пока имелся законный наследник, опережающий к тому по старшинству происхождения.
Лично столкнуться с кузеном Даниэлю не довелось, тот покинул Эрдинею до коронации. Но предчувствие подсказывало, что родственничек еще вернется, и возвращение его станет тем еще сюрпризом.
Как будто и без него мало неприятностей.
Лорд оказался высоким сухопарым мужчиной с длинными седыми волосами, перехваченными на затылке бархатной черной лентой, и узким удлиненным лицом. Лоб его бороздили глубокие морщины, у крепко сжатых узких губ залегли глубокие складки, а голубые глаза не утратили яркости. Шел он, вбивая при каждом шаге в пол трость, но при этом вовсе не хромал. Остановился в проходе, небрежно скинул с плеч пальто уверенным жестом человека, знающего, что его одежду тут же подхватят ловкие руки прислуги. Окинул меня цепким взглядом.
– Это и есть та леди, о которой сообщил мальчишка?
Ни приветствия, ни дежурного вопроса о том, как дела хозяйки или как себя чувствует больная. Голос звучал сухо и властно, так, что невольно захотелось вскочить и вытянуться в струночку. И отрапортовать: «Так точно!».
Надин поднялась медленно, разгладила юбку и только потом ответила:
– Да, это она.
Я отметила про себя, что она не воспользовалась никаким почтительным обращением вроде «милорд» или там «ваша светлость». Хотя, кажется, «светлость» – это герцог, вряд ли местный лорд обладает столь высоким титулом. В любом случае, Надин обошлась без обращения вовсе.
Он сделал два шага и остановился возле тюфяка. В дверном проеме действительно маячил слуга с пальто в руках.
– Прочь все! И ты тоже!
Последнее адресовалось Надин.
Слугу с пальто как ветром сдуло, а вот хозяйка дома уходить не торопилась. Приподняла насмешливо густые черные брови и напомнила:
– Вы у меня в гостях… хотя не припоминаю, чтобы я вас приглашала.
Длинные пальцы, сжимавшие набалдашник трости, побелели. Я испугалась, что лорд разгневается на дерзость, велит слуге вернуться, схватить Надин, или попросту ударит ее, но он прикрыл на миг глаза и бросил отрывисто:
– Выйди… пожалуйста.
Надин кивнула, неспешно прошла к выходу и тихо прикрыла за собой дверь, а я ощутила прилив жгучего любопытства: да кто же она такая? Ясно одно: с лордом они точно встречались ранее, и не просто встречались, а были хорошо знакомы. А вот знал ли Гран о таких знакомствах своей жены – это еще вопрос. Подозреваю, что даже не догадывался.
Лорд пристально разглядывал меня, и под его взглядом сделалось неуютно. Ночная рубашка показалась слишком короткой и открытой, и я поспешно закуталась в одеяло. Но вот смотреть снизу вверх все равно приходилось: слабость не покинула меня и не дала бы долго простоять на ногах. А опираться о стеночку при этом напыщенном типусе – увольте! Я лучше на тюфячке скромно посижу, спасибо.
– Мальчишка сказал, ты благородная леди.
А лорд перешел сразу к делу, не стал затягивать.
– Может, и так, – равнодушно согласилась я. – А, может, и нет.
Он приподнял кустистую бровь, давая понять, что ждет пояснений. Не дождался. Смотреть на его лордство мне надоело, и я усердно изучала трещинки на стене. Надин велела не спорить – так я и не спорила. А что не бросалась угождать и предупреждать каждое желание, так и сама она тоже перед нелюбезным милордом не лебезила.
– Что значат твои слова?
Надо же, недоволен. Голос словно карканье, брови сдвинуты, глаза прищурены.
– Только то, что я ничего не помню. Ни кто я, ни откуда взялась.
– Вот как?
Я кивнула.
– Даже имени не помнишь?
– И его тоже.
– Тогда с чего мальчишка взял, что ты леди?
Что же, на этот вопрос ответ у меня имелся, а раз так, то отчего бы его не озвучить? Мне нетрудно, а лорду приятно. Наверное.
– Из-за моей одежды и украшений.
И я вытянула руку, повертела кистью.
