ПРОЛОГ
К Морским воротам Вольного города наше утлое суденышко подошло на закате. Ледяной ветер пронизывал до костей, соленые брызги иссекали лица, но никто не спешил уйти с палубы.
– Вдруг не успеем? – волновалась Катарина и куталась плотнее в вылинявший плащ с заплатками на рукавах.
– Должны успеть, – пообещала я, хотя сама вовсе не ощущала уверенности.
Со стражей еще станется натянуть цепи прямо перед носом «Чайки», и тогда нам придется ночевать в море. А так хотелось уже сегодня избавиться от опротивевшей качки, ступить на твердую землю!
– Хорошо бы, – вздохнула Катарина и сдула упавшую на нос рыжую прядь. – У меня есть один адресок, старый Берт продал. Сразу туда и пойду, наймусь в куртизанки.
Верн, загорелый дочерна, белозубый, с перебитым носом и пшеничными волосами, хохотнул.
– Наймись лучше в поломойки, пигалица! Послушай умного человека.
– Много ты понимаешь! В Вольном городе куртизанки – не то, что ваши портовые девки! Они живут в роскоши, спят на мягких перинах, едят на серебряных блюдах. У них даже собственные особняки имеются со слугами, так-то! Они – почти как знатные дамы Трех Королевств, только еще лучше!
Верн только презрительно фыркнул и отвернулся, а Катарина робко дернула меня за рукав.
– Маргерит, – зашептала горячо, – послушай, Маргерит, давай вместе пойдем, а? Вместе – оно не так боязно, как одной.
Я покачала головой.
– Прости, но нет. Я не могу.
Катарина поняла мой отказ по-своему.
– Адресок-то верный, ты не сомневайся. Старый Берт не обманет, это тебе кто хочешь в Гнилой Запруди подтвердит.
– Не могу, – повторила я. – У меня в Либертине свои дела.
Карие глаза сощурились.
– Дела-а-а? Да какие у тебя могут быть дела, а, Маргерит? Все едут в Вольный город лишь по одному делу: разбогатеть хотят. Думаешь, что сыщешь себе местечко получше моего? Ха!
Я молча отвернулась и устремила взгляд на приближающиеся высокие колонны, увенчанные скульптурами огромных птиц с человеческими лицами. Символы Либертины, сильвеи, смотрели на путников настороженно и подозрительно. Не доверяли пришлым.
Правильно сделала умница Катарина, что не поверила мне. Я действительно ее обманула, вот только не сейчас. В Вольный город меня и впрямь привело важное дело. Но Маргерит – вовсе не мое имя. Звали меня иначе.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Три месяца спустя
Языки пламени взметнулись и опали, погаснув. После яркого света темнота казалась непроницаемой, но ноги отлично помнили путь, и за кулисами я оказалась за мгновение до того, как тишина взорвалась грохотом аплодисментов. Обессилено упала в потертое кресло в углу и с благодарностью приняла из рук молоденькой прислужницы Молли кружку. Теплый травяной отвар смягчил пересохшее горло, и я выпила его жадными глотками.
– Устала? – сочувствующе спросила Молли.
Я кивнула, хоть и знала, что последует за этим. Но толку скрывать собственную слабость? Все равно ведь не держусь на ногах после представления, и об этом известно всем в театре, от актерок до мыши, шуршащей в углу.
– А ведь могла бы жить в роскоши, – доверительно зашептала Молли. – Спать до полудня на пуховой перине, а сюда приходить, чтобы в ложе покрасоваться. Подумай хорошенько. Ты вон совсем бледная стала и исхудала – думаешь, я не замечаю? Это счастье, что такой человек обратил на тебя свое внимание! Да любая бы босиком побежала, позови он!
Я стянула черную бархатную полумаску, откинула голову и закрыла глаза. Этот разговор Молли затевала с завидным постоянством, не скрывая, что за мое согласие важный человек, торговец шелковыми коврами, посулил ей немалое вознаграждение.
– Станешь жить, как знатная леди, – продолжала она соблазнять свистящим шепотом – боялась, что кто-нибудь услышит и донесет владельцу театра.
