Во времена войны «Терминус» первой подверглась нападению и после долгой осады пала, разрушенная до основания. Мирный договор вернул всё на свои места. Словно заговоренная, крепость выросла снова, словно и не лежала никогда в руинах и запустении. И все в ней было как прежде. Старики, помнящие крепость до войны, посмеивались, что даже колодезный холод и вездесущие сквозняки остались теми же. Не спасали от них ни новые крепкие стены, ни жарко натопленные камины.
Мелхор сидел в кресле и наблюдал за пляской огня в камину. Он рассеянно взболтал вино в бокале и поднес его к губам, но пить не стал, замерев. Его мысли улетели далеко за пределы крепостных стен. Перед внутренним взглядом Мелхора в свете луны расстилалась бескрайняя равнина. Ветер прошелся по высокой траве, заставив ту всколыхнуться, словно темно-синие волны. Дальше показалась темная гряда гор, подобно дикому зверю оскалившихся белыми зубцами вершин, а за ними - дорога к дому.
Вдруг дверь в комнату отворилась, с грохотом стукнувшись о стенку.
- Она поет! – пророкотал разгневанный Леандр, ворвавшись к брату и нарушая его покой.
Не изменяя своей позы, Мелхор повернул голову в сторону незваного визитера и непонимающе посмотрел на него.
- Эта тварь поет! – пояснил продолжавший бушевать Леандр. – Аарон из-за нее чуть не умер, а ей всё равно! Так бы и придушил гадину своими руками!
- Так чего не придушил? – спросил Мелхор, наконец сообразив о ком идет речь.
- Я – воин, а не убийца! – оскорбился Леандр.
- Поэтому ты решил сделать убийцей меня?
- Вздор! Аарон наш брат, и мы в праве потребовать жизнь за жизнь.
- Не было у тебя никакого права, - спокойно произнес Мелхор, остужая горячность Леандра. – Мы пришли в чужой дом как воры. Случайно оказавшаяся в нем девчонка со страху ранила Аарона. Да перебей она хоть нас всех, я бы ей и слова не сказал. Она просто защищалась. Но ты пожелал притащить ее сюда, чтобы я совершил с ней то, на что у тебя не хватило духу.
- Я всего лишь требую суда, - резко ответил Леандр. Он понимал, что не прав, но не хотел признаться в этом даже перед собой, поэтому злился на брата. – Не забывай, что снори первые поступили как воры!
- Ты в этом уверен? Мы ведь так ничего и не нашли, - Мелхор посмотрел снизу вверх на Леандра. Его спокойный взгляд встретился с упрямым взглядом Леандра. Их молчаливый поединок продлился несколько секунд – Леандр первый отвел глаза. Он был всего на два года младше Мелхора, и уже давно превзошел брата и в росте и в силе. Но иногда по-прежнему чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, ожидающим взбучки. В особенности когда Мелхор смотрел на него как сейчас.
- Иди, я устал и хочу отдохнуть, - попросил Мелхор и отвернулся к огню, сделав вид, что не победил, чем надеялся сгладить удар по самолюбию брата.
- Доброй ночи, - пожелал ему Леандр, принимая правила игры.
Как только за ним закрылась дверь, Мелхор залпом выпил оставшееся в бокале вино и поднялся с кресла.
Он не собирался встречаться с пленницей до дня суда, но что-то заставило его спуститься в холодный подвал подземелья. Возможно, на него повлияли слова Леандра о пении пленницы. Было что-то неправильное в таком поведении, что-то тревожное. Потому-то он и захотел на нее посмотреть, захотел понять.
Уже на подступах к темнице до Мелхора донеслись приглушенные звуки, долетавшие сквозь неплотно прикрытую тяжелую, кованную железом дверь. Мелхор толкнул ее. Несмазанные петли протяжно заскрипели, заставив его замереть на пороге – не спугнул ли пленницу. Но песня по-прежнему звучала. И даже охранник не заметил его появления. Сидя на табуретки, он притопывал в такт мелодии и, не понимая слов, с удовольствием подпевал, подхватывая окончание фразы.