– Да, такие кольца простолюдинка бы не носила, – согласился лорд. – Кожа у тебя белая, пальцы тонкие, длинные. И держишься ты со мной так, будто я тебе ровня. Как же к тебе обращаться?
Вежливо, вот что рвалось с моего языка. Вежливо, желательно на «вы». Отчего-то мягкое «девочка» из уст Надин вовсе не раздражало, а, напротив, согревало и успокаивало. От лорда же хотелось дистанцироваться.
– Мое имя Карл, – представился он. – Карл ал Грайхен.
И не успела я подивиться такой внезапной вежливости, как он добавил:
– А ты, стало быть, Марисса ал Грайхен. Моя дочь.
Я поперхнулась и закашлялась.
Он сошел с ума. Ничем иным такое утверждение не объяснить.
«Папочка» терпеливо ждал. Оперся на трость, переплел пальцы на набалдашнике. Я только сейчас разглядела, что он представляет собой двух переплевшихся и свившихся в тесный клубок змей. В глазах пресмыкающихся горели алым огнем камни.
– Вы уверены? Я вас совсем не помню.
– Ты и себя не помнишь, – ехидно заметил лорд.
Так-то оно так, но ведь и любящий отец тоже не сразу узнал дочурку. Вопросы задавал, кольца предъявить потребовал. И только после этого опознал.
Не верю я ему. Вот ни на миг не верю!
Но что за странную игру он может вести? Зачем бы ему понадобилась недоутопленница без памяти? Не ради колец же, в самом-то деле! Смешно даже предположить, что лорд позарился на столь крупную добычу!
С языка рвались возражения и даже гневная отповедь, но в голове прогремело набатом: «Запомни одно: что бы он ни сказал тебе – соглашайся. Не смей перечить. Что бы ни услышала, поняла?». И я моргнула. И еще раз. И еще. И радостно пролепетала:
– Как хорошо, что вы меня нашли, отец.
Вертикальная морщинка между густых бровей разгладилась. Лорд смотрел на меня снисходительно. И никакой отцовской любви в его взгляде я не замечала. Скорее уж нечто оценивающее: так смотрят на новую вещь, прицениваясь, примеряясь, имеет ли смысл ее брать, стоит ли она своих денег. И еще легкая толика презрения, будто лорд окончательно уверовал в то, что имеет дело с дурочкой. Вот и отлично, от дурочек подвоха не ждут. А у меня появился шанс хоть что-нибудь выяснить. Отец ведь не откажется рассказать любимой дочери о том, как они жили раньше, до этого – станем пока называть это так – несчастного случая? Верно же?
– Я заберу тебя в замок, – пообещал лорд. – Заплачу тем добрым людям, что дали тебе приют, и мы уедем.
Э-э-э, нет, не так скоро. Расставаться с Надин вот прямо сейчас в мои планы не входило.
– Я еще слишком слаба, отец!
– Глупости! – отрезал он. – Поездку в мобиле выдержишь.
Но я хваталась за соломинку.
– Надин лечит меня! И хорошо лечит!
«Любящий папочка» поморщился.
– Тебя осмотрит мой врач. Перестань капризничать, Марисса.
Имя отозвалось во мне странным чувством. Что-то цепляло, царапало, будто ногтем по стеклу. Не так меня звали, не так. Но похоже, очень похоже. Марсия? Мария? Марина – выплыло откуда-то из темных непроницаемых глубин памяти. Меня звали Марина. А значит, никакой Карл ал Грайхен мне не отец.
Обрадовавшись, я попыталась нырнуть глубже, вытащить хоть что-нибудь еще, хотя бы одну, самую ничтожную, деталь, но ледяной обруч стиснул виски, выпустил острые шипы, заставил вскрикнуть. Что характерно, лорд на болезненное ойканье той, кого только что признал дочерью, никак не отреагировал.
Он подошел к двери, распахнул ее и гаркнул:
– Эй, там! Помогите перенести молодую госпожу в мобиль.
Ждать не пришлось. Слуги, словно стояли наготове под дверью, втиснулись в сразу показавшуюся совсем крохотной комнатушку, склонились надо мной.
– Что, так и заберете? – раздался насмешливый голос Надин. – Босую и в ночной сорочке?
Верные люди лорда забрали бы, наверное, и полностью обнаженную, прикажи им хозяин, но вот самого Карла ал Грайхена слова знахарки остудили.
