вдоль дорожек цвели неведомые мне цветы, и, присмотревшись, я заметила над каждым их них тончайший прозрачный купол, по которому бежали едва заметные ослепительно-белые звездочки согревающей энергии. Да, здешние обитатели точно не считались с расходами.
На ступеньках трехэтажного дома нас поджидала девочка лет тринадцати-четырнадцати на вид. Густые каштановые волосы взлохматил ветер, карие глаза горели любопытством.
– Фил! – закричала она и бросилась на шею моему спутнику. – Ты все-таки приехал!
Филипп схватил ее в охапку и закружил.
– Рад видеть тебя, кузнечик!
Я невольно улыбнулась. Высокая, худощавая, по-детски угловатая, с немного неуклюжими ломаными движениями, она действительно смахивала на упомянутое насекомое. Слегка, самую малость.
Филипп остановился, звонко чмокнул девочку в нос и поставил на ноги. Она одернула короткий плащ и с интересом уставилась на меня.
– Кого это ты к нам привез?
Он усмехнулся.
– Твою кузину, дорогая Дина.
– О-о-о, так ты все-таки ее нашел?
Я нахмурилась. Что значит – нашел? Вроде бы Элоиза Биннергрин и не терялась, чтобы ее искать. Или же Филипп опять утаил от меня нечто важное?
Дина тем временем отлипла от Фила и подошла ко мне, по-мужски протянула ладошку с коротко подстриженными ногтями.
– Диана Стокворд.
Я пожала протянутую руку, неожиданно твердую и жесткую, почувствовала мозоли на узкой девичьей ладони. Не такой должна быть кожа избалованной богачки. Хотя, может, Дина-Диана увлекается конным спортом, например, откуда мне знать?
– Элоиза Каролина Биннергрин. Лучше просто Кара.
– Дина.
Она смерила меня внимательным взглядом, на мгновение обретя почти неуловимое сходство с Филиппом.
– Дедушка будет очень рад тебя видеть.
Та-ак, чем дальше, тем любопытнее. Фальшивый жених говорил о своих друзьях, а теперь внезапно объявились и кузина, и дедушка. Причем вовсе даже не его, а настоящей Элоизы. Куда же я себя позволила втянуть?
– А еще сильнее его обрадует известие о свадьбе, – подал голос Филипп.
И в тоне его сквозило откровенное ехидство. Похоже, особой любви между этими родственниками не наблюдалось.
Дина перевела взгляд с меня на Фила и обратно.
– О-о-о, – протянула она. – Так вас можно поздравить?
Знать бы еще, с чем именно.
– Это сюрприз, никому пока не рассказывай, договорились?
Озорная улыбка, понимающий кивок.
– Договорились. И все же здорово, что ты обзавелся невестой, Фил. Теперь Камилла, наконец-то, оставит тебя в покое.
Хм, еще и какая-то Камилла появилась. Скорее всего – горячая поклонница моего лже-жениха. А он, однако, тип любвеобильный: вон как с ним разговаривала Лора, хозяйка веселого дома. Между этими двумя определенно была когда-то связь. Хотя, может, я неправильно все поняла, и Камилла – престарелая тетушка, мечтающая увидеть племянника женатым? Ладно, разберемся.
Диана, весело подпрыгивая, унеслась в дом, а Филипп схватил меня за локоть и прошипел прямо в ухо:
– Старикан захочет тебя увидеть. Непременно. Не робей и придерживайся легенды, отвечая на его вопросы. Если вдруг затронет катастрофу на соседнем острове, в чем я сомневаюсь, ты знаешь, что сказать.
– Мне тяжело вспоминать об этих событиях, – заученно проговорила я.
– Умница. Главное – ничего и никого не бойся и не смущайся. Ты находишься здесь по праву.
Вот уж обнадежил и успокоил, спасибо ему большое.
***
Филипп оказался прав: не успела я осмотреть отведенную мне комнату, как в дверь постучали и вежливый молодой человек с узкой полоской усов, прилизанными темными волосами и в пенсне сообщил, что меня желает видеть рьенн Арлоу. Тот самый дедушка, он же старикан, надо полагать.