Мелхор сделал еще одни шаг. Перед охранником появились тяжелые сапоги. Он поднял глаза на их обладателя и резко вскочил, трясясь как осиновый лист. Мелхор подал знак, чтобы охранник молчал и ничем не выдавал его присутствия. Старый вояка понятливо кивнул и опустился на свой табурет. Бесшумно ступая, Мелхор пошел дальше к клетушке с пленницей.
«Эй, ты чего замолчал? Подпевай!» - услышал он чуть осипший девичий голос. – «Ах, да. Ты же слов не понимаешь. Вот тугодум, я же уже третий раз пою, мог бы и выучить», - обиделся голос. – «Дай-ка вспомнить. Это ты уж точно должен знать». И голос запел старую рэмирскую колыбельную. Запел искренне, волнующе, заставляя вспомнить что-то давно забытое и щемяще-радостное.
Укрывшись в темном углу, Мелхор с интересом разглядывал пленницу. Подтащив тюфяк к входной решетке, девушка сидела, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза. Словно всматривалась во что-то далекое, одной лишь ей ведомое. Тени от нервно подрагивающего огня плясали на ее лице. Девушка была полукровкой. Маленькая и хрупкая – лет двадцать, не больше – со слегка вздернутым носом, полными губами и чуть смуглой кожей. Копна длинных светло-каштановых волос мелкими спиральками спускалась ей на плечи.
- Откуда ты знаешь эту песню? – спросил на арнейском Мелхор, как только мелодия смолкла.
Вздрогнув, девушка посмотрела на него огромными, испуганными глазами.
«Зеленые» - отметил для себя Мелхор.
Сдвинув брови, пленница молча изучала его лицо, внимательно, словно ощупывая. Так смотрят на людей, которых когда-то видели, но никак не могут вспомнить когда и где. Мелхору не понравился этот ее взгляд.
Словно почувствовав его недовольство, девушка отвела глаза и, наконец, ответила на вопрос:
- Одна рэмирка научила меня. Она работала служанкой в доме, откуда меня похитили.
- Ты лжешь, - сказал Мелхор, чуть эмоциональнее чем ему хотелось бы, позволив прорваться своему негодованию. – Рэмирка никогда бы не пошла в служанки к чужаку, предпочтя смерть.
Девушка едва заметно улыбнулась.
Больше всех богов рэмирцы почитали Свальгора - бога неба, даровавшего им огонь, бога огня, научившего их ковать мечи. Но то почтение, а вот любили они Марешь – жену Свальгора, богиню – мать, породившую всё живое. Марешь покровительствовала женщинам, а потому и рэмирцы берегли своих жен и дочерей пуще собственного ока.
Полукровок рожали арнийские женщины от ремирских мужчин. Хорошо, если рэмирец заберет свое дитя. Но чаще полукровки росли сиротами, не зная ни отца, ни матери. В Арне женщине с ребенком трудно найти себе мужа. А женщина с ребенком от рэмирца, от недавнего врага – позор.
- Вы не знаете своих женщин, - пожала плечами девушка. – Как раненый? Аарон, кажется, тот кто приходил до вас назвал его так.
- Выкарабкается.
- Какая участь отведена мне?
- Тебя ждет суд, - ответил Мелхор, следя за реакцией пленницы. Но та лишь кивнула головой, словно знала, что так и будет.
- Как твое имя? – спросил Мелхор и с удивлением обнаружил, что его безобидный вопрос заставил девушку испугаться. За секунду на ее лице отразился испуг, растерянность и злость.
- Мое имя? Зачем оно вам? Разве оно поможет, когда меня будут «резать на ленты», - припомнила пленница слова своего предыдущего визитера.
- Если скажу, что да - ответишь?
- Нет, - решительно сжала губы пленница.
- Что ты задумала? – с угрозой произнес Мелхор, отчего стал похож на Леандра.
- Ничего. Но теперь мне есть о чем подумать.
- О чем?
- О имеющимся у меня выборе.
- У тебя нет выбора, и чем быстрее ты это поймешь, тем для тебя лучше.