– Уберите руки, болваны! Переодень ее во что-нибудь!
На распоряжение Надин только фыркнула:
– При всех переодевать прикажете?
– Вон! – тут же распорядился лорд, и слуги испарились.
Сам же «папенька» вышел без спешки, окинув меня напоследок нечитаемым взглядом.
– Что он сказал? – зашептала Надин, помогая мне стянуть рубашку.
– Что я его дочь, Марисса ал Грайхен.
По ее губам скользнула тень улыбки: не то действительно слегка приподнялись уголки губ, не то мне почудилось.
– А ты?
– А я согласилась.
– Правильно. И не спорь, ни с чем не спорь. Соглашайся, что бы ни услышала. Хлопай глазами, делай вид, что веришь всему.
Я схватила ее за руку.
– А ты?
Хотела спросить, ей-то какая выгода от моей игры в наивную дурочку, но Надин поняла превратно.
– А я найду способ связаться с тобой. Так, приподними руки, давай наденем платье. И чулки, да, вот так.
Чулки были тоненькие, невесомые, шелковистые, безумно приятные на ощупь. Определенно очень дорогие. Еще одна загадка: разве может жена бедного рыбака позволить себе подобные? И разве станет раздавать их направо и налево? Нет, что-то с Надин определенно было не так. И с лордом тоже. Вот Гран и Кит вопросов у меня не вызывали, как по мне, они были именно теми, кем казались: простым рыбаком и его сыном. А со всеми остальными предстояло разобраться. И как можно скорее выяснить, для чего же я им понадобилась и какую игру ведет каждый из них. Оставаться пешкой в чужих руках желания я не испытывала, ведь, как известно, пешками жертвуют с наибольшей легкостью. А кто в здравом уме захочет для себя подобной участи?
Замок лорда ал Грайхена производил впечатление мрачное и гнетущее, причем как снаружи, так и внутри. Сложенный из темно-серых, почти черных камней, он прилепился к возвышающейся над морем скале, подобно гнезду огромной зловещей птицы. В узких галереях гуляли сквозняки, сквозь северные витражные окна с трудом проникали солнечные лучи, с крутых лестниц немудрено было свалиться, зазевавшись. Двое прислужников не то вели меня под руки, не то несли, потому как сил идти самостоятельно я еще не набралась. Ожидала, что лорд вызовет прочих слуг и представит им вновь обретенную дочь, но ничего подобного не произошло. «Папенька» отдал кратное распоряжение невысокой пухлой женщине средних лет с темно-каштановым узлом волос на затылке, облаченной в строгое черное платье. Та понятливо кивнула, что-то быстро ответила, а потом велела моим сопровождающим следовать за ней. Вот мы дружной троицей и последовали.
Идти было неудобно, ботинки Надин жали, приходилось поджимать пальцы. И я выдохнула с облегчением, когда наконец-то оказалась в отведенной мне комнате. Большой и неуютной, хотя и обставленной с претензией на роскошь. Светло-зеленый шелк обоев, темно-зеленые бархатные шторы, из той же ткани балдахин над огромной кроватью. Представляю, какой там пылесборник. Невысокий круглый столик на одной ножке в углу, возле него – два кресла. Светильники и большое зеркало в вычурной раме, прикроватная тумбочка – вот и вся обстановка. Скудновато для такого помещения, как по мне. Одно хорошо – на полу лежал пушистый ковер, и от стен шло уютное ровное тепло.
– Ваша спальня, миледи, – тусклым, каким-то бесцветным голосом произнесла женщина и сделала слугам знак удалиться. – За правой дверью гардеробная, за левой – уборная. Я пришлю к вам Китти, она будет вашей личной горничной. И вечером прибудет модистка, снимет с вас мерки.
Против горничной я ничего не имела, Китти так Китти. А вот насчет визита модистки многое могла бы сказать. Могла бы – но промолчала. Если эта, все еще остающаяся безымянной, женщина не глупа, то вряд ли поверила сказочке о том, как лорд внезапно отыскал свою потерянную дочь. А что я не жила в замке – теперь сомнений не осталось. Иначе к чему сейчас модистка и мерки? Мои наряды и без того должны тесниться в гардеробной, и никто не стал бы заказывать новые до выздоровления. Любопытно, что именно скажет Карл ал Грайхен слугам? Или не будет ничего объяснять? Появилась из ниоткуда дочурка Марисса – и не вашего ума дело, где она до этого пропадала. Так, что ли?