За подобные речи тот и на улицу выгнать мог, ведь каждое мое выступление собирало полный зал. Мне удалось придумать нечто новое, неизбитое, а до свежих впечатлений горожане были жадны, словно неизбалованные дети. Конечно, рано или поздно у меня появятся подражательницы, но к тому времени я намеревалась уже достичь своей цели и покинуть театр.
Интересно, что сказала бы малютка Молли, знай она, что я и была знатной леди в той, прошлой жизни, до побега в Либертину? И спала на пуховой перине, вот только валяться в кровати до полудня мне никто не позволял. И носила платья из тончайшей шерсти, из мягкого бархата и даже из яркого восточного шелка, за который в моем родном краю платили золотом едва ли не по весу. И жениха отец подыскал мне знатного и богатого, вот только спросить моего согласия не удосужился. Но покинула родной дом я вовсе не из-за грядущего брака.
В Либертине привечают магов, о том известно всем. Не ставят клейма, не отдают в храм. Потому-то жрецы Трех Королевств дружно осуждают с амвонов Вольный город, а жителей его именуют нечестивцами и грозят им божественными карами. Вот только у Либертины свои небесные покровители, и они заботятся о вверенном им краем куда лучше, чем боги моей родины – о своем. О богатствах Вольного города ходят легенды.
Силы медленно возвращались. Я раскрыла ладонь и полюбовалась на крохотный дрожащий огонек. Молли тоже уставилась на него, словно зачарованная. Прежде одаренные маги в актерки не шли, брезговали, поэтому Огненная Магнолия и стала местной знаменитостью. Танцевать умеют многие, голосом меня боги наградили пусть приятным и мелодичным, но не самым звучным, зато представление с языками пламени неизменно приводило публику в восторг. Такого Либертина прежде не видала.
Огонек мигнул и медленно истаял, и Молли отмерла, снова зашептала жарко:
– Ты послушай-то меня, послушай, не кривись, я дело говорю. Сопливой девчонкой сюда пришла актеркам прислуживать, навидалась всякого. И так тебе скажу: те, кто кочевряжился, локти потом кусал, да поздно было. Это сейчас о тебе говорит вся Либертина, а что будет потом? Через год, через два? Не знаешь? А я тебе скажу.
Где-то внизу звякнул колокольчик, оборвав ее речь. Я встрепенулась.
– Лодка. Принеси мой плащ, Молли, будь любезна.
Она вздохнула, поняв, что дальше слушать ее уговоры я не стану. Но все-таки не удержалась и шепнула мне на прощание:
– А ты все же подумай, пока не поздно. Ты не из местных, жизни здешней не знаешь. А я дело говорю, сама скоро убедишься.
В словах малютки Молли, несомненно, была доля истины, думала я, пока небольшая лодка неспешно скользила по темной глади канала. Звезда модной актерки ярко горит, но быстро сгорает, оставляя за собой тьму безвестности и прозябания. Я и сама видела их, бывших знаменитых красавиц, от которых сходил некогда с ума весь Вольный город. Сейчас они радовались жалким подачкам в виде крохотных ролей и тщились найти покровителей, чтобы вернуть хоть крохи былой безмятежной жизни. Пусть не год и не два, как пророчествовала Молли, но дольше десяти лет, насколько мне известно, на вершине славы не удержалась ни одна из них. Но мне и не требовалось столько времени. Мой план близился к завершению – об Огненной Магнолии говорил весь город. Рано или поздно слухи о хрупкой блондинке в черной маске, что танцует с языками пламени, дойдут и до того человека, которого я разыскивала. И он непременно явится, чтобы посмотреть на новую знаменитость. И узнает меня. Не сможет не узнать, пусть и прошло столько лет. И все сразу станет хорошо.