Девушка посмотрела на Мелхора долгим, пронзительным взглядом, как будто знала то, чего он не знал. Ее взгляд вновь разбудил в душе Мелхора подозрение и недоверие.
- Ошибаетесь, выбор есть всегда, - сказала пленница. – Если вам больше нечего мне сказать, то пришло время для новой песни.
- Зачем ты их поешь, их же никто не слышит.
- Их слышу я, - коротко ответила пленница и, чуть помедлив, с улыбкой добавила, - и мой надзиратель.
Мелхор покидал тюремный подвал в растрепанных чувствах. Он надеялся найти ответы и успокоится, а вместо этого еще больше встревожился. Ему не нравилась пленница и ее поведение. Попадая в тюрьму, люди приходят в ужас, плачут, идут на всё, чтобы выбраться или смягчить свою участь. Но уж точно не поют. Почему она отказалась назвать свое имя, что скрывает.
«Завтра. Я покончу с этим завтра», - и укрепившись в своем решение, Мелхор зашагал прочь из темницы.
По традиции ужин в крепости проходил в большом зале, способном вместить всех её обитателей. Всё время своего пребывания в крепости Мелхор неукоснительно следовал этой традиции, каждый вечер занимая отведенное ему место во главе стола. Но вечером накануне своего отъезда он потребовал, чтобы для него и его отряда ужин подали отдельно.
В комнатке, которая и размерами и убранством сильно уступала главной зале, за накрытым столом сидело пятеро мужчин. Они много ели, пили вино, травили байки и казались совершенно довольным тем, как проводят вечер. Но то была лишь видимость.
- Васко, - произнес Мелхор.
Сидевший ближе всего ко входу воин поднялся из-за стола. Как только он ушел, в комнате повисла гнетущая тишина. Мелхору самому не нравилось то, что должно было вскоре свершиться в этой зале. Он корил себя, что так долго тянул с судом над пленницей, и теперь всё будет выглядеть словно развлечение после десерта.
Дверь снова открылась, и в комнату вошел Васко, ведя перед собой пленницу. Выглядела она по-настоящему жалко: лицо бледное, грязные волосы спутались, превратившись в колтун, а под глазами залегли черные тени. Босыми ногами девушка ступала по холодным камням пола. Её худое тело просвечивало сквозь тонкую ткань ночной рубашки, но пленница не замечала ни холода, ни своей наготы. Она послушно встала напротив стола и совершенно не удивилась, когда куртка Васко легла ей на плечи, укрыв её до колен. Девушка посмотрела на куртку, потом на Васко, а после её взгляд заскользил по сидящим за столом, пока не остановился на Мелхоре.
Мелхор смотрел в её глаза, но не находил в них ни озлобленности, ни страха, лишь отстранённое спокойствие человека, смирившегося со своей участью. Но почему-то такое поведение пленницы встревожило Мелхора.
- Арнийка, не пожелавшая назвать свое имя, - произнес он на арнейском, - ты едва не убила нашего побратима. Слава богам, что они сохранили ему жизнь.
Девушка посмотрела в сторону того, на кого указывал Мелхор, и на ее лице отразилось недоумение: как, неужели этот щуплый, тщедушный паренек с землистым цветом лица тот самый страшный рэмирец, что до ужаса напугал ее в день нападения.
- Но Аарон не только мой побратим, но также и слуга. По древнему обычаю жизнь за жизнь, я предъявляю на тебя свои права. Отныне ты становишься моей собственностью, и только я вправе решать твою судьбу. Признаешь ли ты свою вину и мое Право?
Взгляд Мелхора снова встретился со взглядом девушки, но теперь она смотрела на него по-другому.
- Назовитесь! – потребовала пленница, осипшим от холода и пения голосом.
Мелхор непонимающе вскинул брови.
- Назовитесь! – настойчиво повторила она, но так и не дождавшись ответа, произнесла, - Чьё право я должна признать? Шайки разбойников, напавших на мой дом? – она с вызовом обвела взглядом присутствующих мужчин. Те виновато отвели глаза. Как воины, они искренне восхищались смелостью и отвагой стоявшей перед ними девчонки, и одновременно с восхищением в их душах рождался стыд за себя. Они прекрасно понимали несправедливость вершившегося в комнате суда, но не могли ничего поделать, ведь их самих связывала клятва.