– Ладно, все равно пока невестой я не обзавелся, так что подождем эту напророченную. Вдруг она окажется не такой набожной занудой, как дочь лорда-канцлера? Та, помнится, весь вечер цитировала Заветы Матери.
Карен расхохотался.
– Мне показалось, что канцлер и сам был шокирован. Он явно не на такой эффект рассчитывал, пригласив нас на ужин в тесном семейном кругу. Не удивлюсь, если гувернантку девицы выгнали в тот же вечер с позором.
– А кузина министра торговли? – припомнил Даниэль.
– О да! Такая кислая физиономия – ничего удивительного, что к двадцати пяти годам ее еще не выдали замуж. От этой капризницы все женихи сбежали. А леди Арабелла?
Даниэля передернуло.
– На редкость настойчивая особа. Я теперь понимаю, что чувствует загоняемая охотниками дичь. Но вот что интересно: слухи о пророчестве уже поползли столицей. Да, газетчики пока ничего не прознали, но во дворце пошли шепотки. Жрицу, принесшую весть, заметили. Поговаривают, что мне предрекли скорый брак. Называют имена вероятных избранниц. Однако же это не отбило у придворных желания подсунуть мне своих дочерей-кузин-племянниц.
Карен пожал плечами.
– Если им удастся надеть тебе на руку обручальный браслет, то все остальное становится неважным. Тем более, что, как я уже сказал, пророчество туманно, а подлинный его текст пока что известен за стенами храма только нам двоим. Придворные знают лишь, что предсказание касалось твоего будущего – и будущего всего королевства. Они строят догадки, но и только. Жрицы хранят молчание, но надолго ли? Подозреваю, они еще не знают, как правильно истолковать услышанное. Но близится праздник, и вот тогда слова Провидицы придется огласить на площадях. И во дворец хлынет новая волна, волна лже-избранных.
Даниэль представил – и содрогнулся. И нахлынула волна злости, бессмысленной, иррациональной. На кузенов и дядю, что померли и оставили его разгребать вот это вот все, на Слепую Провидицу, что выражалась столь выспренне, что в словах ее в итоге не разобраться, на жриц и на придворных, и даже на несчастную Лиану. Вот не была бы такой жадной и глупой, одной проблемой было бы меньше! И на себя, само собой. За то, что ввязался во всю эту затею с коронацией. Нашел бы в себе силы отречься от трона и жил спокойно в Алагне. Овец бы разводил, например. Или яблоки на сидр выращивал. Или… да нашел бы себе дело по душе! И жену бы подходящую отыскал рано или поздно, после того, как отболело и позабылось бы то, о чем даже Карену он никогда не говорил. Благо, в то лето друг уезжал из Алагны.
Но он не отказался от короны. Не смог, зная, что он – самый близкий родственник покойного короля, чье право на престол неоспоримо. В противном случае могла начаться смута, ведь еще два претендента стояли достаточно далеко от трона, а третий, пусть его степень родства и была близкой, являлся незаконнорожденным. Кузен Вильгельм. Вилли, черная овца семейного стада. Мать никогда не рассказывала о младшем брате покойного отца, и Даниэль услышал о дядюшке Вольмаре впервые как раз от Карена. Тот, помнится, долго удивлялся его неведению. Вольмар погиб в довольно молодом возрасте, оставив вдову бездетной, но вот успел прижить сына не то от служанки, не то от одной из бедных родственниц супруги. Здесь сам Карен путался, потому что никто с мальчишкой всерьез эту историю не обсуждал, до него доходили только слухи. Сына Вольмар признал, но от клейма бастарда признание не избавило. И претензии Вильгельма на трон никто всерьез не рассматривал, пока имелся законный наследник, опережающий к тому по старшинству происхождения.
Лично столкнуться с кузеном Даниэлю не довелось, тот покинул Эрдинею до коронации. Но предчувствие подсказывало, что родственничек еще вернется, и возвращение его станет тем еще сюрпризом.
