Не пройдет и года, как страшная болезнь источит её силы, а её прекрасные глаза навсегда закроются. Но Иданир хотела помнить маму счастливой и полной сил, именно такой она для неё и останется… навсегда.
«Десять», - Идарин сделала последний вздох и…
Её схватили за руку, сжимая запястье так сильно, что нож выпал из ослабших пальцев. Иданир распахнула глаза и покачнулась, увидев перед собой пленившего её великана.
- Поговорим, - произнес он и, не давая Иданир опомниться, схватил её в охапку и потащил в соседнюю комнату.
- Леандр! – окрикнул брата Мелхор, но тот уже закрыл за собой дверь.
Как только они оказались наедине, Леандр отпустил Иданир. Но ноги отказались ее держать. Она рухнула как подкошенная и, закрыв лицо трясущимися руками, разрыдалась. Она до сих пор чувствовала холод стали на своей шее. Она почти решилась, почти смирилась, что её жизнь кончена. Но вмешательство рэмирца вновь подарило ей надежду, вот только надолго ли?
- П-почему вы остановили меня? – задыхаясь от слез, спросила Иданир.
- Пожалел тебя, дурёху, - ответил Леандр и, взглянув на зареванную девушку, недовольно поджал губы. Он не любил женских слез, не знал, да и не хотел знать как с ними обходиться.
Угадав настроение своего собеседника, Иданир постаралась взять себя в руки и перестать плакать.
- Нет, я не понимаю, ты что действительно хочешь умереть? Неужели рабство хуже смерти? – с высоты своего роста Леандр посмотрел на сидевшую около его ног девушку.
- Для меня – хуже, - тихо ответила она, опустив глаза.
- Чем же? – пришел в недоумение Леандр. – Мелхор кажется страшным, но он справедливый хозяин: зря не обидит и сверх меры работать не заставит.
- Я не боюсь работы, но свобода – всё что у меня осталось. Сохранить свободу, значит сохранить надежду, что однажды я смогу вернуться домой, - честно призналась Иданир. Она не могла им позволить сделать себя рабыней. С клеймом раба она не сможет вернуться к тем, кого любит.
- Ты никогда не вернешься домой, - отрезал Леандр. – Ты слишком много знаешь. Мелхор не допустит, чтобы ты начала болтать о своем похищении и навлекла беду на Рэмир.
- Неужели нет другого выхода? – остановившиеся было слезы вновь покатились по щекам Иданир.
- Может и есть, - Лаендр посмотрел на покрасневшее запястье Иданир с белым кружком «Тайли» и задумчиво поскреб щетину на щеке. – Ты же наполовину рэмирка. Если бы у тебя нашлись родные, которые поручились за тебя, взяли ответственность, может быть Мелхор и согласился бы.
- Родные, - растерянно повторила Иданир. – Но я никого не знаю. Мне рассказывали о деревеньке под названием Септе, возможно там кто остался.
- Септа – никогда о такой не слышал.
Иданир обреченно вздохнула. Зачем рэмирец помешал ей, ведь второй раз приставить нож себе к горлу она уже не сможет. А если останется в живых, если позволит заклеймить себя как животное, не принесет ли она больше несчастий для Рэмира и Арне? Иданир показалось, что тьма сгустилась вокруг нее. Но вдруг мелькнул маленький огонек надежды – случайная догадка.
- Женитесь на мне! – выпалила она, вскакивая на ноги.
- Что?!
- Пожалуйста, выслушайте меня, - взмолилась Иданир, хватая Леандра за руки. Тот был настолько поражен её предложением, что даже не подумал их одернуть. – я не прошу назвать меня сестрой. Назвавшись братом – назад уже не повернешь. Но невеста совсем другое дело: сегодня – любишь, завтра –нет. Пожалуйста, побудьте моим женихом до зимнего солнцеворота. Если до тех пор родные не отыщутся, делайте со мной, что хотите.
Иданир ждала ответа Леандра, но тот молчал.
Тогда, чтобы подтолкнуть его принять её предложение, она произнесла слова древней клятвы:
- Клянусь землей у меня под ногами, солнцем у меня над головой, своей жизнью и жизнью своего рода на десять веков вперед, что ни словом, ни делом не причиню вреда ни тебе и ни твоему роду. Да не будет покоя мне и моим потомкам, если я нарушу данное мною слово».