Заставлять хозяина ждать было бы невежливо, так что я не без сожаления отложила на потом исследование сияющей белизной ванной комнаты – личной ванной комнаты! Именно ее наличие поразило меня в этом особняке больше всего остального: мраморных колонн, скульптур в нишах, резных дубовых панелей и гобеленов на стенах, тяжелых парчовых занавесей и прочего роскошества. В конце концов, у людей на целый остров средств хватило, что им какие-то занавески или хрустальные светильники!
Провожатый, представившийся Тьером, личным секретарем рьенна Арлоу, отвел меня в другое крыло здания. Постучал в массивную дверь специальным молоточком, осторожно приоткрыл створку и доложил подобострастно:
– Я привел ее, как вы велели, рьенн.
– Пусть заходит, – донесся голос изнутри. Вовсе не старческий и скрипучий, как я ожидала, а сильный и звучный, привычный приказывать. – А ты пока что можешь быть свободен.
И я вошла.
И оказалась вовсе не в кабинете, как можно было бы подумать, а в удивительно небольшой для этого огромного особняка с просторными гулкими комнатами гостиной, светлой и уютной. Стены, оббитые шелковыми обоями золотисто-бежевого цвета, белые занавески, светлая мебель. В углу – пышное деревцо в кадке. Несколько пейзажей в простых, без вычурности, рамах. Круглый столик, на нем – чайник, чашки и блюда с пирожками и пирожными.
Я так тщательно осматривала обстановку, потому что никак не решалась посмотреть в лицо рьенну Арлоу. Казалось, поймай он мой взгляд – и тут же вычислит самозванку. Хозяин дома стоял у окна, так, что солнечный свет бил ему в спину и мешал мне рассмотреть его облик. Я заметила только, что он высок, сухощав, с прямой спиной.
– Подойди ближе.
Это вместо приветствия, что ли? Или же в этом странном месте не принято здороваться с гостями? Но я сделала шаг вперед. И еще шаг. И наконец-то взглянула прямо на рьенна Арлоу, щурясь от яркого света.
Как там назвал его Филипп? Стариканом? Так вот, стариканом рьенн Арлоу отнюдь не выглядел. Виски его едва-едва посеребрила седина, остальные же волосы все еще оставались черными, словно вороново крыло. Резкие черты лица, острые скулы, нос с горбинкой. Цвет глаз мне разглядеть не удалось.
– Значит, ты решила вернуться, девочка Биннергрин? Которая из двух?
– Элоиза, рьенн, – ответила я на второй вопрос, благоразумно проигнорировав первый. – Элоиза Каролина. Меня все называют по второму имени.
И тут мысленно сжалась в комок. Если рьенн Арлоу некогда знал настоящую Элоизу, то ему прекрасно известно, как именно обращались к ней родители. Надо бы срочно изобрести причину переименовывания. Но хозяин дома странности, кажется, не углядел. Значит, либо его отношения с семьей Биннергрин были не настолько теплыми, либо память сочла подробность не настолько значительной, чтобы ее задерживать. Да и то верно – какое рьенну Арлоу дело до домашних имен давно уехавших девочек?
– Каролина, значит? Лина?
– Кара, рьенн.
– Хорошо, Кара. И не обращайся ко мне столь официально. В конце концов, я твой родственник. Двоюродный дедушка.
– А… а как же мне к вам обращаться?
Не звать же его дедушкой, подобно Диане, в самом-то деле!
Он усмехнулся.
– Карл. Так меня зовет вся родня. По имени.
Мне трудно было представить, как я смогу назвать этого властного строгого мужчину запросто по имени, но я кивнула и выдавила из себя:
– Хорошо. Как скажете… Карл.
Он тоже кивнул, как мне показалось – довольно.
– До ужина еще далеко, Кара. Разделишь со мной чаепитие? Заодно и поговорим по-родственному.
Больше всего на свете мне хотелось отказаться и убежать. Из этой уютной гостиной, из этого светлого особняка, с этого острова, внезапно показавшегося чужим и враждебным, несмотря на то, что никто здесь пока что даже не посмотрел косо в мою сторону. Но вместо этого я мило улыбнулась и ответила:
– Конечно же, с удовольствием.