Как будто и без него мало неприятностей.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лорд оказался высоким сухопарым мужчиной с длинными седыми волосами, перехваченными на затылке бархатной черной лентой, и узким удлиненным лицом. Лоб его бороздили глубокие морщины, у крепко сжатых узких губ залегли глубокие складки, а голубые глаза не утратили яркости. Шел он, вбивая при каждом шаге в пол трость, но при этом вовсе не хромал. Остановился в проходе, небрежно скинул с плеч пальто уверенным жестом человека, знающего, что его одежду тут же подхватят ловкие руки прислуги. Окинул меня цепким взглядом.
– Это и есть та леди, о которой сообщил мальчишка?
Ни приветствия, ни дежурного вопроса о том, как дела хозяйки или как себя чувствует больная. Голос звучал сухо и властно, так, что невольно захотелось вскочить и вытянуться в струночку. И отрапортовать: «Так точно!».
Надин поднялась медленно, разгладила юбку и только потом ответила:
– Да, это она.
Я отметила про себя, что она не воспользовалась никаким почтительным обращением вроде «милорд» или там «ваша светлость». Хотя, кажется, «светлость» – это герцог, вряд ли местный лорд обладает столь высоким титулом. В любом случае, Надин обошлась без обращения вовсе.
Он сделал два шага и остановился возле тюфяка. В дверном проеме действительно маячил слуга с пальто в руках.
– Прочь все! И ты тоже!
Последнее адресовалось Надин.
Слугу с пальто как ветром сдуло, а вот хозяйка дома уходить не торопилась. Приподняла насмешливо густые черные брови и напомнила:
– Вы у меня в гостях… хотя не припоминаю, чтобы я вас приглашала.
Длинные пальцы, сжимавшие набалдашник трости, побелели. Я испугалась, что лорд разгневается на дерзость, велит слуге вернуться, схватить Надин, или попросту ударит ее, но он прикрыл на миг глаза и бросил отрывисто:
– Выйди… пожалуйста.
Надин кивнула, неспешно прошла к выходу и тихо прикрыла за собой дверь, а я ощутила прилив жгучего любопытства: да кто же она такая? Ясно одно: с лордом они точно встречались ранее, и не просто встречались, а были хорошо знакомы. А вот знал ли Гран о таких знакомствах своей жены – это еще вопрос. Подозреваю, что даже не догадывался.
Лорд пристально разглядывал меня, и под его взглядом сделалось неуютно. Ночная рубашка показалась слишком короткой и открытой, и я поспешно закуталась в одеяло. Но вот смотреть снизу вверх все равно приходилось: слабость не покинула меня и не дала бы долго простоять на ногах. А опираться о стеночку при этом напыщенном типусе – увольте! Я лучше на тюфячке скромно посижу, спасибо.
– Мальчишка сказал, ты благородная леди.
А лорд перешел сразу к делу, не стал затягивать.
– Может, и так, – равнодушно согласилась я. – А, может, и нет.
Он приподнял кустистую бровь, давая понять, что ждет пояснений. Не дождался. Смотреть на его лордство мне надоело, и я усердно изучала трещинки на стене. Надин велела не спорить – так я и не спорила. А что не бросалась угождать и предупреждать каждое желание, так и сама она тоже перед нелюбезным милордом не лебезила.
– Что значат твои слова?
Надо же, недоволен. Голос словно карканье, брови сдвинуты, глаза прищурены.
– Только то, что я ничего не помню. Ни кто я, ни откуда взялась.
– Вот как?
Я кивнула.
– Даже имени не помнишь?
– И его тоже.
– Тогда с чего мальчишка взял, что ты леди?
Что же, на этот вопрос ответ у меня имелся, а раз так, то отчего бы его не озвучить? Мне нетрудно, а лорду приятно. Наверное.
– Из-за моей одежды и украшений.
И я вытянула руку, повертела кистью.
– Да, такие кольца простолюдинка бы не носила, – согласился лорд. – Кожа у тебя белая, пальцы тонкие, длинные. И держишься ты со мной так, будто я тебе ровня. Как же к тебе обращаться?
Вежливо, вот что рвалось с моего языка. Вежливо, желательно на «вы». Отчего-то мягкое «девочка» из уст Надин вовсе не раздражало, а, напротив, согревало и успокаивало. От лорда же хотелось дистанцироваться.