Леандр остолбенел. То была страшная клятва, и смерть грозила не только преступившему её, но и всей его семье. Такими словами зря не разбрасываются, но Иданир была в отчаяние и не видела другого выхода.
- Пожалуйста, - с затаенной надеждой Иданир посмотрела на Леандра своими огромными зелеными глазами. Ей показалось, что он дрогнул, что она сумела его убедить и он вот-вот согласится, но тут хлопнула дверь.
- Наговорились? – спросил Мелхор, глядя на брата.
В один миг настроение Леандра переменилось. Высвободив руки, он развернулся лицом к Мелхору, встав так, что Иданир оказалась у него за спиной. Всё в его осанке - и напряженная, прямая спина, и разворот плеч, и гордо вскинутый подбородок - свидетельствовало о воинственном настрое Леандра.
- Брат, я прошу тебя сохранить ей свободу, - произнес он.
- Нет.
- Брат, я прошу тебя, - с нажимом повторил Леандр.
- Нет.
- Она моя пленница! – напомнил Леандр, начиная терять терпение.
- Но ты передал право решать её судьбу мне, - ответил Мелхор. Он говорил спокойно, как наставник, в сотый раз объясняющий урок нерадивому ученику.
- Хочешь, чтобы она перерезала себе глотку? – Леандр очень старался говорить так же бесстрастно как Мелхор, но Иданир отчетливо слышала звеневшую в его словах злость.
- Это не моя забота. Пусть делает, что хочет.
- Вот как! – окончательно вышел из себя Леандр. – Если ты не изменишь решения, я объявлю её невестой!
Иданир со страхом посмотрела на Мелхора из-за спины своего заступника. Верховный правитель Рэмира остался невозмутим, только вена на его шее запульсировала быстрее, выдавая ускорившееся биение сердца.
- Ты хочешь, чтобы я вернулся в зал и сказал всем, что вопреки своему же решению, дарую девчонке свободу? - нахмурился Мелхор.
- Да, - с вызовом ответил Леандр. – Или я объявлю её своей невестой.
В комнате повисла тягостная тишина. Взгляды братьев пересеклись. Но на этот раз Леандр не думал уступать, он чувствовал за собой победу – Мелхор ни за что не позволит ему взять девчонку в невесты.
- Объявляй, - вдруг произнес Мелхор.
- Как! – обескураженно выдохнул Леандр, у него даже плечи опустились, да и сам он как будто разом уменьшился в размерах.
- Вот так. Отныне она – твоя пленница, твоя невеста и твоя забота. Ты кашу заварил, тебе и расхлёбывать. Идем, объявим о помолвке. Думаю, Бенинго особенно обрадуется этому известию.
Развернувшись, Мелхор толкнул дверь и вышел из комнаты. Следом за ним с неохотой поплелся Леандр. Иданир же стояла ни жива, ни мертва и не могла поверить в случившееся. Она осталась жива, больше того – у неё появилось время. Четыре месяца. Четыре раза луна на небе сменит свой лик. Беренгер обязательно найдет её. Не может не найти, ведь он сам говорил, что отыщет её, где бы она не была, хоть на краю света. Она вернется домой. Обязательно вернется.
Беренгер нёс вахту на самом верху замковой башни. Но вместо того, чтобы следить за парой тусклых огоньков, освещавших замковые ворота, он, запрокинув голову, смотрел на разбросанные по небу, словно веснушки на лице у рыжей девчонки, звезды. Беренгер любил ночь - любил её уединенность, её тихий шепот и её запахи. Каждая ночь была для него особенной, у каждой был свой неповторимый аромат.
Весь день стояла сильная жара. Запах прелого навоза, смешавшись с затхлыми запахами кухонных отходов, повис над замком невыносимой, удушливой дымком. Но к вечеру ветер переменился, принеся с лугов свежесть скошенной травы.