- Хотите вершить суд – назовитесь!
Мелхор оказался единственным, кто не спрятал глаз.
- Я Мелхор из рода Мора. Я – суверен, верховный правитель Рэмира, - представился он. И снова реакция пленницы насторожила его: она не испугалась громкого титула, лишь коротко кивнула, точно заранее знала ответ.
- Нет, Мелхор из рода Мора, я не считаю себя виноватой. Я защищала свой дом и свою честь. Я была в своем праве!
- Ты- снори. Ты – чужая. У тебя нет прав на моей земле, - Мелхор старался говорить спокойно, но вопреки его желанию, нарастающие раздражение и нетерпение брали над ним верх, отчего его речь звучала резко. Он хотел как можно скорее покончить с судом. Осознавая всю нелепость своих обвинений, он злился на Леандра, за то что своим необдуманным поступком, тот заставил его пойти против совести. Мелхор не мог отпустить пленницу, она слишком много видела и слышала. Рабство – единственный выход держать её под контролем, не отнимая жизни, не заключая в темницу. В Рэмире никто не станет прислушиваться к словам снори, особенно если он раб.
- Чужая, значит.
Девушка подошла к столу и, закатав рукав на левой руке, поднесла запястье к пламени свечи. Оранжево-желтый язычок огня коснулся нежной кожи. У девушки выступили слёзы на глазах, но сжав зубы она терпела до тех пор, пока боль не стала непереносимой. Одернув руку, девушка с гордостью продемонстрировала своё запястье – на покрасневшей коже проступил белый рисунок «Тайли».
- Я – Нереа Рей, а это метка моего рода, и я требую своего права, - произнесла пленница на рэмирском языке и, с вызовом глядя в глаза Мелхору, спросила. – Что, Мелхор из рода Мор, своих судить тяжелее?
Тот нахмурился. Не отпускавшее его всё это время чувство тревоги наконец получило свое подтверждение. Теперь стало понятно, почему пленница была так спокойна и уверенна в себе. Она права, своих судить сложнее, но проступившая на ее коже метка рода лишь еще сильнее убедила в правильности принятого им решения.
- Метка ничего не меняет. Ты станешь рабыней рода Мор, такова моя воля. Мелхор заметил, как губы девушки дрогнули, как опустились её плечи, словно на них в один момент рухнула вся тяжесть мира.
- Вы… вы не оставляете мне выбора, - точно дикая кошка, она подскочила к столу и, схватив первый подвернувшийся под руку нож, отпрыгнула обратно. Но никто даже не попытался её остановить, все затаив дыхание следили за разыгрывающейся перед ними трагедией.
- Живот, сердце, шея? – звенящим от напряжения голосом выкрикнула пленница слова старого ритуала. Мелхор промолчал. Ожидание затягивалась, и тогда пленница сама приняла решение. Удобнее перехватив рукоять ножа, она поднесла лезвие к шее. Холодная сталь коснулась кожи, вспарывая ее. Тонкая струйка крови потекла по лезвию. Девушка вздрогнула, но нож не отняла. Мелхор видел её страх. Видел её трясущиеся руки и нервно подрагивающие ноздри на побледневшем лице. «Если хочешь жить - сдайся», - мысленно обратился он к ней, почти физически ощущая, как его воля наталкивается на стену ее решимости.
«Сдайся» - повторил Мелхор, глядя в её широко распахнутые глаза. Не сдалась, но и решимости покончить с собой не хватало. А потому она начала считать, положив себе еще пару секунд жизни.
«Один, два, три»
«Четыре», - Иданир закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы последним, что она увидит перед смертью, были лица чужих людей, лица разбойников, вынудивших её расстаться с жизнью.
«Пять» - ей вспомнился дом. Такой родной и теплый. Дом, в котором она была так счастлива;
«Шесть», - Иданир празднует свой четырнадцатый день рождения – последний раз, когда за столом собралась вся их семья.