– Мое имя Карл, – представился он. – Карл ал Грайхен.
И не успела я подивиться такой внезапной вежливости, как он добавил:
– А ты, стало быть, Марисса ал Грайхен. Моя дочь.
Я поперхнулась и закашлялась.
Он сошел с ума. Ничем иным такое утверждение не объяснить.
«Папочка» терпеливо ждал. Оперся на трость, переплел пальцы на набалдашнике. Я только сейчас разглядела, что он представляет собой двух переплевшихся и свившихся в тесный клубок змей. В глазах пресмыкающихся горели алым огнем камни.
– Вы уверены? Я вас совсем не помню.
– Ты и себя не помнишь, – ехидно заметил лорд.
Так-то оно так, но ведь и любящий отец тоже не сразу узнал дочурку. Вопросы задавал, кольца предъявить потребовал. И только после этого опознал.
Не верю я ему. Вот ни на миг не верю!
Но что за странную игру он может вести? Зачем бы ему понадобилась недоутопленница без памяти? Не ради колец же, в самом-то деле! Смешно даже предположить, что лорд позарился на столь крупную добычу!
С языка рвались возражения и даже гневная отповедь, но в голове прогремело набатом: «Запомни одно: что бы он ни сказал тебе – соглашайся. Не смей перечить. Что бы ни услышала, поняла?». И я моргнула. И еще раз. И еще. И радостно пролепетала:
– Как хорошо, что вы меня нашли, отец.
Вертикальная морщинка между густых бровей разгладилась. Лорд смотрел на меня снисходительно. И никакой отцовской любви в его взгляде я не замечала. Скорее уж нечто оценивающее: так смотрят на новую вещь, прицениваясь, примеряясь, имеет ли смысл ее брать, стоит ли она своих денег. И еще легкая толика презрения, будто лорд окончательно уверовал в то, что имеет дело с дурочкой. Вот и отлично, от дурочек подвоха не ждут. А у меня появился шанс хоть что-нибудь выяснить. Отец ведь не откажется рассказать любимой дочери о том, как они жили раньше, до этого – станем пока называть это так – несчастного случая? Верно же?
– Я заберу тебя в замок, – пообещал лорд. – Заплачу тем добрым людям, что дали тебе приют, и мы уедем.
Э-э-э, нет, не так скоро. Расставаться с Надин вот прямо сейчас в мои планы не входило.
– Я еще слишком слаба, отец!
– Глупости! – отрезал он. – Поездку в мобиле выдержишь.
Но я хваталась за соломинку.
– Надин лечит меня! И хорошо лечит!
«Любящий папочка» поморщился.
– Тебя осмотрит мой врач. Перестань капризничать, Марисса.
Имя отозвалось во мне странным чувством. Что-то цепляло, царапало, будто ногтем по стеклу. Не так меня звали, не так. Но похоже, очень похоже. Марсия? Мария? Марина – выплыло откуда-то из темных непроницаемых глубин памяти. Меня звали Марина. А значит, никакой Карл ал Грайхен мне не отец.
Обрадовавшись, я попыталась нырнуть глубже, вытащить хоть что-нибудь еще, хотя бы одну, самую ничтожную, деталь, но ледяной обруч стиснул виски, выпустил острые шипы, заставил вскрикнуть. Что характерно, лорд на болезненное ойканье той, кого только что признал дочерью, никак не отреагировал.
Он подошел к двери, распахнул ее и гаркнул:
– Эй, там! Помогите перенести молодую госпожу в мобиль.
Ждать не пришлось. Слуги, словно стояли наготове под дверью, втиснулись в сразу показавшуюся совсем крохотной комнатушку, склонились надо мной.
– Что, так и заберете? – раздался насмешливый голос Надин. – Босую и в ночной сорочке?
Верные люди лорда забрали бы, наверное, и полностью обнаженную, прикажи им хозяин, но вот самого Карла ал Грайхена слова знахарки остудили.
– Уберите руки, болваны! Переодень ее во что-нибудь!
На распоряжение Надин только фыркнула:
– При всех переодевать прикажете?
– Вон! – тут же распорядился лорд, и слуги испарились.