Беренгер оперся о стену и замер, растворившись в ночи. Он стал глухим уханьем совы в лесу; лисицей, что под покровом ночи пробралась в курятник; сонным всхрапом лошадей в конюшне; далеким лаем растревоженного пса; ветром, что шепчется в листве. Никто и ничто, даже самый маленький жук, копошащийся в траве, не мог скрыться от него. Беренгер вобрал в себя целый мир, он и был этим миром и одновременно самой маленькой и самой ничтожной его былинкой.
Он стоял неподвижно, пока на горизонте не начала разгораться заря. С каждой минутой красно-желтое пламя полыхало всё ярче, сжигая укутавшее на ночь небо темно-синее покрывало. Следом за зарей из-за края земли поднималось усталое тысячелетнее солнце.
Беренгер глубоко вздохнул, словно просыпаясь ото сна, и потянулся к висевшему на шее рогу. Громкий, протяжный звук разлетелся по округе, возвещая о наступлении нового дня. И всё вокруг ожило, словно только и ожидало сигнала. Мир наполнился новыми звуками и запахами. Закричали, захлопали крыльями петухи. Пастухи погнали свои стада на выпас. Приглушенно забряцали привязанные к шеям коров колокольчики. Внизу забегали, засуетились поварята, разжигая в печах огонь. Повеяло дымом.
На лестнице раздались тяжелые шаги и недовольное бормотание Четэля. Сперва в квадратном проёме показался металлический шлем стражника, под ним широкое красное лицо с выступившими на висках капельками пота, а следом уже вся тучная фигура Четэля.
- Доброе утро, - поприветствовал его Беренгер.
- И добрее бывало, - недовольно отозвался стражник.
Поняв, что его сменщик не в настроении, Беренгер молча снял с шее цепочку с рогом и передал её Четэлю. Всё ещё громко сопя и отдуваясь после долгого подъема, Четэль попытался надеть цепочку не снимая шлема. Но кольчуга, в которую давно следовало бы добавить колец, стала ему слишком узка и сильно сковывала движения.
Наконец цепь оказалась на шее стражника, и тот с облегчением выдохнул. Покачнулся. Сделал шаг назад и, оказавшись у самого края лестницы, неуклюже взмахнул руками, стараясь удержать равновесие и не рухнуть вниз.
- Осторожнее, - Беренгер поддержал Четэля, отведя его подальше от лестницы. – Да ты никак пьян? – нахмурившись, спросил он, почувствовав кислый винный запах исходивший от стражника.
- И что?! Будет мне ещё всякий вилль указывать! – с бравадой пьяного человека воскликнул Четель но, наткнувшись на спокойный взгляд черных глаз Беренгера, стушевался и примиряюще забормотал. – Может и выпил чуток, так всё из-за дежурства в башне, чтоб она развалилась. Я ведь человек, а не птица какая-нибудь, чтобы на жердочке сидеть и с высоты на всех таращиться.
- Смотри не упади, - примиряюще хлопнул по плечу Четэля Беренгер и начал спускаться по лестнице.
- Сам не упади, Свальгорово отродье, - злобно прошептал Четэль.
Беренгер его услышал, однако вида не подал и даже шага не замедлил. Он давно привык к косым взглядам и кривотолкам за спиной. Ведь Беренгер был рэмирцем – потомком пусть и давнишнего, но всё-таки врага. В отряде ярла Арнбранда его недолюбливали и даже побаивались, но уважали за силу и воинскую ловкость.
Добравшись до казармы, Беренгер, не раздеваясь, повалился на кровать и уснул. Но проспал он недолго – не прошло солнце и половины своего пути, как его разбудили.
- Что случилось? – спросил он у своего командира, удивленный поспешностью, с которой их отряд в тридцать человек покинул замок.
- Говорят, разбойники на границе объявились. Надо бы проверить, - пояснил Витарр.
Беренгер кивнул, но чем дальше они продвигались к югу, тем неспокойнее у него становилось на сердце. Словно почувствовав волнение хозяина, лошадь под ним нервно всхрапывала и то и дело норовила укусить идущую с ней рядом лошадь. Не выдержав неизвестности, Беренгер нарушил строй и снова подъехал к возглавлявшему отряд Витарру.
- Послушай, мы случаем не в земли ярла Ивара направляемся?
Немного помедлив, Витарр кивнул, и Беренгер сорвался с места.