Рьенн Арлоу – Карл, его зовут Карл, как бы привыкнуть! – не стал звать прислугу и не предложил мне разлить чай по хрупким на вид тонкостенным чашкам, белым с синим цветочным узором, до того искусным, что цветы казались живыми: подрагивали от ветра тонкие листики, распускались лепестки. Нет, хозяин сам взялся управляться с чайником. Никакого немощного подергивания рук, никаких неловких движений. Зря, ох, зря Филипп назвал его стариканом!
– Так, значит, ты решила вернуться в родные края, Кара? – спросил он, ухватил щипцами крохотный пирожок и положил на тарелочку. – Угощайся. У меня, скажу без лишней скромности, отличный повар. Лучший во всем Лаудинне.
Наивно было с моей стороны ожидать, что он не вернется к неотвеченному вопросу. Я впилась зубами в мягкую выпечку и принялась жевать, совсем не чувствуя вкуса. Карл наблюдал за мной, уголки его рта приподнимались в улыбке, но взгляд оставался серьезным. Цепким, настороженным.
– Очень вкусно, – похвалила я, расправившись с пирожком и сделав небольшой глоток чая.
– Тебе, наверное, все здесь кажется непривычным? Ведь твоя семья уехала – когда? Лет восемь назад?
– Десять, – поправила я, радуясь, что хорошо выучила все те сведения, что дал мне Филипп.
Интересно, Карл меня проверяет? Или и в самом деле запамятовал дату отъезда родственников?
– Да, точно, десять. У тебя еще, кажется, имелась сестра.
– Да, Эжени. Мы погодки.
– И почему она не приехала вместе с тобой?
Ответ и на этот вопрос содержался в бумагах Филиппа.
– У нее слабое здоровье. Если помните, именно из-за этого родители и приняли решение переехать. Морской воздух полезен Эжени.
Карл кивнул, соглашаясь. Во всяком случае, там мне показалось в первое мгновение: что он со мной согласен. И тем неожиданней прозвучали его слова:
– Что-то такое я припоминаю. Мария говорила о болезненности девочки, хотя та выглядела обычным ребенком. Может, несколько хрупким, это да, но вполне здоровым, несмотря на худобу и бледность. Вы обе были бледными и худыми, и ты, и твоя сестра, но в этом нет ничего удивительного. Солнечные дни в Лаудинне выдаются не слишком часто. Но от моего предложения пожить в семейном поместье на побережье Мария отказалась. Сказала, что они с мужем уже приняли решение, как по мне, довольно радикальное. Острова Закатного моря – не самый ближний свет. И не лучшее место для юных девушек, если уж говорить откровенно.
Я молчала: раз вопросы не задают, то рот лучше держать закрытым, меньше шанс ляпнуть что-нибудь опрометчивое. Однако же слушала внимательно и старалась делать выводы. Получалось, что Карл состоял в родстве с Марией, а вот мужа ее, Людвига, скорее всего, недолюбливал. Во всяком случае, по имени его не назвал.
– И как, помогла твоей сестре жизнь на островах?
Если вспомнить, чем все закончилось для семьи Биннергрин, то не очень. Но озвучила я иное:
– Да, ей стало легче.
Однако же какой таинственный недуг терзал бедняжку Эжени? Об этом в полученных от Филиппа бумагах не было ни слова. И если Карл примется расспрашивать, то придется сочинять на ходу.
– Рад это слышать, – сказал он, и я подозрительно на него взглянула из-под ресниц: издевается, что ли?
Но нет, выражение его лица оставалось серьезным и даже добродушным: настолько добродушным, промелькнула неуместная мысль, насколько это вообще свойственно аллигаторам. Раз возникнув в голове, сравнение это не исчезло и впоследствии то и дело всплывала в памяти. И теперь, сидя так близко, я смогла наконец-то рассмотреть цвет глаз собеседника. Зеленые. Ярко-зеленые, как у Филиппа. Редкий цвет. Получается, мой лже-жених и Элоиза состояли в родстве? Если и так, то в отдаленном, наверно, раз уж их женитьба представлялась возможной.