Сам же «папенька» вышел без спешки, окинув меня напоследок нечитаемым взглядом.
– Что он сказал? – зашептала Надин, помогая мне стянуть рубашку.
– Что я его дочь, Марисса ал Грайхен.
По ее губам скользнула тень улыбки: не то действительно слегка приподнялись уголки губ, не то мне почудилось.
– А ты?
– А я согласилась.
– Правильно. И не спорь, ни с чем не спорь. Соглашайся, что бы ни услышала. Хлопай глазами, делай вид, что веришь всему.
Я схватила ее за руку.
– А ты?
Хотела спросить, ей-то какая выгода от моей игры в наивную дурочку, но Надин поняла превратно.
– А я найду способ связаться с тобой. Так, приподними руки, давай наденем платье. И чулки, да, вот так.
Чулки были тоненькие, невесомые, шелковистые, безумно приятные на ощупь. Определенно очень дорогие. Еще одна загадка: разве может жена бедного рыбака позволить себе подобные? И разве станет раздавать их направо и налево? Нет, что-то с Надин определенно было не так. И с лордом тоже. Вот Гран и Кит вопросов у меня не вызывали, как по мне, они были именно теми, кем казались: простым рыбаком и его сыном. А со всеми остальными предстояло разобраться. И как можно скорее выяснить, для чего же я им понадобилась и какую игру ведет каждый из них. Оставаться пешкой в чужих руках желания я не испытывала, ведь, как известно, пешками жертвуют с наибольшей легкостью. А кто в здравом уме захочет для себя подобной участи?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Замок лорда ал Грайхена производил впечатление мрачное и гнетущее, причем как снаружи, так и внутри. Сложенный из темно-серых, почти черных камней, он прилепился к возвышающейся над морем скале, подобно гнезду огромной зловещей птицы. В узких галереях гуляли сквозняки, сквозь северные витражные окна с трудом проникали солнечные лучи, с крутых лестниц немудрено было свалиться, зазевавшись. Двое прислужников не то вели меня под руки, не то несли, потому как сил идти самостоятельно я еще не набралась. Ожидала, что лорд вызовет прочих слуг и представит им вновь обретенную дочь, но ничего подобного не произошло. «Папенька» отдал кратное распоряжение невысокой пухлой женщине средних лет с темно-каштановым узлом волос на затылке, облаченной в строгое черное платье. Та понятливо кивнула, что-то быстро ответила, а потом велела моим сопровождающим следовать за ней. Вот мы дружной троицей и последовали.
Идти было неудобно, ботинки Надин жали, приходилось поджимать пальцы. И я выдохнула с облегчением, когда наконец-то оказалась в отведенной мне комнате. Большой и неуютной, хотя и обставленной с претензией на роскошь. Светло-зеленый шелк обоев, темно-зеленые бархатные шторы, из той же ткани балдахин над огромной кроватью. Представляю, какой там пылесборник. Невысокий круглый столик на одной ножке в углу, возле него – два кресла. Светильники и большое зеркало в вычурной раме, прикроватная тумбочка – вот и вся обстановка. Скудновато для такого помещения, как по мне. Одно хорошо – на полу лежал пушистый ковер, и от стен шло уютное ровное тепло.
– Ваша спальня, миледи, – тусклым, каким-то бесцветным голосом произнесла женщина и сделала слугам знак удалиться. – За правой дверью гардеробная, за левой – уборная. Я пришлю к вам Китти, она будет вашей личной горничной. И вечером прибудет модистка, снимет с вас мерки.
Против горничной я ничего не имела, Китти так Китти. А вот насчет визита модистки многое могла бы сказать. Могла бы – но промолчала. Если эта, все еще остающаяся безымянной, женщина не глупа, то вряд ли поверила сказочке о том, как лорд внезапно отыскал свою потерянную дочь. А что я не жила в замке – теперь сомнений не осталось. Иначе к чему сейчас модистка и мерки? Мои наряды и без того должны тесниться в гардеробной, и никто не стал бы заказывать новые до выздоровления. Любопытно, что именно скажет Карл ал Грайхен слугам? Или не будет ничего объяснять? Появилась из ниоткуда дочурка Марисса – и не вашего ума дело, где она до этого пропадала. Так, что ли?