- Берн, вернись! Да, чтоб тебя… Берн! – окликнул его старший, но он уже не слышал, как сумасшедший настегивая коня. Вот уже показалась знакомая ограда с выглядывавшими поверх неё крышами дома и хозяйственных построек.
Сердце Беренгера мучительно сжалось, когда он увидел распахнутые настежь ворота. Во дворе царило непривычное запустение, никто из слуг не вышел его встречать, и даже собаки не залаяли. Берн спрыгнул с коня, взбежал по ступенькам ко входу в дом и толкнул тяжелую дверь – снова оказалось не заперто.
- Иданир, я дома! – крикнул Берн, замерев на пороге, но его слова поглотила зловещая тишина дома. Словно в кошмарном сне, но кинулся открывать одну дверь за другой, с ужасом обнаруживая в комнатах следы разорения – вся мебель перевернута, а вещи разбросаны по полу. Осмотрев всё внизу, Берн поднялся на верх, и там увидел ту же картину. Вдруг ему послышался тихий, едва уловимый всхлип. Берн кинулся в самый конец коридора и толкнув дверь, с надеждой выкрикнул:
- Иданир!
В маленькой комнатке на скамеечки возле окна сидела старая нянька и горько плакала. Сперва старуха перепугалась, увидев вошедшего к ней мужчину, но признав в нём своего, кинулась ему на грудь.
- Они забрали её! Забрали мою девочку! – громко запричитала она.
- Кто забрал? Куда? Да говори же ты толком! – нетерпеливо потребовал Берн, но так и не смог ничего разобрать в бессвязных объяснениях старухи, то и дело прерывавшихся рыданиями и горестными всхлипами.
Во дворе послышался шум и звук голосов – прибыл отряд ярла Арнбранда. Оставив старуху в покое, Беренгер спустился вниз и успел как раз к моменту, когда Витарр начал расспрос стражников поместья.
- Что у вас случилось? – строго спросил командир отряда.
Стоявшие перед ним двенадцать охранников поместья переглянулись. Никто из них не хотел выходить вперед и брать на себя ответственность.
- Я жду! – поторопил их Витарр.
Тогда вперед вытолкнули стражника с перевязанной головой.
- Вчера в соседней деревне праздновали свадьбу, и всех людей из поместья тоже пригласили. В доме остались только четверо охранников, старуха, да гревин Иданир. Я как раз обход делал, когда разбойники напали. Я даже и не разобрал, откуда они взялись и как через стену перебрались, словно и не люди вовсе. Ударили меня по голове, связали, ребят заперли, а сами дом пошли грабить. Утром, когда все из деревни вернулись, тогда нас и освободили. Перепуганная старуха валялась без чувств в своей комнате, а гревин Иданир пропала. Вернее, они её с собой увели. Мы ничего поделать не могли, - закончил стражник, не смея поднять глаз. Он боялся выдать себя, боялся, что кто-нибудь узнает, что он пришел в сознание раньше, что у него была возможность крикнуть, предупредить об опасности. Но он предпочел и дальше изображать беспамятство, позволив разбойникам связать его и засунуть в рот кляп.
Беренгер пристально смотрел на говорившего человека – от него разило страхом. От всех охранников поместья пахло животным, первобытным страхом. Вдруг Беренгеру стало трудно дышать. Сердце больно ударилось о ребра и бешено припустилось. Словно издалека Беренгер услышал свой голос:
- Не могли или не захотели ничего делать? Ах вы сукины дети! Трусливые крысы!
Глаза Берна застила красная пелена, а рука сама потянулась к висевшему на поясе мечу.
Охранники, все двенадцать человека, в ужасе попятились назад, Берн же, кровожадно оскалившись, сделал шаг вперед. Вдруг в лицо ему ударила холодная волна.
- Охолонись, - сказал Витарр, ставя на землю пустое ведро воды.
Обливание и правда помогло. Струи воды сбегали по темным волосам Берна, заливаясь за шиворот. Промокшая одежда прилипла к телу, забирая полыхавший в нём жар. Берн почувствовал, что ему стало легче дышать, разогнавшееся было сердце успокоилось, а мысли потекли своим обычным порядком. Берн сделал глубокий вдох и посмотрел в сторону распахнутых ворот, через которые был виден край леса.