На моей тарелке очутился еще один пирожок. И еще один.
– Марии следовало бы побольше внимания уделять тому, как питаются ее дочери, – заметил Карл. – А не забивать голову разными глупостями. Тебе ведь не слишком весело жилось, правда, Кара?
– У нас с сестрой было не так уж и много развлечений, – осторожно согласилась я. – Но обделенными мы себя не чувствовали. И не скучали.
Наверное, Мария и Людвиг как-то устраивали досуг своих дочерей. Купание в море, например, или конные прогулки. Вот только я вовсе не уверена, что сумею даже правильно взобраться на лошадь, если Карл вздумает проверить мои слова.
– Ничего, мальчишка покажет тебе столичную жизнь. Только не слишком увлекайся.
И он хохотнул. Неприятно так, словно ножом провели по стеклу. Мне стоило трудов удержаться от гримасы.
– Мальчишка? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, конечно же, кого он имел в виду.
– Молодой Карлтон. Это ведь он привез тебя сюда, верно?
Странно было бы, если бы он не знал.
– Да.
– И это к нему ты приехала из колонии.
Он не спрашивал – утверждал. Следовало ли понимать это так, что моему собеседнику уже известно о якобы планируемой свадьбе?
– Да, к нему.
Я загадала: спросит прямо – отвечу. Нет – сама тему поднимать не стану.
Он не спросил. Не то счел неважным, не то и так уже знал, в каком статусе Филипп привел меня в его дом.
– Для юной провинциалки в столице много соблазнов. Слишком много. Но это я так, брюзжу по-стариковски. Не сомневаюсь, тебе хватит благоразумия не попадать в сомнительные ситуации.
Вот уж во что я не поверила, так это в пустое старческое брюзжание. Напротив, у меня сложилось отчетливое впечатление, что каждое слово Карла взвешено и преследует свою цель. Разобраться бы еще – какую именно.
***
Из гостиной я не вышла – вывалилась. Привалилась к стене, стараясь отдышаться и восстановить силы. Ноги подрагивали, сердце колотилось, словно после длительного забега, по спине стекал противный холодный липкий пот. А ведь я всего лишь пила чай с безукоризненно вежливым гостеприимным хозяином! Карл ни единым намеком не дал мне понять, что догадывается о подлоге. Скорее всего, действительно ничего не заподозрил, но я так боялась не заметить расставленной ловушки и угодить с размаху в западню! Старательно обдумывала ответ на каждый, даже самый невинный вопрос. Пыталась говорить как можно более кратко. Лучше пусть сочтет нелюдимой молчуньей, чем раскусит обман. Тем более, как я поняла из его слов, сестры Биннергрин и в детстве не отличались излишней живостью и общительностью. И, кажется, были очень похожи, словно не погодки, а настоящие двойняшки. Я припомнила портрет: девочки на нем казались почти одинаковыми.
Расспросы о жизни на островах напоминали обыкновенную дань вежливости: такие часто задают, даже не слишком интересуясь ответами, из простой любезности. Самые общие: о погоде, о том, как мы переносили жару, о сезонах дождей. Имя Людвига в разговоре не прозвучало ни разу, а вот Марию Карл порой вспоминал. У меня сложилось впечатление, что он считал племянницу особой несколько вздорной и не слишком умной, но все равно ее любил, или, по крайней мере, относился тепло. Девочки же в силу возраста особого интереса для него не представляли – и хвала всем богам за это!
Филипп возник рядом настолько неожиданно, что я вздрогнула от испуга. Появился бесшумно, словно призрак, из ниоткуда, схватил меня за руку.
– Пойдем, – прошипел на ухо.
– Куда? – не поняла я.
– Туда, где нам не помешают. Расскажешь, о чем разговаривала со стариком. В подробностях, ничего не упуская.
Он протащил меня по коридорам и вывел на задний двор. Здесь никто не тратился на энергосферы, но цветы все равно цвели: поздние розы, багряно-алые, казавшиеся особенно хрупкими на фоне облетающих деревьев, и вдоль дорожек бордюрами – мелкие сиреневые и бордовые цветочки.