«Семь», - братья как всегда крепко повздорили и сидят обиженные друг на друга и весь мир;
«Восемь», - отец беззлобно подшучивает над их вечным соперничеством;
«Девять», - и мама. Она ласково улыбается, глядя на своих детей.
Мелхор сидел в кресле и наблюдал за пляской огня в камину. Он рассеянно взболтал вино в бокале и поднес его к губам, но пить не стал, замерев. Его мысли улетели далеко за пределы крепостных стен. Перед внутренним взглядом Мелхора в свете луны расстилалась бескрайняя равнина. Ветер прошелся по высокой траве, заставив ту всколыхнуться, словно темно-синие волны. Дальше показалась темная гряда гор, подобно дикому зверю оскалившихся белыми зубцами вершин, а за ними - дорога к дому.
Вдруг дверь в комнату отворилась, с грохотом стукнувшись о стенку.
- Она поет! – пророкотал разгневанный Леандр, ворвавшись к брату и нарушая его покой.
Не изменяя своей позы, Мелхор повернул голову в сторону незваного визитера и непонимающе посмотрел на него.
- Эта тварь поет! – пояснил продолжавший бушевать Леандр. – Аарон из-за нее чуть не умер, а ей всё равно! Так бы и придушил гадину своими руками!
- Так чего не придушил? – спросил Мелхор, наконец сообразив о ком идет речь.
- Я – воин, а не убийца! – оскорбился Леандр.
- Поэтому ты решил сделать убийцей меня?
- Вздор! Аарон наш брат, и мы в праве потребовать жизнь за жизнь.
- Не было у тебя никакого права, - спокойно произнес Мелхор, остужая горячность Леандра. – Мы пришли в чужой дом как воры. Случайно оказавшаяся в нем девчонка со страху ранила Аарона. Да перебей она хоть нас всех, я бы ей и слова не сказал. Она просто защищалась. Но ты пожелал притащить ее сюда, чтобы я совершил с ней то, на что у тебя не хватило духу.
- Я всего лишь требую суда, - резко ответил Леандр. Он понимал, что не прав, но не хотел признаться в этом даже перед собой, поэтому злился на брата. – Не забывай, что снори первые поступили как воры!
- Ты в этом уверен? Мы ведь так ничего и не нашли, - Мелхор посмотрел снизу вверх на Леандра. Его спокойный взгляд встретился с упрямым взглядом Леандра. Их молчаливый поединок продлился несколько секунд – Леандр первый отвел глаза. Он был всего на два года младше Мелхора, и уже давно превзошел брата и в росте и в силе. Но иногда по-прежнему чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, ожидающим взбучки. В особенности когда Мелхор смотрел на него как сейчас.
- Иди, я устал и хочу отдохнуть, - попросил Мелхор и отвернулся к огню, сделав вид, что не победил, чем надеялся сгладить удар по самолюбию брата.
- Доброй ночи, - пожелал ему Леандр, принимая правила игры.
Как только за ним закрылась дверь, Мелхор залпом выпил оставшееся в бокале вино и поднялся с кресла.
Он не собирался встречаться с пленницей до дня суда, но что-то заставило его спуститься в холодный подвал подземелья. Возможно, на него повлияли слова Леандра о пении пленницы. Было что-то неправильное в таком поведении, что-то тревожное. Потому-то он и захотел на нее посмотреть, захотел понять.
Уже на подступах к темнице до Мелхора донеслись приглушенные звуки, долетавшие сквозь неплотно прикрытую тяжелую, кованную железом дверь. Мелхор толкнул ее. Несмазанные петли протяжно заскрипели, заставив его замереть на пороге – не спугнул ли пленницу. Но песня по-прежнему звучала. И даже охранник не заметил его появления. Сидя на табуретки, он притопывал в такт мелодии и, не понимая слов, с удовольствием подпевал, подхватывая окончание фразы.
Мелхор сделал еще одни шаг. Перед охранником появились тяжелые сапоги. Он поднял глаза на их обладателя и резко вскочил, трясясь как осиновый лист. Мелхор подал знак, чтобы охранник молчал и ничем не выдавал его присутствия. Старый вояка понятливо кивнул и опустился на свой табурет. Бесшумно ступая, Мелхор пошел дальше к клетушке с пленницей.