«Десять», - Идарин сделала последний вздох и…
Её схватили за руку, сжимая запястье так сильно, что нож выпал из ослабших пальцев. Иданир распахнула глаза и покачнулась, увидев перед собой пленившего её великана.
- Поговорим, - произнес он и, не давая Иданир опомниться, схватил её в охапку и потащил в соседнюю комнату.
- Леандр! – окрикнул брата Мелхор, но тот уже закрыл за собой дверь.
Как только они оказались наедине, Леандр отпустил Иданир. Но ноги отказались ее держать. Она рухнула как подкошенная и, закрыв лицо трясущимися руками, разрыдалась. Она до сих пор чувствовала холод стали на своей шее. Она почти решилась, почти смирилась, что её жизнь кончена. Но вмешательство рэмирца вновь подарило ей надежду, вот только надолго ли?
- П-почему вы остановили меня? – задыхаясь от слез, спросила Иданир.
- Пожалел тебя, дурёху, - ответил Леандр и, взглянув на зареванную девушку, недовольно поджал губы. Он не любил женских слез, не знал, да и не хотел знать как с ними обходиться.
Угадав настроение своего собеседника, Иданир постаралась взять себя в руки и перестать плакать.
- Нет, я не понимаю, ты что действительно хочешь умереть? Неужели рабство хуже смерти? – с высоты своего роста Леандр посмотрел на сидевшую около его ног девушку.
- Для меня – хуже, - тихо ответила она, опустив глаза.
- Чем же? – пришел в недоумение Леандр. – Мелхор кажется страшным, но он справедливый хозяин: зря не обидит и сверх меры работать не заставит.
- Я не боюсь работы, но свобода – всё что у меня осталось. Сохранить свободу, значит сохранить надежду, что однажды я смогу вернуться домой, - честно призналась Иданир. Она не могла им позволить сделать себя рабыней. С клеймом раба она не сможет вернуться к тем, кого любит.
- Ты никогда не вернешься домой, - отрезал Леандр. – Ты слишком много знаешь. Мелхор не допустит, чтобы ты начала болтать о своем похищении и навлекла беду на Рэмир.
- Неужели нет другого выхода? – остановившиеся было слезы вновь покатились по щекам Иданир.
- Может и есть, - Лаендр посмотрел на покрасневшее запястье Иданир с белым кружком «Тайли» и задумчиво поскреб щетину на щеке. – Ты же наполовину рэмирка. Если бы у тебя нашлись родные, которые поручились за тебя, взяли ответственность, может быть Мелхор и согласился бы.
- Родные, - растерянно повторила Иданир. – Но я никого не знаю. Мне рассказывали о деревеньке под названием Септе, возможно там кто остался.
- Септа – никогда о такой не слышал.
Иданир обреченно вздохнула. Зачем рэмирец помешал ей, ведь второй раз приставить нож себе к горлу она уже не сможет. А если останется в живых, если позволит заклеймить себя как животное, не принесет ли она больше несчастий для Рэмира и Арне? Иданир показалось, что тьма сгустилась вокруг нее. Но вдруг мелькнул маленький огонек надежды – случайная догадка.
- Женитесь на мне! – выпалила она, вскакивая на ноги.
- Что?!
- Пожалуйста, выслушайте меня, - взмолилась Иданир, хватая Леандра за руки. Тот был настолько поражен её предложением, что даже не подумал их одернуть. – я не прошу назвать меня сестрой. Назвавшись братом – назад уже не повернешь. Но невеста совсем другое дело: сегодня – любишь, завтра –нет. Пожалуйста, побудьте моим женихом до зимнего солнцеворота. Если до тех пор родные не отыщутся, делайте со мной, что хотите.
Иданир ждала ответа Леандра, но тот молчал.
Тогда, чтобы подтолкнуть его принять её предложение, она произнесла слова древней клятвы:
- Клянусь землей у меня под ногами, солнцем у меня над головой, своей жизнью и жизнью своего рода на десять веков вперед, что ни словом, ни делом не причиню вреда ни тебе и ни твоему роду. Да не будет покоя мне и моим потомкам, если я нарушу данное мною слово».