Лодка свернула с широкого канала, освещенного огнями роскошных палаццо, в боковой, узкий и темный. Жилье я себе сняла пусть и не на окраине, но от центра все же далековато – предусмотрительно берегла деньги. Из дома удалось захватить не так уж и много: небольшой мешочек с монетами да несколько украшений не из самых дорогих. Брала свое, то, что принадлежало по праву. Подарки отца: серьги с янтарем, еще одни – с мелкими сапфирами, несколько браслетов с эмалевыми вставками, нить жемчуга. Вот и все мое богатство. Могла бы стащить у мачехи ключ от комнаты, где хранились настоящие ценности, но побоялась: леди Мария запросто объявила бы меня воровкой и отправила на поиски сбежавшей падчерицы весь замковый гарнизон. А так, уверена, она молчала о моем исчезновении до возвращения отца. Если беглянку не поймают, то и приданое отдавать не придется, а ведь большая часть драгоценностей из той самой комнаты некогда принадлежала моей матери и предназначалась мне. Теперь достанется леди Марии и ее дочерям, но за свободу никакой платы не жалко.
Признаться, я очень надеялась на свой дар, думала, смогу зарабатывать с его помощью. Вот только в Либертине выяснилось, что маг из меня не самый сильный, да еще и необученный, поэтому все, что мне предлагали, сводилось к заполнению огнем специальных сфер, используемых для освещения и прочих бытовых нужд. Меня бы и такая работа устроила, вот только поиски в этом случае грозили затянуться. Через пару недель жизни в Вольном городе я убедилась, что разыскать здесь человека может и проще, чем иголку в стоге сена, но все равно не так-то и легко. План пришлось изменить, и вскоре я впервые вышла на сцену театра, окруженная языками пламени. Условие владельцу поставила только одно: он не пытается узнать моего настоящего имени. Он пожал плечами и согласился без раздумий. Уже потом я узнала, что многие здесь скрывают свои имена. Не только в театре, во всей Либертине. Вольный город оказался городом масок и иллюзий, городом фальши и лжи. Но мне ли жаловаться? Даже сейчас, в сереющих предрассветных сумерках, мое лицо надежно скрывала полумаска, а кроме нее – еще и низко надвинутый капюшон. Возможно, лодочник и подозревал, кого везет по узким каналам, но догадки свои держал при себе и заговаривать со мной не пытался.
Дома теснились вдоль узкого канала, полутьму разгонял лишь фонарь на носу нашей лодки. И все-таки мне почудилось, будто я уловила какое-то движение. Резко, так, что суденышко качнулось, повернулась вправо.
– Госпожа! – предостерегающе окликнул меня лодочник.
Непонятный испуг сковал все мое тело. Я замерла, застыла изваянием и смогла только прошептать:
– Кто это?
– Где, госпожа?
– Там, справа. Видишь?
Лодочник приподнял шест и тоже повернул голову.
– Нет, госпожа. Да нет там никого, почудилось тебе. Примерещилось. Спят все, а что до гуляющих – сама ведь видишь, негде здесь гулять.
Он был прав: вдоль канала тянулся только узенький причал с пришвартованными к нему лодчонками, и сразу на него выходили фасады домов. Вряд ли бы кому-нибудь взбрело в голову прогуливаться по столь неудобной улочке. И все же мне казалось, что кто-то скрывается там, в сумраке. Кто-то, кто не сводит с меня глаз. Этот взгляд, настойчивый, сверлящий, я ощущала спиной до тех пор, пока мы не свернули в очередной раз. И лишь избавившись от него, почувствовала, что сковавшее меня оцепенение прошло. Возможность двигаться снова вернулась ко мне, вот только странный страх, пронзивший сердце ледяной иглой, почему-то не исчез. Теперь к нему добавилось еще и тревожное предчувствие, ожидание чего-то необратимого. И долго, до самого восхода солнца не покидало меня, терзало и не давало уснуть. Лишь проникшие в спальню первые яркие лучи развеяли ночной морок и прогнали дурные мысли, и тогда мне удалось наконец-то забыться беспокойным сном.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Причал у портика палаццо Марко Чентурри, правителя Либертины, освещали яркие фонари. Распахнувшие крылья сильвеи, символы города, хищно взирали с крыши, готовые в любой момент сорваться с места и растерзать недоброжелателя хозяина. Только что прибывший гость бросил на них привычный взгляд и едва заметно поморщился. Он-то прекрасно знал о том, что далеко не все древние легенды лгали. Некогда сильвеи и впрямь оживали, но в последний раз это случилось столь давно, что среди живых не осталось и прапраправнуков свидетелей тех событий. Ребенком Романо не раз застывал и всматривался в мраморные изваяния в надежде увидеть, как шелохнутся хотя бы перья на крыльях. Но нет, похоже, защитники Вольного города окаменели навечно.