На ступеньках трехэтажного дома нас поджидала девочка лет тринадцати-четырнадцати на вид. Густые каштановые волосы взлохматил ветер, карие глаза горели любопытством.
– Фил! – закричала она и бросилась на шею моему спутнику. – Ты все-таки приехал!
Филипп схватил ее в охапку и закружил.
– Рад видеть тебя, кузнечик!
Я невольно улыбнулась. Высокая, худощавая, по-детски угловатая, с немного неуклюжими ломаными движениями, она действительно смахивала на упомянутое насекомое. Слегка, самую малость.
Филипп остановился, звонко чмокнул девочку в нос и поставил на ноги. Она одернула короткий плащ и с интересом уставилась на меня.
– Кого это ты к нам привез?
Он усмехнулся.
– Твою кузину, дорогая Дина.
– О-о-о, так ты все-таки ее нашел?
Я нахмурилась. Что значит – нашел? Вроде бы Элоиза Биннергрин и не терялась, чтобы ее искать. Или же Филипп опять утаил от меня нечто важное?
Дина тем временем отлипла от Фила и подошла ко мне, по-мужски протянула ладошку с коротко подстриженными ногтями.
– Диана Стокворд.
Я пожала протянутую руку, неожиданно твердую и жесткую, почувствовала мозоли на узкой девичьей ладони. Не такой должна быть кожа избалованной богачки. Хотя, может, Дина-Диана увлекается конным спортом, например, откуда мне знать?
– Элоиза Каролина Биннергрин. Лучше просто Кара.
– Дина.
Она смерила меня внимательным взглядом, на мгновение обретя почти неуловимое сходство с Филиппом.
– Дедушка будет очень рад тебя видеть.
Та-ак, чем дальше, тем любопытнее. Фальшивый жених говорил о своих друзьях, а теперь внезапно объявились и кузина, и дедушка. Причем вовсе даже не его, а настоящей Элоизы. Куда же я себя позволила втянуть?
– А еще сильнее его обрадует известие о свадьбе, – подал голос Филипп.
И в тоне его сквозило откровенное ехидство. Похоже, особой любви между этими родственниками не наблюдалось.
Дина перевела взгляд с меня на Фила и обратно.
– О-о-о, – протянула она. – Так вас можно поздравить?
Знать бы еще, с чем именно.
– Это сюрприз, никому пока не рассказывай, договорились?
Озорная улыбка, понимающий кивок.
– Договорились. И все же здорово, что ты обзавелся невестой, Фил. Теперь Камилла, наконец-то, оставит тебя в покое.
Хм, еще и какая-то Камилла появилась. Скорее всего – горячая поклонница моего лже-жениха. А он, однако, тип любвеобильный: вон как с ним разговаривала Лора, хозяйка веселого дома. Между этими двумя определенно была когда-то связь. Хотя, может, я неправильно все поняла, и Камилла – престарелая тетушка, мечтающая увидеть племянника женатым? Ладно, разберемся.
Диана, весело подпрыгивая, унеслась в дом, а Филипп схватил меня за локоть и прошипел прямо в ухо:
– Старикан захочет тебя увидеть. Непременно. Не робей и придерживайся легенды, отвечая на его вопросы. Если вдруг затронет катастрофу на соседнем острове, в чем я сомневаюсь, ты знаешь, что сказать.
– Мне тяжело вспоминать об этих событиях, – заученно проговорила я.
– Умница. Главное – ничего и никого не бойся и не смущайся. Ты находишься здесь по праву.
Вот уж обнадежил и успокоил, спасибо ему большое.
***
Филипп оказался прав: не успела я осмотреть отведенную мне комнату, как в дверь постучали и вежливый молодой человек с узкой полоской усов, прилизанными темными волосами и в пенсне сообщил, что меня желает видеть рьенн Арлоу. Тот самый дедушка, он же старикан, надо полагать.