Леандр остолбенел. То была страшная клятва, и смерть грозила не только преступившему её, но и всей его семье. Такими словами зря не разбрасываются, но Иданир была в отчаяние и не видела другого выхода.
- Пожалуйста, - с затаенной надеждой Иданир посмотрела на Леандра своими огромными зелеными глазами. Ей показалось, что он дрогнул, что она сумела его убедить и он вот-вот согласится, но тут хлопнула дверь.
- Наговорились? – спросил Мелхор, глядя на брата.
В один миг настроение Леандра переменилось. Высвободив руки, он развернулся лицом к Мелхору, встав так, что Иданир оказалась у него за спиной. Всё в его осанке - и напряженная, прямая спина, и разворот плеч, и гордо вскинутый подбородок - свидетельствовало о воинственном настрое Леандра.
- Брат, я прошу тебя сохранить ей свободу, - произнес он.
- Нет.
- Брат, я прошу тебя, - с нажимом повторил Леандр.
- Нет.
- Она моя пленница! – напомнил Леандр, начиная терять терпение.
- Но ты передал право решать её судьбу мне, - ответил Мелхор. Он говорил спокойно, как наставник, в сотый раз объясняющий урок нерадивому ученику.
- Хочешь, чтобы она перерезала себе глотку? – Леандр очень старался говорить так же бесстрастно как Мелхор, но Иданир отчетливо слышала звеневшую в его словах злость.
- Это не моя забота. Пусть делает, что хочет.
- Вот как! – окончательно вышел из себя Леандр. – Если ты не изменишь решения, я объявлю её невестой!
Иданир со страхом посмотрела на Мелхора из-за спины своего заступника. Верховный правитель Рэмира остался невозмутим, только вена на его шее запульсировала быстрее, выдавая ускорившееся биение сердца.
- Ты хочешь, чтобы я вернулся в зал и сказал всем, что вопреки своему же решению, дарую девчонке свободу? - нахмурился Мелхор.
- Да, - с вызовом ответил Леандр. – Или я объявлю её своей невестой.
В комнате повисла тягостная тишина. Взгляды братьев пересеклись. Но на этот раз Леандр не думал уступать, он чувствовал за собой победу – Мелхор ни за что не позволит ему взять девчонку в невесты.
- Объявляй, - вдруг произнес Мелхор.
- Как! – обескураженно выдохнул Леандр, у него даже плечи опустились, да и сам он как будто разом уменьшился в размерах.
- Вот так. Отныне она – твоя пленница, твоя невеста и твоя забота. Ты кашу заварил, тебе и расхлёбывать. Идем, объявим о помолвке. Думаю, Бенинго особенно обрадуется этому известию.
Развернувшись, Мелхор толкнул дверь и вышел из комнаты. Следом за ним с неохотой поплелся Леандр. Иданир же стояла ни жива, ни мертва и не могла поверить в случившееся. Она осталась жива, больше того – у неё появилось время. Четыре месяца. Четыре раза луна на небе сменит свой лик. Беренгер обязательно найдет её. Не может не найти, ведь он сам говорил, что отыщет её, где бы она не была, хоть на краю света. Она вернется домой. Обязательно вернется.
Глава 4
Беренгер нёс вахту на самом верху замковой башни. Но вместо того, чтобы следить за парой тусклых огоньков, освещавших замковые ворота, он, запрокинув голову, смотрел на разбросанные по небу, словно веснушки на лице у рыжей девчонки, звезды. Беренгер любил ночь - любил её уединенность, её тихий шепот и её запахи. Каждая ночь была для него особенной, у каждой был свой неповторимый аромат.
Весь день стояла сильная жара. Запах прелого навоза, смешавшись с затхлыми запахами кухонных отходов, повис над замком невыносимой, удушливой дымком. Но к вечеру ветер переменился, принеся с лугов свежесть скошенной травы.
Беренгер оперся о стену и замер, растворившись в ночи. Он стал глухим уханьем совы в лесу; лисицей, что под покровом ночи пробралась в курятник; сонным всхрапом лошадей в конюшне; далеким лаем растревоженного пса; ветром, что шепчется в листве. Никто и ничто, даже самый маленький жук, копошащийся в траве, не мог скрыться от него. Беренгер вобрал в себя целый мир, он и был этим миром и одновременно самой маленькой и самой ничтожной его былинкой.