«Эй, ты чего замолчал? Подпевай!» - услышал он чуть осипший девичий голос. – «Ах, да. Ты же слов не понимаешь. Вот тугодум, я же уже третий раз пою, мог бы и выучить», - обиделся голос. – «Дай-ка вспомнить. Это ты уж точно должен знать». И голос запел старую рэмирскую колыбельную. Запел искренне, волнующе, заставляя вспомнить что-то давно забытое и щемяще-радостное.
Укрывшись в темном углу, Мелхор с интересом разглядывал пленницу. Подтащив тюфяк к входной решетке, девушка сидела, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза. Словно всматривалась во что-то далекое, одной лишь ей ведомое. Тени от нервно подрагивающего огня плясали на ее лице. Девушка была полукровкой. Маленькая и хрупкая – лет двадцать, не больше – со слегка вздернутым носом, полными губами и чуть смуглой кожей. Копна длинных светло-каштановых волос мелкими спиральками спускалась ей на плечи.
- Откуда ты знаешь эту песню? – спросил на арнейском Мелхор, как только мелодия смолкла.
Вздрогнув, девушка посмотрела на него огромными, испуганными глазами.
«Зеленые» - отметил для себя Мелхор.
Сдвинув брови, пленница молча изучала его лицо, внимательно, словно ощупывая. Так смотрят на людей, которых когда-то видели, но никак не могут вспомнить когда и где. Мелхору не понравился этот ее взгляд.
Словно почувствовав его недовольство, девушка отвела глаза и, наконец, ответила на вопрос:
- Одна рэмирка научила меня. Она работала служанкой в доме, откуда меня похитили.
- Ты лжешь, - сказал Мелхор, чуть эмоциональнее чем ему хотелось бы, позволив прорваться своему негодованию. – Рэмирка никогда бы не пошла в служанки к чужаку, предпочтя смерть.
Девушка едва заметно улыбнулась.
Больше всех богов рэмирцы почитали Свальгора - бога неба, даровавшего им огонь, бога огня, научившего их ковать мечи. Но то почтение, а вот любили они Марешь – жену Свальгора, богиню – мать, породившую всё живое. Марешь покровительствовала женщинам, а потому и рэмирцы берегли своих жен и дочерей пуще собственного ока.
Полукровок рожали арнийские женщины от ремирских мужчин. Хорошо, если рэмирец заберет свое дитя. Но чаще полукровки росли сиротами, не зная ни отца, ни матери. В Арне женщине с ребенком трудно найти себе мужа. А женщина с ребенком от рэмирца, от недавнего врага – позор.
- Вы не знаете своих женщин, - пожала плечами девушка. – Как раненый? Аарон, кажется, тот кто приходил до вас назвал его так.
- Выкарабкается.
- Какая участь отведена мне?
- Тебя ждет суд, - ответил Мелхор, следя за реакцией пленницы. Но та лишь кивнула головой, словно знала, что так и будет.
- Как твое имя? – спросил Мелхор и с удивлением обнаружил, что его безобидный вопрос заставил девушку испугаться. За секунду на ее лице отразился испуг, растерянность и злость.
- Мое имя? Зачем оно вам? Разве оно поможет, когда меня будут «резать на ленты», - припомнила пленница слова своего предыдущего визитера.
- Если скажу, что да - ответишь?
- Нет, - решительно сжала губы пленница.
- Что ты задумала? – с угрозой произнес Мелхор, отчего стал похож на Леандра.
- Ничего. Но теперь мне есть о чем подумать.
- О чем?
- О имеющимся у меня выборе.
- У тебя нет выбора, и чем быстрее ты это поймешь, тем для тебя лучше.
Девушка посмотрела на Мелхора долгим, пронзительным взглядом, как будто знала то, чего он не знал. Ее взгляд вновь разбудил в душе Мелхора подозрение и недоверие.
- Ошибаетесь, выбор есть всегда, - сказала пленница. – Если вам больше нечего мне сказать, то пришло время для новой песни.