Заставлять хозяина ждать было бы невежливо, так что я не без сожаления отложила на потом исследование сияющей белизной ванной комнаты – личной ванной комнаты! Именно ее наличие поразило меня в этом особняке больше всего остального: мраморных колонн, скульптур в нишах, резных дубовых панелей и гобеленов на стенах, тяжелых парчовых занавесей и прочего роскошества. В конце концов, у людей на целый остров средств хватило, что им какие-то занавески или хрустальные светильники!
Провожатый, представившийся Тьером, личным секретарем рьенна Арлоу, отвел меня в другое крыло здания. Постучал в массивную дверь специальным молоточком, осторожно приоткрыл створку и доложил подобострастно:
– Я привел ее, как вы велели, рьенн.
– Пусть заходит, – донесся голос изнутри. Вовсе не старческий и скрипучий, как я ожидала, а сильный и звучный, привычный приказывать. – А ты пока что можешь быть свободен.
И я вошла.
И оказалась вовсе не в кабинете, как можно было бы подумать, а в удивительно небольшой для этого огромного особняка с просторными гулкими комнатами гостиной, светлой и уютной. Стены, оббитые шелковыми обоями золотисто-бежевого цвета, белые занавески, светлая мебель. В углу – пышное деревцо в кадке. Несколько пейзажей в простых, без вычурности, рамах. Круглый столик, на нем – чайник, чашки и блюда с пирожками и пирожными.
Я так тщательно осматривала обстановку, потому что никак не решалась посмотреть в лицо рьенну Арлоу. Казалось, поймай он мой взгляд – и тут же вычислит самозванку. Хозяин дома стоял у окна, так, что солнечный свет бил ему в спину и мешал мне рассмотреть его облик. Я заметила только, что он высок, сухощав, с прямой спиной.
– Подойди ближе.
Это вместо приветствия, что ли? Или же в этом странном месте не принято здороваться с гостями? Но я сделала шаг вперед. И еще шаг. И наконец-то взглянула прямо на рьенна Арлоу, щурясь от яркого света.
Как там назвал его Филипп? Стариканом? Так вот, стариканом рьенн Арлоу отнюдь не выглядел. Виски его едва-едва посеребрила седина, остальные же волосы все еще оставались черными, словно вороново крыло. Резкие черты лица, острые скулы, нос с горбинкой. Цвет глаз мне разглядеть не удалось.
– Значит, ты решила вернуться, девочка Биннергрин? Которая из двух?
– Элоиза, рьенн, – ответила я на второй вопрос, благоразумно проигнорировав первый. – Элоиза Каролина. Меня все называют по второму имени.
И тут мысленно сжалась в комок. Если рьенн Арлоу некогда знал настоящую Элоизу, то ему прекрасно известно, как именно обращались к ней родители. Надо бы срочно изобрести причину переименовывания. Но хозяин дома странности, кажется, не углядел. Значит, либо его отношения с семьей Биннергрин были не настолько теплыми, либо память сочла подробность не настолько значительной, чтобы ее задерживать. Да и то верно – какое рьенну Арлоу дело до домашних имен давно уехавших девочек?
– Каролина, значит? Лина?
– Кара, рьенн.
– Хорошо, Кара. И не обращайся ко мне столь официально. В конце концов, я твой родственник. Двоюродный дедушка.
– А… а как же мне к вам обращаться?
Не звать же его дедушкой, подобно Диане, в самом-то деле!
Он усмехнулся.
– Карл. Так меня зовет вся родня. По имени.
Мне трудно было представить, как я смогу назвать этого властного строгого мужчину запросто по имени, но я кивнула и выдавила из себя:
– Хорошо. Как скажете… Карл.
Он тоже кивнул, как мне показалось – довольно.
– До ужина еще далеко, Кара. Разделишь со мной чаепитие? Заодно и поговорим по-родственному.