Он стоял неподвижно, пока на горизонте не начала разгораться заря. С каждой минутой красно-желтое пламя полыхало всё ярче, сжигая укутавшее на ночь небо темно-синее покрывало. Следом за зарей из-за края земли поднималось усталое тысячелетнее солнце.
Беренгер глубоко вздохнул, словно просыпаясь ото сна, и потянулся к висевшему на шее рогу. Громкий, протяжный звук разлетелся по округе, возвещая о наступлении нового дня. И всё вокруг ожило, словно только и ожидало сигнала. Мир наполнился новыми звуками и запахами. Закричали, захлопали крыльями петухи. Пастухи погнали свои стада на выпас. Приглушенно забряцали привязанные к шеям коров колокольчики. Внизу забегали, засуетились поварята, разжигая в печах огонь. Повеяло дымом.
На лестнице раздались тяжелые шаги и недовольное бормотание Четэля. Сперва в квадратном проёме показался металлический шлем стражника, под ним широкое красное лицо с выступившими на висках капельками пота, а следом уже вся тучная фигура Четэля.
- Доброе утро, - поприветствовал его Беренгер.
- И добрее бывало, - недовольно отозвался стражник.
Поняв, что его сменщик не в настроении, Беренгер молча снял с шее цепочку с рогом и передал её Четэлю. Всё ещё громко сопя и отдуваясь после долгого подъема, Четэль попытался надеть цепочку не снимая шлема. Но кольчуга, в которую давно следовало бы добавить колец, стала ему слишком узка и сильно сковывала движения.
Наконец цепь оказалась на шее стражника, и тот с облегчением выдохнул. Покачнулся. Сделал шаг назад и, оказавшись у самого края лестницы, неуклюже взмахнул руками, стараясь удержать равновесие и не рухнуть вниз.
- Осторожнее, - Беренгер поддержал Четэля, отведя его подальше от лестницы. – Да ты никак пьян? – нахмурившись, спросил он, почувствовав кислый винный запах исходивший от стражника.
- И что?! Будет мне ещё всякий вилль указывать! – с бравадой пьяного человека воскликнул Четель но, наткнувшись на спокойный взгляд черных глаз Беренгера, стушевался и примиряюще забормотал. – Может и выпил чуток, так всё из-за дежурства в башне, чтоб она развалилась. Я ведь человек, а не птица какая-нибудь, чтобы на жердочке сидеть и с высоты на всех таращиться.
- Смотри не упади, - примиряюще хлопнул по плечу Четэля Беренгер и начал спускаться по лестнице.
- Сам не упади, Свальгорово отродье, - злобно прошептал Четэль.
Беренгер его услышал, однако вида не подал и даже шага не замедлил. Он давно привык к косым взглядам и кривотолкам за спиной. Ведь Беренгер был рэмирцем – потомком пусть и давнишнего, но всё-таки врага. В отряде ярла Арнбранда его недолюбливали и даже побаивались, но уважали за силу и воинскую ловкость.
Добравшись до казармы, Беренгер, не раздеваясь, повалился на кровать и уснул. Но проспал он недолго – не прошло солнце и половины своего пути, как его разбудили.
- Что случилось? – спросил он у своего командира, удивленный поспешностью, с которой их отряд в тридцать человек покинул замок.
- Говорят, разбойники на границе объявились. Надо бы проверить, - пояснил Витарр.
Беренгер кивнул, но чем дальше они продвигались к югу, тем неспокойнее у него становилось на сердце. Словно почувствовав волнение хозяина, лошадь под ним нервно всхрапывала и то и дело норовила укусить идущую с ней рядом лошадь. Не выдержав неизвестности, Беренгер нарушил строй и снова подъехал к возглавлявшему отряд Витарру.
- Послушай, мы случаем не в земли ярла Ивара направляемся?
Немного помедлив, Витарр кивнул, и Беренгер сорвался с места.