Дворецкий с поклоном распахнул перед гостем двери и сообщил:
– Молодой хозяин ожидает в кабинете, господин.
Молодым хозяином слуги звали зятя дона Марко, Лорана – или Лоренцо, как переиначили его имя на свой лад либертинцы. Ни у кого в городе, от самых богатых купцов и до самых последних нищих, не имелось ни малейшего сомнения в том, кто на самом деле правит Либертиной. Дон Марко сильно сдал за последние годы, не постарел даже – одряхлел. Он с трудом, опираясь на палку, переставлял подагрические ноги, а во время торжественных служений мог начать клевать носом. Но он все еще оставался доном – а следующим, вне всякого сомнения, изберут мужа его единственной дочери. Пусть и чужак, пришлый, но Лоренцо ухитрился всего за несколько лет забрать власть над всем городом, обзавестись должниками и просто доброжелателями, шпионами и соглядатаями. Романо даже удивляло то, что в жилах его приятеля течет кровь подданного Трех Королевств. По духу Лоренцо был истинным либертинцем, хитрым, изворотливым и… да, и коварным, чего уж тут скрывать.
И еще он обладал магией. Для уроженца одного из Королевств дар его был на редкость сильным. Удивительным для края глупцов, столетиями истреблявших магов. Даже сейчас, когда перестали пылать костры инквизиции, появление в семье одаренного ребенка считалось позором. Таких детей забирали в храмы, а после определяли либо в святые отцы, либо на королевскую службу. Те, кто поудачливее, сбегали от эдакой чести в Вольный город, и Романо, как и прочие горожане, насмотрелся на беглецов вдоволь. Слабосильные, необученные, они годились лишь для черновых работ. Но зять дона Марко отличался от своих бывших сограждан и в этом. Если честно, он вообще мало походил на кого-либо из знакомых Романо.
Вот и сейчас, в столь раннее время, Лоренцо встретил приятеля не на террасе, откуда так приятно любоваться восходом, и не в столовой за чашечкой утреннего кофе. Рабочий стол в его кабинете был завален бумагами, а сам Лоренцо что-то подсчитывал, выписывая трехзначные цифры в столбик. Увидев приятеля, он отложил перо и улыбнулся, заправил за ухо упавшую на лицо прядь темных волос. Даже внешне он был неотличим от коренного либертинца: светлая кожа, резкие черты лица и жгучий взгляд темно-карих глаз.
– Поверить не могу, что ты встаешь в такую рань и сразу же принимаешься за работу, – вместо приветствия произнес Романо.
– Зато ты, судя по одежде, еще не ложился, – заметил Лоренцо. – Весело провел ночь?
Романо без приглашения плюхнулся в кресло и взмахнул рукой.
– Я водил Бьянку в театр, а потом мы отправились в то милое местечко, ну, ты знаешь, да? Вели подать кофе, а то глаза слипаются, и я расскажу тебе кое-что интересное.
Кофе принесли почти мгновенно, крепкий, сладкий, обжигающий. Дон Марко хорошо вышколил слуг: те словно предугадывали желание хозяев и их гостей и молниеносно исполняли все приказы. Романо сделал глоток и зажмурился от наслаждения.
– Должно быть, у тебя действительно важные новости, если ты отправился не в постель, а ко мне, – заметил Лоренцо.
Романо отставил чашку, лениво потянулся и усмехнулся.
– В постель? О, друг мой, да я только что из постели – и да, сразу к тебе.
– Так рассказывай! Это связано с Карло? Ты обсудил с ним…