- Зачем ты их поешь, их же никто не слышит.
- Их слышу я, - коротко ответила пленница и, чуть помедлив, с улыбкой добавила, - и мой надзиратель.
Мелхор покидал тюремный подвал в растрепанных чувствах. Он надеялся найти ответы и успокоится, а вместо этого еще больше встревожился. Ему не нравилась пленница и ее поведение. Попадая в тюрьму, люди приходят в ужас, плачут, идут на всё, чтобы выбраться или смягчить свою участь. Но уж точно не поют. Почему она отказалась назвать свое имя, что скрывает.
«Завтра. Я покончу с этим завтра», - и укрепившись в своем решение, Мелхор зашагал прочь из темницы.
Глава 3
По традиции ужин в крепости проходил в большом зале, способном вместить всех её обитателей. Всё время своего пребывания в крепости Мелхор неукоснительно следовал этой традиции, каждый вечер занимая отведенное ему место во главе стола. Но вечером накануне своего отъезда он потребовал, чтобы для него и его отряда ужин подали отдельно.
В комнатке, которая и размерами и убранством сильно уступала главной зале, за накрытым столом сидело пятеро мужчин. Они много ели, пили вино, травили байки и казались совершенно довольным тем, как проводят вечер. Но то была лишь видимость.
- Васко, - произнес Мелхор.
Сидевший ближе всего ко входу воин поднялся из-за стола. Как только он ушел, в комнате повисла гнетущая тишина. Мелхору самому не нравилось то, что должно было вскоре свершиться в этой зале. Он корил себя, что так долго тянул с судом над пленницей, и теперь всё будет выглядеть словно развлечение после десерта.
Дверь снова открылась, и в комнату вошел Васко, ведя перед собой пленницу. Выглядела она по-настоящему жалко: лицо бледное, грязные волосы спутались, превратившись в колтун, а под глазами залегли черные тени. Босыми ногами девушка ступала по холодным камням пола. Её худое тело просвечивало сквозь тонкую ткань ночной рубашки, но пленница не замечала ни холода, ни своей наготы. Она послушно встала напротив стола и совершенно не удивилась, когда куртка Васко легла ей на плечи, укрыв её до колен. Девушка посмотрела на куртку, потом на Васко, а после её взгляд заскользил по сидящим за столом, пока не остановился на Мелхоре.
Мелхор смотрел в её глаза, но не находил в них ни озлобленности, ни страха, лишь отстранённое спокойствие человека, смирившегося со своей участью. Но почему-то такое поведение пленницы встревожило Мелхора.
- Арнийка, не пожелавшая назвать свое имя, - произнес он на арнейском, - ты едва не убила нашего побратима. Слава богам, что они сохранили ему жизнь.
Девушка посмотрела в сторону того, на кого указывал Мелхор, и на ее лице отразилось недоумение: как, неужели этот щуплый, тщедушный паренек с землистым цветом лица тот самый страшный рэмирец, что до ужаса напугал ее в день нападения.
- Но Аарон не только мой побратим, но также и слуга. По древнему обычаю жизнь за жизнь, я предъявляю на тебя свои права. Отныне ты становишься моей собственностью, и только я вправе решать твою судьбу. Признаешь ли ты свою вину и мое Право?
Взгляд Мелхора снова встретился со взглядом девушки, но теперь она смотрела на него по-другому.
- Назовитесь! – потребовала пленница, осипшим от холода и пения голосом.
Мелхор непонимающе вскинул брови.
- Назовитесь! – настойчиво повторила она, но так и не дождавшись ответа, произнесла, - Чьё право я должна признать? Шайки разбойников, напавших на мой дом? – она с вызовом обвела взглядом присутствующих мужчин. Те виновато отвели глаза. Как воины, они искренне восхищались смелостью и отвагой стоявшей перед ними девчонки, и одновременно с восхищением в их душах рождался стыд за себя. Они прекрасно понимали несправедливость вершившегося в комнате суда, но не могли ничего поделать, ведь их самих связывала клятва.
- Хотите вершить суд – назовитесь!