Больше всего на свете мне хотелось отказаться и убежать. Из этой уютной гостиной, из этого светлого особняка, с этого острова, внезапно показавшегося чужим и враждебным, несмотря на то, что никто здесь пока что даже не посмотрел косо в мою сторону. Но вместо этого я мило улыбнулась и ответила:
– Конечно же, с удовольствием.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Рьенн Арлоу – Карл, его зовут Карл, как бы привыкнуть! – не стал звать прислугу и не предложил мне разлить чай по хрупким на вид тонкостенным чашкам, белым с синим цветочным узором, до того искусным, что цветы казались живыми: подрагивали от ветра тонкие листики, распускались лепестки. Нет, хозяин сам взялся управляться с чайником. Никакого немощного подергивания рук, никаких неловких движений. Зря, ох, зря Филипп назвал его стариканом!
– Так, значит, ты решила вернуться в родные края, Кара? – спросил он, ухватил щипцами крохотный пирожок и положил на тарелочку. – Угощайся. У меня, скажу без лишней скромности, отличный повар. Лучший во всем Лаудинне.
Наивно было с моей стороны ожидать, что он не вернется к неотвеченному вопросу. Я впилась зубами в мягкую выпечку и принялась жевать, совсем не чувствуя вкуса. Карл наблюдал за мной, уголки его рта приподнимались в улыбке, но взгляд оставался серьезным. Цепким, настороженным.
– Очень вкусно, – похвалила я, расправившись с пирожком и сделав небольшой глоток чая.
– Тебе, наверное, все здесь кажется непривычным? Ведь твоя семья уехала – когда? Лет восемь назад?
– Десять, – поправила я, радуясь, что хорошо выучила все те сведения, что дал мне Филипп.
Интересно, Карл меня проверяет? Или и в самом деле запамятовал дату отъезда родственников?
– Да, точно, десять. У тебя еще, кажется, имелась сестра.
– Да, Эжени. Мы погодки.
– И почему она не приехала вместе с тобой?
Ответ и на этот вопрос содержался в бумагах Филиппа.
– У нее слабое здоровье. Если помните, именно из-за этого родители и приняли решение переехать. Морской воздух полезен Эжени.
Карл кивнул, соглашаясь. Во всяком случае, там мне показалось в первое мгновение: что он со мной согласен. И тем неожиданней прозвучали его слова:
– Что-то такое я припоминаю. Мария говорила о болезненности девочки, хотя та выглядела обычным ребенком. Может, несколько хрупким, это да, но вполне здоровым, несмотря на худобу и бледность. Вы обе были бледными и худыми, и ты, и твоя сестра, но в этом нет ничего удивительного. Солнечные дни в Лаудинне выдаются не слишком часто. Но от моего предложения пожить в семейном поместье на побережье Мария отказалась. Сказала, что они с мужем уже приняли решение, как по мне, довольно радикальное. Острова Закатного моря – не самый ближний свет. И не лучшее место для юных девушек, если уж говорить откровенно.
Я молчала: раз вопросы не задают, то рот лучше держать закрытым, меньше шанс ляпнуть что-нибудь опрометчивое. Однако же слушала внимательно и старалась делать выводы. Получалось, что Карл состоял в родстве с Марией, а вот мужа ее, Людвига, скорее всего, недолюбливал. Во всяком случае, по имени его не назвал.
– И как, помогла твоей сестре жизнь на островах?
Если вспомнить, чем все закончилось для семьи Биннергрин, то не очень. Но озвучила я иное:
– Да, ей стало легче.
Однако же какой таинственный недуг терзал бедняжку Эжени? Об этом в полученных от Филиппа бумагах не было ни слова. И если Карл примется расспрашивать, то придется сочинять на ходу.
– Рад это слышать, – сказал он, и я подозрительно на него взглянула из-под ресниц: издевается, что ли?
Но нет, выражение его лица оставалось серьезным и даже добродушным: настолько добродушным, промелькнула неуместная мысль, насколько это вообще свойственно аллигаторам. Раз возникнув в голове, сравнение это не исчезло и впоследствии то и дело всплывала в памяти. И теперь, сидя так близко, я смогла наконец-то рассмотреть цвет глаз собеседника. Зеленые. Ярко-зеленые, как у Филиппа. Редкий цвет. Получается, мой лже-жених и Элоиза состояли в родстве? Если и так, то в отдаленном, наверно, раз уж их женитьба представлялась возможной.