- Берн, вернись! Да, чтоб тебя… Берн! – окликнул его старший, но он уже не слышал, как сумасшедший настегивая коня. Вот уже показалась знакомая ограда с выглядывавшими поверх неё крышами дома и хозяйственных построек.
Сердце Беренгера мучительно сжалось, когда он увидел распахнутые настежь ворота. Во дворе царило непривычное запустение, никто из слуг не вышел его встречать, и даже собаки не залаяли. Берн спрыгнул с коня, взбежал по ступенькам ко входу в дом и толкнул тяжелую дверь – снова оказалось не заперто.
- Иданир, я дома! – крикнул Берн, замерев на пороге, но его слова поглотила зловещая тишина дома. Словно в кошмарном сне, но кинулся открывать одну дверь за другой, с ужасом обнаруживая в комнатах следы разорения – вся мебель перевернута, а вещи разбросаны по полу. Осмотрев всё внизу, Берн поднялся на верх, и там увидел ту же картину. Вдруг ему послышался тихий, едва уловимый всхлип. Берн кинулся в самый конец коридора и толкнув дверь, с надеждой выкрикнул:
- Иданир!
В маленькой комнатке на скамеечки возле окна сидела старая нянька и горько плакала. Сперва старуха перепугалась, увидев вошедшего к ней мужчину, но признав в нём своего, кинулась ему на грудь.
- Они забрали её! Забрали мою девочку! – громко запричитала она.
- Кто забрал? Куда? Да говори же ты толком! – нетерпеливо потребовал Берн, но так и не смог ничего разобрать в бессвязных объяснениях старухи, то и дело прерывавшихся рыданиями и горестными всхлипами.
Во дворе послышался шум и звук голосов – прибыл отряд ярла Арнбранда. Оставив старуху в покое, Беренгер спустился вниз и успел как раз к моменту, когда Витарр начал расспрос стражников поместья.
- Что у вас случилось? – строго спросил командир отряда.
Стоявшие перед ним двенадцать охранников поместья переглянулись. Никто из них не хотел выходить вперед и брать на себя ответственность.
- Я жду! – поторопил их Витарр.
Тогда вперед вытолкнули стражника с перевязанной головой.
- Вчера в соседней деревне праздновали свадьбу, и всех людей из поместья тоже пригласили. В доме остались только четверо охранников, старуха, да гревин Иданир. Я как раз обход делал, когда разбойники напали. Я даже и не разобрал, откуда они взялись и как через стену перебрались, словно и не люди вовсе. Ударили меня по голове, связали, ребят заперли, а сами дом пошли грабить. Утром, когда все из деревни вернулись, тогда нас и освободили. Перепуганная старуха валялась без чувств в своей комнате, а гревин Иданир пропала. Вернее, они её с собой увели. Мы ничего поделать не могли, - закончил стражник, не смея поднять глаз. Он боялся выдать себя, боялся, что кто-нибудь узнает, что он пришел в сознание раньше, что у него была возможность крикнуть, предупредить об опасности. Но он предпочел и дальше изображать беспамятство, позволив разбойникам связать его и засунуть в рот кляп.
Беренгер пристально смотрел на говорившего человека – от него разило страхом. От всех охранников поместья пахло животным, первобытным страхом. Вдруг Беренгеру стало трудно дышать. Сердце больно ударилось о ребра и бешено припустилось. Словно издалека Беренгер услышал свой голос:
- Не могли или не захотели ничего делать? Ах вы сукины дети! Трусливые крысы!
Глаза Берна застила красная пелена, а рука сама потянулась к висевшему на поясе мечу.
Охранники, все двенадцать человека, в ужасе попятились назад, Берн же, кровожадно оскалившись, сделал шаг вперед. Вдруг в лицо ему ударила холодная волна.
- Охолонись, - сказал Витарр, ставя на землю пустое ведро воды.
Обливание и правда помогло. Струи воды сбегали по темным волосам Берна, заливаясь за шиворот. Промокшая одежда прилипла к телу, забирая полыхавший в нём жар. Берн почувствовал, что ему стало легче дышать, разогнавшееся было сердце успокоилось, а мысли потекли своим обычным порядком. Берн сделал глубокий вдох и посмотрел в сторону распахнутых ворот, через которые был виден край леса.