Мелхор оказался единственным, кто не спрятал глаз.
- Я Мелхор из рода Мора. Я – суверен, верховный правитель Рэмира, - представился он. И снова реакция пленницы насторожила его: она не испугалась громкого титула, лишь коротко кивнула, точно заранее знала ответ.
- Нет, Мелхор из рода Мора, я не считаю себя виноватой. Я защищала свой дом и свою честь. Я была в своем праве!
- Ты- снори. Ты – чужая. У тебя нет прав на моей земле, - Мелхор старался говорить спокойно, но вопреки его желанию, нарастающие раздражение и нетерпение брали над ним верх, отчего его речь звучала резко. Он хотел как можно скорее покончить с судом. Осознавая всю нелепость своих обвинений, он злился на Леандра, за то что своим необдуманным поступком, тот заставил его пойти против совести. Мелхор не мог отпустить пленницу, она слишком много видела и слышала. Рабство – единственный выход держать её под контролем, не отнимая жизни, не заключая в темницу. В Рэмире никто не станет прислушиваться к словам снори, особенно если он раб.
- Чужая, значит.
Девушка подошла к столу и, закатав рукав на левой руке, поднесла запястье к пламени свечи. Оранжево-желтый язычок огня коснулся нежной кожи. У девушки выступили слёзы на глазах, но сжав зубы она терпела до тех пор, пока боль не стала непереносимой. Одернув руку, девушка с гордостью продемонстрировала своё запястье – на покрасневшей коже проступил белый рисунок «Тайли».
- Я – Нереа Рей, а это метка моего рода, и я требую своего права, - произнесла пленница на рэмирском языке и, с вызовом глядя в глаза Мелхору, спросила. – Что, Мелхор из рода Мор, своих судить тяжелее?
Тот нахмурился. Не отпускавшее его всё это время чувство тревоги наконец получило свое подтверждение. Теперь стало понятно, почему пленница была так спокойна и уверенна в себе. Она права, своих судить сложнее, но проступившая на ее коже метка рода лишь еще сильнее убедила в правильности принятого им решения.
- Метка ничего не меняет. Ты станешь рабыней рода Мор, такова моя воля. Мелхор заметил, как губы девушки дрогнули, как опустились её плечи, словно на них в один момент рухнула вся тяжесть мира.
- Вы… вы не оставляете мне выбора, - точно дикая кошка, она подскочила к столу и, схватив первый подвернувшийся под руку нож, отпрыгнула обратно. Но никто даже не попытался её остановить, все затаив дыхание следили за разыгрывающейся перед ними трагедией.
- Живот, сердце, шея? – звенящим от напряжения голосом выкрикнула пленница слова старого ритуала. Мелхор промолчал. Ожидание затягивалась, и тогда пленница сама приняла решение. Удобнее перехватив рукоять ножа, она поднесла лезвие к шее. Холодная сталь коснулась кожи, вспарывая ее. Тонкая струйка крови потекла по лезвию. Девушка вздрогнула, но нож не отняла. Мелхор видел её страх. Видел её трясущиеся руки и нервно подрагивающие ноздри на побледневшем лице. «Если хочешь жить - сдайся», - мысленно обратился он к ней, почти физически ощущая, как его воля наталкивается на стену ее решимости.
«Сдайся» - повторил Мелхор, глядя в её широко распахнутые глаза. Не сдалась, но и решимости покончить с собой не хватало. А потому она начала считать, положив себе еще пару секунд жизни.
«Один, два, три»
«Четыре», - Иданир закрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы последним, что она увидит перед смертью, были лица чужих людей, лица разбойников, вынудивших её расстаться с жизнью.
«Пять» - ей вспомнился дом. Такой родной и теплый. Дом, в котором она была так счастлива;
«Шесть», - Иданир празднует свой четырнадцатый день рождения – последний раз, когда за столом собралась вся их семья.
«Семь», - братья как всегда крепко повздорили и сидят обиженные друг на друга и весь мир;
«Восемь», - отец беззлобно подшучивает над их вечным соперничеством;
«Девять», - и мама. Она ласково улыбается, глядя на своих детей.