На моей тарелке очутился еще один пирожок. И еще один.
– Марии следовало бы побольше внимания уделять тому, как питаются ее дочери, – заметил Карл. – А не забивать голову разными глупостями. Тебе ведь не слишком весело жилось, правда, Кара?
– У нас с сестрой было не так уж и много развлечений, – осторожно согласилась я. – Но обделенными мы себя не чувствовали. И не скучали.
Наверное, Мария и Людвиг как-то устраивали досуг своих дочерей. Купание в море, например, или конные прогулки. Вот только я вовсе не уверена, что сумею даже правильно взобраться на лошадь, если Карл вздумает проверить мои слова.
– Ничего, мальчишка покажет тебе столичную жизнь. Только не слишком увлекайся.
И он хохотнул. Неприятно так, словно ножом провели по стеклу. Мне стоило трудов удержаться от гримасы.
– Мальчишка? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, конечно же, кого он имел в виду.
– Молодой Карлтон. Это ведь он привез тебя сюда, верно?
Странно было бы, если бы он не знал.
– Да.
– И это к нему ты приехала из колонии.
Он не спрашивал – утверждал. Следовало ли понимать это так, что моему собеседнику уже известно о якобы планируемой свадьбе?
– Да, к нему.
Я загадала: спросит прямо – отвечу. Нет – сама тему поднимать не стану.
Он не спросил. Не то счел неважным, не то и так уже знал, в каком статусе Филипп привел меня в его дом.
– Для юной провинциалки в столице много соблазнов. Слишком много. Но это я так, брюзжу по-стариковски. Не сомневаюсь, тебе хватит благоразумия не попадать в сомнительные ситуации.
Вот уж во что я не поверила, так это в пустое старческое брюзжание. Напротив, у меня сложилось отчетливое впечатление, что каждое слово Карла взвешено и преследует свою цель. Разобраться бы еще – какую именно.
***
Из гостиной я не вышла – вывалилась. Привалилась к стене, стараясь отдышаться и восстановить силы. Ноги подрагивали, сердце колотилось, словно после длительного забега, по спине стекал противный холодный липкий пот. А ведь я всего лишь пила чай с безукоризненно вежливым гостеприимным хозяином! Карл ни единым намеком не дал мне понять, что догадывается о подлоге. Скорее всего, действительно ничего не заподозрил, но я так боялась не заметить расставленной ловушки и угодить с размаху в западню! Старательно обдумывала ответ на каждый, даже самый невинный вопрос. Пыталась говорить как можно более кратко. Лучше пусть сочтет нелюдимой молчуньей, чем раскусит обман. Тем более, как я поняла из его слов, сестры Биннергрин и в детстве не отличались излишней живостью и общительностью. И, кажется, были очень похожи, словно не погодки, а настоящие двойняшки. Я припомнила портрет: девочки на нем казались почти одинаковыми.
Расспросы о жизни на островах напоминали обыкновенную дань вежливости: такие часто задают, даже не слишком интересуясь ответами, из простой любезности. Самые общие: о погоде, о том, как мы переносили жару, о сезонах дождей. Имя Людвига в разговоре не прозвучало ни разу, а вот Марию Карл порой вспоминал. У меня сложилось впечатление, что он считал племянницу особой несколько вздорной и не слишком умной, но все равно ее любил, или, по крайней мере, относился тепло. Девочки же в силу возраста особого интереса для него не представляли – и хвала всем богам за это!
Филипп возник рядом настолько неожиданно, что я вздрогнула от испуга. Появился бесшумно, словно призрак, из ниоткуда, схватил меня за руку.
– Пойдем, – прошипел на ухо.
– Куда? – не поняла я.
– Туда, где нам не помешают. Расскажешь, о чем разговаривала со стариком. В подробностях, ничего не упуская.
Он протащил меня по коридорам и вывел на задний двор. Здесь никто не тратился на энергосферы, но цветы все равно цвели: поздние розы, багряно-алые, казавшиеся особенно хрупкими на фоне облетающих деревьев, и вдоль дорожек бордюрами – мелкие сиреневые и бордовые цветочки.
